Подарили по случаю очаровательный маленький сборничек — две поэмы Пушкина и несколько стихотворений. Стихи самые расхожие: "Памятник", "Пора, мой друг, пора...", "Я вас любил..." и тд. А вот поэмы я раньше не читала и, собственно, не понимаю, почему.
"Домик в Коломне" и "Граф Нулин" объединяет некая очевидная общность в виде чувства юмора автора, причем посмеивается он не только над героями, но и над читателем. В чем это выражается? Да в первую очередь в том, как поэмы заканчиваются, а точнее, что они заканчиваются, едва начавшись, когда читатель уже навоображал себе разных интересных и трагических сюжетов, а тут бац — и конец. В этом есть притом что-то очень легкое, что-то в противопоставление последующей литературной традиции длинных и тягостных историй — и про жизнь и любовь провинциальных помещиков, и про непростой быт разночинцев, все эти "Бедные люди" и "Старосветские помещики", весь этот Тургенев и Достоевский. Пушкин одним махом и, что самое крутое, авансом разделался со всеми подобными "зачинами" за несколько десятков строф, а в следующие полвека на это у людей уходило уже страниц по 500.
В общем, классные они. Видимо, я начинаю постепенно дорастать до Пушкина, которого так ненавидела в школе.
Очень жаль, что в средней школе проходят "Капитанскую дочку", а не эту вещь — она и гораздо интересней, и гораздо поучительней, мне кажется. Не говоря уж о том, что талант Пушкина, которого наша школа привыкла выставлять таким гением-вертопрахом, которому легко даются стишки про любовь, проявляется с довольно неожиданной стороны — тщательного и вдумчивого историка.
Увы, я лично из школы о восстании Пугачева вынесла только то, что оно было. Возможно, людям, лучше меня знакомым с предметом, Пушкин будет и неинтересен — хотя, как я понимаю, на тот момент, когда он писал, аналогичных работ на русском еще не было, так что он интересен по крайней мере как первый историк этого вопроса. Нельзя, конечно, сравнивать работу Пушкина с классическими трудами по истории с разбором предпосылок, причин и последствий, но у него не было и ни малейшей возможности это сделать — ведь стоило бы начать разбираться в причинах, тут же выявились бы все основные проблемы тогдашнего социального строя, которые ко времени Пушкина совершенно никуда не делись. Но в данном случае, с нашей колокольни, умному достаточно.
Что особенно поражает в истории пугачевского восстания — это замедленная реакция правительства и легкость, с которой войска и жители переходили на сторону Пугачева. Екатерина боится отозвать Суворова из иностранной кампании, чтобы не показать западу, насколько велика в действительности внутренняя проблема — пусть лучше Пугачев повырезает еще пару городов и перевешает еще несколько сот дворян, делов-то. Горе-полководцы, оказавшиеся против Пугачева в начале кампании, обоснованно опасаются, как бы их войска не перешли на сторону противника — что и происходит, особенно с казаками. Более того, "мирное" население, огромное количество бродящего по России всякого сброда и отрепья, охотно бросается к Пугачеву, так что он как Змей Горыныч — вчера его разбили вчистую, а сегодня он уже с новыми силами вчетверо больше прежних. Правда, в его случае закономерность наблюдается: переходят наименее ценные, но наиболее многочисленные слои населения, чернь или, как выражается Пушкин, сволочь. Дворяне переходят разве из трусости, но у Пугачева не хватило еще ума этих перешедших дворян использовать, а не наказывать на потеху своей черни.
Удивительно, еще раз повторюсь, как при таком обилии блестящих полководцев, предводительствовавших в иностранных кампаниях, так долго не находилось приличного человека, который смог бы победить этот сброд — и ведь стоило ему найтись (говорю сначала про Бибикова), как тут же дела пошли на лад. А все эти провинциальные военачальники, особенно комендант Оренбурга, заслуженно охаянный Пушкином в "Капитанской дочке" — просто стыдно. Нам, воспитанным на военной идеологии Второй мировой, просто не понять, как какой-то подчиненный военный может заявить своему начальнику, что он-де в кампании участвовать больше не будет, потому что устал, не хочет и тд. У меня лично перед глазами сразу встает товарищ Сталин и расстрел всей семьи, а с военными, боровшимися с Пугачевым, это происходило сплошь и рядом. Такое чувство, что разорение городов, гибель того же дворянства, взбаламучивание всей страны никого из власть предержащих особо не трогало, и поэтому к действиям Пугачева относились не особо внимательно. Вроде и воевали с ним, но как-то спустя рукава, и каждый участник процесса, за исключением единиц, больше думал о своей не то что шкуре, а о своем удобстве, чем о результате. Все это на фоне блистательного века Екатерины выглядит очень печально, и выводов относительно успехов в борьбе с внешними врагами и провалов во внутренних делах делать не хочется.
В школе мне умудрились внушить такое отвращение к Пушкину, что я даже имени его слышать не могла, и только пару лет назад начала задумываться, что, возможно, стоило бы его почитать. Это удивительно, на самом деле, как можно такое сделать в человеческом сознании с прекрасным, в сущности, автором, превратив его живые и забавные тексты в знамя всего пафосного, кондового и отвратительно-правильного. Как говорится, пока автор был жив, он таких критиков...
Я, конечно, понимаю, что это смешно прозвучит, когда я сейчас скажу, что Пушкин правда очень мил. Но для меня лично это такое удивительное откровение, что в его текстах нет той отвратительной назидательности и образцовости, которую так усиленно пропагандировали. Они просто очень чистые, что ли. Стилистически и сюжетно отлично выверенные. Когда читаешь, к примеру, Достоевского, четко представляешь, в какой момент из рацио его рассказ начнет переходить в область сплошных болезненных эмоций. А у Пушкина он вроде бы и заглядывает туда, но все еще остается очень... сдержанным, что ли. Видимо, это говорит о том, что автор наделен, прежде всего, отличным чувством меры, и пожалуй, это главнейшее из его достоинств. В прозе Пушкина есть и пафос, и сентиментальность, и издевка, и юмор, но все это так отлично сбалансировано, что смотрится очень естественно. Я прочитала несколько романов и повестей, а также несколько разнообразных отрывков и пару путевых заметок. "Путешествие в Арзрум" прекрасно, между прочим, и едва ли не интересней художественной прозы. "Дубровский", которого я почему-то пропустила в школе — такая история, из которой Достоевский сделал бы изумительную притчу о страданиях, а Гоголь — тоже притчу о страданиях, но в несколько ином духе, и только у Пушкина не просто все действующие лица сохранили человеческий облик, и злодей-отец, и злодей-законный муж. И этот красивый татьянин жест, "но я другому отдана и буду век ему верна". Наверное, в школе объясняли, какого черта, но меня школьное объяснение не устраивает. Я думаю, это по принципу "бей своих, чтобы чужие боялись". Да, мне будет плохо, но я готова это потерпеть, лишь бы тебе тоже было плохо. Это очень по-человечески и очень понятно))
Зато какая прекрасная "Метель" — пожалуй, лучший сюжетный поворот, что я видела за последние годы. И "Станционный смотритель" — наверняка все в школе осуждали неблагодарную сбежавшую дочь, а я сейчас читаю и думаю, бедная девочка. Никто не любил ее как ребенка, отец в первую очередь любил ее как набор полезных функций, и думать не думал, что она имеет право на какую-то свою жизнь. Неудивительно, что она сбежала при первой же возможности, и офицер тот — спаситель ее, а не губитель. Впрочем, не суть, как это морально оценивать, это значительно менее интересно, чем оценивать прекрасный язык и компоновку. Прямо жаль, что художественной прозы всего один том.