Итак...

После этого, довольно долго висящего на экране текста, начинается фильм. Что произошло с миром никто не говорит, почему все так плохо тоже. Но. в принципе, так и должно быть. Перед нами локальное выживание на довольно небольшой территории разных групп людей, пришедших каждый к своей форме "выживательства" за 10 лет, прошедших после квази-апокалипсиса. Зритель врывается в эту унылую английскую осень также внезапно, и, поеживаясь от холода следует за оператором по грязи. Кто же выжил:

1. Отец и сын Они достаточно организованы, парень, примерно 25 лет во всем следует за старшим, являясь его подручным — подает стрелы, следует строго ведомым. Однако, за 10 лет, он не получил совершенно никаких практических навыков — начиная от скрытного перемещения и заканчивая даже физической подготовки — он нескладен, робок, неувеерен в себе. Отец умеет стрелять, обращаться с биноклем, выслеживать добычу. По какой-то причине, подстреленную свинью, ушедшую в болото пара не преследует, лишь увидев дохлую рыбу. На иждивении у них находится раненая девушка сына, из лекарств ей выдается в день по 1 таблетке. С пригодной к употреблению водой тоже проблема, а проживают они в некой хижине из веток, при этом активно используя керосиновые лампы, но не разжигая костров. Также присутствует довольно приличный выгребной туалет.

2. Антагонисты-каннибалы

Организованная группа разнополых бродяг, живущая не так далеко от главных героев, однако за 10 лет никак себя не проявившая до момента происходящего в фильме. Промышляют каннибализмом, судя по всему, не от голода. причем, неизвестно, где они берут добычу, потому что кругом одни холмы и леса. Нетерпеливы, как в приготовлении пищи, так и в "кулинарии", как таковой. Случайно (!!!) выйдя и убив отца главного героя, они приготовили его на полпути к своему лагерю. Лагерь представляет собой костер, сарай и кэмпер-прицеп, где живут все антагонисты.

3. Дедушка и внучек Непонятная фракция — лежачий дед и везде бегающий внучек, живущие в каком-то разрушенном складе.

4. Бродячие собаки Активно перемещающаяся по локации стая агрессивных собак-немутантов.

Главный посыл фильма в становлении главного героя перед лицом трудностей, он с каждым новым кадром старается быть более подкованным в навыках выживания и борьбы за право жизни своей умирающей девушки и украденные медикаменты. В ходе фильма он совершает много ошибок, например грабя и разрушая жилище еще более беспомощной фракции дедушки и внучка, подвергая в будущем опасности ребенка перед каннибалами, а дедушку — приводя смерти от стаи собак.

Самое интересное, что и антагонисты к концу фильма не выглядят врагами. Просто все люди, проживающие (или загнанные в рамки лесов какой-то катастрофой) выбрали для себя разные способы выживания, ни один из которых не стал идеальным. При этом у каннибалов было преимущество в виде относительно пригодной для питья воды в ручье. В конце фильма главный герой не просто расправляется с врагом, недостаточно хитрым и ловким, создает для них ловушки — он находит пригодное для жизни жилье, припасы, огнестрельное оружие, водопроводную воду из скважины, он почему-то упорно идет не просто вызволить свою девушку, но не возвращаться в то уютное место. Удивительно, но само место обитания людей за 10 лет никем не былт исследовано, а случайно найденные трупы старых людей — никем не обысканы. даже палатка никем не разобрана и не использована по назначению, как и автомобили — вполне приличного сохрана, стоящие на дороге. Даже стая собак за 10 лет могла быть уничтожена из луков, но люди предпочитали просто спасаться бегством или подставлять более слабых членов фракций.

Чтобы показать некое возвращение к архетипам выживания и примордиальности в фильме нет диалогов (это ощутимо делает фильм интереснее), тревожный эмбиентный фон сопровождает практически все сцены, создавая какую-никакую, но атмосферу. Задумка интересная, и на фоне некоторых, более дорогостоящих фильмов, с пустыми и неинтересными сюжетами, заметно выделяется.

Главной загадкой киноленты для меня все же стала русифицированная локализация и более чем "модернизированный руссскоязычный постер, где к волкооборотню (в фильме таковых нет) добавился еще и череп.

цитата

Tracklist

1.He Who Arises in Might 01:14

2.Black Gate 02:43

3.Dead Marshes 03:58

4.Mummified in Webs (Featuring James Martin) 04:04

5.Boil 'em, Smash 'em, Stick 'em in a Stew 02:30

6.Nazgul Breath 10:04

7.Cell 03:33

8.Dominate 01:46

9.Balrog 02:07

10.Melkor's Lull 02:26

11.Desolation of Arda 04:48

Перед вами группа из города Лас-Вегас (США, Невада), использующая в своем творчестве тексты Толкина. Играют они не совсем обычный для воплощения песен о Средиземье стиль — это brutal death metal, сыгранный достаточно профессионально, но без изысков. Что интересно, в своих композициях музыканты используют и клавишные пассажи и вставки. В остальном — это профессионально выверенный и техничный death metal американской школы, но с небольшим влиянием ранних Therion, особенно в песне Nazgul Breath, причем в конце этой композиции есть небольшая сыгранная партия из оригинального OST к фильму, что тоже необычно. С 2017 по 2020 гг. Mouth of Sauron были достаточно активны в своем продвижении, однако, видимо потом пыл поутих, по крайней мере свежих релизов я не видел, зато есть много ремастированных и оцифрованных треков с дебютного альбома, что и отличает все эти бесчисленные death группы — излишняя тяга к техничности. Дебютной песней для группы была достаточно знаковая Black Gate — воплощение всего мастерства музыкантов. Ну,а Boil 'em, Smash 'em, Stick 'em in a Stew — это тот самый стишок-песенка, что напевает Голлум при рыбной ловле в книге "Властелин Колец", намекая на обман Бильбо и затаенную месть (здесь достаточно брутально, в общем-то). Яесть здесь и инструменталы ("Balrog"), и эмбиент-неоклассика ("Melkor's Lull"). Ну, а завершение — это "Опустошение Арды" с небольшими вкраплениями Black metal атмосферы. Вот что говорит группа сама о себе:

цитата

Мы были созданы с одной целью: дать столь необходимый толчок местной метал-сцене и, что самое важное, распространить слово святого Мелькора.

Ироничный подход, что характерен, в принципе для стиля и здесь сохраняется до конца.

Прослушать альбом https://mouthofsauron.bandcamp.com/album/...

В попытке посмотреть этот фильм прошел месяц, поэтому, в весьма поздний час, именно такой, когда первая дрема сходит на нет, и приходит время страшиться (или нет) мне удалось выкроить время для просмотра. Я возлагал очень много надежд на именно этническую и фольклорную составляющую сценария, в своих чаяних поминая такие фильмы, как The VVitch (2015) и Hagazussa (2017), причем такое пафосное, почти библейское, название фильма к атмосфере ведьмовства очнь располагало. Но, как оказалось, все это были мои надуманные желания.

Итак, чтобы не быть голословным, рассказываю сюжет. 1860 год. По проселочной дороге по направлению к некому населенному пункту в вагоне (это такая телега переселенцев), едет семья священника, чтобы открыть новую церковь с органом, и собрать большую паству. Семья состоит из четырех человек — это отец Иезекиль, мать Сара, слепой сын Лука и дочь Абигейл. Семья достаточно адекватная, в отличие, например, от героев The VVitch, но набожность опять же ведет их по пути надежды на провидение господне, и когда они сворачивают на развилке на неотмеченную на карте дорогу, ничто их не останавливает, даже когда дорога эта заканчивается. Собственно, вот.

Далее, режиссер не стал тянуть с размышлениями о боге и самокопаниями героев, а сразу начал действовать. Люди слышат некий шум, похожий на звук органа и пение ангелов, и принимают его за знак божий, после чего с семьей начинают твориться некие странные вещи, а вера их проверяется на прочность.

Великолепная игра актеров и операторская работа всю первую половину фильма позваоляет держать зрителя в напряжении. Все эти сосновые всхолмья Монтаны располагают к некой практически лавкрафтианской атмосфере невообразимого приближения к чему-то неосязаемому, обманчивому и изменяющему. Начинаешь проникаться (но это самообман). А быть может это запретные горы индейских племен, чьи разгневанные духи нетерпимо начинают преследовать своих незванных гостей? (нет) Или же некое необъяснимое явление — инфразвук или же Гул земли преследует набожных людей, кторые сходят с ума от природных явлений, но истолковывают их от своих религиозных идей (тоже нет)

цитата

The Hum Гул — это название, которое часто дают широко распространенным сообщениям о постоянном и навязчивом низкочастотном гудении, гуле или гудении, слышимом многими, но не всеми людьми. Гул был зарегистрирован во всем мире, включая Соединенные Штаты, Великобританию, Австралию и Канаду. Иногда его называют в соответствии с местностью, где проблема была особенно широко освещена, например, « Гул Таоса » в Нью-Мексико и « Гул Виндзора » в Онтарио.Hum, по-видимому, не является единым явлением. Приписывались различные причины, включая местные механические источники, часто от промышленных предприятий, а также проявления тиннитуса или других биологических слуховых эффектов.

В конечном итоге, я и сам начал напрягаться от всех этих нарочито знакомых мне по слчаям в таежной местности странностям. Все эти "места, где водит", странные лесные массивы, где неприятно находиться, вершины, где кто-то смотрит тебе вслед, и многое многое другое. Но тоже нет, даже при том, что элементы всего этого в фильме есть — ничто не сыграло. Зато появился обаятельный ботаник за 45, который разумеется хотел внести своим появлением еще больше сампенса и интриги, но только раскрывает карты, которые, кстати, тоже фигурируют в фильме.

В конечном счете, все скатилось в обычный религиозный макабр, где начинаются сношения человека с дьяволом и искушение. Как ни странно, фильм подошел к самокопанию героев и их отношениям с Богом слишком поздно, когда многие из поступков уже стали греховными, почти безумными. Боди-хоррора и эксплуатационного кино из этой кинокартины не получилось (все членовредительство прямо прописано на одном из постеров). Обаятельного дьявола (с зачем-то прикрученными не к месту, вернее наоборот к месту, но тогда зачем все это, индейскими поверьями) тоже не удалось показать, хотя ботаник действительно вызывает симпатию. Есть несколько скриншотов со всем этим звуком, но если их показать, то фильм покажется чуть ли не комедийным и даже пошлым — настолько там много вываленных языков. Кстати, сам звук вполне себе примитивный и делается в плагине Omnisphere наложением двух сэмплов, я настолько знаю, как они это сыграли, что даже стало грустно, потому что страшный звук делается буквально двумя пальцами за две минуты.

Что же остается в конце. До конца верной своему религиозному мировоззрению и вере не получилось даже у матери Сары — ведь и она сомневается в вере не только потмоу что лес плохой . Дочь Абигейл в желании быть певичкой раскрывает свою похоть (что даже дьяволу стыдно) . Остается только Лука, внезапно обретший зрение, но видящий ли? Христианской морали в фильме тоже не получилось.

В итоге, прочитав едкую статью в The Guardian, я понял, что фильм не зашел и толерантному лобби в Америке (возможно потому, что женщины там не слишком волевые, не показаны индейцы, нет афроамериканцев, ну или еще чего-то), а быть может и потому, что великолепная игра актеров и работа оператора пошли насмарку только из-за тупого сценария.

Ну, а так, можно посмотреть на прекрасный и несложный для туристических прогулок Национальный лес Биттеррут (Монтана), где есть источники, практически нетронутая природа, проложены туристские тропы, есть немного интересной фауны (которая, думаю не покажется просто так — например лоси или волки), чистый воздух, и — никаких дьяволов.

Октябрь выдался теплым, и поисковый сезон в нашей забайкальской сторонке все не кончался. Работы было много. Хоть далекая война и обошла стороной далекий сибирский край, но лежали среди хвойных сопок храбрые соколы, что так спешили доставить свои стальные птицы на фронт. Вот только нежданные и трагические случайности обрывали их смелые молодые жизни. Потому и попискивали мерно наши приборы, да звенели о гранитную россыпь острия лопат.

Утро было солнечным. Я стоял на остановке, поеживаясь от хиуса, что налетал с Улан-Бургасы, мерзлым инеем оставаясь на ветвях кленов и тополей. Натянув на голову тактическую бейсболку, которая, впрочем, не добавляла тепла, я отбивал ботинками некоторую мелодию, знакомую только мне и моим замерзшим пальцам. Ветер убегал к реке, чуть шелестели листья тополей, готовясь, наконец, сорваться, и полететь по воле стихии далеко на запад, к Байкалу.

А город еще спал, отдаваясь воле осенних выходных, тихо дребезжали стекла закрытых магазинов, где-то в подворотне лаяла собака. Но вот из-за угла выехала небольшая иномарка, в сумраке салона которой угадывались знакомые черты.

Ирина открыла дверь легким щелчком тумблера, и я погрузился в салон, сдавленный с двух сторон лопатами и, различного типа, приборами. Артем кивнул головой, которая, находясь в такой же тактической кепке, оттаяла, видимо, совсем недавно.

Будучи в хорошем расположении духа, наш небольшой отряд покатил по трассе через Генеральский мост, рассекая туманные дали ровно, словно гладь неспешной реки. Резко вырулив на восток, мы уже ехали где-то по правому берегу Уды, словно отправляясь в неведомые дали, однако скоро машина свернула на проселок, и ухабы дали понять, что веселая поездка только начинается. В тальнике стрекотали о своей судьбе сороки. Запоздавшие к утренней трапезе свиристели, начинали пир в урочищах, где все горела по склонам облепиха. Я сокрушался, вот бы ее пособирать после копа, но невыспавшийся мозг благоразумно успокаивал романтичное сердце, ведь возвращаться-то, наверняка, затемно…

***

«…Затемно, товарищ капитан! Вылетаем, чтобы успеть к сроку, и так немного задержались», — лейтенант Кутейкин передал Яворскому жестяную кружку с чаем. – «А чаек-то, с чабрецом, бодрит!» Яворский с благодарностью принял кружку, над которой практически застыл в промозглом ночном воздухе Читы ароматный пар.

«Да уж, словно в тайге у тлеющего костерка!», — Яворский чуть улыбнулся, поправив летную фуражку.

Он был уже собран. Сделав пару глотков, он поправил портупею, и вместе с лейтенантом вышел из общежития, где их уже ждала полуторка. Перед выходом, он оторвал от календаря листок. 3 июня 1942 года. Вот и лето началось, через пару дней он уже будет в Красноярске, а там, как уж получится. Очень уж хотелось бы на фронт.

Перед вылетом на совещании полковник Сташук рассказывал об особенностях полета над Забайкальем:

«Товарищи офицеры! Машины серьезные, и погода, как грится, серьезная. Ни одной, как грится, оплошности, допустить нам не полагается. Родина ждет эти машины, как воды, как грится, поэтому понимаете. Надо со всей серьезностью! Экипажи у вас неполные, зато боекомплект мы для господ фашистов, как грится, подготовили солидный, мало не покажется. Поэтому! Климат здесь, как грится, резкий, я бы даже сказал континентальный. Чуть что, как грится, и облачность. Любую самодеятельность отставить! Управление, ни в коем случае, не бросайте ни на секунду! Именно вы, как грится эти машины и обкатываете, чтоб наши соколы потом не задавали, как грится, вопросов. Вслепую не идти ни в коем случае, через облачность не прорываться. Поберегитесь, ребятки! Ну, а в том, что в целом, вы и сами умеете. Следуйте указанием радиостанции! В случае чего, сразу на ближайший аэродром!» Седовласый полковник чуть печально поглядел на молодых летчиков, и, после краткого инструктажа, они уже бежали по темному аэродрому к машинам. Словно орлы, с блестящими крыльями и сияющими фонарями, стояли на изготовке новенькие Ил-4. Где-то далеко Яворскому, словно в полусне, послышался протяжный крик журавлей…

***

«…журавлей. Именно сегодня», — Ирина умело вела маленькую автомашину среди полей и выпасов куда-то в лог, поросший старыми березками, там, где в низинах угадывался небольшой ручеек.

«Чего?» — спросонья, как оказалось, спросил я, поеживаясь от удара упавшей на меня лопаты.

«Я говорю, день сегодня такой, Белых журавлей. Журавли, говорят, летят, и по всему миру выкрикивают имена павших».

«Ничего себе» — вид у меня был тот еще, глуповатый.

Скоро мы подъехали к приметному повороту, и вышли из машины, выгрузив из салона весь наш нехитрый скарб.

Я наклонился, и опытным взглядом приметил небольшой, защитного цвета, кусочек, не больше скорлупы очищенного вареного яйца.

«Они тут повсюду! Разлетелись почти в пыль, только маленькие осколки и остались. Что покрупнее, вывезли солдаты, а поменьше так и не брали вовсе. Летчиков похоронили где-то, и то скорее, что нашли, а после до сих пор никто сильно и не интересовался», — Ирина грустно смотрела под ноги, — «Вы, ребята, спасибо что согласились».

Артем улыбнулся, и стал снаряжать приборы…

***

«…Приборы. Товарищ капитан, сообщение о грозовом фронте!»

«Принял! Свяжитесь с Читой, уточните метеосводку!»

«Так точно! Прием!»

Самолеты летели практически рядом, но в надвинувшейся ночной облачности ничего не было видно. Машины кренились то вниз, то вверх. Такова уж была их особенность. Яворский шел за ведущим, которым был капитан Куприянов. За ним следом не отставал капитан Грустинов.

«Прием! Куприянов, доложите о маневре!»

«Прием! Яворский, следуем заданному маршруту, идем на грозу до потери видимости, как поняли?»

«Вас понял, прием!»

В радиоэфире были бесконечные помехи. Краем глаза Яворский посмотрел на Кутейкина, тот озабоченно качал головой. Чита строго не рекомендовала идти к облачному фронту. В отсутствие видимости могло произойти всякое, но Грустинов и Куприянов наотрез отказались идти на запасной аэродром, надеялись на себя и на машины. Тем временем, машины потряхивало. В крейсерском полете носы бомбардировщиков то поднимались вверх. То ходили ходуном. Яворский непрестанно крутил штурвал, изо всех сил стараясь выровнять машину. Но, какая-то неведомая сила болтала ее в воздухе. В этой качке, на минуту, Яворский представил себя военным моряком. Его даже начала тихо убаюкивать обстановка, но мозг, снова и снова, посылал импульсы о том, что убаюкиваться не стоит. Где-то сбоку полыхнула молния. Самолет тряхнуло, но Яворский снова выправил курс. Горизонт в мрачной черноте неба подернулся стеной грозных, свинцовых в темном воздухе, облаков…

***

«Облаков сегодня почти нет, хорошо. Надо успеть часов до шести, пока не стемнело». – Артем шел метрах в двадцати, параллельно мне, поминутно вытягивая из грунта консервные банки. Ирина ходила между нами, и каждый раз ловко проверяла подкоп пинпойнтером, то у меня, то у Артема.

Где-то вдалеке кричал ворон. Шума трассы не было слышно, значит, мы были уже достаточно далеко. Часто попадались темно-зеленые осколки, оставшиеся от обшивки. Их даже не нужно было подкапывать лопатой по сигналу, они были буквально повсюду. Через полтора часа копа их было найдено порядочно. Приборы истошно кричали, тем не менее, раскрывая то одну, то другую советскую помойку. Солнце светило ярко, но становилось прохладнее. Мы двигались неспешно, разделив территорию на квадраты.

Скоро обозначился масштаб трагедии. Более всего, ужасало то, насколько чудовищно и страшно погибли летчики. В расстроенных чувствах, мы собрались у старой березы, и на газовой горелке подогрели чай. Ирина размеренным и чуть торжественным голосом начала рассказывать историю того злополучного полета, обстоятельства которого долгое время никому не были известны. Артем молча глядел в сторону сопок, а Ирина, зябко поеживаясь, держала кружку с чаем в руках, и все говорила-говорила. «А потом они пошли на грозу…»

***

«Грозу… сл… грозу!!!»

«Прием! База, не слышу вас! Прием!» — Яворский сосредоточенно прислушивался к радиоэфиру.

«Сл… грозу! Прием!»

Сбоку снова громыхнуло, и молния осветила борт. Тяжелую машину начало еще сильнее швырять.

«Яворский! Прием! Отходим на Хоринскую! Угол направления 260! Прием! Как поняли меня?» — в эфире прорезался сиплый голос Куприянова.

«Прием! Прием! Невозможно совершить поворот. Грозовой фронт, Идем вслепую!» — Грустинов ответил резко, отрывисто. В шлеме сипело и скрежетало.

«Отставить идти по приборам! Прием!»

«Товарищ командир! На Хоринскую идти нет возможности. Направление в сторону Улан-Удэ – 40. Прошу разрешения отклонится! Прием!»

В какой-то момент Яворский понял, что звено разделилось и потерялось в грозе. В наушниках продолжал идти сплошной сип и скрежет.

«Прием! Прием!» Ответа все не было. Громыхало где-то правее, а самолет уже облепила серая неприятная, почти осязаемая на ощупь масса.

И тут самолет тряхнуло и потянуло вверх. Яворский схватил штурвал, почти вылетевший из рук, и закричал, до боли стиснув зубы, вытягивая машину в горизонтальное положение.

«Кутейкин, парашют!» — зарычал он.

Удар в борт. Машину тянет вниз, все сильнее и сильнее сжимают руки штурвал.

«Командир! Правый мотор глохнет!» Откуда-то издалека послышался крик Кутейкина.

Одинокий самолет стал крениться книзу. Через мгновение еще один удар молнии прошелся по самолету, и он сал стремительно снижаться, почти пикируя вниз. Яворский закрыл глаза.

В ночном небе все бушевала гроза, а внизу, в ложбине между двух небольших сопок раздался взрыв, чудовищный и страшный. После удара об землю стал рваться боекомплект, заревом освещая тайгу. Обломки разлетелись по округе, занялась ярким пламенем небольшая березовая рощица. На склонах гор разгорался пожар…

***

Пожар рябин разгорался где-то внизу, в долине, а уже к вершинам начинало тянуть холодом вечернего сумрака. Я спустился к проселку. Скоро уже нужно было возвращаться в город. У обочины дороги стоял Артем. Он виновато развел руками. Останков пилотов мы так и не отыскали. Ирина ходила где-то вдалеке, собирая осколки. То здесь, то там осень окрашивала овраги в яркий огненный цвет облепихи, смешивая его с заревом закатного неба. Надо было уходить. Мы пошли по направлению к машине, не выключая приборов. И в этот самый миг зазвенел сигнал, тревожный словно набат. Из под острия лопаты, сквозь покровы земли, потянулась нитью, связывающей прошлое и настоящее, пулеметная лента…