Этот каталог был приурочен к 175-летию Русского Географического общества.

Что интересно, на фотографии дом из старообрядческого комплекса Этнографического музея народов Забайкалья (г.Улан-Удэ), а сами участники композиции — ансамбль "Родник" из действительно старинного села Хасурта (Хоринский район, Республика Бурятия) под руководством Виктора Филипповича Иванова.

В Монголии и Забайкалье Цам стал одной из основных буддистских религиозных мистерий. В маске синего быка воплощен бог смерти Яма.

Мне понравилось настроение этого фото. Очень жизнерадостный мужчина, причем первоначально кажется, что сидит он где-то на Ольхоне, а за спиной залив Байкала, что вовсе не так

Здесь старообрядцы показаны в своей сакральной ипостаси, не такие яркие в одежде, как у нас, в Забайкалье, немного отрешенные.

Очень атмосферное фото. Хребет Кодар является единственным хребтом Забайкалья, который имеет современное оледенение. Кто-то называет его Забайкальскими Альпами. У него все еще есть безымянные вершины.

Еще несколько фоторабот Игоря Сирохина. Иркутск.

Село Десятниково, пожалуй, еще пару десятков лет назад было живописным образчиком семейской домовой росписи. Наличники, ворота — все это было аутентично и нарядно. Однако, принцип "чем я хуже" породил повальную моду на пластиковые окна, что несколько подпортило вид традиционной архитектуры.

"Семесюха" — забайкальское диалектное слово, обозначающее девушку-старообрядку.

На втором фото мне понравилась перспектива долины р.Селенга. Женщина снята на культовом природном памятнике Омулевая гора (также Лев-гора). Это место — гора над затонами проток реки, где еще в конце XIX века любили нереститься байкальский омуль, добывали осетра. На склонах горы растет много эндемичных растений. Неподалеку от Омулевки были совсем еще недавно найдены спрятанные старообрядческие книги.

Казачество тоже имеет свои исторические корни по обе стороны Байкала.

А вот достаточно колоритный наряд, который легко спутать с шаманской одеждой.

«Созвездие дружбы. Народы Иркутской области», фотоальбом, Иркутск, 2020 (тираж 600 экз.)

Второй опыт четы Невзоровых оказался еще насыщеннее и интереснее, в плане репрезентации этнической культуры Приангарья через фотографию.

Альбом «Созвездие дружбы» представляет различные народы, которые проживают на территории Приангарья: русские, буряты, чуваши, татары, белорусы, эвенки, голендры. Фотографы показали их во время повседневной жизни и на национальных праздниках. Вскоре увидеть альбом можно будет в районных библиотеках Иркутской области.

В фотоальбоме размещены работы 44 членов Иркутского фотографического общества — Юрия Назырова, Бориса Слепнева, Алексея Головщикова и многих других.

С самого детства, проживая у великого Озера-Моря мне нравились и книги о Байкале, особенно фотоальбомы О. Гусева "На очарованном берегу" и "Священный Байкал", наполненные какой-то мистической красотой уже ушедшей эпохи, словно бы отразившейся в байкальских водах. Цветопередача, старые домишки в ныне уже заброшенных селах, старые корабли, чарующие волны, шум которых слышен в ушах, когда сон, наконец-то сковывает волшебством веки, а ты лежишь в палатке, и забываешь обо всем, что тяготило тебя в очередной день водного путешествия.

Совсем недавно, прогуливаясь по отдаленному от меня району города, зашел в единственный оставшийся у нас букинистический магазин, и по случаю, за какие-то смешные деньги прикупил эту книгу. Мало того, что она оказалась наполнена чудесными фотографиями авторства А. Дроздова, О. Гусева, Н. Немнонова и Ю. Язана, а практически каждую страницу украшали небольшие рисунки Е. Савина, так еще и владельческая подпись, выполненная изящным аккуратным почерком гласила "Из библиотеки доцента П.П. Хороших"

Ученым Байкальского региона хорошо знакома эта фамилия. Павел Павлович Хороших (1890 — 1977) — советский историк, археолог, этнограф, краевед, кандидат исторических наук (1955). Действительный член Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества (ВСОРГО), член президиума Бурят-монгольской секции ВСОРГО, действительный член Общества Естествоиспытателей. Заслуженный деятель культуры и науки Бурятской АССР (1970). Человек с уникальными знаниями и тяжелой судьбой. По навету обвиненный в участии в контрреволюционных действиях во время Гражданской войны, в Иркутской Губернии, он, впрочем отбыл всего лишь 3 года, хотя и на время был поражен в политических правах. ОГПУ не сумели в 30-е годы доказать его участие в военных действиях. Впрочем, во время Гражданской войны, будучи нестроевым чином Иркутской казачьей сотни, первого Иркутского казачьего полка, а затем колчаковским нестроевым чином — хорунжим, а после и советским казачьим офицером, он получил образование в Иркутском Государственном университете. Научными интересами Хороших были археология и этнография, второе в большей степени, особенно тесно занимался он этнографическими изысканиями в культуре западных бурят, был учеником Б. Э. Петри.

Удивительно, но он получил знак "Альпинист СССР", штурмуя одну из красивейших вершин Алтая — Белуху. Я имею в своей библиотеке несколько его археологических трудов, правда и сам Петри отзывался о нем, как о не совсем компетентном археологе, однако его обзорных книг вполне достаточно для справочной информации.

На страницах книги о Байкале много аккуратных подчеркиваний на полях, не портящих книгу, но скорее придающих ей шарм научного рабочего инструмента, хотя во-многом — это познавательная книга для детей и юношества.

Что ж, немного о книге. "Байкал з море синее" — это большой очерк, сделанный на основе полевых дневников, сделанных во время биосферных экспедиций по обе стороны Байкала, с Иркутской и Бурятской сторон. В книге очень много иллюстраций — фотографий и рисунков, которыми я хотел бы поделиться с читателями моей колонки.

цитата

Иглица — инструмент для наматывания нити утка. Применяется для ручного ткачества на бердо, дощечках, ниту, лентоткацком станке. Также — челнок для плетения сетей.

цитата

Баргузин (бур. Баргажан мүрэн) — река в России, протекает в Курумканском и Баргузинском районах Бурятии; одна из крупнейших рек, впадающих в озеро Байкал

цитата

Большое Бармашово озеро. Находится между Адамово и Усть-Баргузином. Название озера происходит от слова «бармаш» — так здесь называют рака-бокоплава, которого используют в качестве наживки зимой.

цитата

Доппельмайер Георгий Георгиевич (1880–1952). Биолог, зоолог, охотовед, проф., ректор Ленинградской лесотехнич. академии

цитата

Зенон Францевич Сватош (1886 — 1949) — российский и советский учёный — зоолог, один из основателей и второй директор Баргузинского заповедника, старейшего в России.

цитата

Юрий Викторович Аверин (1911 — 1987), доктор биологических наук, орнитолог, один из первых и значимых научных сотрудников Кавказского заповедника, сделавший неоценимый вклад в развитие природоохранного дела.

цитата

Татьяна Ивановна Устинова (14 ноября 1913 — 4 сентября 2009, Ванкувер, Канада) — советский геолог, первооткрывательница Долины гейзеров на Камчатке

цитата

Рододендрон золотистый — дано по характерному цвету его цветков. В Сибири известен под названием «кашкара́». В Тофаларии — «желтая кашкара́» и «улу́г каскара́», в Бурятии — «Пя́ндарва», в Туве — «алды́н кады́г-харага́н» , в Монголии — «Алта́н Тэрэ́лж»

цитата

Шумилиха — река в России, в Северо-Байкальском районе Бурятии, на территории Баргузинского заповедника. Впадает в озеро Байкал.

Октябрь выдался теплым, и поисковый сезон в нашей забайкальской сторонке все не кончался. Работы было много. Хоть далекая война и обошла стороной далекий сибирский край, но лежали среди хвойных сопок храбрые соколы, что так спешили доставить свои стальные птицы на фронт. Вот только нежданные и трагические случайности обрывали их смелые молодые жизни. Потому и попискивали мерно наши приборы, да звенели о гранитную россыпь острия лопат.

Утро было солнечным. Я стоял на остановке, поеживаясь от хиуса, что налетал с Улан-Бургасы, мерзлым инеем оставаясь на ветвях кленов и тополей. Натянув на голову тактическую бейсболку, которая, впрочем, не добавляла тепла, я отбивал ботинками некоторую мелодию, знакомую только мне и моим замерзшим пальцам. Ветер убегал к реке, чуть шелестели листья тополей, готовясь, наконец, сорваться, и полететь по воле стихии далеко на запад, к Байкалу.

А город еще спал, отдаваясь воле осенних выходных, тихо дребезжали стекла закрытых магазинов, где-то в подворотне лаяла собака. Но вот из-за угла выехала небольшая иномарка, в сумраке салона которой угадывались знакомые черты.

Ирина открыла дверь легким щелчком тумблера, и я погрузился в салон, сдавленный с двух сторон лопатами и, различного типа, приборами. Артем кивнул головой, которая, находясь в такой же тактической кепке, оттаяла, видимо, совсем недавно.

Будучи в хорошем расположении духа, наш небольшой отряд покатил по трассе через Генеральский мост, рассекая туманные дали ровно, словно гладь неспешной реки. Резко вырулив на восток, мы уже ехали где-то по правому берегу Уды, словно отправляясь в неведомые дали, однако скоро машина свернула на проселок, и ухабы дали понять, что веселая поездка только начинается. В тальнике стрекотали о своей судьбе сороки. Запоздавшие к утренней трапезе свиристели, начинали пир в урочищах, где все горела по склонам облепиха. Я сокрушался, вот бы ее пособирать после копа, но невыспавшийся мозг благоразумно успокаивал романтичное сердце, ведь возвращаться-то, наверняка, затемно…

***

«…Затемно, товарищ капитан! Вылетаем, чтобы успеть к сроку, и так немного задержались», — лейтенант Кутейкин передал Яворскому жестяную кружку с чаем. – «А чаек-то, с чабрецом, бодрит!» Яворский с благодарностью принял кружку, над которой практически застыл в промозглом ночном воздухе Читы ароматный пар.

«Да уж, словно в тайге у тлеющего костерка!», — Яворский чуть улыбнулся, поправив летную фуражку.

Он был уже собран. Сделав пару глотков, он поправил портупею, и вместе с лейтенантом вышел из общежития, где их уже ждала полуторка. Перед выходом, он оторвал от календаря листок. 3 июня 1942 года. Вот и лето началось, через пару дней он уже будет в Красноярске, а там, как уж получится. Очень уж хотелось бы на фронт.

Перед вылетом на совещании полковник Сташук рассказывал об особенностях полета над Забайкальем:

«Товарищи офицеры! Машины серьезные, и погода, как грится, серьезная. Ни одной, как грится, оплошности, допустить нам не полагается. Родина ждет эти машины, как воды, как грится, поэтому понимаете. Надо со всей серьезностью! Экипажи у вас неполные, зато боекомплект мы для господ фашистов, как грится, подготовили солидный, мало не покажется. Поэтому! Климат здесь, как грится, резкий, я бы даже сказал континентальный. Чуть что, как грится, и облачность. Любую самодеятельность отставить! Управление, ни в коем случае, не бросайте ни на секунду! Именно вы, как грится эти машины и обкатываете, чтоб наши соколы потом не задавали, как грится, вопросов. Вслепую не идти ни в коем случае, через облачность не прорываться. Поберегитесь, ребятки! Ну, а в том, что в целом, вы и сами умеете. Следуйте указанием радиостанции! В случае чего, сразу на ближайший аэродром!» Седовласый полковник чуть печально поглядел на молодых летчиков, и, после краткого инструктажа, они уже бежали по темному аэродрому к машинам. Словно орлы, с блестящими крыльями и сияющими фонарями, стояли на изготовке новенькие Ил-4. Где-то далеко Яворскому, словно в полусне, послышался протяжный крик журавлей…

***

«…журавлей. Именно сегодня», — Ирина умело вела маленькую автомашину среди полей и выпасов куда-то в лог, поросший старыми березками, там, где в низинах угадывался небольшой ручеек.

«Чего?» — спросонья, как оказалось, спросил я, поеживаясь от удара упавшей на меня лопаты.

«Я говорю, день сегодня такой, Белых журавлей. Журавли, говорят, летят, и по всему миру выкрикивают имена павших».

«Ничего себе» — вид у меня был тот еще, глуповатый.

Скоро мы подъехали к приметному повороту, и вышли из машины, выгрузив из салона весь наш нехитрый скарб.

Я наклонился, и опытным взглядом приметил небольшой, защитного цвета, кусочек, не больше скорлупы очищенного вареного яйца.

«Они тут повсюду! Разлетелись почти в пыль, только маленькие осколки и остались. Что покрупнее, вывезли солдаты, а поменьше так и не брали вовсе. Летчиков похоронили где-то, и то скорее, что нашли, а после до сих пор никто сильно и не интересовался», — Ирина грустно смотрела под ноги, — «Вы, ребята, спасибо что согласились».

Артем улыбнулся, и стал снаряжать приборы…

***

«…Приборы. Товарищ капитан, сообщение о грозовом фронте!»

«Принял! Свяжитесь с Читой, уточните метеосводку!»

«Так точно! Прием!»

Самолеты летели практически рядом, но в надвинувшейся ночной облачности ничего не было видно. Машины кренились то вниз, то вверх. Такова уж была их особенность. Яворский шел за ведущим, которым был капитан Куприянов. За ним следом не отставал капитан Грустинов.

«Прием! Куприянов, доложите о маневре!»

«Прием! Яворский, следуем заданному маршруту, идем на грозу до потери видимости, как поняли?»

«Вас понял, прием!»

В радиоэфире были бесконечные помехи. Краем глаза Яворский посмотрел на Кутейкина, тот озабоченно качал головой. Чита строго не рекомендовала идти к облачному фронту. В отсутствие видимости могло произойти всякое, но Грустинов и Куприянов наотрез отказались идти на запасной аэродром, надеялись на себя и на машины. Тем временем, машины потряхивало. В крейсерском полете носы бомбардировщиков то поднимались вверх. То ходили ходуном. Яворский непрестанно крутил штурвал, изо всех сил стараясь выровнять машину. Но, какая-то неведомая сила болтала ее в воздухе. В этой качке, на минуту, Яворский представил себя военным моряком. Его даже начала тихо убаюкивать обстановка, но мозг, снова и снова, посылал импульсы о том, что убаюкиваться не стоит. Где-то сбоку полыхнула молния. Самолет тряхнуло, но Яворский снова выправил курс. Горизонт в мрачной черноте неба подернулся стеной грозных, свинцовых в темном воздухе, облаков…

***

«Облаков сегодня почти нет, хорошо. Надо успеть часов до шести, пока не стемнело». – Артем шел метрах в двадцати, параллельно мне, поминутно вытягивая из грунта консервные банки. Ирина ходила между нами, и каждый раз ловко проверяла подкоп пинпойнтером, то у меня, то у Артема.

Где-то вдалеке кричал ворон. Шума трассы не было слышно, значит, мы были уже достаточно далеко. Часто попадались темно-зеленые осколки, оставшиеся от обшивки. Их даже не нужно было подкапывать лопатой по сигналу, они были буквально повсюду. Через полтора часа копа их было найдено порядочно. Приборы истошно кричали, тем не менее, раскрывая то одну, то другую советскую помойку. Солнце светило ярко, но становилось прохладнее. Мы двигались неспешно, разделив территорию на квадраты.

Скоро обозначился масштаб трагедии. Более всего, ужасало то, насколько чудовищно и страшно погибли летчики. В расстроенных чувствах, мы собрались у старой березы, и на газовой горелке подогрели чай. Ирина размеренным и чуть торжественным голосом начала рассказывать историю того злополучного полета, обстоятельства которого долгое время никому не были известны. Артем молча глядел в сторону сопок, а Ирина, зябко поеживаясь, держала кружку с чаем в руках, и все говорила-говорила. «А потом они пошли на грозу…»

***

«Грозу… сл… грозу!!!»

«Прием! База, не слышу вас! Прием!» — Яворский сосредоточенно прислушивался к радиоэфиру.

«Сл… грозу! Прием!»

Сбоку снова громыхнуло, и молния осветила борт. Тяжелую машину начало еще сильнее швырять.

«Яворский! Прием! Отходим на Хоринскую! Угол направления 260! Прием! Как поняли меня?» — в эфире прорезался сиплый голос Куприянова.

«Прием! Прием! Невозможно совершить поворот. Грозовой фронт, Идем вслепую!» — Грустинов ответил резко, отрывисто. В шлеме сипело и скрежетало.

«Отставить идти по приборам! Прием!»

«Товарищ командир! На Хоринскую идти нет возможности. Направление в сторону Улан-Удэ – 40. Прошу разрешения отклонится! Прием!»

В какой-то момент Яворский понял, что звено разделилось и потерялось в грозе. В наушниках продолжал идти сплошной сип и скрежет.

«Прием! Прием!» Ответа все не было. Громыхало где-то правее, а самолет уже облепила серая неприятная, почти осязаемая на ощупь масса.

И тут самолет тряхнуло и потянуло вверх. Яворский схватил штурвал, почти вылетевший из рук, и закричал, до боли стиснув зубы, вытягивая машину в горизонтальное положение.

«Кутейкин, парашют!» — зарычал он.

Удар в борт. Машину тянет вниз, все сильнее и сильнее сжимают руки штурвал.

«Командир! Правый мотор глохнет!» Откуда-то издалека послышался крик Кутейкина.

Одинокий самолет стал крениться книзу. Через мгновение еще один удар молнии прошелся по самолету, и он сал стремительно снижаться, почти пикируя вниз. Яворский закрыл глаза.

В ночном небе все бушевала гроза, а внизу, в ложбине между двух небольших сопок раздался взрыв, чудовищный и страшный. После удара об землю стал рваться боекомплект, заревом освещая тайгу. Обломки разлетелись по округе, занялась ярким пламенем небольшая березовая рощица. На склонах гор разгорался пожар…

***

Пожар рябин разгорался где-то внизу, в долине, а уже к вершинам начинало тянуть холодом вечернего сумрака. Я спустился к проселку. Скоро уже нужно было возвращаться в город. У обочины дороги стоял Артем. Он виновато развел руками. Останков пилотов мы так и не отыскали. Ирина ходила где-то вдалеке, собирая осколки. То здесь, то там осень окрашивала овраги в яркий огненный цвет облепихи, смешивая его с заревом закатного неба. Надо было уходить. Мы пошли по направлению к машине, не выключая приборов. И в этот самый миг зазвенел сигнал, тревожный словно набат. Из под острия лопаты, сквозь покровы земли, потянулась нитью, связывающей прошлое и настоящее, пулеметная лента…