В этой рубрике публикуются материалы о литературе, которая не относится к фантастической: исторические романы и исторически исследования, научно-популярные книги, детективы и приключения, и другое.
По свежей информации, в "Азбуке" вот-вот должна выйти "Детская книга" Антонии Байетт. Переиздание. Но начали издатели с главного романа британской писательницы — "Обладать". На мой взгляд, роман совершенно потрясающий. К сожалению, в России эта вещь прошла почти незамеченной — и в первый раз, в 2006-м, и через десять лет, в 2016-м. Чертовски обидно. Тот случай, когда роман можно было рецензировать на сотнях страниц: поводов для осмысления и рефлексии хоть отбавляй. Может, еще выпадет шанс развернуть рецензию. Надеюсь, альтернативная история британской литературы — это достаточно фантастично, чтобы рецензию не выпили из колонки. Опубликована в газете "Санкт-Петербургские Ведомости" в начале 2016 года.
Альтернативная история любви
Антония Байетт. Обладать: Романтический роман. / A. S. Byatt. Possession: A Romance, 1990. Пер. с англ. Виктора Ланчикова и Дмитрия Псурцева. — М.: Иностранка. Азбука-Аттикус, 2016. — 640 с. — (Большой роман). Тир. 7000. — ISBN 978-5-389-10433-4.
Британская «Букеровская премия» — одна из немногих литературных наград, которые никогда не подводят читателя. Среди книг, отмеченных жюри, практически нет произведений слабых, проходных, второстепенных. Но даже на этом фоне роман «Обладать», удостоенный награды в 1990-м году, выделяется особо. Выделяется всем, начиная с подзаголовка («романтический роман», в оригинале «A Romance») и заканчивая выбором жанра. По сути, книга Антонии Байетт — «альтернативная история» британской литературы, в центре которой оказалось два классика викторианской эпохи, вымышленные автором от начала до конца — вместе со всем их внушительным поэтическим и эпистолярным наследием.
Когда речь заходит о настоящем, полноценном романе, выделить ключевое событие, ставшее отправной точкой в этом повествовании, как правило невозможно. Английский филолог не первой молодости с запутанной личной жизнью, не добившийся заметных успехов на академической стезе, случайно обнаруживает черновики письма великого британского поэта девятнадцатого века. Повинуясь мгновенному импульсу, он присваивает эти письма, адресованные безымянной даме — вместо того, чтобы передать их своему куратору и непосредственному начальнику. Такова завязка романа Антонии Байетт «Обладать», признанного одним из главных событий в британской литературе рубежа 1980-1990-х годов. Но когда на самом деле началась эта история? Тогда, когда Рандольф Генри Падуб, коллега и современник Роберта Браунинга и Уильяма Вордсворта, впервые повстречал на званом обеде холодную и неотразимую Кристабель Ла Мотт, поэтессу, не замеченную читателями девятнадцатого столетия и ставшую иконой феминизма в двадцатом? Или тогда, когда Кристабель, англичанку бретонского происхождения, впервые посетила мысль создать поэму «Мелюзина» на материале средневекового фольклора? Или еще раньше, во время медового месяца Падуба?
Антония Байетт выводит слишком сложную и слишком тонкую вязь, чтобы отыскать главную нить в этом сюжетном кружеве. Зато понятно, когда и где все закончилось: на уединенном английском кладбище, ненастной ночью в конце 1980-х, под театральный аккомпанемент громовых раскатов, неподалеку от недавно вскрытой могилы. Или, если мелодрама вам больше по душе, чем готика — следующим утром, на накрахмаленных простынях провинциальной гостиницы. Между двумя этими условными точками вместился целый клубок судеб, биографий и персональных историй. Но главными героями густонаселенного романа Байетт остаются Падуб и Ла Мотт — и современные исследователи их творчества, литературоведы Роланд Митчелл и Мод Бейли, Он и Она во все времена.
Сюжетные линии накладываются друг на друга, как два прерафаэлитских витража, повторяющие один и тот же сюжет, но собранные разными руками из разных элементов. «Все старинные легенды можно пересказывать снова и снова, по-новому, — наставляет Кристабаль юную кузину, мечтающую о славе поэта. — Что надлежит более всего в пересказах оберегать и шлифовать неустанно, так это простые, чистые части повествовательного канона... Однако нужно добавлять везде и что-то свое, присущее только тебе как писателю — чтобы узнаваемые сцены не давая впечатления чего-то присвоенного автором в тщеславных целях, светились ненавязчивой новизною и казались первозданными». На страницах романа Антонии Байетт «чистые части повествовательного канона» повторяются дважды, трижды, иной раз четырежды — в разные эпохи и с участием разных персонажей. Случайная встреча, словесная пикировка, поиск общих интересов, обоюдное желание, постепенно зарождающаяся душевна близость... Впрочем, автор выходит далеко за рамки этих ученических прописей. «Обладать» — роман о любви, о мужском и женском началах, о диалектическом единстве разума и чувства, об изменчивости и неизменности, о повторяющихся сюжетах, незакрытых паттернах и много о чем еще. Мелодрама и пародия, «производственный роман» и детектив, альтернативная история и семейная сага — все разом.
В послесловии переводчики Виктор Ланчиков и Дмитрий Псурцев подчеркивают, что английские филологи и критики давно «сточили перья, рассуждая о «вертикальном контексте», смысловой многоплановости, скрытых цитатах» у Байетт — вряд ли рецензенту удастся добавить к пестрому разнообразию трактовок что-то новое, остается только поделиться некоторыми наблюдениями, не претендующими на оригинальность. Мне кажется, один из героев романа неспроста вспоминает теорию раздробленной личности, «которая образована противоборствующими системами верований, желаний, языковых представлений, биологических стимулов». При этом личность остается единой, сохраняет динамическую целостность — или безвозвратно скатывается в пучину шизофрении. Антония Байетт, литературовед по профессии и по призванию, отлично усвоила уроки постмодернизма. Отрывки из дневников и мемуаров, бретонские народные предания и мотивы из Старшей Эдды, псевдоцитаты из литературоведческих статей, исторические реконструкции, поэтические и прозаические фрагменты — у нее все идет в дело. Однако роман «Обладать» не просто ворох стилизаций, отвлеченная «филологическая проза», остроумная постмодернистская игра. Как ни банально звучит, целое у Антонии Байетт неизмеримо больше арифметической суммы составляющих — и это, по сути, единственное оправдание для любого литературного эксперимента, независимо от его продуманности и сложности.
В начале июня Леонид Юзефович стал лауреатом премии "Национальный бестселлер", обогнав в премиальной гонке среди прочих Мария Галину с замечательными "Автохтонами". Тот случай, когда за любимую писательницу совсем не обидно. "Зимняя дорога" Юзефовича — действительно мощная, умная, талантливая книга, тут и проиграть не стыдно. Рецензию на "Автохтонов" я в колонке уже приводил — ну а сегодня о "Зимней дороге", хотя это совсем не фантастика. Опубликовано в "Санкт-Петербургских Ведомостях" зимой этого года.
Земля мертвых
Леонид Юзефович. Зимняя дорога: Документальный роман. — М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2015. — 432 с. — (Исторические биографии). 3000 экз. — ISBN 978-5-17-090038-1.
Среди книг Леонида Юзефовича, лауреата «Нацбеста» и «Большой книги», историка, прозаика и сценариста, особое место занимает исследование, посвященное барону Унгерну, одному из самых эксцентричных лидеров Белого движения. Новая книга, изданная с подзаголовком «документальный роман», посвящена тому же историческому периоду — но ее действующими лицами стали люди совершенно иного склада и образа мысли.
Начало 1920-х. Советская власть прочно утвердилась в Европейской части России. На смену продразверстке, продналогу и «диктатуре пролетариата» вот-вот придет НЭП. Буферные государства, такие как Дальневосточная республика со столицей в Верхнеудинске, доживают последние месяцы. Гражданская война почти закончилась. Лишь на диких окраинах бывшей империи еще продолжает тлеть ее пламя. Последним значительным эпизодом Гражданской войны в отечественной историографии принято считать Якутское восстание 1921-1923 годов, главными же героями этой драмы стали генерал «колчаковского призыва» Анатолий Пепеляев, в 1922-м выдвинувшийся во главе Сибирской Добровольческой Дружины на помощь восставшим, и красный командир Иван Строд, вступивший в изматывающее противоборство с пепеляевскими добровольцами. Именно им по сути и посвящена документальная книга Леонида Юзефовича, написанная на основе множества документов, включая личные дневники участников и материалы уголовного дела над Пепеляевым и его соратниками.
Общую атмосферу задает само место действия. Урал, Приморский край, Забайкалье, Сибирь — холода за минус пятьдесят, озера, промерзшие до дна, огромные безлюдные пространства, укутанные белым саваном... «Космический мороз, инопланетные пейзажи с голыми скалами по берегам ледяных рек и бескрайняя снежная тайга подходящий фон для вселенской битвы», — пишет Юзефович. Земля мертвых, край света, сакральное пространство, где смыкаются Верхний и Нижний миры таежных шаманов. Тут не то что вести бои, но и просто выжить — задача не из легких. Война превращается в испытание духа, обнажает глубинную суть человека, и мало кому по силам оказывается такая ноша.
«Зимняя дорога» — страшная книга. Сдержанный публицистический стиль Леонида Юзефовича вряд ли обманет читателей. Дьявол в деталях, а жуткими подробностями история Гражданской войны в России богата как никакая другая. Автор излагает факты по возможности беспристрастно, не отдавая предпочтения ни красным, ни белым, но сами по себе эти эпизоды чудовищны. Ревкомовцы, застрявшие на заброшенной телеграфной станции без транспорта и продовольствия, превратившиеся в каннибалов. Белые офицеры, выматывающие у пленных кишки, забивающие насмерть колотушками для добычи кедровых шишек, рубящие изнасилованных женщин шашками. Арестованные в Якутске за контрреволюционную деятельность, которых босиком выгоняют на сорокаградусный мороз. Семьи красных казаков, заживо сожженные людьми барона Унгерна. Мародерство. Пытки. Моральное разложение в войсках. Нечеловеческая жестокость. Предательство. И на этом фоне голодные, замерзающие, смертельно уставшие люди продолжают остервенело рвать друг друга на куски...
Но самое страшное то, что смертельными врагами в этом противостоянии волей случая стали смелые, умные, честные люди, герои Первой мировой, в горячке Гражданской не поддавшиеся всеобщему озверению, чуждые мстительности и цинизма. Ни один из них не был фанатиком идеи: ни посредственный поэт Пепеляев с его наивной верой в народовластие, в святость решений, принятых «простым русским мужиком», ни будущий успешный романист Строд, анархист, чтивший «Хлеб и волю» Кропоткина выше «Капитала» Маркса.
Роли в этой таежной трагедии распределились почти случайно: при другом раскладе эти двое могли бы стать соратниками, единомышленниками, даже друзьями. «Едва ли не впервые за пять лет Гражданской войны в России, — пишет Леонид Юзефович, — она утратила характер войны религиозной с обычной для таких конфликтов бесчеловечностью, ибо их цель — не победить врага, а уничтожить его или обратить в свою веру». Вполне логично — учитывая, что оба военачальника придерживались схожих убеждений, а в переписке (и даже во взаимных ультиматумах) обращались прежде всего к аргументам морально-нравственного порядка. Между тем автор показывает нам только маленький кусочек кровавой мозаики Гражданской войны: можно предположить, что за долгие годы противостояния этот сюжет повторялся многократно, в разных комбинациях и с разным исходом.
Понятно, что любому публицисту, пишущему о Гражданской, трудно удержаться от выбора «своей» стороны в конфликте — книга Леонида Юзефовича в этом смысле счастливое исключение, она свободна от спекуляций и пафоса. «Зимняя дорога» обладает одним из главных достоинств хорошей исторической литературы: она возвращает читателю чувство перспективы, утраченное под градом сиюминутных «информационных поводов». Что греха таить, все мы склонны преувеличивать значимость событий, происходящих здесь и сейчас, прямо у нас на глазах. Стоит пристальнее вглядеться в зеркало истории, чтобы осознать, насколько мелки наши нынешние склоки и обиды. Должен признать, это парадоксальным образом успокаивает и, как принято выражаться, настраивает на позитивный лад: ведь с таким прошлым никакое настоящее уже не страшно.