В этой рубрике публикуются материалы о литературе, которая не относится к фантастической: исторические романы и исторически исследования, научно-популярные книги, детективы и приключения, и другое.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд – одна из самых притягательных и трагических фигур "потерянного поколения" и "века джаза". Стремительный взлет на вершину литературного Олимпа, блестящий круг знакомств, шумные эпатажные вечеринки – в начале творческого пути. Тяжелый творческий кризис, "литературная каторга" ради заработка, депрессия, одиночество и безвременный уход из жизни – в конце.
В чем причина резкого контраста между первой и второй половиной жизни? Почему после похвал, на которые не скупилась литературная критика, после постоянного внимания прессы, сразу после смерти имя писателя оказалось окружено молчанием?
В его блестящих и легких сочинениях всегда чувствуется душевный надлом, ирония сочетается с сентиментальностью, а подоплекой успеха, славы и богатства оказывается роковая фаустовская сделка.
О загадке Фицджеральда, жизни и творчестве "последнего романтика" расскажет историк американской литературыОльга Панова.
20 цитат из произведений Френсиса Скотта Фицджеральда:
«Так легко быть любимым, так трудно любить» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«Каждая новая влюбленность всегда убежденнее предыдущей» (Ф.С. Фицджеральд «Последний магнат»).
«Образование для красивой женщины — это умение разбираться в мужчинах» (Ф.С. Фицджеральд «Великий Гэтсби»).
«Светский дебют — это когда молоденькую девушку в первый раз видят пьяной» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«Одна девушка может быть хорошенькой, но дюжина девушек – это всего лишь хор» (Ф.С. Фицджеральд «Великий Гэтсби»).
«Следи за тем, чтобы не исчезнуть в личности другого человека, мужчины или женщины» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«След испытанного страдания скорей можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нем вспоминаешь, быть может, только раз в году, — но когда вдруг вспомнишь, помочь все равно нельзя» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«Если блондинка не умеет поддержать разговор, мы называем ее «куклой»; молчаливого блондина считаем болваном. А наряду с этим мир полон «интересных молчаливых брюнетов» и «томных брюнеток», абсолютно безмозглых, но никто их почему-то за это не винит» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«Брак означает замысловатую притирку друг к друг двух разных личностей и что любовь — это всего лишь малая частичка долгого-долгого супружеского союза» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«Пережеванное невкусно — в области чувств это особенно верно» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«Молодость — как тарелка, горой полная сластей. Люди сентиментальные уверяют, что хотели бы вернуться в то простое, чистое состояние, в котором пребывали до того, как съели сласти. Это неверно. Они хотели бы снова испытать приятные вкусовые ощущения. Замужней женщине не хочется снова стать девушкой — ей хочется снова пережить медовый месяц». (Ф.С. Фицджеральд «По ту сторону рая»).
«В нашей жизни для женщины самое лучшее быть хорошенькой дурочкой» (Ф.С. Фицджеральд «Великий Гэтсби»).
«Бесчестность в женщине – недостаток, который никогда не осуждаешь особенно сурово» (Ф.С. Фицджеральд «Великий Гэтсби»).
«Если ты влюблена, ты не плакать должна, а радоваться. Улыбаться должна» (Ф.С. Фицджеральд «Последний магнат»).
«Когда возникшее равнодушие длят или просто не замечают, оно постепенно превращается в пустоту» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«Если девушка хороша собой, она может болтать о чем угодно: о России, пинг-понге, Лиге Наций – ей все сойдет с рук» (Ф.С. Фицджеральд «Волосы Вероники»).
«Именно эгоисты, как ни странно, способны на большую любовь» (Ф.С. Фицджеральд «По ту сторону рая»).
«Мужчина любит разыгрывать перед женщиной беспомощного ребенка, но реже всего это ему удается, когда он и в самом деле чувствует себя беспомощным ребенком» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
«Интимные признания молодых людей, по крайней мере, та словесная форма, в которую они облечены, представляют собой, как правило, плагиат и к тому же страдают явными недомолвками» (Ф.С. Фицджеральд «Великий Гэтсби»).
«Но женщина берет мужчину в мужья со всеми его талантами и способностями, и потом ему уже трудно ее поразить, хоть она подчас и притворяется пораженной» (Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»).
Пятый (условно научно-фантастический) роман, «Плюс», который мы хотим представить читателю, занимает особое место в библиографии писателя. Созданный в 1976 году, этот визионерский текст труднопроходим даже для носителей языка. «Ближе к Беккету, чем к Джойсу», язык романа напоминает скорее поэзию в прозе, а широкий арсенал языковых техник превращает художественный текст в нечто иное, чем привычные для нас sci-fi романы.
Предыстория сюжета в «Плюсе», как её можно восстановить, такова: инженер, у которого после радиоактивного облучения выявляют рак (в тексте упоминается отравление, яд, отрава, краб), решается принять участие в эксперименте — Операции «Travel Light». Его отделённый от тела мозг в капсуле ИМП (Исследовательская Межпланетная Платформа) под названием «Плюс» отправляют на орбиту для проведения экспериментов, связанных с влиянием солнечного света на водоросли. Сам роман — это преимущественно монолог мозга на земной орбите (написанный от третьего лица), который вспоминает прошлое и странным образом развивается, как бы отращивая новое тело.
В детстве я читал много всякого-разного: Аберкромби, Мартин, пан Сапковский... Но один автор казался "по-настоящему" взрослым — Ирвин Шоу. Было даже немного стыдно его читать: вдруг прочитаю — и всё, стану "не таким"? Однако же, искушение брало верх и мне открывался мир не менее фантастичный, чем мартиновский Вестерос — своего рода параллельная реальность. Блестящие небоскрёбы, пляжи Лазурного берега, извилистые дорожки в Альпах, томные беседы, быстрые взгляды, казино, шелест платьев, сепия 50-х годов, изощрённо-прекрасная усталость от жизни, писатели, любовницы, романы старые, очень старые, застарелые. "И вот мы встретились снова" спустя двадцать лет. Очень много кризиса среднего возраста. Всё это ужасно буднично — в том далёком мире. И вы знаете, нравилось.
"Вечер в Византии", "Люси Краун", "Вершина холма". Наверное, очень непохожие книги, но в моей памяти они слились воедино. Сильно позже прочитал роман "Богач, бедняк", и... Вроде всё на месте (или я себя в этом убедил). Но что-то не так — герои не из тех, кому сочувствуешь, сепия приелась.
А буквально час назад одолел "Ночного портье". Лучше бы я этого не делал. Потому что после Европы Хемингуэя, Европа Шоу — это как выветрившаяся газировка: о происхождении напоминает лишь неприятный привкус. Герои не то что картонные, но удивительно бесхребетные. Словно спектр их чувств, эмоций подвергся унизительному обрезанию. Всё блекло — и пеньюары, и дорогие машины, и сливки вашингтонского общества. Альпийский снег — даже тот матовый, а "сильные" по задумке женские персонажи рождают исключительно потребительский интерес.
При этом написано профессионально. Первые страниц сто пятьдесят глотаешь незаметно для себя; интрига в порядке и хочется знать: что же дальше приключится с новоиспечённым миллионером? Может быть, гангстеры устроят погоню через весь земной шар, чтобы вернуть деньги себе? Или знакомство с вашингтонскими элитами вознесёт героя на вершины политической жизни? Нет, нет и ещё раз нет. Ружья стреляют, но вхолостую. Всё будет происходить, да и закончиться тоже, пресно и банально. Поверьте мне. И не читайте этот роман.
Если покопаться в моих чувствах, то кроме разочарования там можно найти ещё и лёгкую грусть. Потому что "Вечер в Византии" — одну из двадцати трёх книг, которым я поставил десятку — я уже никогда не стану перечитывать. И, да, вполне возможно, что именно "Ночной портье" — провал Шоу, а остальные книги держат планку. Но прочитав "Ночного портье", я понял, что Шоу мне в принципе уже не будет интересен. Хотя бы потому, что есть Хемингуэй, у которого книги словно сотканы из нервной ткани и полны жизни, а не суррогатной мишуры. Шоу "образца детства" — вымерший вид и к тем впечатлениям мне уже не прикоснуться.
P.S. Забавно, что перечитывать "детских" Ле Гуин, "Хоббита" Толкиена, да тех же "Котов-воителей"! — мне в кайф (и плевать на целевую аудиторию), а такой весь "взрослый" Ирвин Шоу уходит в небытие.
"Что с тобой будет?" — куда как менее загадочный вопрос чем "Каким ты будешь?".
Не всегда человек встаёт на кривую дорожку, потому что лямка натёрла плечо. Чаще обстоятельства не оставляют иного выбора. Гарри Морган циничен и резок, и он идёт, куда толкает его судьба — ниже и ещё ниже. Рыбак не может остаться рыбаком, если нет денег на снасти, а бутлегер — продолжить возить груз без руки.
История Гарри Моргана, если вырезать её из контекста, — на десять баллов. История антиромантическая, отрывистая и чертовски правдоподобная, как и он сам. Чем-то отдалённо напомнила Кормака Маккарти, но у Кормака романы былинно-отстранённые, а здесь бурлит страсть — к жизни, к женщине — словно озеро терпкого вина, заключённое плотиной хлёсткого, лаконичного стиля, и плотина выцеживает благородную жидкость — брызги падают вниз, с плотины, и читатель счастлив. Такую страсть, наверное, можно было увидеть в глазах всамделишных пиратов минувших столетий: щетина, губы плотно сжаты, их уголки презрительно опущены книзу, во всей позе сила и уверенность. Очень мужская, маскулинная история. Как, впрочем, и другие, что читал у Хэма, за исключением романа «Прощай оружие», где герой больше смахивает на юношу, чем на мужчину и ведёт себя порой инфантильно.
Контекст слаб. Много второстепенных персонажей — характеры не запоминаются и чувств не рождают. Кругом алкоголь, как и всегда, мужчины и женщины, любовники и любовницы, блондинки, писатели, совсем уж опустившиеся личности, привлечённые к общественным работам, и даже член тайного общества «Череп и кости». Много маленьких историй, и все герои на пределе, но «полотнА» не рождается. Чувство, будто писатель взял запредельно высокую ноту, и ты сначала думаешь: «Вот это да!» а потом «Чёрт, пискляво-то как» и хочется даже зажать уши — пролистать скорее всю эту муру про местную мадемуазель, которая всем даёт, и как она чуть не дала заезжему писателю, а он пришёл домой в её помаде и жена сказала, что это последняя капля, и она уходит с профессором, и писатель пошёл в бар, надрался вместе с ветеранами общественных работ (все сифилитики), заметил вдруг профессора, и чуть его не избил. А профессору было потом жаль, что он не дал себя избить — так он снял бы груз с души писателя. Мура же, друзья, — она и есть! Конфликт бедности и богатства, о котором заявлено в аннотации, если и можно здесь разглядеть, то с трудом.
В целом, то, что читал раньше у Хэма, нравилось больше («Фиеста», «Старик и море», некоторые рассказы) либо гораздо больше («Прощай, оружие!»). На очереди «По ком звонит колокол». Кстати, эпиграф там глубокий — про человека, который часть материка, но никак не остров. Любопытно, что и в этой книге (в конце) Гарри Морган высказывает схожую мысль: «человек один ни черта не может». «Ему понадобилась жизнь, чтобы прийти к такому выводу», — поясняет автор. Если честно, зачем это конкретно здесь, — не понял. Может, действительно упустил некий пласт в романе? Надо будет перечитать.
Обожаю 60-е, ранние 70-е в культуре англосаксонских стран. Люди такие песни пели, книжки писали — я балдею. Кеннеди в президентском кресле. Человечество рвётся в космос.
Брал "Аэропорт", заранее предвкушая, что окунусь в подходящую атмосферу. Всё оказалось таким и не таким одновременно. С одной стороны, народ катается в квадратных бьюиках, настроившись на волну рок-н-ролла, а диалоги неуловимым образом заставляют вспомнить о сериале "Bewitched", несмотря на разнящийся тон. С другой — совсем не чувствуется романтика времени. Маккартни напевает про "ещё вчера незамысловатую игру" явно в чьё-то другое ухо, а его слова уносит пургой, той самой, которая сумела досадить директору одного крупного аэропорта Мелу Бейкерсфельду.
Если и есть тут романтика, так это романтика Дела. Рассказ идёт о людях, которые действительно любят авиацию — на земле и в небе; а что вы думали: самолёт взлетел, самолёт сел — и всё? Ну уж позвольте. Не менее интересные вещи скрыты от наших глазах. Диспетчеры, сидя в тёмной комнате, разводят стальные махины так, чтобы они не столкнулись, а частота отбытий-прибытий сохранялась как можно бОльшей. Чертовски нервная работёнка! Многие не дотягивают до пенсии. Таможенники вскрывают контрафакт, а снегоочистительные команды миля за милей отвоёвывают взлётно-посадочные полосы (актуально для родного климата :)). Администрация воюет с жителями ближайшего городка, которые не могут больше выносить адский шум.
“Производственная” составляющая выше всяких похвал — очень правдоподобная, увлекающая и с кучей больших и маленьких плюшек (вы правда не хотите узнать насчёт бесплатной выпивки в туристическом классе?) ;) Если серьёзно, то не стоит думать, что раз мы открываем что-то новое, старое тут же покрывается лоском совершенства. Да, человек в космосе, но и в старой доброй аэронавтике множество проблем. Пассажиро- и грузопоток увеличичваются, меняются жизненные реалии и всё это — вызовы времени, которые требуют новых технологических и административных (!) решений. Возможно, не вполне правильно с моей стороны писать в настоящем времени – роман опубликован полвека назад – но, полагаю, спустя время всё стало ещё более запутанным.
С литературной точки зрения книга также хороша, хотя упомянутая сухость поначалу раздражает. Единственный рояль, которому Хейли позволил заиграть — это "магия времени", о которой успел сказать до меня другой рецензент. Тяжёлый, переломный момент в жизни всех героев совпадает с критической ситуацией в аэропорту. У каждого масса неотложных дел; отношения рушаться на фоне зарождающейся любви; чья-то карьера именно сейчас пойдёт под откос, в то время как другой поймает удачу. Кульминацией служит настоящий триллер, связанный, конечно же, с самолётами и аэропортом, о сущности которого я умолчу.
Стоит признать: клубок взаимосвязанных событий, который в убыстренном режиме разматывает Хейли, рискует показаться искуственным. "Почему всё это пришлось на несчастные пять часов", — таким справедливым вопросом может задаться читатель. Мне же, почему-то, охотно верится, что подобные события могли произойти на самом деле (и очень, очень жалко одну английскую девушку). Не оттого ли, что Хейли вообще хочется верить?
в 1969-м сверхзвуковая авиация казалась делом ближайшего будущего
облако тэгов
