Как-то мы с кем-то долго спорили, из чего застрелился Ставрогин, из пистолета или (как я почему-то была уверена) из ружья. Хотя, если подумать, из ружья стреляться ну совсем неловко

"Диапазон знаний его был грандиозен. Ни одной сказки и ни одной песни он не знал больше чем наполовину, но зато это были русские, украинские, западнославянские, немецкие, английские, по-моему, даже японские, китайские и африканские сказки, легенды, притчи, баллады, песни, романсы, частушки и припевки. Склероз приводил его в бешенство, несколько раз он бросался на ствол дуба и драл кору когтями, он шипел и плевался, и глаза его при этом горели, как у дьявола, а пушистый хвост, толстый, как полено, то смотрел в зенит, то судорожно подергивался, то хлестал его по бокам. Но единственной песенкой, которую он допел до конца, был "Чижик-пыжик", а единственной сказочкой, которую он связно рассказал, был "Дом, который построил Джек" в переводе Маршака, да и то с некоторыми купюрами".

АБС, Понедельник

"В конце полки мой взгляд задерживается. Что там стоит? Ах, да: три биографии Александра Великого. Все их я когда-то перечитал. Что я знаю об Александре Великом? Ничего. В конце следующей полки стоят несколько сборников о Тридцатилетней войне, там, среди прочего материала, пятьсот страниц Вероники Веджвуд и тысяча страниц Голо Манна о Валленштейне. Все это я прилежно прочитал. Что я знаю о Тридцатилетней войне? Ничего. Полка ниже вся с начала до конца уставлена книгами о Людвиге II Баварском и его эпохе. Их я не только прочитал, я их проштудировал от корки до корки (у меня на это ушло больше года) и потом написал на эту тему три киносценария, я, можно сказать, был чуть ли не экспертом по Людвигу II. Что я сейчас еще знаю о Людвиге II и его эпохе? Ничего. Ровным счетом ничего".

Зюскинд, Литамнезия

Рассказы: "Кукольный театр", "Стук в дверь", "Просто смешно!", "Повиновение", "Последний марсианин", "Письмо фениксу", "Еще не все потеряно", "Машина времени", "Кошмар со временем", "Хобби", "Естественно", "Чемпион".

Есть такие авторы, которые хороши ровно в те пять-десять лет, когда они пишут и публикуются. Попадают в струю, скажем так. С фантастами это особенно явно, была эра всеобщей увлеченности научно-техническим прогрессом, Жюль Верн и около него. 1930-40 гг. — эра всеобщей увлеченности инопланетянами (обязательно зелеными гуманоидами с Марса! Кроме Марса, у нас вообще нет других планет. Ну, разве что Венера), Клайв Льюис Стейплз не только с "Нарнией", но и с "Космической трилогией". Каттнер, опять же, но он — в меньшей степени.

Так вот, Фредерик Браун — это зеленые инопланетяне. Возможно, в 1940е годы, когда он писал свои рассказы, народ так жаждал почитать про зеленых марсиан, что все остальное, что, собственно, предполагает художественная литература (то бишь стиль, сюжет, психология, интрига, обоснуй) никого особо не волновало. Между тем рассказы Брауна больше всего напоминают анекдоты в том смысле, в котором это слово использовалось до революции — маленькие истории из жизни, забавные только пока тебе их рассказывает кто-то из домашних на кухне, но никак не для посторонних. Не смешно? Зато про зеленых марсиан! Пожалуй, можно сказать, что они остроумные, но неизменная тема зеленых марсиан, машины времени и космических полетов напрочь забивает все оригинальное, что в них есть.

Роман "Марсиане, убирайтесь домой!" — тоже про зеленых марсиан (кагбэ намекает Капитан Очевидность). Вкратце: ни с того ни с сего на земле оказались зеленые марсиане и начали изводить людей, при этом никакой оружие на них не действовало и избавиться от них не было никакой возможности. Тут надо отдать дань писательскому дару Брауна: бесит, действительно, жутко. Правда, непонятно, то ли марсиане эти марсиане, то ли текст сам по себе. Марсиане, конечно, повсюду, а если вы перед этим еще успели почитать рассказы про них же, то терпения практически не остается, и дальше как в классике. "О ужас! Несчастного бросило в пот "Варенье из яблок. Из яблок — компот. Огромнейший выбор Различнейших яблок: Печеных, Моченых, И свежих, И дряблых... И яблочный пудинг. И яблочный сок. Из яблок — Шарлотка, И мусс, И пирог!" Ну, в общем, напрягитесь, и представьте, что речь о зеленых марсианах

Но даже помимо марсиан не могу сказать про роман ничего хорошего. Браун не повествует, а *пересказывает*, и герои у него водятся ровно постольку, поскольку это необходимо для ну очень немудреного сюжета. Откуда взялись марсиане и почему потом все случилось, как случилось — непонятно. Обоснуй, как говорится, сурово повержен авторским произволом:

Про язык и стиль не могу сказать ничего хорошего, кроме того, что можно смело читать по диагонали и совершенно ничего не потерять.

А если серьезно, то выходит довольно печально. Зеленые марсиане, хоть в Брауновском стебном варианте, хоть в Льюисовском пафосном — тушите свет. Я, конечно, не специалист в этом вопросе, но даже с привлечением специалиста так и не смогла вспомнить ни одного романа, кроме Карда, где серьезно и психологически достоверно был бы прописан контакт с другой негуманоидной разумной расой. Так, чтобы это не было стебом или рубиловом, а было хорошим текстом с точки зрения литературы в принципе. Увы, Браун ограничился очень поверхностным раскрытием темы; может, в свое время он и был интересен и оригинален, или даже злободневен (это таки стеб) но на фоне всего остального, написанного и тогда, и вспоследствии — есть вещи на порядки лучше. И на тему зеленых марсиан уже давно хочется не стебаться, а лучше помолчать.

Москва. Зима. Снег. Мальчик играет в снежки.

Вдруг — звон разбитого стекла. Выбегает дворник, суровый русский дворник с метлой и гонится за мальчиком.

Мальчик бежит от него и думает: "Зачем, зачем это все? Зачем весь этот имидж уличного мальчишки, все эти снежки, все эти друзья? Зачем? Я уже сделал все уроки, почему я не сижу дома на диване и не читаю книжку моего любимого писателя Эрнеста Хэмингуэя?"...

Гавана. Эрнест Хэмингуэй сидит в своем кабинете на загородной вилле, дописывает очередной роман и думает: "Зачем, зачем это все? Как все это надоело, эта Куба, эти пляжи, бананы, сахарный тростник, эта жара, эти кубинцы! Почему я не в Париже, не сижу со своим лучшим другом Андре Моруа в обществе двух прелестных куртизанок, попивая утренний аперитив и беседуя о смысле жизни?"...

Париж. Андре Моруа в своей спальне, поглаживая по бедру прелестную куртизанку и попивая свой утренний аперитив, думает: "Зачем, зачем это все? Как надоел этот Париж, эти грубые французы, эти тупые куртизанки, эта Эйфелева башня, с которой тебе плюют на голову! Почему я не в Москве, где холод и снег, не сижу со своим лучшим другом Андреем Платоновым за стаканом русской водки и не беседую с ним о смысле жизни?"

О да, позор на мою седую голову, я раньше не читала "Фауста" Гете. Правда, я сто лет назад читала "Фауста" Томаса Манна, что, может, в какой-то степени меня извиняет

Несмотря на обширное ноосферное влияние, благодаря которому я, конечно, знаю сюжет, я была жутко удивлена. Не столько сюжетом, сколько самим настроением, манерой повествования, чередой героев. Почему-то у меня была твердая уверенность, что "Фауст" — это трагедия и только трагедия. А вышло совсем иначе. Первая часть, история с Маргаритой, еще более ли менее тянет на трагедию, да и то трагический финал выглядит скорее как случайность, недосмотр, чем закономерность. И непохоже, чтобы эта история слишком взволновала Фауста, во всяком случае, естественнее было бы переживать значительно сильнее. То ли это зловредное влияние Мефистофиля.

Вообще на мой взгляд, Мефисто Гете — одно из самых удачных изображений нечистой силы в литературе в принципе. При всей своей "официальной" злобности он настолько жутко обаятельный, что затмевает зануду-Фауста на раз. В нем есть очаровательная легкость и веселость, и в то же время — он всегда помнит о деле. Всем остальным героям не хватает либо одного, либо другого.

Пожалуй, единственное, что действительно задевает за живое — это самое начало первой части, Фауст против Вагнера. Во-первых, мне очень близка, гхм, жизненная позиция Вагнера, во всяком случае, я вполне представляю себе, *как* он думает, и таких людей видела в количестве. Они хорошие, правда, хорошие, несмотря на всю гетевскую легкую сатиру. Во-вторых, там просто гениальные стихи!

"Пергаменты не утоляют жажды.

Ключ мудрости не на страницах книг,

Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой,

В своей душе находит их родник".

Не всегда находит, если быть совсем справедливыми. Что отнюдь не мешает рваться.

Забавно, кстати, что в поэме практически не видно Фауста-ученого. То есть изначально нам говорится, что вот, великий доктор Фауст, но это величие — некая отсутствующая, констатированая величина. Оно практически неощутимо и в характере, и в поступках Фауста. Изредка проскальзывает что-то, но тут же исчезает в погоне за очередной юбкой или в очередной авантюре.

"Ты верен весь одной струне

И не задет другим недугом,

Но две души живут во мне,

И обе не в ладах друг с другом".

Перевод Пастернака, действительно, гениальный. Не переставала поражаться по ходу чтения чередованию стихотворных размеров. Писать одним — еще ничего, но так чередовать разные, от простейших до недо-гекзаметров — снимаю шляпу.

А вот вторая часть мне понравилась значительно меньше. В том числе потому, что я была к этому, скажем так, морально неготова. Что в Фаусте будет какая-то греческая фантасмагория в духе Феллини, с участием всего античного зверинца, от сфинкса до фурий, и любовью Фауста к Елене Прекрасной. Да, я вполне понимаю, что это ну очень логично для эпохи, что Греция и Рим были тогда такой же действительной частью современной Гете культуры, как для нас сейчас, например, культура СССР. Очень близкой, очень *присвоенной*. Правда, за счет этого упоминание классики уже настолько набило оскомину лично мне, что не хочется больше про нее ни читать, ни слышать. Хочется услышать что-то свое, точнее, что-то гетевское, что-то немецкое. Так что я вполне разделяю и патриотизм Мефисто, и его очень точное, на мой взгляд, замечание по поводу всей совокупности греческой культуры (Вася Розанов с руками бы оторвал):

"Всегда пустым народом были греки,

Будили чувственное в человеке.

Прикрашенный их вымыслами грех

Светлей и ярче северных утех".

Вторая часть "Фауста" — и веселей, и разнузданней. Тем более неожиданным оказывается финал с ослепшим Фаустом, строящим плотину. И с со спасением души. А ведь казалось бы, после греческих приключений там уже и нечего спасать. Спрашивается, и кто кого обманывал всю дорогу? Бедный Мефисто, не у дел, так и тянет сказать "как и всегда".

В целом — не могу признаться, что меня сильно задело, *что* написано. Увы, тут общеизвестность сюжета против меня. Гораздо в большем восторге я от того, как написано и переведено, никак не ожидала, что написанный черт-те когда "Фауст" будет читаться в метро на одном дыхании))

Это жутко веселая книга, которая оставляет почему-то очень тягостное впечатление.

Хотя прелесть ее состоит в том, что можешь как хочешь, так и понимать. Скажем так, на разных уровнях погружения, абстрагирования, прочувствования и тд. Не столько в меру своей испорченности или сознательности, сколько — в зависимости от того, что хочется видеть в текущий момент.

Сюжетно имеем раздолбая лет 30, с женой и дочкой (брак, естественно, по залету), с такой же дурацкой раздолбайской компанией друзей, где сегодня бьют тарелки и валяются пьяными в подвале, а завтра устраивают семейные торжества. Российская провинция, года 80, еще, кажется, СССР, но это уже не очень страшно, да и в провинции нет особой разницы. И вот герой то ли от безысходности, то ли от скуки устраивается в обычную такую школу учителем географии.

А дальше — все как по писанному. Кому не повезло — вспомните свои школьные годы, полное отсутствие попыток научиться, зато выходки, которые уже никак нельзя назвать проказами, умеренную травлю, детский алкоголизм и общее состояние "выпряженности". Кому повезло — тот сидит и смотрит, как это бывает Можете не верить сколько угодно, но примерно в это время в российской провинции именно так бывает сплошь и рядом. Так — в смысле, банда малолетних злобных гаденышей против измотанных жизнью 50-летних теток со стальными нервами и громким голосом. "Перед выменем твоим и все такое". При желании на таком материале можно сделать все, что угодно, от психологического триллера советского разлива в духе Гальего до чего-то милого и светлого, в зависимости от того, каких красок подлить.

Иванов делает ужасно смешно. Во-1, если задуматься, это и вправду смешно само по себе, особенно с точки зрения взрослого благополучного человека. Ну, дети, в основном не очень благополучные, ну, гадят. Но как это написано! У автора в первой части такой русский язык, что хочется растащить всю эту самую первую часть на цитаты, причем преимущественно для автоподписей. Послушайте только: дети приходят к Географу в гости, он поит их чаем и говорит: "Вранье на третьей парте написано, что у меня на кухне календарь с лесбиянками висит" И далее в таком же духе, что ни предложение — то шутка или игра слов, причем в основном действительно остроумная и, что называется, "в тему". Изрядно добавляет к этому и сам герой — знаете, есть такая порода людей, которые ничего не могут *просто сказать*, им надо обязательно сделать это либо с издевкой, либо с подвывертом. Это обычно очень хорошо идет в компаниях малознакомых людей, а вот при близком общении или, упаси боже, семейной жизни, за это хочется временами убить. С одной стороны, они, вроде бы, милые и веселые, а с другой стороны — на вид какие-то совершенно бездушные твари, которые не могут ничего принимать всерьез, и как им, спрашивается, с таким отношением доверять? Плавали, знаем. Так что жену Географа, которая в конце концов не выдерживает, я просто отлично понимаю) Правда, все эти попытки "серьезного восприятия" нисколько не портят впечатление от текста, потому что все равно по итогам выходит ужасно смешно.

Забавно, кстати, что уже в первой части видят "чернушность" и безысходность, наверное, это отчасти вопрос отношения или личного опыта. Да, действительно, все герои сплошь и рядом — какие-то недотыкомки, у которых все не слава богу, и в семье нехорошо (если она есть), и с работой, и с самоощущением. Одни пьянки, и какие-то ерундовые шутки и измены, и вообще бессмысленное прожигание жизни. А где "нормальные люди" (наш ответ Чемберлену — так в зеркале же. А вот герои считают, что именно так и есть нормально, это и есть жизнь, сначала не глядя влезть во что-нибудь фатальное, а потом расхлебывать, и если двоечники помладше расхлебывают неслучившуюся карьеру, то "двоечники" постарше — нежеланных детей и нелюбимую жену. И в этом нет ничего особо ужасного по той простой причине, что, во-1, примерно вот так живет полстраны, а во-2, каждый выбирает себе сам. Это как раз тот случай, когда "разруха в головах" и больше нигде. Да, разруха. Но жутко веселая, такая очень русская, я бы сказала, "эй, гуляем", "один раз живем" и всетакое) Местами злобно, но неизменно остроумно.

А вот вторая часть, в которой Географ отправляется со старшеклассниками в поход в тайгу, — нечто совсем другое. То есть герои-то те же, но сменилась точка зрения, теперь мы видим все глазами Географа, и оказывается, что он не дурацкий клоун, которым представлялся вначале, а трагическая личность. Которая пытается быть рыцарем, во всяком случае, мужчиной и учителем, в крайнем случае — просто человеком, но получается у него также примерно через два раза на третий. Что придает еще большую трагичность. А что, на самом деле, сюжет, весьма популярный в русской литературе, взять "Игрока" или "Вешние воды" — герой держится-держится, ведет себя прилично, а потом раз — и совершает какой-нибудь совершенно скотский поступок, которым все рушит. Даже забавно, но ведь классика, черт возьми! Иванов взял и использовал классический пример и довел его до грани абсурда, тут уже "скотские" поступки преобладают, а иногда раз — и проглянет "нечто человеческое", остается только смотреть и удивляться. Начинаешь читать как злобный стеб про школьные годы, а заканчиваешь трагической классикой про лишнего человека, и как так получилось?

Роман, действительно, гениальный. Очень здорово написанный, легчайшим языком, остроумно и тонко, несмотря на обилие подростковой лексики, которая ничуть не портит, а только придает достоверности. Очень по-разному, потому что при желании на одном и том же месте можно найти повод и поржать, и поплакать. А еще — задуматься об этой жизни, местами вспомнить что-то подобное, а по итогам понять, как же хорошо, "что у меня не так" Браво автору!