Как практически все подобные книги из категории "доморощенная психология", в этой книге ровно одна идея, причем довольно очевидная. Подозреваю, что добрые или умные и рефлексирующие люди приходят к этой модели общения самостоятельно, сопоставляя свои слова и реакцию окружающих на них. А злым, глупым и нерефлексирующим и книги никакие не помогут.
Книга в целом о том, как так формулировать свои мысли и желания, чтобы окружающие не воспринимали их как личное оскорбление, а, напротив, всячески открывались и выражали готовность действовать в соответствии с вашими желаниями. Причем автор подчеркивает, что это не какая-нибудь там техника манипулирования, а, напротив, способ добиться взаимопонимания за счет открытости и искреннего интереса к чувствам и нуждам других.
"Рецепты" из книги, в общем, вполне обычные, формата здравого смысла. Что не отменяет того факта, что их применение требует некоторого сознательного контроля над собой — а вот применение обратного метода, напротив, у людей получается отлично автоматически. Кто много ведет переговоров, тот все это уже знает и умеет, скорее всего, но повторение — мать учения, и книга на самом деле полезная. Все подобные полезные методы кажутся супер-очевидными после того, как их внимательно изучишь)
"Когда мы косвенно выражаем потребности при помощи оценок, толкований и мнений, окружающие склонны слышать критику. А когда люди слышат что-то, что кажется им критикой, они часто направляют свою энергию на самозащиту или контратаку". Скажите, у кого не было такого, что вы хотите чего-то от близкого человека, например, чтобы он мусор вынес, но так формируете это пожелание, что через десять минут вы уже скандалите на повышенных тонах и вспоминаете, кто кому загубил лучшие годы? Вот это самое оно, с близкими такие штуки проделываешь куда чаще, чем на работе.
"С того момента, когда люди начинают говорить о своих нуждах, а не о том, что не так с другими, возможность найти способ пойти навстречу их потребностям многократно увеличивается". Самое сложное — это вытянуть из человека его *желания*, а не *мнение*, конечно. Большинство на самом деле сами знать не знают, чего они там хотят, во всяком случае, далеко не сразу могут это сформулировать. И тут уже все ваши техники часто уступают перед тем, что просто надоело.
"Еще чаще мы просто не осознаем того, что просим, когда говорим. Мы говорим другим или при них, не зная, как войти в диалог с ними. Мы выбрасываем слова, используя чье-то присутствие как корзину для бумаг". У кого в близком круге нет таких респондентов, которые разговаривают регулярно то ли с вами, то ли с мирозданием вообще — тот счастливчик.
"За попытками нас запугать стоят просто люди с неудовлетворенными потребностями, которые обращаются к нам лишь затем, чтобы улучшить свое состояние".
"Исследования, проведенные на переговорах по управлению трудовыми отношениями, показали, что любой конфликт решается вдвое быстрее, если каждый участник, прежде чем ответить, соглашается точно повторить то, что сказал предыдущий участник". Это отличная тема и работает, кстати.
В общем, все прописные истины, которые нужно регулярно повторять.
Пу Сун-лин — китайский классик 17 века, известный, как говорит предисловие переводчика, каждому образованному китайцу — и при этом, конечно, не то чтобы сильно известный у нас, как, впрочем, и вся остальная китайская литература. Причем удивительное в этом авторе, опять же по сообщение уважаемого переводчика, то, что он пишет исключительно высоким, книжным "штилем" о предметах для культурного китайца довольно низменных, в том числе о колдовстве и всякой нечисти, а также бытовых неурядицах обычных людей. Переводчик, академик Алексеев, говорит, что Пу Сун-лина прочитать в оригинале может далеко не каждый китаец, в принципе умеющий читать, и сложность и вычурность этого стиля крайне затруднительно передать в переводе. Судя по примерам отдельных моментов с игрой слов, действительно, попытайся переводчик отразить в русском языке то, что видит в тексте автора среднестатистический китаец — это было бы невозможно читать живому человеку. Но на наше счастье, перевод очень легкий, хотя и своеобразие языка автора тоже чувствуется.
Оба сборника — это рассказы, посвященные проникновению мира тонкого в мир плотный, всякой нечисти, магии и пр.
"Лисьи чары", что и очевидно из названия — подборка историй о том, как лисы-оборни дурят людей. В китайской культуре лиса, как и в нашей, — олицетворение хитрости, только у них лисы все чаще оборачиваются людьми и только по косвенным признакам можно узнать, что перед тобой оборотень. Лис боятся и не любят, поскольку зачастую они вредят, но могут принести и пользу человеку, который рискнет с ними связаться и не будет вести себя непорядочно. В основном это женщины-лисицы, которые под видом невероятных красавиц соблазняют мужчин, причем подчас самых завалящих. Беда в том, что связь с лисицей грозит бедой, поскольку лиса изводит жизненную силу человека, и любовник лисицы чахнет-чахнет, а потом и вовсе помрет. Впрочем, лиса может сжалиться и выдать своему спутнику лекарство, а то и отсыпать денег.
Бывают и лисы-мужчины — они никого не соблазняют, а являют собой образ тайного друга-интеллектуала, носителя высокой культуры. Дружба с ними не так опасна, хотя разочаровавшийся в человеке лис может тоже причинить ему немало хлопот.
"Монахи-волшебники" — сборник похожих по духу рассказов, посвященных чудесам, настоящим и поддельным, творимым даосскими и буддистскими монахами. Предполагается, что настоящие чудеса создает святость и мудрость, а поддельные — человеческая хитрость. Истории самые разнообразные, от монахов-злодеев, которые стремятся к власти и наживе, до монахов-подвижников, чья магия служит исправлению злодеев и наставлению их на путь истинных. Надо сказать, впрочем, что часть с моральным уроком — далеко не самая главная и ярко выраженная, да и мораль рассказов не выходит особо за рамки бытовых представлений о хорошем и плохом. Ощущение от всех историй — не про то, "что такое хорошо и что такое плохо", а скорее "чудны дела твои, господи".
Особенностью всех историй Пу Сун-лина, и про лис, и про монахов, является в целом то, что это просто невероятный упорос. Я не знаю, как выразить это впечатление более пристойными словами. Мы привыкли к скучноватым моралистическим сказочкам с простеньким сюжетом в одно действие, но у него за несколько страниц рассказа все может так извернуться, что не знаешь уже, какого нового поворота ожидать в следующем предложении. То ли лисы изведут героя насмерть, то ли герой будет демонов учить китайскому языку и литературе, то ли монах хитро дурит простофиль насланными видениями ради забавы, то ли это правда боги и будды по его знаку спускаются с небес. До вычурного воображения Пу Сун-лина большинству и современных авторов еще расти и расти.
Удивительная вещь по своим двум моральным урокам. Если убрать моральные выводы, то была бы обыкновенная скучная история из жизни суровых американских первопоселенцев с их суровыми пуританскими нравами и замысловатым бытом, но именно моральный аспект делает ее столь необычной в глазах современного читателя. Делаю ударение на слове "современного".
Суть в целом проста: одинокая женщина, приехавшая в Новый свет раньше мужа, в закрытом поселении, где все свято блюдут нравственность, беременеет и рожает неизвестно от кого. Общество всячески ее клеймит и отторгает, ее судят за разврат и предписывают до конца жизни носить на одежде "алую букву" "А", что значит, как я понимаю, adulteress, то есть прелюбодейка. Ну и она покорно носит, покорно терпит негативное отношение окружающих, одна воспитывает ребенка. И все бы ничего, только рогатый муж этой дамы объявляется в самый момент вынесения ей публичного наказания, но ничем себя не выдает, и до конца истории требует от нее скрывать их брак, выдавая себе за постороннего человека — притом, что он остается жить в том же поселении.
А родила дама, как выяснилось, от местного священника, всего из себя такого праведного и благочестного. Который продолжает оставаться жить в том же поселке, работать священником и тоже ничем себя не выдавать — и все вокруг еще восхищаются его редкостными качествами.
Это фабула. Теперь про моральный урок № 1.
После истории Сомса и Ирен я не думала, что попадется еще книга, в которой мое личное чувство морального и правильного будет так расходиться с тем, что очевидным образом навязывает читателю автор, но нет. В этом романе моя лично совесть просто вопиет, потому что пострадавшей бедняжкой в конце оказывается — вы только представьте — не женщина, которую одну выставили на всеобщий позор и обрекли на вечное одиночество. И не обманутый пожилой муж, который не причинил ей, собственно, никакого вреда. Пострадавшим выведен тот самый священник, который, скотина, ах, так переживал, так переживал, что ничего не сделал ни чтобы признать перед обществом свой грех и отцовство, ни чтобы попытаться облегчить жизнь своей любовнице, которая столько лет тянула плод их общей вины в одиночку. Более того, он ни разу не поинтересовался даже судьбой ребенка! И при этом автор изображает женщину довольно сурово, мужа ее выводит сущим дьяволом, который норовит утянуть священника к себе в ад, а того — этакой безвинно пострадавшей непорочной душой, которая ну так страдает, так страдает! Ничего, ничего не делая, замечу, на протяжении многих лет, сохраняя свое тепленькое место и уважаемое общественное положение. Я возмущена этим поворотом до глубины души, и если уж мои симпатии где-то, то они на стороне старого мужа.
Моральный урок № 2 — про социальную инерцию. Казалось бы, молодая беременная женщина не привязана за ногу к тому поселению, где суровые нравы осудили ее на вечное презрение и отторжение от общества. Она свободна уехать куда угодно и в Америке, и вернуться в Старый свет, тем более, что муж ее подевался действительно непонятно куда, и не составит труда придумать приличное объяснение ее положению на новом месте, чтобы ее там приняли нормально. У нее даже есть профессия, позволяющая неплохо зарабатывать на жизнь. И ее не ждет на этом месте ровно ничего хорошего, как и ее ребенка. При этом она остается, и терпеливо все сносит многие годы. Звучит это странно, но стоит задуматься, сколько бытовых и прочих неудобств мы терпим, ничего с ними не делая — и все встает на свои места.
Небольшой дневник 1880 года целиком посвящен знаменитой "Пушкинской речи" Достоевского и последовавшему на нее в обществе отклику. Речь была произнесена Достоевским в июне, а опубликована — в августовском выпуске "Дневника", но еще до публикации вызвала огромный отклик и обширную дискуссию. Надо сказать, что взгляд Достоевского на Пушкина — интересен даже сам по себе, потому что сложно найти двух столь противоположных классиков в нашей литературе, мне кажется, настолько разных, что их совершенно нельзя даже сравнить. Удивительно в речи то, что Достоевский находит у Пушкина, прежде всего, себя самого, не как человека, а как автора, своих героев. Во всяком случае, мне так кажется. В "гордом человеке" Алеко я вижу уши вовсе не Пушкина, а Раскольникова. В рассуждениях о "всечеловеке" и всечеловеческих ценностях русских людей и русской культуры (в чем, по ФМ, и состоит ее базис, самобытность, идентичность) — уши князя Мышкина. Понятно, что каждый невольно находит то, что ему ближе, и тот же Набоков видит в Пушкине совершенно, совершенно другое. Настолько, что если сравнить эти две точки зрения, дающие поэту одинаково высокие оценки, не называя имени, то и не догадаешься, что речь идет об одном человеке.
Помимо собственно речи "Пушкин", Дневник за август 1880 (единственный месяц) содержит гораздо более пространный ответ на статью некоего А. Градовского, появившуюся в "Московских ведомостях" в ответ на речь. Самой статьи в моем собрании сочинений нет, и в этом большой недостаток подобных изданий в принципе, когда приводятся только статьи одного автора, представляющие собой часть полемики с кем-то другим. Причем таких статей бывает еще и несколько, но поскольку нельзя тут же прочитать те, чужие статьи, на которые автор отвечает, выходит такой хлопок одной ладонью.
Хотя подозреваю, что статья Градовского и вполовину не так эпична, как отклик на нее Достоевского — уж что-что, а развести срач на пустом месте он мастер, как ни странно это писать. Но кто так не считает, тот не читал журналистской работы ФМ, а в особенности — его великую и прекрасную полемику со Щедриным. Мне сложно оценить, насколько адекватны доводы ФМ, не видя самих нападок. В любом случае, ФМ, как всегда, довольно резок, очень эмоционален и виртуозно задевает бедолагу Градовского за живое. Это весьма забавно наблюдать.
Сборник совершенно очаровательных и поучительных историй, большей частью — забавных, отчасти же — странных для нашего иностранного восприятия. Ихара Сайкаку жил в 17 веке и, кажется, это единственный читанный мной японский автор этого периода — с другой стороны, от моих любимых рассказчиков периода Хэйан он отличается разве что чуть большей простотой и "приземленностью", поскольку пишет о совершенно бытовых вещах и ситуациях, возвышенным хэйанцам неинтересных.
Помимо прочего, для меня новеллы Сайкаку оказались замечательны тем, что они отлично иллюстрируют все то, что я читала давеча у Рут Бенедикт в "Хризантеме и мече" о японской морали, системе ценностей и тд. Именно потому, что каждая практически новелла заключает в себе некоторое нравоучение в духе "как нехороших людей постигает наказание", очень занимательно следить за тем, какие же именно люди считаются по мнению автора (и, очевидно, господствующей морали) нехорошими и что с ними по этому поводу происходит. Прямо скажем, кармическое воздаяние японцы понимают совсем не как мы (хотя и куда более буквально, с учетом распространенности буддизма и даосизма).
Очень явно проявляется в рассказах концепт самурайской чести — умри, но обели свое имя, если оно оказалось запятнанным. Если тебе не удалось — пусть этим займется все остальная твоя семья, и не важно, что они тоже все поумирают в процессе, главное — восстановить доброе имя главы рода. Это долг перед именем; так же отражается в рассказах и долг перед господином, и долг перед родителями. Впрочем, моральный урок — скорее побочная, чем основная цель рассказов. Они прелестны прежде всего своей бытовой забавностью, приземленностью и в то же время полной для нас чуждостью — из серии истории о том, как тяжело купить лангуста к Новому году и как разумно поступают те, кто сделал это заранее. Вообще у Сайкаку очень много историй про здравый смысл или его отсутствие, бытовую смекалку, ведение хозяйства, торговлю и другие мирные занятия. И довольно трудно описать, чем же он так мил и забавен, если не приводить тексты целиком — так что придется вам поверить мне на слово.