Когда долго читаешь всякие "сказки народов мира", с грустью приходишь к выводу, что все одно по одному. Ну разве что у африканских сказок градус безумия чуть выше — потому они интереснее, хоть и немного пугают.

Тутуола — это африканские сказки в кубе. Начало еще бытовое, хоть и гипертрофированно-бытовое — герой отправляется в город мертвых искать недавно почившего винодела, потому что потребляет пальмовое вино с такой скоростью и в таких количествах, что без специального помощника не обойтись. А дальше начинается натуральный безумный сон. На пути к городу мертвых (который и занимает большую часть книги) герой встречает саморазбирающихся человеков, находит себе жену-прорицательницу, попадается разным Духам, Существам и прочей ереси. Причем с названиями Тутуола особо не парится — если встретившиеся герою существа злобные, они называются Злобные Существа, чтобы уж всем было понятно. Фантазия у автора совершенно безумная, потому что банально-сказочных моментов в тексте очень мало, а в основном они совершенно необычные и удивительные. Особую прелесть придают его фантазиям приметы нашей привычной реальности — уточнение, за сколько шиллингов и пенсов герой сдает в аренду свой Страх, сравнение луга с футбольным полем и прочие достижения цивилизации.

Другой замечательный момент — безумная логика повествования, почти сновидческая. Когда местами вроде бы и логично, и даже со всякими странными и страшными Существами можно вступить в дискуссию. Сущности Тутуолы не выступают как глупое слепое зло, в отличие от большинства привычных сказок, они просто живут по собственным законам и представлениям, которые на каждом пяточке этого странного мира различны. Да и зла как такового там нет — и вообще нет морализаторства, а совершенно другая реальность, наводящая на мысли о наркотических галлюцинациях. При всей условности мира, в котором существа называются Существами — очень красочная.

А Рубина очень похожа на Улицкую — больше, чем я ожидала. Или наоборот, Улицкая похожа на Рубину, в общем, не важно, просто Улицкую-то я уже всю прочитала, а Рубину только открыла. У них обеих есть удивительное свойство, которое я не знаю, как правильно назвать, но могу описать. Это какое-то бытописательство, при всей горнести порывов — погруженность в быт с головой. Детали, одежда, кто что ел, какие украшения носил, на чем спал, что было в доме и тд. От всего этого тянет одновременно анти- и архисовковостью. Почему анти — да потому что советский человек должен был быть по идее выше всего этого, выше быта, его должно было интересовать, какие корабли мы в космос запускаем, а не что на ужин. Только на практике, увы, выходило наоборот. Советский Союз как-то очень способствовал полному погружению человека в быт, и никто не мог этого избежать — можно было быть успешным в этой области или не успешным, но нельзя было относиться равнодушно. Понятно, естественно, откуда ноги росли — но забавно, что СССР давно уже закончился, а образ мыслей остался, и преследует людей тех поколений, и они не понимают, как можно так раздолбайски относиться к вещам, еде, семейным ритуалам и прочему. Недавно бабушка от чистого сердца предложила отдать мне шкуру песца, который у нее уже 15 лет валяется, "с головой и хвостом", твердо уверенная, что мне он нужен до зарезу. Язык не повернулся объяснить, что лучшее, что я смогу сделать с ним — это похоронить в Сосновке.

Другая сторона "вещизма", как ни странно, — детство. Это очень детское мировоззрение, на самом деле: "у меня есть вот такая штука, а у тебя нету". Отсутствие собственных, сформированных представлений о ценности, опять же. В СССР понятно, ничего не было, в детстве даже если все есть, то родители не все купят. А сейчас — можно, конечно, пол-зарплаты потратить на радиоуправляемый вертолет или прекрасную сумку, только нафиг не надо.

Из-за этого и Улицкая, и Рубина обладают для меня какой-то удивительной привлекательностью — это какое-то совершенно другое мировосприятие, непохожее на мое. Когда их читаешь, такое чувство, что надел сильные очки и видишь все предметы очень-очень четко. В собственной жизни я такого эффекта не могу добиться — напротив, слишком пофигистично ко всему этому отношусь.

Как-то я уперлась в этот быт и ничего не сказала про роман.

Рубина похожа на Улицкую, но жестче. От текстов Улицкой складывается впечатление, что у нее все персонажи, как бы сказать, немного юродивые, убогие в грамматическом смысле слова — и при этом очень-очень хорошие. У Рубиной они вполне реальные, притом она не дает им никаких моральных оценок и не подводит к этому читателя. Нормальные такие блокадные дети, воры, наркоторговцы, сумасшедшие художники и тд. "На солнечной стороне улицы" — роман по большому счету про некую ташкентскую художницу, ее мать, детство, юность и тд. При этом в нем гораздо больше быта и Ташкента, чем искусства, это не портрет художника в юности, конечно, но текст гораздо больше, чем, гм, творческий путь. Тут и картины послевоенного Ташкента, и детские игры и обиды, и мать — дрянь и наркоторговка, и подобранная на улице пьянь, который оказался замечательным человеком и заменил отца. И много-много людей, которые чьи-то дальние знакомые, родственники, бывшие соседи, и я поражаюсь, как автор запоминает их всех по именам.

Автор в тексте тоже присутствует, причем в двойном амплуа — как "голос за кадром", рассказывающий ребенку свои воспоминания о Ташкенте того времени, и как третьестепенный персонаж, иногда пересекающийся с главной героиней. Признаться, "голос за кадром" — самые скучные моменты романа, все эти воспоминания о том, какую музыку крутили на площади и какие юбки носили. А вот жизнь — что героини, что автора, но особенно героини — ужасно интересна. И дело с одной стороны в том, что это действительно очень сложная и интересная судьба со множеством поворотом, а с другой — Рубина удивительно описывает ее, проливая свет на те области, которые обычно как-то замалчиваются, и едва не пропуская те, о которых принято говорить. В итоге получается очень контрастно. Что, по-моему, отлично для романа о художнике))

Такие антологии хороши в первую очередь для тех, кто не знаком ни с кем из перечисленных авторов (не в смысле лично, а в смысле не читал). Отличный способ отделить зерна от плевел и понять, кого можно читать дальше, а кого надо обходить стороной.

Увы, в моем случае Олдей я уже читала. Все остальное не заинтересовало настолько, чтобы открывать эти имена еще раз. Разве что "Отцы и овцы" Жигарева заинтересовали, но больше именно заинтересовали, а не понравились — увы, вот этого имени я как раз даже не слышала раньше. "Дождь над Ельцом" Калиниченко оказался действительно жутковатым, что с учетом тематики отлично (больше ни один из рассказов эмоциональных впечатлений не вызвал, разве что над Олди посмеялась). Остальное, на мой вкус, на ну очень среднем уровне. А местами и совсем тяжко, особенно когда авторы берутся сочетать вампирскую тематику с другими, видимо, уже освоенными ими темами: вампиры и русские бандюги, вампиры и графиня де Монсоро, вампиры и Альбигойский крестовый поход, вампиры и древние боги, вампиры и Великая Любовь, вампиры и Фауст. За качество исполнения похвалить нельзя, а учитывая, что либо вампиры к Фаусту, либо Фауст к вампирам не пришей кобыле хвост... Хотя попадались и милые изящные рассказики, но за небольшим размером и не самой оригинальной идеей сложно их как-то особенно оценить.

По итогам выходит, что стоит читать Олди, но это и так понятно. Никаких новых звезд я не разглядела. Ну кроме отличной смешной заключительной "высоконаучнопрактической" статьи Логинова.

Генри Лайон Олди "Остров, который всегда с тобой" — Олди прекрасны, чего там. Притом, что это явно не лучший рассказ в "Песнях Петера Сьлядека", но подозреваю, что лучший в этой антологии.

Кирилл Бенедиктов "Объявление" — такое впечатление, что рассказ писала 13-летняя дефачка. Объяснить восхитительные литературные приемы с описанием помады, "кофтачки и юппачки", а также сюжет формата "золушка встретила Прекрасного Незнакомца, который потом оказался Злобным Вампиром", иначе не могу. И мораль "не ходите, дети, в Африку гулять". Судя по встреченным ошибкам, у редактора тоже руки опустились. На контрасте с Олди особо феерично смотрится.

Владимир Аренев «Мечтают — и не только об электроовцах!..» ([д]озорное) — из уважения к автору перечитала два раза. Все равно ничего не поняла. Ну Дик, ну и что?

Николай Калиниченко "Дождь над Ельцом" — забавная детская страшилка. По стилистике, прямо скажем, плохо, потому что когда 10-летний ребенок обращает внимание на архитектуру дома и упоминает слово "ротонда", хочется возопить, как Станиславский. Зато сюжет небанальный и забавный, такая страшилка с национальным колоритом, в духе Гоголя.

Майк Гелприн "Последний вампир" — складно и банально. Кто еще не написал про "богов и героев" среди нас?

Сергей Чекмаев, Пауль Госсен "Готик-блюз" — еще один последний вампир, и тоже все скучно и банально. Умирающий человек, который предпочитает стать вампиром, чтобы выжить — кто еще не успел про это написать?

Далия Трускиновская "Шлюха" — симпатичная, очень женская идея. Исполнение тоже неплохо. Но опять же, вариант, который легко приходит в голову и реализован практически "в лоб".

Сергей Жигарев "Отцы и овцы" — а вот это понравилось. Хороший рассказ про вампиров можно опознать по *отсутствию* слова "вампир" в тексте, ага. К тому же написано очень изящно- все эти барские разговоры, приметы времени, стилистика хороша. Хронология смутила — в 1860 году уже вовсю обсуждали разные проекты отмены крепостного права, и не было это таким прямо страшным бунтарством.

Генри Лайон Олди "Сказки дедушки-вампира" — восхитительно смешное баловство на тему того, как вампиры спасли землю от инопланетян. Особо жжот кардинал Лоренцо))

Ника Батхен "Будь человеком!" — не скажу, что идея сильно оригинальна, сюжета по сути вообще нету, но написано вполне славно.

Даниэль Клугер "Ночь Преображения" — для того, чтобы обыграть банальную и малоинтересную идею несовпадения групп крови и тд., автору пришлось ввести в рассказ о вампирах инопланетян и андроидов. Вот это называется бешеной собаке семь верст не крюк, да. Смешались в кучу кони, люди.

Наталья Резанова "Песнь крови" — Попытка связать вампиров, Золушку и историю Франции. Получилось примерно как лебедь, рак и щука. История Франции выглядит как из детской энциклопедии, вампиры тоже не впечатляют, а про Золушку я где-то уже читала.

Юрий Гаврюченков "Упырь" — "Однажды ночью ко мне приходил упырь, но я его не пустил, он помыкался и ушел". Э, что это было?

Сергей Удалин "Большая разница" — изящная забавная зарисовка на классическую тему о том, что все звери, включая ночных тварей, конечно, равны, но некоторые равнее. Не бог весть какая идея, но хорошо написано, и читать приятно.

Виктор Точинов "Мальчик-Вампир" — какая-то глупая непонятная чернуха, даже не знаю, что тут сказать.

Елена Первушина "Убежище" — замах интересный, но общий результат так себе. По сути — рассказ ни к чему не пришел. К тому же две части связаны между собой ну очень условно. Опять же, несчастный поход на альбигойцев тема древняя.

Юрий Гаврюченков "Ганс&roses" — набившая оскомину вариация на тему "русские бандюки и что-то". В данном случае вампиры. Разумеется, присутствуют калаши, ФСБ, киллеры и прочая бутафория, от которой стало тошнить еще в девяностые.

Мария Акимова "Охота" — вроде и ничего плохого сказать нельзя, но какое-то очень невнятное. При чем тут девочка Катя, которая курит? И что означает такая концовка? Неплохо бы смотрелось как пролог романа, но на рассказ не пойдет.

Майк Гелприн, Александр Габриэль "Персональный вампир" — стихи хороши. Все остальное ужасно, особенно избитую до невозможности тему и ну очень стандартного героя-алкаша-наркомана, который на самом деле хороший и пушистый. Глупое существо вомпер, надо было не все богатства мира предлагать, а дозу во время ломки.

Виктор Точинов "Вампиры в Мэне" — симпатичная детективная повесть, лихо обернутая вокруг вампирской тематики, в лучших традициях Конан-Дойля.

Святослав Логинов "К вопросу о природе вампиров" — укатаечно смешная псевдонаучная статья о вампирах, вапиризме, бактериях, палеотнологии и тд. В лучших традициях Курехина и Шолохова. В итоге практически приходим к выводу, что среднестатистический вампир является грибом колонией бактерий

Брэдбери вкупе со своими шикарными русскими переводчиками обладает удивительным свойством — передавать и описывать не события, а настроение. Причем делать это так, что читатель не просто понимает, что ощущает герой, а ощущает это сам. Мне кажется, это совершенно удивительный талант, и он есть на самом деле у очень немногих авторов, и те в основном поголовно причислены к бессмертной классике. Настроение в Брэдбери — самое главное, по сравнению с ним вторична даже вся фантастика.

"Вино из одуванчиков" — книга, написанная по сути на одном только настроении. На отголосках разных простых чувств, которые неожиданно становятся очень яркими и запоминающимися, хотя казалось бы, не происходит ничего необычного. В "Вине" не то чтобы нету фантастики — там по большому счету вообще нет событий, не считая оставшейся за кадром поимки одного маньяка. Однако даже с учетом несобытийности, отсутствия связного сюжета, разных персонажей — книга очень яркая.

Мне вообще очень интересно, как авторы добиваются такого "настроенческого" эффекта. Если вчитаться в Брэдбери, выходит, что он идет буквально "от противного". Нигде не пишет, положим, что герой счастлив, несчастлив, испуган, но как-то так ловко и тонко описывает незначительные детали, мелкие ощущения, практически незаметные и незначимые сами по себе, что складывается очень четкая эмоциональная картина. При этом "Вино из одуванчиков", слава богу, не сплошное няняня, есть и откровенно жуткие моменты. "Весь город спит" меня очень впечатлил, потому что я четко помню это ощущение, когда ты идешь один домой поздно в темноте, и вроде бы ничего с тобой не должно случиться, но мало ли, хочется скорее закрыть за собой дверь и выдохнуть. Зато "Экзорцизм", по-моему, — это ужасно смешно, и этот рассказ надо принудительно читать вслух некоторым особо воцерковленным и суеверным личностям. Прелесть Брэдбери в том, что в "Вине" нет ни одной надуманно-карамельной истории про игры милых дизенфецированных деток, какие часто пишут в детских книжках, а то, что в нем есть милого и плюшевого, очень натурально, и по большому счету выходит, что во всех возрастах этого не меньше, чем в детстве. Чем дальше в лес, тем больше мне кажется, что Брэдбери мог бы стать гениальным автором-психологом формата ФМ, не пиши он фантастику, настолько хорошо он разбирается в устройстве человеческих эмоций.

Роман оставляет удивительно теплое и уютное ощущение. Ощущение хорошего лета

Образчик постмодернового романа, которые так отлично обстебал Набоков задолго до ("Героем романа был дуб. Роман был биографией дуба"). Пришла к выводу, что постмодерн как жанр — все-таки не мое, и Умберто Эко в данном случае исключение. А Норфолк должен понравиться тем, кому нравятся фильмы Феллини — все очень шумно, ярко, красочно, немного пошловато, с большой претензией, множество на первый взгляд никак не связанных друг с другом сюжетных линий, большинство деталей и сцен понятны весьма условно и только к самому концу осознаешь, как он все друг с другом связано. С одной стороны, связано весьма изящно, не могу не признать. Особенно учитывая, что это огромная работа с историческим материалом. Попробуй-ка свяжи далекий монастырь в холодной Дании (?), двор папы Александра VI, борьбу Португалии и Кастилии за заморские колонии и далекие африканские племена. Норфолку удалось сплести из всего этого практически связное сюжетное полотно. Впрочем, временами это все равно производит впечатление жуткой притянутости за уши, а в особо выдающиеся моменты кажется, что автор над тобой издевается.

Да, я вполне осознаю, что это, вероятно, признак моего дурного вкуса, но на протяжении ста страниц описывать некое плавание неких поданных потругальской короны, их взаимоотношения, интриги и тд. — и немедленно утопить их всех в следующей же части, не упомянув даже имен, имхо, немного слишком. Норфолк изобилует деталями и персонажами, не имеющими ни малейшего отношения к основной сюжетной линии. Более того, в каждой новой части центральными являются совершенно новое место и новые герои, описываемые так подробно, что начинаешь думать, что автор передумал писать про тех, предыдущих, и решил теперь про этих. Столь подробное описание, откровенно говоря, не слишком интересных персонажей и событий, которые к основному сюжету относятся по касательной, слегка утомляет. В итоге чтобы в целом описать стиль Норфолка, достаточно вспомнить прекрасное "Если бы Красную Шапочку написал Бальзак" ("Эта дверь была сделана в середине 17 века неизвестным мастером... Он вырезал ее из модного в то время канадского дуба, придал ей классическую форму и повесил ее на железные петли, которые в свое время, может быть, и были хороши, но ужасно сейчас скрипели. На двери не было никаких орнаментов и узоров, только в правом нижнем углу виднелась одна царапина, о которой говорили, что ее сделал собственной шпорой Селестен де Шавард — фаворит Марии Антуанетты и двоюродный брат по материнской линии бабушкиного дедушки Красной Шапочки" — пруфлинк: http://kramtp.info/news/17/full/id=10612; ) — и умножить это на исторический контекст.

Похоже на Эко, но не то. Мне кажется, Норфолку не хватает двух важных вещей, чтобы равняться с Эко: чувства юмора и чувства меры. Множество моментов из Эко на самом деле уморительно смешные, как стилистически, так и сюжетно. У Норфолка скорее путаешься в бесконечных бальзакообразных периодах. Насчет чувства меры — имхо, если бы мест действия и героев было поменьше и они не были бы так хаотично разбросаны, роман бы только выиграл. Был бы более цельным, что ли. А так создается впечатление, что автор поставил себе цель написать нечто максимально сложное с точки зрения сюжета, при этом формально оставаясь в рамках исторической достоверности. Помнится, мы на истории решали такие задачки формата "как Богдан Хмельницкий мог быть знаком с кайзером Вильгельмом?" Как упражнение по истории и реконструкции — отлично, а вот как литературное произведение — гм.

Еще одна особенность — у Норфолка получилась фактически поэма без героя. То есть герой, конечно, имеется, и даже один на всю книгу, но на протяжении всех эпизодов его заслоняют куда более интересные второстепенные герои. В итоге получается, что никто толком не вызывает интереса или сочувствия. Ну приор, отец Йорг, разве что.

Событийный ряд прописан довольно забавно, особенно все сцены при дворе Папы. Если держать в уме исторические данные, то есть то, что именно там и тогда делалась судьбоносная "большая политика", невольно выискиваешь их в тексте — и не находишь, разве что некие мелкие отголоски. Все персонажи действуют исходя из того, что известно им, но не читателю, описывается множество третьестепенных сцен типа охоты за крысами на кухне, и хотя они вполне могли происходить в реальности, начинаешь "плавать" в повествовании, потому что создается ощущение, что самого простого и основного тебе не говорят. Это как "Портрет художника в юности" — там никто не рисует, точно так же как у Норфолка солдаты не воюют, монахи не служат, Папа не занимается политикой и тд. Я вполне осознаю, что это уже несколько избитый прием, но меня все равно разочаровывает. Эко в данном случае куда проще, к слову, — он говорит о том, о чем говорит. Обманчивость же Норфолка вполне описывается уже его заглавием: носорог действительно присутствует, даже два, но из них ноль живых и оба на дальнем плане.