| |
| Статья написана 26 марта 2011 г. 17:27 |
Фиговый из меня поклонник Набокова) Узнала, что задолго до Кутзее у Набокова тоже была работа под названием Strong opinions, про которую я раньше никогда не слышала. Видимо, и на русский оно не переводилось. Если у кого вдруг есть эта вещь в электронном варианте — поделитесь, а?
|
| | |
| Статья написана 24 марта 2011 г. 16:34 |
Из всего читанного мной у Стейнбека "К востоку от Эдема" наиболее "программный". Это всеобъемлющий роман, в котором сочетается все то, что встречается в других книгах. В "Востоке" есть отчаяние и скатывание в бездну из "Гроздьев гнева", есть забавное очарование "Консервного ряда", есть по-настоящему жуткие моменты, как в "О мышах и людях", и больше всего — сложных моральных проблем из "Зимы тревоги нашей", которые героям приходится решать по ходу дела, "без отрыва" от повседневной жизни. Больше всего, на мой вкус, от "Зимы", но в "Эдеме" нет этого тягостно-тревожного ощущения, нет безнадежности, — даже когда одни герои опускают лапы, другие продолжают жить изо всех сил. Про этот роман очень сложно сказать что-то общее, как про "Войну и мир" — в нем слишком много слишком разных героев, событий, судеб, все они переплетаются, иногда ружья выстреливают, иногда просто остаются висеть. Даже война есть, правда, скорее за кадром, ближе к концу романа, но и этого хватает, чтобы на ней успел погибнуть один из героев, навсегда изменив судьбы оставшихся. Вообще чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что сравнение с "Войной и мир" вполне подходит. "Эдем", по сути, тоже — некая вариация на тему семейной саги, правда, семей там две. Линии повествования о каждой сначала идут параллельно, потом соединяются, но полного слияния формата А. женился на Б. не происходит. С другой стороны, зато все, что происходит в романе, выглядит очень достоверно и натурально — даже в тех моментах, которые никак не укладываются в рамки нормы. В каждом стаде есть свои паршивые овцы, а если еще лучше присмотреться, вообще все овцы выходят паршивые, только по-разному. Герои "К востоку от Эдема" за редким исключением — вполне нормальные люди, с некоторыми странностями, может, но в рамках обычного. И только если покопать глубже, как делает Стейнбек, у каждого есть свои шкафы, полные скелетов. Буквально нет практически ни одного героя, у которого скелетов не было бы вовсе — какими бы спокойными, успешными и вообще позитивными они ни представлялись окружающим. При этом своеобразие и количество героев делает странную вещь: если рассматривать жизнь конкретного героя в целом, то произошедшее с ним можно считать как незначительным, так и ужасной трагедией. Но в рамках взаимодействия со всеми остальными это как-то скрашивается, даже слегка нивелируется до степени, которую теоретически человек должен уметь вынести. Я не знаю, как лучше сформулировать это ощущение. Положим, мне очень жалко Адама с его трагической любовной историей — но в то же время я не могу перестать думать, что неплохо бы ему чуть меньше страдать и чуть больше думать о своих детях. Арона с его глуповатым идеализмом тоже жалко — по, признаться, мне было бы жальче Кейла, если бы Арон остался и постоянно заслонял тому свет. И так — практически по всем героям. Их всех можно в чем-то понять и посочувствовать, а в чем-то другом осудить. За единственным исключением Кейт, пожалуй, — но Стейнбек и сам признается в послесловии, что так и не сумел понять, что ей движет и чего она пытается добиться. Хотя совершенно не исключаю, что такие люди существуют — более того, их в жизни куда больше. И столкновение с ними никому не дает ничего хорошего. Признаться, я не пыталась разобраться, насколько "К востоку от Эдема" документален и биографичен. Вполне может быть, потому что там упоминается некий Стейбек, за которого вышла одна из девушек одной из двух главных семей. Не думаю, чтобы это имело какое-то особое значение для художественной ценности. Даже если Стейнбек взял некоторые имена и события из архивных документов, характеры, внутреняя мотивация и тд все равно разработаны им, а это как раз и есть самое ценное в романе. Мне еще очень нравится некий исподволь напрашивающийся вывод из всей истории: о том, что семейная модель и устройство жизни ребенка в семье само по себе еще ничего не гарантирует и не значит для его дальнейшей жизни. В некоторой степени — да, но не то чтобы в значительной. Взять Гамильтонов: при прочих равных это семья почти идеальная, любящие внимательные родители, много детей. А у детей судьбы сложились очень по-разному, и у кого-то вышло повторить это "семеро по лавкам и дом полная чаша", а кто-то фатально провалил такую задачу. Траски, с другой стороны — нечто совсем иное. Любовь и соперничество двух братьев, которое повторяется в двух поколениях — совершенно невольно. При этом один из братьев — всегда Каин, а другой всегда Авель. Но это — только начальная точка для развития отношений, и Стейнбек, разумеется, не читатет морали на тему того, как надо быть хорошими мальчиками. Эти два поколения братьев, их структура отношений, похожи только очень формально, но результаты получаются совершенно разные. Конец просто восхитителен. Да, и они взялись за руки и убежали навстречу закату. Да, нашли друг друга, хотя еще не совсем даже это осознали. Мне очень нравится такой конец истории, когда встречаются два не слишком хороших и не слишком простых человека. Именно за это я очень любила, помнится, "По эту сторону рая" Фицджеральда. Пожалуй, ни за кого из героев "К востоку от Эдема" я не болею так, как за Кейла и Абру. Разве что за "китаезу" Ли — это вообще восхитительный персонаж. Ужасно, эмн, теплый. Пожалуй, единственный, у кого, строго говоря, и скелетов собственных нет — не считая его происхождения. И это изрядно выделяет его из всех остальных — Ли кажется гораздо умнее, во всяком случае, мудрее, — но это, думаю, потому, что он просто стоит с индифферентным видом у рулетки и не позволяет втянуть себя в игру под названием жизнь, поэтому и ничего не выигрывает, и ничего не проигрывает. Остальные играют с переменным успехом. "К востоку от Эдема" удивительный роман — несмотря на то, что в нем не происходит ничего кроме самой обычной жизни маленького провинциального амерканского городка и окрестностей, его не устаешь читать. И в этих картинах самой обычной жизни можно найти все вариации красок и драм. В этом основная прелесть романа и вообще Стейнбека — он открывает глаза на обыденные вещи, при этом не преуменьшая и не преувеличивая их, а просто рассказывая личные истории.
|
| | |
| Статья написана 14 марта 2011 г. 12:27 |
Тексты Грина обладают удивительным свойством — они полны какой-то неуловимой, ускользающей магии, которая придает совершенно обычным вещам волшебную окраску и притягательность. Никакие истории о настоящих волшебниках, иных мирах и прочих фантастических событиях не сравнятся с ними по производимому эффекту. Мне кажется, секрет в том, что Грин подмешивает в каждое свое более ли менее реальное событие и персонаж совершенно правильную дозу волшебного — так, что на вид его вроде и незаметно, но все же это ощущается в тексте очень сильно. Макс Фрай, взявший, как оказалось, именно из этого романа свое знаменитое "Власть Несбывшегося" — весьма слабое подобие, притом, что М-Фрай использует, по сути, тот же прием: берем реальность и наносим чуть-чуть волшебного на каждую из ее граней. Скажем так, у М-Фрая это выглядит как слишком грубый и явный эскапизм, попытки несчастного создания поверить, что в мире есть хоть что-то хорошее (а поскольку пессимизм героя не позволяет ему поверить, что что-то хорошее бывает в реальности, остается выдумывать для этого всякие события волшебного свойства). У Грина же изначально нет никакой четкой границы между реальностью и волшебством, нет и противопоставления реальности и магии, его мир — сам по себе немного сказочный. Некоторый элемент сказочности придает вещам Грина его удивительная география. Наряду с обычными городами вроде Парижа или Ниццы (которые, впрочем, только упоминаются), встречаются и многие другие, выдуманные, вроде Лисса и Гель-Гью. Удивительные небольшие города-порты у моря, в которых все еще строят парусные суда и устраивают карнавалы. Интересно, составлял ли кто-нибудь карту или путеводитель на базе романов Грина? С удовольствием поизучала бы такую вещь) В "Бегущей по волнам" вопрос географии особенно интересен, потому что герой плывет на паруснике через несколько городов, и проследить его путь. В целом "Бегущая" — совершенно волшебная морская история вполне в духе Грина. В ней есть и злобный пират, и некое подобие морской нимфы, и карнавал, и таинственная девушка. Тоже интересно, неужели никто не написал, скажем, диссертацию на тему "Женские образы в романах Грина"? Это удивительно интересно разбирать и сравнивать. В "Бегущей" есть герой-мужчина и два главных женских персонажа — милая веселая Дэзи и холодная величественая умница Бичи Сениэль, бывшая хозяйка парусника. И что забавно, структура отношений между этими тремя героями очень напомнает отношения в "Блистающем мире" — между Друдом, Руной Бэгуэм и Тави Тум. Именно Бичи Сениэль и Руна Бэгуэм с самого начала захватывают внимание и читателя, и героя. Согласитесь, эти девушки достаточно похожи — они обе поражают своим достоинством, выдержкой, даже величественностью. И герой очень быстро попадает под их очарование — стоит буквально один раз увидеть их. С другой стороны, ни Бичи, ни Руна — не пара герою, и это вполне очевидно, несмотря на всю их притягательность. В итоге каждое из этих увлечений забывается достаточно быстро. Совсем другой типаж — это Тави и Дэзи. Милые, веселые, слегка взбалмошные, уютные и теплые люди; девушки, которые не поражают до глубины души при первой же встрече, но с которыми зато вполне можно провести потом много лет. Именно с ними в итоге и остаются герои. Обе конструкции отношений по сути — иллюстрация поговорки про синицу в руке. Еще один момент, который меня очень задел и в "Блистающем мире", и в "Бегущей" — скажем так, отказ от власти, отказ от представившейся возможности, если ты понимаешь, что реализация такой возможности будет противоречить твоей внутренней сути. Руна Бэгуэм предлагает Друду, грубо говоря, объединиться и перевернуть мир, используя его необычную способность. Руна принимает решение и пытается добиться своего, играет ва-банк. Друд отказывается, прекрасно осознавая, что это "не его". А вот Бичи Сениэль не делает такой ошибки. Она гоняется за своим бывшим кораблем, "Бегущей по волнам", пытаясь вернуть его, прилагает к этому все усилия. И когда наконец получает корабль обратно, понимает, что оставить его было бы совершенно неправильно, и волевым решением избавляется от него. Корабль гибнет, но у меня складывается странное ощущение, что Бичи принимает решение, которое потом спасло ее саму, как личность. В отличие от Руны. По сути, все просто: смирение является путем к спасению, умение вовремя отказаться от своего самого сильного желания иногда лучше, чем его исполнение. Пожалуй, мне история этих двух девушек даже более интересна, чем история самих героев и их простых веселых спутниц.
|
| | |
| Статья написана 11 марта 2011 г. 20:55 |
При всей моей любви к Ле Гуин вообще и Хайнскому циклу в частности — это совершенно пустой роман. Обычно романы Ле Гуин дают гораздо больше пищи сердцу, чем какому-то другому органу, и меня лично очень сильно задевают за живое (иногда даже сликшом сильно). С "Городом" тоже могло бы получиться именно так. Первую часть романа — путешествие Фалька в Город и встречу с Эстрел — я могла бы уложить во вполне стандартную легуиновскую схему: Герой, Путь и Спутник. При этом на протяжении всего времени Герой сосредоточен только на Пути, и лишь постфактум понимает, что, вероятно, его Спутник сам по себе был важнее. Если не глобально важнее, то для него лично. "Левая рука тьмы" и "Роканнон" вписываются в эту схему. А вот с Городом, если детальнее разбираться, не получается сразу. Путь, в который отправляется Фальк, не имеет, как обычно, некоего общечеловеческого значения, — грубо говоря, он хочет получить нечто только для самого себя, для своего развития. Со Спутником беда еще больше, потому что здесь классическая схема буквально выворачивается наизнанку. Спутник вовсе не предан нашему герою до последнего, он преследует свои собственные цели — "и не друг, и не враг, а так". В конце Пути фигура Спутника уже утрачивает какое-либо значение. Роман очень явно раздлен на две части: Путь и Город. Причем Путь из них мне кажется, пожалуй, более интересным, потому что в нем в принципе есть то, что я люблю у Ле Гуин — неторопливое, созерцательное повествование, простые классические ценности, преодоление себя. Город — более странная и зыбкая часть. Причем не в плане самого Города — тут как раз все понятно, злобные Синги с нечеловеческой моралью и логикой, которые дурят народ, может, даже не со зла, а потому, что для них это естественно. Но вот то, что происходит с самим героем — вся эта история про то, откуда он прилетел и кто он таков — выглядит как-то сомнительно и неинтересно. То, как обретя свою старую личность, герой легко и быстро поборол зло, слишком не вяжется со всем остальным, что я читала у Ле Гуин. Загадочные Синги на проверку тоже не слишком впечатляют — лучше бы они так и остались неясным злом, чем взять и поверить в весьма притянутую за уши логику героя относительно их цивилизации. Нравилось по мере прочтения, как процесс, но я вообще очень люблю, как пишет Ле Гуин. А вот в итоге, как результат, совсем не впечатлило.
|
| | |
| Статья написана 9 марта 2011 г. 21:41 |
Ш., как всегда, прекрасен, и глаголет безостановочно одни истины. О том, что все умрут куда катится этот мир. Что сейчас (то есть в начале 19 века) появилось безумное количество бездарных авторов, кропающих не из любви к искусству, а только ради денег. Что у публики совершенно нет вкуса. Что надо писать так и так. В общем, под всем, что он говорит, можно смело подписаться двумя лапами И экстраполировать это на любую эпоху. Что, скажете, не был 19 век расцветом русской литературы? А сейчас зато что имеем — Донцову, Громыко и иже с ними Обычно Ш. меня забавляет своим ярым пессимизмом, и сейчас, конечно, тоже. Но самое смешное, что сейчас я с ним по большинству абстрактных тезисов согласна. Вот например, Ш. говорит, что сейчас (в 1/2 19 века) среди *серьезно мыслящих* писателей очень мало таких, которые мыслят о самом предмете. Другие же "думают только о книгах, о том, что говорили другие", и потому никогда не бывают по-настоящему оригинальны. На этом основании вполне можно вынести приговор Умберто Эко и прочим интеллектуалам, но в этом случае в сухом остатке рискуем получить одного Аристотеля). Или вот "заслуга писателя, которого стоит читать, тем больше, чем меньше он обязан материи, чем более известна и избита эта материя. Так, например, три великие греческие трагика все обрабатывали ту же материю". Кто поспорит, что книг на тему "они встретили друг друга и убежали вместе в закат/рассвет" огромные кипы, и большинство жуткий хлам) Но найдется среди них и "МиМ", например. Один момент кажется мне очень точно подмеченным, хоть и не очевидным с первого взгляда. "Для того, чтобы быть бессмертным, произведение должно иметь так много достоинств, что не легко встретить человека, способного понять и оценить их все; и все-таки эти достоинства, взятые порознь, всегда познаются и ценятся то тем, то другим, благодаря чему кредит доверия поддерживается в течение столетий". Я тут задумалась о паре признанных классическими вещей, которые я сама очень люблю, и вспомнила, что другие люди хвалят их обычно совершенно не за то! Помимо всего прочего, Ш. очень прекрасно обличает, гм, анонимные каменты. Поливая анонимный рецензентов отборнейшей грязью — благо они и возразить не могут. Кроме того, обличается общеизвестный принцип "кукушка хвалит соловья", то есть полное единодушие среди писательской братии относительно взаимной оценки талантов. "Вообще вежливость, возникшая из общественных отношений, в литературе, — чуждый и часто вредный предмет, так как она требует, чтобы плохое называли хорошим, и потому противоречит целям науки". Разумеется, Гегель в этой работе тоже не обойден вниманием. Думаю, если бы Ш. взялся писать кулинарную книгу, он и там нашел бы способ плюнуть в Гегеля. Скажем, "жареные на тюленьем жире потроха собаки настолько отвратительны, что по эффекту, производимому на желудок, сравнимы с тем, какой эффект оказывают сочинения Гегеля на разум" Кстати о Гегеле) "В сущности нет ничего легче, как писать так, чтобы никто не мог понять написанного, и наоборот, нет ничего труднее, как выразить многочисленные мысли так, чтобы они были понятны каждому" (и это говорит автор "Парерги" ) Напоследок Ш. печалится о безграмотности и отвратительном стиле современных немецких авторов (если я не ошибаюсь, Ницше потом повторяет что-то в этом роде). За немецких авторов ничего не скажу, но в остальном Ш. удивительно точно озвучивает именно то, что говорят представители "старого поколения" о каждом времени в истории литературы
|
|
|