пропустила круглую цифру, но все равно

спасибо всем, кто участвовал!

зы: требую, чтобы люди, голосовавшие когда-то за полноту изданий, пришли и посмотрели мне в глаза

Это нечто вроде биографии, с некоторой попыткой разбора произведений Ницше. Не слишком подробная, такая, очень популистского толка, с рисуночками на полях, обозначающими "общество и эпоху", "детство", "врагов" и прочие биографические блоки. Откровенно говоря, если бы я заглянула внутрь этой книжки, прежде чем купить ее и начать читать, я бы никогда ее не купила и читать не стала Но раз уж мой вызов предусматривает чтение того, что есть дома, надо держаться, говорила я себе всю дорогу, Господь терпел и нам велел итд.

Вообще пичалька, что это уже третья провальная попытка прочитать *нормальную* биографию Ницше. Под нормальной я имею в виду такую, которая не вызывала бы рвотного рефлекса и не создавала тотальный дисбелиф между нарисованным биографом образом и человеком, который написал "Веселую науку". Образ, созданный Галеви — классическая иллюстрация выражения "обнять и плакать". Он ТАК СТРАДАЛ, бедняжка, так страдал, чувствуется, что у автора у самого глаза на мокром месте, когда он живописует эту "безгоную собаченьку", а читатель рискует получить ревматизм от сырости. Снять эффект помогает только чтение позднего Ницше, у которого в каждом предложении чайная ложка яда))

Попытка Цвейга еще более странна — в данном случае герой вызывает не сочувствие, а некоторую неприязнь и брезгливость. Как вызывают брезгливость все люди с фатально неудавшейся жизнью, прозябающие на пенсию по инвалидности в раздолбанных квартирах и временами от скуки бродящие по метро и пытающиеся общаться с пассажирами, с нестриженными волосами и в растянутых кофтах. В голове у них вместо мозгов всегда манная каша, и у Цвейговского Ницше тоже, что, мягко скажем, не соответствует действительности.

Нельзя сказать, чтобы Гомес совершил ошибки двух предыдущих биографов. Он придумал свои собственные, на этот раз склоняясь в сторону популизма и вылавливания из биографии наиболее "пикантных" фактов. Которых в биографии Ницше раз, два, и обчелся, в общем. Не забыта ни Лу Саломе, ни Матильда Трампедах, ни сифилис, ни сентенции Вагнера об онанизме. Все это подано в тоне не то чтобы совсем желтой прессы, но по крайней мере разговора в очереди, из серии, "а вы знаете, что этот ваш Ницше..." Знаем, знаем. При этом фактаж довольно поверхностен, биографического анализа толком нету. Не скажу, чтобы вычитала из книжки что-то такое, чего не знала раньше.

Отдельный фэйспалм — главы, где афтар пытается "своими словами" и "на пальцах" пересказать произведения Ницше и объяснить его философию. Получается настолько чудовищно, что хочется убежать с криками; дайте мне развидеть это, в общем.

Звучит это примерно как призывы Свидетелей Иеговы по домофону: "задумывались ли вы об этой жизни?" "Знаете ли вы, что пора отказаться от старых моральных устоев и быть свободными?"

Вообще философию как никакую другую науку уничтожает и дискредитирует попытка стороннего пересказа и упрощения, а тексты Ницше при отсутствии единой концепции и множестве различных идей так вообще не поддаются нормальному пересказу. В конце концов автор это, видимо, осознает и начинает тупо цитировать. Текст Ницше на фоне убожества книги выглядит феерично

Все больше склоняюсь к тому, что надо перестать жабиться и купить Хайдеггера. Или загадать на какой-нибудь праздник (хотя вряд ли кто догадается подарить мне его на день-всех-влюбленных, а жаль )

Честно признаюсь, я прочитала это, только чтобы узнать, что такое "Свенгали" Узнала. Свенгали — это мужской персонаж демонического вида, при помощи злых сил гипноза подчинившей своей воле главную героиню — собственно Трильби — и научивший ее божественно петь, притом, что обычной Трильби медведь наступил на ухо.

Как и принято в литературе 19 века, история Свенгали и Трильби преподносится через третьи руки. В данном случае третьи руки — это совсем молодых три художника-англичанина, которые приехали пожить и порисовать в Париж, где и свели знакомство с остальными героями. На самом деле, в данном случае сложно сказать, кто в действительности является главным героем — несмотря на то, что роман назван именем Трильби, она появляется только в начале и в конце, остальное же повествование посвящено жизни троих друзей. С другой стороны, именно первая и последняя треть по-настоящему интересны, в середине же слишком много занудноватых рассуждений и рефлексий героев, при этом ничего толком не происходит.

С другой стороны, текст написан настолько легко и приятно и переведен настолько хорошо, что читается на одном дыхании. В целом я скорее не люблю английскую литературу 19 века — если не считать Голсуорси, но Дюморье оказался очень приятным исключением из правил. В его письме совершенно нет серьезности и тяжеловесности, он изначально не претендует ни на какую "классичность" и поэтому ничуть не устарел. Неожиданно для себя получила от самого процесса чтения огромное удовольствие, даже несмотря на то, что захватывающим или особо глубоким роман не назовешь. Прекрасные рисунки автора (Дюморье, собственно, был художник-гравер) отлично дополняют текст, кстати.

Огромный плюс романа — то, что в нем нет ни капли морализаторства, даже с учетом того, что отдельные персонажи сразу выводятся как "хорошие", а отдельные — как "плохие". Свенгали, к примеру, — человек, обладающий огромным музыкальным талантом, но начисто лишенный способности к пению (о чем он всегда мечтал), а во всех остальных отношениях — личность крайне неприятная — безусловно, "плохой" герой. С другой стороны, Билли, из юных английских художников, по одному слову матери отказывающийся от своей невесты, которая ему "не пара" — все равно "хороший". Впрочем, это оценки скорее других персонажей, чем самого автора и, слава богу, они не оказывают влияние на сюжет. И автор в конце романа не наказывает за грехи и не воздает по заслугам.

Еще забавный прием из старых романов — когда читатель уже все понял, а персонажи еще сто страниц гадают "что же случилось" и "как же такое могло произойти". Так гадают о внезапном преображении Трильби, хотя ежу понятно, что это гипноз Свенгали, но в данном случае это скорее умиляет, чем раздражает. Самого Свенгали, по большому счету, очень жалко, хотя через третьи руки вся эта трагическая история предстает не такой уж страшной. С другой стороны, в ней есть что-то, чтобы сделать Свенгали именем нарицательным, действительно

сабж

Несмотря на то, что роман необычен, интересен и очарователен в своей идее, не могу назвать его безупречным и разделить всеобщих восторгов. На протяжении трех четвертей текста у меня было стойкое впечатление, что мы с автором ходим кругами по одним и тем же забавным, но уже изрядно опостылевшим лабиринтам истории, мистики и словесности. Бывают такие тексты (очень редко), в которых вроде бы ничего судьбоносного не происходит, но от них не оторваться и в плавном потоке интересного повествования хочется плыть бесконечно, пусть не будет у них никакого логического финала, никакого сведения в одно сюжетных нитей. Пример из классики — скажем, "Трое в лодке", где конец как таковой не имеет особого значения, и текст доставил бы всем еще больше удовольствия, если бы продлился еще немного. Пример из современной русскоязычной литературы — "Дом, в котором".

Увы, "Орфография" в данном случае ни рыба, ни мясо. Ей слегка не хватает не то чтобы действия, но логичности и неотвратимости этого действия для того, чтобы стать романом, построенным на сюжете. Герои не сидят на месте, да, с ними все время что-то происходит, они куда-то бегут и едут, но это такое броуновское движение, которое ни в коей мере не предопределяет финальной точки, в которую они попадут. С другой же стороны, для чисто "настроенческого" текста, в котором сюжет не главное, не хватает как раз *правильного* настроения. Текст оставляет ощущение слегка болезненной тревоги и предвкушения, какое бывает ранней весной, когда еще снег, грязь и вообще мерзко, но что-то такое уже в воздухе чувствуется... Именно на таких эмоциях он написан, во всяком случае, мне так читается — и нет в нем ни Питера, ни Крыма (основные места действия), а есть некое подвешенное состояние, неопределенное место и время.

Вероятно, в том числе потому, что в романе нет одной темы или проблемы. Действие происходит в 18-19 годах в Петербурге, главный герой работает журналистом в одном из местных изданий. Разумеется, Внимание-Орфография — точнее, произведенная большевиками реформа русской орфографии — не тема романа, а только повод. Тем по большому счету две: любовь и революция. Но ни одну из них нельзя назвать главной, напротив, они обе происходят как-то на фоне всей остальной окружающей белиберды — писательской коммуны и ее склок, жизни петербургской интеллигенции в то время, мистических событий в жизни героев, шатаний, размышлений, откровенно странных вещей. Именно все эти "внетемные", не главные вещи и занимают основное пространство романа. В этом мне видится даже какой-то специальный шаг автора, сближение своего текста по архитектонике с личностью своего персонажа. Главный герой подписывается псевдонимом "Ять" и утверждает, что больше всего любит ненужные, необязательные вещи, без которых можно обойтись — как без буквы "ъ" в алфавите, к примеру. С точки зрения любовной истории героя и революции — основных тем — большая часть текста романа (описание дурацкой первомайской демонстрации, случайно встреченного героем ребенка, трагической любви пожилого писателя и юной роковой красавицы) — являются совершенно ненужными и необязательными. Мне искренне интересно, специально Быков так сделал или у него это вышло по наитию.

Другое дело, что все эти милые, ненужные и необязательные вещи, эпизоды, люди в целом создают настроение, атмосферу, но совершенно не создают сюжета. А любовь и революция прописаны не как основные темы, но даже слабее ненужных и необязательных, и сами по себе они на сюжет никак не потянут. Вот и получается, что оболочка прекрасна, но что-то неладно во внутренней конструкции, и неизбежное "что нам хотел сказать автор этим произведением" (давайте не будем вспоминать про "когда автор был жив..." и прочие неприличные подробности) не находит никакого ответа. Ощущение напряжения, ожидания, предвкушения, создаваемое текстом, так ни во что внятное и не вылилось, и революция таки состоялась без помех, и он уехал, а она осталась (а перед этим она уехала, а он остался), и вообще все пошло своим чередом. Невольно наводит на мысли: и раньше, и раньше шло своим чередом, а дело просто в своеобразном взгляде автора, через очки с цветными стеклами и искажающими линзами, и не было ничего, а даже если бы было, все было проще и страшнее, чем вам показалось.

сабж

Я очень сильно люблю у Карда весь цикл про Эндера (собственно, это один из моих самых любимых фантастических циклов в принципе), но до Shadow Saga (вбоквеллный цикл) много лет не могла добраться, потому что когда я впервые читала "Игру Эндера", "Теней" в русском переводе еще не было, и я даже не подозревала об их существовании.

Как всегда с очень любимыми вещами, ко всяким сиквелам, фанфикам, вбоквеллам и прочим неканоническим текстам относишься очень скептически, подозревая, что они могут оказаться апокрифами, любимых героев и любимых тем там не будет и вообще все будет не то. Собственно, по этой причине я как-то не читаю у Карда ничего другого, боясь разочароваться в авторе. И вокруг "Саги Теней" тоже ходила очень долго, не зная, стоит к ней подступаться или нет. Особенно учитывая, что вся "Сага Эндера" и держится на самом Эндере — не только как персонаже, но как идее, некой совокупности личных качеств, отношения к себе, миру и другим, которая задает тон всем остальным героям и служит системой координат не только для них, но и для читательских оценок. "Что сделал бы Эндер" в данном случае приравнивается к "что будет правильным". Эндер в этом цикле является тем же, чем является фигура Христа в христианстве — всеобщей точкой отсчета. Все романы и линии повествования, даже те, в которые он напрямую не включен, проникнуты его присутствием.

В "Тени Эндера" самого Эндера при этом практически нет. И с самого начала нет этого "ощущения присутствия", которое дает другим персонажам в "Саге Эндера" странное чувство то ли причастности, то ли защищенности.

"Ender's Shadow" — это история мальчика из Роттердамских трущоб по имени Bean (Боб в русском переводе, что, имхо, довольно неудачно, потому что прикол именно в том, что у ребенка нет нормального человеческого имени, а только кличка, которая и звучит для других, как кличка). Мальчик выживает, вступает в детскую банду, а потом случайно попадает в Battle School и выживает уже в ней.

Bean изначально слишком отличается от остальных детей, и, поскольку он является единственным репортером (не считая полуанонимные переговоры верхушки Боевой школы, аналогично тому, как было у "Игре Эндера", отличается и сам текст, манера изложения. Кард идеально меняет свое письмо, приспособляя его к персонажу: в том, что видит, думает и описывает Bean, нет той мягкости, того вездесущего торжества гуманизма, что было во всех книгах про Эндера. Если во главе угла в "Ender's Saga" стоит гуманизм, то в случае Bean'а это интеллект. Ребенок развит интеллектуально (но не морально и не физически) не по годам в прямом смысле этого слова. Чуть позже из текста узнаешь, что он родился в результате некоего подпольного эксперимента по созданию интеллектуальных гениев, более того, с точки зрения именно интеллектуальных способностей в чистом виде он превосходит даже Эндера. Именно интеллект и позволил ему выжить на улице среди голодающих детских банд, а потом выбиться в первые ряды в Боевой школе — даже с учетом того, что в значительной части случаев именно интеллект служил препятствием для общения, построения социальных связей и прочих важных в этой жизни вещей.

Кард очень ловко ведет повествование — казалось бы, вся история, "страшная тайна" реальности войны с buggers уже известна из "Игры Эндера" — точно так же, как известна история противостояния Эндера с Bonzo Madrid, подбор команды для Эндера и тд. В "Игре Эндера" основная прелесть состояла именно в сюжете, в неизвестности следующего шага. В "Тени Эндера" все уже ясно и определено, но текст все равно каким-то магическим образом держит в напряжении ничуть не меньшем. Отчасти, конечно, потому, что Bean оценивает людей и события совершенно по-другому — с точки зрения более расчета, чем "чувства". Даже его, скажем так, социальные действия, взаимодействие с окружающими основаны на расчетах, а не на эмоциях — конечно, они на расчетах основаны у многих, но Bean, в отличие от остальных людей, очень четко это осознает. И весь роман продолжается забавная параллель: Bean'а все сравнивают с Эндером, причем Эндер о нем знать не знает, а Bean становится Эндером буквально одержим — в том именно плане, в котором люди бывают одержимы только своей первой большой любовью.

"He understood what this feeling was, welling up in him, filling his throat, making tears stand out in his eyes, making his face burn, forcing a gasp, a silent sob. He bit on his lip, trying to let pain force the emotion away. It didn't help. Ender was gone.

Now that he knew what the feeling was, he could control it. He lay down on the bunk and went into the relaxing routine until the need to cry had passed. Ender had taken his hand to say good-bye. Ender had said, "I hope he recognizes what you're worth." Bean didn't really have anything left to prove. He'd do his best with Rabbit Army because maybe at some point in the future, when Ender was at the bridge of the flagship of the human fleet, Bean might have some role to play, some way to help. Some stunt that Ender might need him to pull to dazzle the Buggers. So he'd please the teachers, impress the hell out of them, so that they would keep opening doors for him, until one day a door would open and his friend Ender would be on the other side of it, and he could be in Ender's army once again."

В итоге Bean следует за Эндером по пятам, на полшага сзади — и в прямом, и в переносном смысле этого слова. В итоге всех размышлений о людях и их взаимодействии мальчик приходит к логическому выводу, что Эндер действительно единственный, кто способен выиграть войну с жукерами, и поэтому задача остальных — создать Эндеру наилучшие для того условия. И если все остальные дети шли за Эндером просто по велению сердца, то Bean единственный нашел себе логическое оправдание — которое по сути, разумеется, было только прикрытием для того же веления сердца. Это очень тягостное и очень достоверное изображение странного чувства, которое представляет нечто среднее между любовью, уважением и идолопоклонничеством — когда ты тянешься к кому-то, при этом четко осознавая, что никогда-никогда не будешь ему ровней, даже если вылезешь из шкуры и формально превзойдешь его во всем. У тебя может быть своя, совершенно отдельная от этого человека жизнь, но у нее всегда будет двойное дно. Кард удивительно изящно и наглядно это показал — не знаю, сможет ли опознать такую ситуацию человек, с которым такого не случалось. У меня был подобный опыт в юности, и по эмоциональному фону это очень похоже на рассказанную Кардом историю. Bean по сути выведен в качестве противоположности Эндеру — но это как раз та противоположность, что притягивается; до встречи с Эндером он никогда не чувствовал за собой никакой ущербности, но, напротив, превосходство, и только после осознал, что Эндер обладает чем-то, чего нет у него и остальных, и именно за счет этого притягивает людей. Смутно подозреваю, что, возможно, непродолжительное общение с Эндером что-то изменили в характере Bean'а, и это будет видно в следующих книгах.