Хроники Ехо № 7. История, рассказанная Максом

Все-таки голос Макса очень явно отличается от всех остальных репортеров Хроник. У Макса есть качество, полностью отсутствующее поголовно у остального населения Ехо и окрестных миров. Он пиздострадалец. Нет, я вполне понимаю страдания в рамках "нашего мира" — ну там, дети, теща, ипотека. Но даже в такой идеальной, волшебной и сказочной реальности, о которой можно было только мечтать, в которой есть в буквальном смысле все, что пожелаешь — магия, новый мир, интересная работа, безграничное могущество — он все равно умудряется пиздострадать! Для чего, согласитесь, нужно обладать недюженным талантом. Впрочем, страдает он не то чтобы долго, так что не успеваешь от этого толком устать и взбеситься. Нормальные такие двух-трехдневные страдания, вполне объясняемые соответствующими фазами луны

А если их убрать — остается очень интересный сюжет книги. Все-таки за время Лабиринтов привыкаешь видеть мир глазами именно Макса, и это как-то сподручней получается — с одной стороны, успевать следить за логикой повествования, с другой, не успевать удивляться его поворотам. Прелесть Макса как репортера в том, что он догоняет и не догоняет одновременно, и читатель вместе с ним.

"Дар Савонаролы Шаванахолы" в этом плане — образец хорошего и закрученного сюжета, где все совершенно не связанные между собой, как кажется большую часть книги, сюжетные линии в итоге оказываются сплетены и приводят к совсем уж неожиданному знаменателю. Ей-богу, талант Макса Фрая по связыванию сюжетных линий бы какому-нибудь автору огромных фантастических саг, который никак не может в итоге разобраться, зачем же он столько наворотил)) Впрочем, мне всегда казалось, что если уж выискивать самое интересное в и без того интересном мире Ехо, от это дела недавнего прошлого, Мятежные Магистры и Ордена со смешными названиями. Цитируемые "Притчи про Великих Магистров" (или как там) жгут напалмом и напоминают сетевой юмор про Чака Норриса и иже с ним. Живых Великих Магистров тоже хватает. Единственное но — неприятно удивили странности поведения нежно любимого мной сэра Кофы, но понятно, что надо было сделать кого-то мировым злом; впрочем, ему быть мировым злом не идет совершенно, и это заметно. В остальном же — типичный пример *хорошей* истории про Ехо, пожалуй, вполне на уровне Лабиринтов (если не считать традиционно занудное преди- и послесловие про Город).

"Петербургские сновидения в стихах и прозе" — странная вещь, без четкой структуры и какого-либо определенного — пусть не сюжета, но хотя бы логического развития некой темы. Скорее это нечто вроде отвлеченной болтовни фельетониста в приступе прокрастинации, который готов нести чушь на любую тему, лишь бы не работать. Темы известные и не неожиданные — с одной стороны, треп о коллегах по перу и работе вообще, с другой, любимые Достоевским "мальчики-попрошайки, шейка тоненькая и замотана каким-то тряпьем, голосочек нежненький, будто стеснительный", с третьей стороны, любимые Достоевским "жители углов", мелькает прообраз миллионера Корейкина, мелькают неизменные грязные кухни. По большому счету — поток сознания как есть, пусть и оформленный более ли менее с соблюдением правил пунктуации (в отличие от общепризнанных классиков этого жанра). Есть пара внезапных и очень точных характеристик, подмеченных деталей для отдельных персонажей, но в целом — просто треп ни о чем.

"Хозяйка" — очень странный для Достоевского текст. На самом деле, фабула довольно классичная для ФМ — некий одинокий, скромный, тихий вьюнош внезапно встречает на улице красивую молодую женщину в компании неприятного старика — и пропадает. Сказать, что он влюбился, было бы недооценить Достоевского — там такая буря эмоций в стакане, что назвать это просто любовью значило бы преуменшить. Правильнее будет, что и так не слишком уравновешенный человек слегка спятил, иначе объяснить его последующие поступки не получается. Как-то странно выходит, что в итоге он нанимает у этой странной парочки комнату — и начинается самое интересное. Представьте себе классические русские сказки, ну там, серый волк, темный лес, "ой ты гой еси, добрый молодец" — положенные на сюжеты Достоевского, которые сплошь состоят из того, кто на кого как посмотрел или не посмотрел. Девица, хозяйка, между делом рассказывает вьюношу "всю свою жизнь" именно в таком, очень сказочном стиле, и непонятно, то ли это было на самом деле, то ли это плод чьего-то больного воображения. Потому что по всему выходит натуральная мистика, и в придачу к сказкам является еще неясный злобный старик, которые просто олицетворяет собой мировое зло, при этом неизвестно, кем приходится девице. И весь странный кошмар продолжается некоторое время, пока не наступает эмоциональный (но не сюжетный) пик, а потом сходит на нет.

"Ползунков" — напротив, весьма типичная история "про чиновников", которые ходят "в должность" и носят шинели)) Из серии "кто кого переподличает". Сначала одни персонаж, который вроде бы и неплохой, но какой-то весь верткий и, что называется, без стержня, не сдержавшись, решает сделать ближнему гадость, чтобы получить выгоду. Потом раскаивается, как принято у ФМ, с обильными слезами и клятвами вечной любви, подпускает ближнего поближе и получает в ответ такую же гадость. Очень жизненно, что тут скажешь. При этом забавно, без тени трагедии, скорее дурацкая комедийная история.

"Мальчик у Христа на ёлке" — рассказик — просто квинтессенция Достоевского. Бедный замерзающий и умирающий от голода ребеночек из темного угла, который ходит по Невскому и с восторгом (даже без зависти) рассматривает красивые рождественские елки в витринах. Потом, разумеется, у Господа становится одним ангелочком больше. В целом очень характеризует мораль ФМ как она есть и взгляд на мир — судя по воспоминаниям, так и в жизни относился. Анна Григорьевна мягко троллила мужа за то, что когда и у них самих особо не было денег, ФМ подавал всем нищим, сама с детьми одевалась в тряпки и выходила на паперть.

А рассказ — очень мягкий и хороший, без "грязи" во всех проявлениях, которой обычно у ФМ предостаточно.

"Сон смешного человека" — морализаторская вещь формата чуть ли не Льюиса Стейплза. По уровню морализаторства, в смысле. С другой стороны, у ФМ идеи грехопадения и идеального общества до него гораздо органичнее воспринимаются, будучи дважды смягчены — с одной стороны, сном, а с другой, самой забавной персоной рассказчика. Впрочем, любое размышление о потерянном рае, как его ни смягчай, уже сто лет как набило оскомину. Поэтому хорошо все, что не входит в описание самого сна — самопрезентация "смешного человека", момент с мокрой девочкой. А вот то, как описывается "рай", все эти пять страниц деталей, читаются как "бла-бла", да и грехопадение по большому счету не лучше. Лучше б написал, чем там все с девочкой закончилось.

сабж

Хроники Ехо. История № 6, рассказанная Мелифаро.

После долгого перерыва наконец-то добралась до очередного томика их цикла про Ехо. Откровенно говоря, из всего, что я читала у Фрая, Ехо был не просто самым лучшим, а единственным читабельным. И при этом всегда доставлял такое же удовольствие, которое доставляет привычная, но любимая еда. Его даже сложно комментировать как-то, потому что по большому счету ничего нового ни в стиле, ни в сюжете, ни в повествовании нет. Ничего такого, что отличало бы этот том от всех предыдущих — и это совершенно не в укор ему, скорее наоборот.

Правда, чем дальше в лес, тем больше меня бесит предыстория — все это бесконечное размазывание соплей про Тишу и Франка. Настолько *женский* текст, что даже я не достаточно женщина, чтобы меня от него не воротило. Как-то он слишком материален для волшебного мира, в героях слишком много... вещизма, не знаю, как это назвать. Любви ко всяким мелочам, еде, предметам, — все это отдает жутким мещанством, на самом деле. Притом, что в самих текстах про приключения героев в Ехо ничего подобного, слава богу, и в помине нет. В который раз уже, читая "Хроники", через начало продираюсь просто с боем.

Зато сама история, хоть и не бог весть какая необычная, очень приятна и динамична. Мне кажется, это большое достоинство Фрая — то, что все герои-повествователи в Хрониках говорят своим голосом, у каждого есть свой стиль, манера изложения, скорость донесения событий до читателя и тд. В истории Мелифаро очень чувствуется сам Мелифаро — взбалмошный холерик, несколько страдающий манией величия, но не настолько серьезный, чтобы от нее начали страдать другие. Его повествование читать очень приятно и как-то быстро — отчасти потому, что сюжет движется очень быстро, да еще и центр внимания постоянно смещается с одной линии на другую. Моей любимой историей все равно останется Кофина, но это тоже было очень неплохо. И, на удивление, во время чтения я несколько раз пристально заглядывала в себя, но отчаянного желания немедленно пожрать не нашла. Так и неясно, то ли это у меня сила воли выросла, то ли леди Фрай сдала

В целом сюжет довольно беспорядочный, не в последнюю очередь, наверное, из-за рассказчика. Но проследить логику никогда не было тут главной задачей. А так — текст, который доставляет удовольствие и при этом не требует ни малейшего напряжения при чтении. Легко усваиваемая пища для уставших желудков) Как Макс Фрай, в общем.

Сил нет, как меня бесит периодически обостряющаяся истерика насчет "гибели литературы", "современной молодежи", падения нравов, decline and fall of the Roman empire, количества читающих в Советском Союзе итд. Неужели, неужели люди, заводящие подобные разговоры, не чувствуют, как у них на ушах вырастает шерсть и общий облик начинает напоминать Премудрую Овцу?

как в ВК-фандоме говорят, да наш фандом дохнет дольше, чем ваш существует.

сабж

— У настоящей Леди должны быть признаки ума на лице, — укоризненно сказал Джентльмен. — А у вас пудра только.

— У настоящего Джентльмена сейчас на лице травма будет, — пообещала Леди и выплюнула беломорину.

(c) Признаки леди

То, чем так восхищаются в этой книге, решительно above me. Более того, тот факт, что восхищаются "воссозданием истинно английского духа", "безупречным изображением типичного английского дворецкого", "симпатичной и исполненной достоинства личностью героя", меня даже как-то пугает. Люди, вы читали тот же текст, что и я?!

Начнем с начала: в чем прелесть, гм, живой прислуги, в отличие от, скажем, посудомоечной машины? В том, что это живые люди, конечно, у которых есть свой мозг, чувства, эмоции, которые могут, к примеру, вынуть тебя из петли, в то время как стиралке пофиг, пока она качественно выполняет свой ограниченный набор функций, и не более того. Смысла низведения человека до уровня машины не только по характеру труда, но и на чисто психологическом уровне я совершенно не понимаю. Между тем герой именно что и производит четкое впечатление ходячей и говорящей стиральной машины, которая умеет ровно от сих до сих, но умеет это хорошо. Не стоит просить у нее чего-то большего — в этом случае она запрограммирована выдавать вежливое "увы, я не могу помочь вам в этом, сэр", и хоть ты убейся. По-моему, это не отражает никаких личных достоинств героя, а напротив, отражает его глубокую неполноценность, которая ловко скрывается под личиной професионализма. И все эти рассуждения про "dignity" на самом деле выглядят как пустой треп, потому что во всей истории не было ни одного момента, который был бы действительно challenging для героя и давал ему возможность проявить либо не проявить пресловутое "достоинство". Именно так — для всех остальных, нормальных людей некоторые моменты были бы challenging, а для героя — нет. Особенно два запомнилось — первое, само собой, когда уходила Miss Kenton и второе, когда молодой Mr Cardinal пытался разгворить нашего дворецкого и донести до него, что его хозяин катится в бездну со своими заигрываниями с нацистами. В герое ни секунду ничего не дрогнуло, он даже не задумался о происходящем. Имхо, учитывая обстоятельства, это не есть признак нормального человека.

Я долго не могла понять, что с текстом не так и почему он кажется таким ужасно скучным и спокойным одновременно, так сильно напоминает что-то из ранее читанного. Потом поняла, что напоминает — все эти романы, написанные от лица сумасшедших или людей с явными психическим нарушениями, "Шум и ярость", "Полет над гнездом кукушки" и больше всего, конечно, "Постороннего". Усматриваю забавную связь между смертью матери у Камю и смертью отца героя в "Остатке дня". В обоих случаях героям явственно пофиг, и они жаждут скорее вернуться к своим привычным занятиям, не понимая суеты, которую устраивают по этому поводу окружающие.

То же самое — по поводу заявленной "трагической истории любви". Которой в романе, впрочем, нет от слова совсем, а есть ну максимум одностороннее увлечение, которого герой в упор не замечал, пока спустя много лет ему не сказали прямым текстом. Мисс Кентон вообще в этой истории ужасно жалко. Любовь зла, полюбишь и Аспергера, конечно, но читать *холодный пересказ* событий вокруг их отношений с учетом того, что сам рассказчик не понимает их смысла и значения — довольно мучительно.

В целом — роман чудовищно скучный. Герой, которому выпало несколько свободных дней, отправился на склоне лет в путешествие по окрестностям. Он обозревает сельские красоты Англии и предается воспоминаниям, в которых изрядная часть отдана рассуждениям о "профессии", "достоинстве", тому, где надо стоять, прислуживая за столом, и практически ничего — каким-либо реальным событиям. О событиях в жизни героя упоминается обмолвками, будто их и вовсе не было. Теоретически, герой направляется к городку, в котором живет некая давняя знакомая, которая двадцать лет назад была в него влюблена, но потом отчаялась, вышла замуж и уехала. Опять же, теоретически встреча с этой знакомой должна стать кульминационным моментом романа, ведь все шло к именно этому моменту, этому признанию. Но, выдерживая занудный и идеально ровный тон, автор описывает встречу не immediately, а постфактум, опять же в воспоминаниях героя. Ничего не произошло, ничего не изменилось от этой встречи, запоздалое признание вызвало вежливое недоумение и оказалось типичным "хлопком одной ладонью".

И напоследок, насчет "английского духа". То, что писал японец, очень и очень заметно. "Английский дух" — это Дживс и Вустер, это Честертон, Конан Дойль, в конце концов. Не имеющий ничего общего с мелочной, навязчивой фиксацией на несущественных деталях быта или физиологии или с длинными занудными рассуждениями о неких отвлеченых понятиях. А вот японской литературе как раз свойственна эта странная черта, которую моя русская ментальность воспринимает просто как вывих сознания. Вроде бы описываются понятные вещи, но они предстают в каком-то странном свете, с немного переставленными акцентами, и из-за этого становятся совершенно чужими. Оэ очень типичен в этом, Абэ тоже, Кавабата в меньшей степени. Автор может сколько угодно жить в Англии, но по ощущениям странности и холода это очень японский роман.

Про язык и стиль ничего хорошего сказать не могу. Ну текст. В значительной степени лишенных каких-то языковых украшательств, не то что тропов, а даже описательных приемов. Глобально роман — ни уму, ни сердцу.