© Е. Харитонов, 2000

То же: Неизвестный Беляев // Детская литература — 2000. — 1. — С. 68 — 69.

Статья любезно предоставлена автором, 2002

Десятки книг, сотни журнальных и газетных публикаций канули в Лету, затерялись среди архивных полок. И только летописи кропотливых библиографов хранят о них память: они когда-то были, их когда-то читали.

Будем объективны: многие из них забыты просто потому, что и не достойны памяти. Но ведь есть и другие, — выпавшие из литературной истории по случайности или по злонамеренности цензоров, властей, etc. Да так и затерялись "среди этих строев" (Ю. Шевчук).

А любопытные находки подчас поджидают нас даже там, где, казалось бы, давным-давно не осталось ни единого "белого пятнышка" — все исхожено, иссмотренно, исчитанно, неоднократно переиздано. Но все ли?..

Творческое наследие "крупнейшего научного фантаста" (по выражению Жака Бержье) Александра Романовича Беляева (1884-1942) вроде и не таит никаких особых тайн. Его произведения давно и прочно заняли свое место в нашей литературе, а лучшие из них составили "Золотой фонд" отечественной и даже мировой фантастики. Их помнят, читают и любят вот уже многие поколения; с завидной регулярностью переиздаются сборники лучших повестей писателя, а уж по числу выпущенных собраний сочинений А. Беляеву мог бы позавидовать любой из российских фантастов прошлого и настоящего — семь за 1963-1996 гг. Наконец, о жизни и творчестве Александра Романовича написано бесконечное число статей и одна (всего одна!) тоненькая книжка Б. В. Ляпунова "Александр Беляев" (1967).

Однако все творческое наследие популярнейшего фантаста до сих пор для нас ограничивалось довольно скромным списком из неполных четырех десятков произведений. Но достаточно просмотреть мало-мальски полную библиографию, чтобы обнаружить очевидное: далеко не все написанное и опубликованное А. Беляевым дошло до современного читателя. Его творчество куда шире и многограннее: это и реалистическая проза, детективные и историко-приключенческие рассказы, очеркистика и литературная критика, наконец...

Почему же вышла такая "оказия" с писателем, который никогда не был под запретом, чьи рукописи не запирались в спецхраны?

Все дело в том, что многие повести и рассказы А. Беляева разбросаны по периодическим изданиям, включая городские и районные газеты. Кроме того, разыскания весьма затрудняет большое количество псевдонимов, которыми пользовался писатель: Арбель, Б.А., А. Ромс, Ром, "Немо", А. Романович — это только некоторые из них. А сколько еще нераскрытых? Думаю, историкам литературы и библиографам предстоит сделать еще немало открытий.

Лишь в 1980-е гг. было обнаружено, что литературный дебют А.Р. Беляева, вопреки "официальной" версии, состоялся все-таки не в 1925 г. ("Голова профессора Доуэля" — тогда еще рассказ), а десятью годами раньше — в 1914 г. В те годы молодой юрист и журналист Александр Беляев сотрудничал с московским детским журналом "Проталинка", и в седьмом номере за 1914 г. было опубликовано его первое литературное произведение — сказочная пьеса "Бабушка Мойра", с тех пор так ни разу и нигде не переиздававшаяся.

Следует заметить, что творчество Александра Беляева неравноценно, неровно, особенно в 1930-е гг. Эти годы вообще непростые для советской литературы, а для фантастической тем более — РАППовские швондеры и шариковы попросту ее изничтожили, с корнем выдрали из круга чтения советского человека, подменив тяжеловесным, антилитературным монстром под названием "фантастика ближнего прицела", мало имевшим отношения к области художественной литературы, и еще меньше к собственно фантастике. Беляева тоже стремились устранить из литературы, или, на худой конец, подогнать под общий знаменатель, заставить писать ПРАВИЛЬНО. Последнее почти удалось... До 1933 г. у него не выходит ни одной новой книги, а то, что изредка публикуется в журналах очень отдаленно напоминает Беляева 1920-х. Из рассказов и повестей почти исчез увлекательный сюжет и напрочь исчезли люди. За примерами далеко не нужно ходить — вспомните вымученные повести 30-х "Подводные земледельцы" и "Воздушный корабль". Отметины времени отчетливо проступают и в неизвестных современному читателю рассказах "ВЦБИД" (1930), "Шторм" (1931), "Воздушный змей" (1931), повести "Земля горит" (1931), посвященных "актуальным" темам того времени — управлению погодой, использованию энергии ветра в нуждах сельского хозяйства, etc. Еще меньше к фантастике имеют отношение рассказы "Солнечные лошади" (1931) — о добывании воды в пустыне и солнечных двигателях по идее Циолковского, "Чертово болото" (1931) — о создании торфоразработок, фрагмент из "нового романа об электрификации" "Пики" (1933) — о создании Единой Высоковольтной Сети страны. Хотя в последнем довольно удачно выписана жизнь провинциального городка. Да и только. Следы этого "коллективизаторского", "близкоприцельного" периода заметны и в более позднем романе "Под небом Арктики" (1938-1939), так же оставшемся лишь в журнальном варианте. Действие его происходит в будущем (естественно, это — будущее победившего коммунизма), когда человечество научилось управлять климатом и в Арктике создали подземный город-утопию — вечнозеленый курорт. Приключениям, впрочем, в этом искусственном раю тоже нашлось место. В противном случае, роман грозил превратиться в научно-познавательный очерк.

Но даже и эти произведения, столь нетипичные для легкого (в хорошем смысле этого значения) беляевского стиля заметно выделялись на фоне безжизненно-блеклой научно-технической псевдофантастики 1930-х. В своих технических фантазиях писатель оставался убежденным романтиком, и уж конечно в них больше искренности и полета фантазии, чем в сочинениях апологетов "близкого прицела" 1940-1950-х гг. В. Немцова или В. Охотникова. Ну не смог А. Р. Беляев вписаться в компанию шутов соцреализма. Попытался (заставили!) и — не смог.

Во второй половине 1930-х научной фантастике на короткое время все-таки позволили "быть". Под неусыпным контролем и в соответствии с "генеральной линией".

В 1937-1938 гг. в газете "Ленинские искры" публикуется с продолжением небольшой роман А. Беляева "Небесный гость", — одно из лучших научно-фантастических произведений, появившихся в 1930-е гг. в советской литературе. Его герои, группа ученых, совершают одно из первых в отечественной фантастике путешествий на планету другой звезды. Роман во многом новаторский и провидческий. Так, впервые в истории мировой фантастики была задействована идея использования сближения двух звезд для перелета между ними (эту идею позже разрабатывали многие фантасты — И. А. Ефремов, Г. Альтов и др.). Воплощение в реальной жизни и в проектах ученых получили и другие беляевские идеи: использование атомной энергии и приливных сил для межпланетного перелета, использование парашюта для аэродинамического торможения при спуске в атмосфере другой планеты (успешно было осуществлено станциями "Венера" и "Марс")... Но не только научными находками привлекателен роман. Немаловажно и то, что написан он живо, увлекательно, с юмором... И на долгие годы был напрочь забыт. Лишь спустя 50 лет произведение было переиздано в пермском сборнике А. Беляева "Звезда КЭЦ" (1987).

Немногим больше повезло раннему роману "Борьба в эфире", впервые появившемуся в одноименном авторском сборнике (1928). Позднее он был переиздан в сборниках "Последний человек из Атлантиды" (1986) и "Борьба в эфире" (Пермь, 1991), но сегодня их, что называется, днем с огнем не сыщешь. Энциклопедии фантастики часто характеризуют это произведение как каталог научно-фантастических идей. Однако и этому роману на долгие годы дорога к читателю была закрыта. Но по иным причинам. Беляев написал не просто утопию, а откровенную пародию на социалистические утопии. Даже персонажи нарочито схематичны. Мир будущего в "Борьбе в эфире" — это не только мир технических чудес, это мир, где существуют два враждебных друг другу социально-политических лагеря: Советская Европа и последний оплот загнивающего капитализма — Америка. Американцы в изображении Беляева выглядят, мягко говоря, карикатурно: маленькие, заплывшие жиром, лысые и с большими головами. Но в том-то и дело, что и представители "коммунистического лагеря" нарисованы ничуть не привлекательнее: хлипкие и тоже уродливо-лысые. В сущности, А. Беляев написал роман-буфф, не одобренный, впрочем, действующей идеологией. Зато особый интерес к сочинению советского фантаста проявляли в годы холодной войны западные спецслужбы. Еще бы, ведь здесь впервые была описана война с Америкой (не говоря уже про колоссальное количество научных и технических идей, щедро рассыпанных Беляевым по страницам романа).

На страницах журналов и газет затерялись многие действительно интересные, оригинальные рассказы А. Беляева, не входившие ни в собрания сочинений, ни в авторские сборники. Назовем некоторые из них: "Нетленный мир" (1930), написанный в любимым Беляевым поджанре "фантастики парадоксов": Что было бы, если бы вдруг исчезли микробы?; фантастико-приключенческий рассказ "В трубе" (1929) о человеке, ставшем жертвой аэродинамического эксперимента, яркий приключенческий памфлет "Пропавший остров" (1935), перекликающийся с небезызвестным романом Б. Келлермана "Туннель", — о борьбе сильных мира сего, развернувшейся вокруг создания ледяной базы для трансконтинентальных воздушных сообщений. Стоит отметить и другой памфлет — полуфантастический рассказ "Рекордный полет" (1933). Научно-приключенческая фантастика — "Мертвая зона" (1929). В юмористическом ключе написаны рассказы "Охота на Большую Медведицу" (1927), "Рогатый мамонт" (1938). Если первый из них восходит к традициям народного фольклора, жанра байки, то во втором писатель в иронической форме пишет о сотворении "научной мифологии". Его действие происходит в 1988 г. Газетчики в захлеб говорят о новой палеонтологической сенсации: в Арктике обнаружен череп рогатого мамонта! Но на деле удивительная находка оказывается всего-навсего черепом самой обыкновенной коровы.

Полузабытым оказался и последний прижизненный рассказ А. Беляева — "Анатомический жених" (1940). Это — трагикомическая история о скромном клерке, ставшем жертвой очередного научного эксперимента по воздействию на человека радиоактивных элементов. Благодаря этому опыту герой рассказа приобрел поразительную работоспособность, не ощущал потребности во сне. Но результат оказался плачевным — клерк — "супермен" стал прозрачным и однажды, взглянув в зеркало, он узрел... собственные внутренности.

Еще меньше известен нам Беляев-реалист. В 1925 г. он, в то время сотрудник Наркомпочтеля, написал один из первых своих рассказов — "Три портрета", повествующий о дореволюционной почте и почте первых лет советской власти. Кстати, этой теме он посвятил и две нехудожественные книги — это популяризаторская "Современная почта за границей" (1926) и справочник "Спутник письмоносца" (1927).

Наркомпочтельский опыт отразился и в рассказе "В киргизских степях" (1924). Это психологически тонкая, почти детективная история о загадочном самоубийстве в Н-ском почтово-телеграфном отделении.

Есть у Александра Беляева и "чистый" детектив, написанный с редким изяществом, психологически достоверно — бесподобный рассказ "Страх" (1926) о почтовом работнике, который, испугавшись бандитов, случайно убивает милиционера.

Кстати, А. Р. Беляеву принадлежит "изобретение" целого направления в детективной литературе, а именно поджанра "фантастический детектив". В 1926 г. журнал "Всемирный следопыт" опубликовал его рассказ "Идеофон". Перед следователем стоит непростая задача: заставить преступника сознаться в покушении на премьер-министра. Но все безуспешно. И тогда сыщик решает применить аппарат, якобы считывающий человеческие мысли. "Беляев создает чрезвычайно интересную психологическую коллизию, — пишет в своем исследовании первый биограф писателя Б. В. Ляпунов. — Подозреваемый и верит и не верит в то, что его сокровенные мысли будут услышаны <...> И человек уже не может сдерживаться, он готов на все, что угодно, лишь бы прекратить эту пытку. Он подписывает себе смертный приговор" (Ляпунов Б. Александр Беляев. М., 1967. С. 34)... Изобретение оказалось блефом (а, значит, и рассказ — псевдофантастическим), а казненный человек не был убийцей. "Но разве суд может существовать без судебных ошибок?.. Главное было сделано: виновник найден, и Минетти [следователь. — Е.Х.] ждало повышение. А каким путем это было достигнуто, не все ли равно?".

Затерянными в периодике остались и историко-приключенческие рассказы Александра Беляева "Среди одичавших коней" (1927) — о приключениях подпольщика, "колонизаторские" рассказы "Верхом на Ветре" (1929) и "Рами" (1930), "Веселый Тан" (1931).

Самыми благодарными читателями Беляева всегда были подростки. И сам писатель немало писал специально для детей. В 1930-е гг. он активно сотрудничал с детскими журналами "Ёж" и "Чиж". Здесь были опубликованы его новеллы-загадки "Необычные происшествия" (1933), в занимательной форме рассказывающие, к примеру, о последствиях потери силы тяжести; "Рассказы о дедушке Дурове" (1933), фантазия "Встреча Нового года" (1933), "Игра в животных" (1933)...

Александр Романович вообще был очень дружен с детьми. В 1939 г. он выступил с проектом создания в Пушкине под Ленинградом "Парка чудес" — прообраза Дисней-лэнда. Проект был горячо поддержан многими деятелями культуры и науки, но его воплощению помешала война и... бюрократия. Отношение писателя к детям ярко демонстрируют и воспоминания дочери А. Р. Беляева Светланы Беляевой: "Перед войной, году в сороковом, к отцу приходили ученики из пушкинской саншколы. Они решили поставить спектакль по роману "Голова профессора Доуэля" и хотели посоветоваться с отцом. Отец заинтересовался и попросил ребят показать ему несколько отрывков из спектакля. Игру их принял горячо, тут же подавая советы. Показывал, как надо сыграть тот или иной кусок [Когда-то А. Беляев выступал в Смоленском драмтеатре и его актерскими талантами восхищался сам Станиславский. — Е.Х.]." (Беляева С. Воспоминания об отце // Урал. следопыт. 1984. N 3. С. 39). Позволю себе привести еще одну цитату: "Сделал как-то отец для младших ребят интересное лото. Рисовал сам. В собранном виде это был круг, на котором были нарисованы различные звери. Половина зверя на одной карточке, половина на другой. Но самое интересное было в том, что если вы подставляли чужую половину, она легко совпадала с любой другой половинкой, отчего получались невиданные звери. Это было даже интереснее, чем собирать по правилам <...> Отец предложил свое лото для издания, но его почему-то не приняли, а через некоторое время появилось подобное лото в продаже, но было оно значительно хуже, так как половинки совпадали только по принадлежности" (Там же).

...Во время войны в дом, где жил и умер писатель, попал снаряд. В руинах погиб и архив А. Р. Беляева, в котором за последние годы жизни скопилось много как законченных, так и незавершенных произведениях. Известно, что перед самой войной писатель работал над фантастико-приключенческим романом для детей "Пещера дракона" и закончил пьесу "Алхимик". Была почти закончена книга о жизни К. Э. Циолковского. В 1935 г. по ленинградскому радио прозвучала инсценировка рассказа "Дождевая туча", текст которого не был найден. В 1936-1937 гг. по свидетельству директора ленинградского отделения издательства "Молодая гвардия" Г. И. Мишкевича, Александр Романович работал над романом под условным названием "Тайга" — "о покорении с помощью автоматов-роботов таежной глухомани и поисках таящихся там богатств. Роман не был закончен: видимо сказалась болезнь" (Цит. по: Ляпунов Б. Александр Беляев. С. 18). Из воспоминаний писательницы Л. Подосиновской узнаем, что весной 1941 г. писатель закончил рассказ "Роза улыбается" — грустная история о девушке-"несмеяне", а в письме от 15 июля 1941 г. к Вс. Азарову А. Беляев сообщал о только что завершенном фантастическом памфлете "Черная смерть" о попытке фашистских ученых развязать бактериологическую войну...

В настоящих заметках мы рассказали лишь о малой части неизвестных, забытых произведениях А. Беляева. А ведь Александр Романович выступал не только как писатель, но и как яркий литературный критик, публицист, автор биографических очерков о деятелях науки прошлого и настоящего, переводчик произведений Жюля Верна...

Как-то обидно, что наши издательства зачастую неоправданно реанимируют творчество полузабытых даже на Западе поденщиков 30-х вроде Эдварда "Дока" Смита или литературного халтурщика Эдгара Берроуза, обходя стороной отечественную литературную историю. Воистину, не исчезла актуальность прозорливого замечания Н. М. Карамзина: "Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою; французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских". Александр Беляев при всей противоречивости его творчества — часть литературной истории России, произведения его — свидетельство времени. Может, когда-нибудь мы сможем поставить на книжные полки полное собрание сочинений первого отечественного профессионального писателя-фантаста Александра Романовича Беляева. Может быть... Как в цветаевских стихах:

Разбросаны в пыли по магазинам

"Где их никто не брал и не берет!",

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

ЕВГЕНИЙ В. ХАРИТОНОВ

http://www.fandom.ru/about_fan/haritonov_...

© А. Беляев, 1940

Вперед (Пушкин).- 1989.- 16 марта.

Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2002

12 декабря 1939 года в районе дрейфа "Седова" началось значительное похолодание. Через несколько дней это похолодание распространилось над всей европейском территорией СССР. Так наглядно мы могли убедиться в огромном значении освоения севера для прогноза погоды.

Но не одним этим определяется огромное научное значение дрейфа седовцев. Сравнивая их дрейф с дрейфом "Фрама", ученые уже сейчас, до обработки научных материалов, разрешили целый ряд крупнейших проблем, связанных с освоением севера, в частности — подтверждена гипотеза о потеплении Арктики.

"Седов" шел несколько иным путем, чем "Фрам" и производил измерение глубин, — ив этой области наши знания расширились. Седовцами были открыты глубины, о которых ученые не подозревали.

Последние измерения глубин на "И. Сталине" также дали неожиданные результаты: "Море около нас оказалось мелким — глубина всего 750 метров. Почти вся эта толща воды заполнена теплым течением. Положительные температуры отмечены, начиная с тридцати метров и до дна".

Полярные моря открывают свои тайны. А знать — это побеждать. Победить же Арктику — это значит безмерно расширить нашу хозяйственную, политическую и оборонную мощь.

Страна не забудет этой заслуги пятнадцати смелых седовцев.

Их подвиг имеет и огромное воспитательное значение, в особенности для нашей молодежи.

В навигацию 1937 года "Садко", "Малыгин" и "Седов" зазимовали в море Лаптевых и были втянуты в дрейф. Ледокол "Ермак" в августе 1938 года вывел "Садко" и "Малыгина", но у "Седова" оказался поврежденным руль. Вывести его было нельзя.

Судно можно было оставить в жертву льдам, а людей взять на "Ермака". Но могли бы сделать это советские люди? Кроме того, дрейф мог иметь большое научное значение.

И люди добровольно остались во льдах, хорошо зная, что они подвергают себя тяжелому испытанию на долгие месяцы, быть может годы. Желающих было гораздо больше, чем требовалось для обслуживания дрейфующего корабля.

Выбрали пятнадцать. Но их могло быть и сто пятьдесят, и миллионы. Такие же смельчаки, полярные рыцари "без страха и упрека" находятся и на других полярных судах, и на мощном ледоколе "И. Сталин", который выдерживал нелегкую борьбу с трехметровыми льдами, идя навстречу седовцам.

Их всех объединяет единая цель — любовь к родине, любовь к вождю — товарищу Сталину. Она побеждает льды, побеждает стихию, победит и врагов социализма, какие бы "десятибалльные льды" ни громоздили они на победном пути нашей родины.

("Большевистское слово", 1940, 18 января)

http://www.fandom.ru/about_fan/belyaev_03...

Рисунок с обложки книги К.С. Бадигина «Три зимовки во льдах Арктики»

Иллюстрации подобраны исследовательницей Анной Андриенко.

В целях анализа вполне допустимо разъять единство книги, искусственно отделив, к примеру, научно – фантастическую ткань от беллетристики. Иной раз это даётся безо всякого усилия – текст услужливо распадается на составляющие его элементы. Это – дурной знак. Но в тексте Беляева составляющие его элементы не просто сложены, а слиты и в своём единстве обретают новое качество.

Научно-фантастический – жанр – один из труднейших. Сделать тот или иной научный факт, научное положение действующим лицом книги, точнее, судьбой действующих лиц – трудность, преодоление которой дано немногим. «Голова профессора Доуэля» – цельное и увлекательное повествование, в котором все элементы слиты воедино и с трудом поддаются критическому «расщеплению». Это свидетельствует о культуре письма, о несомненной одарённости автора и вместе с тем о его больших возможностях в области советской научной фантастики.

Я говорю о возможностях, ибо книга Беляева, написанная около десятка лет назад, и теперь переизданная, при всех своих достоинствах, ещё носит на себе явственный след влияния западной развлекательно-фантастической литературы и не может быть сочтена ни удачей писателя, ни достижением советской научной фантастики. С той поры, когда была написана эта книга, научно-фантастическая поэтика самого А. Беляева претерпела коренное изменение: об этом красноречиво свидетельствует его статья об «Арктании» Гребнева, помещённая в № 18–19 журнала «Детская литература». Расхождение между поэтикой научно-фантастического жанра, определившей написание «Головы профессора Доуэля» и политикой, декларативно изложенной в статье об «Арктании», настолько, разительно, что сегодняшние высказывания А. Беляева могут быть в значительной мере сочтены как самокритические.

Книгу Беляева прежде всего характеризует отрыв от социального времени и пространства. При отсутствии сколько-нибудь чётких авторских указаний читателю естественно искать в тексте признаки, позволяющие установить соответственные координаты: где и когда происходит беллетрическое действо. В данном случае положение читателя крайне затруднительно: по воле автора в книге отсутствуют какие бы то ни было опорные точки, и события развёртываются в совершенно абстрактном времени и пространстве, для чего-то именуемом то Парижем, то Лондоном. Лишь потерпев полное крушение в своих поисках, читатель приходит, наконец, к выводу, что шёл не по правильному пути: ему следовало искать не социальные, а литературные координаты.

Среда, в которой живут и действуют беляевские персонажи, не выбрана и не создана автором. Она раз и навсегда установлена традицией западной развлекательно-фантастической беллетристики, не знает вариантов и не имеет никакого отношения ни к какой действительности. Эта традиция требует – во имя фантастики! – тщательного искоренения из текста всяких реальных деталей, которые могли бы ориентировать читателя. Но не только во имя фантастики: этот род беллетристики достаточно равнодушен к социальной теме и преследует лишь одну единственную цель – развлекательство. Пользуясь театральной терминологией, можно сказать, что, по установленному канону, читателю полагается лицезреть это развлекательно-фантастическое представление даже не в декорациях, а в «сукнах», притом обязательно в чёрных, скрадывающих даже тень реальности.

Здесь вполне уместно привести высказывание А. Беляева из упомянутой статьи – высказывание, которое несомненно определит тему дальнейших работ самого Беляева:

«Основным сюжетным стержнем романа «Арктания» является борьба с классовым врагом. Эта тема по праву должна занимать доминирующее место в советской научной фантастике. И чем больше у нас будет романов на тему о борьбе с классовым врагом, тем лучше».

Суждение в достаточное степени определённое.

Вот в нескольких словах научно-фантастическая суть произведения Беляева.

Молодой врач Мари Лоран поступает в качестве ассистента в лабораторию профессора Керна, ученика покойного профессора Доуэля, прославившегося свою и опытами по оживлению органов человеческого тела. Свою работу Керн окружает строжайшей тайной: кроме Лоран лабораторию обслуживает всего лишь один служитель-негр. Обязанности Лоран сводятся к уходу за оживлённой после смерти головой профессора Доуэля, вновь обретшей все свои функции, за исключением одной – голоса. В аппаратуре, поддерживающей жизнь головы, профессор Керн запретил своей ассистентке пользоваться одним краном, поворот которого, будто бы, мгновенно прекратит жизнь головы. Но Лоран, вопреки запрету Керна, вняв мимическим указаниям головы, решилась повернуть кран – и голова заговорила. Лоран узнаёт от головы о чудовищном преступлении Керна: это он убил Доуэля, чтобы использовать в своих целях его оживлённый мозг. Голова Доуэля руководит всей научной работой Керна, именно ей он обязан своими замечательными достижениями: вскоре после поступление Лоран в лабораторию Керну удаётся воссоздать живого человека, путём сращения оживлённого трупа женщины, погибшей при крушении поезда, с оживлённой головой другой женщины, которой в пылу ссоры любовник прострелил сердце...

Автор научно-фантастического произведения имеет, разумеется, право опустить ряд звеньев в развитии науки, предвосхитить её близкие и даже отдалённые перспективы, но он не должен сжигать за собой «мосты»: читатель вправе требовать, чтобы автор твёрдо знал обратный путь.

А. Беляев нередко нарушает это правило, и тогда его повествование, уже изъятое им из действия законов социальных, теряет и свои последние научные скрепы: перед нами обыкновенная развлекательная фантастика. Вот цитата, показывающая, что автор сжёг «мосты» и что обратный путь к научной реальности ему крепко заказан:

«...но главное затруднение всё же не в этом, – говорит Керн. – Главное – как уничтожить в теле трупа продукта начавшегося гниения или места инфекционного заражения, как очистить кровеносные сосуды от свернувшейся крови, наполнить их свежей кровью и заставить заработать «мотор» организма – сердце... А спинной мозг? Малейшее прикосновение к нему вызывает сильнейшую реакцию, зачастую с самыми тяжёлыми последствиями.

– И как же вы предполагаете преодолеть все эти трудности?

– О, пока это мой секрет. Когда опыт удастся, я опубликую всю историю воскрешения из мёртвых».

Но это секрет не только от Лоран – это навсегда остаётся секретом также и для читателя: автор больше к этому не возвращается. Право же, А. Беляеву, автору опытному, культурному, одарённому, не следовало прибегать к столь наивному приёму, лишь подрывающему доверие читателя. Известно, что доверием читателя злоупотреблять опасно.

Фантастика «Головы профессора Доуэля» базируется на известных опытах с поддержанием жизни – вне организма – отдельных тканей и органов. Непосредственным толчком для А. Беляева явились, видимо, опыты доктора Брюханенко, длительный срок сохранявшего наиболее примитивные функции отделённой от тела собачьей головы. Отсюда явствует, что автору пришлось опустить немалое число звеньев в развитии науки, дабы изготовит свой поразительный пёрсонаж: двуединую мадмуазель Брике.

Так обстоит дело с научной фантастикой в романе Беляева, написанном десяток лет назад. А вот сегодняшнее высказывание Беляева на ту же тем в упомянутой статье об «Арктании»:

...«Фантазия, фантастика, однако, не должна отрываться от научной почвы. Как же обстоит дело с научностью? В этом отношении в романе не всё благополучно.

Пожалуй, самым слабым в научном отношении местом является биологическая часть, составляющая боковую линию сюжета и научного содержания. Это вопрос об оживлении замёрзших и вообще умерших людей».

Приведя затем суждение доктора Брюханенко о том, что наука вскоре будет в состоянии «воскрешать» и замёрзших и необоснованно» умерших людей, А. Беляев прибавляет:

«В своё время д-р С. С. Брюханенко подвергся жестокой критике учёных за это высказывание».

Это справедливое замечание имеет уже чётко выраженный самокритический характер, – ведь оно относится к тому самому материалу, которым оперирует А. Беляев в своей книге. Но плохо то, что, окрылённый высказыванием д-ра Брюханенко, автор пошёл дальше него.

И всё же само по себе выпадение звеньев представляло бы ещё полбеды, если бы подобный рискованный скачок послужил благой цели. А благая цель могла заключаться либо в сообщении читателю ряда существенных сведения из данной области науки и ознакомлении с её изумительными реальными перспективами; либо – в доказательстве или хотя бы в демонстрации какой-либо социальной идеи; либо, наконец, в том и в другом, как это свойственно классикам научной фантастики.

А. Беляев не достиг первой и не стремился ко второй.

Проделанный им скачок от научной реальности к научной фантастике столь резок, что единственным методом общения с читателем для него поневоле становится обход трудностей, уже продемонстрированный нами в первой цитате из романа. Вторая цитата уже свидетельствует о полном обнажении приёма. Вот каким лукавым способом производит Керн операцию присоединения к трупу оживлённой головы:

«При всей своей ненависти к Керну Лоран не могла в эту минуту не восхищаться им. Он работал, как вдохновенный артист. Его ловкие чувствительные пальцы совершали чудеса.

Операция продолжалась час пятьдесят пять минут.

– Кончено, – наконец сказал Керн, выпрямляясь, – отныне Брике перестала быть головой без тела. Остаётся только вдунуть ей жизнь – заставить работать сердце, возбудить кровообращение. Но с этим я справлюсь один. Вы можете отдохнуть мадемуазель Лоран».

Но «отдыхать» вместе с Лоран приходится и читателю...

«Керн вновь вызвал её через час. Он выглядел ещё более уставшим, но лицо его выражало глубокое самоудовлетворение.

– Попробуйте пульс, – предложил он Лоран».

Разумеется, Лоран ощутила биение пульса, но секрета «воскрешения» ей всё же не дано было узнать, – как не дано узнать и читателю.

Я отнюдь не думаю, что автор в данном случае обязан был знать – и открыть читателю – секрет оживления трупов; но я считаю, что он обязан был в конкретной форме рассказать читателю о перспективах науки в данной области и в гипотетической форме проследить путь от «оживления» собачьей головы до «воскрешения» трупа; тогда читателю не пришлось бы, вероятно, довольствоваться тем скудным запасом сведений о разделе физиологии, ведающем оживлением тканей и органов, какой он получает из книги Беляева.

Итак, первая цель оказалась недостигнутой.

Ко второй цели – доказать или хотя бы продемонстрировать какую-либо социальную идею – автор, как сказано, и не стремился. Да и как бы мог он ставить себе подобную задачу, если в его книге нет ни одного клочка живой социальной ткани?

Во второй половине книги автор порывает уже всякие отношения с наукой и погружается в чистую беллетристику. Наука сделала своё дело – наука может уйти. И тут у читателя возникает справедливое подозрение, что та малая доля научной истины, которая была преподана ему в первой половине книги, имела лишь подсобное значение: создать своеобразную, фантастическую ситуацию, способную потрясти его нервную систему зрелищем мадемуазель Брике, наделённой телом «аристократки» и головой «плебейки». Научная лаборатория неожиданно обернулась паноптикумом, научно–фантастический роман – развлекательной фантастикой.

В полном соответствии с традицией подобного рода литературы автор заставляет Керна упрятать опасную свидетельницу его преступлений в психиатрическую лечебницу, откуда «нет пути никому никуда». Высокие стены, молчаливые служители, громадные доги, демонический директор с пронзительными глазами. Сюда приводят нетерпеливые наследники зажившегося миллионера, жестокие мужья – нелюбимых или неверных жён, родители – непокорных детей... Кто не узнает в этой краткой характеристике «сумасшедшего дома» западных развлекательных романов?

Можно было бы рассказать, как сын профессора Доуэля, – Артур, – по всем правилам кинобоевика – освобождает из этого неприступного дома бедную ассистентку и женится на ней, как друг Артура узнает в оживлённом трупе тело своей возлюбленной. Но это заняло бы слишком много места, читатель и сам без скуки прочтёт книгу А. Беляева.

По своему типу «Голова профессора Доуэля», если можно так выразиться, роман переводный: именно для западной развлекательной фантастики характерно привлечение псевдонаучного материала, с целью позабавить читателя гротескными образами, привести элемент гиньоля, ужаса в привычный, опостылевший мир бытового развлекательного романа.

Таковы плоды ложной поэтики, целиком определившей неудачу А. Беляева и превратившей его книгу в досадный анахронизм.

Но, повторяю, несомненные достоинства писателя – умение строить фабулу, культура письма, редкая способность без остатка растворять научный материал в повествовании, наконец, сила мысли, позволяющая ему делать все выводы из основной посылки, – служит порукой, что А. Беляев на основе своей сегодняшней поэтики, даст советской научной фантастике отличные книги.

Дет. лит. — 1939. — 1. — С. 50-53. Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2010

http://www.fandom.ru/about_fan/rykachev_1...

https://fantlab.ru/work191709

Властелин мира.

Научно-фантастический роман

Впервые — в газете "Гудок", 1906, октябрь-ноябрь. Книжный вариант (Лд, Красная газета, 1929) существенно отличался в третьей части. В газетном варианте Качинский совместно со Штерном — Штирнером с помощью мыслеизлучающего аппарата предотвращает войну, что позволяет начать подготовку к организации Всемирного Союза Советских Социалистических Республик. Прообразами героев романа послужили и реальные люди: Дугов — Владимир Дуров, Качинский — Бернард Кажинский, автор книги "Биологическая радиосвязь" ( Киев: Наукова думка, 1962 ). Переиздан роман был в 1958 году в Горьком, с тех пор неоднократно перепечатывался.

Управление мыслительной деятельностью на расстоянии с помощью радиоволн остаётся чисто фантастической идеей.

Управляемые по радио беспилотные боевые самолёты — осуществлено в виде крылатых ракет "ФАУ-1" в 1944 году, сейчас существуют беспилотные самолёты-разведчики, аэрокосмический комплекс "Буран" проделал весь первый полёт в автоматическом режиме.

Связь на больших расстояниях с помощью передачи мысли — фантастическая идея.

Дешифровка мыслей по графической записи — ведутся опыты.

Усилители мысли — фантастическая идея.

Изменение личности — сообщения об опытах в этом направлении с использованием психологических средств появлялись в печати, есть и неподтверждённые сообщения об успехах.

Зоопарк без клеток, с пассивизированными животными — пока не осуществлено.

Дирижабли в качестве средства транспорта на большие расстояния — идея, осуществлявшаяся во времена написания романа, но устаревшая сейчас.

Из 14 научно-фантастических идей, использованных в книге, частично или полностью осуществлено 7. Несмотря на то, что основные идеи "Властелина мира" остаются совершенно фантастическими, этот роман принадлежит к лучшим произведениям А.Р. Беляева.

Идеофон.

Рассказ

Впервые — в журнале "Всемирный следопыт", 1926 — №6. Рассказ принадлежит к так называемой псевдофантастике, группе произведений научной фантастики, в которых положенные в основу сюжета научно-фантастические идеи оказываются мистификацией или заблуждением, а всё происходящее объясняется вполне реалистическими причинами. Идея чтения мыслей, как показывает почти одновременная публикация этого рассказа и "Властелина мира" в 1926 году, в середине 20-х годов была в центре внимания А. Беляева.

Применение своеобразного "детектора лжи " — сейчас в криминалистике западных стран, приборы, регистрирующие состояние подследственного, применяются довольно широко.

А.П. Лукашин

Журнал-музей Юрия Зубакина.

http://magnus-z.livejournal.com/117142.html