Анкета члена Литфонда, заполненная Александром Романовичем Беляевым 10.02.1938 г. 1 л. 29,5 х 21 см. Небольшие надрывы по полям. В хорошем состоянии. С фотографией писателя. Представляет коллекционную ценность музейного уровня

Отсюда видно, что жена была младше его на 11 лет, а тёща — старше на 8 лет.

Адрес: Ленинград, Петроградская сторона, пр. К. Либкнехта, 51/2, кв. 24.

***

Григорий Иосифович Мишкевич, работавший с 1931 по 1936 год в Ленинградском отделении издательства «Молодая гвардия» — сначала редактором, а потом и директором, вспоминает о своих встречах с Беляевым. Он был редактором первого издания романа «Прыжок в ничто», ездил с рукописью в Калугу к Циолковскому, чтобы получить отзыв и краткое предисловие к роману.

«Александр Романович тогда чувствовал себя неважно. Он все время ходил с палкой, жаловался на боль в спине, но всегда являл собой образец дисциплины и предельной корректности. Ему долго не удавались, помнится, описания поведения астронавтов в космическом пространстве (питание, устройство оранжереи и прочее), он очень сетовал на то, что «неуправляемые и непокорные воле человека болевые ощущения и незримые процессы старения столь всемогущи, что заглушают даже самое горячее желание трудиться».

И далее Александр Романович сетовал на то, что болезни и старость несправедливы: они отнимают у человека волю даже тогда, когда он чувствует внутренний прилив сил и жаждет работать». Вообще эта тем очень волновала Александра Романовича.

Он очень хорошо знал полиграфическую технику и подмечал такие тонкости набора, вроде «вгонки» строк, что мы все диву давались. При этом Беляев любил говорить: «Первый то читатель наш — это наборщик и метранпаж. Стало быть, надо дать им рукопись чистую, ясную». И он это всегда делал.

Печатал свои произведения Беляев всегда сам на старинной пишущей машинке, на желтоватой бумаге, говоря, что только такой цвет успокаивает глаза.

Замечал я, что после сдачи каждого романа в печать Беляев охладевал к нему, его мысли занимала новая идея. Так, когда работа над «Прыжком в ничто» близилась к концу, Беляев уже раздумывал над другим романом, и он вскоре принес мне несколько глав «Тайги» — романа о покорении с помощью автоматов-роботов таежной глухомани, поисках таящихся там богатств. Роман не был окончен: видимо, сказалась болезнь.

Очень не любил Александр Романович «советов со стороны» о темах новых произведений. Так, помню, один из научных фантастов (это был В. Д. Никольский, инженер-энергетик) с увлечением агитировал Беляева написать роман… о гигантских изоляторах, которые начинала тогда осваивать наша электропромышленность. Беляев откровенно высмеивал такие «социальные заказы», добавляя, что «ежели научная фантастика займется подобными с позволения сказать темами, то ей грош цена! Цель научной фантастики служить гуманизму в большом, всеобъемлющем смысле этого слова».

«Часто бывал я у него дома, -- продолжает Мишкевич. -- Жил Александр Романович в неудобной квартире на нынешней улице Калинина, на Петроградской стороне. Любил сиживать на подоконнике -- широком и большом, ближе к свету и солнцу.

В те годы при Ленинградском доме инженера и техника существовала секция научно-художественной литературы, руководителем которой был историк техники профессор В. Р. Мрочек. Там встречались А. Р. Беляев, Н. А. Рынин, Я. И. Перельман, А. Е. Ферсман, Д. И. Мушкетов, Б. П. Вейнберг, В. О. Прянишников, Л. В. Успенский. Многие из них основали впоследствии знаменитый в Ленинграде Дом занимательной науки -- детище Я. И. Перельмана. На секции читались статьи, очерки, главы книг. Читал там куски из своей «Тайги» и Александр Романович».

В 1937 году руководитель секции и ряд ее участников подверглись необоснованным репрессиям, как и инженер-фантаст В. Д. Никольский, тоже встречавшийся с Беляевым. Так сужался круг людей, с которыми общался писатель.

Борис Ляпунов «Александр Беляев Критико-биографический очерк» 1967

Дополнительно см. Зеев Бар-Селла "Александр Беляев" 2013

***

Он не чувствовал себя уверенно в психологической обрисовке своих героев: «Образы не всегда удаются, язык не всегда богат». Ленинградский писатель Лев Успенский вспоминал, как однажды они с Беляевым остановились в Русском музее перед полотном Ивана Айвазовского «Прощай, свободная стихия». Фигура Пушкина на этой картине принадлежит другому великому русскому художнику, Илье Репину. Беляев сокрушенно вздохнул: «Вот если бы в мои романы кто-то взялся бы так же вписывать живых людей!..»

https://fantlab.ru/blogarticle64176

***

Беляев, Успенский и Мишкевич во встречах с Уэллсом в https://fantlab.ru/edition5851

Григорий Мишкевич. Три часа у великого фантаста. (статья), стр. 435-442 Беляев и Уэллс

Лев Успенский. Братски ваш Герберт Уэллс... (статья), стр. 443-468 Успенский и Уэллс

*

https://fantlab.ru/edition30588

Виталий Бугров. …И выдумали самих себя! (статья), стр. 131-149 Беляев и Успенский

Виталий Бугров. До Барнарда был… Доуэль (очерк), стр. 182-194 Беляев

*

Л. Успенский (р. 1900) (с В. Успенским и Л. Рубиновым):

Рукопись авантюрного романа с громким названием «SOS, SOS, SOS» («Агония Земли»), который был написан в соавторстве с братом Всеволодом и другом Львом Рубиновым в 1921-1922 годах.

В 1928 году в харьковском частном издательстве «Космос» был опубликован написанный Успенским в соавторстве Львом Александровичем Рубиновым (Рубиновичем) под общим псевдонимом Лев Рубус авантюрный роман «Запах лимона». Этот фантастико-приключенческий роман, написан в характерном для 20-х годов XX века стиле «красный Пинкертон.

В 1937 и 1938 годах в ленинградском журнале «Костер» он напечатал занимательную повесть-фантазию под названием «КУПИП» (Комитет Удивительных Путешествий и Приключений), речь в которой идет о приключениях юных пионеров по земному шару на дирижабле, подледной лодке и других технических совершенствах того времени.

*

А. Беляев (р. 1884)

Александр Беляев. Романы

1926 Властелин мира

1926 Остров Погибших Кораблей

1927 Борьба в эфире [= Радиополис]

1928 Человек-амфибия

Александр Беляев. Повести

1925 Последний человек из Атлантиды

1928 Вечный хлеб

Александр Беляев. Рассказы

1924 В киргизских степях

1925 Голова профессора Доуэля

1925 Три портрета

1926 Белый дикарь

1926 Гость из книжного шкафа [= Гость из книжного шкафа (Изобретения профессора Вагнера)]

1926 Идеофон [под псевдонимом А. Ром]

1926 Ни жизнь, ни смерть

1926 Среди одичавших коней

1926 Страх

1926 Человек, который не спит [= Человек, который не спит (Изобретения профессора Вагнера)]

1927 Над бездной [= Над чёрной бездной, Над бездной (Изобретения профессора Вагнера)]

1927 Охота на Большую Медведицу

1928 Мёртвая голова

1928 Сезам, откройся!!! [= Электрический слуга] [под псевдонимами А. Ром и А. Ромс]

Пьесы

1933 – Алхимик, или Камень мудрецов

1935 — по ленинградскому радио передавалась его научно-фантастическая пьеса «Дождевая туча»

Выставка была открыта в одном из зданий на Елагином острове, в Центральном парке культуры и отдыха (ЦПКиО) по решению исполкома Ленгорсовета.Выставка работала в течение лета 1934 года, и затем её деятельность была продолжена ле-том 1935 года.Перельман тщательно продумал идею вы-ставки. Вещественное воплощение своих зани-мательных книг он видел не в показе прибо-ров, которые хранятся в физических и матема-тических кабинетах, а в виде экспонатов, кото-рые вызывали бы удивление и высокий инте-рес к ним, приковывали внимание посетителя своей необычностью, не оставляли бы его рав-нодушным. И в то же время экспонаты не должны противоречить законам физики и яв-лениям природы. Экспонат должен содержать свой парадокс, его нужно заставить «загово-рить» с посетителем, должен стать, подобно книжной странице, занимательным и поучи-тельным, открывать новое, с которым посети-тель ещё ни разу не встречался.Перельман считал, что хорошо известное и вместе с тем как новое, рассказанное в экспо-натах совсем по-иному, живо и увлекательно, должно быть основой при создании экспона-тов.Экспонаты, по глубокому убеждению Пе-рельмана, должны быть доступны посетите-лям, их можно трогать, рассматривать со всех сторон, вникать в их устройство, наглядно ви-деть их конструкцию и осмысленно с ним рабо-тать. У экспонатов и приборов не должно быть категорических надписей: «Руками не тро-гать!», «За ограждение не заходить!».На выставке было представлено значитель-ное количество остроумных и занимательных экспонатов, с помощью которых демонстриро-вались законы физики и математики. Выставка, созданная по проекту Перельмана, имела большой успех у ленинградцев, её посещало ежедневно свыше ста человек.Сразу жепри входе в павильон посетителя встречал солидный мужчина с большими уса-ми, отражённый в зеркале. Самого усача не было видно, так как его портрет был хитроумно скрыт от глаз посетителей системой зеркал.На выставке была представлена коллекция «вечных двигателей», прибор для демонстра-ции закона распределения случайных величин, различного рода отгадчики чисел и много дру-гих экспонатов.Особым успехом пользовался отдел оптики. Об этом отделе автор композиции экспонатов сообщил: «Один из уголков помещения был обставлен как гостиная. Вывидите мебель в тёмно-оранжевых чехлах, стол, покрытый ска-тертью, на нём графин с клюквенным морсом, цветы, полка с книгами и цветными надписями над ними. Белое освещение заменяется крас-ным. Мебель превращается в тёмно-лиловую... часть надписей над книгами исчезает. Всё про-исходит на основе оптических законов физи-ки».Для демонстрации третьего закона механи-ки был представлен реактивный кораблик «Константин Циолковский», стремительно движущийся по воде силой реакции пороховых газов.Я.И. Перельман хорошо был знаком с Львом Васильевичем Успенским (1900-1980), позднее ставшим известным писателем и языковедом. Успенский был связан общими делами с Ле-нинградским комбинатом наглядной агитации и пропаганды, директором которого был Вик-тор Александрович Камский, бывшийармей-ский политработник, философ по образованию.После одной из встреч с Перельманом Ус-пенский сообщил Камскому, что Перельман одержим идеей создания выставки, своеоб-разной кунсткамеры занимательных наук, и хотел бы с ним встретиться для обсуждения этой идеи. Вскоре в «Павильоне заниматель-ных наук» произошла встреча Камского с Пе-рельманом. Камский пришёл в восхищение от увиденного на выставке. Он проявил живой интерес к идее Перельмана и дал своё согла-

2сие практически помочь в создании центра за-нимательной науки.Это был план создания в Ленинграде уни-кального культурно-просветительного центра –Дома занимательной науки. Эта идея встретила поддержку у руководящих органов Ленингра-да.Исполком Ленгорсовета в конце 1934 года принял решение о предоставлении Дому зани-мательной науки части помещений особняка графа Шереметьева на Фонтанке, 34.Был создан методический совет Дома зани-мательной науки во главе с Я.И. Перельманом. В совет вошли академики Д.С. Рождественский, А.Е. Ферсман, А.Ф. Иоффе и М.Л. Вейнгеров, астрономы Г.Г. Ленгауер и В.И. Прянишников, физики Э.П. Халерин и М.П. Бронштейн, писа-тель Л.В. Успенский и художник А.Я. Милков.Экспозиция дома планировалась на строгой научной основе в соответствии со школьными программами.Дом занимательной науки (сокращённо ДЗН) был открыт 15 октября 1935 года в правом флигеле бывшего дворца графа Шереметьева, известного как Фонтанный дом. Его директо-ром был назначен В.А. Камский, научным руко-водителем Я.И. Перельман. В дальнейшем эту должность занимал Герман Герасимович Лен-гауер, молодой энергичный астроном. О значе-нии Дома занимательной науки Я.И. Перель-ман в заметке, опубликованной 6 октября 1935 года в газете «Известия», писал: «Существует литературный приём, обозначаемый термином «отстранение». Состоит он в том, чтобыобы-денное показывать, как странное; в старом, приглядевшимся –открывать новое, неожи-данное. К такому именно приёму прибегали при оформлении научных экспонатов устрои-тели Дома занимательной науки, открывающе-гося на днях в Ленинграде, на Фонтанке, 34.Задача этого своеобразного просветитель-ного учреждения –популяризация научных знаний, но не последних достижений науки, а её фундаментальных положений и основных законов, которые напрасно принято считать общеизвестными.Слишком часто вместо чётких и твёрдых знаний мы встречаемся с рутинными заблуж-дениями и верхоглядством. Борьбу с таким мнимым знанием и поставил себе задачей Дом занимательной науки. Дело крайне важное, но в то же время и очень трудное......Чтобы побудить посетителей дома заду-маться о мнимоизвестных вещах, сконструиро-ваны экспонаты, озадачивающие своей пара-доксальностью. Все слышали о рентгеновских лучах, но многим ли случалось видеть скелет собственной руки и считать монеты в своём кошельке, не раскрывая его? В Доме занима-тельной науки эта возможность предоставляет-ся каждому посетителю. Кто не читал об аэро-динамической трубе ЦАГИ? Но мало кто видел подобный аппарат в действии. В Доме занима-тельной науки каждый юный авиамоделистможет «обдувать» свой аэроплан при скорости 100 км в час.Около сотни подобного рода экспонатовразмещено в трёх залах дома. В изготовление экспонатов вложено много выдумки и изобре-тательности, много настойчивого труда, объе-динившего популяризаторов, учёных, конструк-торов, художников и мастеров».Вначале было открыто три отдела: матема-тики, физики и географии.Афиши приглашали посетить Дом занима-тельной науки. С лёгкой руки Успенского, в на-роде его называли «Дом чудес».Вот текст одной из афиш, составленный Ус-пенским:«Далёкие страны,Исчезнувший лес,И недра далёкой СибириВам будут показаныВ Доме чудес, Фонтанка, 34».На здании Шереметьевского дворца висела надпись «Дом занимательной науки».Перед входом в ДЗН стоял столб с указани-ем его географических координат: 59° 57 ́ се-верной широты, 30° 19 ́ восточной долготы. Здесь посетителей ждали экскурсоводы.Чудеса начинались уже в фойе: на льду стояла бутылка с кипящей водой (сосуд Дьюа-ра), а ложка в стакане с чаем растворялась раньше сахара.Экспозиция отделов математики и физики была составлена по разработкам Перельмана и позволяла,как бы заново прочитать его инте-ресныенаучно-популярные книги.Зал математики назывался в память о Маг-ницком «цифирной палатой». Дверь в палату была оформлена в виде переплёта книги Маг-ницкого «Арифметика сиречь наука числитель-ная». На потолке «цифирной палаты» было изображено множество светящихся кружков. Делая попытку подсчитать их, экскурсанты мог-ли получить наглядное представление о числе –миллион.На стене крупными цифрами было написано числовое значение: π = 3,14159... содержащее 707 десятичных знаков.

3Особый интерес вызывали два экспоната: устройство для демонстрации закона случай-ных величин и мудрый филин –отгадчик. Экс-курсантам предлагались увлекательные зада-чи, в основе которых лежал несложный под-счёт. В отделе были представлены десятки ма-тематических игр, головоломок и математиче-ских приборов.Центральную часть отдела физики занимала аэродинамическая труба, на которой проводи-лись опыты по вычислению силы сопротивле-ния воздушному потоку тел различной формы.На одном из стендов были расположены «вечные двигатели». На двери своего кабинета Перельман вывесил объявление: «По вопросам «вечных двигателей» просьба не обращаться».На других стендах были установлены: рент-геновский аппарат, фотоэлемент, подаренный академиком А.Ф. Иоффе, оптические приборыи многие другие экспонаты. Здесь можно было измерить атмосферное давление и влажность воздуха.В отделе географии рассказывалось об ис-торическом прошлом Земли и её ландшафте в различные геологические эпохи, о великих гео-графических открытиях. Были установлены кра-сочные макеты с видами Земли и её обитате-лей. На «машине времени» можно было про-путешествовать в прошлое России.В отделе было представлено много мате-риалов, связанных с Ленинградом. Посетители могли принять участие в викторинах, в реше-нии занимательных географических задач. Предлагалось заочно пройти пешеходным маршрутом, не пересекая дважды один и тот же из 17 мостов, соединяющих острова Ленин-града (всего тогда в Ленинграде было около 300 мостов).Представленные в отделе материалы отра-жали романтические увлечения молодёжи 30-х годов прошлого столетия авиацией и пробле-мами освоения Арктики.ДЗН быстро откликался на современные со-бытия в стране и в мире. В интересной экспо-зиции были представлены личные вещи на-чальника зимовки на Северном полюсе И.Д. Папанина, портреты астронавтов П.Ф. Федо-сеева, А.Б. Васенко и И.Д. Усыскина, погибших в 1934 году при выполнении задания.На карте был показан маршрут самолёта, на котором В.П. Чкалов совершил свой историче-ский перелёт через Северный полюс и Амери-ку.Вследза отделами физики, математики и географии позже были открыты и другие отде-лы.Отдел астрономии занимал большой зал. Огромное искусственное небо диаметром 5,5 метра вращалось вокруг неподвижной поляр-ной звезды на фоне силуэтов города: Смольно-го, Адмиралтейства, Петропавловской крепо-сти, Биржи и Пулковской обсерватории.Звёздное небо демонстрировалось с пока-зом его в различные времена года.В центре зала стоял экспонат, опровергаю-щий ходячее представление о том, будто Солн-це,всегда точно восходит на востоке, а заходит точно на западе (что имеет место лишь во вре-мя равноденствия). С помощью этого прибора объяснялись причины разной продолжитель-ности дня и ночи, феномен белых ночей и дру-гие астрономические явления. Стены были за-полнены красочной информацией, дающей наглядное представление об относительных размерах планет Солнечной системы. Для сравнения были изображены арбуз, яблоко и горошина. Наглядно были представлены и рас-стояния между планетами.В саду Фонтанного дома был установлен небольшой телескоп, подаренный Пулковской обсерваторией, и несколько переносных ас-трономических труб (в то время в городе ещё не было планетария). Юные астрономы с увле-чением занимались наблюдениями небав этой обсерватории на открытом воздухе, отчёты о наблюдениях печатались в ДЗН.В звездолёте, выполненном по эскизу К.Э. Циолковского, можно было отправиться в во-ображаемое путешествие за пределы Земли.По астрономии читались увлекательные лекции о Вселенной, о планетах солнечной сис-темы, об истории нашей планеты и её месте во Вселенной. Лекции сопровождались показом карты звёздного неба. С лекциями выступали Я.И. Перельман, В.И. Прянишников и другие лекторы.Восторг посетителей вызывала большая книга отзывов о ДЗН, которая сама открывалась и закрывалась.Дом занимательной науки был открыт для всех. За чисто символическую плату можно бы-ло приобрести абонементы для занятий в раз-личных кружках. Я.И. Перельман проводил за-нятия со школьниками в кружках: математики, физики и астрономии. В награду за успешные занятия в кружке его участники получали не-большие по объёму книжечки, издаваемые ДЗН. Эти книжечки за небольшую плату прода-вались и посетителям ДЗН.Автором этих книжечек был Я.И. Перель-ман: «Алгебра на клетчатой бумаге», «Арифме-тические ребусы», «Вечные двигатели, и поче-

4му они невозможны», «Геометрические голо-воломки», «Дважды два –пять», «Задачи Эди-сона», «Квадратура круга», «Магический квад-рат», «Найди ошибку», «Обманы зрения», «Одним росчерком», «Сильны ли Вы в арифме-тике», «Солнечные затмения», «Юный физик в пионерлагере», «Вечера занимательной науки» (совместно с В.И. Прянишниковым) и ряд дру-гих.Занятия школьников с Перельманом спо-собствовали развитию у них глубокого интере-са к науке и изучению её основ и определяли в будущем выбор профессии.Посетителям ДЗН был ленинградский школьник Георгий Гречко –будущий лётчик-космонавт, доктор физико-математических на-ук.Учёные Ленинграда принимали живое уча-стие в деятельности ДЗН.В отделе географии активно работал Лев Ва-сильевич Успенский. В разработке методик принимал постоянное участие академик Нико-лай Иванович Вавилов, генетик, президент Гео-графического общества, объездивший в поис-ках генофонда весь земной шар.В декабре 1939 года было торжественно от-мечено 40-летие творческой деятельности Я.И. Перельмана, который был «душой и мозгом» ДЗН.В фойе была создана композиция, в кото-рую вошли фотографии, многочисленные кни-ги, письма К.Э. Циолковского к Перельману и другие интересные материалы.Торжественное собрание открыл бессмен-ный директор ДЗН В.А. Камский,который про-читал адреса и многочисленные телеграммы.Учёные Ленинграда поздравили своего зем-ляка, пропагандиста науки, письмом, опубли-кованным 14 декабря 1939 годав «Известиях». Приведём текст этого поздравления:«7 декабря исполняется 40-летний юбилей литературной работы выдающегося пропаган-диста науки Я.И. Перельмана. Кто не знает за-мечательных книг его: «Занимательная физи-ка», «Занимательная геометрия» и многих дру-гих?Я.И. Перельман пишет не для узкого круга любителей математики, истории, физики, а для самых широких слоёв населения. Основная идея его творчества –идея «занимательной науки» -в последние годы нашла веществен-ное воплощение в виде единственного в мире Дома занимательной науки, одним из инициа-торов и активнейших работников которого яв-ляется юбиляр.Наша молодёжь оценила и полюбила книги Я.И. Перельмана. Общий тираж всех его произ-ведений измеряется сотнями тысяч экземпля-ров.Пожелаем же нашему юбиляру ещё долгих лет здоровья и работы на пользу нашей пре-красной Родины.Академик А. Иоффе, профессор Я. Френкель, профессор М. Франк, профессор С. Богомолов, доц. Кислицын, профессор Д. Фадеев, профес-сор Р. Кузьмин, академик С. Бернштейн, про-фессор Г. Гавра, профессор А. Афанасьев, про-фессор Г. Фихтенгольц, профессор З. Вулих, профессор Л. Канторович, профессор В. Смир-нов, доцент О. Вольберг».Дом занимательной науки, который в шутку называли «Фирма Камского и компания», об-ходился без дотаций, на самоокупаемости, и средства по его содержанию и дальнейшему развитию зарабатывали разными способами.Часть помещений, отведённых Ленгорис-полкомом для ДЗН, была сдана Камским в поднаём Институтам Арктики и астрономии, которые не только платили за аренду помеще-ний, но и снабжали экспонатами и приборами, а учёные этих институтов принимали участие в лекционной работе.Существенный доход приносили выездные лекции в учебные заведения и на предприятия города и области. Темы лекций были разнооб-разными: Миклухо-Маклай и его путешествия, о гробнице Тутанхамона, о фотоэлементе (электрический глаз), о жидком воздухе, о ве-ликих географических открытиях, о Северном и Южном полюсах, о М.В. Ломоносове и т.д. К лекторам применялись жёсткие требования. К лекционной работе допускались люди, про-шедшие своего рода экзамен, что обеспечива-ло высокий уровень лекций, проводимых ДЗН.Директор ДЗН Камский придавал большое значение рекламе, которая распространялась в учебных заведениях и на предприятиях. Вот такие рекламные объявления о лекциях и ве-черах давал ДЗН в 1935 году:«Аудитории Дома занимательной науки. От-крытые и закрытые вечера Занимательной нау-ки по физике, химии, астрономии, географии, биологии, в сопровождении опытов и кино-фильмов». «Дом занимательной науки органи-зует выступление вычислителя Арраго. Выступ-ление Арраго сопровождается лекцией о приёмах и методах быстрого счёта». Из рекла-мы 1938 года: «Дом занимательной науки про-водит выездные вечера, представляющие со-бой лекции, беседы на различные темы...»

5В ДЗН проводились вечера, посвящённые телевидению, с показом телепередач. Тогда телепередачи шли только на опытных установ-ках и не носили массового характера.С началом войны сотрудники ДЗН дежурили по охране объекта. Секретарю ДЗН Людмиле Моисеевне Мексиной случалось в июле 1941 года дежурить вместе с Ахматовой, проживав-шей во флигелеФонтанного дома. Кто знает, может быть,тогда пришли к Анне Андреевне строки «Клятвы»:Мы детям клянёмся,Клянёмся могилам,Что нас покоритьсяНикто не заставит.На фронт ушли добровольцами В.А. Кам-ский, В.И. Прянишников, Л.В. Успенский, А.Я. Малков и многие другие сотрудники ДЗН.18 августа 1941 года ДЗН был закрыт. Име-ются сведения, что часть экспонатов ДЗН была эвакуирована на Урал, часть сдана на хранение в Управление культуры Ленгорсовета, осталь-ное было закопано в саду Фонтанного дома.Так прекратил своё существование «Дом чудес» на Фонтанке, 34.За неполные шесть лет работы ДЗН по его залам прошло более полумиллиона человек. Основную массу посетителей составляли школьники и студенты.О судьбе некоторых сотрудников ДЗН из-вестно следующее. В марте 1942 года на Вол-ховском фронте в бою пал смертью храбрых батальонный комиссар Виктор АлександровичКамский. В.И. Прянишников после войны рабо-тал в Нахимовском училище. Г.Г. Ленгауер, пе-режив блокаду, работал в Пулковской обсерва-тории. Л.В. Успенский после демобилизации приступил к литературной деятельности. Л.М. Мексина, возвратившись из эвакуации, про-должала свою работу на Фонтанке, 34, в Инсти-туте Арктики и Антарктики.Погибли многие сотрудники и посетители Дома занимательных наук, а те, кто выжил, с теплотой вспоминают «Дом чудес» на Фонтан-ке, 34.ДЗН всегда был рад юным посетителям, в деятельности его непреложным было правило: приходи –покажем, расскажем, научим, сде-лаем всё, чтобы помочь тебе стать честным и трудолюбивым, образованным, любящим свою Родину. Потому что,какое молодое поколение –такое и будущее страны. Это прекрасно по-нимали талантливые, добрые люди, создатели ДЗН, -учреждения, не имевшего аналогов в мире.Для сохранения интеллектуального и куль-турного потенциала России воссоздание на но-вой современной основе ДЗН явилось бы серь-ёзным вкладом в воспитание молодёжи, её интеллектуального и культурного потенциала.

Летом 1934 года, когда работа в «павильоне занимательных наук» шла полным ходом, Пе-рельмана пригласили в Смольный, где ему со-общили, что он включён в состав группы писа-телейи учёных для встречи с известным писа-телем-фантастом Гербертом Уэллсом (1866-1946). Это был третий приезд Г. Уэллса в нашу страну: первый –в 1914 году, потом –в конце сентября 1920 года. Тогда Г. Уэллс был принят В.И. Лениным. В результате этого посещения Уэллс написал о нашей стране книгу «Россия во мгле». В третий раз Уэллс приехал в июле 1934 года вместе с сыном, физиологом, который хо-тел познакомиться с академиком И.П. Павло-вым.Г. Уэллс встречался в Москве с И.В. Стали-ным, с Максимом Горьким, с учёными, писате-лями, деятелями искусств.После Москвы Уэллс в конце июля посетил Ленинград, где встречался с И.П. Павловым, Л.Н. Орбели, А.Н. Толстым, был в Петергофе и в Детском Селе, посетил Эрмитаж.Была организована встреча Уэллса с группой ленинградских популяризаторов науки в гости-нице «Астория». На встрече с Уэллсом были: профессор Б.П. Вейнберг, профессор Н.А. Ры-нин, Я.И. Перельман, писатель А.П. Беляев, ди-ректор издательства «Молодая гвардия» М.Ю. Гальперин и журналист Г.И. Мишкевич.Знакомясь с Я.И. Перельманом, Г. Уэллс от-метил, что именно Джекоб Перлман (так он называл Перельмана) –единственный, кто на-шёл у него ошибку в романе «Человек-невидимка», герой которого по законам физи-ки должен быть слепым. Перельман указал и на другую ошибку Г. Уэллса,допущенную в ро-мане «Первые люди на Луне», на невозмож-ность создания антигравитационного вещества, описанного в этом романе. Г. Уэллс признался, что он тщательно стремился скрыть от читате-лей эти уязвимые стороны своих романов.«Как вам удалось разгадать их?» -спросил Г. Уэллс. Перельман скромно ответил: «Я, видите ли, физик, математик и популяризатор науки».На этой встрече Г. Уэллсу были подарены все его книги, изданные в СССР тиражомсвыше двух миллионов экземпляров. Писатель отме-тил, что это гораздо больше, чем издано их в Англии. Я.И. Перельман очень высоко ценил творчество английского писателя-фантаста. Ещё

6в 1917 году в журнале «Природа и люди» Пе-рельман опубликовал статью о Г. Уэллсе «Ве-щий талант. Г. Уэллс и его научные пророчест-ва». В этой статьеПерельман писал: «Невольно обращается ум в творческие фантазии великих мечтателей, ища в них возможных ответов.И прежде всего среди этих вдохновенных фантастов привлекает к себе внимание творче-ство нашего даровитого современника Гербер-та Уэллса. Его талант –совершенно исключи-тельный. Ни у кого из его предшественников дар научного предвидения не достигает такой убедительности, не проникнут в такой степени духом подлинного творчества.Предшественником Уэллса был Жюль Верн, создатель совершенно нового литературного жанра –научно-фантастического романа. Во многих отношениях и Жюль оказался научным пророком... Он сумел угадать великие изобре-тения будущего.Совсем иное дело –предвидения Уэллса. В его удивительных повестях мы находим на-стоящие пророческие озарения, свидетельст-вующие о поразительной силе научного и по-этического воображения.Особенно характерен в этом отношении его первый роман «Машина времени», по своей оригинальности и глубине превосходящего, быть может, все последующие. Герой романа совершает путешествие... по реке времени... И перед взором этого необычайного путешест-венника открываются картины грядущих судеб человечества».В другом романе Уэллс «переносит жизнь лунного мира в толщу Луны, в лунные пещеры и подземелья, где колебания температуры поч-ти незаметны, а воздух достаточно плотен». Жизнь обитателей Луны «производит впечат-ление чего-то вполне естественного, правдо-подобного».В романе «Борьба миров» «марсиане при-ходят на Землю с единственной целью завла-деть и колонизировать этот мир, с их точки зрения необитаемый... И вот начинается пла-номерное завоевание земного человечества... Жутким правдоподобьем веет от мрачных кар-тин этой борьбы, представляющей великолеп-ную сатиру на наши собственные действия по отношению к первобытным народам и живот-ным...»«Всё происходящее, -пишет Уэллс в конце романа, -сильно изменило наши воззрения на будущее человечества. Мы узнали, что Земля не представляет собой надёжного убежища для человека, что каждую минуту из мирового пространства на нас может свалиться новая беда или неожиданная радость, -что именно, предугадать невозможно. Нашествие марсиан отняло у нас безмятежную уверенность в бу-дущем...»«Уэллс предвидел неизбежность военного столкновения народов, предсказал формы про-гресса военной техники и новых её орудий; он предрёк даже и те политические последствия, которые всесветная война повлечёт за собой: падение старой власти, революции, анархия, голод...»В конце этой статьи Перельман отмечает, что Уэллс пророчески предвидел «картины бу-дущих судеб человеческого общества».Летом 1942 года писатель Л.В. Успенский –офицер Балтийского флота –написал Уэллсу в Лондон письмо о необходимости быстрейшего открытия второго фронта и призывал его пуб-лично осудить фашизм. В августе того же года в ответном письме Успенскому пришёл ответот Уэллса телеграммой на семи страницах. Уэллс писал: «Дорогой командир Успенский, сотова-рищ по перу и по нашей общей борьбе за изо-бильную жизнь всего человечества!.. Мы вста-ли плечом к плечу не для того, чтобы разру-шить, но для того, чтобы спасать. Вот почему я подписываюсь тут как братски ваш во имя дос-тигающих своих вершин всечеловеческой ре-волюции во всём мире. Герберт Джорж Уэллс».Телеграфное письмо Г. Уэллса прошло через континенты и нашло адресата Л.В. Успенского, в прошлом сотрудника Перельмана в Доме за-нимательной науки. Отвечая корреспонденту, возможно, писатель вспомнил Ленинград, гос-тиницу «Асторию», тёплый приём, оказанный ему, и Джекоба Перельмана, единственного человека в мире, обнаружившего физические ошибки в его романах.

Журнал «Нева», 2003, №5, с.276-282

http://www.t-z-n.ru/archives/dzn7.pdf

Пребывание Уэллса в Ленинграде было сравнительно недолгим, но весьма насыщенным: он виделся с И. П. Павловым, Л. А. Орбели, А. Н. Толстым, посетил Петергоф, Пушкин, побывал в Эрмитаже. Но, вероятно, мало кто знает о встрече группы ленинградских писателей и популяризаторов науки с маститым британским литератором.

Автор настоящих воспоминаний работал тогда в Ленинградском отделении издательства «Молодая гвардия». В комнате на третьем этаже знаменитого Дома книги, где находилась редакция научно-популярной литературы, часто можно было встретить видных ученых и писателей: А. Е. Ферсмана, Я. И. Перельмана, А. Р. Беляева и других. Горячо обсуждались не только планы новых книг, но и рукописи (например, роман Александра Беляева «Прыжок в ничто»), спорили о новинках зарубежной научно-фантастической и научно-популярной литературы.

Когда в конце июля 1934 года стало известно о приезде в Ленинград Герберта Уэллса, в редакции собрался почти весь «синклит» авторов и было решено: ни в коем случае не упустить возможности встретиться с английским писателем и просить Ленинградское отделение ВОКСа устроить такую встречу. Решили преподнести Уэллсу подарок: по экземпляру всех его книг, изданных в СССР после Октябрьской революции. Попутно замечу, что из этих двух забот, выпавших на мою долю, выполнение второй оказалось едва ли не самой трудной. Пришлось обрыскать буквально всех букинистов и (увы, теперь уже не существующие, к сожалению!) книжные развалы… Кое-кому пришлось расстаться с собственными экземплярами (особенно Якову Исидоровичу Перельману, в богатейшей личной библиотеке которого имелись все книги Уэллса, изданные после 1917 года Сойкиным и Госиздатом). Наконец все книги — несколько десятков — были бережно упакованы в две объемистые пачки, оставалось лишь преподнести их автору…

Встретиться с Гербертом Уэллсом, против всяких ожиданий, оказалось совсем не так уж сложно. В ВОКСе сразу вняли нашей слезной просьбе, но посоветовали ждать.

Ожидание тянулось несколько дней. Лишь 30 июля позвонил работник ВОКСа Андриевский и сказал: «Все в порядке! Герберт Уэллс согласился принять небольшую группу ленинградских писателей и ученых. Первого августа, в шесть вечера, он просит быть у него».

И вот, еще задолго до назначенного часа, в холле гостиницы «Астория», около кадки с пальмой, начали появляться участники «депутации».

Первым пришел профессор-геофизик Борис Петрович Вейнберг — невысокий и, несмотря на полноту, весьма подвижный человек, с лукавой усмешкой, таявшей в бороде. Сын знаменитого литературоведа и переводчика Гейне, Борис Петрович был выдающимся ученым и, кроме того, немало потрудился на поприще научной популяризации. Его перу принадлежала (например, книга «Снег, иней, град, лед и ледники», выдержавшая несколько изданий. Борис Петрович хорошо владел английским и согласился быть нашим переводчиком.

Затем пришел Яков Исидорович Перельман — о нем говорит уже само его имя, — патриарх советской (да и не только советской!) семьи «занимательщиков».

Вслед за ним показалась плотная фигура Николая Алексеевича Рынина, профессора Института путей сообщения, автора известного курса «Начертательная геометрия» и не менее известного капитального труда о межпланетных перелетах — этой своеобразной и уникальной в своем роде энциклопедии по истории авиации, астронавтики и астронавигации.

Наконец пришел Александр Романович Беляев — крупнейший советский писатель-фантаст. Опираясь на палку (он был человеком болезненным) и дружелюбно поглядывая сквозь толстые стекла пенсне, он уселся рядышком с Вейнбергом.

Таков был состав «депутации», пришедшей в «Асторию», чтобы побеседовать с признанным королем научной фантастики.

Мы сидели на диване, обсуждая в оставшиеся четверть часа возможные детали встречи. Каждого занимала мысль о том, какое впечатление произвела на Герберта Уэллса наша страна. По этому поводу уже в вестибюле разгорелись жаркие дебаты.

— Бьюсь об заклад, — горячился Вейнберг, — что Уэллс находится в состоянии полной растерянности! Если он хороший наблюдатель, то все видел и должен отказаться от своих прежних мнений о России.

— Разумеется, — заметил деликатнейший Яков Исидорович Перельман. — Уэллс, как настоящий художник, не может равнодушно воспринимать перемены, которые бросаются всем в глаза.

— Нет, Яков Исидорович, — возразил Рынин. — Такие люди, как Уэллс, не так-то просто расстаются со своими прежними убеждениями и представлениями. Не забывайте, что Уэллс художник не просто с буржуазным, а с британским — я подчеркиваю это — мировоззрением! Англичане упорны в своих взглядах!

В разговор вступил Александр Беляев:

— Меня лично интересуют взгляды и позиция Уэллса как писателя-фантаста. За последние десятилетия научно-фантастическая литература за рубежом невероятно деградировала. Убогость мысли, низкое профессиональное мастерство, трусость научных и социальных концепций — вот ее сегодняшнее лицо… Любопытно, что думает по этому поводу Уэллс? Ведь он по-прежнему остается властителем дум в этой области литературы…

— Одним словом, — заключил Борис Петрович, — Уэллсу предстоит жаркий разговор, если, конечно, он не увильнет от него чисто по-английски.

Наша беседа была прервана приходом Андриевского.

— Герберт Уэллс просит вас к себе в номер, — сказал он. Прошу не очень утомлять его расспросами, так как он устал после поездки в Колтуши. — Андриевский сделал небольшую паузу, а потом добавил: — Уэллс, кажется, чем-то раздражен…

— Ага! — усмехнулся Борис Петрович. — Вероятно, Иван Петрович поговорил с ним по душам…

— Но я надеюсь, — улыбнулся Беляев, — мы не станем его подробно расспрашивать об этом?..

В номере люкс навстречу нам поднялся высокий худощавый человек с седым коротким бобриком на толове, с глубоко посаженными внимательными, добрыми, но очень усталыми глазами. Борис Петрович Вейнберг после нескольких вступительных слов Андриевского представлял нас всех поочередно, и Уэллс, крепко пожимая каждому руку, приговаривал по-русски:

— Очень, очень приятно!

Он пригласил нас к круглому столу, уставленному вазами с фруктами, сэндвичами и бутылками с прохладительными напитками, придвинул ящик с сигарами. Все уселись, и при посредстве Бориса Петровича Вейнберга началась беседа. Тон, характер и содержание беседы лучше всего передать, если попытаться воспроизвести ее так, как она происходила, то есть «в лицах»:

УЭЛЛС. Я очень рад представившейся мне возможности встретиться со своими коллегами по профессии. Это, кстати, одна из главных целей моей поездки в Советский Союз. Дело в том, что после смерти Голсуорси я был избран президентом сообщества писателей «Пенклуб». В Москве я виделся с Максимом Горьким, с которым обсуждал вопрос о вступлении Союза советских писателей в «Пенклуб». Но Горький решительно отклонил мое предложение на том основании, что «Пенклуб», не делая никаких политических различий, в число своих юридических членов принял корпорации писателей гитлеровской Германии и фашистской Италии. Я лично был весьма огорчен, услышав из уст Максима Горького отказ…

ВЕЙНБЕРГ. Это произошло потому, что некоторые писатели Германии и Италии не хотят служить гуманизму, предпочитая поддерживать сумасбродные геополитические устремления своих диктаторов…

УЭЛЛС. Писатель, мой дорогой профессор, должен стараться по возможности быть вне политики. В противном случае его творчество может оказаться не свободным от влияния тенденции…

БЕЛЯЕВ. Мистер Уэллс, позвольте спросить, были ли вы как литератор абсолютно свободны от влияния тенденции, когда писали свой, я сказал бы, зловещий роман «Джоан и Питер»? От сюжетной концепции веет ужасом и безысходностью: в середине шестидесятых годов нашего столетия — новая мировая война… Бомбами чудовищной силы города расплавлены, человечество уничтожено. И от всей человеческой цивилизации уцелел лишь сломанный велосипед… И двое молодых людей, словно Адам и Ева, начинают новый человеческий род на развалинах старого мира. Разве этот роман не тенденциозен?

УЭЛЛС. У нас, любезный коллега, совершенно разные подходы к оценке сюжета. Я исхожу из всечеловеческого добра. Вы видите во всем лишь классовую борьбу…

ПЕРЕЛЬМАН. Я опасаюсь, что ваш превосходный роман «Борьба миров» в подтексте тоже имеет в виду классовую борьбу.

УЭЛЛС. Возможно, возможно… Простите, не вы ли тот самый Джекоб Перлман, который столь своеобразно интерпретировал мои произведения? Я читал вашу «Удивительную физику» — так она именуется в английском переводе.

ПЕРЕЛЬМАН. Тот самый…

УЭЛЛС (смеясь),…который так ловко разоблачил моего «Человека-невидимку», указав, что он должен быть слеп, как новорожденный щенок… И мистера Кейвора за изобретение вещества, якобы свободного от действия земного тяготения…

ПЕРЕЛЬМАН. Каюсь, было так, было… Но ведь от этого ваши романы не стали хуже.

УЭЛЛС. А я, признаться, так тщательно старался скрыть эти уязвимые места моих романов от взора читателей! Как же это вам удалось разгадать мои секреты?

ПЕРЕЛЬМАН. Видите ли, моя специальность — физика. Кроме того, я еще и популяризатор.

Когда смех, вызванный этой мирной перепалкой, утих, я преподнес Уэллсу обе пачки книг. Вручая подарок, я передал ему также и справку Всесоюзной Книжной палаты о тиражах его книг в СССР (они перевалили за 700000 экземпляров!).

УЭЛЛС. Благодарю вас за очень приятный для меня сюрприз. Это гораздо больше, чем издано в Англии за то же время. Весьма приятный сюрприз!

РЫНИН. Как видите, вас охотно читают у нас, потому что любят и знают вас как признанного мастера научной фантастики.

БЕЛЯЕВ. У нас охотно читают и других иностранных фантастов. Читают ли у вас, в Англии, произведения наших писателей?

УЭЛЛС. Я по нездоровью не могу, к сожалению, следить за всем, что печатается в мире. Но я с огромным удовольствием, господин Беляев, прочитал ваши чудесные романы «Голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия». О! Они весьма выгодно отличаются от западных книг. Я даже немного завидую их успеху!

ВЕЙНБЕРГ. Чем именно отличаются, позвольте спросить? Мы будем весьма признательны, если вы хотя бы кратко охарактеризуете общее состояние научной фантастики на Западе. Ведь этот род литературы — один из самых массовых, а кроме того, он особенно близок нам.

УЭЛЛС. Мой ответ на ваш вопрос, господин профессор, будет кратким. В современной научно-фантастической литературе Запада невероятно много буйной фантастики, и столь же невероятно мало подлинной науки и глубокой мысли. Научная фантастика, как литературный жанр, вырождается, особенно в Соединенных Штатах Америки. Она постепенно становится суррогатом литературы. Внешне занимательная фабула, низкопробность научной первоосновы и отсутствие перспективы, безответственность издателей — вот что такое, по-моему, наша фантастическая литература сегодня. Она не поднимается выше тривиальных сюжетов о полетах в далекие небесные миры. Между тем, задача всякого литератора, особенно работающего в научно-фантастическом жанре, — провидеть социальные и психологические сдвиги, порождаемые прогрессом цивилизации. Задача литературы усовершенствование человечества… Впрочем, может быть, я слишком субъективен в своих суждениях? Но в нашей профессиональной среде я могу высказать эти наблюдения, не рискуя быть понятым превратно. Не так ли?

БЕЛЯЕВ. Благодарим вас, все сказанное вами чрезвычайно интересно и важно! Мы можем лишь искренне радоваться тому, что наши мнения по этому вопросу полностью совпадают.

ПЕРЕЛЬМАН. Нас очень интересуют ваши личные творческие планы. Над чем вы работаете в настоящее время, над чем размышляете?

УЭЛЛС. Мне сейчас шестьдесят восемь лет… А это означает, что каждый англичанин в моем возрасте должен подумать над тем, зажжет ли он шестьдесят девятую свечу в своем именинном пироге… Поэтому меня, Герберта Уэллса, в последнее время все чаще интересует Герберт Уэллс. Но, несмотря на это, я продолжаю работать над книгой, в которой стремлюсь отразить некоторые черты нынешней смутной поры, чреватой военными потрясениями.

БЕЛЯЕВ. Мы знаем вас как противника фашизма, и нас очень радует, что вы не остаетесь в стороне от общей борьбы против губителей цивилизации. Правильно ли я вас понял?

УЭЛЛС. Более или менее правильно.

ВЕЙНБЕРГ. Мы надеемся, мы верим, что вы окажетесь на той же стороне баррикады, на которой будем и мы в случае, если грянет новая борьба миров…

УЭЛЛС. Мой дорогой профессор! Боюсь, что из меня выйдет неважный баррикадный боец… Да и кроме того, когда заговорят пушки, вряд ли нужны будут перья, к тому же писателей-фантастов.

РЫНИН. Не скажите, не скажите… иное перо много сильнее пушек.

Уэллс не ответил на эту реплику. Он внимательно оглядел всех нас и, помолчав, тихо произнес что-то поанглийски. Мы вопросительно посмотрели на Бориса Петровича. Тот встал и сказал:

— Герберт Уэллс сердечно благодарит всех за приятную и полезную беседу и сожалеет, что не в состоянии продолжать ее, так как у него разболелась голова.

Уэллс крепко пожал нам всем руки, мы раскланялись и вышли из номера.

Часы в холле показывали ровно девять."

Григорий Мишкевич. Три часа у великого фантаста. (статья), стр. 435-442

сборник Вторжение в Персей (первое издание)

Составители: Е. Брандис, Вл. Дмитревский

Л.: Лениздат, 1968 г.

https://fantlab.ru/edition5851

УЭЛЛС. Я очень рад представившейся мне возможности встретиться со своими коллегами по профессии. Это, кстати, одна из главных целей моей поездки в Советский Союз. Дело в том, что после смерти Голсуорси я был избран президентом сообщества писателей «Пенклуб». В Москве я виделся с Максимом Горьким, с которым обсуждал вопрос о вступлении Союза советских писателей в «Пенклуб». Но Горький решительно отклонил мое предложение на том основании, что «Пенклуб», не делая никаких политических различий, в число своих юридических членов принял корпорации писателей гитлеровской Германии и фашистской Италии. Я лично был весьма огорчен, услышав из уст Максима Горького отказ…

Борис Вейнберг

ВЕЙНБЕРГ. Это произошло потому, что некоторые писатели Германии и Италии не хотят служить гуманизму, предпочитая поддерживать сумасбродные геополитические устремления своих диктаторов…

УЭЛЛС. Писатель, мой дорогой профессор, должен стараться по возможности быть вне политики. В противном случае его творчество может оказаться не свободным от влияния тенденции…

БЕЛЯЕВ. Мистер Уэллс, позвольте спросить, были ли вы как литератор абсолютно свободны от влияния тенденции, когда писали свой, я сказал бы, зловещий роман «Джоан и Питер»? От сюжетной концепции веет ужасом и безысходностью: в середине шестидесятых годов нашего столетия — новая мировая война… Бомбами чудовищной силы города расплавлены, человечество уничтожено. И от всей человеческой цивилизации уцелел лишь сломанный велосипед… И двое молодых людей, словно Адам и Ева, начинают новый человеческий род на развалинах старого мира. Разве этот роман не тенденциозен?

УЭЛЛС. У нас, любезный коллега, совершенно разные подходы к оценке сюжета. Я исхожу из всечеловеческого добра. Вы видите во всем лишь классовую борьбу…

ПЕРЕЛЬМАН. Я опасаюсь, что ваш превосходный роман «Борьба миров» в подтексте тоже имеет в виду классовую борьбу.

УЭЛЛС. Возможно, возможно… Простите, не вы ли тот самый Джекоб Перлман, который столь своеобразно интерпретировал мои произведения? Я читал вашу «Удивительную физику» — так она именуется в английском переводе.

Яков Перельман

ПЕРЕЛЬМАН. Тот самый…

УЭЛЛС (смеясь), …который так ловко разоблачил моего «Человека-невидимку», указав, что он должен быть слеп, как новорожденный щенок… И мистера Кейвора за изобретение вещества, якобы свободного от действия земного тяготения…

ПЕРЕЛЬМАН. Каюсь, было так, было… Но ведь от этого ваши романы не стали хуже.

УЭЛЛС. А я, признаться, так тщательно старался скрыть эти уязвимые места моих романов от взора читателей! Как же это вам удалось разгадать мои секреты?

ПЕРЕЛЬМАН. Видите ли, моя специальность — физика. Кроме того, я еще и популяризатор.

Когда смех, вызванный этой мирной перепалкой, утих, Григорий Мишкевич преподнес Уэллсу две пачки книг и справку Всесоюзной Книжной палаты о тиражах его книг в СССР (они перевалили за 700000 экземпляров!).

УЭЛЛС. Благодарю вас за очень приятный для меня сюрприз. Это гораздо больше, чем издано в Англии за то же время. Весьма приятный сюрприз!

РЫНИН. Как видите, вас охотно читают у нас, потому что любят и знают вас как признанного мастера научной фантастики.

БЕЛЯЕВ. У нас охотно читают и других иностранных фантастов. Читают ли у вас, в Англии, произведения наших писателей?

УЭЛЛС. Я по нездоровью не могу, к сожалению, следить за всем, что печатается в мире. Но я с огромным удовольствием, господин Беляев, прочитал ваши чудесные романы «Голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия». О! Они весьма выгодно отличаются от западных книг. Я даже немного завидую их успеху!

ВЕЙНБЕРГ. Чем именно отличаются, позвольте спросить? Мы будем весьма признательны, если вы хотя бы кратко охарактеризуете общее состояние научной фантастики на Западе. Ведь этот род литературы — один из самых массовых, а кроме того, он особенно близок нам.

УЭЛЛС. Мой ответ на ваш вопрос, господин профессор, будет кратким. В современной научно-фантастической литературе Запада невероятно много буйной фантастики, и столь же невероятно мало подлинной науки и глубокой мысли. Научная фантастика, как литературный жанр, вырождается, особенно в Соединенных Штатах Америки. Она постепенно становится суррогатом литературы. Внешне занимательная фабула, низкопробность научной первоосновы и отсутствие перспективы, безответственность издателей — вот что такое, по-моему, наша фантастическая литература сегодня. Она не поднимается выше тривиальных сюжетов о полетах в далекие небесные миры. Между тем, задача всякого литератора, особенно работающего в научно-фантастическом жанре, — провидеть социальные и психологические сдвиги, порождаемые прогрессом цивилизации. Задача литературы усовершенствование человечества… Впрочем, может быть, я слишком субъективен в своих суждениях? Но в нашей профессиональной среде я могу высказать эти наблюдения, не рискуя быть понятым превратно. Не так ли?

БЕЛЯЕВ. Благодарим вас, все сказанное вами чрезвычайно интересно и важно! Мы можем лишь искренне радоваться тому, что наши мнения по этому вопросу полностью совпадают.

ПЕРЕЛЬМАН. Нас очень интересуют ваши личные творческие планы. Над чем вы работаете в настоящее время, над чем размышляете?

Герберт Уэллс

УЭЛЛС. Мне сейчас шестьдесят восемь лет… А это означает, что каждый англичанин в моем возрасте должен подумать над тем, зажжет ли он шестьдесят девятую свечу в своем именинном пироге… Поэтому меня, Герберта Уэллса, в последнее время все чаще интересует Герберт Уэллс. Но, несмотря на это, я продолжаю работать над книгой, в которой стремлюсь отразить некоторые черты нынешней смутной поры, чреватой военными потрясениями.

БЕЛЯЕВ. Мы знаем вас как противника фашизма, и нас очень радует, что вы не остаетесь в стороне от общей борьбы против губителей цивилизации. Правильно ли я вас понял?

УЭЛЛС. Более или менее правильно.

ВЕЙНБЕРГ. Мы надеемся, мы верим, что вы окажетесь на той же стороне баррикады, на которой будем и мы в случае, если грянет новая борьба миров…

УЭЛЛС. Мой дорогой профессор! Боюсь, что из меня выйдет неважный баррикадный боец… Да и кроме того, когда заговорят пушки, вряд ли нужны будут перья, к тому же писателей-фантастов.

Николай Рынин

РЫНИН. Не скажите, не скажите… иное перо много сильнее пушек.

На этом месте Герберт Уэллс прервал беседу, сославшись на нездоровье.

Григорий Мишкевич

Из воспоминаний Григория Мишкевича «Три часа у великого фантаста»

https://liveliteratura.ru/gerbert-ue-lls-...

Витебские губернские ведомости. 1900. №17. 22 янв. с.3

***

"Осенью 1897 г. Русской комической оперой /почти что космической оперой/ и опереттой (дирекция М.П. Никитиной, главный режисер А.Э. Блюменталь-Тамарин) в московском театре Шелапунтина была осуществлена постановка оперетки-феерии «Необычайное путешествие на Луну» по роману Жюля Верна (переделка М. Ярона, Л. Гулеева). В ГИМе (Москва) сохранилась афиша этого спектакля.

20, 21 и 25 января 1900 г. представление оперетки-феерии состоялось в Витебске в постановке труппы Н.В. Денисова, о чем сообщалось в «Витебских губернских ведомостях».

Как известно, в 1902 г. на этот же сюжет был снят первый научно-фантастический фильм в истории кинематографа "Путешествие на Луну / Le voyage dans la lune." Короткометражная фарсовая комедия, пародирующая сюжеты романов Жюля Верна «Из пушки на Луну» и Герберта Уэллса «Первые люди на Луне». Поставлена режиссёром Жоржем Мельесом по собственному сценарию, на созданных им декорациях, на его частной студии и силами его актёрской труппы."

***

Как это связано с "русским Жюль Верном" А. Беляевым?

Анна Андриенко. Неизвестный Александр Беляев. Театральные Заметки.

А. Беляев (под псевдонимом В-la-f.)

"У передвижников"

Это не только "передвижники", но и "подвижники". Есть что-то, поистине, "подвижническое" в той глубокой преданности, с которой они служат любимому искусству. Возить весь сложный реквизиторский скарб, все декорации быть одновременно и первым артистом, и последним плотником, обращать внимание и филигранно отделывать каждую мелочь в обстановке, каждую фразу в исполнении, -- разве это не подвижничество "ad majorem gloriam artis"?

И "подвижничество" приносит добрые плоды. Обладая скромным бюджетом, но блистая талантами отдельных исполнителей, "передвижники" сумели создать поистине художественную драму.

8-го января в зале Благородного co6paния состоялся первый спектакль передвижников -- "Одинокие".

Ансамбль не оставляет желать ничего лучшего. В отделке мелочей можно скорее упрекнуть в "перехвате" (напр., сцена смеха пастора с Фокератом), чем в "недохвате"... Но с пониманием и обрисовкой героев Гауптмановской пьесы я не согласен.

Прежде всего, Иоганн (Гайдебуров). "Одухотворенное лицо" -- Иоганн по ремарке Гауптмана. "Одухотворенное лицо" в широком смысле, "одухотворенность" -- весь его нравственный облик. Ну, а Иоганн -- Гайдебуров? Вы видали это лицо? Брюзга и капризник. И когда Иоганн -- Гайдебуров отвечает Кэте, что он не может говорить с ней о домашних счетах, так как его интересуют лишь общечеловеческие интересы, Иоганн кажется просто недалеким. Это не мешает ему быть симпатичным малым. Если бы Браум и Кэте слушали внимательно его писания, -- он был бы вполне счастливым и, наверно, не чувствовал бы себя одиноким. Иоганну Гайдебурова не много надо, "чуточку внимания". Иоганну Гауптмана -- неизмеримо много: не только союз телес, но союз душ, свободных, равных взаимно понимающих.

А Анна Мар? Право же, она очень, очень симпатичная барышня. Кажется, русская курсистка, а, может быть, сельская учительница. Такая милая, такая простая, чуть-чуть кокетливая. Да не Лилька ли это из Gaudeamus? Нет, не Лилька, все-таки, умней, и на философском факультете. И только, а в остальном, Лилька, как Лилька, но не Анна Мар, не эта "новая женщина", с широким размахом, свободным сердцем, равная подруга мужчины в умственной жизни, сохранившая и всю прелесть женственности.

Браум Авлов просто легкомысленный юноша, настроенный немного пессимистически. Право, Браум гораздо глубже и серьезнее и для него все эти проклятые вопросы о цели не только средство отлынивать от работы. Старики Фокераты не дурны, в особенности, -- она.

Пастор великолепно загримирован, но не выдерживает тона, часто переходя с своих 72-х лет на ясный, твердый голос молодого человека. "Дрожи" побольше.

Ну, а Кэте не достает мягкости. Г-жа Скарская с той "искоркой" темперамента, в отсутствии которой упрекает Иоганн Кэте. А у Кэте -- Скарской эта искорка так и прорывается.

Не лучше ли было бы поменяться ролями с г-жой Дымовой?

Публики было много, чему можно только порадоваться: и за публику, и за передвижников.

"Смоленский вестник". -- Смоленск. -- 1911. -- No 7. -- С. 3

Комментарии

В библиографии Александра Серафимовича не упомянуты произведения с 1905 по 1914 годы. Дальше, особенно после письма Ленина Серафимовичу перечислено наверное почти все.

Неизвестная рецензия А. Беляева позволяет найти текст неизвестной пьесы А. Серафимовича, которая позволяет найти информацию о неизвестной постановке первого частного театра Корша и антрепризе Д.И. Басманова, среди актеров которой играла Мария Михайловна Блюменталь-Тамарина, которая с 1933 года играла в Малом театре, и была одной из первых 13 человек, удостоенных звания Народного артиста СССР (1936).

На признание великолепной игры Марии Михайловны не повлияли даже война и две революции: 18 января 1912 года было чествование 25-летия сценической деятельности М.М. Блюменталь-Тамариной, а в 1936 отмечали 50-летний юбилей.

***

Мари́я Миха́йловна Блюмента́ль-Тама́рина (урождённая Климова; 1859, Санкт-Петербург — 1938, Москва) — русская и советская актриса театра и кино. Народная артистка СССР (1936).

Муж (с 1878) — Александр Эдуардович Блюменталь-Тамарин (ум. 1911), актёр.

Сын — Всеволод Александрович Блюменталь-Тамарин (1881—1945), актёр, заслуженный артист РСФСР (1926).

***

А. Исбах (Витебск). Путешествие на Луну.1919