Его книги запрещала фашистская цензура во франки­стской Испании. В шестидесятых годах ХХ века аргентинские таможенники сожгли сборник беля­евских научно-фантастических произведений, что было не удивительно, поскольку именно в Арген­тине происходят события знаменитого научно­фантастического романа «Человек-амфибия». Бе­ляев по праву считается не просто корифеем миро­вой фантастики, а истинно является (по мнению литературных критиков, экспертов и читателей) одним из её основоположников. Книги А.Р. Беляе­ва переведены на многие языки: английский и не­мецкий, французский и польский, болгарский и финский, монгольский и итальянский, испанский и хинди, а также на все языки республик, входивших ранее в состав Советского Союза.

Жизнь этого литературного «мэтра», фундато­ра и корифея, однако, безоблачной и невероятно счастливой назвать невозможно. Перечислим только отдельные ключевые её моменты: наделён­ный техническими талантами, Александр изобрёл ещё в юности оригинальный стереоскопический проекционный фонарь, с увлечением самостоя­тельно мастерил модели действующих планеров и сам летал на первых аэропланах конструкции ин­женера Гаккеля; окончилдуховнуюсеминарию, но в душе оставался атеистом; блистательно играл в театре смоленского Народного дома и запомнился зрителям «тонким и душевным исполнением» ро­лей классического репертуара; почти профессио­нально занимался фотографией и экспериментиро­вал в этой области; окончил знаменитый Демидов­ский юридический лицей и одновременно консер­ваторию (по классу скрипки) в Ярославле; играл в оркестрециркаТруцци; превосходнорисовалтеат­ральные декорации; был журналистом и редакто­ром газеты; работал инспектором по делам несо­вершеннолетних, воспитателем в детском доме,младшим милиционером, агентом уголовного ро­зыска; читал лекции по уголовному и администра­тивному праву; трудился «приватным» юрискон­сультом; служил в Народном комиссариате почт и телеграфа и в Наркомате просвещения. Всё пере­численное уместилось в неполные пятьдесят во­семь лет жизни, довольно значимая часть которой при этом была проведена на больничной койке. При всём том А.Р. Беляев написал много ярких рассказов, удивительныхповестейинезабываемых романов, в которых, как никто другой, вполне ор­ганично, смогсоединитьнаукуижизнь, настоящее

ярче, прежде чем передать грядущим поколениям.

и грядущее, воображаемое и реальное, фантастику идействительность. Александр Романович обладал не только по­ражающей современников эрудицией в самых раз­ных отраслях знаний, но и отличался особым уме­нием вглядываться в окружающее, находя в нём «зародыши» будущих научно-технических свер­шений, которые потрясут человечество. Он ис­кренне хотел показать своим читателям то буду­щее, которое «светло и прекрасно». Он красочно и удивительно живо изображал великолепные горо­да, наполненные воздухом, светом, зеленью – го­рода-сады с контролируемым климатом и просто­рными, комфортными домами. Города с электри­ческим транспортом, аэровокзалами на крышах гигантских зданий, быстроходными экспрессами – города будущего, где все дары природы служат удобству, здоровью и высокому качеству жизни людей грядущих поколений. В фантастическом романе «Под небом Арктики» Беляев описал уни­кальный подземный город-курорт, на крайнем Се­вере превращённый в вечнозеленый, цветущий край. Люди тамнаучились управлять погодными и климатическими условиями и всё подчинили заме­чательнойцели – укреплениюздоровьячеловека. Одной из главных задач научной фантастики этот замечательный автор считал убедительный показ образа людей грядущих времён. Писатель стремился угадать и представить своим читателям «хотя бы две-три чёрточки в характере человека будущего». Он рисует благородных и мужествен­ных творцов, создающих плотины на крупнейших реках, добывающих воду в пустынях, строящих новое общество. Стремился Беляев предвосхитить и спрогнозировать «психологию будущего челове­ка» и мучительно искал в настоящем черты буду­щих, болеесовершенных, человеческихличностей. Многое из того, о чем писал этот удивительный автор-фантаст, былопретвореновжизньвХХ-ХХI веках. Специфической особенностью литератур­ных произведений Беляева является то, что сюжет,фабула, детали их вовсе не беспочвенны, не по­строены исключительно на выдумке ради выдум­ки, а всегда базируются на прочной научной осно­ве. В своё время нам довелось встречаться и бесе­довать о фантастике с известным хирургом и ки­бернетиком (в Академию Наук Украины он был избран именно по разделу кибернетики, поскольку работал в области создания искусственного интел­лекта), академиком Николаем Михайловичем Амосовым в один из январских воскресных дней 1980 года. Амосов с гордостью показал нам вы­шедшую в США его повесть «Мысли и сердце», а также свою фантастическую книгу «Записки из будущего». Зашел разговор о пересадках сердца, а потом и об изолированном мозге. Вполне естест­венно, что мы вспомнили роман А.Р. Беляева «Го­лова профессора Доуэля». Амосов сказал: «Не сле­дует думать, что проблема изолированной головы может быть решена в течение нескольких бли­жайших лет. Нужна очень большая работа, однако мне не представляется это более трудным, чем анабиоз или преодоление индивидуальной несо­вместимости тканей».

На одной из недавних Московских междуна­родных книжных выставок – ярмарок, которые традиционно проходят во Всероссийском Выста­вочном Центре (бывшей ВДНХ), нам посчастливи­лось в течение нескольких часов беседовать с про­фессором Е.И. Парновым – автором многочислен­ных популярнейших фантастических произведе­ний, вице-президентом Всемирного общества пи­сателей-фантастов. Еремей Иудович с большим уважением говорил о «двух Александрах», кото­рые оказали в юные годы на него наибольшее влияние, -об Александре Грине и Александре Бе­ляеве. После этой плодотворной беседы нам захо­телось вновь перечитать беляевские произведения икакможно большеузнатьиосамомфантасте.

Большую помощь при подготовке настоящей статьи нам оказали сотрудники Луганской област­ной универсальной библиотеки при Луганской областной госадминистрации. Выражаем искрен­нюю признательность директору библиотеки Ры­бянцевой Инне Павловне и её заместителям – Ми­хайличенко ЛюдмилеВасильевне иХудокормовой ВереИвановне. Мынадеялись, чтовзале«Русский мир» областной библиотеки мы легко отыщем как произведения А.Р. Беляева, так и книги о нем. Но не тут-то было. Пришлось спускаться в книгохра­нилище и вместе с библиотекарями разыскивать тома фантаста, изданные ещё в ХХ веке. В ХХI столетии в ходу у читателей больше мистическая фантастика (преимущественно зарубежная), одна­ко время Беляева (мы в этом глубоко убеждены)ещёнастанет.

Родился Александр Беляев 16 (по старому сти­лю 4-го) марта 1884 года в Смоленске, всемье свя­щенника Романа Петровича Беляева. Кстати, в одном из изданий [16] избранных научно­фантастических произведений А.Р. Беляева, в пре­дисловие к первому тому, составленному Б.В. Ля­пуновым, вкралась ошибка. Сообщается, что «Александр Романович Беляев родился 22 марта 1884 года…» [16]. Матерью Саши была Надежда Васильевна Беляева, всей душой любившая сына и сопровождавшая его всюду до самой своей кончи­ны. В семье Беляевых царила атмосфера набожно­сти, свойственная небольшим захолустным горо­дам того времени. В доме постоянно «толклись» какие-тобогомолкиибогомольцы. Сашаоднако «с младых ногтей» не испытывал перед высшими силами ни благоговения, ни страха. Правда, в цер­ковь, мальчик, как тогда было повсеместно заведе­но, ходил, но вместо того, чтобы молиться, с инте­ресом разглядывал старинные иконы, прищуривая при этом то один, то другой глаз, отчего свечной,не очень яркий свет, преломлялся, становился по­хожим на северное сияние, о котором парнишка читал в книгах. Практикуясь таким образом, Са­шенька установил, что видит глазами не одинако­во. Как пишет в «Воспоминаниях об отце» [7] Светлана Беляева: «Дело в том, что, когда ему бы­ло лет десять – двенадцать, он качался на качелях.

Раскачавшись, попытался описать дугу, но сорвал­ся и упал лицом вниз, сильно ударив глаз, отчего тот распух и совсем заплыл. Перепуганная мать велела позвать врача. Пришел местный эскулап и безапелляционно заявил: «Глаз необходимо за­шить!». – «Не дам!» -вконец испугалась Надежда Васильевна. Ине дала. Падение это даром, ксожа­лению, не прошло: Александр стал видеть травми­рованным глазом значительно хуже, поэтому Бе­ляеву всю жизнь пришлось носить индивидуально подобраныеочки» [19].

Детский мир Саши Беляева был наполнен вся­ческими фантазиями и захватывающими дух при­ключениями. Мальчику всюду мерещилось что-то таинственное, сказочное, неведомое. Однажды,проснувшись среди глубокой ночи, Сашенька по­чувствовал, что на него медленно надвигается не­что, напоминающее привидение. Стало страшно и одновременнооченьинтересно: искреннехотелось знать, что будет дальше. Ничего не происходило. «Привидение» перестало двигаться и застыло на одном месте. Саша вылез из постели и медленно пошёл навстречу неведомому. Ни черепа, ни ске­лета, которые сначала ему привиделись, не было. Отчаянносделав несколькошагов, стучазубамиот непроизвольной боязни и всё-таки преодолевая её,мальчик в конце концов ударился лбом обо что-то твёрдое. Оказалось, что вечером, когда купали де­тей, мать, вытерев ребятишек, набросила банную простыню на дверь. Ночное светило (было как раз полнолуние) частично осветило висевшую про­стыню, а умница – кот, пожелавший проведать детскую, лапой приоткрыл дверь, отчего «приви­дение» исталодвигаться…

Как и все мальчишки того времени, Саша Бе­ляев увлекался приключенческой литературой,рано приохотившись к чтению. Очень скоро он открыл для себя фантастику. Сила воздействия романов Жюля Верна была такова, что, как вспо­минал Александр Беляев годы спустя, они «с бра­том решили отправиться путешествовать к центру Земли. Сдвинули столы, стулья, кровати, накрыли их одеялами, простынями, запаслись маленьким масляным фонарём и углубились в таинственные «недра» земли. И тот час прозаические столы и стулья пропали. Мы видели только пещеры и про­пасти, скалы и подземные водопады такими, каки­ми их изображали чудесные картинки (иллюстра­ции в книге): жуткими и в то же время какими-то уютными. И сердце сжималось от сладкой жути. Позднее пришёл Уэллс с кошмарами «Борьбы ми­ров». Вэтоммиреуженебылотакуютно…» [3].

Произведения Жюля Верна разбудили творчес­киесилысмоленскогопарнишкииспомощьюсвое­говооб раженияСашаоткрывалподземныепещеры,переплывал бурные реки, исследовал таинственные земли, но больше всего мечтал о полётах. Позднее «советский Жюль Верн» (так в тридцатые годы на­зывала Беляева критика) создаст произведение о безгранично плывущем внебе птицечеловеке Ариэ­ле, свободно парящем наперекор силеземного тяго­тения и злой человеческой воле. Напомним, что у другого Александра – Грина тоже есть роман о ле­тающем человеке – «Блистающий мир». Видимо,было нечто общее у этих двух художников слова и страстных мечтателей, детство которых пришлось на конец ХІХ, а юность – на начало ХХ века. Это быловремя первыхаэропланов, дирижаблей, гидро­самолётов, эпоха разработки фундаментальной тео­риимежпланетныхсообщений.

Саша Беляев с детских лет грезил полётами во сне и наяву. Став постарше, даже будучи взрос­лым, непрестанно мечтал о полётах. Бросался с крыши на большом раскрытом зонтике, парашюте,сделанном из простыни, расплачиваясь изрядными ушибами. Один из таких многочисленных прыж­ков закончился плачевно: Саша получил перелом позвоночника. Герберту Уэллсу в детстве повезло больше – он получил только перелом ноги, что позволило юному Берти перечитать множество книг, пока он находился в гипсе. Сашу Беляева,казалось, тожеисцелили. Однаков30 снебольшим летБеляевсерьёзнозаболелкостнымтуберкулёзом позвоночника и с тех пор тяжёлая болезнь не ос­тавляла его до конца жизни, а три долгих года он вообще был прикован к постели и провёл в гипсе. Однако мынесколькозабежали вперёд.

С детства Саша Беляев истово любил театр. Часто устраивались домашние спектакли, в кото­рых Александр был един во всех лицах: и драма­тург, и режисёр, и актёр. Перевоплощался он мол­ниеносно. А роли играл любые, даже женские. Смоленск в те времена был сравнительно неболь­шим городом, ивскоре почтивсеего жителизнали о беляевском театре. Постепенно домашний театр стал перемещаться в пространстве: играл то у од­них знакомых, то у других. Однажды в Смоленск приехала знаменитая труппа под руководством самогоК.С. Станиславского. Саша, естественно, не пропускал ни одного спектакля. Вдруг, ни с того ни с сего один из ведущих актёров Московского художественного театра заболел ларингитом и полностью потерял голос. Заменить его оказалось некем, и на афишах появилась приписка: по болез­ни актёра спектакль отменяется. Приезд актёров такого масштаба был не столь уж частым явлени­ем, и вся смоленская театральная публика была в крайнем огорчении от случившегося. Поговарива­ли, что московская труппа собиралась покинуть Смоленск. Саша Беляев был огорчён не меньше других театралов. Однажды худощавый высокий мужчина в пенсне пришел в гости к Беляевым и долго разговаривал с Сашей тет-а-тет. Оказалось,что это и был сам «великий и ужасный» Стани­славский, пригласивший Беляева играть в одной труппе со столичными актёрами. Чуть было не со­рвавшийся спектакль прошёл с блеском и неверо­ятным успехом. Смоляне горячо встретили своего земляка и долго аплодировали дебютанту. После этого Беляев сыграл ещё в нескольких спектаклях,пока труппа не закончила гастроли и не отбыла в белокаменную. Великий режиссёр предложил та­лантливому актёру остаться в его труппе, но Беля­евпоскромностиответилотказом.

Но мы опять немного поторопились. У Саши кончилось детство, наступила пора отрочества. Куда мог пойти учиться младший сын небогатого смоленского священнослужителя? Конечно же, по стопам своего отца. И хотя ни малейшего призва­ния к духовной карьере подвижный и любозна­тельный мальчик всебе не находил, на одиннадца­том году жизни отец определил его в Смоленскую духовнуюсеминарию. Преподаваниевелосьвэтом учебном заведении на очень хорошем уровне и первоначальные основы той образованности и эн­циклопедизма, которые стали характерными чер­тами Беляева – писателя, закладывались именно здесь. Однако самдухсеминарии оказалсяглубоко чуждАлександру. Например, решениемСвятейше­го Синода (высшей духовной власти страны) се­минаристам запрещалось: «… чтение в библиоте­ках газет и журналов, чтение светских книг без особого на то письменного разрешения ректора семинарии, посещение театров (кроме император­ских), а также в каникулы – рождественские, пас­хальныеилетние «вакации» [9].

Губернский Смоленск не обходили вниманием ни российские, ни иностранные музыканты, ком­позиторы, писатели, актёры, певцы. Гастроли Александринского театра, фортепианные сочине­ния Игнация Падеревского. Сцена смоленского Народного дома знала лирический тенор легендарного исполнителя роли Ленского в опере «Евгений Онегин» Леонида Собинова, а также могучий бас великого Фёдора Шаляпина. Здесь,затаив дыхание, аудитория внимала концертам выдающегося пианиста и великого композитора Сергея Рахманинова, здесь же замечательно читал свои «Песню о Соколе» и «Старуха Изергиль» молодойМаксимГорький.

Однако не только театром, музыкой и книгами был занят интеллект взрослеющего юноши. Сашу Беляева привлекала и техника. Увлечение полёта­ми – все эти самодельные планеры и парашюты – сменилось новым, не менее страстным «хобби» -фотографией. Беляеву мало было производить не­что из ряда вон выходящее. Один раз он задумал сфотографировать человеческую голову, лежащую на блюде. Но как же это осуществить реально? Выпилить дыру в крышке большущего ящика тру­да не составит, но как быть с блюдом? Его ни рас­пилить, ни разрезать не удастся.. И всё-таки Саша решил попробовать. Помощниками были два его друга. Множество блюд было испорчено пона­прасну, пока не посчастливилось отломить такой кусок, чтобывблюдоможно быловсунутьшею. И вотвсёготово. ОдинизтоварищейСашизалезаетв ящик, накрытый простыней, и осторожно просо­вываетголовувотверстие. Нашеюемуводружают блюдо. Саша берёт нож и вилку и, будто бы соби­рается воткнуть их в голову, делая страшное лицо,а голова на блюде закатывает от ужаса глаза и вы­совываетязык. Коля, другСаши, еговерныйСанчо Панса, фотографирует. Отпечаток этой фотогра­фии был сделан на тёмно-синей бумаге, отчего казалсяещёболеежутким.

В год окончания духовной семинарии Саша Беляевсоорудилоригинальныйстереоскопический проекционный фонарь. Аппарат функционировал отлично. Лавры изобретателя, однако, Александра совершеннонепрельщали, поэтомуоеготворении хорошо знали только друзья и близкие. Двадцать летспустяпроектораналогичнойконструкциибыл изобретён и запатентован в США… После оконча­ния семинарии хотелось продолжить образование,но только не в религиозной сфере: из семинарии Александр вынес стойкий атеизм. Дело осложни­лось тем, что ни в один университет России семи­наристов не принимали. Подходящее учебное за­ведение для Беляева всё же нашлось. Это был Де­мидовский юридический лицей, существовавший на правах университета. Юриспруденция – об­ласть, несомненно, заинтересовавшая молодого Беляева. Именно здесь остро сталкиваются челове­ческие интересы и людские судьбы. Тут наиболее ярко и открыто ощущаются страдания, обиды и боли самой жизни – всё то, что не может не заин­тересовать человека, увлечённого театром и лите­ратурой и по-настоящему любящего людей. Одна­ко для продолжения образования необходимы бы­ли финансовые средства, в связи с чем талантли-напишет: «Изучил историю искусств, ездил в Ита­

вый актёр Александр Беляев подписал контракт с лию изучать Ренессанс. Был в Швейцарии, Герма­

театром смоленского Народного дома. Началась нии, Австрии, на юге Франции» [4]. Запомнились

интенсивная театральная жизнь – два спектакля в ему Венеция, о которой он рассказывал друзьям и

неделю, многочисленные репетиции, разучивание близким восторженно и в то же время с грустью,

новых ролей… «Лес» и «Бешеные деньги» А.Н. Рим, Болонья, Падуя, Неаполь, Флоренция, Ге­

Островского, гоголевский «Ревизор», «Преступле-нуя… Он поднимался на Везувий и даже загляды­

ниеинаказание» Ф.М. Достоевского, атакжетакие валвкратервулкана, бродил по раскопанным вил­

популярные в те годы пьесы, как «Трильби», «Во-лам и улицам Помпеи, впитывал в себя гармонич­

ровка детей», «Безумные ночи», «Соколы и воро-ное изящество знаменитых палаццо, а, изучая

ны», «Картёжник»… Театральные обозреватели жизнь простых итальянцев, даже посетил злопо­

смоленских газет весьма доброжелательно относи-лучный и мрачный римский квартал Сан-Лоренцо,

лиськземляку, прославившемусяещёвспектаклях поставлявший Вечному городу наибольшее коли­

с «мхатовцами». «В роли капитана д.Альбоаза чествопреступного «элемента» [13, 14]. ВВенеции

господин Беляев был весьма недурён», -писал Беляев плавал на гондолах по каналам, летал на

одинобозреватель. «ГосподинБеляеввыделялсяиз гидроплане, а в Марселе посетил известный всему

среды играющих по тонкому исполнению своей миру (благодаря роману А. Дюма «Граф Монте­

роли», -вторилдругой [2].Кристо») таинственный замок Иф. Несколько ме­

Каждую свободную минуту Александр ис-сяцев, проведённых за границей, принесли буду­

пользует для того, чтобы познакомиться с новой щемуписателюбольшойзапасвпечатленийнавсю

книгой. Оночень привыкнаходитьвчтениииудо-жизнь. Беляев мечтал о новых путешествиях: в

вольствие, и утешение и возможность отыскать Америку, в Японию, в Африку. В Швейцарии

стимулы для осмысливания тех или иных идей. С Александру Беляеву запомнились пронзительная

ранней молодости, страстнополюбивчитатькниги тишина лозаннских и бернских музеев, а также

исторического направления, Александр не пред-прекрасных библиотек, в которых будущему писа­

ставлял себе жизни без ежедневного погружения в телю посчастливилось поработать с уникальной

какую-нибудь интересную повесть, роман про-литературой. Онещё не знал, чтобольшепокидать

шедших или текущих времён. Вглубинедушион пределыроднойстраныемууженеудастся.

уже начал считать, что создание хороших книг – Возвратившись в Смоленск, Беляев активно

это самое лучшее занятие на свете, однако настоя-работает в газете «Смоленский вестник» и скоро

щее призвание писательства кБеляевуещё не при-становитсяеёштатнымредактором. Одновременно

шло… он серьёзно увлекается театром, ставит оперу Гри­

Ивотнаконец СашаБеляевстановитсястуден-горьева «Спящая царевна», становится членом

том. Одновременно с занятиями в Демидовском Смоленского симфонического общества, Глинкин­

лицее он получает в Ярославле в консерватории ского музыкального кружка, Общества любителей

музыкальное образование по классу скрипки. Об-изящных искусств. Между тем он всё больше и

разование и тогда стоило немалых денег, поэтому больше склоняется к литературе и в 1914 году в

приходилось временами подрабатывать, играя в детском журнале «Проталинка» появляется его

оркестре цирка Труцци. В 1906 году, окончив ли-первое художественное произведение – пьеса –

цей, Александр Беляев получает должность по-сказка «БабушкаМойра» [19].

мощника присяжного поверенного в родном Смо-В 1915 году на Беляева впервые серьёзно об­

ленске [5]. В воспоминаниях дочери об отце [7] рушилась тяжёлая болезнь. Александру шёл всего

написано, однако, что А.Р. Беляев сразу получил лишь тридцать первый год, он был в полном рас­

должность присяжного поверенного, что, видимо, цвете сил, однако болезнь подступила, как слёзы к

не совсем соответствовало истине, так как требо-глазам, вдиагнозе единодушносошлисьвсеврачи:

валось более-менее продолжительное время для костный туберкулёз. Может быть, пусковым мо­

того, чтобывойтивкурсдел. Осторожные смолен-ментом стал тот давний ушиб, которым окончи­

ские обыватели поручали молодому адвокату от-лась детская попытка повторить подвиг Икара?

носительно малозначащие дела, но он всё равно Высказывались также предположения о врачебной

был счастлив, так как получил самостоятельную ошибке, когдалечащийврачубольногоплевритом

работу, приносившуюощутимуюпользулюдям. Беляева, производя пункцию, нечаянно задел

В целом же «адвокатура, -как вспоминал пункционнойиглойпозвонок…

Александр Романович впоследствии, -формали-Позднее писатель напишет обо всём этом с му­

стика и казуистика царского суда – не удовлетво-жественной лаконичностью: «С 1916 по 1922 год

ряла» [19]. Нужна была какая-то отдушина, и ею болел костным туберкулёзом позвонков». Шесть

стала журналистика. В газете «Смоленский вест-лет будущий писатель провёл в постели, из них три

ник» сталипоявлятьсяподразнымипсевдонимами года, скованный по рукам и ногам гипсом. Однако

театральные рецензии, отчёты о концертах и лите-тяжёлаяболезнь не сломила воли Александра Рома­

ратурных чтениях, принадлежавшие перу Беляева. новича. Он изучает иностранные языки, пристально

Новое увлечение было не только интересным, но и интересуется биологией и медициной, историей,

давало определённый приработок. Постепенно у техникой, следит за новейшими достижениями нау­

молодого юриста стала появляться постоянная ки. В этом отношении он очень походил на кумира

клиентура. Он смог снять хорошую квартиру, об-своих детских летЖюляВерна (1828-1905). Напом­

ставить её. Беляев приобрёл коллекцию картин ним, чтоосновоположникнаучнойфантастики.

известных художников, собрал отличную библио-Жюль Верн никак не мог ещё знать, что он –

теку. научный фантаст (поскольку сам термин был при­

В 1911 году Беляеву, который уже стал при-думан создателем научно-популярного журнала,

сяжным поверенным, довелось удачно провести американским инженером Хьюго Гернсбеком то­

судебный процесс по делу лесопромышленника льков 20-егодыХХвека). Шестьдесяттриромана,

Скундинаи, получивхорошийгонорар, онпозднее написанные великим французом, входят в серию «Необыкновенные путешествия». Своей первона­чальной целью они имели популяризацию геогра­фических знаний, но для необычайных путешест­вий автору требовались и средства сообщения из разряда необыкновенных. Таким образом, «героя­ми» стали воздушный шар, подводная лодка и раз­личные летательные машины, бывшие тяжелее воздуха. Оснащались жюльверновские экспедиции всевозможными техническими новинками, поэто­му научные открытия в романах вскоре потеснили открытия географического плана. Франция в ту пору была родиной позитивизма, а для правовер­ного позитивиста, каким был французский фан­таст, именно технический прогресс был двигате­лем прогресса морального и социального. Жюль Верн былписателем лёгким, шутливымиприэтом весьма рациональным. Чехов, например, жаловал­ся, читая Жюля Верна, на его «скучнейшие описа­ния», на любовь знаменитого французского писа­теля к выверенным техническим деталям [11, 18].Герберт Уэллс, высоко ценивший произведения французского фантаста говорил, что в жюльвер­новских романах «речь почти всегда идётовполне осуществимых изобретениях и открытиях и в не­которых случаях он замечательно предвосхитил действительность. Его романы вызывали практи­ческий интерес: он верил, что описанное им будет создано. Он помогал своему читателю освоиться с будущим изобретением и понять, какие оно будет иметь последствия – забавные, волнующие или вредные. Многие из его предсказаний осуществи­лись» [1].

Вернёмся, однако, кАлександру Беляеву. При­кованный к постели, он очень много читает, начи­ная при этом обдумывать и сюжеты своих собст­венных будущих книг. По рекомендации врачей,посоветовавшихсменитьклимат, НадеждаВасиль­евна, мать Беляева, увозит его в Ялту. Больного,практически безнадежного Александра, бросает его жена. В 1919 году умирает мать и Александра Беляева, казалось бы, оставляют все. Кто знает,хватило ли бы писателю сил противостоять болез­ни, если бы не дружба, поддержка, преданность и любовь Маргариты Константиновны Магнушев­ской – будущейсупругиБеляева.

Только в 1922 году Александр Романович смог наконец вернуться к активной социальной жизнедеятельности. Силы, правда, удалосьвернуть не полностью, болезнь до конца победить так и не удалось, но тяжесть состояния отступила, а это было уже совсем немало. Пришлось работать ин­спектором по делам несовершеннолетних вЯлтин­ском уголовном розыске (помогло юридическое образование), затем – воспитателем в расположен­ном вблизи Ялты детском доме. Всё это приходи­лось осуществлять, преодолевая боль, всё время находясь в специальном сковывающем движения корсете. В 1923 году Беляев с женой Маргаритой Константиновной уезжает в Москву, где начинает серьёзную литературную деятельность; готовит свои произведения вечерами, в маленькой сырой комнатёнке в Лялином переулке. Днём приходи­лось служить в Народном комиссариате почт и телеграфа, а позднее – в Народном комиссариате просвещенияюрисконсультом.

Наступил 1925 год. В столице стал выходить журнал «Всемирный следопыт», ас 1923 по 1925 гг, работая в Наркомпочтеле (НКПТ), Беляев пи­шет свою самую первую книгу, снабжая её семью­десятью иллюстрациями, вкладывая в подготовку этой специальной книги «Современная почта за границей» всю свою эрудицию, личные впечатле­ния отпребывания вЕвропе, всёсвоё умение увле­кать читателя, обобщать факты и использовать богатый опыт зарубежной почты. Тираж этого опуса был невелик, однако это было первое произ­ведение, на синей простой обложке которого стоя­ло: «А. Беляев». В 1925 году родилась первая дочь Беляевых – Людмила. Была издана небольшая книжица А.Р. Беляева «Спутник письмоносца» [6], а вгазете «Гудок» начал печататься спродолжени­ем первый научно – фантастический рассказ «Го­лова профессора Доуэля», через много лет перера­ботанныйБеляевымвроманстакимженазванием. Журнал «Всемирный следопыт» принял и напеча­тал этот рассказ в том же 1925 году [17]. До 1926 года Александр Романович днём трудится в каче­стве юристконсульта в Наркомпросе, а вечерами пишет. По примеру своего литературного кумира Жюля Верна он собирает большие папки интерес­ных вырезок из газет, каждая из которых – практи­чески готовый сюжет для рассказа, повести или будущего романа. Из парижской «Фигаро» (фран­цузский языкБеляевзналвсовершенстве) онпоза­имствовал идею замысла «Последнего человека из Атлантиды», из «Известий» -своего рассказа «Бе­лый дикарь». Из газетной вырезки с заметкой о профессоре Сальваторе, чудо-хирурге родился ро­ман «Человек-амфибия», сделавший имя Беляева всемирноизвестным [15].

Однако вернёмся к самому первому напеча­танному рассказу «Голова профессора Доуэля». ЕготемазародиласьуАлександраРомановичавто самое нелёгкое время, когда он лежал в гипсе и ему грозила пожизненная неподвижность. Тело казалось ему мёртвым, жила только бесстрашная мысль, неукротимый и непокорный хвори челове­ческий дух. «Я пережил ощущение головы без те­ла», -подчеркивал он позднее, говоря об этом пе­риоде своей жизни. Положение Беляева в тот пе­риод было почти таким же, как у головы профес­сора Доуэля: вокруг были хорошо знакомые до­машние предметы, горячо любимые книги, но он не мог до них дотянуться, никак не мог достать ничегобезпостороннейпомощи.

Беляев предложил жене шутливый договор – перепечатать рассказ о Доуэле для журнала «Все­мирный следопыт» с тем условием, что в случае публикации Маргарита Константиновна получит пятьдесят процентов гонорара. К тому времени у Беляевых было старая пишущая машинка «Ре­мингтон» с закрытым шрифтом и, чтобы прове­рить напечатанное, нужно было каждый раз под­нимать каретку. Рассказ был журналом принят и с тех пор супруга стала постоянной машинисткой у Александра Романовича. Готовя рассказ, Беляев вниметельнейше читал испещрённые латынью старинныекнигипомедицинеибиологии, копался в старых журналах и много думал. Его вдохновля­ли опыты французского физиолога Броуна-Секара (1817-1894), попытавшегосяоживитьорганыпосле смерти индивидуума. В 1937 году он перерабаты­вает свой рассказ в зрелый роман, посвящённый проблемеоживленияорганов, отделённых отчело­веческого тела. Эта проблема вте годы былавста­дии конкретных пошаговых научных разработок;Беляеву уже были хорошо известны опыты Эваль­да, Гаскеля, Волера, Брюхоненко [2]. В своё время авторы настоящей статьи о Беляеве, обучаясь в Воронежском государственном медицинском ин­ституте имени Н.Н. Бурденко, видели докумен­тальную киноленту, посвящённую опытам с при­живлением к туловищу большой собаки головы маленькой собачонки спереднимилапами, атакже изолированную собачью голову на блюде (препа­рат «изолированной головы» собаки [8]) которая моргала глазами, раскрывала пасть, облизывалась при виде куска мяса идаже пыталась лаять. Фильм этот был подарен воронежским физиологам; как организаторам очередного съезда Всесоюзного научного общества физиологов перед самой Вели­кой Отечественной войной. Благодаря самоотвер­женности одного из сотрудников Воронежского мединститута документальную киноплёнку уда­лось спасти и её, как редкую реликвию, демонст­рировали на кафедре нормальной физиологии сту­дентам-медикам. Следует отметить, что С.С. Брю­хоненко (1890-1960), разработавший ещё в 1920­1925 гг. первый в мире аппарат искусственного кровообращения, без которого сегодня не мысли­мы операции на сердце и мозге, подарил музею Воронежского медицинского института дейст­вующуюмодельсвоего «автожектора». Этамодель досихпорукрашаетодиниззаловмузеяВоронеж­скойгосмедакад емииим. Н.Н. Бурденко.

Но вернёмся к рассказу 1925 года во «Всемир­ном следопыте». Автора ждал колоссальный, не­виданный успех. Читатели в один голос назвали беляевский рассказ лучшим из всего, что было на­печатано в журнале. Невероятный фантастический замысел, напряжённый, полный опасности и ин­триг сюжет, глубоко драматичный образ профес­сора Доуэля, страстная ненависть к злу и непоко­лебимая убеждённость в торжестве истины – всё это потрясало и захватывало воображение читате­ля. К начинающему писателю пришла уверен­ность, что он нашел что-то очень важное инужное для людей. Он понял, что такие произведения чрезвычайно необходимы, поскольку затрагивают самые глубокие, самые сокровенные струны чело­веческой души, помогая людям в реальной жизни преодолевать трудности и, борясь со злом, стано­витьсялучшеипрекраснее.

В мартовском номере «Всемирного следопы­та» за 1926 год был опубликован кинорассказ Бе­ляева «Остров погибших кораблей», а через год – его продолжение, которое позднее было перерабо­тано в киноповесть с тем же названием, вышед­шую в издательстве «Земля и фабрика», в шутку называемое Александром Романовичем «Труба и могила». Это уже была настоящая книга, в превос­ходной обложке иеё автор преподнёс своей супру­ге с трогательной дарственной надписью. У Беляе­ва стало появляться много новых знакомых. В их числе – знаменитый дрессировщик, «весёлый ча­родей» В.Л. Дуров, инженер Бернард Кажинский,проводивший уникальные опыты с передачей мыслей на расстояние ивыпустивший всветпопу­лярные книги «Новое в зоопсихологии» (совмест­но с переехавшим в Москву из Воронежа основа­телем династии дрессировщиков В.Л. Дуровым) и «Передача мыслей» (Б.Б. Кажинский). Беляев, по­знакомившись с результатами этих интересных опытов, пишет фантастический роман «Властелин мира», где Кажинский становится Качинским, а Дуров – Дуговым. Вмайскомномере «Всемирного следопыта» затотже 1926 годпубликуетсярассказ Беляеванатемуанабиоза – «Нижизнь, нисмерть». Уже в первых строках рассказа сообщалось о том,что явление анабиоза было случайно открыто рус­ским исследователем Бахметьевым. Изучая темпе­ратуру насекомых, этот учёный заметил, что при постепенном охлаждении температура тела самого насекомого падает, затем, достигая температуры -9,30С сразу поднимается почти до нуля, а затем снова опускается уже до температуры окружаю­щей среды, примерно на 22 градуса ниже нуля. В результате насекомое впадает в странное состоя­ние – ни жизни, ни смерти: все жизненные функ­ции приостанавливаются, и насекомое может про­лежать, окоченевшее и замороженное, неопреде­лённо долгое время. Но достаточно очень осто­рожно и постепенно подогреть насекомое, и оно возвращается и продолжает существовать как ни в чёмнебывало. ОтнасекомыхБахметьевперешёлк рыбам и лягушкам, однако преждевременная смерть учёного прервала его потрясающие опыты и о них вскоре забыли. Изобретением Бахметьева воспользовался некий предприимчивый Штейнга­уз и на перевозке и хранении замороженной рыбы он нажил миллионы. В этом рассказе впервые по­является профессор Вагнер, который изобрёл спо­соб изменять состав крови теплокровных живот­ных, приближая их к крови холоднокровных жи­вотных. В последующем профессор Вагнер станет главным действующим лицом серии рассказов «Изобретения профессора Вагнера», большинство из которых имеет выраженную медицинскую или биологическуюнаправленность.

В 1927 году с участием редколлегии «Всемир­ного следопыта» и его редактора В.А. Попова, че­ловека весьма интересного, разностороннего и энергичного, начинается издание журнала «Вокруг света», точнее сказать – возрождениеиздания «Во­круг света» книгоиздателя И.Д. Сытина. А.Р. Беля­ев, ужевошедшийвсоставредакционнойколлегии «Всемирного следопыта», начинает работать и в новом журнале «Вокруг света». И вот с первых номеров «Вокруг света» начинает печататься его новый роман «Человек-амфибия», остающийся до сих пор одной из любимейших книг не только мо­лодёжи, ноилюдейстаршихпоколений. «Человек­амфибия» был экранизирован уже после Второй мировой войны и стал чрезвычайно популярным у миллионовзрителейвомногихстранах, аисполни­тели главных ролей – Владимир Коренев, Анаста­сия Вертинская и Михаил Козаков быстро стали знаменитымииоченьвостребованными.

Предыстория романа такова. Как-то Александр Романович прочёл водной из газет осудебном про­цессе, проходившем в Буэнос-Айресе. Судили про­фессора Сальватора, который с согласия родителей проводил экспериментальные операции на детях индейцев – делал, например, более подвижными суставы рук и ног. Сальватора осудили на десять лет, обвинив его в том, что он искажает образ Бо­жий. В своё время молодому смоленскому юристу Беляеву попался на глаза роман французского писа­теля Жана де Ла Ира, книги которого охотно изда­вались в дореволюционной России. Роман называл­ся«ИктанэриМоизета», внемталантливыйучёный Оксус приживлял человеку акульи жабры. Иктанэр весьма вольготно – вполне как рыба или дельфин – чувствовал себя в водной стихии… Беляев решил написать отом же, что ифранцуз, но – лучше, ака­тализатором его творчества стала как раз та самая газетная заметка о гениальном хирурге профессоре Сальваторе. Беляев подчёркивал: «Когда я пишу, я могу всё: хочу героя в сумасшедший дом посажу,хочунаследствоемуоставлю, но, когдароманнапи­сан, герои его меня больше не интересуют» [19]. Однако жесвоеголюбимогогерояАлександрРома­нович не забывал никогда, он даже рассказал одной из знакомых по её просьбе о дальнейшей судьбе персонажей: Ихтиандр добрался до старого друга профессора Сальватора на уеденённом острове в Южных морях, встретил там такую же, как он, де­вушку, они поженились, и у них родились дети­амфибии[21].

К концу 1928 года на рабочем столе писателя,ставшегоширокоизвестным, лежалиужетрикниги

– два издания «Человека-амфибии» и роман «Борьба в эфире». Последний был написан под впечатлением идей Бернарда Кажинского – инже­нера, энтузиаста проблемы биологической радио­связи. Интерес к сложнейшим проблемам биофи­зической природы мысли сблизил и сдружил Бе­ляева с Кажинским. В центре романа «Борьба в эфире» были положены неоднократно обсуждав­шиесясэнтузиастом-инженеромнаучныеперспек­тив ы радиоэлектроники и телемеханики. Беляев смог очень многое предугадать иверно спрогнози­ровать в этом произведении: стратосферные науч­ные станции, управление машинами на расстоя­нии.

В декабре 1928 года А.Беляев переезжает с семьёйвЛенинград. Здесьвквартирепососедствус комнатой известного писателя Бориса Житкова го­товится к печати «Продавец воздуха», тут правятся корректуры романа «Властелин мира» и пишется серия рассказов о профессоре Вагнере, рожденная вследствие разговоров и споров с главным редакто­ромжурнала«Вокругсвета» В.А. Поповым.

Выходит в свет в том же году и беляевская по­весть «Вечный хлеб», в которой автор показывает трагедию профессора Бройера. Тема поиска выхо­да из продовольственного кризиса, актуального во все времена, является одной из оригинальных творческих находок писателя. Герой повести про­фессор Бройер уходит из рутины буржуазного университета и в одиночестве открывает новый,дармовой источник питания – непрерывно раз­множающееся, практически «бессмертное», «тес­то» из питательных микроорганизмов. «Тесто» профессора Бройера призвано облагодетельство­вать человечество, осуществить его вековечную мечту, освобождая от изнурительного, рабского труда («Впотелица своего добывайте хлеб насущ­ный» -одна из часто цитируемых библейских за­поведей). Беляева интересует не сам процесс ста­новления замечательного открытия, а судьба меч­ты. Вокруг «теста» Бройера стремительно развора­чиваются события, оправданные социальными и психологическими закономерностями. «Вечный хлеб» не приносит «вечного счастья». От нищего Ганса «хлеб» попадает в руки рыбаков, от них – к дельцам, потом в лапы крупных капиталистиче­ских хищников, превратившись в орудие утончён­ной эксплуатации, становясь большой угрозой для жизни людей. История «теста», которое было при­звано спасти людей, заканчивается невесёлым па­радоксом: «Тесто было уничтожено. Человечество было спасено». Любопытно, что к теме, первоот­крывателем которой стал Беляев, вновь и вновь обращаются фантасты (например, Александр Ка­занцев в романе «Купол Надежды»). Небезынте­ресна и мысль об опасности неконтролируемого использования даже созданных с самыми благими целями искусственных микроорганизмов. На эту тему писатели-фантасты создали немало ориги­нальныхиоченьсерьёзныхпоидеямпроизведений (например, роман М. Крайтона «Штамм «Андро­меда». Американца Майкла Крайтона отечествен­ный читатель и кинозритель знает по спилбергов­скомуфильму «ПаркЮрскогопериода»).

В июле 1929 года у Александра Романовича и Маргариты Константиновны родилась вторая дочь Светлана, которойписательвпоследствиипосвятит свой роман «Ариэль». В сентябре того же года Бе­ляевы преезжают из сырого промозглого, с нездо­ровым климатом Ленинграда, в Киев, к теплу и более сухому и мягкому климату. В столице Ук­раины, к сожалению, возникают сложности с переводом беляевских произведений на украинский язык. Беляев уже признаный писатель

– профессионал, но тиражи книг небольшие, а семья разрослась. Чтобы прокормить себя, жену и двух дочерей, Александр Романович должен выпускать в свет хотя бы по два романа в год, как когда-то делал любимый Беляевым Жюль Верн. Подготовленные материалы следует пересылать почтой в Москву и Ленинград, на что уходит многовремени, даирукописи, бывает, теряются. В течение 1929-1930 гг выходят в свет в московских и ленинградских журналах «Подводные земледельцы», много новыхрассказов, втомчисле о профессоре Вагнере. К этому периоду относится пристальный интерес писателя к космической тематике и заочное знакомство и переписка с К.Э. Циолковским. Основоположник космонавтики становится «звёздной» энциклопедией Беляева, а позднее всемирно известный учёный лично напишет предисловие ко второму изданию романа «Прыжоквничто». ОднаковКиевеБеляевпотерял свою любимую шестилетнюю дочь, умершую от гнойного цереброспинального менингита. В конце 1931 года Беляев уезжает из Киева и поселяется в Царском Селе (ныне г. Пушкин) Ленинградской области. В редакцию журнала «Вокруг света» он передаёт рукопись романа «Земля горит», который печатаетсяв№№ 30-36 за 1931 год.

В 1932 году в том же «Вокруг света» публику­ется очерк Беляева, названным им «Огни социа­лизма, или господин Уэллс во мгле». Это был ве­ликолепный материал о Днепрострое, который литературоведами именовался «фантастический очерк о фантастической стройке». Это было нача­лом нового этапа работы писателя, который им был впоследствии развит и представлен в «Звезде КЭЦ» ив«ЛабораторииДубльвэ».

В очерке о Днепрострое, Беляев, полемизируя с Гербертом Уэллсом и его книгой «Россия во мгле», писал: «Фантастический город построен! Приезжайте и посмотрите на него своими «ясно­видящими» глазами! Сравните его с вашими горо­дами во мгле! Это не ваш уэллсовский город! Ва­ши утопические города останутся на страницах вашихувлекательныхроманов» [16].

Знаменитый английский писатель посетил Бе­ляева в 1934 году и отметил, что он по-доброму за­видует популярности Александра Романовича, про­изведения которого обретают философичность, ус­ложняется их композиция, а характеры героев уг­лубляются. Следует отметить, что ко времени встречи Беляева и Уэллса фантастические произве­дения «русского ЖюляВерна» уженачинаютвыхо­дить в США и Великобритании, получая востор­женныеотзывыанглоязычнойкритикиичитателей.

В начале 30-х годов Беляев подготовил фило­софскую и одновременно забавную пьесу «Алхи­мик», которая, однако, втеатре поставлена не была,арукопись её, ксожалению, былабезвозвратно уте­ряна. В связи со смертью К.Э. Циолковского писа­тель-фантаст готовит новый роман «Воздушный корабль» ибольшойочерк, посвящённыйжизнедея­тельности основоположника отечественной космо­навтики, скромного учителя из Калуги. К этому времени Александр Романович уже вошёл в число основных сотрудников ленинградского журнала «Вокруг света» и в редакции посетителей встречал его шаржированный портрет с озорной надписью: «Наш русский Жюль Верн». Фантаст был изобра­жен весёлым очкариком, лезущим по толстому ка­нату, натянутому между небом и землёй. Можно было бы изобразить ещё и водную стихию, которая далеко не чужда была Беляеву, замахнувшемуся в «Звезде КЭЦ» и на космическое пространство. Как известно, фантастика (отгреч. Phantastike – искусст­во воображать) представляет собой важную и не­обычайно востребованную разновидность художе­ственнойлитературы, вкоторойавторскийвымысел от изображения странно-необычных событий и рас­сказа о заведомо неправдоподобных явлениях и фе­номенах простирается до конструирования особого

– вымышленного, нереального, «чудесного мира». А.Р. Беляев создавал свои необыкновенные миры жизнедеятельности людей и необычные простран­ства, в которых жили, любили и действовали на­стоящие герои: мужественные, целеустремлённые,замечательные в своих мечтах и запоминающихся поступках и глубоко логической по сути линии по­ведения. Таковы романы «Человек-амфибия», «Подводные земледельцы», «Ариэль» и другие лю­бимыечитателямимногихпоколенийпроизведения. Фантастика Александра Беляева обладает своим собственным, оригинальным типом условности,нередко вольным обращением и даже игнорирова­нием реальных логических связей и закономерно­стей, естественных пропорций и форм изображае­мого объекта. Таковы рассказы А. Беляева «По­следний человек из Атлантиды», «Идеофон», «Бе­лый дикарь», «Изобретения профессора Вагнера», «Светопреставление». Фантастика «русского Жюля Верна» как особая область литературного творчест­вамаксимальноаккумулировалакреативнуюфанта­зи ю художника, который решил в 1936 году заново обратиться кодному из своих самых первых произ­ведений – к рассказу «Голова профессора Доуэля»,переделав его в роман. В мае журнал «Вокруг све­та» начинает печать это переработанное, зрелое произведение с рисунками одного из любимейших беляевских художников книги – ленинградца Фи­тингофа, умевшего, как никто, ощущать эпоху и детали характеров персонажей, вдумчиво вчиты­ватьсявтекстыписателя.

А.Р. Беляев уже учёл физиологические опыты Эвальда, Гаскеля, Волера и Брюхоненко иопирался нанихвэтомсвоёмболеесолидномиисполненном литературного мастерства произведении. Близкий знакомый Беляева талантливый исследователь из городанаНевеВалентинСтеблинчастобеседовалс писателем о проблемах оживления человеческих органов и возможности их автономного существо­вания, что потом в той или иной степени вошло в контекст нового «Доуэля». Литературоведы счита­ют, что беляевский роман косвенным образом отра­зил и трагедию талантливого инженера Дизеля, ко­торого обокрали и в конце концов умертвили кон­курентыидажеАльбертаЭйнштейна, решившегося на исследования в области ядерной энергии и затем глубоко потрясённого бомбардировками японских городовХиросимыиНагасаки.

Одинадцатьсамыхинтенсивныхтворческихлет (сгодичнымперерывом) ипубликациябольшинства романов навсегда связали имя Беляева с журналом «Вокруг света». В 1938 году писатель расстаётся с редакцией этого журнала, прочно обосновывается в городе Пушкине на Первомайской улице. Следует отметить, чтоПушкин (бывшееЦарскоесело) былв то время настоящим городком известных литерато­ров. В городской газете регулярно печатались жив­шие в Пушкине Алексей Толстой, написавший весьма популярные фантастические вещи «Гипер­болоид инженера Гарина» и «Аэлита», а также Вя­чеслав Шишков (автор «Угрюм-реки» и «Емельяна Пугачёва»), создатели популярных и исторических романов Юрий Тынянов, Ольга Форш и талантли­вый прозаик Всеволод Иванов. Постоянным авто­ром этой газеты с тиражом всего 6 тысяч экземпля­ров становится и А.Р. Беляев. За три года Беляев почти еженедельно печатает в газете многочислен­ные рассказы, фельетоны иочерки. Однажды Алек­сандр Романович пошутил: «Я газетчик. Когда я умруненужноособыхпохорон. Меняследовалобы похоронить, обернув старыми номерами газет». Ка­ждую неделю на квартире у Беляевых собираются пионеры, у которых писатель ведёт драматический кружок. Детиставят «ГоловупрофессораДоуэля» и Александр Романович, вспоминает свои школьные опыты с фотографией головы на блюде, знакомит пушкинских ребятишек с законами театрального действа, правилами режиссурыиустройством деко­раций. Воткогдапригодилсяиопытигрывсмолен­ском театре и режиссура спектаклей (например «Спящейцаревны» Григорьева), которыебылипри­обретены Беляевым ещё в дореволюционные годы. Беляев пишет много статей об организации куль­турного и познавательного досуга детей. Ему есть о чёмрассказатьпедагогамиродителям.

В ноябре 1938 года он выступает в печати с предложением построить недалеко от Пушкина «Парк чудес», в котором должен быть и уголок нетронутого, девственного леса, и хорошо обору­дованные исторические уголки, и отдел звездопла­вания с настоящей ракетой и ракетодромом (какой из фантастов не мечтает о подобных вещах!)… По идееБеляевав «Паркечудес» должнонайтисьмес­течко и для акустики и иного возможного и невоз­можного. «Паркчудес» представлялсяБеляевувто же время не произвольным «царством воображе­ния»: в фантастической и одновременно романти­ческой обстановке парка дети должны активно пользоваться преображёнными формами человече­скогобытия, развиваясвоиталанты, способностии собственную креативность. Грандиозный проект великого фантаста и прекрасного знатока детей поддерживаютвдова«отцакосмонавтики» Любовь Константиновна Циолковская, автор заниматель­ных книг для юношества Я.И. Перельман и другие выдающиеся деятели культуры и науки. Но тре­вожное предвоенное время диктуетсвои условияи реализациюпроектаприходитсяотложить… Пред­приимчивому американцу Уолту Диснею в своём «Диснейленде» удалось осуществить многое из того, о чём мечтал Александр Романович. Теперь «Диснейленд» есть даже в Париже и пользуется колоссальнойпопулярностьюудетейЕвропы.

Много пишет в эту предвоенную пору Беляев и о замечательных, мужественных и выдающихся людях. Его биографические очерки о Фритьофе Нансене, А.С. Пушкине, Жюле Верне, Герберте Уэллсе, М.В. Ломоносове, К.Э. Циолковском нико­го не оставляют равнодушным. Принадлежат перу писателя и интереснейшие очерки о военной техни­ке, оразведениирыбы, растениеводстве, транспорте будущего, световых декорациях, русском языке… Писателя интересует всё и, кажется, что нет ни од­ной области человеческого знания, в которую не проник бы его проницательный вдумчивый взгляд пытливого исследователя и художника слова. И всё же главным в творчестве Беляева остаются романы. Всё остальное (очерки, фельетоны, маленькие но­веллы) – только на пути к подготовке замечатель­ных романов. Зимой 1939 года Беляев работает над романом «Пещера дракона» и обдумывает книгу об актуальных биологических проблемах, близко зна­комясьсработойединственноговстранеИнститута мозга, с классическими трудами И.П. Павлова и В.М. Бехтерева. Весной 1939 года пишется роман «Ариэль», который посвящается дочери Светлане. Этот роман ставший последним произведением крупным писателя, переиздавался после его смерти многократно и в разных странах, переведён более чем на 50 языков. Следует отметить, что образ ле­тающего человека (воплощение детской мечты Бе­ляева о свободном – безо всяких аппаратов и меха­низмов полёте) владел воображением писателя в течение всей его жизни. Как вспоминала вдова пи­сателя Маргарита Константиновна, «Ариэль» был своеобразной полемикой с романом Александра Грина «Блистающий мир», главным героем которо­го тоже был летающий человек. Однако если гри­новский Друд – герой романтический и трагиче­ский, тоАриэль – символборьбыпротивпорабоще­ниявовсехегоформах.

Образ летающего человека широко распро­странён в фантастической литературе: уже упомя­нутый роман «Блистающий мир» А. Грина (1923),рассказ Карела Чапека «Человек, который умел летать» (1938), новелла фантаста Севера Гансов­ского «Мечта» (1967), повесть Павла Вежинова «Барьер» (1977) имногиедругие, включая «Масте­ра и Маргариту» Михаила Булгакова. В ряду этих произведений «Ариэль» занимает особо почётное место [1, 18, 20].

Параллельно с «Ариэлем» Беляев набрасывает вчерне либретто для научно-популярного фильма «Покорение расстояний». Кино всегда тянуло пи­сателя, а стиль беляевских романов и повестей так и просился в кинокадры. По просьбе Одесской ки­ностудии Беляев переделывает в киносценарий свойрассказ «Когдапогаснетсвет» [8].

Рабочий день писателя-фантаста начинался,какправило, оченьрано. Внаиболееплодотворные утренние часы, когда все ещё в доме спят, Алек­сандр Романович наскоро завтракал, затем в дета­лях обдумывал композицию своего очередного литературногошедевра, характерыгероевиплани­руемые события и коллизии. По его методике всё произведениесначаладолжнобылостатьстройной системой в голове писателя, а уж потом ложиться на бумагу. Вскоре назначалось число и час, когда Александр Романович начнёт диктовать текст бу­дущего рассказа или романа, а иногда он исам пи­сал остро отточенным карандашом на длинных полосках бумаги, чтобы в последующем машини­стка перепечатала всё набело. Когда Беляев бывал нездоров (а это случалось довольно часто) и выну­жден был лежать в постели, его единственной свя­зью с окружающим миром становились книги, га­зеты, письма, многочисленные гости, а также ра­диоприёмник. Создавая свои оригинальные фанта­стические произведения, писатель часто использо­валлюбимыйимещёсюностиметодлитературно­го конструирования: вырезализоднойфотографии голову, из другой – фигуру человека, подходящий костюм и изобретал тот или иной типаж, приду­мывал для него соответствующую биографию или,наоборот, подклеивал этот, как правило, удачно найденный образ к нужной ему сюжетной канве. Таким образом, фантазия писателя подкреплялась ещё и замечательным иллюстративным материа­лом, который рождалновыеидеи, обогащалсюжет и делал писательское творение ещё более увлека­тельнымизанимательнымдлячитателя [21].

Когда Беляев чувствовал себя более-менее фи­зически сносно, он гулял по дорожкам историче­ского Екатерининского парка. Осенью он собирал дивные букеты из желтых и красных кленовых листьев, которые оживляли и украшали его рабо­чий кабинет. Никто и никогда из окружающих и близких не слышал, чтобы Александр Романович жаловался на свою тяжёлую болезнь. Мало того,когда кто-либо приходил к Беляеву, то из его ком­наты часто доносились взрывы хохота: остроум­ный писатель умел смешить людей и любил сам смеяться. Устраивая домашние банкеты с друзья­ми, он за компанию даже употреблял спиртное… изнапёрстка. Большеемубылоужникакнельзя!

В 1940 году Беляеву производят оперативное вмешательство на почках. Пациент был настолько хладнокровен и мужествен и его настолько интере­совал сам процесс операции, что по его просьбе и с разрешения оперирующего хирурга медицинская сестра держала зеркало таким образом, чтобы писа­тельмогсам видеть всю операцию. Коллега писате­ля по городской газете г. Пушкина так рисует Бе­ляева в последний предвоенный год: «Скромно об­ставленный кабинет. Полупоходная койка. По сте­нам – картины с фантастическими изображениями. Мерно гудит ламповый приёмник. Настольный те­лефон и книги… книги… книги… Ими завалены стол, этажерка, шкаф и до потолка вся соседняя комната – библиотека. На койке лежит человек с высоким лбом, лохматыми чёрными бровями, из­под которых смотрят ясные, проницательные гла­за…» [10].

Великая Отечественная война застала Беляева чрезвычайнобольнымчеловеком. Ивсёже, будучи тяжело больным, писатель находил в себе силы работать, печататься в газетах и журналах, встре­чаться с друзьями, читателями, школьниками. 26 июня 1941 года в пушкинской городской газете выходит статья Беляева, которую часто любят вспоминать и цитировать его биографы О. Орлов, М. Соколова, А. Балабуха, А. Бритиков и другие. Вот самое характерное место из этой газетной за­метки: «Труд создаёт, война разрушает. Нам навя­зали войну – разрушительницу. Наша армия дока­жетврагу, чторабочиеикрестьяне, изкоторыхона состоит, умеют не только строить заводы и фабри­ки, ноиразрушать «фабрики войны».

Через несколько месяцев в Пушкин вошли фашистскиевойска. Когдаоккупантыузнали, чтов городе живёт известный писатель-фантаст Алек­сандр Беляев, им сразу же заинтересовалось геста­по. Нагрянув с обыском, фашисты пристрастно и скрупулезно рылись в книгах и бумагах Беляева,после чего навсегда пропали папки с важными до­кументами, замысламииидеямиписателя.

Маргарита Константиновна старалась вечера­ми, соблюдая предельную осторожность (после 4 часов вечера в городе объявлялся комендантский час), перетаскивать в тёмный чулан соседней, ос­тавленной жильцами из-за эвакуации квартиры,все рукописи мужа, которым предстояло увидеть свет. Между тем запасы продовольствия на зиму мало помалу истощались, семья писателя начала голодать. Будучи ещё довольно слабым после опе­рации на почках и оставаясь в состоянии тяжелого больного по основной патологии (туберкулёз по­звоночника), Беляев стал сдавать первым, он всё с большим трудом передвигался и слабел с каждым новым днём. В конце декабря 1941 года писатель слёг окончательно, а шестого января 1942 года его нестало.

Похоронили писателя на Казанском кладбище. Его жена и дочь были вывезены в Польшу и вер­нулисьдомойтолькопослеокончаниявойны.

Сейчас на могиле известнейшего писателя по­ставлен величественный обелиск с надписью: «Бе­ляев Александр Романович». Ниже изображена раскрытая книга, на листах которой написано: «Писатель-фантаст». Илежитгусиноеперо [12]…

Произведенияписателя после его смерти полу­чили новую жизнь. В конце 50-х годов начались съёмки первого советского фантастического филь­ма «Человек-амфибия» итриумфальныйпоказкар­тины убедительно всем продемонстрировал, что книгам Беляева суждена долгая жизнь. Позднее были сняты фильмы «Голова профессора Доуэля»,а не так давно – многосерийный телевизионный сериал «Человек-амфибия». Выходят собрания сочинений Беляева, издаются его многотомники,переводятся и печатаются на разных языках его рассказы, романы и повести. За 15 лет активной работы влитературеБеляевсоздал более 50 произ­ведений, в которых медики всегда найдут много полезногоипоучительного.

***

В творческом наследии Александра Романови- ча Беляева – более пятидесяти разножанровых, преимущественно фантастических, увлекательных

произведений, изданных к сегодняшнему дню

практически во всех цивилизованных странах. Его

книги запрещала фашистская цензура во франки- стской Испании. В шестидесятых годах ХХ века

аргентинские таможенники сожгли сборник беля- евских научно-фантастических произведений, что

было не удивительно, поскольку именно в Арген- тине происходят события знаменитого научно- фантастического романа «Человек-амфибия». Бе- ляев по праву считается не просто корифеем миро- вой фантастики, а истинно является (по мнению

литературных критиков, экспертов и читателей)

одним из её основоположников. Книги А.Р. Беляе- ва переведены на многие языки: английский и не- мецкий, французский и польский, болгарский и

финский, монгольский и итальянский, испанский и

хинди, а также на все языки республик, входивших

ранее в состав Советского Союза. Жизнь этого литературного «мэтра», фундато- ра и корифея, однако, безоблачной и невероятно

счастливой назвать не возможно. Перечислим

только отдельные ключевые её моменты: наделён- ный техническими талантами, Александр изобрёл

ещё в юности оригинальный стереоскопический

проекционный фонарь, с увлечением самостоя- тельно мастерил модели действующих планеров и

сам летал на первых аэропланах конструкции ин- женера Гаккеля; окончил духовную семинарию, но

в душе оставался атеистом; блистательно играл в

театре смоленского Народного дома и запомнился

зрителям «тонким и душевным исполнением» ро- лей классического репертуара; почти профессио- нально занимался фотографией и экспериментиро- вал в этой области; окончил знаменитый Демидов- ский юридический лицей и одновременно консер- ваторию (по классу скрипки) в Ярославле; играл в

оркестре цирка Труцци; превосходно рисовал теат- ральные декорации; был журналистом и редакто- ром газеты; работал инспектором по делам несо- вершеннолетних, воспитателем в детском доме, младшим милиционером, агентом уголовного ро- зыска; читал лекции по уголовному и администра- тивному праву; трудился «приватным» юрискон- сультом; служил в Народном комиссариате почт и

телеграфа и в Наркомате просвещения. Всё пере- численное уместилось в неполные пятьдесят во- семь лет жизни, довольно значимая часть которой

при этом была проведена на больничной койке. При всём том А.Р. Беляев написал много ярких

рассказов, удивительных повестей и незабываемых

романов, в которых, как никто другой, вполне ор- ганично, смог соединить науку и жизнь, настоящее

и грядущее, воображаемое и реальное, фантастику

и действительность. Александр Романович обладал не только по- ражающей современников эрудицией в самых раз- ных отраслях знаний, но и отличался особым уме- нием вглядываться в окружающее, находя в нём

«зародыши» будущих научно-технических свер- шений, которые потрясут человечество. Он ис- кренне хотел показать своим читателям то буду- щее, которое «светло и прекрасно». Он красочно и

удивительно живо изображал великолепные горо- да, наполненные воздухом, светом, зеленью – го- рода-сады с контролируемым климатом и просто- рными, комфортными домами. Города с электри- ческим транспортом, аэровокзалами на крышах

гигантских зданий, быстроходными экспрессами – города будущего, где все дары природы служат

удобству, здоровью и высокому качеству жизни

людей грядущих поколений. В фантастическом

романе «Под небом Арктики» Беляев описал уни- кальный подземный город-курорт, на крайнем Се- вере превращённый в вечнозеленый, цветущий

край. Люди там научились управлять погодными и

климатическими условиями и всё подчинили заме- чательной цели – укреплению здоровья человека. Одной из главных задач научной фантастики

этот замечательный автор считал убедительный

показ образа людей грядущих времён. Писатель

стремился угадать и представить своим читателям

«хотя бы две-три чёрточки в характере человека

будущего». Он рисует благородных и мужествен- ных творцов, создающих плотины на крупнейших

реках, добывающих воду в пустынях, строящих

новое общество. Стремился Беляев предвосхитить

и спрогнозировать «психологию будущего челове- ка» и мучительно искал в настоящем черты буду- щих, более совершенных, человеческих личностей. Многое из того, о чем писал этот удивительный

автор-фантаст, было претворено в жизнь в ХХ-ХХI

веках. Специфической особенностью литератур- ных произведений Беляева является то, что сюжет, фабула, детали их вовсе не беспочвенны, не по- строены исключительно на выдумке ради выдум- ки, а всегда базируются на прочной научной осно- ве.

В своё время нам довелось встречаться и бесе- довать о фантастике с известным хирургом и ки- бернетиком (в Академию Наук Украины он был

избран именно по разделу кибернетики, поскольку

работал в области создания искусственного интел- лекта), академиком Николаем Михайловичем

Амосовым в один из январских воскресных дней

1980 года. Амосов с гордостью показал нам вы- шедшую в США его повесть «Мысли и сердце», а

также свою фантастическую книгу «Записки из

будущего». Зашел разговор о пересадках сердца, а

потом и об изолированном мозге. Вполне естест- венно, что мы вспомнили роман А.Р. Беляева «Го- лова профессора Доуэля». Амосов сказал: «Не сле- дует думать, что проблема изолированной головы

может быть решена в течение нескольких бли- жайших лет. Нужна очень большая работа, однако

мне не представляется это более трудным, чем

анабиоз или преодоление индивидуальной несо- вместимости тканей».

На одной из недавних Московских междуна- родных книжных выставок – ярмарок, которые

традиционно проходят во Всероссийском Выста- вочном Центре (бывшей ВДНХ), нам посчастливи- лось в течение нескольких часов беседовать с про- фессором Е.И. Парновым – автором многочислен- ных популярнейших фантастических произведе- ний, вице-президентом Всемирного общества пи- сателей-фантастов. Еремей Иудович с большим

уважением говорил о «двух Александрах», кото- рые оказали в юные годы на него наибольшее

влияние, — об Александре Грине и Александре Бе- ляеве. После этой плодотворной беседы нам захо- телось вновь перечитать беляевские произведения

и как можно больше узнать и о самом фантасте. Большую помощь при подготовке настоящей

статьи нам оказали сотрудники Луганской област- ной универсальной библиотеки при Луганской

областной госадминистрации. Выражаем искрен- нюю признательность директору библиотеки Ры- бянцевой Инне Павловне и её заместителям – Ми- хайличенко Людмиле Васильевне и Худокормовой

Вере Ивановне. Мы надеялись, что в зале «Русский

мир» областной библиотеки мы легко отыщем как

произведения А.Р. Беляева, так и книги о нем. Но

не тут-то было. Пришлось спускаться в книгохра- нилище и вместе с библиотекарями разыскивать

тома фантаста, изданные ещё в ХХ веке. В ХХI

столетии в ходу у читателей больше мистическая

фантастика (преимущественно зарубежная), одна- ко время Беляева (мы в этом глубоко убеждены)

ещё настанет. Родился Александр Беляев 16 (по старому сти- лю 4-го) марта 1884 года в Смоленске, в семье свя- щенника Романа Петровича Беляева. Кстати, в

одном из изданий [16] избранных научно- фантастических произведений А.Р. Беляева, в пре- дисловие к первому тому, составленному Б.В. Ля- пуновым, вкралась ошибка. Сообщается, что

«Александр Романович Беляев родился 22 марта

1884 года…» [16]. Матерью Саши была Надежда

Васильевна Беляева, всей душой любившая сына и

сопровождавшая его всюду до самой своей кончи- ны. В семье Беляевых царила атмосфера набожно- сти, свойственная небольшим захолустным горо- дам того времени. В доме постоянно «толклись»

какие-то богомолки и богомольцы. Саша однако «с

младых ногтей» не испытывал перед высшими

силами ни благоговения, ни страха. Правда, в цер- ковь, мальчик, как тогда было повсеместно заведе- но, ходил, но вместо того, чтобы молиться, с инте- ресом разглядывал старинные иконы, прищуривая

при этом то один, то другой глаз, отчего свечной, не очень яркий свет, преломлялся, становился по- хожим на северное сияние, о котором парнишка

читал в книгах. Практикуясь таким образом, Са- шенька установил, что видит глазами не одинако- во. Как пишет в «Воспоминаниях об отце» [7]

Светлана Беляева: «Дело в том, что, когда ему бы- ло лет десять – двенадцать, он качался на качелях.

Раскачавшись, попытался описать дугу, но сорвал- ся и упал лицом вниз, сильно ударив глаз, отчего

тот распух и совсем заплыл. Перепуганная мать

велела позвать врача. Пришел местный эскулап и

безапелляционно заявил: «Глаз необходимо за- шить!». – «Не дам!» — вконец испугалась Надежда

Васильевна. И не дала. Падение это даром, к сожа- лению, не прошло: Александр стал видеть травми- рованным глазом значительно хуже, поэтому Бе- ляеву всю жизнь пришлось носить индивидуально

подобраные очки» [19].

Детский мир Саши Беляева был наполнен вся- ческими фантазиями и захватывающими дух при- ключениями. Мальчику всюду мерещилось что-то

таинственное, сказочное, неведомое. Однажды, проснувшись среди глубокой ночи, Сашенька по- чувствовал, что на него медленно надвигается не- что, напоминающее привидение. Стало страшно и

одновременно очень интересно: искренне хотелось

знать, что будет дальше. Ничего не происходило. «Привидение» перестало двигаться и застыло на

одном месте. Саша вылез из постели и медленно

пошёл навстречу неведомому. Ни черепа, ни ске- лета, которые сначала ему привиделись, не было. Отчаянно сделав несколько шагов, стуча зубами от

непроизвольной боязни и всё-таки преодолевая её, мальчик в конце концов ударился лбом обо что-то

твёрдое. Оказалось, что вечером, когда купали де- тей, мать, вытерев ребятишек, набросила банную

простыню на дверь. Ночное светило (было как раз

полнолуние) частично осветило висевшую про- стыню, а умница – кот, пожелавший проведать

детскую, лапой приоткрыл дверь, отчего «приви- дение» и стало двигаться… Как и все мальчишки того времени, Саша Бе- ляев увлекался приключенческой литературой, рано приохотившись к чтению. Очень скоро он

открыл для себя фантастику. Сила воздействия

романов Жюля Верна была такова, что, как вспо- минал Александр Беляев годы спустя, они «с бра- том решили отправиться путешествовать к центру

Земли. Сдвинули столы, стулья, кровати, накрыли

их одеялами, простынями, запаслись маленьким

масляным фонарём и углубились в таинственные

«недра» земли. И тот час прозаические столы и

стулья пропали. Мы видели только пещеры и про- пасти, скалы и подземные водопады такими, каки- ми их изображали чудесные картинки (иллюстра- ции в книге): жуткими и в то же время какими-то

уютными. И сердце сжималось от сладкой жути. Позднее пришёл Уэллс с кошмарами «Борьбы ми- ров». В этом мире уже не было так уютно…» [3].

Произведения Жюля Верна разбудили творчес- кие силы смоленского парнишки и с помощью свое- го воображения Саша открывал подземные пещеры, переплывал бурные реки, исследовал таинственные

земли, но больше всего мечтал о полётах. Позднее

«советский Жюль Верн» (так в тридцатые годы на- зывала Беляева критика) создаст произведение о

безгранично плывущем в небе птицечеловеке Ариэ- ле, свободно парящем наперекор силе земного тяго- тения и злой человеческой воле. Напомним, что у

другого Александра – Грина тоже есть роман о ле- тающем человеке – «Блистающий мир». Видимо, было нечто общее у этих двух художников слова и

страстных мечтателей, детство которых пришлось

на конец ХІХ, а юность – на начало ХХ века. Это

было время первых аэропланов, дирижаблей, гидро- самолётов, эпоха разработки фундаментальной тео- рии межпланетных сообщений.

Саша Беляев с детских лет грезил полётами во

сне и наяву. Став постарше, даже будучи взрос- лым, непрестанно мечтал о полётах. Бросался с

крыши на большом раскрытом зонтике, парашюте, сделанном из простыни, расплачиваясь изрядными

ушибами. Один из таких многочисленных прыж- ков закончился плачевно: Саша получил перелом

позвоночника. Герберту Уэллсу в детстве повезло

больше – он получил только перелом ноги, что

позволило юному Берти перечитать множество

книг, пока он находился в гипсе. Сашу Беляева, казалось, тоже исцелили. Однако в 30 с небольшим

лет Беляев серьёзно заболел костным туберкулёзом

позвоночника и с тех пор тяжёлая болезнь не ос- тавляла его до конца жизни, а три долгих года он

вообще был прикован к постели и провёл в гипсе. Однако мы несколько забежали вперёд. С детства Саша Беляев истово любил театр. Часто устраивались домашние спектакли, в кото- рых Александр был един во всех лицах: и драма- тург, и режисёр, и актёр. Перевоплощался он мол- ниеносно. А роли играл любые, даже женские. Смоленск в те времена был сравнительно неболь- шим городом, и вскоре почти все его жители знали

о беляевском театре. Постепенно домашний театр

стал перемещаться в пространстве: играл то у од- них знакомых, то у других. Однажды в Смоленск

приехала знаменитая труппа под руководством

самого К.С. Станиславского. Саша, естественно, не

пропускал ни одного спектакля. Вдруг, ни с того

ни с сего один из ведущих актёров Московского

художественного театра заболел ларингитом и

полностью потерял голос. Заменить его оказалось

некем, и на афишах появилась приписка: по болез- ни актёра спектакль отменяется. Приезд актёров

такого масштаба был не столь уж частым явлени- ем, и вся смоленская театральная публика была в

крайнем огорчении от случившегося. Поговарива- ли, что московская труппа собиралась покинуть

Смоленск. Саша Беляев был огорчён не меньше

других театралов. Однажды худощавый высокий

мужчина в пенсне пришел в гости к Беляевым и

долго разговаривал с Сашей тет-а-тет. Оказалось, что это и был сам «великий и ужасный» Стани- славский, пригласивший Беляева играть в одной

труппе со столичными актёрами. Чуть было не со- рвавшийся спектакль прошёл с блеском и неверо- ятным успехом. Смоляне горячо встретили своего

земляка и долго аплодировали дебютанту. После

этого Беляев сыграл ещё в нескольких спектаклях, пока труппа не закончила гастроли и не отбыла в

белокаменную. Великий режиссёр предложил та- лантливому актёру остаться в его труппе, но Беля- ев по скромности ответил отказом. Но мы опять немного поторопились. У Саши

кончилось детство, наступила пора отрочества. Куда мог пойти учиться младший сын небогатого

смоленского священнослужителя? Конечно же, по

стопам своего отца. И хотя ни малейшего призва- ния к духовной карьере подвижный и любозна- тельный мальчик в себе не находил, на одиннадца- том году жизни отец определил его в Смоленскую

духовную семинарию. Преподавание велось в этом

учебном заведении на очень хорошем уровне и

первоначальные основы той образованности и эн- циклопедизма, которые стали характерными чер- тами Беляева – писателя, закладывались именно

здесь. Однако сам дух семинарии оказался глубоко

чужд Александру. Например, решением Святейше- го Синода (высшей духовной власти страны) се-

минаристам запрещалось: «… чтение в библиоте- ках газет и журналов, чтение светских книг без

особого на то письменного разрешения ректора

семинарии, посещение театров (кроме император- ских), а также в каникулы – рождественские, пас- хальные и летние «вакации» [9].

Губернский Смоленск не обходили вниманием

ни российские, ни иностранные музыканты, ком- позиторы, писатели, актёры, певцы. Гастроли

Александринского театра, фортепианные сочине- ния Игнация Падеревского. Сцена смоленского

Народного дома знала лирический тенор

легендарного исполнителя роли Ленского в опере

«Евгений Онегин» Леонида Собинова, а также

могучий бас великого Фёдора Шаляпина. Здесь, затаив дыхание, аудитория внимала концертам

выдающегося пианиста и великого композитора

Сергея Рахманинова, здесь же замечательно читал

свои «Песню о Соколе» и «Старуха Изергиль»

молодой Максим Горький. Однако не только театром, музыкой и книгами

был занят интеллект взрослеющего юноши. Сашу

Беляева привлекала и техника. Увлечение полёта- ми – все эти самодельные планеры и парашюты – сменилось новым, не менее страстным «хобби» -

фотографией. Беляеву мало было производить не- что из ряда вон выходящее. Один раз он задумал

сфотографировать человеческую голову, лежащую

на блюде. Но как же это осуществить реально?

Выпилить дыру в крышке большущего ящика тру- да не составит, но как быть с блюдом? Его ни рас- пилить, ни разрезать не удастся.. И всё-таки Саша

решил попробовать. Помощниками были два его

друга. Множество блюд было испорчено пона- прасну, пока не посчастливилось отломить такой

кусок, чтобы в блюдо можно было всунуть шею. И

вот всё готово. Один из товарищей Саши залезает в

ящик, накрытый простыней, и осторожно просо- вывает голову в отверстие. На шею ему водружают

блюдо. Саша берёт нож и вилку и, будто бы соби- рается воткнуть их в голову, делая страшное лицо, а голова на блюде закатывает от ужаса глаза и вы- совывает язык. Коля, друг Саши, его верный Санчо

Панса, фотографирует. Отпечаток этой фотогра- фии был сделан на тёмно-синей бумаге, отчего

казался ещё более жутким. В год окончания духовной семинарии Саша

Беляев соорудил оригинальный стереоскопический

проекционный фонарь. Аппарат функционировал

отлично. Лавры изобретателя, однако, Александра

совершенно не прельщали, поэтому о его творении

хорошо знали только друзья и близкие. Двадцать

лет спустя проектор аналогичной конструкции был

изобретён и запатентован в США… После оконча- ния семинарии хотелось продолжить образование, но только не в религиозной сфере: из семинарии

Александр вынес стойкий атеизм. Дело осложни- лось тем, что ни в один университет России семи- наристов не принимали. Подходящее учебное за- ведение для Беляева всё же нашлось. Это был Де- мидовский юридический лицей, существовавший

на правах университета. Юриспруденция – об- ласть, несомненно, заинтересовавшая молодого

Беляева. Именно здесь остро сталкиваются челове- ческие интересы и людские судьбы. Тут наиболее

ярко и открыто ощущаются страдания, обиды и

боли самой жизни – всё то, что не может не заин- тересовать человека, увлечённого театром и лите- ратурой и по-настоящему любящего людей. Одна- ко для продолжения образования необходимы бы-

ли финансовые средства, в связи с чем талантли- вый актёр Александр Беляев подписал контракт с

театром смоленского Народного дома. Началась

интенсивная театральная жизнь – два спектакля в

неделю, многочисленные репетиции, разучивание

новых ролей… «Лес» и «Бешеные деньги» А.Н. Островского, гоголевский «Ревизор», «Преступле- ние и наказание» Ф.М. Достоевского, а также такие

популярные в те годы пьесы, как «Трильби», «Во- ровка детей», «Безумные ночи», «Соколы и воро- ны», «Картёжник»… Театральные обозреватели

смоленских газет весьма доброжелательно относи- лись к земляку, прославившемуся ещё в спектаклях

с «мхатовцами». «В роли капитана дАльбоаза

господин Беляев был весьма недурён», — писал

один обозреватель. «Господин Беляев выделялся из

среды играющих по тонкому исполнению своей

роли», — вторил другой [2].

Каждую свободную минуту Александр ис- пользует для того, чтобы познакомиться с новой

книгой. Он очень привык находить в чтении и удо- вольствие, и утешение и возможность отыскать

стимулы для осмысливания тех или иных идей. С

ранней молодости, страстно полюбив читать книги

исторического направления, Александр не пред- ставлял себе жизни без ежедневного погружения в

какую-нибудь интересную повесть, роман про- шедших или текущих времён. В глубине души он

уже начал считать, что создание хороших книг – это самое лучшее занятие на свете, однако настоя- щее призвание писательства к Беляеву ещё не при- шло…

И вот наконец Саша Беляев становится студен- том. Одновременно с занятиями в Демидовском

лицее он получает в Ярославле в консерватории

музыкальное образование по классу скрипки. Об- разование и тогда стоило немалых денег, поэтому

приходилось временами подрабатывать, играя в

оркестре цирка Труцци. В 1906 году, окончив ли- цей, Александр Беляев получает должность по- мощника присяжного поверенного в родном Смо- ленске [5]. В воспоминаниях дочери об отце [7]

написано, однако, что А.Р. Беляев сразу получил

должность присяжного поверенного, что, видимо, не совсем соответствовало истине, так как требо- валось более-менее продолжительное время для

того, чтобы войти в курс дел. Осторожные смолен- ские обыватели поручали молодому адвокату от- носительно малозначащие дела, но он всё равно

был счастлив, так как получил самостоятельную

работу, приносившую ощутимую пользу людям. В целом же «адвокатура, — как вспоминал

Александр Романович впоследствии, — формали- стика и казуистика царского суда – не удовлетво- ряла» [19]. Нужна была какая-то отдушина, и ею

стала журналистика. В газете «Смоленский вест- ник» стали появляться под разными псевдонимами

театральные рецензии, отчёты о концертах и лите- ратурных чтениях, принадлежавшие перу Беляева. Новое увлечение было не только интересным, но и

давало определённый приработок. Постепенно у

молодого юриста стала появляться постоянная

клиентура. Он смог снять хорошую квартиру, об- ставить её. Беляев приобрёл коллекцию картин

известных художников, собрал отличную библио- теку.

В 1911 году Беляеву, который уже стал при- сяжным поверенным, довелось удачно провести

судебный процесс по делу лесопромышленника

Скундина и, получив хороший гонорар, он позднее

напишет: «Изучил историю искусств, ездил в Ита- лию изучать Ренессанс. Был в Швейцарии, Герма- нии, Австрии, на юге Франции» [4]. Запомнились

ему Венеция, о которой он рассказывал друзьям и

близким восторженно и в то же время с грустью, Рим, Болонья, Падуя, Неаполь, Флоренция, Ге- нуя… Он поднимался на Везувий и даже загляды- вал в кратер вулкана, бродил по раскопанным вил- лам и улицам Помпеи, впитывал в себя гармонич- ное изящество знаменитых палаццо, а, изучая

жизнь простых итальянцев, даже посетил злопо- лучный и мрачный римский квартал Сан-Лоренцо, поставлявший Вечному городу наибольшее коли- чество преступного «элемента» [13, 14]. В Венеции

Беляев плавал на гондолах по каналам, летал на

гидроплане, а в Марселе посетил известный всему

миру (благодаря роману А. Дюма «Граф Монте- Кристо») таинственный замок Иф. Несколько ме- сяцев, проведённых за границей, принесли буду- щему писателю большой запас впечатлений на всю

жизнь. Беляев мечтал о новых путешествиях: в

Америку, в Японию, в Африку. В Швейцарии

Александру Беляеву запомнились пронзительная

тишина лозаннских и бернских музеев, а также

прекрасных библиотек, в которых будущему писа- телю посчастливилось поработать с уникальной

литературой. Он ещё не знал, что больше покидать

пределы родной страны ему уже не удастся. Возвратившись в Смоленск, Беляев активно

работает в газете «Смоленский вестник» и скоро

становится её штатным редактором. Одновременно

он серьёзно увлекается театром, ставит оперу Гри- горьева «Спящая царевна», становится членом

Смоленского симфонического общества, Глинкин- ского музыкального кружка, Общества любителей

изящных искусств. Между тем он всё больше и

больше склоняется к литературе и в 1914 году в

детском журнале «Проталинка» появляется его

первое художественное произведение – пьеса – сказка «Бабушка Мойра» [19].

В 1915 году на Беляева впервые серьёзно об- рушилась тяжёлая болезнь. Александру шёл всего

лишь тридцать первый год, он был в полном рас- цвете сил, однако болезнь подступила, как слёзы к

глазам, в диагнозе единодушно сошлись все врачи:

костный туберкулёз. Может быть, пусковым мо- ментом стал тот давний ушиб, которым окончи- лась детская попытка повторить подвиг Икара?

Высказывались также предположения о врачебной

ошибке, когда лечащий врач у больного плевритом

Беляева, производя пункцию, нечаянно задел

пункционной иглой позвонок… Позднее писатель напишет обо всём этом с му- жественной лаконичностью: «С 1916 по 1922 год

болел костным туберкулёзом позвонков». Шесть

лет будущий писатель провёл в постели, из них три

года, скованный по рукам и ногам гипсом. Однако

тяжёлая болезнь не сломила воли Александра Рома- новича. Он изучает иностранные языки, пристально

интересуется биологией и медициной, историей, техникой, следит за новейшими достижениями нау- ки. В этом отношении он очень походил на кумира

своих детских лет Жюля Верна (1828-1905). Напом- ним, что основоположник научной фантастики. Жюль Верн никак не мог ещё знать, что он – научный фантаст (поскольку сам термин был при- думан создателем научно-популярного журнала, американским инженером Хьюго Гернсбеком то- лько в 20-е годы ХХ века). Шестьдесят три романа, написанные великим французом, входят в серию

«Необыкновенные путешествия». Своей первона- чальной целью они имели популяризацию геогра- фических знаний, но для необычайных путешест- вий автору требовались и средства сообщения из

разряда необыкновенных. Таким образом, «героя- ми» стали воздушный шар, подводная лодка и раз- личные летательные машины, бывшие тяжелее

воздуха. Оснащались жюльверновские экспедиции

всевозможными техническими новинками, поэто- му научные открытия в романах вскоре потеснили

открытия географического плана. Франция в ту

пору была родиной позитивизма, а для правовер- ного позитивиста, каким был французский фан- таст, именно технический прогресс был двигате- лем прогресса морального и социального. Жюль

Верн был писателем лёгким, шутливым и при этом

весьма рациональным. Чехов, например, жаловал- ся, читая Жюля Верна, на его «скучнейшие описа- ния», на любовь знаменитого французского писа- теля к выверенным техническим деталям [11, 18].

Герберт Уэллс, высоко ценивший произведения

французского фантаста говорил, что в жюльвер- новских романах «речь почти всегда идёт о вполне

осуществимых изобретениях и открытиях и в не- которых случаях он замечательно предвосхитил

действительность. Его романы вызывали практи- ческий интерес: он верил, что описанное им будет

создано. Он помогал своему читателю освоиться с

будущим изобретением и понять, какие оно будет

иметь последствия – забавные, волнующие или

вредные. Многие из его предсказаний осуществи- лись» [1].

Вернёмся, однако, к Александру Беляеву. При- кованный к постели, он очень много читает, начи- ная при этом обдумывать и сюжеты своих собст- венных будущих книг. По рекомендации врачей, посоветовавших сменить климат, Надежда Василь- евна, мать Беляева, увозит его в Ялту. Больного, практически безнадежного Александра, бросает

его жена. В 1919 году умирает мать и Александра

Беляева, казалось бы, оставляют все. Кто знает, хватило ли бы писателю сил противостоять болез- ни, если бы не дружба, поддержка, преданность и

любовь Маргариты Константиновны Магнушев- ской – будущей супруги Беляева. Только в 1922 году Александр Романович

смог наконец вернуться к активной социальной

жизнедеятельности. Силы, правда, удалось вернуть

не полностью, болезнь до конца победить так и не

удалось, но тяжесть состояния отступила, а это

было уже совсем немало. Пришлось работать ин- спектором по делам несовершеннолетних в Ялтин- ском уголовном розыске (помогло юридическое

образование), затем – воспитателем в расположен- ном вблизи Ялты детском доме. Всё это приходи- лось осуществлять, преодолевая боль, всё время

находясь в специальном сковывающем движения

корсете. В 1923 году Беляев с женой Маргаритой

Константиновной уезжает в Москву, где начинает

серьёзную литературную деятельность; готовит

свои произведения вечерами, в маленькой сырой

комнатёнке в Лялином переулке. Днём приходи- лось служить в Народном комиссариате почт и

телеграфа, а позднее – в Народном комиссариате

просвещения юрисконсультом. Наступил 1925 год. В столице стал выходить

журнал «Всемирный следопыт», а с 1923 по 1925

гг, работая в Наркомпочтеле (НКПТ), Беляев пи- шет свою самую первую книгу, снабжая её семью- десятью иллюстрациями, вкладывая в подготовку

этой специальной книги «Современная почта за

границей» всю свою эрудицию, личные впечатле- ния от пребывания в Европе, всё своё умение увле- кать читателя, обобщать факты и использовать

богатый опыт зарубежной почты. Тираж этого

опуса был невелик, однако это было первое произ- ведение, на синей простой обложке которого стоя- ло: «А. Беляев». В 1925 году родилась первая дочь

Беляевых – Людмила. Была издана небольшая

книжица А.Р. Беляева «Спутник письмоносца» [6],

а в газете «Гудок» начал печататься с продолжени- ем первый научно – фантастический рассказ «Го- лова профессора Доуэля», через много лет перера- ботанный Беляевым в роман с таким же названием. Журнал «Всемирный следопыт» принял и напеча- тал этот рассказ в том же 1925 году [17]. До 1926

года Александр Романович днём трудится в каче- стве юристконсульта в Наркомпросе, а вечерами

пишет. По примеру своего литературного кумира

Жюля Верна он собирает большие папки интерес- ных вырезок из газет, каждая из которых – практи- чески готовый сюжет для рассказа, повести или

будущего романа. Из парижской «Фигаро» (фран- цузский язык Беляев знал в совершенстве) он поза- имствовал идею замысла «Последнего человека из

Атлантиды», из «Известий» — своего рассказа «Бе- лый дикарь». Из газетной вырезки с заметкой о

профессоре Сальваторе, чудо-хирурге родился ро- ман «Человек-амфибия», сделавший имя Беляева

всемирно известным [15].

Однако вернёмся к самому первому напеча- танному рассказу «Голова профессора Доуэля».

Его тема зародилась у Александра Романовича в то

самое нелёгкое время, когда он лежал в гипсе и

ему грозила пожизненная неподвижность. Тело

казалось ему мёртвым, жила только бесстрашная

мысль, неукротимый и непокорный хвори челове- ческий дух. «Я пережил ощущение головы без те- ла», — подчеркивал он позднее, говоря об этом пе- риоде своей жизни. Положение Беляева в тот пе- риод было почти таким же, как у головы профес- сора Доуэля: вокруг были хорошо знакомые до- машние предметы, горячо любимые книги, но он

не мог до них дотянуться, никак не мог достать

ничего без посторонней помощи. Беляев предложил жене шутливый договор – перепечатать рассказ о Доуэле для журнала «Все- мирный следопыт» с тем условием, что в случае

публикации Маргарита Константиновна получит

пятьдесят процентов гонорара. К тому времени у

Беляевых было старая пишущая машинка «Ре- мингтон» с закрытым шрифтом и, чтобы прове- рить напечатанное, нужно было каждый раз под- нимать каретку. Рассказ был журналом принят и с

тех пор супруга стала постоянной машинисткой у

Александра Романовича. Готовя рассказ, Беляев

вниметельнейше читал испещрённые латынью

старинные книги по медицине и биологии, копался

в старых журналах и много думал. Его вдохновля- ли опыты французского физиолога Броуна-Секара

(1817-1894), попытавшегося оживить органы после

смерти индивидуума. В 1937 году он перерабаты- вает свой рассказ в зрелый роман, посвящённый

проблеме оживления органов, отделённых от чело- веческого тела. Эта проблема в те годы была в ста- дии конкретных пошаговых научных разработок;

Беляеву уже были хорошо известны опыты Эваль- да, Гаскеля, Волера, Брюхоненко [2]. В своё время

авторы настоящей статьи о Беляеве, обучаясь в

Воронежском государственном медицинском ин-

ституте имени Н.Н. Бурденко, видели докумен- тальную киноленту, посвящённую опытам с при- живлением к туловищу большой собаки головы

маленькой собачонки с передними лапами, а также

изолированную собачью голову на блюде (препа- рат «изолированной головы» собаки [8]) которая

моргала глазами, раскрывала пасть, облизывалась

при виде куска мяса и даже пыталась лаять. Фильм

этот был подарен воронежским физиологам; как

организаторам очередного съезда Всесоюзного

научного общества физиологов перед самой Вели- кой Отечественной войной. Благодаря самоотвер- женности одного из сотрудников Воронежского

мединститута документальную киноплёнку уда- лось спасти и её, как редкую реликвию, демонст- рировали на кафедре нормальной физиологии сту- дентам-медикам. Следует отметить, что С.С. Брю- хоненко (1890-1960), разработавший ещё в 1920-

1925 гг. первый в мире аппарат искусственного

кровообращения, без которого сегодня не мысли- мы операции на сердце и мозге, подарил музею

Воронежского медицинского института дейст- вующую модель своего «автожектора». Эта модель

до сих пор украшает один из залов музея Воронеж- ской госмедакадемии им. Н.Н. Бурденко. Но вернёмся к рассказу 1925 года во «Всемир- ном следопыте». Автора ждал колоссальный, не- виданный успех. Читатели в один голос назвали

беляевский рассказ лучшим из всего, что было на- печатано в журнале. Невероятный фантастический

замысел, напряжённый, полный опасности и ин- триг сюжет, глубоко драматичный образ профес- сора Доуэля, страстная ненависть к злу и непоко- лебимая убеждённость в торжестве истины – всё

это потрясало и захватывало воображение читате- ля. К начинающему писателю пришла уверен- ность, что он нашел что-то очень важное и нужное

для людей. Он понял, что такие произведения

чрезвычайно необходимы, поскольку затрагивают

самые глубокие, самые сокровенные струны чело- веческой души, помогая людям в реальной жизни

преодолевать трудности и, борясь со злом, стано- виться лучше и прекраснее. В мартовском номере «Всемирного следопы- та» за 1926 год был опубликован кинорассказ Бе- ляева «Остров погибших кораблей», а через год – его продолжение, которое позднее было перерабо- тано в киноповесть с тем же названием, вышед- шую в издательстве «Земля и фабрика», в шутку

называемое Александром Романовичем «Труба и

могила». Это уже была настоящая книга, в превос- ходной обложке и её автор преподнёс своей супру- ге с трогательной дарственной надписью. У Беляе- ва стало появляться много новых знакомых. В их

числе – знаменитый дрессировщик, «весёлый ча- родей» В.Л. Дуров, инженер Бернард Кажинский, проводивший уникальные опыты с передачей

мыслей на расстояние и выпустивший в свет попу- лярные книги «Новое в зоопсихологии» (совмест- но с переехавшим в Москву из Воронежа основа- телем династии дрессировщиков В.Л. Дуровым) и

«Передача мыслей» (Б.Б. Кажинский). Беляев, по- знакомившись с результатами этих интересных

опытов, пишет фантастический роман «Властелин

мира», где Кажинский становится Качинским, а

Дуров – Дуговым. В майском номере «Всемирного

следопыта» за тот же 1926 год публикуется рассказ

Беляева на тему анабиоза – «Ни жизнь, ни смерть».

Уже в первых строках рассказа сообщалось о том, что явление анабиоза было случайно открыто рус-

ским исследователем Бахметьевым. Изучая темпе- ратуру насекомых, этот учёный заметил, что при

постепенном охлаждении температура тела самого

насекомого падает, затем, достигая температуры — 9,30

С сразу поднимается почти до нуля, а затем

снова опускается уже до температуры окружаю- щей среды, примерно на 22 градуса ниже нуля. В

результате насекомое впадает в странное состоя- ние – ни жизни, ни смерти: все жизненные функ- ции приостанавливаются, и насекомое может про- лежать, окоченевшее и замороженное, неопреде- лённо долгое время. Но достаточно очень осто- рожно и постепенно подогреть насекомое, и оно

возвращается и продолжает существовать как ни в

чём не бывало. От насекомых Бахметьев перешёл к

рыбам и лягушкам, однако преждевременная

смерть учёного прервала его потрясающие опыты

и о них вскоре забыли. Изобретением Бахметьева

воспользовался некий предприимчивый Штейнга- уз и на перевозке и хранении замороженной рыбы

он нажил миллионы. В этом рассказе впервые по- является профессор Вагнер, который изобрёл спо- соб изменять состав крови теплокровных живот- ных, приближая их к крови холоднокровных жи- вотных. В последующем профессор Вагнер станет

главным действующим лицом серии рассказов

«Изобретения профессора Вагнера», большинство

из которых имеет выраженную медицинскую или

биологическую направленность. В 1927 году с участием редколлегии «Всемир- ного следопыта» и его редактора В.А. Попова, че- ловека весьма интересного, разностороннего и

энергичного, начинается издание журнала «Вокруг

света», точнее сказать – возрождение издания «Во- круг света» книгоиздателя И.Д. Сытина. А.Р. Беля- ев, уже вошедший в состав редакционной коллегии

«Всемирного следопыта», начинает работать и в

новом журнале «Вокруг света». И вот с первых

номеров «Вокруг света» начинает печататься его

новый роман «Человек-амфибия», остающийся до

сих пор одной из любимейших книг не только мо- лодёжи, но и людей старших поколений. «Человек- амфибия» был экранизирован уже после Второй

мировой войны и стал чрезвычайно популярным у

миллионов зрителей во многих странах, а исполни- тели главных ролей – Владимир Коренев, Анаста- сия Вертинская и Михаил Козаков быстро стали

знаменитыми и очень востребованными. Предыстория романа такова. Как-то Александр

Романович прочёл в одной из газет о судебном про- цессе, проходившем в Буэнос-Айресе. Судили про- фессора Сальватора, который с согласия родителей

проводил экспериментальные операции на детях

индейцев – делал, например, более подвижными

суставы рук и ног. Сальватора осудили на десять

лет, обвинив его в том, что он искажает образ Бо- жий. В своё время молодому смоленскому юристу

Беляеву попался на глаза роман французского писа- теля Жана де Ла Ира, книги которого охотно изда- вались в дореволюционной России. Роман называл- ся «Иктанэр и Моизета», в нем талантливый учёный

Оксус приживлял человеку акульи жабры. Иктанэр

весьма вольготно – вполне как рыба или дельфин – чувствовал себя в водной стихии… Беляев решил

написать о том же, что и француз, но – лучше, а ка- тализатором его творчества стала как раз та самая

газетная заметка о гениальном хирурге профессоре

Сальваторе. Беляев подчёркивал: «Когда я пишу, я

могу всё: хочу героя в сумасшедший дом посажу, хочу наследство ему оставлю, но, когда роман напи-

сан, герои его меня больше не интересуют» [19].

Однако же своего любимого героя Александр Рома- нович не забывал никогда, он даже рассказал одной

из знакомых по её просьбе о дальнейшей судьбе

персонажей: Ихтиандр добрался до старого друга

профессора Сальватора на уеденённом острове в

Южных морях, встретил там такую же, как он, де- вушку, они поженились, и у них родились дети- амфибии [21].

К концу 1928 года на рабочем столе писателя, ставшего широкоизвестным, лежали уже три книги – два издания «Человека-амфибии» и роман

«Борьба в эфире». Последний был написан под

впечатлением идей Бернарда Кажинского – инже- нера, энтузиаста проблемы биологической радио- связи. Интерес к сложнейшим проблемам биофи- зической природы мысли сблизил и сдружил Бе- ляева с Кажинским. В центре романа «Борьба в

эфире» были положены неоднократно обсуждав- шиеся с энтузиастом-инженером научные перспек- тивы радиоэлектроники и телемеханики. Беляев

смог очень многое предугадать и верно спрогнози- ровать в этом произведении: стратосферные науч- ные станции, управление машинами на расстоя- нии.

В декабре 1928 года А.Беляев переезжает с

семьёй в Ленинград. Здесь в квартире по соседству с

комнатой известного писателя Бориса Житкова го- товится к печати «Продавец воздуха», тут правятся

корректуры романа «Властелин мира» и пишется

серия рассказов о профессоре Вагнере, рожденная

вследствие разговоров и споров с главным редакто- ром журнала «Вокруг света» В.А. Поповым. Выходит в свет в том же году и беляевская по- весть «Вечный хлеб», в которой автор показывает

трагедию профессора Бройера. Тема поиска выхо- да из продовольственного кризиса, актуального во

все времена, является одной из оригинальных

творческих находок писателя. Герой повести про- фессор Бройер уходит из рутины буржуазного

университета и в одиночестве открывает новый, дармовой источник питания – непрерывно раз- множающееся, практически «бессмертное», «тес- то» из питательных микроорганизмов. «Тесто»

профессора Бройера призвано облагодетельство- вать человечество, осуществить его вековечную

мечту, освобождая от изнурительного, рабского

труда («В поте лица своего добывайте хлеб насущ- ный» — одна из часто цитируемых библейских за- поведей). Беляева интересует не сам процесс ста- новления замечательного открытия, а судьба меч- ты. Вокруг «теста» Бройера стремительно развора- чиваются события, оправданные социальными и

психологическими закономерностями. «Вечный

хлеб» не приносит «вечного счастья». От нищего

Ганса «хлеб» попадает в руки рыбаков, от них – к

дельцам, потом в лапы крупных капиталистиче- ских хищников, превратившись в орудие утончён- ной эксплуатации, становясь большой угрозой для

жизни людей. История «теста», которое было при- звано спасти людей, заканчивается невесёлым па- радоксом: «Тесто было уничтожено. Человечество

было спасено». Любопытно, что к теме, первоот- крывателем которой стал Беляев, вновь и вновь

обращаются фантасты (например, Александр Ка- занцев в романе «Купол Надежды»). Небезынте- ресна и мысль об опасности неконтролируемого

использования даже созданных с самыми благими

целями искусственных микроорганизмов. На эту

тему писатели-фантасты создали немало ориги-

нальных и очень серьёзных по идеям произведений

(например, роман М. Крайтона «Штамм «Андро- меда». Американца Майкла Крайтона отечествен- ный читатель и кинозритель знает по спилбергов- скому фильму «Парк Юрского периода»).

В июле 1929 года у Александра Романовича и

Маргариты Константиновны родилась вторая дочь

Светлана, которой писатель впоследствии посвятит

свой роман «Ариэль». В сентябре того же года Бе- ляевы преезжают из сырого промозглого, с нездо- ровым климатом Ленинграда, в Киев, к теплу и

более сухому и мягкому климату. В столице Ук- раины, к сожалению, возникают сложности с

переводом беляевских произведений на

украинский язык. Беляев уже признаный писатель – профессионал, но тиражи книг небольшие, а

семья разрослась. Чтобы прокормить себя, жену и

двух дочерей, Александр Романович должен

выпускать в свет хотя бы по два романа в год, как

когда-то делал любимый Беляевым Жюль Верн. Подготовленные материалы следует пересылать

почтой в Москву и Ленинград, на что уходит

много времени, да и рукописи, бывает, теряются. В

течение 1929-1930 гг выходят в свет в московских

и ленинградских журналах «Подводные

земледельцы», много новых рассказов, в том числе

о профессоре Вагнере. К этому периоду относится

пристальный интерес писателя к космической

тематике и заочное знакомство и переписка с К.Э. Циолковским. Основоположник космонавтики

становится «звёздной» энциклопедией Беляева, а

позднее всемирно известный учёный лично

напишет предисловие ко второму изданию романа

«Прыжок в ничто». Однако в Киеве Беляев потерял

свою любимую шестилетнюю дочь, умершую от

гнойного цереброспинального менингита. В конце

1931 года Беляев уезжает из Киева и поселяется в

Царском Селе (ныне г. Пушкин) Ленинградской

области. В редакцию журнала «Вокруг света» он

передаёт рукопись романа «Земля горит», который

печатается в №№ 30-36 за 1931 год. В 1932 году в том же «Вокруг света» публику- ется очерк Беляева, названным им «Огни социа- лизма, или господин Уэллс во мгле». Это был ве- ликолепный материал о Днепрострое, который

литературоведами именовался «фантастический

очерк о фантастической стройке». Это было нача- лом нового этапа работы писателя, который им

был впоследствии развит и представлен в «Звезде

КЭЦ» и в «Лаборатории Дубльвэ».

В очерке о Днепрострое, Беляев, полемизируя

с Гербертом Уэллсом и его книгой «Россия во

мгле», писал: «Фантастический город построен!

Приезжайте и посмотрите на него своими «ясно- видящими» глазами! Сравните его с вашими горо- дами во мгле! Это не ваш уэллсовский город! Ва- ши утопические города останутся на страницах

ваших увлекательных романов» [16].

Знаменитый английский писатель посетил Бе- ляева в 1934 году и отметил, что он по-доброму за- видует популярности Александра Романовича, про- изведения которого обретают философичность, ус- ложняется их композиция, а характеры героев уг- лубляются. Следует отметить, что ко времени

встречи Беляева и Уэллса фантастические произве- дения «русского Жюля Верна» уже начинают выхо- дить в США и Великобритании, получая востор- женные отзывы англоязычной критики и читателей. В начале 30-х годов Беляев подготовил фило- софскую и одновременно забавную пьесу «Алхи-

мик», которая, однако, в театре поставлена не была, а рукопись её, к сожалению, была безвозвратно уте- ряна. В связи со смертью К.Э. Циолковского писа- тель-фантаст готовит новый роман «Воздушный

корабль» и большой очерк, посвящённый жизнедея- тельности основоположника отечественной космо- навтики, скромного учителя из Калуги. К этому

времени Александр Романович уже вошёл в число

основных сотрудников ленинградского журнала

«Вокруг света» и в редакции посетителей встречал

его шаржированный портрет с озорной надписью:

«Наш русский Жюль Верн». Фантаст был изобра- жен весёлым очкариком, лезущим по толстому ка- нату, натянутому между небом и землёй. Можно

было бы изобразить ещё и водную стихию, которая

далеко не чужда была Беляеву, замахнувшемуся в

«Звезде КЭЦ» и на космическое пространство. Как

известно, фантастика (от греч. Phantastike – искусст- во воображать) представляет собой важную и не- обычайно востребованную разновидность художе- ственной литературы, в которой авторский вымысел

от изображения странно-необычных событий и рас- сказа о заведомо неправдоподобных явлениях и фе- номенах простирается до конструирования особого – вымышленного, нереального, «чудесного мира».

А.Р. Беляев создавал свои необыкновенные миры

жизнедеятельности людей и необычные простран- ства, в которых жили, любили и действовали на- стоящие герои: мужественные, целеустремлённые, замечательные в своих мечтах и запоминающихся

поступках и глубоко логической по сути линии по- ведения. Таковы романы «Человек-амфибия»,

«Подводные земледельцы», «Ариэль» и другие лю- бимые читателями многих поколений произведения. Фантастика Александра Беляева обладает своим

собственным, оригинальным типом условности, нередко вольным обращением и даже игнорирова- нием реальных логических связей и закономерно- стей, естественных пропорций и форм изображае- мого объекта. Таковы рассказы А. Беляева «По- следний человек из Атлантиды», «Идеофон», «Бе- лый дикарь», «Изобретения профессора Вагнера»,

«Светопреставление». Фантастика «русского Жюля

Верна» как особая область литературного творчест- ва максимально аккумулировала креативную фанта- зию художника, который решил в 1936 году заново

обратиться к одному из своих самых первых произ- ведений – к рассказу «Голова профессора Доуэля»,

переделав его в роман. В мае журнал «Вокруг све- та» начинает печать это переработанное, зрелое

произведение с рисунками одного из любимейших

беляевских художников книги – ленинградца Фи- тингофа, умевшего, как никто, ощущать эпоху и

детали характеров персонажей, вдумчиво вчиты- ваться в тексты писателя. А.Р. Беляев уже учёл физиологические опыты

Эвальда, Гаскеля, Волера и Брюхоненко и опирался

на них в этом своём более солидном и исполненном

литературного мастерства произведении. Близкий

знакомый Беляева талантливый исследователь из

города на Неве Валентин Стеблин часто беседовал с

писателем о проблемах оживления человеческих

органов и возможности их автономного существо- вания, что потом в той или иной степени вошло в

контекст нового «Доуэля». Литературоведы счита- ют, что беляевский роман косвенным образом отра- зил и трагедию талантливого инженера Дизеля, ко- торого обокрали и в конце концов умертвили кон- куренты и даже Альберта Эйнштейна, решившегося

на исследования в области ядерной энергии и затем

глубоко потрясённого бомбардировками японских

городов Хиросимы и Нагасаки. Одинадцать самых интенсивных творческих лет

(с годичным перерывом) и публикация большинства

романов навсегда связали имя Беляева с журналом

«Вокруг света». В 1938 году писатель расстаётся с

редакцией этого журнала, прочно обосновывается в

городе Пушкине на Первомайской улице. Следует

отметить, что Пушкин (бывшее Царское село) был в

то время настоящим городком известных литерато- ров. В городской газете регулярно печатались жив- шие в Пушкине Алексей Толстой, написавший

весьма популярные фантастические вещи «Гипер- болоид инженера Гарина» и «Аэлита», а также Вя- чеслав Шишков (автор «Угрюм-реки» и «Емельяна

Пугачёва»), создатели популярных и исторических

романов Юрий Тынянов, Ольга Форш и талантли- вый прозаик Всеволод Иванов. Постоянным авто- ром этой газеты с тиражом всего 6 тысяч экземпля- ров становится и А.Р. Беляев. За три года Беляев

почти еженедельно печатает в газете многочислен- ные рассказы, фельетоны и очерки. Однажды Алек- сандр Романович пошутил: «Я газетчик. Когда я

умру не нужно особых похорон. Меня следовало бы

похоронить, обернув старыми номерами газет». Ка- ждую неделю на квартире у Беляевых собираются

пионеры, у которых писатель ведёт драматический

кружок. Дети ставят «Голову профессора Доуэля» и

Александр Романович, вспоминает свои школьные

опыты с фотографией головы на блюде, знакомит

пушкинских ребятишек с законами театрального

действа, правилами режиссуры и устройством деко- раций. Вот когда пригодился и опыт игры в смолен- ском театре и режиссура спектаклей (например

«Спящей царевны» Григорьева), которые были при- обретены Беляевым ещё в дореволюционные годы. Беляев пишет много статей об организации куль- турного и познавательного досуга детей. Ему есть о

чём рассказать педагогам и родителям. В ноябре 1938 года он выступает в печати с

предложением построить недалеко от Пушкина

«Парк чудес», в котором должен быть и уголок

нетронутого, девственного леса, и хорошо обору- дованные исторические уголки, и отдел звездопла- вания с настоящей ракетой и ракетодромом (какой

из фантастов не мечтает о подобных вещах!)… По

идее Беляева в «Парке чудес» должно найтись мес- течко и для акустики и иного возможного и невоз- можного. «Парк чудес» представлялся Беляеву в то

же время не произвольным «царством воображе- ния»: в фантастической и одновременно романти- ческой обстановке парка дети должны активно

пользоваться преображёнными формами человече- ского бытия, развивая свои таланты, способности и

собственную креативность. Грандиозный проект

великого фантаста и прекрасного знатока детей

поддерживают вдова «отца космонавтики» Любовь

Константиновна Циолковская, автор заниматель- ных книг для юношества Я.И. Перельман и другие

выдающиеся деятели культуры и науки. Но тре- вожное предвоенное время диктует свои условия и

реализацию проекта приходится отложить… Пред- приимчивому американцу Уолту Диснею в своём

«Диснейленде» удалось осуществить многое из

того, о чём мечтал Александр Романович. Теперь

«Диснейленд» есть даже в Париже и пользуется

колоссальной популярностью у детей Европы. Много пишет в эту предвоенную пору Беляев и

о замечательных, мужественных и выдающихся

людях. Его биографические очерки о Фритьофе

Нансене, А.С. Пушкине, Жюле Верне, Герберте

Уэллсе, М.В. Ломоносове, К.Э. Циолковском нико- го не оставляют равнодушным. Принадлежат перу

писателя и интереснейшие очерки о военной техни- ке, о разведении рыбы, растениеводстве, транспорте

будущего, световых декорациях, русском языке… Писателя интересует всё и, кажется, что нет ни од- ной области человеческого знания, в которую не

проник бы его проницательный вдумчивый взгляд

пытливого исследователя и художника слова. И всё

же главным в творчестве Беляева остаются романы. Всё остальное (очерки, фельетоны, маленькие но- веллы) – только на пути к подготовке замечатель- ных романов. Зимой 1939 года Беляев работает над

романом «Пещера дракона» и обдумывает книгу об

актуальных биологических проблемах, близко зна- комясь с работой единственного в стране Института

мозга, с классическими трудами И.П. Павлова и

В.М. Бехтерева. Весной 1939 года пишется роман

«Ариэль», который посвящается дочери Светлане. Этот роман ставший последним произведением

крупным писателя, переиздавался после его смерти

многократно и в разных странах, переведён более

чем на 50 языков. Следует отметить, что образ ле- тающего человека (воплощение детской мечты Бе- ляева о свободном – безо всяких аппаратов и меха- низмов полёте) владел воображением писателя в

течение всей его жизни. Как вспоминала вдова пи- сателя Маргарита Константиновна, «Ариэль» был

своеобразной полемикой с романом Александра

Грина «Блистающий мир», главным героем которо- го тоже был летающий человек. Однако если гри- новский Друд – герой романтический и трагиче- ский, то Ариэль – символ борьбы против порабоще- ния во всех его формах. Образ летающего человека широко распро- странён в фантастической литературе: уже упомя- нутый роман «Блистающий мир» А. Грина (1923),

рассказ Карела Чапека «Человек, который умел

летать» (1938), новелла фантаста Севера Гансов- ского «Мечта» (1967), повесть Павла Вежинова

«Барьер» (1977) и многие другие, включая «Масте- ра и Маргариту» Михаила Булгакова. В ряду этих

произведений «Ариэль» занимает особо почётное

место [1, 18, 20].

Параллельно с «Ариэлем» Беляев набрасывает

вчерне либретто для научно-популярного фильма

«Покорение расстояний». Кино всегда тянуло пи- сателя, а стиль беляевских романов и повестей так

и просился в кинокадры. По просьбе Одесской ки- ностудии Беляев переделывает в киносценарий

свой рассказ «Когда погаснет свет» [8].

Рабочий день писателя-фантаста начинался, как правило, очень рано. В наиболее плодотворные

утренние часы, когда все ещё в доме спят, Алек- сандр Романович наскоро завтракал, затем в дета- лях обдумывал композицию своего очередного

литературного шедевра, характеры героев и плани- руемые события и коллизии. По его методике всё

произведение сначала должно было стать стройной

системой в голове писателя, а уж потом ложиться

на бумагу. Вскоре назначалось число и час, когда

Александр Романович начнёт диктовать текст бу- дущего рассказа или романа, а иногда он и сам пи- сал остро отточенным карандашом на длинных

полосках бумаги, чтобы в последующем машини- стка перепечатала всё набело. Когда Беляев бывал

нездоров (а это случалось довольно часто) и выну- жден был лежать в постели, его единственной свя- зью с окружающим миром становились книги, га-

зеты, письма, многочисленные гости, а также ра- диоприёмник. Создавая свои оригинальные фанта- стические произведения, писатель часто использо- вал любимый им ещё с юности метод литературно- го конструирования: вырезал из одной фотографии

голову, из другой – фигуру человека, подходящий

костюм и изобретал тот или иной типаж, приду- мывал для него соответствующую биографию или, наоборот, подклеивал этот, как правило, удачно

найденный образ к нужной ему сюжетной канве. Таким образом, фантазия писателя подкреплялась

ещё и замечательным иллюстративным материа- лом, который рождал новые идеи, обогащал сюжет

и делал писательское творение ещё более увлека- тельным и занимательным для читателя [21].

Когда Беляев чувствовал себя более-менее фи- зически сносно, он гулял по дорожкам историче- ского Екатерининского парка. Осенью он собирал

дивные букеты из желтых и красных кленовых

листьев, которые оживляли и украшали его рабо- чий кабинет. Никто и никогда из окружающих и

близких не слышал, чтобы Александр Романович

жаловался на свою тяжёлую болезнь. Мало того, когда кто-либо приходил к Беляеву, то из его ком- наты часто доносились взрывы хохота: остроум- ный писатель умел смешить людей и любил сам

смеяться. Устраивая домашние банкеты с друзья- ми, он за компанию даже употреблял спиртное… из напёрстка. Больше ему было уж никак нельзя!

В 1940 году Беляеву производят оперативное

вмешательство на почках. Пациент был настолько

хладнокровен и мужествен и его настолько интере- совал сам процесс операции, что по его просьбе и с

разрешения оперирующего хирурга медицинская

сестра держала зеркало таким образом, чтобы писа- тель мог сам видеть всю операцию. Коллега писате- ля по городской газете г. Пушкина так рисует Бе- ляева в последний предвоенный год: «Скромно об- ставленный кабинет. Полупоходная койка. По сте- нам – картины с фантастическими изображениями. Мерно гудит ламповый приёмник. Настольный те- лефон и книги… книги… книги… Ими завалены

стол, этажерка, шкаф и до потолка вся соседняя

комната – библиотека. На койке лежит человек с

высоким лбом, лохматыми чёрными бровями, из- под которых смотрят ясные, проницательные гла- за…» [10].

Великая Отечественная война застала Беляева

чрезвычайно больным человеком. И всё же, будучи

тяжело больным, писатель находил в себе силы

работать, печататься в газетах и журналах, встре- чаться с друзьями, читателями, школьниками. 26

июня 1941 года в пушкинской городской газете

выходит статья Беляева, которую часто любят

вспоминать и цитировать его биографы О. Орлов, М. Соколов, А. Балабуха и А. Бритников и другие. Вот самое характерное место из этой газетной за- метки: «Труд создаёт, война разрушает. Нам навя- зали войну – разрушительницу. Наша армия дока- жет врагу, что рабочие и крестьяне, из которых она

состоит, умеют не только строить заводы и фабри- ки, но и разрушать «фабрики войны».

Через несколько месяцев в Пушкин вошли

фашистские войска. Когда оккупанты узнали, что в

городе живёт известный писатель-фантаст Алек- сандр Беляев, им сразу же заинтересовалось геста- по. Нагрянув с обыском, фашисты пристрастно и

скрупулезно рылись в книгах и бумагах Беляева, после чего навсегда пропали папки с важными до- кументами, замыслами и идеями писателя.

Маргарита Константиновна старалась вечера- ми, соблюдая предельную осторожность (после 4

часов вечера в городе объявлялся комендантский

час), перетаскивать в тёмный чулан соседней, ос- тавленной жильцами из-за эвакуации квартиры, все рукописи мужа, которым предстояло увидеть

свет. Между тем запасы продовольствия на зиму

мало помалу истощались, семья писателя начала

голодать. Будучи ещё довольно слабым после опе- рации на почках и оставаясь в состоянии тяжелого

больного по основной патологии (туберкулёз по- звоночника), Беляев стал сдавать первым, он всё с

большим трудом передвигался и слабел с каждым

новым днём. В конце декабря 1941 года писатель

слёг окончательно, а шестого января 1942 года его

не стало. Похоронили писателя на Казанском кладбище. Его жена и дочь были вывезены в Польшу и вер- нулись домой только после окончания войны. Сейчас на могиле известнейшего писателя по-

ставлен величественный обелиск с надписью: «Бе- ляев Александр Романович». Ниже изображена

раскрытая книга, на листах которой написано:

«Писатель-фантаст». И лежит гусиное перо [12]…

Произведения писателя после его смерти полу- чили новую жизнь. В конце 50-х годов начались

съёмки первого советского фантастического филь- ма «Человек-амфибия» и триумфальный показ кар- тины убедительно всем продемонстрировал, что

книгам Беляева суждена долгая жизнь. Позднее

были сняты фильмы «Голова профессора Доуэля»,

а не так давно – многосерийный телевизионный

сериал «Человек-амфибия». Выходят собрания

сочинений Беляева, издаются его многотомники, переводятся и печатаются на разных языках его

рассказы, романы и повести. За 15 лет активной

работы в литературе Беляев создал более 50 произ- ведений, в которых медики всегда найдут много

полезного и поучительного.

ЛИТЕРАТУРА:

1.

Ануфриев Г.Г. К звездному океану / Г.Г. Ануфриев, С.В. Солодовников. – В кн.: Кларк Артур. Свидание с Рамой. – Минск: Белорусско-австралийское агенство «Дайджест», 1992. – С. 9-12.

2.

Балабуха А. Три жизни Александра Беляева. -В кн. А. Беляев. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 1. / А. Балабуха, А. Бритиков. -Ленинград: Детская литература, 1983. – С. 7-30.

3.

Беляев А.Р. Собрание сочинений в 8 томах / А.Р. Беляев.

-М.: Молодая гвардия, 1964.

4.

Беляев А.Р. Человек-амфибия / А.Р. Беляев. -М.: Дет­ская литература, 1977. – 386 с.

5.

Беляев А.Р. Собрание сочинений в 5 томах / А.Р. Беляев.

-Л.: Детская литература, 1983.

6. Беляев А.Р. Собрание сочинений в 4 томах / А.Р. Беляев.

-Воронеж: издат. центр «Анна», 1992.

7.

Беляева С.А. Воспоминания об отце / В кн.: Беляев А.Р. Последний человек из Атлантиды / С.А. Беляева. -Состав, подготовка текста и послесловие С.А. Беляевой. – Л.: Лениздат, 1986. – 526 с.

8.

Брюхоненко С.С. Опыты по изолированию головы собаки / С.С. Брюхоненко // В кн.: Изучение новых методов искусст­венного кровообращения. Под ре. О.А. Степпуна. – М., 1928. – С. 7-22.

9.

Бугров В. Александр Беляев. Избранное / В. Бугров. ­Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1984. – С. 458-461.

10.

Гончаренко Н.В. Гений в искусстве и науке / Н.В. Гонча­ренко. – М.: Искусство, 1991. – 432 с.

11.

Евтушенко Е.А. Политика – привилегия всех. Книга пуб­лицистики / Е.А. Евтушенко. – М.: изд-воАПН, 1990. – 642 с.

12.

Кто есть кто в мире / Гл. ред. Г.П. Шалаева. – М.: Слово, Эксмо, 2006. – 1680 с.

13.

Краткая литературная энциклопедия [в 9 томах]. – Т. 1. – М.: Сов. энциклопедия, 1964.

14.

Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. – М.: Сов. энциклопедия, 1987. – 752 с.

15.

Лихтенштейн Е.И. Помнить о больном / Е.И. Лихтен­штейн. – Киев: Вищашкола, 1978. – 176 с.

16.

Ляпунов Б.В. Александр Беляев. Избранные научно­фантастические произведения [в 2-х томах] -Том 1. Предисло­вие / Б.В. Ляпунов. -Киев: Радянський письменник, 1959. – С. 5-28.

17.

Ляпунов Б.В. Библиография / Б.В. Ляпунов. -Беляев А.Р. Собрание сочинений [в 8 томах] -Т. 8 – М.: Молодая Гвардия, 1964. – С. 517-524.

18.

Маркова Т.Б. Библиотека в истории культуры / Т.Б. Маркова. -СПб.: Наука, 2008. – 328 с.

19.

Орлов О. Александр Беляев / О. Орлов. -В кн.: Беляев А.Р. Собрание сочинений [в 8 томах] -Том 8. – М.: изд-во Мо­лодаягвардия, 1964. – С. 497-516.

20.

Ревич В.А. На Земле и в космосе / В.А. Ревич. – В кн.: Мир приключений. -М.: Детскаялитература, 1980. – С. 649-667.

21.

Соколова М.А. Александр Беляев. Человек-амфибия. Вступление / М.А. Соколова. -М.: Правда, 1986. – С. 3-8.

Пересадин Н.А., Фролов В.М. Александр Беляев: удивительная судьба, смерть и бессмертиe великого фантаста. Уроки жизни для медиков // Українськийм едичний альманах. – 2012. – Том 15, № 1. – С. 105-114. ГУ «Луганский государственный медицинский университет» . 2012

…если бы меня попросили назвать самую важную составляющую

в арсенале писателя, силу, которая придает материалу именно такую,

а не другую форму и уносит туда, где ему хочется оказаться,

я бы ответил так: его драйв, его упоение своим делом.

Рэй Брэдбери, 1973

Сейчас я не люблю фантастику и считаю увлечение человека старше 18 лет фэнтези проявлением известного инфантилизма, но было время, когда такая литература читалась с удовольствием и замиранием сердца. Речь, конечно, идет о научной фантастике. Меня, правда, почему-то не увлекали Ефремов и Стругацкие. Не помню и издательства первой прочитанной мною книги А. Беляева, хотя читал я ее много раз и даже обложку помню: «Человек-амфибия», «Вечный хлеб», «Властелин мира» и «Продавец воздуха». Тогда это впечатляло, хотя было понятно, что в этих книгах изображен всего лишь мир причудливых представлений и образов, рожденных воображением. И совсем в стороне стояло соображение, что научный фантаст рассматривает некую проблему, которая, возможно, будет решена в будущем. Одновременно я читал «Месс-Менд» М. Шагинян, «Аэлиту» и «Гиперболоид инженера Гарина» А. Толстого, которые мне нравились больше (это настоящая беллетристика!). Позже мною была добросовестно проштудирована «Антология зарубежной и советской фантастики» (помните, в розовых и серых обложках?), и Р. Шекли и А. Кларк приглянулись больше, чем Беляев и Толстой. Но тут подошло время Ихтиандра из фильма, и я снова вернулся к Беляеву. Потом все окончательно ушло в прошлое. Пробовал недавно перечитывать Беляева — просто удивительно, как изменилось восприятие: очень схематично и просто скучно!

Биография А. Беляева, в отличие даже от менее талантливых товарищей по перу, неполна и недостоверна и порождает ряд вопросов. Первый и главный: насколько справедлива в его случае идея о роли «бионегативности» в творчестве? Существует такая идея, что благодаря физическому или психическому недугу его носитель вдруг начинает (и продолжает!) создавать шедевры. Первый опус Беляева как будто прямо на такой случай и указывает. Второй вопрос: его произведения стали стимулом для некоторых достижений советской науки того времени, сомнительных с точки зрения биоэтики, или, наоборот, писатель был вдохновлен ими? В этой связи спрашивается: насколько вторичным оказалось его творчество по сравнению с предшественниками? И наконец: сыграл ли тяжкий недуг писателя роль его страховки от «тюрьмы и сумы»? После «возвращения» А. Р. Беляева к читателям в 1956 году о его биографии говорилось очень туманно, а о болезни не упоминалось вовсе. В этом ключе говорили только о Н. Островском или в крайнем случае об Э. Асадове, а Беляев оставался на периферии читательского внимания. Тут как-то не просматривался творческий подвиг… А может, он действительно был?

1. «Наша первая остановка!»

Александр Беляев родился в Смоленске 16 марта 1884 года в семье священника Романа Петровича Беляева (1844–1905) и Натальи Федоровны, урожденной Черняковской (?–1921). В семье был еще один сын — Василий (?–1900), который утонул в Днепре (в одной из программ «Гении и злодеи» с трагическим пафосом говорилось о том, что утопивший глиняный портрет брата Александр Беляев мистическим образом утопил и его самого!), и дочь Нина (?–?), умершая от саркомы печени (?).

Поразительно, как много деятелей российской культуры и науки происходило из поповичей. Почти четверть студентов российских университетов в то время были детьми церковного причта. Вот и юрист, репортер и фантаст А. Беляев относился к ним. О здоровье родителей Беляева практически ничего неизвестно: отец умер от какой-то непродолжительной болезни, мать — от голода (?). Искать истоки его недуга в наследственности трудно, хотя представляется бесспорным, что причиной был близкий контакт с больным (больными). Почему-то биографы писателя ссылаются в качестве причины на прыжок Беляева в детстве с крыши сарая (с зонтиком или двумя вениками вместо парашюта) и полученной в результате травмой. Нет, связь тут скорее косвенная. Да и сколь тяжелой была эта травма? Компрессионный перелом позвоночника? Но в таком случае длительное обездвиживание было неизбежно и современниками уж точно не осталось бы незамеченным.

В школе Беляев учился отлично, затем поступил в Смоленскую духовную семинарию, которую тоже окончил «по 1-му разряду». Думаю, что истоки его болезни, вернее, контактов, приведших к ней, надо искать там. Заболеваемость чахоткой в скученных коллективах учащихся тогда была высокой (в ВМА из 300 выпущенных врачей, например, вскоре не менее 18 погибли от туберкулеза, не говоря уже о нескольких профессорах).

Дальше надо было поступать в Духовную академию, но тут — потрясающий, чисто российский «зигзаг» — Беляев становится… актером! Это современные актеры «играют» с Богом: то постригутся в попы, то снова фиглярствуют в дурацких комедиях, то уходят в монастырь, то опять возвращаются хлебать пиво. Но в семье священника такой кульбит — из попов в скоморохи! Каноническая церковь тогда рассматривала актерство как занятие недостойное (как у Шекспира — «фигляр презренный»). Сюжет не новый: Чернышевский, Добролюбов, В. Шаламов, И. П. Павлов и многие другие не шли по стопам предков, сменив гомилетику на политику, литературу, публицистику или науку, но никто из них не ломался на сцене! А Беляев как раз претендовал на роль «характерного» актера, даже у Станиславского (по непроверенному слуху) пробовался. Лавров актерских он не стяжал, но «хлопотать лицом» любил до конца жизни. В автобиографии А. Р. Беляев не без гордости указывал свой 15-летний актерский и режиссерский стаж. И еще: вместо богословия он предпочитал заниматься журналистикой, причем актуальной, «на злобу дня». Получалось не очень хорошо, В. Гиляровского, В. Дорошевича или А. Аверченко он не переплюнул, «обличения пороков» ему не слишком удавались, но писательство манило. Он не только подвизался в журналистике, но и всячески споспешествовал развитию «местных искусств» в древнем, но маргинальном Смоленске, даже сам играл на скрипке в оркестре… цирка Труцци. Он вообще отличался оригинальностью: увлекался то музицированием, то бумерангом, то археологией, то фотографией.

В начале прошлого века (раньше медицинские факультеты насильно заполнялись семинаристами) в университеты выпускников духовных семинарий уже не принимали. Но существовали другие возможности, и Беляев поступил в Демидовский юридический лицей в Ярославле, в котором раньше учился замечательный философ К. Н. Леонтьев. В этот же период состоялся первый брак Беляева, с Анной Ивановной Станкевич (1887–?), но он был непродолжительным. По окончании лицея Беляев стал помощником присяжного поверенного. Если вспомнить, что О. де Бальзак и Ги де Мопассан тоже были юристами (а еще А. Ф. Керенский и В. И. Ульянов), то начало кажется вдохновляющим. Юриспруденция дает разнообразный и богатый (хотя и специфический) жизненный опыт, необходимый для писателя, а скорее — для судебного репортера. Временами Беляев писал в местных газетах, но Смоленск того времени был жуткой провинцией, и ярких событий там не было. Вот о «деле Бейлиса» писали много, так и там все произошло в столице, хоть и малой. О чем и сейчас писать в провинциальных российских городах журналистам?

В качестве помощника адвоката Беляев вел дела, вполне соответствовавшие смоленской реальности — типа «кражи старых валенок» или «похищения пельменей в кармане пиджака». До успешных столичных адвокатов ему было далеко, зато он смог поехать за границу (Италия, Швейцария, Германия, Австрия, Франция) с новой женой — Верой Беляевой. Во время этого турне (даты его называются по-разному — 1911 или 1913 г.), по не вполне достоверным свидетельствам, он поднимался к кратеру Везувия, летал на гидроплане, был в Помпее и Венеции, посетил знаменитый замок Иф в Марселе и много других мест, оставивших массу впечатлений на всю жизнь. Эти впечатления помогли ему и в написании его будущих книг, действие которых нередко происходит «в заграницах». Вернулся Беляев лишь после того, как истратил все деньги. Он привез массу открыток с видами Италии и Франции, кучу сувениров и яркие впечатления. Видимо, это путешествие вдохновило — он вскоре написал детскую пьесу, которую напечатал один из московских журналов. Беляев стал адвокатом, но попытался уйти из профессии. И неожиданно заболел… (В. А. Ревич, 1998).

2. «Врачи Смоленска не могли поставить диагноз…»

Так говорила дочь писателя Светлана. В то же время биографы упоминают о плеврите и какой-то неудачной плевральной пункции. Уж диагноз плеврита врачи того времени довольно точно ставили и без рентгенологического исследования, что в Москве, что в Смоленске.

Ну, плеврит так плеврит. В данном случае — экссудативный, т. е. воспаление плевры, при котором в ее полости накапливается жидкость, иногда в значительном количестве, что может даже угрожать жизни больного за счет резкого смещения сердца. Врачи того времени использовали название «выпотной плеврит». Они тщательно выстукивали грудную клетку больного и выслушивали ее, обнаруживая то, чем преподаватели мучают студентов до сих пор: «линию Дамуазо», «треугольники Гарлянда и Раухфуса—Грокко», характерное притупление звука, бронхиальное дыхание, эгофонию («козлиный голос») или металлический звук при выстукивании через монету (признак Питре).

Диагноз в типичных случаях было поставить нетрудно, а вот лечение ставило в тупик. Антибиотиков тогда не было, поэтому врачам, кроме симптоматического лечения, оставался только один метод. «Специфических средств против плеврита мы не знаем…» (М. П. Кончаловский, 1937). Еще в XIX веке в таких случаях доктора прибегали к торакоцентезу — проколу грудной клетки. Ясно, что при туберкулезе легких жидкость в плевре помогала, как считали, выздоровлению, поджимая легкое. И только когда больной не мог лечь, задыхался и у него уменьшалось количество мочи (!), когда в здоровом легком начинали выслушиваться хрипы, возникало показание к проколу. Еще один случай — когда жидкости было много (а бывало и по пять литров экссудата). Насколько все-таки тогда были опытные врачи: если больной говорил, что начал выделять много мочи, то без всякого выстукивания и выслушивания доктора понимали, что плеврит начинает рассасываться! Понятно, что жидкость, извлекаемая при проколе, позволяла приблизиться к правильному диагнозу. В ней могли обнаруживаться кровь, гной, туберкулезные палочки или раковые клетки, которые тогда уже хорошо определялись.

Техника прокола в начале прошлого века тоже была уже исчерпывающе отработана. Прокол производили всегда над верхним краем нижележащего ребра (по нижнему краю проходят нерв и сосуды), по лопаточной линии под VIII и IX ребром, по средней подмышечной линии под VII ребром и по передней подмышечной линии под V или VI ребром. Манипуляции выполняли шприцом с иглой длиной 10 см или (если выпускалось большое количество жидкости) троакаром Потена либо приборами Потена или Дьелафуа. Троакар имеет просвет больше, чем у иглы, и густая жидкость (гной) из полости плевры вытекала по нему лучше. Но суть не в этом.

В каком бы месте ни прокалывал врач грудную клетку Беляева (кстати говоря, тут тоже путаница: и в датировке этого плеврита, и в указании места проведения пункции — Ярцево или Смоленск), достать оттуда до позвонка просто невозможно (игла не шпага!). Непонятно, откуда взялась версия, о которой говорит биограф: «То ли рука у врача дрогнула, то ли от неумения, но игла сорвалась и внесла инфекцию в один из спинных позвонков. Так плеврит перешел в костный туберкулез» (З. Бар-Селла, 2013). Один момент тут важен: значит, не зря врачей критикуют, значит, даже во времена все умевших и понимавших земских врачей бывало иногда, что обе руки у доктора оказывались левыми? Второе обстоятельство: на самом деле первичным в таких случаях всегда был туберкулез легких, а поражение позвоночника (туберкулезный спондилит) возникало лишь вторично, причем не переносилось косоруким врачом, а переходило из легких на тела позвонков — нижних грудных или поясничных (у взрослых чаще всего на тело X грудного позвонка). Когда туберкулез «переходил» с легких на другие органы, это, по сути, был уже туберкулезный сепсис, т. е. палочки находились в крови и ее током заносились в другие органы. Часто позвоночник поражался у детей, причем страдали три и даже пять позвонков — если это происходило в грудном отделе, то довольно быстро приводило к образованию того, что в медицинском просторечии называлось «гиббус», или горб.

В чем суть проблемы? Эту болезнь описал еще в XVIII веке «гений хирургии» П. Потт (Persivel Pott, 1714–1788). Выдающийся английский хирург, служивший в лондонском госпитале Св. Варфоломея, Персивал Потт описал не только перелом Потта, абсцесс Потта и «рак трубочистов». В 1779–1782 гг. он опубликовал две работы, где подробно описал болезнь, названную позже (и называемую так по сей день!) его именем — болезнь Потта (другое название — туберкулезный спондилит). Поражаются ею чаще всего тела позвонков (губчатая кость). Туберкулезная палочка особенно «любит» позвонки: из всех костей скелета именно они поражаются туберкулезом в половине случаев. Туберкулез позвонков составляет 15 % случаев внелегочного туберкулеза и 2 % всех случаев туберкулеза вообще. Именно П. Потт обнаружил, что при туберкулезном спондилите развиваются горб, натечник (абсцесс Потта) и паралич мышц ног (параплегия Потта). Последнее в выраженной форме встречается в 6–20 % случаев, и, конечно, не заметить такое врачи не могли. Но даже сейчас, если не предполагать это («красные флажки» боли в спине), все будет объяснено «остеохондрозом позвоночника»!

Заболевание в 11–18 % случаев могло протекать без боли, пока специфический процесс оставался в теле позвонка (П. Г. Корнев, 1963). Болевой дебют болезни, чаще всего развертывающийся исподволь, имел место более чем у трети больных. Появление местных болей указывало на далеко зашедший активный процесс, разрушивший наружный слой тела позвонка и достигший окружающих мягких тканей. Боли при спондилите в 64 % случаев отмечались в области пораженных позвонков. Они бывали тупыми, ноющими, сверлящими, обычно усиливались при движениях туловища, кашле, чихании, при нагрузке по оси и часто сопровождались ощущением покалывания, мурашек, жара, онемения, пульсации. Лишь в редких случаях движение или ходьба успокаивали боль. Врач надавливал на остистые отростки грудных и поясничных позвонков или приставлял к ним звучащий камертон — боль ощущалась на расстоянии от туберкулезного очага, причем в одних и тех же зонах, например в ногах, в суставах, в животе или в паху. Нередко при надавливании на один остистый отросток «отраженные» боли выявлялись в нескольких областях, например, в нижней конечности или в подреберье. Важным признаком спондилита считалось болезненное сокращение мышц вдоль позвоночника — «симптом вожжей» (П. Г. Корнев, 1963). У большинства больных напряжение этих мышц начиналось на уровне горба (если он уже образовался) и прослеживалось ниже и выше места поражения симметрично (Я. Б. Попелянский, 2001).

Уже во времена А. Р. Беляева врачи говорили: если при ощупывании места поражения боль усиливается, это плохой признак, если боли нет, то прогноз лучше. Было обнаружено, что если провести губкой, смоченной горячей водой, по позвоночнику, то в области пораженного позвонка ощущалась острая боль (В. Я. Шарапов, 1975). Туберкулезные абсцессы в этих случаях образуются, как правило, по передней или задней поверхности тел позвонков, отслаивая соответствующие связки, и скапливаются в полости спинномозгового канала. Разрушив связку, туберкулезный абсцесс распространяется по межмышечным пространствам и сосудистым путям далеко от начального костного очага. У таких больных местная острая боль в позвоночнике возникала при всяком движении, сотрясении или даже чихании. Появлялись и деформации позвоночника — от выступания остистого отростка до кифоза, кифосколиоза и образования поттовского горба. Больные сначала могли ощущать боль и мурашки в ногах, зябкость, слабость мышц, а потом развивался и паралич ног (паралич Потта). Попросту говоря, туберкулез «съедает», разрушает тела позвонков и позвоночные диски. В благоприятном случае процесс останавливается, полуразрушенные позвонки как бы срастаются (обездвиживаются) или формируется горб, но при дальнейшем течении процесса позвонки «складываются», как отсыревший кирпич, и сдавливают либо нервные корешки, либо спинной мозг, вызывая паралич.

Сейчас в моде диагноз «остеохондроз» (в России) или «боль в спине» (в Европе и США), и мы в самую последнюю очередь подумаем: а не туберкулез ли это? В первой четверти прошлого века заболеваемость туберкулезом достигала степени пандемии, «век туберкулеза» еще далеко не закончился. В начале XX века в России только больных хирургическим (костным) туберкулезом детей было не меньше двухсот тысяч. Нет сомнений, что Беляев страдал легочным туберкулезом (откуда же иначе было появиться плевриту?) и в качестве осложнения — болезнью Потта. Тут снова возникает вопрос: почему диагноз болезни Беляева вызвал такие трудности у врачей? Боль в спине у больного туберкулезом логично было объяснить поражением позвоночника, тем более если человек не мешки таскает, а занят кабинетным трудом. Всю жизнь нам ставили в пример то, как тщательно обследовали больного земские врачи, да и книги того времени описывают это исчерпывающе. «С головы до пят смотрите больного, несмотря на его жалобы» — постулат как раз того времени. Выходит так, что декларация одно, а суровая реальность — другое. Может, потому и поехал А. Р. Беляев по белу свету искать «нормальных» врачей?

…Когда Беляев слег с плевритом, его оставила и вторая жена, заявившая, что не для того она замуж выходила, чтобы обихаживать лежачего больного. В дальнейшем его повсюду сопровождали мать и няня. По логике, они должны были отправиться в Ялту (они там и оказались, но позже) — Мекку туберкулезных больных. Вот этот факт, которого почему‑то все биографы избегают, неоспоримо свидетельствует о чахотке писателя.

Так какого врача искал Беляев? Как бы то ни было, он оказался в Ростове‑на-Дону. По мнению биографа (З. Бар-Селла, 2013), его выбор мотивировался тем, что в Ростов был эвакуирован Варшавский университет, медицинский факультет которого располагал сильным профессорско-преподавательским составом. Среди 23 профессоров были талантливые клиницисты. Наибольший интерес для А. Р. Беляева мог представлять профессор Николай Иванович Мухин (1863–1926), директор клиники и заведующий кафедрой частной патологии и терапии медицинского факультета Варшавского университета. Он был автором более 50 научных работ и трехтомного руководства по внутренним болезням. Талантливый специалист в области патологии сердца и почек, он описал одну из форм спинномозгового паралича при сифилисе и определил признаки ранних форм туберкулеза легких. Возможно, Беляеву могли помочь и выдающиеся хирурги профессора Варшавского университета Н. И. Напалков и Н. А. Богораз: они уже тогда производили вмешательства на грудной клетке и костно-пластические операции (делались первые попытки оперативного лечения туберкулеза позвоночника). К сожалению, у Беляева не было такого добросовестного биографа, как Е. С. Булгакова, которая записывала имена врачей М. Булгакова и дозы лекарств, поэтому нам ничего не известно ни о консультациях А. Р. Беляева, ни о чем-либо другом…

Есть тут один момент, что-то жутко напоминающий. В 1915 году, когда Беляев отправился в Крым, европейские курорты из-за войны были для россиян недоступны. Беляев даже написал об этом. Как ответили собственники крымских курортов на такую благоприятную ситуацию, устранившую заграничных конкурентов? Навели чистоту в «…своих ветхих халабудах? Обустроили пляжи кабинками, зонтами и навесами? Разнообразили меню, завели скатерти и вывели тараканов в своих трактирах? Электричество провели? Как бы не так! Зато сделали то, что подсказала им неуемная жадность, — взвинтили цены. На все!» (З. Бар-Селла, 2013). Итог — рекордно низкое число посетителей. Приезжали лишь страдальцы вроде А. Беляева, кому некуда было деваться… Крым — вечный камень преткновения!

3. «У нас ортопедия делает чудеса!»

…Увы, это всего лишь фраза из первого фантастического очерка А. Р. Беляева 1915 года.

Диагноз писателя оставался неясным, вероятно, до ноября 1916 года, когда Беляев вместе с матерью и няней переехал в Ялту. Там его поместили в гипсовую «кровать». Она представляла собой слепок из гипса, который делали так: пациента укладывали на живот, а затем на спину и накладывали гипс — вместе с головой, а иногда и со ступнями (у детей), потом слепок сушили, и через два дня «кровать» была готова. Для верности больного могли еще привязать фиксирующей повязкой за грудную клетку. Смысл такого ложа заключался в том, что оно повторяло все изгибы позвоночника больного, а длительный покой, как считали, способствовал заживлению повреждений, причиненных туберкулезной инфекцией. Сколько на это заживление уйдет времени, никто, конечно, не знал. Сам Беляев писал: «…я заболел костным туберкулезом спинных позвонков и три года пролежал, свалившись с параличом ног. Паралич прошел через несколько месяцев, но три года пришлось выдерживать скучный курс лечения абсолютным покоем!»

Получается, что врачи действительно долго не могли поставить диагноз. Интересно, а рентгенографию тогда в Ростове могли производить? Дело в том, что диагноз болезни Потта без рентгенографии сложно поставить, а заключение патологоанатома больному уже ни к чему… Сам-то Потт был не только хирургом, но и патологом, и его «диагнозы» были всегда «постфактум». Не знаю, как насчет Смоленска, а в Ростове рентгенографией в городской больнице занимался врач С. Я. Зельцер. Клиникам эвакуированного Варшавского университета предоставили павильоны городской больницы. Рентгенологический кабинет был придан кафедре теоретической хирургии, которой заведовал профессор П. И. Бухман. С началом занятий в университете при кафедре был открыт факультативный курс рентгенологии, который вел как раз С. Я. Зельцер. Значит, рентгенограмма позвоночника в случае Беляева была вполне возможна, но была ли она сделана, неведомо.

Паралич ног говорит о том, что болезнь поразила у писателя нижние грудные или поясничные позвонки: именно в этих случаях развивался паралич Потта. Но, к счастью, спустя несколько месяцев он прошел! В одном из телевизионных интервью дочь А. Р. Беляева говорила о том, что писателя во время болезни вытягивали, подвешивая к ногам «гири» (С. А. Беляева, 2009). Сначала показалось, что она что-то путает, но ведь известно, что современнику Беляева Б. М. Кустодиеву сначала тоже ставили диагноз туберкулеза позвоночника и в швейцарском санатории вытягивали его несколько раз в день. Это достоверный факт! Значит, абсолютный покой в этих случаях соблюдали только у детей, а у взрослых прибегали к более активной тактике. Вытяжение, по мнению врачей, «раздвигало» позвонки и уменьшало их давление на нервные корешки. Первые попытки «мануальной терапии»!

…Дебют болезни А. Р. Беляева совпал с крахом Российской империи. Ялта, которая даже одно время называлась Красноармейском, то была в руках красных, то оказывалась в тылу белой армии. Сын попа и домовладелицы, А. Р. Беляев в силу болезни не вызвал у большевиков, к счастью, никакого интереса. А вот при белых он ухитрился опубликовать в газетах почти десяток материалов, но никакой фантастики там не было — сплошная политика, и местами антибольшевистская («Единство России»). Любопытно, что у него был опубликован даже материал «Церковь и государство». Но для нас куда интереснее описание Беляевым тогдашней больницы, где ему пришлось находиться «среди неимоверной грязи, холода, голода, между агонизирующими жертвами голода… Несколько „составов“ больных общей палаты умерло на моих глазах…» Весной 1921 (а не 1922) года от голода умерла и мать писателя.

Летом 1922 года в Доме отдыха ученых и писателей в Гаспре Беляеву сделали легкий корсет из целлулоида — твердой смеси нитроцеллюлозы и камфоры, из которой в то время делали кино- и фотопленку и шарики для пинг-понга. При нагревании материал легко принимал задаваемую форму и сохранял ее при охлаждении. Это была уже не гипсовая кровать, и писатель смог встать на ноги. Он ничего не говорил при этом о своих ощущениях, а ведь за три года лежания мышцы ног должны были атрофироваться. Его будущая жена писала, что, когда Беляеву надо было пройти несколько километров, он в пути несколько раз ложился на землю и отдыхал.

В 1923 году Беляев оказался в Москве, где устроился на службу в качестве юрисконсульта Наркомата почт и телеграфа. Он начинает публиковаться в корпоративном журнале и пишет книги на «служебные» темы. 15 марта 1924 года у Беляева родилась первая дочь — Людмила. Тут сразу возникает вопрос: насколько близкие писателя осознавали опасность тесного контакта с больным туберкулезом? Вероятно, не осознавали, поскольку все закончилось катастрофой: 19 марта 1931 года Людмила умерла от менингита (можно не сомневаться, что туберкулезного), а вторая дочь заболела суставным туберкулезом. Сам-то он все понимал… Дочь говорила, что отец, узнав о том, что она заболела туберкулезом коленного сустава, плакал.

Но это было позднее, а пока состоялся настоящий дебют А. Р. Беляева как писателя‑фантаста. В марте-апреле 1925 года журнал «Всемирный следопыт» опубликовал его рассказ «Голова профессора Доуэля», а в начале 1926 г. издательство «Земля и фабрика» («ЗиФ») выпустило его отдельной книгой тиражом 4000 экземпляров. Через 12 лет писатель переделал рассказ в роман, который выходил в газетах, журналах и отдельной книгой. После 1938 г. роман переиздавался не менее 50 раз! Вот тут возникает вопрос, который уже задавался раньше: имел ли роман реальное основание?

В 2009 году вышла интересная работа «Off with your heads: isolated organs in early Soviet science and fiction» (Nikolai Krementsov). Автор сопоставил книгу «Голова профессора Доуэля» А. Р. Беляева и эксперименты сотрудника Научного химико-фармацевтического института С. С. Брюхоненко (1890–1960). Дело в том, что через два месяца после публикации рассказа Беляева на II Всероссийском съезде патологов С. С. Брюхоненко показал свой знаменитый опыт по оживлению изолированной головы собаки с помощью искусственного кровообращения (аппарат «Автожектор»). Вот и появилась версия о том, что Беляев узнал о работах Брюхоненко и создал беллетристический вариант. Но на самом деле С. С. Брюхоненко в первых публикациях об АИКе называл своих предшественников: К. Людвига, Ш. Броун-Секара, А. А. Кулябко, Н. П. Кравкова, Ф. А. Андреева и др. — всего не менее 19 имен, и среди них ни одного беллетриста или фантаста! Много лет физиолог и терапевт Ф. А. Андреев (1879–1952) занимался проблемой оживления теплокровных животных, находившихся в состоянии клинической смерти. Он даже получил за это Сталинскую премию. Вот и С. С. Брюхоненко, будучи сотрудником клиники частной патологии и терапии II МГУ, возглавляемой Андреевым, сконструировал «по схеме сердца теплокровных животных» свой аппарат искусственного кровообращения — автожектор, который приводился в действие электромотором и имел два диафрагменных насоса, не вызывавших гемолиз. Кровь с противосвертывающими веществами, проходя через сосуды головы животного, обогащалась кислородом и подогревалась. Важно, что С. С. Брюхоненко начал работу над автожектором еще в 1920 году (М. Ш. Хубутия и соавт., 2010), когда Беляев лежал в гипсовой кровати в Ялте и ни о каком Доуэле еще не думал, хотя позднее очень красочно рассказывал о зарождении идеи о существовании головы вне тела!

У персонажа рассказа Беляева, несомненно, были свои «предшественники»: Франкенштейн М. Шелли, доктор Моро Уэллса, доктор Лерн Ренара, «магический доктор Магнус» Карла Грюнерта. Соответствующие книги были переведены на русский язык и печатались в России не один раз. О работах С. С. Брюхоненко (удостоенного, кстати говоря, посмертно Ленинской премии) в периодической печати не было упомянуто ни разу, и узнать о них Беляев никак не мог. Это не более чем совпадение. Примечательно, что «Голова профессора Доуэля» даже не фантастика, а прямо-таки хоррор!

Есть еще один важный момент: работы Брюхоненко, как и вымышленного героя Беляева, были пионерскими, но, увы, дальше дело не пошло. Помните мучения Н. М. Амосова с его АИКом? В СССР своих хороших аппаратов искусственного кровообращения просто не было (за всю космическую эру ни одного не удалось создать!). Все эти отрезанные и пришитые Брюхоненко, Чечулиным и Демиховым собачьи головы остались диковинкой, аттракционом, доказательством того, что «мы тоже можем», и отнюдь не СССР оказался первым в области трансплантологии. Так что опус Беляева был фантастикой «ненаучной». А ненаучная фантастика — это сказка, особенно если она так и не стала былью! Как, впрочем, и многое остальное: идеи Циолковского, Мичурина и Павлова были хороши, но на этапе идей все и закончилось… Фотография сохранила выражение лица А. В. Луначарского, глядящего на отрезанную голову: отвращение, ужас, отторжение. Не видел он тут никакой фантастики!

…В 1925–1926 гг. А. Р. Беляев написал восемь повестей и рассказов, 15 статей и один роман, в изуродованном виде напечатанный в газете «Гудок» — «Властелин мира». Здесь звучала модная идея, уже известная по статьям В. М. Бехтерева о внушении и популярной брошюре Б. Б. Кажинского «Передача мыслей». Всяческие «лучи смерти» тогда вообще были популярны. Сам Беляев называл «Властелина мира» своим любимым детищем. В 1928 году вышел сборник Беляева «Борьба в эфире». Кстати, есть любопытное сопоставление этой книги и «Мастера и Маргариты» Булгакова (З. Бар-Селла, 2013). Похоже, что Булгаков внимательно читал Беляева: слишком уж прозрачные параллели прослеживаются! Продуктивность Беляева просто поражает: «Человек-амфибия», «Человек, потерявший лицо», «Золотая гора», «Подводные земледельцы», «Гражданин Эфирного острова» следуют один за другим, несмотря на то, что Беляев постоянно перемещается: из Москвы в Ленинград, потом в Киев, потом опять в Ленинград, дальше в Детское Село, потом в Мурманск. У него рождается вторая дочь, но меньше чем через год, как уже было сказано, умирает первая…

В романах Беляева случались всяческие чудеса и были доктора, способные их творить (доктор Сальватор в «Человеке-амфибии», например), но в реальности тогдашняя отечественная медицина представляла зрелище довольно примитивное. По саркастичному выражению В. А. Оппеля, «туберкулезных больных много, а помощи туберкулезным больным оказывается мало». Тот же Оппель смотрел на туберкулезное поражение суставов как на проявление туберкулезного сепсиса, причем туберкулезный метастаз в позвонки «превращается в место наибольшей интенсивности процесса и отражается на общем состоянии организма весьма пагубно». Тогда были интересные взгляды на течение туберкулеза: «выгодным» для больного считалось наличие лимфоцитоза, а не лейкоцитоза, а уменьшение вязкости и свертываемости крови врачи (хирурги) считали признаком безнадежным. Плохим признаком при костно-суставном туберкулезе считалась и гипокальциемия. Понятно, что в эпифизах, которые в первую очередь и поражаются туберкулезом, кость начинает рассасываться («рарефицироваться», как говорили в то время). Что оставалось делать врачам при отсутствии стрептомицина? Резецировать суставы или «вбивать» через эпифиз в пораженный сустав «клин» из аутокости. Такие операции тогда и делались (операция Федорова—Лавалле или операция Копылова). Кстати, пытались пересаживать аутокость и в область разрушенных позвонков.

В Ленинграде были врачи, которые пробовали лечить костный туберкулез — например, Федор Александрович Копылов (1893–1962), известный советский травматолог-ортопед, будущий директор Ленинградского протезного института, или С. С. Гирголав. Вообще, в Питере была сильная школа травматологов-ортопедов, учеников Р. Р. Вредена, но на деле у Беляева все осталось на том же уровне, тем более что его лечили вполне обычные врачи из ленинградского Литфонда...

Вот описание тогдашней обычной питерской больницы (середина 30-х гг., Ленинград, Мариинская — она носила имя жертв революции 1905 года и В. В. Куйбышева): «Первый раз… в Мариинской больнице. Нечеткая, нервная работа. Толпы больных в халатах. Грязные. И как повсюду: если дверь, то она не затворяется, если стекло, то оно разбито, если стол, то он весь измызган и залит чернилами. Качество людей — докторов, сестер, санитаров, уборщиц — сомнительное...» (К. А. Федин, 1992). Ну, допустим, Константин Федин лечился в Швейцарии, ему было с чем сравнить, а Беляев уже привык к родимым осинам. Условия в туберкулезном санатории того времени блестяще описал К. Чуковский, чья дочь как раз и погибла в таком «санатории» в Алупке. Это тоже был хоррор…

В течение нескольких месяцев 1932 года А. Р. Беляев работал в качестве юрисконсульта Северного тралового треста в Мурманске. Его биография, кстати говоря, напоминает жизнеописания одновременно Н. А. Островского, А. П. Гайдара, М. А. Булгакова и А. С. Грина. Тяжкая болезнь, работа репортером-обличителем (в качестве такового как раз в то время на Дальнем Востоке подвизался А. П. Гайдар), описание превращения животного в человека и наоборот, фантастика как способ ухода от мрачной действительности и, наконец, плачевная судьба близких, оказавшихся на оккупированной территории.

4. «Писатель остался один…»

Теперь мы хорошо знаем, как непросто справиться с туберкулезом даже при лечении самыми современными препаратами, а уж в те времена надеяться можно было только на чудо. Но никакая фантастика тут помочь не могла. Мы помним о плачевной судьбе И. Ильфа. А из «товарищей по несчастью» Беляева самым известным был другой его современник — видный меньшевик Александр Николаевич Потресов (1869–1934). Туберкулез позвоночника сделал его инвалидом. Это спасло от сталинской тюрьмы (его выслали в 1922 г. на «философском пароходе» из РСФСР), но в итоге погубило: Потресов умер после операции по этому поводу, произведенной в парижской клинике. А раньше был еще известный художник В. Э. Борисов-Мусатов, страдавший тем же недугом.

Неизбежный рецидив у Беляева, усугубленный, несомненно, пребыванием в Мурманске, климат в котором ужасен и для здорового, наступил в 1935 году. А. Р. Беляев отправился на этот раз в Евпаторию, которая считалась самым подходящим курортом для больных костным туберкулезом, в санаторий «Таласса», открытый еще в 1911 г. Там работал профессор Алексей Константинович Шенк — ученик знаменитого Г. И. Турнера. А. К. Шенк в 1917 году возглавил физио-ортопедический институт в Евпатории. С 1919 по 1924 год был доцентом, а затем профессором кафедры ортопедии медицинского факультета Симферопольского университета. В 1924–1929 годах руководил ортопедическим отделением Центральной курортной клиники НКЗ РСФСР в Москве. С 1929 года и до конца жизни был заведующим ортопедическим отделением Государственного института физиатрии и ортопедии НКЗ РСФСР. А. К. Шенк — автор около 90 научных работ, посвященных различным вопросам ортопедии, физиотерапии и курортологии, в том числе ортопедии и курортному лечению больных костным туберкулезом. Он и создал в санатории «Таласса» (имени Н. А. Семашко) первый в городе научно-методический центр костно-суставного туберкулеза. Под руководством ученого выходил сборник «Acta Eupatorica», где обобщались результаты лечения костно‑суставного туберкулеза. Также в санатории работали профессора А. Н. Бойко, П. С. Медовиков, А. 3. Соркин, С. Л. Трегубов, В. А. Яковенко. Самуил Леонтьевич Трегубов (1872–1944) был учеником Н. П. Тринклера и заведовал кафедрой ортопедии и травматологии Харьковского медицинского института. Был автором нескольких десятков научных работ и популярного в СССР руководства по ортопедии. Его стараниями в Евпатории был создан противотуберкулезный диспансер. Среди его научных приоритетов как раз и был костно-суставной туберкулез.

Я просто убежден в том, что названные выше врачи консультировали А. Р. Беляева (раньше они консультировали Н. А. Островского, которому ошибочно ставили диагноз суставного туберкулеза). Как бы то ни было, болезнь никуда не ушла, и в течение нескольких лет Беляев в основном лежал, опекаемый только докторами из Литфонда. Ясно, что ходить по редакциям и пробивать свои опусы в печать он физически не мог, но его печатали, хоть и скупо. В это время А. Р. Беляев с семьей жил уже в Пушкине.

Биографы писателя приводят душераздирающий рассказ о том, что Беляев, будучи прикованным к гипсовой кровати, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Влетел какой‑то жук и уселся на голову Беляева, а он не мог и пальцем пошевелить, чтобы сбросить насекомое. Вот эта степень беспомощности, дескать, и породила «Голову профессора Доуэля». Но на самом деле все не так. Если и был паралич, то он распространялся только на ноги. Известно, что при тяжелых формах такие параличи затрагивают и органы малого таза. Кроме мочевого пузыря и прямой кишки, перестают функционировать и детородные органы у мужчин. Но заметьте, уже после этого у Беляева родилось двое детей! Значит, не было тяжелого и необратимого паралича, хотя и здоровым он не стал. Дочь вспоминала, что отец до конца жизни передвигался с трудом. Но это была одна беда. А была еще и другая…

Врачи в то время знали, что при длительном течении костного туберкулеза у больного нередко развивалась в качестве осложнения мочекаменная болезнь или амилоидоз почек. А. Р. Беляев болел почти 30 лет, и у него возникло по крайней мере одно осложнение: незадолго до начала Великой Отечественной войны его оперировали по поводу мочекаменной болезни (есть предположение, что как раз в Мариинской больнице). Такое сочетание ослабило его до предела, и когда надо было эвакуироваться (немцы стремительно продвигались к Ленинграду), то он оказался просто на это неспособен. Но А. Беляев продолжал работать, даже написал рассказ… о бактериологическом оружии!

Хорошо известно, что в 30-х гг. писательская организация Ленинграда была подвергнута органами НКВД настоящему разгрому: погибли Олейников, Спиридонов, Введенский, Хармс и другие. Но Беляева не тронули. Болезнь ограничивала для него возможность общения, каковое легко можно было отнести к преступному контрреволюционному сговору. В течение многих лет Беляев вынужденно находился за пределами писательской тусовки. Это, наверное, сыграло роль «страховки» от репрессий. Но семью писателя от них не спасло… Его близкие оказались в оккупации, которую А. Р. Беляев уже не пережил: «И Александр Беляев умер. От голода, как пишет дочь» (З. Бар-Селла, 2013).

Беляев мрачно шутил, что его надо похоронить, завернув в газеты, для которых он много писал. Почти так и вышло: истинное место захоронения писателя неизвестно. Но ведь и у Моцарта оно неизвестно. Однако намного важнее то, что упоения своим делом, того драйва, о котором много позже сказал Р. Брэдбери, Беляеву хватало с лихвой!

…Семья Беляева (жена, дочь и теща) оказалась в Германии, а потом была выслана в Барнаул. Его произведения до 1956 года не печатались. Но и когда их начали печатать, там невозможно было увидеть того, чего от него, видимо, ждали с нетерпением — чтобы фантаст увидел «нашу страну такой, какой мерещилась она… в далеком будущем, — светлой страной непобедимой техники, величайших открытий, победы над голодом, климатом, болезнями. И этот утопический элемент надо было выдержать, во-первых, в тонах сказки, во-вторых, в виде такого волшебства, какое могло представиться глазам выдуманного мной американского автора» (М. Шагинян, 1923). Вот Шагинян видела — и ее печатали, а Беляева — нет. Каждый писатель хочет славы и читателя при жизни, а не после смерти, но и тут Беляев не одинок…

http://uzrf.ru/publications/istoriya_i_bo...

***

А. Р. Беляев. О моих работах.

В рецензии на мой роман «Голова профессора Доуэля» (журнал «Детская литература» № 1, 1939 г.) тов. Рыкачев между прочим пишет, что моя критика научных ошибок в романе Гребнева «Арктания» имеет четко выраженный самокритический характер. Должен сказать, что все мои критические высказывания имеют и самокритический характер, так как все недостатки других авторов имеются в большей или меньшей степени и у меня. И, пожалуй, единственный случай, когда критика не являлась и самокритикой, — это случай с моей критикой научной ошибки Гребнева, и вот почему.

Рассказ и роман «Голова профессора Доуэля» был написан мною 15 лет назад, когда еще не существовало опытов не только С. С. Брюхоненко, но и его предшественников, проложивших ему дорогу: проф. И. Петрова, Чечулина, Михайловского. «Голова профессора Доуэля» была уже напечатана в 1926 году в журнале «Всемирный Следопыт», а первые экспериментальные исследования по оживлению животных были произведены проф. И. Петровым в Ленинградском институте охраны труда в 1928 году. Работы же Брюхоненко относятся к еще более позднему периоду. (См. статью проф. И. Петрова «Проблемы оживления», «Известия» от 10 мая 1937 г., № 109.) Таким образом, работы С. С. Брюхоненко никак не могли явиться для меня непосредственным толчком. Мой роман для того времени являлся научным предвидением.

Как же явилась у меня идея написать его? Могу сообщить, что «Голова профессора Доуэля» — произведение в значительной степени… автобиографическое. Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, все же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни «головы без тела», которого я совершенно не чувствовал: полная анестезия. Вот когда я передумал и перечувствовал все, что может испытать «голова без тела». Когда я поправился, уже в Москве мне попалась научная статья с описанием работы Броун-Секара (1817—1894 гг.), который делал опыты, еще очень несовершенные, оживления головы собаки. Эта статья и послужила толчком, так как она к личным переживаниям «головы» прибавила научный материал, на котором мне представилось возможным создать научно-фантастический роман. (Это послужило толчком и ко всем дальнейшим работам в области научной фантастики.) Сначала я написал рассказ, в котором фигурирует лишь оживленная голова. Только при переделке рассказа в роман я осмелился на создание «двуединых людей», окрыленный опять-таки работами не С. С. Брюханенко, а хирургов-практиков, в особенностти харьковских, которые в то время создали ряд изумительных операций — пересадок органов и частей тела от человеческих трупов к живым людям.

С. С. Брюханенко подвергся жестокой критике ученых отнюдь не за высказывания о возможности «воскрешать» «необоснованно умерших» людей. Такие воскрешения уже существуют, и их можно наблюдать хотя бы в Московском институте им. Склифасофского и в институтах переливания крови. Воскрешают не только вливанием крови, но и электризацией. Брюханенко критиковали только за то, что он высказал предположение и даже уверенность в возможности возвратить жизнь спустя долгий период после наступления смерти. Речь шла конкретно об Амудсене, можно ли вернуть его к жизни, если удастся через несколько лет найти его замороженный труп. В романе же «Голова профессора Доуэля» операции сшивания и возвращения к жизни производятся во всяком случае над совершенно свежими трупами.

Советская научная фантастика неизбежно должна была пройти стадию ученичества у западно-европейских мастеров. Естественно, мы должны были овладеть и стандартными формами. «Голова» и отражает этот период. И наиболее печальным в анахронизме я нахожу не то, что книга в виде романа издана теперь, а то, что она только теперь издана. В свое время она сыграла бы, конечно большую роль: ее недостатки и достоинства сослужили бы большую службу. Но не бесцельно ее появление и в настоящее время, судя по тому интересу, который возбудила книга, в особенности в среде молодых медицинских научных работников. Сотрудники Московского института переливания крови (например В. А. Неговский) указывали, что издание такой книги имеет большое значение для привлечения внимания к очень важной области науки, кстати сказать, имеющей близкое отношение к полевой хирургии, а следовательно, и к обороне. В Ленинградском медицинском институте научные проблемы романа разбирались на лекции студентами совместно с профессором. Привлечь внимание к большой проблеме — это важнее, чем сообщить ворох готовых научных сведений. Толкнуть же на самостоятельную научную работу — это лучшее и большее, что может сделать научно-фантастическое произведение. А среди отзывов читателей есть и такие. Одна молодая читательница из Курска пишет: «Прочитав такой роман («Голова профессора Доуэля»), я сама решила учиться на врача, чтобы делать открытия, которые не знают профессора мира. Мои труды будут совершаться во имя нашей социалистической родины».

Еще одно замечание, уже о дальнейших моих работах. Тов. Рыкачев, ссылаясь на мое высказывание в рецензии об «Арктании»: «Чем больше у нас будет романов на тему о борьбе с классовым врагом, тем лучше», пишет, что это высказывание, несомненно, определит тему дальнейших работ самого А. Беляева.

Посвящая этим темам работы в прошлом (например романы «Подводные земледельцы», «Продавец воздуха» и др.) и отнюдь не отказываясь от них в будущем, я однако должен разочаровать тов. Рыкачева, сообщив ему, что например последний мой роман «Лаборатория Дубльвэ» написан не на тему о классовой борьбе, также как и новый роман над которым я работаю. Почему? Самое легкое — создать занимательный, острофабульный научно-фантастический роман на тему классовой борьбы. Тут и контрасты характеров, и напряженность борьбы, и всяческие тайны и неожиданности. И самое трудное для писателя создать занимательный сюжет в произведении, описывающем будущее бесклассовое коммунистическое общество, предугадать конфликты положительных героев между собой, угадать хотя бы две-три черточки в характере человека будущего. А ведь показ этого будущего общества, научных, технических, культурных, бытовых, хозяйственных перспектив не менее важен, чем показ классовой борьбы. Я беру на себя труднейшее.

Примечания

Впервые — в журнале «Детская литература», № 5, 1939, стр. 23—25.

***

«В период между 1920 и 1923 гг., — писал Брюхоненко в автобиографии, — мною был изобретен и сконструирован аппарат для искусственного кровообращения — автожектор». Аппарат, названный автожектором, должен был выполнять сложнейшую задачу — осуществлять полное искусственное кровообращение в организме теплокровного животного. Но прежде чем приступить к работе над техническими деталями конструкции аппарата, предстояло решить серьезную проблему: нагнетаемая аппаратом в организм кровь свертывалась и закупоривала сгустками и аппарат, и сосуды. Это препятствие было преодолено, когда Брюхоненко и его коллегам был передан на исследование лекарственный препарат сурамин, применяемый при лечении трипаносомозов. В ходе исследования биологической активности сурамина выяснилось, что он обладает свойствами антикоагулянта и может быть использован как при традиционных переливаниях крови, так и в аппарате искусственного кровообращения.

С. С. Брюхоненко

источник http://fp.com.ua/articles/sergey-bryuhone...