Благородные доны советской литературы

В канун дня рождения Бориса Стругацкого его ученик, писатель Михаил Веллер — о том, кем были простые и знаменитые братья для огромной страны.

Ох и здоровые же они были ребята! Сто девяносто два росточку и плечи под шестидесятый размер. Молва утверждала, что норма Аркадия была полтора литра коньяку. После этого он мог изящно и здраво рассуждать о литературе.

На одном из литературных совещаний в доме творчества «Комарово», когда речь держал Аркадий Стругацкий, в кучке куривших за открытыми дверьми вдруг пробормотали:

— Давайте-ка потише, ребята. Пока Аркадий в рыло не въехал. Он это может.

.. Аркадий Натанович Стругацкий родился в Ленинграде в 1925 году. Борис — в 1933-м. Восемь лет разницы — естественная причина, чтобы младший брат, опекаемый в мальчишеской жизни старшим, сформировался под его влиянием. А позднее, когда с возрастом положение уравнивается, образ мыслей и все мировоззрение оказывается общим.

При этом Аркадий был филологом-японистом, референтом-переводчиком и послужил в погонах не один год — на самых восточных рубежах. (Заметим, что элементы японского колорита, детали и термины, обряды и оружие вошли в русскую литературу последних десятилетий именно с его легкой — тяжелой? — руки.) Борис же по специальности, напротив, звездный астроном и большую часть жизни проработал в Пулковской обсерватории. Аркадий был чубат, усат, сиповат и крут. Что оттеняла лукаво-мудрая улыбка, дружелюбные манеры, негустые волосы и лопоухие уши Бориса.

Одевались они как заштатные советские инженеры. Эти фланелевые рубашки, эти нейлоновые куртки, эти кроличьи ушанки и поношенные штаны... Ничего от небожителей, от блеска звезд. И квартирки по хрущевским малогабаритным стандартам в спальных районах. Автомобиль «запорожец» достойно завершит портрет гения в интерьере.

Высокий стиль. Быть, а не казаться. Гений не нуждается в атрибутике и аффектации. И не определяется оценкой официальных инстанций либо их зеркального отражения — профессиональной тусовки.

В таком уже далеком 1966 году молодежь, которую сейчас назвали бы «продвинутой», читала трех авторов и тем гордилась: Брэдбери, Лем, Стругацкие. «Трудно быть богом», непревзойденная по чистоте и изяществу иронично-романтического стиля книга, сделала их знаменитыми. «Понедельник начинается в субботу» превратил Стругацких в кумиров бесчисленных НИИ и КБ, студентов и лаборантов. «Улитка на склоне» привлекла эстетствующих снобов и утонченных интеллектуалов.

«Разночинная интеллигенция» — вот как на сто лет раньше был бы определен главный читатель Стругацких. Сливки среднего класса, мозги и совесть страны. Те, кто в оппозиции власти, при этом веря в добро и в свои силы.

Что поразительно: поколения меняются, время течет, а Стругацкие находят читателей в каждой взрослеющей генерации, и остаются с ней, и не исчезают с прилавков.

А сильна художественная составляющая. Поэтическое начало. Стальной стержень сюжета, о котором они столько повторяли своим ученикам. Прозрачный язык, как чистой воды кристалл. Живые характеры, смачные фразы — и спокойная мудрость без зауми.

«Ну а потом? Когда вы победите своих врагов? И установите справедливый режим? Что вы тогда будете делать? Сладко жрать? — Да! Тогда мы будем сладко жрать, и пить, и веселиться, и свободно наслаждаться жизнью! Мы это заслужили, черт возьми! — Вот именно. А дальше-то что? — Простите? Я вас не понимаю, сеньор. А чего же еще?» Этот диалог был обращен к нам — сорок лет спустя впилившимся в этот политкорректный и цивилизованный мир — вымирающий без цели и идеи. И не говорите, что вас не предупреждали!

Как они работают вдвоем? Утверждалось единичными посвященными: один сидит за машинкой и стучит по клавишам, иногда сопровождая появление текста чтением вслух. Второй лежит на диване, или пьет кофе в кресле, или расхаживает с сигаретой. Иногда вставляет свою фразу или абзац, продолжая мысль и сцену соавтора. Через несколько страниц или через час-полтора они меняются местами. Стиль, интонация, ход действия — един для обоих. От прямых ответов о технологии соавторства Стругацкие всегда уклонялись. Говорили лишь, что предварительно долго обсуждают и согласовывают все по телефону: Аркадий жил в Москве, Борис — в родном Ленинграде.

Еще при советской власти в разных городах возникали их клубы фэнов и играли в их книги. Больше никто из советских писателей этим похвастаться не мог.

Любая их книга начинается как игра. Необременительная условность, развлекающая сказка. И вдруг звучит фраза, и ты понимаешь, что началось уже — настоящее. «Румата стянул перчатку и с размаху треснул ею жеребца между ушами.

— Ну, мертвая! — сказал он по-русски. Была уже полночь, когда он въехал в лес».

Проходит время, и ты обнаруживаешь, что тот легкий сказочный мир остался в тебе и обрел жесткость: это наш, реальный мир в одной из своих глубинных сущностей, открытой талантом Художника.

Второе место в рейтинге живого цитирования всей русской литературы занимает роман братьев Стругацких «Трудно быть богом». На первом — «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». На третьем — «Мастер и Маргарита». Четвертое — Горе от ума». Если кто не знал. И это не мода. Тому уже многие десятилетия.

Ни один более из советских писателей этой эпохи нового слова в русский язык не ввел. Слово «сталкер» слышали? «Пикник на обочине» стал устойчивым оборотом.

Ни один современный им советский писатель столько не переводился. Сотни изданий на всех цивилизованных и менее цивилизованных языках мира: точное число трудно поддавалось учету (были на то причины). Они могли быть богаты — но ВААП (Всесоюзное агентство по авторским правам) СССР забирало в пользу государства 97 процентов (!) гонораров.

Для официальной критики они не существовали. Одни завидовали их блеску и славе, другие полагали «настоящую литературу» в форме исключительно «критического реализма» в пику реализму «социалистическому». За кусок казенного пирога литераторы жрали друг друга живьем, и брезгливые насмешливые Стругацкие держались в стороне от «литературного процесса».

Между ними и их читателями никогда не стояло чужих мнений и государственных приманок. А в читателях была половина всей молодой интеллигенции страны. Та половина, у которой лоб был повыше, а шоры на глазах поменьше. Потом молодая интеллигенция становилась немолодой, и к читателям добавлялось новое поколение повзрослевших школьников.Их язык доставлял наслаждение, сюжет затягивал, а мысль заставляла думать. Студенты, инженеры и врачи, юристы и журналисты — слой, из которого в нормальных странах формируется элита, — перекидывались фразами Стругацких, как паролем.

.. Это началось в 1962 году. Несколько ранних повестей и рассказов не выбивались из общего потока советской фантастики, хлынувшего с хрущевской оттепелью. Долгие годы до того фантастика была под запретом. Никакие отклонения от генеральной идеологической линии не приветствовались — ни насчет будущего, ни насчет настоящего.

Прорыв! Первый спутник Земли — советский! Первый человек в космосе — наш! Коммунистическое завтра всего человечества уже недалеко! Короче, советские космические корабли забороздили просторы Вселенной, сея конфликт хорошего с лучшим.

И тут выходит небольшая повесть А. и Б. Стругацких «Попытка к бегству». В которой космический перелет сугубо условен и не играет никакой роли. Просто нормальные люди попали из одного мира в другой. А один из людей сбежал в будущее из фашистского концлагеря. Как? А не важно. А в конце, устыдившись своего дезертирства, беглец возвращается обратно и погибает в бою.

По нервам — с оттяжкой. Нету вам в будущем светлого будущего, и в других мирах нету, и в других эпохах. И драться за счастье и справедливость, драться с фашизмом и мразью всех мастей и обличий тебе придется всегда и везде. Вместо приятного отдыха в благоустроенном светлом завтра, ага.

То была эпоха, когда написать честную рецензию на книгу было все равно что написать на нее донос.

Стругацкие никогда не писали фантастику (в расхожем понимании). Стругацкие писали жесткие и пронзительные антиутопии. Единственные в глухой и непробиваемой советской империи — они умудрились быть свободными меж всех пишущих.

Под уцененной этикеткой «фантастика» они выскальзывали из загородок и границ в пространство неподцензурного анализа человека и истории. Антиутопия была запрещенным жанром: никакого вольнодумства, партия укажет и предскажет сама все нужное! Но... «фантастика», юношество, облегченный жанр, Жюль Верн, понимаете...

Заодно с партией и цензурой Стругацкие (уже как побочный эффект) обманули серьезных критиков и уважающих свое самомнение «авторитетных читателей»: э-э-э, фантастика — это недолитература.

А в 1973-м разразился международный скандал с «Гадкими лебедями», невесть как попавшими на проклятый Запад и там опубликованными. И вот уже из всех журналов публиковал Стругацких только молодежно-научпоповский «Знание — сила», и книги по пять лет ждали очереди в издательствах.

«Работая над этой повестью, мы пришли к выводу о невозможности коммунизма», — сказали они в «Хищных вещах века», вышедших в 1965-м. Написанная чуть не полвека назад — это пророческая книга, жестокая и непримиримая. Предсказана и повальная наркомания, и экстрим как единственный способ ощутить остроту бесцельной жизни, и самоубийственный тупик существования ради потребления.

А еще их всегда любили за несгибаемость, за жесткий и активный оптимизм. Герои Стругацких всегда дрались за то, во что верили. Дрались с такой убежденной силой, что победа была неизбежна. Даже если она выходила за рамки книги.

Михаил Веллер

***

Братья Стругацкие. Приказано жить

Их книги были открытием в 60-е, глотком свободы и отдушиной в застойные 70–80-е, пророчеством в 90-е. Они предсказали Википедию, Скайп и возращение тоталитарного, деспотичного режима. Но дали и надежду. Сегодня, когда старшему из них, Аркадию, исполнилось бы 90 лет, мы попросили тех, кто знал их лично, вспомнить самые удивительные моменты из жизни легендарных братьев.

Так сложилось, что однажды зимой 1999 года, на рубеже веков, я пришла в гости к Борису Натановичу в сталинский дом на улице Мира взять у него интервью для газеты, где тогда работала. Хорошо помню эту уютную квартиру, полную книг. Хозяин в очках с сильными диоптриями разговаривал со мной уважительно и подробно, хотя за свою жизнь ответил на миллион вопросов и дал огромное количество интервью. Он был настоящим питерским интеллигентом, блокадником, его взгляды прошли серьезную эволюцию, и я застала Бориса Натановича убежденным демократом. Они с братом жили в разных городах (Аркадий – в Москве, Борис – в Петербурге) и в последние годы совместной работы встречались обычно в домах творчества, где и писали свои повести и романы. Существует миф, что эти встречи проходили в Бологом, в трактире, но это всего лишь миф.

После того как старший брат умер в 1991 году, Борис Натанович, по собственным его словам, «потерял половину себя». Писал немного и ничего под своим именем не издал, но очень много занимался с молодежью: в Петербурге царил «культ Стругацких» и издавался специальный журнал, где печатались под руководством Бориса молодые фантасты. Его очень волновала политика, и до самых последних дней он дружил, встречался и разговаривал с моим коллегой, известным в Петербурге журналистом и депутатом Борисом Вишневским. Именно ему мы обязаны «площадью Стругацких» – так теперь называется площадь рядом с домом писателя. Недавно мы попытались с Вишневским вместе вспомнить самое удивительное, что было в жизни и судьбах легендарных братьев.

…На северо-востоке Украины простая, неграмотная девушка влюбилась и вышла замуж за сына адвоката Натана Стругацкого – искусствоведа, прошедшего революцию и Гражданскую войну политработником у Фрунзе. Девушка была проклята родней за то, что вышла замуж за еврея, однако эта пара прожила в любви и согласии до самого 1942 года, когда Натан Стругацкий погиб при попытке выбраться из блокадного Ленинграда. Во время блокады семья разделилась. Мать и маленький Борис остались в Ленинграде, и как ни мучительны были последующие месяцы блокады, это всё же спасло их. На «Дороге жизни» грузовик, на котором ехали отец и Аркадий, провалился под лед в воронку от бомбы. Отец погиб, а Аркадий выжил. Его, 16-летнего дистрофика, довезли до Вологды, слегка подкормили и отправили в Чкаловскую область (ныне Оренбургская). Там он оправился окончательно и в 43-м был призван в армию. По рассказам Бориса, Аркадий мог погибнуть несколько раз в своей жизни. Но что-то спасало. Не погиб во время блокады, не провалился под лед, не попал на Курскую дугу (а должен был уйти туда летом 43-го и сгинуть вместе со всем своим курсом). Но вместо этого был отправлен учиться на японское отделение восточного факультета Военного института иностранных языков. Кстати, один из мифов – о том, что Аркадий на самом деле был инопланетянином – с удовольствием повторяли журналисты, когда в присутствии писателя у них переставали работать диктофоны и камеры.

Демобилизовался Аркадий в июне 55-го и сначала поселился у мамы в Ленинграде, где крепко и навсегда сдружился с братом. До этого братья встречались от случая к случаю, но вдруг Аркадий обнаружил не юнца, заглядывающего старшему брату в рот, а современного молодого ученого, эрудита и спортсмена. Борис мечтал о ядерной физике, но национальность не давала возможности поступить на избранный факультет, поэтому он закончил механико-математический факультет Ленинградского университета по специальности «звездный астроном», был приглашен аспирантом в Пулковскую обсерваторию и работал там над проблемой происхождения двойных и кратных звезд.

Выяснилось, что Бориса давно уже тянет писать, а Аркадий начал писать еще до войны. Жена Аркадия так долго подтрунивала над этим их общим стремлением писать, что в итоге братья написали первую совместную повесть на спор. Это было научно-фантастическое произведение «Страна багровых туч», вышедшая в издательстве «Детская литература» в 1959 году.

На этом, собственно, и заканчивается событийная часть биографии Стругацких, и начинаются книги, которые появлялись на фоне грандиозных катаклизмов, происходивших в стране: от оттепели – к брежневской удушающей атмосфере цензурного беспредела, событиям в Чехословакии, Чернобылю, перестройке и всем 90-м с их свободой и несбывшимися мечтами.

От Википедии до Скайпа

Их книги, строки из которых стали для многих своеобразными паролями, по которым определяли «своих», начали появляться в годы оттепели, но даже для оттепели были удивительно смелыми. Веря поначалу в светлое коммунистическое «завтра», Стругацкие тем не менее отчетливо видели настоящее и предвидели то, что может ожидать общество в будущем. Вот об этом их «видении будущего» и есть смысл поговорить особо.

Стругацкие в интервью не любили давать предсказания. Однако предсказано ими очень и очень много, и не только на уровне «подводной лодки» Жюля Верна, хотя и в этой области было много открытий. Ну, например, в знаменитой иронической и веселой повести «Понедельник начинается в субботу» (1965) Стругацкие описали Большой Всепланетный Информаторий, который является ничем иным, как прототипом современной Википедии. В романе «Пикник на обочине» (1972), ставшем прототипом знаменитого фильма Тарковского, явно есть пророческие картины Чернобыльской зоны отчуждения. Хотя книга очень сильно отличается от фильма, в ней писатели не просто рассказывают историю Сталкера, пробирающегося в Зону, а ставят вопросы гораздо более важные. Рядом с нами существует нечто непостижимое. И люди используют это неизведанное нечто для убийств или развлечений, ведь чудесами Зоны, прежде всего, интересуются именно военные и представители индустрии развлечений.

В «Гадких лебедях» (1967) появляются странные дети-вундеркинды – чуждые, отрешенные, слишком умные. «Дети индиго», сказали бы мы сейчас. Люди из будущего учат этих детей, чтобы не допустить страшного будущего человечества. В романе «Жук в муравейнике» (1979) авторы придумывают то, что мы сегодня называем «скайпом»: «В самый разгар этой дискуссии, в 19.33, закурлыкал видеофон. Андрей, сидевший ближе всех к аппарату, ткнул пальцем в клавишу. Экран осветился, но изображения на нем не было... Потом появилось лицо – узкое, с глубокими складками от крыльев носа к подбородку». И, конечно, «Хищные вещи века» (1964), где предсказаны блютуз («серьга-приемник»), пейнтбол («ляпник»), экстремальные виды спорта (приключения в заброшенных шахтах метро у «рыбарей»).

Невозможно перечислить все открытия-предсказания, сделанные писателями в многочисленных романах, повестях и рассказах, переведенных на 42 языка в 33 странах мира. Но Стругацкие, конечно, знамениты не этим. А тем, что в будущем они увидели нечто, невидимое их современникам. Они предсказали многие социально-политические процессы, задали философские вопросы, во многом опередившие время. В этом они видели свою миссию. «Есть такое замечательное правило, – сказал мне в той беседе на улице Мира Борис Стругацкий, – если человечество осознает опасность угрозы, катастрофы не происходит».

Рабы паханов и фюреров

В 1965 году в повести «Хищные вещи века» Стругацкие напишут о мире потребления, где изобретены не только новые наркотики, но и новый подход к управлению людьми. Они пишут о волновой психотехнике, воздействующей на разум сограждан. Вот как описывает это явление некий «философ» в газете вымышленного города, где, казалось бы, все проблемы решены: «Мы знаем: наступит час, и невидимое излучение грезогенератора, который я вместе с публикой склонен называть именем “Дрожка”, исцелит нас, исполнит оптимизма, вернет нам радостное ощущение бытия». Не так ли можно описать сегодня воздействие государственной пропагандистской машины, современную борьбу телевизора за души граждан?

Там же они предостерегают человечество от нового фашизма: «Ветерок перебирает листы “Истории фашизма” под ногами... Не успели вдоволь повосхищаться безоблачными горизонтами, как из тех же грязных подворотен истории полезли недобитки с короткоствольными автоматами и самодельными квантовыми пистолетами, гангстеры, гангстерские шайки, гангстерские корпорации, гангстерские империи...» Пишут они и о тех, кто противостоит этому движущемуся к распаду миру, ­– об интеллектуалах – истинных патриотах: «Интели не гангстеры, это отчаявшиеся люди, патриоты... У них одна задача – расшевелить это болото. Любыми средствами. Дать этому городу хоть какую-нибудь цель, заставить его оторваться от корыта... Они жертвуют собой, понимаете? Они вызывают огонь на себя…» Но, конечно, самую жесткую и мрачную картину тоталитарного то ли прошлого, то ли будущего рисуют браться в романе «Трудно быть богом», где средневековый мир так похож на современные диктаторские режимы, где всё живое подавлено, наука убита, литература задушена. Авторы знают, чем это может закончиться. «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные». В этом мире всё построено на «основных установлениях нового государства. Установления просты, и их всего три: слепая вера в непогрешимость законов, беспрекословное оным повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за всеми!» Здесь властитель – невзрачен и не умен, однако дело свое знает. «Грамотный? На кол тебя! Стишки пишешь? На кол! Таблицы знаешь? На кол, слишком много знаешь!» Потому что «Умные нам не надобны. Надобны верные».

Показывая весь физиологический ужас, вонь, мрак этого средневекового мира, режиссер Алексей Герман, снимавший свой фильм по роману не одно десятилетие, тем не менее не задается вопросом Стругацких «как бы спасти такое человечество?». Он явно сомневается в том, что эта задача в принципе выполнима. Братья же всегда были умными оптимистами, их веру в людей трудно было поколебать. Они настрадались от цензуры, они, сжав зубы, корежили свои повести и романы, внося в некоторые из них бессчетное количество поправок, так что потом рукописи приходилось возвращать первозданный вид. Но они верили в прогресс – и научно-технический, и моральный. Верили, но предостерегали.

Таким предостережением стало последнее их совместное произведение – пьеса «Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах». В этой пьесе евреи, а также «богачи», «распутники» и прочие группы сограждан получают повестки явиться утром с вещами в пункт сбора. И с ужасом собираются идти… В театрах пытались менять название, однако писатели оставались непреклонны, они считали, что название – это мостик между страшным прошлым и нисколько не менее страшным виртуальным будущим. («Жиды города Киева!»– так начинались в оккупированном Киеве 1941 года обращения немецко-фашистского командования к местным евреям– приказы, где требовалось, собрав золото и драгоценности, идти на смерть в Бабий Яр.) Пьесе предшествовал говорящий эпиграф из Акутагавы: «Назвать деспота деспотом всегда было опасно. А в наши дни настолько же опасно назвать рабов рабами».

Однажды в самые глухие годы застоя Аркадий Натанович выступал в небольшом городке, где его спросили из зала, правда ли, что на Западе вышла запрещенная к изданию в СССР повесть «Гадкие лебеди». «Да, правда, – ответил писатель. И подошел к краю сцены: – Вот тут у меня есть несколько экземпляров, могу дать почитать». Но публика, отпрянув от сцены, моментально стала просачиваться из зала наружу. В последние годы жизни Борис тоже смотрел на ситуацию со всё меньшим оптимизмом, ему не нравились процессы, происходящие в России. Его не стало 19 ноября 2012 года.

Алла Борисова, 28.08.2015

«Мои друзья — бойцы-черноморцы» представляет собой сборник 15 очерков о моряках-евреях Черноморского флота. Он неслучайно имеет и подзаголовок «Фронтовые записки». Все эти очерки Л. Лагин написал и опубликовал (в большинстве своем в газете «Красный черноморец») в период с 1942 по 1944 годы, естественно, на русском языке. На идиш сам Лагин едва ли смог осуществить их перевод, хотя разговорный язык он, без сомнения, знал, овладел им еще с детства, так сказать, с материнским молоком. Этому способствовала не только семья, где все говорили прежде всего на идиш (а уже потом по-русски), но и ближайшее окружение Гинзбургов и в Витебске, и в Минске. А вот что касается письменного идиша... Где он мог ему научиться? Ясно, что не в хедере и не в городском училище, а тем более не в Экономическом институте или в Институте Красной профессуры. Очерки наверняка перевели на идиш в издательстве. Возможно, даже сам официальный редактор книги — Шлойме (Соломон) Ройт-ман (1913-1985), еврейский поэт и литературовед, автор шести сборников поэзии, лауреат ряда литературных премий, в гом числе премии имени И. Мангера и премии Всемирного конгресса культуры на языке идиш. Впрочем, это ли важно?

В набор рукопись была сдана 21 января 1947 года, а подписана к печати 24 мая. Так появилась единственная на идише книга Лазаря Иосифовича, о которой он вскоре и до 1953 года (пока не умер Сталин и не прекратились антисемитские кампании) старался не вспоминать. В сталинские времена за подобную публикацию могли записать в «еврейские националисты». Тираж этой небольшой по объему книги (120 стр.) в бумажной обложке по тем временам был достаточно скромным: всего семь тысяч экземпляров.

Открывается книга предисловием автора, в котором он рассказывает о своем погибшем младшем брате, памяти которого она и посвящена. «У меня был брат, — писал Лазарь Иосифович. — Его звали Файвиш Гинзбург. Он был квалифицированным инженером и хорошим человеком с большим сердцем и чистой душой. Сейча ему исполнилось бы 40 лет. С первого дня войны он просился нц фронт бить врага. Ему отказывали. Но он добился своего. Осенью 1942 ему удалось добровольцем уйти в Красную Армию. Его хо тели оставить учителем на курсах молодых командиров, он отказался. Он писал мне: «Если я не попаду на передовую, то как буду смотреть в глаза сыну и доченьке, когда они после войны спросят сколько фашистов я убил».

Файвиш (Файвель, Файвуш) Иосифович Гинзбург (1905-1943).как и старший брат, был уроженцем Витебска. До войны он работа.! инженером в Государственном проектном институте «Тяжпромэлек-тропроект» в Москве. Был призван в ряды Красной Армии 29 август;:

1942 года. Сначала служил в 449-м полку легкой артиллерии Резерва Главного командования, потом был переведен в 1319-й полк легкой артиллерии. Еще позже младший лейтенант Ф. Гинзбург оказало; в таком же полку, но под номером 1475-м. Из последнего выбыл 23 июня 1943 года в 539-й стрелковый полк 108-й стрелковой дивизии. Еще позже он оказался в 76-м пушечном полку. Здесь командир батареи, уже лейтенант Ф. Гинзбург, пробыл совсем недолго: 13 августа

1943 года он погиб в бою и был похоронен на кладбище № 1 в 400 метрах юго-восточнее деревни Малая Семеновка Карачевского района Брянской области (В 2013 году население ее составляли всего шесть женщин.Живет ли кто там сейчас?).В Москве у него осталась жена Роза Юльевна Малая с маленькими сыном и дочерью.

Первый очерк книги «Мои друзья — бойцы-черноморцы» Л. Лагин посвятил единственной женщине Раисе Михайловне Гойхберг (1924-?), назвав его предельно лаконично — «Рая». Нет смысла приводить полностью его содержание, как и содержание всех последующих очерков (может быть, когда-нибудь кто-нибудь их издаст на русском языке). Ограничусь краткими биографиями людей.

Уроженка Полтавы (по другим источникам — города Первомай-ска), Р. Гойхберг была мобилизована в Красную Армию уже на четвертый день войны и сначала служила фельдшером на Балтийском флоте. В 1943 году перешла на Черноморский флот. Работала в госпиталях, четырежды сама была ранена и трижды контужена (обшее количество дней лечения в госпитале составило 290). Награждена орденами Красного Знамени и Отечественной войны 2-й степени, медалями «За оборону Кавказа», «За оборону Ленинграда», «За освобождение Белграда», «За победу над Германией». Войну закончила вардии старшим лейтенантом медицинской службы эвакогоспиталя jvfo 56 11-ой маневренно-корабельной хирургической группы Дунайской военной флотилии.

Цезарь Львович Куников (1909-1943) — самый известный участник Великой Отечественной войны, о котором рассказывается в этой книге. Личность эта настолько легендарная, что о ней даже вспоминается в книге Л. Брежнева «Малая земля». Человек высокообразованный (закончил Московскую промышленную академию и Московский машиностроительный институт им. Бубнова), он работал на Московском заводе шлифовальных станков. Начав с должности мастера токарного отделения, уже в марте 1938 года был назначен главным технологом предприятия, а с октября того же года — начальником технического управления Наркомата тяжелого машиностроения. Затем директор ЦНИИ технологии машиностроения, ответственный редактор всесоюзной газеты «Машиностроение», и еще до начала войны удостоен медали «За трудовое отличие». С началом войны, имея бронь, добровольно пошел на фронт, добился перевода в Военно-морской флот. В качестве командира 14-го отряда водного заграждения Азовской флотилии воевал у Таганрога и Мариуполя. Во время освобождения Ростова-на-Дону, в конце ноября 1941 года, Ц. Куников вместе со своим отрядом водных заграждений при поддержке партизан взорвал мост у станции Синявка, тем самым отрезав путь гитлеровцам к Таганрогу. Во время этой операции отрядом было уничтожено большое количество техники и живой силы врага. В качестве комбата морской пехоты Цезарь Куников активно принимал участие в обороне Темрюка и Керчи. В дальнейшем командовал 305-м отдельным батальоном морской пехоты. В ночь с 3 на 4 февраля 1943 года десантный отряд моряков-добровольцев (275 человек) под командованием майора Ц. Куникова с минимальными потерями (трое раненых, один убитый) высадился на занятом врагом, хорошо укрепленном побережье в районе Новороссийска. Стремительным ударом десантный отряд выбил немцев из опорного пункта и прочно закрепился на захваченном плацдарме. На рассвете разгорелся ожесточенный бой. Десантники в течение суток отразили 18 атак противника. К концу дня боеприпасы были на исходе. Положение казалось безвыходным. Тогда отряд совершил внезапный налет на артиллерийскую батарею противника. Истребив орудийный расчет и захватив орудия, они открыли из них огонь по атакующим вражеским солдатам. Ввиду неудачной высадки главных сил десанта, плацдарм, занятый подразделением Ц. Куникова, стал из отвлекающего основным. Семь дней десантники отбивали яростные атаки врага. Удерживая осво божденную территорию до подхода основных сил, моряки выбива ли (зачищали) противника из многоэтажных зданий.

В ночь на 12 февраля 1943 года Куников был смертельно panei взрывом «шальной» мины на Малой земле, эвакуирован в Геленджик и там 14 февраля 1943 года скончался от ран. Первоначально был похоронен в Геленджике на городском кладбище, а после окончани> войны его прах был перезахоронен на площади Героев в Новороссийске. За мужество и отвагу Цезарю Львовичу Куникову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Уроженец Бобруйска Адольф Максимович Ратнер (1912-?) служил в Красной Армии с 1933 года. С 1937 года вся последующая служба была связана с минно-тральными кораблями. Во время Отечественной войны он участвовал в героической обороне Севастополя: командовал базовым тральщиком (БТЩ-27), потом дивизионом тральщиков. В июне 1942 года был тяжело ранен, но после выздоровления продолжил службу на Черном море и принимал активное участие в боевых действиях: десанте в Южную Озерейку, доставке подкрепления на Малую землю, боевом тралении у Батуми, проводке конвоев в порты Кавказа и десанте в болгарский порт Бургас. Войну А. Ратнер закончил командиром 3-й бригады траления Черноморского флота в звании капитана 2-го ранга. Награжден 4 орденами Красного Знамени (1942, 1943, 1944, 1953), орденами Ушакова 2-й степени (1944). Нахимова 2-й степени (1945), Отечественной войны 1-й степени (1945), Красной Звезды (1949), орденами Болгарии «9 сентября 1944 года» и Румынии «25 лет освобождения Румынии», медалями «За оборону Кавказа», «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и др. После войны А. Ратнер проходил службу на Дальнем Востоке, в Баку и, наконец, вернулся в ставший ему родным Севастополь. В запас ушел капитаном 1-го ранга. А. Ратнер — автор воспоминаний «Всю войну на мостике тральщика» (2016), изданных посмертно.

Одессит Леонид Эммануилович Гершман (1907-1943) был командиром отделения роты автоматчиков 393-го отдельного Новороссийского батальона Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота. 11 сентября (по другим сведениям — 14 сентября) 1943 года погиб в бою при высадке десанта в Новороссийск. Похоронен в братской могиле на городском кладбище этого города. Награжден орденом Красного Знамени и медалью «За отвагу».

Иосиф Абрамович Берман (I904-?) тоже был уроженцем Белоруссии, точнее — местечка Пуховичи. Получил медицинское образование и с j932 года служил в Красной Армии. Во время Великой Отечественной войны служил в санитарном отделении Азовской военной флотилии, затем в санитарно-эпидемической лаборатории Дунайской военной флотилии и вновь вазовской военной флотилии (в дезинфекционном отряде). В представлении к ордену Красной Звезды (1943 г.) сказано: «Будучи начальником медицинского поста пункта посадки десанта на южной оконечности косы Чушки, организовал вынос раненых с транспорта и, несмотря на артиллерийский и минометный огонь противника, обеспечил эвакуацию в госпитали за период с 3 по 8 ноября 1943 г. 800 человек раненых». Войну И. Берман закончил в звании старшего лейтенанта медицинской службы. К ордену Красной Звезды присоединилась медаль «За боевые заслуги» (1943).

Александр Моисеевич Хамадан (1908-1943) был коллегой Лазаря Лагина — журналистом. У него была достаточно «пестрая» биография. Происходил из бедной многодетной семьи часовщика, под влиянием дяди-большевика участвовал в революционном движении и в Гражданской войне. Работал в ЧК. С 1925 года жил в Германии вместе с братом, работником советского торгпосредства. В 1926 году после выступления на одном из массовых митингов был избит полицией и выслан из страны. В Средней Азии воевал с басмачами. Здесь начал журналистскую деятельность. Какое-то время возглавлял информационное бюро советского консульства в Харбине. В 1932-1937 годах работал заместителем заведующего иностранным отделом газеты «Правда» (отсюда — знакомство с Л. Лагиным). С 1937 года — заместитель редактора журнала «Новый мир». В июле 1941 года добровольно пошел на военную службу, но вскоре был уволен по состоянию здоровья. Затем начал работать фронтовым корреспондентом ТАСС, передавал репортажи из партизанских отрядов, из Одессы и Ленинграда. Весной 1942 года лечился в Москве от тяжелой болезни. Еще не оправившись от нее, добился командировки в Севастополь в качестве корреспондента Радиокомитета. Несмотря на возможность своевременно покинуть Севастополь, остался в нем до момента его сдачи и участвовал в последних боях. Попав в плен, скрыл свое имя (назвался Михайловым) и активно участвовал в деятельности подполья. Выданный предателем, по одной версии, принял яд, по другой — был расстрелян на Балаклавском шоссе. Еще в довоенное время А. Хамадан издал шесть книг («Американские силуэты», «Вожди и герои китайского народа», «Японский шпионаж», «Бронзовая медаль» и др.), а во время войны — еще две: «Севастопольцы. Записки военного корреспондента» и «Тебе, Родина! Фронтовые очерки». Посмертно в 1968 году издана книга «Записки корреспондента».

Сапер Матвей Бенпианович Верхолаз (1916-1944) служил в Красной Армии с октября 1938 года. К началу Великой Отечественной войны исполнял обязанности командира взвода инженерной роты. В 1942 году был удостоен медали «За боевые заслуги», а в 1943 году сразу трех орденов: в марте — Красной Звезды, в мае — Отечественной войны 2-й степени и в сентябре — Красного Знамени. В представлении к первому из них сказано: «За умелую работу личного состава взвода при постройке причалов на рыбзаводе Суджукской косы, висячего моста в районе 31-й батареи. Под жестоким и непрерывным огнем противника дважды восстанавливал причалы рыбза-вода. Образцово и быстро выполнил с небольшой горсткой бойцов ответственное задание по сооружению подвесного моста на стальных тросах длиной 50 метров в условиях вражеского обстрела и сильного шторма. С группой бойцов разминировал за четыре часа минное поле противника с 400 штуками немецких противопехотных мин. Проявил мужество, личную отвагу. Младший лейтенант Верхолаз показал себя выдержанным и бесстрашным командиром, четко выполняющим боевое задание».

Лейтенант М. Верхолаз погиб смертью героя 2 сентября 1944 года.

Остальные очерки Лазарь Иосифович посвятил инженеру Гуреви-чу, капитану Мише Хаиту, зенитчику Борису Горелю, старшему лейтенанту Лейбе Кулишу, Петру Теслеру и майору Нихамину. Последний из них — наш земляк, уроженец Витебска. Вот почему о нем надо рассказать более подробно.

Земляк

Давид Нихамин — летчик. О нем в книге — 14-й, предпоследний очерк. Он так и называется: «Майор Нихамин из Витебска». Вот что писал об этом человеке сам Л. Лагин: «Отец его, сапожник, жил в Витебске у Суражского тракта. Его покосившаяся избушка стояла во 2-м Кракелевском переулке. Я сам тоже из Витебска, и вы можете себе представить, как было приятно повстречаться в Севастополе с земляком, к тому же человеком, известным всему флоту.

Уже через несколько минут после нашего знакомства я знал, что Давид Нихамин был слесарем, учился на рабфаке, намеревался поступить в вуз, но был направлен в летную школу. За один год окончил курс, рассчитанный на три учебных года, и, когда война началась, Нихамин, которому тогда было неполных двадцать восемь лет, уже командовал

Д. Нихамин Д. Нихамин

эскадрильей. Вскоре его эскадрилья прославилась своими боевыми свершениями. Менее чем за год она уничтожила свыше восьми десятков вражеских самолетов, сто пятьдесят автомашин, семь артиллерийских батарей при собственных весьма незначительных потерях.

Нихамин — опытный командир, отважный и квалифицированный летчик. Недаром именно он открыл боевой счет эскадрильи, сбив первый фашистский самолет.

Нет меры, чтобы измерить счет Нихамина к фашистским варварам. Они разрушили его родной город, замучили его пятнадцатилетнего брата Володю, его шестнадцатилетнюю сестру Римму, разлучили его с молодой женой, с которой довелось побыть всего один день, поскольку назавтра после свадьбы началась война.

Трижды немцы сбивали его самолет, но он каждый раз с еще большей яростью рвался в бой. Впервые это случилось под Перекопом, когда он атаковал танковую колонну. Нихамин все же успел уничтожить два танка, а после на поврежденном самолете проделал 150 километров и успешно сел на аэродроме. Второй раз, также во время атаки и также над Перекопом, в мотор попал осколок снаряда, но и на этот раз все обошлось благополучно.

Третий раз все происходило намного трагичней. То, как Нихамин вел себя перед лицом смертельной угрозы, достойно описания.

Это произошло 8 июня 1942 года, в последний день обороны Севастополя. Нихамин с еще тремя самолетами своей эскадрильи вылетел в этот день для барражирования вдоль линии фронта, сомкнувшегося вокруг героически оборонявшегося Севастополя. На высоте тысячи метров Нихамин услышал по радиотелефону: «Нихамин, Нихамин, говорит Юмашев! Над Инкерманом на высоте 4500 метров происходит воздушный бой. Лети на помощь».

Это говорил командир гвардейского авиаполка, Герой Советского Союза полковник Юмашев. Нихамин вместе со своими летчиками немедленно отправился помогать товарищам. Это был бой с превосходящими силами противника. Нихамин ворвался в самую гущу «мессершмиттов» и оказался один против троих противников. Одного он подбил из пулемета. Но в разгаре боя Нихамин заметил, что два других «мессершмитта» пикируют на него. Фашистские пули пробили бензобак его машины. Хлынул бензин, облив Нихамина с ног до головы, бензин ударил ему в лицо. Самолет охватило пламя. Нихамин вообще-то должен был сразу оставить самолет и выпрыгнуть с парашютом. Но он хотел спасти самолет. Наклонил машину на крыло, мгновенно произвел глиссаду вверх и таким образом уменьшил пламя. В четырехстах метрах от земли планирование прекратилось, и самолет вновь вспыхнул, и вместе с ним Нихамин. Теперь уже стало ясно, что спасти самолет не удастся. Нихамин, сам охваченный пламенем, выбросился из горящей машины. Сверху по его парашюту стрелял пикирующий «мессершмитт», но товарищи Нихамина его отогнали. Теперь Нихамину грозила новая и ничуть не меньшая опасность: его несло на скалы, это означало верную гибель. Напрягая всю свою волю, чтобы не потерять сознание из-за страшной боли, летчик, весь в огне, подтянул все стропы парашюта и на большой скорости упал в бухту, откуда его спас краснофлотец. В течение всего времени, пока он падал, вплоть до того, как его спасли, товарищи пилоты разгоняли над этим районом вражеские самолеты, защищая своего любимого командира.

На Нихамина было страшно взглянуть. Его лицо обуглилось и стало похожим на страшную маску. Издалека казалось, что у него выросла странная борода. Но когда подошли ближе, увидели, что это воспаленное и опаленное мясо.

— Ничего, — Нихамин сказал, придя в себя, — мы еще полетаем!

Никто, разумеется, ему не возразил, но мало кто в это поверил.

Месяца через три после этой аварии я навестил его в госпитале. Нихамин был весел, здоров, шутил. Через несколько дней он уже должен был выписаться, лишь черный шрам оставался у него на шее, на том месте, где между кожаным шлемом и воротом комбинезона остается неприкрытой узкая полоска тела.

Он поведал мне о своих планах дальнейшего ратного труда.

— Мы еще полетаем, мы еще покажем немцам, где раки зимуют, — произнес он на прощанье.

Недавно я увидел в газете «Краснофлотец» фотографию Нихами-на. Мне хочется закончить мой рассказ о нем несколькими словами, помещенными под фотографией: «С первого дня Отечественной войны сражается на фронте черноморский летчик-истребитель гвардии майор Давид Ефимович Нихамин. Д. Е. Нихамин лично сбил двенадцать немецких самолетов, принимая участие в боях за Одессу, Севастополь, Новороссийск, Тамань, Керчь, Перекоп. За успешное выполнение боевых заданий отважный летчик и опытный командир награжден орденом Ленина, орденом Суворова, двумя орденами Красного Знамени, медалями «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя» и «За оборону Кавказа» (перевод с идиша Ю. Закона) |2|.

Эти строки Лазарь Лагин написал, когда еще шла война. А как сложилась дальнейшая судьба этого человека? Вот что сообщается в представлении к первой награде Д. Нихамина — ордену Красного Знамени, тогда еше командиру авиационной эскадрильи, 21 января 1942 года: «Отважный, смелый и решительный летчик-истребитель. За время военных действий имеет 61 боевой вылет. Лично сбил 6 самолетов противника. <...> Все сбитые самолеты подтверждены командованием 51-й армии и командованием авиагруппы. Имеет 40 штурмовок по войскам противника и 4 штурмовки по аэродромам противника, уничтожил 32 автомашины, 3 зенитные установки, 6 самолетов противника, 1 батарею зенитной артиллерии, до 500 солдат. С 22 июня по 10 ноября 1941 года эскадрильей произведено 1845 боевых вылетов, из них на штурмовые действия — 398, уничтожено 194 автомашины, 5 батарей зенитной артиллерии, 3 малокалиберных орудия, пять батальонов солдат, 2 бензоцистерны, 8 самолетов на аэродроме. В воздушных боях эскадрилья сбила 48 самолетов».

К приведенным Л. Лагиным наградам надо еще присоединить и медаль «За боевые заслуги», которой Давид Ефимович был награжден 3 ноября 1944 года.

Д. Нихамин продолжал воевать почти до самого конца Великой Отечественной войны. Германский фронт он оставил в конце 1944 года, уже после того, как освобождал Витебщину и другие регионы Белоруссии, Литву, Восточную Пруссию. С января 1945 года его часть перебросили на Дальний Восток. И пришлось витеблянину повоевать еЩе и с японскими милитаристами. В то время он уже командовал авиационным полком, имел звание подполковника. Вот что говорится 13 представлении его к ордену Нахимова: «Тов. Нихамин успешно руководил своим полком, в короткий срок сформировал его к подготовке к боевым действиям в полном составе без потерь людей и материальной части. В период войны с Японией, <...> действуя с двух аэродромов, полк произвел 92 самолето-вылета с налетом 104 часа 12 минут, выполняя задачи разведки портов на Южном Сахалине, штурмовые удары по объектам противника, прикрытия наших кораблей в сложных метеоусловиях. В результате боевой работы полка уничтожено 8 грузовых автомашин, 3 батареи зенитной артиллерии, 1 радиостанция, 4 повозки, 1 паровоз, подожжен 1 железнодорожный эшелон с 30 вагонами, взорван 1 склад с боеприпасами, уничтожено 80 солдат и офицеров противника, что подтверждено оперативными сводками штаба ВВС за август месяц 1945 г. За отличное выполнение заданий командования и за проявленное при этом мужество 22 человека из полка представлены к правительственным (правильно — государственным — А. П.) наградам, 2 летчика — к званию Героя Советского Союза. За умелое, успешное руководство полком в период войны с Японией достоин награждения правительственной наградой — орденом Нахимова 2-й степени».

Орден Нахимова Д. Нихамину не дали. Вместо него вручили орден Отечественной войны 2-й степени, а после разгрома противника — еще и медаль «За победу над Японией».

В Советской Армии гвардии подполковник Д. Нихамин прослужил до 1960 года. И был удостоен еще третьего ордена Красного Знамени (1947) и ордена Красной Звезды (1954). А в апреле 1985 года в связи с 40-летием Победы в Великой Отечественной войне — второго ордена Отечественной войны 2-й степени. После войны Давид Ефимович жил в Харькове. В 1986 году он приезжал в Витебск. После встречи с ним сотрудник газеты «Вщебсю рабочы» В. Смирнов написал материал «Верность присяге»: «Старший лейтенант Нихамин принял боевое крещение в небе над морем, где за несколько минут до начала войны своей эскадрильей нес боевое дежурство на охране морских рубежей Крыма. Тогда фашистской эскадрилье не удалось нанести неожиданный удар по Севастополю. Завязался жестокий и неравный бой. Возможно, не он был самым главным в жизни летчика. Однако навсегда сохранился в памяти до мельчайших подробностей. Первый фашистский самолет летчик Д. Е. Нихамин сбил над Каховкой 2 сентября 1941 года. А всего за войну их было сбито 24, в том числе ^самолетов лично, 4 — в группе, 8 уничтожено на вражеских аэродромах при штурмовых действиях. Он совершил за годы войны 352 боевых вылета. Летчики эскадрильи Нихамина служили примером мужества и героизма. Подвиги самого комэска воспевали фронтовые поэты, черноморцы говорили: «Нихамин — гроза пиратов». Краснофлотская газета «Атака», поместив портрет летчика, писала: «Звонкая слава о летчике-истребителе Нихамине гремит по всему Черноморскому флоту. Гордый сокол не знает страха». А фронтовой поэт Василий Ку-лемин написал о герое стихотворение «Гроза пиратов».

Д. Е. Нихамин ушел из жизни в 2000 году. А несколько лет тому назад ветеранская организация Харькова ходатайствовала о присвоении ему звания Герой Украины и награждении орденом «Золотая Звезда» (посмертно). Присвоили ли это звание, наградили ли орденом — не знаю. На все мои запросы в Украину ответов не получал.

И в заключение — о художнике, который оформил книгу Л. Лагина. Это Герш Бенционович (Григорий Борисович) Ингер (1910-1995) — известный книжный график, иллюстратор произведений Шолом-Алейхема. Член Союза художников СССР. Во время Великой Отечественной войны он жил в эвакуации в Чувашской АССР — на фронт не попал в связи с потерей слуха. Там он и начал создавать свои антифашистские циклы, растянувшиеся на много лет: «Бабий Яр», «Камни Треблинки», «Последний путь». Вернувшись после войны в Москву, Г. Ингер сотрудничал с издательством «Дер Эмес», по заданию которого и выполнил несколько портретов героев книги Л. Лагина.

Броненосец «Анюта»

Еще во время Великой Отечественной войны, в 1942 году, Лазарь Лагин написал повесть «Трое уходят в море», которая рассказывает о том, как трое моряков-черноморрцев, прикрывая отход батальона из захваченного немцами Севастополя, оказались за одной из сопок в окрестностях города. У них нет ни патронов, ни воды, ни продовольствия. Но у берега неожиданно они замечают неизвестно откуда там оказавшийся старый-престарый, кем-то брошенный катер-ли-музинчик. Они в насмешку окрестили его броненосцем «Анюта». В этом случае он был для них таковым.

На «Анюте» оказалось два пулемета и немного патронов. Так что они уже стали вооружены. Но ни продовольствия, ни воды по-прежнему не было. И все же этот старый катерок-лимузинчик — их единственная надежда на то, что они сумеют дойти до своих в Новороссийске. Черноморцы выходят в море. Им надо держаться подальше от берега, где их могут заметить немцы. Это удается сделать, но только до того времени, пока хватало бензина. Их обнаружил вражеский торпедный катер, стремительно бросившийся на смельчаков.

Ввязались в неравный бой! Сумели каким-то чудом не только спастись, но и при этом даже потопить противника. Но немцы во время боя пробили бак с бензином, и он весь вытек в море.

...Сколько настоящих приключений было за шесть дней у этих трех храбрецов, которые на катере, потерявшем управление, пытались добраться до своих! Их несколько раз обстреливали из вражеских самолетов. Но каждый раз, несмотря на пробоины, катер держался на плаву, а люди не сдавались даже несмотря на то, что один из них был тяжело ранен. И когда уже совсем обессилели, когда уже не оставалось, казалось, никакой надежды на спасение, неподалеку от этого лимузинчика оказался быстроходный советский тральщик «Параван».

«Командир «Паравана», — пишет Лагин, — увидел с мостика выстроившихся на корме лимузина изможденных, обросших краснофлотцев, сохранявших строй и выправку в минуты, когда им простительно было бы самое неорганизованное проявление своих чувств. Он понял: это севасто-польцы — и всем взволнованным существом своим почувствовал, что они заслуживают особой, необычной встречи. И поэтому, когда «Параван» и лимузин поравнялись форштевнями, капитан-лейтенант Суховей поднес к губам свисток. Длинная серебристая трель задорно прорезала праздничную тишину раннего, еще прохладного утра. Это было «захождение». Услышав этот сигнал, все находившиеся на верхней палубе и на мостике «Паравана» встали по команде «смирно». Краснофлотцы и старшины вытянули руки по швам, главные старшины, мичманы и командиры поднесли ладони к козырькам своих фуражек. Так встречают прибывающего на корабль флагмана, а ведь это был только маленький, разбитый рейдовый лимузинчик с экипажем из трех краснофлотцев!»

Сюжет повести, казалось бы, не такой уж редкий. Но Лагин сумел так умело описать приключения трех моряков-черноморцев, что они держат читателя все время в напряжении. Классический приключенческий жанр!

Тогда, во время Великой Отечественной войны, повесть «Трое уходят в море» публиковалась (с последующим продолжением) во многих номерах газеты «Красный черноморец». Для ее читателей война была такой же реальностью. В любую минуту с каждым из них могло произойти нечто похожее. Повесть же призывала к тому, что не надо теряться в самых сложных ситуациях. Она на конкретном примере показывала, как надо действовать и не терять присутствие духа.

Сразу после окончания войны Лазарь Иосифович решил вернуться к ранее опубликованной повести. Время было такое, когда требовалось побольше книг о героических делах советских людей на фронтах и в тылу, в воздухе и на море. Известные в будущем романы военной тематики, в лучшем случае, еще только писались. И уже готовая, небольшая по размеру повесть пришлась как нельзя кстати. Первой ее издал в 1946 году отдельной книгой «Военмориздат». И в этом же году еще три (!) общесоюзных издательства: «Воениздат», «Детгиз» и «Советский писатель». Правда, последние уже под другим названием — «Броненосец "Анюта"».

Повесть вошла в сборник литературно-художественных произведений о героической обороне и освобождении города русской славы — Севастополя. Л. Лагину в нем «компанию» составили такие писатели и поэты, как А. Толстой, А. Первенцев, Л. Соболев, В. Лидин, Е. Петров, А. Сурков, В. Лебедев-Кумач, И. Уткин и др. Мне кажется, что в новом названии повести слышен «отзвук» знаменитой песни М. Блантера и М. Исаковского «Катюша». «Рожденная» в 1938 году, она была необычайно популярна во время войны. И такой остается до сих пор! По опросу 2015 года журнала «Русский репортер» текст «Катюши» занял 13-е место среди самых популярных в России стихотворных строк, включающих, в числе прочего, русскую и мировую классику. В селе Всходы Угранского района, неподалеку от деревни Глотовки, родины М. Исаковского, в Доме культуры расположен музей песни «Катюша». Есть версия, что именно из-за этой песни советские солдаты во время Великой Отечественной войны дали прозвище «Катюша» боевым машинам реактивной артиллерии. В самом Деле: Катюша, Анюта — не все ли равно?

В наши дни эта повесть Л. Лагина издается редко. Но она выложена в интернете. И каждый желающий может ее не только скачать, но и прочитать.

Не только «Старик Хоттабыч»

«Патент "АВ"»

Роман «Патент "АВ"» стал фактически первой послевоенной книгоц Л. Лагина. Он был написан в 1947-1948 годах на основе памфлета «Эликсир сатаны», впервые опубликованного в первой лаги некой книге «15. самоубийцы». Как и многие другие произведения Л. Лагина, этот роман сильно политизирован, в какой-то степени отражает политическое положение в мире и борьбу двух непримиримых идеологий.

Действие романа происходит в выдуманной автором капиталистической стране. Ученый-биолог Стивен Попф изобретает препарат позволяющий сделать более энергичным рост живых организмов, а следовательно, удастся гораздо удешевить производство продуктов питания. Об этом узнает один из местных магнатов Примо Падреле который загорается мыслью прибрать изобретение к рукам и добиться еще больших доходов. Он пытается приобрести его. Но получает отказ. Тогда в ход идут угрозы, но и это не помогает. Падреле все же удается завладеть этим препаратом и по ложному обвинению в убийстве упрятать изобретателя в тюрьму. Тому грозит смертная казнь. Но самое страшное в том, что у Падреле появляется помощник — Аль фред Вандерхунт, который предлагает использовать изобретение совсем для других целей: воспитания послушных, безвольных рабов Получив согласие Падреле, он патентует изобретение на свое имя: «АВ». Под влиянием общественного мнения и всеобщей забастовки (организованной профсоюзом и коммунистическими активистами) доктора Попфа оправдывают, но его лаборатория разгромлена, а права на свое изобретение он потерял.

«Патент "АВ"» — первый роман Л. Лагина. Речь в нем идет, казалось бы, о вещах совершенно нереальных, волшебных. На самом деле в этой антиутопии больше информации о послевоенной жизни нашей страны, о ее мечтах и иллюзиях, чем в документальных хрониках. Блистательный антикапиталистический роман не только, как выясняется, детского писателя.

Первое издание «Патент "АВ"» вышло в 1948 году в издательстве «Советский писатель». Успех книги был таков, что уже на следующий год то же издательство выпустило ее второй тираж. А в 1956 году оно же подготовило сборник произведений Л. Лагина, в котором вместе со «Стариком Хоттабычем» и романом «Остров Разочарования» поместило и роман «Патен "АВ"» . Спустя еще пять лет этот же сборник тоже был переиздан. В 1959 году роман выпустило Новосибирское книжное издательство, а 1979 году — издательство «Советская Россия»- Уже в наши дни (2003 и 2016 гг.) этот «Патент "АВ"» переиздали издательства «Ад Маргинем» и «Амфора».

д завершаю рассказ об одном из самых известных произведений Л Лагина отзывами современных читателей, которые нашел в интернете:

__ Очень интересная и неожиданная повесть от автора «Старика Хоттабыча». Чувствуется стиль того послевоенного времени. Такие книги необходимы в наше время...

— Старая добрая советская фантастика. Ее было немного в то время, оттого интереснее прочесть образец из того времени. История вполне достойная.

«Остров Разочарования»

Следующей по времени издания появилась книга Л. Лагина «Остров Разочарований». Действие происходит в самом конце Второй мировой войны (1944 г.). В результате нападения немецких подводных лодок на союзный караван тонет один из кораблей — «Ай-рон будь». Спастись от смерти удается лишь пяти членам экипажа — американцам Фламмери и Мообсу, англичанам Смиту и Цератоду, а также русскому моряку Егорычеву. Судьба забрасывает их на неизвестный остров. Проведенная разведка показывает, что на нем находится небольшой немецкий гарнизон, состоящий из четырех эсэсовцев. Пользуясь внезапностью, Егорычев и кочегар Смит захватывают немцев в плен (при этом двое эсэсовцев гибнут). Союзники становятся хозяевами острова. При этом на нем обитает весьма странное коренное население: с одной стороны, аборигены находятся на первобытной стадии развития, с другой — хорошо говорят на английском языке, носят английские имена и фамилии, знают наизусть произведения Шекспира.

Тем временем спасшиеся моряки осваиваются на острове. Наиболее активную деятельность развивают Егорычев и примкнувший к нему кочегар Смит. Фламмери,Цератод и Мообс ведут себя пассивно, настаивают на освобождении пленных немцев (командир гарнизона майор фон Фремденгут — старый деловой партнер Фламмери) и пытаются всячески прибрать к рукам власть на острове с целью его колонизации в пользу своих стран. Егорычев старается разобраться, с какой целью на этом богом забытом острове был оставлен немецкий гарнизон. Ему также приходится прилагать громадные усилия, чтобы не допустить ссоры между «союзниками». В отношении коренного населения политика Егорычева-Смита и Фламмери-Цератода -Мообса тоже разнится. Фламмери прибегает к провокациям, пытаясь поссорить между собой население деревень, всячески поощряет своих сателлитов из числа наименее уважаемых аборигенов и т. д. в конце концов Егорычев и Смит отделяются от бывших союзников Фламмери при поддержке Мообса освобождает немцев. Цератод не может возразить: против него (англичанина) два американца, его позиции потеряны. Все это ведет к постоянным противоречиям между союзниками. В то же время все они признают опасность распространения Егорычевым коммунистических идей среди местного населения. Bci это помешает впоследствии захватить остров. Поэтому совместно с освобожденными немцами союзники совершают карательную вылазку в деревню, где живут Егорычев и Смит. Егорычева ранят, но вылазка проваливается. Аборигены, обозленные нападением, объявляют союзников вне закона, предлагая покинуть остров, а виновных в убийствах местного населения эсэсовцев отдать на расправу. Тем временем Егорычев и Смит находят старинную рукопись — предсмертное послание первого европейца, высадившегося на острове Разочарования, — англичанина Джошуа Пентикоста (предка Фламмери). Его высадили на остров после ссоры вместе с тремя десятками захваченных в Африке рабов. Используя огнестрельное оружие и став, по сути, диктатором острова, названного им островом Разочарования, Пентикост обучил рабов английскому языку и литературе. Джошуа надеялся впоследствии продать образованных рабов втридорога. Но, чувствуя приближение смерти, автор послания собирался покончить с собой в тайне от своих рабов, дабы сохранить веру в бессмертие и божественность белого человека. Становится ясно, откуда на тропическом острове представители негроидной расы и почему они обожествляют белых.

Фламмери и его союзники понимают, что сила отныне на стороне коренного населения (огнестрельное оружие перед уходом Егорычева и Смита было поделено пополам) и что необходимо действовать хитростью, выманить Егорычева и вождей на переговоры и уничтожить. Фламмери также понимает, что задачей немцев на этом острове было испытание ядерного оружия, и предлагает использовать его. Майору СС Фремденгуту эта идея не по душе: ему приказано дождаться немецкого судна, но выбора нет. Установив бомбу в месте предполагаемых переговоров, майор Фремденгут вдруг замечает появившееся на горизонте судно под фашистским флагом. Немедленно расстреляв бывших «англо-американских друзей», немцы стремятся обезвредить бомбу, но опаздывают и погибают при взрыве. Атомный взрыв будит дремавший на острове вулкан — при его извержении тонет немецкий корабль.

Егорычев, Смит и большая часть населения спаслись в пещерах острова. Впоследствии Смит и Егорычев возвращаются домой на построенном плоту.

«Джошуа Пентикос, которому целиком уделено введение, конквистадор и работорговец, олицетворение английского колониального дладычества в эпоху первого накопления, выписан Л. Лагиным выпук-ю и ярко, — пишет литературный критик Писаржсвский в рецензии на роман «Остров Разочарования». — Может быть, ему уделено слишком много места. Современные духовные наследники Пентикоса стали барчуками и белоручками, любящими загребать жар чужими руками, но в то же время они еще более изощренные и более опасные изуверы, чем Пентикос. Таков — почти таков — мистер Фламмери. Следовало бы, пожалуй, уменьшить порцию псалмов, которыми он пользуется по каждому случаю, и подбавить для законченности образа несколько черточек, которые еще более отчетливо проявили бы его родство с каннибалами, приступившими к исполнению гнусного плана уничтожения миллионов людей во имя сохранения своих сверхприбылей. Но и такой Фламмери, каким он представлен в романе, достаточно насыщен родовыми признаками, чтобы мы могли безошибочно угадать в нем памфлетную стилизацию иных представителей правящих кругов США, благостными сентенциями прикрывающих хладнокровную подготовку преступлений против человечества.

Лидеры англо-американского «единства» на острове Разочарования обсуждают вопрос об устранении Егорычева, который стоит у них на пути и логикой вещей завоевывает честную душу кочегара Смита. Смит изо всех сил хочет доверять своему соотечественнику, видному профсоюзному деятелю Цератоду, так сказать, защитнику интересов рабочего класса. Но человек оценивается по деяниям. С художественной точностью скопированный со своего прообраза, одного из вождей правого лейборизма, Цератод в самых разнообразных обстоятельствах постепенно разоблачается как лицемер, провокатор и империалист.<...>

Нельзя без чувства гадливости и омерзения читать записки «для себя» журналиста Мообса, в сопоставлении с черновиками будущих корреспонденции, описывающих те же события. И у этого начинающего бандита пера где-то на дне его душонки копошатся угрызения совести, но это только ожесточает его. <...> Подчеркивая в лице Мообса черты, заслуживающие презрения и осмеяния, Лагин не упускает случая напомнить, что подобный змееныш с кругозором «чуть побольше амебы» и безудержной жаждой стяжательства при приятных Условиях с легкостью перерастает в полновесного гада.

В фельдфебеле Кумахере легко угадывается сходство с право-социалистическими деятелями, продающими Западную Германию американскому империализму. В «тактических целях» одиннадцать лет тому назад Кумахер вступил в партию национал-социалистов, но в глубине души он всегда оставался социал-демократом.

Деятельно и активно проявляется в книге правдивый и живой образ коммуниста Константина Егорычева.

Бичуя зло, памфлет, как и всякое настоящее литературное произведение, утверждает добро. Положительное начало обычно представлено в памфлете точкой зрения автора. Она-то и вершит суд и расправу над теми явлениями, которые подвергаются разоблачению или осмеянию. Лагин осуществил смелую — и, по нашему мнению, удавшуюся — попытку ввести в роман-памфлет положительного героя.

В произведении, где отрицательные «герои» по самой природе памфлета, должны быть выписаны предельно ярко и выразительно, положительный персонаж не только не стушевался, но, наоборот, всем своим обликом и действиями определил моральную победу сатирика. Несмотря на присущую Егорычеву некоторую условность, при всей заведомой необычайности обстоятельств, в которых ему приходится действовать, мужественный советский моряк живет в романе и привлекает самые горячие читательские симпатии. Автор сумел показать, что за образом Егорычева крепко и нерушимо стоит советский мир — человечный и справедливый. Во всех столкновениях с цинизмом взбунтовавшихся мещан, с лицемерием рабовладельцев, с растленной этикой фашистских «сверхчеловеков» и низостью империалистических политиканов раскрывается огромное интеллектуальное богатство и несравненное превосходство рядового советского человека. У Егорычева нет навыков дипломата. Зато у него есть серьезные навыки в справедливости и здравом смысле. Они воспитаны всем строем жизни на его родине».

Поскольку книга была написана в период с 1947 по 1950 годы (начало так называемой «холодной войны»), то в ней, естественно, нашли отображение внешнеполитические события этого периода. Так, высадка союзников на острове и пленение немецкого гарнизона ассоциируется с оккупацией Германии. Отделение Егорычева (СССР) от Фламмери (США) и Цератода (Великобритания) — образование «железного занавеса». Также аллегорично использование по инициативе американца Фламмери ядерного оружия. Для современного читателя не только это уже в диковинку. Несомненно, его удивит и содержание приведенной рецензии. Но она — это тоже особенность тех дней. Она

— это тоже своеобразный памятник тому, что писалось и говорилось. Причем не только писателями. Все, что называет рецензент, —это обычное явление послевоенного периода. И это, несомненно, тоже надо знать нашим молодым и не очень молодым современникам!

Кстати, если в романе «Патент "АВ"» Лагин «поселил» своих героев в придуманную им страну, то остров Разочарования существует в реальности. Он один из семи необитаемых островов вулканического происхождения Оклендского архипелага в Новой Зеландии. Расположен в 475 километрах к югу от главного Южного острова страны и в 6,5 километрах от северо-западной оконечности острова Окленд. Площадь — 4 кв. км, протяженность береговой линии — 9,4 км, длина

— около 3,4 км, ширина — около 2 км. Климат влажный и прохладный. На острове обитает большая колония белошапочных альбатросов: гнездится около 65 ООО пар, почти вся популяция мира. Также на острове проживают оклендские пастушковые — эндемики архипелага. Когда-то они считались вымершими, но были вновь обнаружены в 1966 году. Остров — объект Всемирного наследия ЮНЕСКО с 1998 года. Отметим, что не случайно автор «поселил» своих героев именно здесь. Ему подсказал это реальный случай: в марте 1907 года на западном побережье затонул корабль «Дандональд». Из 28 членов экипажа выжило только 16. Они ждали спасения семь месяцев и выжили только благодаря запасам провизии, которые оказались на затонувшем корабле.

Возвращаясь к лагинскому роману, продолжу цитировать отрывок из рецензии на него литературного критика О. Писаржевско-го: «Остров Разочарования» — шаг вперед в творчестве Л. Лагина. В новой книге автор сумел достичь соединения острой интриги с памфлетной направленностью. Но иногда забота автора о занимательности вступает в противоречие с его сатирическим замыслом. Так.например, непропорционально большое место занимает история коренных обиталей острова. Она отвлекает от главной сатирической линии произведения — разоблачения во Фламмери стремления силой оружия всюду насаждать «американский образ жизни», разоблачения «моральных джунглей», выражающихся из своекорыстия воинствующего денежного мешка.

Разработка этой острейшей темы — большое писательское дело. Оно может найти воплощение в разнообразнейших жанрах — от рассказа-гротеска до повести и романа, восстанавливающих перед читателем подлинную картину капиталистического ада. Продолжения работы в том же направлении мы ждем от Л. Лагина. Хотелось бы, чтобы он при этом сохранил ценные черты своего писательского дара: остроумную выдумку, искристый юмор, но не настаивал бы на обязательной условности фабулы и нарочитой причудливости ситуаций, что вовсе не является органическими чертами излюбленного им жанра памфлета. Выигрывая подчас в отдельных частностях, памфлет-сказка, памфлет-аллегория в целом проигрывает в силе своего воздействия на читателя. В новых произведениях Л. Лагина должна полнее проявляться реалистическая линия письма, уже наметившаяся в живых образах подлинных героев и сатирических персонажей «Острова Разочарования».

Несостоявшаяся премия

Роман Л. Лагина «Остров Разочарования» первым выпустило издательство «Молодая гвардия» в 1951 году. Он сразу привлек к себе внимание не только читателей и не только литературных критиков, что тоже уже немаловажно, но и, самое главное, — некоторых представителей партийной элиты, идеологов, от которых многое тогда зависело в «жизни» (и продвижении!) того или иного литературного произведения. Современный читатель, прочитав «Остров Разочарования», возможно, скажет: «Агитка»! Да, агитка. Но в те годы подобная литература была очень востребована и даже в некоторых кругах популярна. Кто-кто, а уж «политический комиссар» Лагин знал, что требуется в издательствах, какую литературу там ждут. А массовый читатель, закрыв глаза на идеологическую шелуху лагинского романа, действительно, окунался в достаточно увлекательную, по сути дела, детективную историю. А что еще надо тем, кто любит читать приключенческую литературу? Им интересно только одно: чем же закончится эта история?

Давайте не будем забывать, что значительная часть советской литературы — и времени «Острова Разочарования», и предыдущего, и будущего — являлась типичной агиткой. Разве шолоховские «Тихий Дон» и «Поднятая целина» не агитки? А «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей» Н. Островского? А «Молодая гвардия» А. Фадеева? Причем среди авторов этих агиток значились не только уже названные, но и такие действительно большие литераторы, как, например, К. Симонов.

Да, были произведения М. Булгакова, В. Некрасова.... Но таких, у кого «рождались» аги гки, наверное, все же было больше. Возьмите, к примеру, произведения писателей, которые получили за них Сталинские премии. Ведь большинство их «замечательных» книг и они сами давным-давно «канули в Лету». Так что не будем очень строги к лагин-скому роману. Тем более что и он был в одном шаге от... Сталинской премии — одной из самых главных наград в те годы, столько же почетной, как, например, воинское звание Героя Советского Союза.

Сталинские премии были установлены постановлением Совета Народных Комиссаров от 20 декабря 1939 года в ознаменование шестидесятилетия И. Сталина. Первоначально их было 16 (каждая размером в 100 тысяч рублей), присуждаемых ежегодно за выдающиеся работы в области науки (физико-математических, технических, биологических, сельскохозяйственных, медицинских, философских, экономических, историко-филологических и юридических наук), музыки, живописи, скульптуры, архитектуры, театрального искусства и кинематографии. Тем же постановлением было установлено ежегодное присуждение премий за лучшие изобретения (10 первых, 20 вторых и 30 третьих) и за выдающиеся достижения в области военных знаний (3 первых, 5 вторых и 10 третьих премий). Дополнительно постановлением СНК СССР распространили присуждение Сталинских премий на ряд других научных дисциплин и на область литературы. Размер премий также подвергся изменениям: в частности, были установлены первые (размером в 200 тысяч рублей) и вторые премии (размером в 100 тысяч рублей) за выдающиеся работы в области науки.

В 1941 году состоялось первое присуждение премий. 223-мя их были удостоены 400 выдающихся деятелей науки, искусства и литературы. В 1942 году в соответствии с дополнительным постановлением СНК СССР было дано «преимущество работам и изобретениям.

связанным с делом обороны». Сталинские премии присуждались ежегодно Советом Народных Комиссаров (Министров) СССР по представлению специальных комитетов по Сталинским премиям. На эти комитеты возлагалось предварительное рассмотрение работ, причем в целях наиболее полной и всесторонней оценки комитеты организовывали секции с участием ученых соответствующих специальностей, экспертные комиссии из крупнейших ученых и выдающихся специалистов-практиков, поручали рассмотрение отдельных работ научным институтам, ученым обществам и учреждениям. Но окончательное решение чаще всего принимал лично сам Сталин. Известны не такие уж редкие случаи, когда он сам кого-то, минуя комитет, вписывал в число лауреатов или, наоборот, вычеркивал кого-то из кандидатов, полностью игнорируя те или иные рекомендации, особенно в тех областях, в которых считал себя компетентным. Лица, которые были удостоены Сталинской премии, получили диплом и право на специально установленный знак лауреата. Присуждение этих премий проводилось до 1952 года включительно. Достоверно известно, что Л. Лагин за роман «Остров Разочарования» был рекомендован специальным комитетом на Сталинскую премию 2-й степени за 1953 год. И будто бы сам Сталин с этой оценкой согласился. А вот каким образом роман нашего земляка оказался в числе кандидатов на главную премию страны, неизвестно. Можно только строить догадки. И я рискну привести одну из них. Помните, в страшные годы репрессий А. Фадеев помог Лазарю Иосифовичу «исчезнуть» на продолжительное время из Москвы? Хоть нет никаких свидетельств, но, видимо, между ними были действительно дружеские отношения. Возможно, оба их не очень афишировали, но, когда очень надо было, Лагин к Фадееву обращался. Тут самое время представить современному читателю, кем был Александр Александрович Фадеев (1901-1956) после войны — ведь его, боюсь, тоже почти не знают. Генеральный секретарь и председатель правления Союза писателей СССР (1946-1954), лауреат Сталинской премии (1946), кавалер двух орденов Ленина (1939, 1951), член ЦК ВКП(б). А еще — любимчик Сталина, один из немногих, к мнению которых тот хоть немного прислушивался. Не сомневаюсь, что именно А. Фадеев, воспользовавшись удачей Лагина, который когда-то помог ему в начале писательского пути, чтобы в очередной раз отблагодарить его за это, рекомендовал его роман на премию.Свою роль сыграла, по-видимому, и рецензия, отрывки из которой я уже приводил. Автором ее был замечательный человек и известный писатель.

публицист, популяризатор науки и киносценарист Олег Николаевич Писаржевский (1908-1964). Сам лауреат Сталинской премии (1951), он в 1936-1946 годах был референтом академика П. Капицы, затем работал в издательстве «Большая Советская энциклопедия». Он — один из зачинателей советской научно-художественной литературы. В своих произведениях сочетал поэтическую образность с логическим мышлением ученого, что позволило ему раскрывать смысл научных открытий и нравственную красоту подвига ученых. Автор ряда научно-художественных книг и биографий ученых, статей и книг об истории русской науки и, в особенности, новой истории: о развитии науки в советское или предсоветское время. О. Писаржевский неоднократно выступал с докладами на темы необходимости создания научно-художественной и научно-популярной литературы для детей, с большими и обстоятельными обзорами книг, изданных для детей и юношества. Он был активным деятелем редакционных советов издательств детской литературы, участвовал в создании детских энциклопедий, сам писал для детей, являлся членом редколлегий журналов «Наш современник» и «Наука и жизнь». Олег Николаевич являлся автором книг о Д. Менделееве, А. Ферсмане, Д. Прянишникове, кораблестроителе А. Крылове и др.

...Итак, списки лауреатов Сталинской премии за 1953 год были составлены. Но 3 марта того же года умер «отец народов». И сразу после этого присуждение Сталинских премий в области литературы (науке еще несколько лет присваивали) решили приостановить. А потом, уже после развенчания его культа личности, их вообще отменили, и в 1961 году переименовали в Государственные премии. Лауреатам же Сталинских премий (кто хотел) заменили ранее выданные специальные знаки и дипломы на новые образцы.

Что же касается романа «Остров Разочарования», то в новых реалиях международной жизни он уже был не актуален. И вопрос о какой-то премии уже даже не стоял.

Первое издание «Острова Разочарования» было осуществлено, как уже говорилось, в 1951 году издательством «Молодая гвардия». Успех книги привел к тому, что это же издательство два года спустя выпустило новый тираж. В этом, возможно, сыграло свою роль и то, что роман оказался в лауреатском списке. Но и впоследствии он тоже издавался. Например, в 1956 году — «Советским писателем», в 1958 году — Новосибирским книжным издательством. Вошел он и в латинский сборник 1961 года.

«Атавия Проксима»

Еще один известный и достаточно популярный роман Л. Лагина «Атавия Проксима» был опубликован в 1956 году издательством «Молодая гвардия». Читательский успех заставил это же издательство выпустить второе издание спустя семь лет. Вот что писал о нем Н. До-лотин в 11-м номере журнала «Наука и жизнь» за 1956 год: «"Атавию Проксиму", строго говоря, вряд ли следует считать научно-фантастическим романом. Это остроумный политический памфлет на капиталистическое общество. Вот краткое его содержание. Начальник штаба некой капиталистической страны Атавия, по фамилии Зав, с согласия председателя ее сената, решил совершить грандиозную провокацию: дать одновременно залп из атомных пушек по всем странам мира, кроме Советского Союза. По мнению Зава и его коллег, весь мир мог обвинить тогда СССР в атомной агрессии. Развязалась бы третья мировая война, в которой были так заинтересованы биржевики и монополисты. Но адъютант генерала Зава Дэд по рассеянности допустил ошибку: вместо правого рубильника он повернул левый. И тогда «соединенная взрывная мощь двух тысяч четырехсот двух огромных атомных снарядов... вырвала весь огромный атавий-ский материк из материнской планеты и превратила в спутник Земли. Кроме Атавии на вырванной части земли, ставшей самостоятельным небесным телом, оказалась маленькая соседняя страна Полигония.

Автор в ярких красках рисует обстановку, создавшуюся в Атавии в результате этого взрыва и поведения представителей разных слоев населения. Нормальная жизнь повсюду нарушилась. Возникшим из-за атомного взрыва землетрясением было разрушено здание научного института, где находились подопытные зачумленные крысы и майские жуки. Они вырвались на свободу, и над страной нависла угроза страшной эпидемии. Это дало автору повод для остроумной сатиры: предприимчивые финансисты, воспользовавшись случаем, организовали соответствующий концерн и нажили огромные барыши на платных и для всех обязательных прививках, а попутно и на заячьих лапках, которые будто бы должны были оберегать каждого благомыслящего атавийца от всяческих неприятностей. Читатели с интересом воспринимают памфлетную сторону романа Л. Лагина. Злой сатирой является ярко и остроумно показанная писателем война между Ата-вией и Полигонией, затеянная по взаимной договоренности правящих кругов обеих стран. Чтобы оградить себя от движения народных масс, правители Атавии назначили руководителем Министерства юстиции главного босса атавских преступников, который со своим

«войском» громил и убийц защищал существующий строй.

д как же с научной фантастикой? По сути дела, ее нет. Л. Лагин просто отмахивается от нее. Он уже с самого начала дает понять читателю, что жизнь в Атавии после полета в космос была бы невозможной. «Было твердо установлено, что Атавия из-за слабого притяжения не могла бы удержать на себе ни атмосферу, ни воду.

Когда профессор Ингрем уверял сенатора Мэйби, что остров, на котором расположена Атавия, в результате атмосферного взрыва оторвался от Земли, тот иронически заметил:

— И он при этом не превратился в пыль, не разлетелся на атомы?

— Вполне законный вопрос...

— А атмосфера?

Ингрем только развел руками».

Как все-таки произошло столь удивительное, явно противоречащее науке событие? Ответ на этот законный вопрос дается такой: «По сей день остается непонятным, во всяком случае, для автора этих строк, почему не смело в пыль и не унесло в воздух вместе с самим воздухом в космическое пространство все живое на этом материке. Но автор решительно и бесповоротно отказался от заманчивой перспективы видеть свое произведение в качестве пособия для внеклассного чтения по астрономии, геологии и физике, в частности, по кинетической теории газов».

Л. Лагин не дает себе труда хотя бы как-нибудь объяснить то, почему, собственно из-за путаницы с рубильником взрывная мощь обратилась в обратную сторону, для чего предназначены железобетонные задвижки и как могло получиться, что не все атомные снаряды устремились в глубь земли, а только из начальной своей части. Таким образом, элементы научной или, точнее, псевдонаучной фантастики послужили для Лагина лишь поводом для памфлетного раскрытия интересующей его темы. Разумеется, ставить это в вину автору не приходится. Научная фантастика не его жанр, и он вправе был использовать ее в той мере, в какой это требовалось для развертывания сюжета. Но мы с не меньшим правом можем исключить «Атавию Проксима» из «Библиотеки научной фантастики и приключений», хотя издан этот роман именно под этой многообещающей рубрикой. Можно предъявить некоторые претензии роману и как памфлету, но это вышло бы за рамки нашей темы.

Для современного читателя это произведение Лазаря Иосифовича, на мой взгляд, устарело. Проблемы, о которых рассказывается в нем, Уже давно не так актуальны, как это было полвека тому назад. Да и некоторые наивные обвинения в адрес отрицательных героев романа сейчас выглядят просто архаизмом».

А вот мнение об этом романе литературного критика Г. Ратмано-вой: «Новый фантастический роман Л. Лагина «Атавия Проксима» — определенный итог художественных поисков писателя в области фантастико-сатирического жанра. <...> Как и в предыдущих произведениях, в «Атавии Проксиме» увлекательно развивается сюжет. <...> В романе есть остроумные сцены. Таковы все эпизоды, связанные с личностью Фрогмера, дошедшего в своей ненависти к неграм до идиотизма. Запоминается и фигура Ассорданапала Доджа. Убежав из психиатрической лечебницы, он выдает себя за сенатора Атавии и произносит речь перед толпой на площади. Никто из присутствующих не замечает в ней ничего странного. Напротив, она вызывает бурю восторгов у воинственно настроенных атавистов. <...> Одна из удач Л. Лагина — образ Онли Наудуса. В начале романа Онли Наудуе вызывает, скорее, сочувствие, чем презрение. Этот молодой человек не очень умный, довольно трусливый, но не лишен привлекательности. Он по-своему, по обывательски, даже честен. Из Онли Наудуса мог бы выйти неплохой человек. Но, взбираясь по общественной лестнице, он становится подлецом. Головокружительная карьера стоила ему дорого. Каждый шаг на пути продвижения к должности особо уполномоченного прокурора Атавии был сопряжен для него с потерей остатков человеческого достоинства.

Образ Онли Наудуса дан в процессе становления. Лагин показывает, как губительно действует на молодого человека атмосфера погони за прибылью и военной истерии. Атавизм гибелен прежде всего потому, что он уродует душу человека. Эта мысль, проходящая через все творчество Лагина, в последнем его романе звучит иногда с подлинно трагической силой. Так, трагична история авантюры доктора Раста и Сима Наудуса. Сим Наудус не находит в себе сил отказаться от денег, хотя знает, что за них ему придется расплачиваться всю жизнь. Он делает это не ради наживы. У него трое детей и больная жена, ему надо как-то сводить концы с концами. И Сим Наудус зарабатывает деньги на своем здоровье. А хороший и добрый человек доктор Раст обманывает своих пациентов, «предсказывая» им их судьбы и, помимо своей воли, становится соучастником самоубийства Сима, Наудуса.

Сатирически написаны страницы, рассказывающие о производстве так называемого «механизированного счастья». Атавистов убеждают: «Счастье приносит левая задняя лапка дикого зайца, убитого пулей на кладбище в полночь при луне в пятницу рыжим хромым и косым наездником на белой лошади. Производство «механизированного счастья» поставлено на широкую ногу. «Это будет одним из самых сокрушительных ударов, когда-либо нанесенных правительством Атавии по нужде и горю», — заявил в беседе с представителями печати министр финансов. Однако обмануть народ не удалось. И на последних страницах романа Атавии грозит новое потрясение — буря народного гнева.

Полнее и шире, чем в двух предыдущих романах, в «Атавии» представлены положительные герои. Некоторые из них, например, доктор Эксис, Прауд, супруги Гросс, обрисованы интересно и убедительно.

Публицистическая стройность — одно из значительных достоинств романов-памфлетов J1. Лагина. Именно они определяют разоблачительную силу сатирических образов его книг. Однако, как это часто бывает, с этим достоинством связаны и существенные недостатки его произведений. Иногда публицистика врывается на страницы романов Л. Лагина штампованными фразами газетных отчетов, нарушая художественную стройность произведениях...> Поиски Л. Лагина в избранной им области литературы плодотворны. Действия его книг развертываются в несуществующих республиках, писатель описывает события, которых никогда не было, но все происходящее в романах Лагина так напоминает действительность, что зачастую вымысел автора легко соотносится с конкретными реальными фактами. В этом правда его фантастики».

А вот еще мнение другого литературоведа — В.Дмитриевского. Оно в общем не отличается от других рецензий на этот роман: «Л. Лагин, повествуя об Атавии, ничего не придумывает. Он сообщает читателю всемирно известные, неопровержимые факты жизни одного заокеанского государства, существующего в действительности. Он лишь позволяет себе, пользуясь приемом гиперболизации, доводить абсурдную реальность до сверхабсурдов. Создавая правительство «сильной руки», атавские монополисты прибегают к услугам президента синдиката преступников Эмбоуза, в просторечии «Сырка», чтобы укрепить внутренние вооруженные силы тремя миллионами гангстеров.

— Что-то вроде штурмовых отрядов?

Эмброуз откинулся на спинку кресла.

— А вы знаете, что в этом есть здоровое зерно, очень здоровое зерно...

— Что вы, друг мой, — горячо возразил Мэйби, — штурмовые отряды — это нечто от фашизма! Фашизм не товар для нашей старой Демократии. Отряды на страже нашей старой демократии. Отряды на страже нашей доброй атавской демократии от «красных» тоталитаристов — вот о чем идет речь...

«Сырок» и президент Атавии Мэйби понимают друг друга с полуслова. <...> Л. Лагин в сатирической форме подчеркивает, что причины войн не в биологической сущности человека, а в жажде сверхприбыли, которую постоянно испытывают капиталисты. <...> Сатирический роман советского писателя, остро и беспощадно обнажая истинные причины тотальных войн, показывает и путь борьбы за мирную жизнь и счастье народов. Простые люди всех стран и наций должны взять свою судьбу в собственные руки».

Успех романа подтолкнул «Молодую гвардию» переиздать его (в новой, дополненной редакции) в 1963 году. А в первом номере журнала «Искатель» за этот же год Л. Лагин опубликовал новую главу романа под названием «Трагический астероид». В 1972 году она появилась отдельным изданием под тем же названием.

Обидные сказки

Над этим циклом «Обидные сказки» Л. Лагин начал работать еше в 1924 году и продолжал этим заниматься в течение всей жизни. Они представляли собой сверхкороткие истории, написанные в юмористическом и сатирическом ключе. Первые из них были опубликованы в первом номере журнала «Москва» за 1957 год. А вскоре в «Литературной газете» за 9 апреля появилась довольно большая рецензия на эту публикацию, озаглавленная «Морковная сатира». Вот ее содержание (с незначительным сокращением): «К сожалению, наши сатирики не так часто балуют читателей. Сатирические произведения — весьма редкие гости на страницах «толстых» журналов. Было приятно видеть, что новый журнал «Москва» не забыл этот жанр. В первом номере «Москвы» писатель Л. Лагин напечатал несколько своих произведений под общим названием «Обидные сказки». «Сказки бываю! разные, — пишет автор. — Бывают безбедные, бывают обидные. Эти обидные». Читаем, перечитываем лагинские сказки. Что же все-таки в них обидного? Бытовые пустячки, знакомые анекдотики, уже где-то слышанные, изрядно поднадоевшие,— вот ведь что служит, так сказать, основой этих сказок-басен. Возьмем сказку под названием «Морковные страсти». О чем она рассказывает? О бедном зайчишке, которого тупые начальники выдвинули заведующим морковным складом. Как быть зайцу? Ведь он морковку-то любит! Ему сказали: «Возьми себя в лапы и крепись». Похудел заяц, начальники смекнули, что так крепиться зайцу невозможно, и повелели «навешивать

ему на губы висячий замок и запирать на два оборота». Схитрил заяц — подобрал ключик к замку. Тогда начальники устроили совещание и назначили для обслуживания зайца целый штат, даже работника отдела кадров предусмотрели. А заяц занемог. «Доктора говорят — не жилец он на этом свете. Но заяц — это еще только полбеды. А куда прикажете девать остальных? А ведь у каждого семья. Срочно ищут другого зайца».

Увы, где же гут острота, которая бы обижала бюрократов, где социальный заряд, который бы делал эту сказку сатирически смешной, обличающей? Уж очень мелковата сама авторская задача, беден язык, нарочито стилизировано изложение. Рассказан заурядный пустячок действительно из «заячьей» жизни — и только. А начальники совещания притянуты к заячьим губам!

Может, в других сказках Лагину удалось произнести что-то свое, оригинальное в избранном им жанре? Посмотрим. В «Стакане воды» автор вытягивает на свет божий давнишний анекдот о словоохотливом ораторе, по фамилии Сидоров, которому подали стакан обыкновенной кипяченой воды вместо полагающегося для такого случая чая с лимоном. Обнесли, как говорится, Сидорова: всем ораторам подавали чай с лимоном, а ему простую воду! Сидоров сконфузился, что-то такое довольно несуразное забормотал и без аплодисментов покинул трибуну. И вокруг этого пустячка автор пытается поострить. Оказывается, шеф-повар даже справку выдал, удостоверяющую, что воду Сидорову подали без злого намерения, а просто заварка кончилась. Но доказывай, дескать, справкою, когда карьера Сидорова так неожиданно оборвалась.

И невольно нам вспомнился чеховский рассказ о чиновнике, который в театре чихнул на лысину генералу, а потом умер от страха. На основе, казалось бы, невероятной юмористическо-курьезной ситуации Чехов создал одно из лучших своих произведений. А в сказке Лагина вода в стакане же осталась обыкновенной кипяченой водой, а факт с бедным Сидоровым — заурядным, анекдотическим фактом. Ни сатиры, ни характера.

Почему автор называет свои сочинения сказками? Скорее всего — это назидательные басни в прозе. Но ведь и в них должна быть острота. Всего этого не сыщешь в сказках Лагина. Разве несут они гражданское беспокойство за все то, что действительно мешает нашей большой народной жизни? Если у читателя и возникает чувство обиды, то только за журнал, который предоставил свои страницы имитации под сатиру, лишенную серьезного общественного содержания. А жаль! Все творчество Л. Лагина свидетельствует о том, что он может писать более глубоко, остро и содержательно».

Подписана эта рецензия псевдонимом «Литератор».

Нельзя не признать, что в чем-то автор рецензии, конечно, прав. Но во многом с ним можно было и поспорить. Главная претензия вдругом: почему эти нелицеприятные для Лазаря Иосифовича строки подписаны псевдонимом, а не настоящей фамилией? Почему он, высказывая отрицательное мнение о публикации, тщательно скрывает свое имя? И в этом мне представляется главная претензия к критику.

Впрочем, эта рецензия почти не отразилась на дальнейшей работе Л. Лагина. Свои произведения он по-прежнему называет сказками, по-прежнему публикует в различных журналах. Что касается двух из них, на которых безымянный критик остановил свое внимание, то 0н по-прежнему их публиковал, что уже говорит о его личном отношении к вышеприведенной критике. Более того, в 1959 году он издал под таким же названием брошюрку малого формата в серии «Библиотека "Крокодила"». Она состояла всего из трех сказок (или басен в прозе — как кому угодно!): «Прометеевы страсти» (содержание: был титан-полукровка Прометей, и подарил он людям огонь. А как люди отблагодарили его за это? Приковали! И прикованный Прометей не знает об этом, и потому он всем доволен), « Ошибка Матвея» (содержание: слишком внимательно читал Матвей «Сказку о золотой рыбке», чем и сгубил ее, бедную) и «Аморалка» (содержание: бедный Вася пострадал за свой «распутный образ жизни во снах», и строгая Маргарита Капитоновна написала жалобу на студента).

Последующие публикации этого цикла чаше всего проходили «апробацию» в некоторых журналах («Крокодил», «Огонек», «Смена», «Юность») и газетах («Литературная Россия и др.). В некоторых случаях вновь издавались маленькими брошюрами в «Библиотеке "Крокодила"», но отдельными книгами уже не выходили. Их обычно помещали и помещают до сих пор в сборниках произведений Л. Лагина. Всего известно более 60 таких сказок, а наиболее удачные из них послужили сценариями для мультфильмов, о чем расскажем чуть позже.

«Майор Велл Эндью»

Полное название этой повести Л. Лагина — «Майор Велл Эндью, его наблюдения, переживания, мысли, надежды и далеко идущие планы, записанные им в течение последних пятнадцати дней его жизни». Она была завершена Лазарем Иосифовичем в 1962 году. Для усиления эффекта в ней автор использовал сюжет классического романа Г. Уэллса «Война миров». События и в романе, и в этой повести происходят в одно и то же время. Но если английский фантаст показывает борьбу с инопланетными захватчиками, если так можно выразиться, с внешней точки зрения, то Лазарь Иосифович повернул сюжет таким образом, что у марсианских завоевателей на нашей планете среди землян нашелся предатель. Бывший военный-артиллерист, попавший в плен к марсианам, решил по собственной воле сам им помогать. Помогать не потому, что при сложившихся обстоятельствах не мог иначе, а потому, что он всегда был в душе ренегатом, о чем свидетельствуют записи дневника, которые дошли до наших дней. Больше того: Велл Эндью свое предательство облекает целой философией, которая возвышает его самого и его поступки, превращая майора в собственных глазах чуть ли не в спасителя человечества. В итоге он и его новые хозяева погибают. А имя и фамилия главного героя — метафора, которая заключает в себе вопрос, обращенный к читателю: «Ну, а ты?» Именно так можно перевести с английского имя майора, который ради спасения собственной жизни стал причиной гибели сотен своих сограждан.

О чем все же эта повесть? О предательстве! О предателях, которых во время Великой Отечественной войны было так много на всей оккупированной территории СССР. Об этом в Советском Союзе писали редко и неохотно. Обычно только тогда, когда речь шла о судах над бывшими полицаями. Их даже стали называть иноземным, трудно произносимым словом «коллаборационисты». Для чего? Наверное, в надежде на то, что малограмотный (а главное — ничем не интересующийся!) народ вообще не поймет, кто же они.эти коллаборационисты. Рецензенты этой повести, как правило, акцентировали внимание не на этом факте, а на совсем другом: на схожести сюжетов повести J1. Лагина и романа Г. Уэллса. Не удивлюсь, если сам Лазарь Иосифович, ортодокс-коммунист, тоже не думал об осуждении коллаборационизма как явления. Но это произведение фактически об этом.

Впервые повесть «Майор Велл Эндью» была опубликована в первом номере журнала «Знамя» за 1962 год. Отдельной книгой не выходила, а публиковалась в сборниках «Послесловие к Уэллсу», в антологиях «Фантастика, 1962 год» (1962), «В мире фантастики и приключений» (1963), в 15-м томе «Библиотеки современной фантастики» (1968), в лагинских сборниках «Съеденный архипелаг» (1963) и «Избранное» (1975).

«Съеденный архипелаг»

«Съеденный архипелаг» — один из самых известных лагинских памфлетов, который, впрочем, вызывает сейчас неоднозначные оценки. Сюжет его типичный (из-за политизированности!) для этого писателя. Беспринципный, снедаемый жаждой наживы бизнесмен прибывает с сыновьями на придуманный автором архипелаг, на котором живут племена с очень низким уровнем развития, и к тому же еще занимающиеся каннибализмом. Ему удается прибрать к своим рукам все самое ценное, что на архипелаге есть, —дорогие породы деревьев. Их беспощадно вырубают и вывозят в свою страну, где перепродают по баснословным ценам, зарабатывая на этом и безмерно обогащаясь. Как говорится в одной из аннотаций на этот памфлет, — типичный «памятник советской идеологии, беспринципные и антигуманные буржуи-бизнесмены, не останавливающиеся ни перед чем ради лишней копейки (цента) прибыли, а неграмотные угнетенные аборигены становятся жертвами алчности империалистов. И все это преподнесено автором с фирменными юмором и иронией».

Интересны и анонимные современные отклики на этот памфлет. Вот некоторые из них:

— В советские времена, когда я был маленьким и читал «Старика Хоттабыча», я думал: «Ну, это он загнул! Как дети могут мечтать стать гангстерами?!» Увы, это оказалось правдой, которую в те времена знали не все. «Съеденный архипелаг» — такая же страшилка из жизни мирового империализма. Но я нисколько не сомневаюсь, что такое могло случиться на самом деле. Если разум человека ценится меньше его мяса, человеческая жизнь — всего лишь разменная монета.

— Омерзение. Это слово лучше всего описывает мои впечатления от данного рассказа. Омерзение не из-за личности автора или его текста, а от узнаваемых персонажей и их риторики. Шестьдесят лет прошли как один день, и описанные автором типажи, их мораль и двойные стандарты цивилизованного мира мы можем увидеть в современных газетах, телевизоре и интернете. Конечно, нельзя забывать о целях и задачах, которые преследовал Лазарь Лагин при написании этого рассказа. «Съеденный архипелаг» — образец (прекрасный образец!) коммунистической пропаганды времен холодной войны, поэтому неудивительно, что в маленьком произведении собрана масса штампов и клише, позволяющих обличить мир чистогана. Алчные и беспринципные бизнесмены; преступления ради прибыли в тысячи процентов; полное равнодушие капиталистического мира к преступлениям против человечности; доведенный до отчаянья народ; кровавая гражданская война, унесшая жизней не меньше, чем узаконенный каннибализм... С другой стороны, сложно сказать, что автор так уж сильно сгустил краски в рассказе. Те, кто знаком с историей европейских колоний (а также постколониальным периодом), скажут, что Лагин еше преуменьшил степень чада, угара и кутежа, которые творятся в подобных странах. По степени ужаса и безысходности реальное Конго с его кобальтовыми рудниками, где шахтеры и члены их семей вынуждены гнить заживо, без особых проблем заткнет за пояс вымышленный архипелаг Блаженного Нонсенса с его добычей черного дерева и лесосекой № 6. У рассказа ровно один недостаток: его чересчур оптимистичный финал. Возможно, здесь сказалась советская цензура, которая желала бы видеть позитивный конец у этой истории, а возможно, Лагин действительно верил в то, что страны третьего мира способны сбросить колониальную удавку и построить лучшую жизнь. С высоты послезнания очевидно, что эта задача гораздо сложней, чем казалась автору шестьдесят лет назад.

— Читая эту вещь, с первых строк понимаешь, что это именно то чтиво, которое доставляет такое же удовольствие, какое испытывает вождь племени, кушая вкусного пленника. Вкусен язык изложения и юмор. Эпиграфом к рассказу могли бы стать старые песни «Девушки острова Пасхи» и «Ну, почему аборигены съели Кука?» Почемужетем^ каннибализма неизменно подталкивает нас придумывать анекдоты и ударяться в черный юмор? Для цивилизованного человека поедание человечины настолько противоестественно, что воспринимается оно исключительно как нонсенс. В наше время правитель Уганды, получивший образование на Западе, оказался «цивилизованным» каннибалом, съевшим более полусотни своих соплеменников. Для Лагина людоедство — тема, дающая простор для игры с аллегориями, люди часто жрут других не в физическом плане, а империалисты — людоеды похлеще островитян. Произведение дышит эрудицией автора. Колонизатора зовут Урия Свитмердер (Сладкий Убийца). Урия — имя отрицательного персонажа из романа Диккенса. Его страна называется Пуритания. И это верно: первые штаты заселили переселенцы, бывшие пуританами. Умилила яркая деталь: дикари кладут в могил у утварь для использования в загробной жизни, и ученый обнаруживает там бережно прикрученную алюминиевую кастрюльку. Конечно, я не могла не оценить фразу, что на остров для аборигенов поступила первая партия «легкомысленных открыток». Актуальна для сегодняшнего дня травля автора честной статьи, которую показал Лагин. а принятые за рекламный слоган слова о мебели, изготовленной на человеческой крови, совсем уже переносят читателя в сегодняшний день. Рассказ был написан в годы, наступившие после сталинской мясорубки, и взгляд на человеческую природу ироничного интеллигента обнаруживает себя в произведении фантастическом и иносказательном. Хорошо, когда книга отстоится, и читаешь ее спустя годы с момента написания. Если бы ее держал в руках диссидентски настроенный читатель при социализме, его бы взбесила набившая оскомину политическая сатира и высмеивание империализма. Но сейчас критика капиталистического общества перестала вызывать идиосинкразию, и мы можем оценить этот рассказ объективно.

— Вроде бы что ни на есть просоветская из просоветских книжек, однако следа эпохи там совсем нет, написано очень весело и по-современному, юмор про любую (а не только злободневную на момеНт написания) экономику, политику, деятельность международных организаций, а также про моральные принципы, и это еше все с отсылками к истории. По всему этому видно, что книга-то совсем не детская, для детей это будет просто забавная история про диких аборигенов, а все богатство книги пройдет мимо. Рассказ совсем короткий. Но читать надо обязательно. Всем.

Впервые памфлет «Съеденный архипелаг» был опубликован во 2-м номере альманаха «Мир приключений» (1956 г.). И в том же году был включен в сборник произведений Лагина издательства «Детгиз», состоящий из нескольких десятков рассказов, памфлетов, повестей и названный именно по нему. Потом он входил в антологию «Смех — дело серьезное» (сборник № 2, 1963) и второе издание сборника «Съеденный архипелаг» (1963).

«Белокурая бестия»

В одном из глухих и суеверных горных селений Баварии местный житель Гуго Вурм во время прогулки по лесу почти нос к носу столкнулся со странным животным, похожим одновременно на волка и человека. Несмотря на все страхи и опасения, он решил поймать его. И в конце концов все же выследил в пещере с настоящими волками. По медальону, висевшему на шее этого существа, он восстановил события весны 1943 года, когда из парка старинного аристократического поместья волчица похитила почти двухлетнего мальчика Хорстля, сына генерал-майора Эриха Готфрида барона фон Виввер. К этому времени самого барона уже нет в живых. Вся тяжесть находки ложится на плечи его вдовы.

У худого белобрысого мальчика взгляд свирепого идиота. Он абсолютно дикий и агрессивный, не умеющий ни говорить, ни ходить на двух ногах. Он не признает ни одежды, ни элементарной гигиены, ест только сырое мясо с пола, как дикое животное.

Чтобы скрыть такое позорное пятно на безупречном фамильном дереве, мальчик объявляется безумным. Но встает вопрос, что с ним делать дальше. Решено отправить его в приют для детей лиц, преследовавшихся при нацизме. В нем все делается для того, чтобы мальчик-волк превратился в нормального человека. Казалось бы, это удалось сделать. «Параллельно с развитием маленького барона идет процесс реставрации нацизма в ФРГ, — находим в одной из рецензий на это произведение Л. Лагина. — Политическая погода день ото дня становится всё менее благоприятной для тех, кого при нацизме преследовали, и всё благоприятней для тех, кто преследовал.

В двенадцать лет Хоретля забирают домой, и дальше его обучают уже в компании приличествующих его положению детей, упорно и збавляя от «отвратительного плебейского демократизма», привитою ему в приюте. Ведь он рожден господином и должен научиться повелевать. Из его памяти вытравливают все воспоминания о воспитательнице, ставшей для него второй матерью, о всех друзьях его детства. Хоретля и дальше скрывают от широкой общественности из-за его отставания в развитии, которое к тому же усугубилось после возвращения домой.

В возрасте двадцати с небольшим лет при посещении зоопарка на глазах у ошеломленной публики Хорстль встречается один на один со сбежавшим волком и возвращает его в клетку. В какие-нибудь полчаса из предмета презрительного сострадания немногих знавших его людей он превратился в предмет восхищения десятков и сотен тысяч. С помощью грамотно разработанной информационной кампании его делают национальным героем и ролевой моделью Молодого Немца. В рамках этой же кампании создается молодежная организация «Федеральные волчата», чьим идеалом, достойным подражания, объявляется волк.

«Федеральные волчата» становятся чрезвычайно популярными в ФРГ.обильные взносы общественных организаций и частные пожертвования подвели под них вполне достаточную финансовую базу. Молодые люди по всей ФРГ активно вливаются в организацию, которая вскоре выходит на международный уровень. В Мюнхене «Федеральные волчата» проводят спортивные состязания, участие также принимают родственные зарубежные организации. Для Хоретля это был день сплошных триумфов: все золотые медали по бегу на четвереньках и все золотые медали по мясоборью, то есть скоростному поеданию сырого мяса. Абсолютный чемпион мира по двум новейшим и труднейшим видам национального спорта! В соревновании по охоте на живого цыпленка на четвереньках Хорстль фон Виввер показал высокий класс.

Безусловно, эта сатирическая повесть писалась как отражение послевоенной ситуации как в ФРГ, так и в целом в западном мире, но также это и предупреждение всем нам. Предупреждение о том, как долог и мучителен процесс развития человека и как легко, в один момент можно снова упасть на четыре конечности и стать диким животным, лишенным разума».

Впервые повесть-памфлет «Белокурая бестия» была опубликована в 4-м номере журнала «Юность» за 1963 год. И в том же году се включило в сборник «Съеденный архипелаг» издательство «Со-ретская Россия». Вот мнение читателя elias68, высказанное 25 июня 2016 года: «Эту небольшую повесть я впервые прочитал лет тридцать пЯть назад, раскопав во время летних школьных каникул на чердаке несколько старых номеров журнала «Юность». Помню еще, что она произвела на меня неизгладимое впечатление и запомнилась на всю жизнь, хотя имя автора почему-то забылось. Лишь много лет спустя я узнал, что ее написал автор «Старика Хоттабыча». Перечитай я ее лет двадцать назад — и, наверное, впечатления были бы иными. Но сейчас, когда знаешь больше и иначе воспринимаешь мир, эта книга начинает играть новыми красками, а гений и провидчество автора возносятся на недосягаемую высоту.

Конечно, «Белокурая бестия» — это прежде всего политический памфлет, повесть-предупреждение, написанная с присущим автору талантом, пронизанная тонким остроумием и едким лагинским сарказмом. Литературное мастерство Лагина не уступает булгаковскому, а вот по эмоциональному воздействию я при всем моем уважении к Михаилу Афанасьевичу поставил бы эту повесть выше «Собачьего сердца». Сегодня эта небольшая повесть Лагина актуальна, как никогда. А действительно, что изменилось в мире за это время? Точно так же, как в свое время американцы и англичане делали ставку на «умеренных нацистов» в борьбе против коммунизма, в наши дни они делают ставку на «умеренных исламистов» в борьбе против неподконтрольных им светских режимов Ближнего Востока. «Умеренный исламист», пожирающий сердце убитого врага, — это уже вам не Хорстль с цыпленком, такого даже Лагин не мог себе представить. Вообще, боюсь, что Лагин при всей своей богатой фантазии много чего еще не смог бы представить. Например, что пропагандистские фильмы, которыми промывали мозги Хорстлю, будут под видом «исторической правды» показывать его внукам, а ловкие англосаксонские писаки, родившиеся после войны, будут подсовывать им же развесистую клюкву про гитлеровцев, марширующих с буханками хлеба наперевес, чтоб накормить голодных советских граждан, в то время как Красная Армия, всячески мешая им это делать, уничтожала собственные города. Поэтому могу добавить лишь одно — читать эту повесть надо обязательно».

«Голубой человек»

Роман «Голубой человек» стал последним крупным произведением Лазаря Иосифовича. В одном из интервью 1963 года он так поделился своими творческими планами: «Усиленно работаю над новым романом для взрослых и над повестью для детей. Роман, вероятнее всего, будет называться «Голубой человек», повесть — «Заколдованный класс». Если ничего непредвиденного не произойдет, закончу обе эти книги в ближайшее время». На самом деле, то ли не закончил работу над романом «в ближайшее время», то ли он залежался в редакции журнала «Москва», но именно там он был впервые опубликован в 12-м номере за 1966 год. Время это было предъюбилейное: в следующем году предстояло 50-летие того, что тогда называлось Великой Октябрьской социалистической революцией. Так что неудивительно, что на лагинский роман быстро откликнулся другой московский писатель — Федор Левин, опубликовавший в газете «Литературная Россия» 7 апреля 1967 года рецензию. Привожу ее полностью и заранее предупреждаю современного читателя о том, что и сам роман, и рецензия на него — это тоже дети своего времени: «Фактическая завязка нового романа Л. Лагина сама по себе не нова в литературе. «Янки при дворе короля Артура» М.Твена, «Путешествие пана Броучека в XV столетии» С. Чеха, «Машина времени» Г. Уэллса, пьеса М. Булгакова «Иван Васильевич» — во всех этих произведениях герой вольно или невольно покидает свое время и попадает в другую эпоху. Но, хотя такой фабульный прием изобретен не Л. Лагиным, писатель воспользовался им весьма умело. Книга сразу заинтриговывает читателя, она занимательна, а это важное достоинство, вовсе не противопоказанное серьезной литературе, хотя именно так думают некоторые критики, как огня, боящиеся «развлекательности». Но дело не только в завязке, не только в том, что наш современник, молодой рабочий, ударник коммунистического труда в цехе транзисторов, да еще студент-заочник энергетического института Егор Антошин попадает из Москвы 1959 года в Москву 1894 года. Важно то, что благодаря этому невероятному происшествию Л. Лагину удается сопоставить прошлое с настоящим, увидеть быт московских рабочих, революционное движение конца XIX века под острым и оригинальным ракурсом. Живя в подвале у сапожника Малахова, бродя по городу, встречаясь с ремесленниками, рабочими, подпольщиками, студентами, шпиками, Антошин знает не только то, что видит сейчас. Ему уже известны судьбы Москвы, всей страны и даже отдельных людей, оставивших хоть какой-то след в истории. Он знает, что произошло дальше — в 1905-м, в 1917-м, в 1941-м и 1958-м годах. Явившись в прошлое, посланец нашей эпохи Антошин именно поэтому особенно отчетливо, осязательно воспринимает жизнь Москвы середины 90-х годов, свежо, непосредственно видит противоречия, уродство, косность, отсталость, с одной стороны, и с другой — героических бориов против царизма за освобождение рабочего класса. Антошин остается в дореволюционной Москве тем, чем был, — передовым человеком советского общества конца 50-х годов XX века. Но Л. Лагин, фантастически переместив своего героя на шестьдесят с лишним лет назад, не позволяет ему волюнтаристски изменить ход истории, ибо тогда вся книга превратилась бы в фантастику. С большим тактом писатель ставит пределы деятельности Антошина, хотя тот всеми силами стремится участвовать в жизни. И поэтому читатель с улыбкой приемлет самые, казалось бы, странные, парадоксальные факты и события. Антошин встречается с одним из первых русских марксистов — С. А. Розановым, известным ему из истории русского революционного движения, которую он изучал, и по экспозиции в Музее Революции рассказывает ему о будущем, поет ему песню о матросе Железняке и принимает последний вздох умирающего революционера. Он произносит горячую речь над могилой, необычайную, не такую, какие говорили в его времена, социально-философскую речь с той перспективой, какая была доступна именно ему, человеку будущего. Он «пророчит», что в этом 1894 году умрет Александр III и предостерегает дорогих ему людей, чтобы они не ходили на Ходынку, какие бы подарки ни были им обещаны. Он предсказывает А. А. Лопухину, что тот через восемь лет станет директором департамента полиции. Эти и многие другие эпизоды похождения Антошина в Москве 90-х годов при всей своей невероятности не меняют хода истории, а лишь помогают увидеть его в более резком освещении, приближают к нам людей и время. В связи с этим следует сказать, что в романе, в отличие от других произведений (кроме только повести «Броненосец "Анюта"»), Л. Лагин написал не «условные» фигуры вроде Старика Хоттабыча и Вольки или персонажей его памфлетно-сатирических произведений, а создал живые образы и типы. Не только Егор Антошин, но и Дуся Грибунина с ее столь обычной в те годы историей и тяжелой судьбой, и пьяненький брючник, и заурядный в своей мерзости шпик Сашка Терентьев, и подвальный сапожник Малахов — все это люди, как бы выхваченные из жизненной гущи. Но особенная удача автора — девятилетняя Шурка, живая, смешливая, озорная, способная девчонка из рабочих низов, будущая Александра Степановна Беклемишева, стойкая и умная большевичка. Забавно, как они меняются местами: в 1894 году Антошин учит Шуру, а она в сороковые годы ведет среди детдомовцев, в числе которых есть и Антошин, кружок по истории партии. Роман Л. Лагина проникнут мыслью о том, что истинной жизнью, достойной человека, может быть только жизнь деятеля и борца, противостоящего всякой обывательщине, пассивности, равнодушию, невмешательству, конформизму Таков Егор Антошин, таковы революционеры, путь к которым он ищет и находит в немногие месяцы, проведенные им в дореволюционной Москве.

В привычном прежнем мире Антошина человеку до всего должно быть дело. Здесь, в императорско-купеческом антимире, над всеми его городами и весями беспрерывно висел свирепый и пронзительный, как полицейский свисток, окрик: «Не твое дело!»

...Но были и в этом антимире люди, которым тоже было дело. И Антошину в этом супермрачном антимире тоже до всего было дело.

Он умер бы от унижения и возмущения, если бы не мог присоединиться к этим людям.

Итак, Л. Лагин написал роман занимательный, образно воскресающий жизнь рабочей Москвы 90-х годов, о бедности, тяготах и героике, которую полезно знать сегодняшнему поколению, роман, направленный против «ужиной» философии «умного» обывателя, против всякого мещанства.

В романе немало выдумки, подлинных находок, о некоторых сказано выше. Но об одной надо сказать особо. Скрываясь от полиции на чердаке, Антошин случайно натолкнулся на вплетенную в другую книгу, подпольно отпечатанную работу В. И. Ленина — тот самый второй выпуск его труда «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», который тщетно разыскивают в течение десятилетий все наши архивисты и историки. И вот, чтобы спасти от рук охранников чудесно попавшую в его руки ленинскую книгу, Антошин не только прячет ее старательно на том же чердаке, но спускается в подвал Малаховых и отдается в руки жандармов, лишь бы не навести их на след драгоценной ленинской работы, лишь бы они не сделали на чердаке обыска. В этом фантастическом эпизоде находит выражение и мечта о том, чтобы нашлась наконец эта важная работа Ленина, и характер большевика — героя любопытной книги Л. Лагина.

Я часто хожу мимо дома, описанного в романе, где якобы спрятал Антошин ленинскую книгу, и хотя я знаю, что все это вымысел писателя, но у меня постоянно возникает желание забраться на чердак этого дома: а вдруг книга там?

И вот еще о чем думаешь, закрывая последнюю страницу романа: от Москвы тех времен, которая в нем изображена, с ее бытом, правами, порядками, до Октябрьской Москвы не прошло и четверти века, а до Москвы наших дней — три четверти столетия, то есть, в сущности, не прошло одной и не самой долгой человеческой жизни. А как преобразовалась действительность, какие разительные перемены произошли в нашей стране! Сопоставление эпох в романе Л. Лагина весьма наглядное и выпуклое, «звучит» с большой силой именно теперь, в канун пятидесятилетия Октября».

А вот мнение другого рецензента — Л. Жан, опубликованное в «Литературной газете»: «Перед героем романа все время две Москвы. Одна — старая, купеческая, с рабочими окраинами, другая — новая, социалистическая, в которой прошли его детские годы, в которой он в первый раз полюбил, в которой жил до того неожиданного для него вечера в канун Нового года, когда он вдруг оказался перенесенным в новогоднюю ночь 1894-го. И эти две разные Москвы писатель сумел органически спаять воедино, раскрыть связь времен, протянуть те ни ги, что идут от первых марксистских кружков к победоносной пролетарской революции, уже после которой родился и вырос герой романа. Эта связь времен ощущается и в сравнительной географии города, и в его повседневной жизни. Георгий Антошин даже не сравнивает, он только констатирует факты (так выглядит теперь Пушкинская площадь, бывшая площадь Страстного монастыря, а вот как она выглядела в 90-х годах, и т. д.), а выводы делает уже читатель. Ему ничего не подсказывают ни герой, ни автор романа. Картины, нарисованные писателем, говорят сами за себя.

Л. Лагин проник и в быт, и в кровь, и в психологию своих героев. Перед нами — Москва 90-х годов XIX века во всем сложном комплексе ее жизни. Писатель населил роман большим количеством действующих лиц. Каждое из них мы ощущаем во плоти и крови. И какое разнообразие характеров, раскрывающихся, что называется, «во времени»! Ярко выписаны образы, проходящие через все произведение, и фигуры эпизодические.

Есть в книге два эпизода, особенно волнующие. Это последний разговор С. Розанова с Георгием Антошиным и встреча героя романа с Владимиром Ильичом Лениным. Перед читателем в небольшой сцене явственно возникает молодой Ленин, образ которого рисуется буквально несколькими штрихами. Как это ни парадоксально, но при чтении романа нельзя не уверовать в то, что разговор между Лениным и Георгием Антошиным действительно состоялся и носил именно такой характер, который придал ему Л. Лагин.

Роман «Голубой человек» написан мастерски, и поэтому не хочется упоминать об отдельных (очень редко встречающихся) языковых неточностях, я сказала бы, описках автора. Не кажется мне удачным и название «Голубой человек». Но в этих ли частностях дело? Перед нами произведение, написанное художнически ярко, своеобразно, изобретательно. Фантастика здесь поставлена на службу исторической правде. Книга Л. Лагина войдет в нашу историко-революционную литературу и займет в ней достойное место».

«Голубой человек» был выпущен отдельным изданием только издательством «Советский писатель». Сначала вскоре после написания романа — в 1967 году. А поскольку читатели приняли его достаточно хорошо, поэтому издательство еще трижды осуществляло его выпуск: в 1969, 1972 и 1977 годах. В общем, это более или менее увлекательное чтение, даже несмотря на все идеологические особенности. Но уже почти полвека «Голубой человек» не переиздается и вряд ли будет издан: уж очень роман политизирован, современному читателю это едва ли будет интересно. Да и то, что он.по мнению критика, «войдет в нашу историко-революционную литературу и займет в ней достойное место», — тоже едва ли. На оценке рецензента сказались годы, когда рома был издан, проверку временем он, кажется, не прошел.

Афоризмы

Все, кто хорошо знал Лазаря Иосифовича, отмечали его острый язык и остроумие. Впрочем, об этом можно судить и по его произведениям, которые даже на самые серьезные темы (как, например, политические памфлеты) не лишены острот и юмора. Лагин также любил заниматься тем, что сейчас принято называть сочинительством афоризмов. Собрав их более сорока, писатель поместил их под названием «Отрывки из ненаписанного» в первом номере журнала «Вопросы литературы» за 1962 год. Спустя еще шесть лет он опубликовал новую подборку афоризмов уже в журнале «Наука и жизнь» (№ 2). И продолжал их сочинять до последних лет жизни. Они нигде, к сожалению, не были опубликованы полностью. Но большинство их действительно отличаются остроумием и свидетельствуют о том, что писатель умел видеть вокруг себя смешное и забавное. Вот некоторые из этих афоризмов, актуальных, без сомнения, и спустя много лет, в наши дни.

— Даже купаясь в славе, не забывай о скромности: купайся в трусиках.

— Одаренному коню в зубы не смотрят.

— Не все блондины — светлые личности.

— Перефразируя слова одного замечательного актера: «Если можешь не быть критиком, не смей им быть!»

— Бумага, засиженная музами.

— Моложавое дарование.

— Одноклеточный фантаст.

— Кое-какие критические статьи я уподобил бы производству слонов из мух заказчика.

— Объем некоторых книг и статей по теории и истории литературы я предложил бы исчислять не в печатных листах, а в литрах.

— Некоторых деятелей литературы и искусства я уподобил бы торговцу газированной водой. Ибо и они добывают себе средства к существованию тем, что торгуют водой и сиропом.

— Н. — типичный классик. Давно уже ничего не пишет, но весьма обильно переиздается.

— Червяки орлов не боятся. Они боятся кур.

— Поэт молочно-восковой зрелости.

— Доказано, что критик Н. верит в загробную жизнь. Если бы он не рассчитывал встретиться с Маяковским на том свете, он ни за что не стал бы его хвалить.

— Ума у этого человека палата. Но палата казенная.

— Умывать руки — далеко не всегда признак чистоплотности.

— Болван замедленного действия.

— Ответственный съемщик сливок.

— Единственное, над чем люди призадумались, выслушав доклад этого литературоведа, — где это он раздобыл такой чудесный материал на костюм.

— Долог и непрям процесс перерастания образования в культуру.

— Этот поэт только потому молодой, что он вчера снова женился.

— Удивительная игра природы: человек с камнем за пазухой не так часто тонет, как следовало бы.

— Дерзать и дерзить — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

— Чтобы скрыться, ей было достаточно стереть с лица косметику.

— Человек застенчивый до грубости.

— Клопа танком не раздавишь.

— Как мухомор заботой ни окружай, не вырастет из него боровик.

— Очень может быть, что этот человек и родился в сорочке, но он ее с тех пор ни разу не стирал.

— Неоднократно замечено, как количество переходит в ячество.

— Не рой другому яму, если можешь поручить это своему подчиненному.

Мультфильмы и другое

Большая популярность «Старика Хоттабыча» не могла не сказаться на том, чтобы его сюжет не был использован и в других видах искусства. О цветном художественном кинофильме речь уже шла. Но этим, понятно, дело не ограничилось. Правда, на этот раз внимание Лазаря Иосифовича привлекли мультипликационные фильмы. Для их сценария он использовал свои уже написанные рассказы. В 1966 году таких фильмов было выпущено три, год спустя — еще один. И. наконец, последний — в 1970 году. Все они были сделаны на киностудии «Союзмультфильм».

«Жил-был Козявин» был снят по мотивам одноименного рассказа из цикла «Обидные сказки» (сценарий Л. Лагина и Г. Шпаликова). Это был режиссерский дебют ныне хорошо известного мастера А. Хржановского (дипломная работа).

Козявин — обычный советский служащий. Однажды под конец рабочего дня начальник поручает ему разыскать Сидорова, потому что пришел кассир. Козявин покорно исполняет поручение, строго следуя по назначенному маршруту, и спрашивает всякого встречного, не видел ли тот Сидорова. По пути он минует невообразимые препятствия, и в итоге, поскольку Земля круглая, возвращается в родное учреждение (только с другой стороны). В дороге ему приходится преодолеть подземные коммуникации, разрушаемый дом, строящиеся конструкции, парк отдыха, концертную площадку, комиссионный магазин (со связанным сторожем и грабителями внутри), завод, горы, пустыню (с отлично сохранившимся скелетом динозавра, который Козявин разрушает, не смея свернуть с курса), океан и полюс.

С приемкой этого мультфильма возникли сложности. Просмотровая комиссия оценила его как сюрреалистический. К счастью, за создателей заступился С. Герасимов, которому фильм понравился и который определил его как «наш социалистический сюрреализм». Слово мэтра оказалось решающим. И мультфильм появился на экранах кинотеатров.

В том же 1966 году был выпущен еще один мультфильм по сценарию Л. Лагина. В его основу был положен рассказ «Про злую мачеху». Сюжет о злой мачехе и ее бедной падчерице не нов и хорошо известен, например, по классической сказке Ш. Перро. Но Лазарь Иосифович использует его, если можно так сказать, наоборот. Вдовец и вдова вступают в брак, а их дочери становятся сводными сестрами. Как и подобает злой мачехе, она начинает думать, как бы ей скорее избавиться от падчерицы. В итоге решила все делать наоборот: собственную дочь она заставляет учиться, убирать квартиру и заниматься спортом, а падчерицу бережет, холит и лелеет, не позволяя ей ничего делать самостоятельно. Проходят годы. Родная дочь вырастает умной и трудолюбивой оптимисткой, а падчерица, развращенная мачехой, — откормленной, располневшей и капризной сумасбродкой, всегда чем-то недовольной. Подснежники из классической сказки у Лазаря Лагина заменены свежей клубникой, которую доктора назвали в качестве единственного средства для выздоровления серьезно заболевшего отца и мужа. Родная дочь остается дома, а дочь жены идет за ягодой в лес. Там она встречает старика-профессора и его юного помощника, которые подсказывают ей, как решить задачу. Правда, для этого девушке одной надо убрать гору снега. Когда это было сделано, перед ее глазами предстала... теплица. А в ней — свежая, сочная клубника. Съев ее, глава семьи выздоравливает, а юный помощник профессора предлагает девушке руку и сердце. Завистливая сводная сестра тоже хочет найти клубнику в лесу, тоже хочет замуж. Она отправляется в лес. Но не только там ничего не находит, но и сама едва спасается от волков.

Режиссерами этого мультфильма стали В. и. 3. Бромберги, а роли в нем озвучивали такие актеры, как А. Папанов, М. Миронова, А. Минакер, Н. Румянцева, Р. Зеленая.

Третий мультфильм 1966 года — «Происхождение вида». Сюжет его прост. Авторы, пользуясь известной гипотезой Дарвина о том, что труд превратил обезьяну в человека, показывают, что может быть с человеком-бездельником, т. е. процесс, обратный дарвинскому: превращение человека в обезьяну. Режиссер фильма — заслуженный деятель искусств РСФСР Е. Гамбург. Озвучивали роли такие известные артисты, как А. Грибов, А. Папанов, А. Граве.

«Шпионские страсти» — не только, вероятно, самый известный из мультфильмов, сделанных по сценарию Л. Лагина, но вообще советских мультфильмов, который пользуется зрительским успехом до сих пор. Он рассчитан прежде всего на взрослого зрителя и штампы отечественных и зарубежных шпионских детективов. Это еще одна совместная работа Лазаря Иосифовича с режиссером Е. Гамбургом.

Сюжет фильма такой. В СССР создан чудесный зубоврачебный аппарат. Об этом узнает шеф одной иностранной разведки, который мучается зубной болью. Он разрабатывает план похищения этого изобретения, вызывает к себе своего лучшего агента и поручает ему это важнейшее задание. В Советском Союзе узнают о коварных планах враждебной разведки еще до начала их реализации. Для выполнения задания по нейтрализации шпионов генерал Сидорцев вызывает полковника Сидорова, который подключает к делу капитана Сидорина и лейтенанта Сидоркина. Bee вместе, при ненавязчиво-естественной помощи советских граждан, взрослых и детей, срывают коварные планы шпионов, попутно перевоспитывая одного тунеядца и стилягу, который, естественно, чуть не попал в сети, расставленные иностранными разведками. Мультфильм заканчивается полной победой «наших» и посрамлением врагов. Он в 1968 году на 3-м Всесоюзном кинофестивале в Ленинграде получил диплом.

Еще один мультипликационный фильм появился в 1970 году по памфлету Л. Лагина «Белокурая бестия». Его сделал все тот же Е. Гамбург. В отличие от предшествующей работы, этот мультфильм рассказывает о делах серьезных. Авторы назвали его по-другому, чем памфлет: «Осторожно, волки!»

В 1971 году Лазарь Иосифович написал сценарий мультфильма «Наше вам прочтение» — остроумную пародию на низкопробные экранизации классических произведений русской литературы. Однако создание фильма по этому сценарию было запрещено. По какой причине, установить не удалось.

Планировал ли Лазарь Иосифович сам создать мультфильм по мотивам «Старика Хоттбаыча», неизвестно. Хотя после удач 1966-1970-х годов это вполне можно было бы предположить. Однако дочь писателя утверждает, что отец был против этого и в течение многих лет боролся с «растиражированием» образа Хоттабыча, ограничивал его появление на сценах, на манеже, вразного рода массовых представлениях. Тем не менее...

Как уже говорилось, ленинградский композитор Н. Симонян написала балет «Старик Хоттабыч» в трех действиях и семи картинах. Это решение к ней пришло после работы над художественным фильмом с одноименным названием. Авторами либретто считаются Л. Лагин и К. Ласкари. Едва ли сам Лазарь Иосифович занимался либретто. Скорее всего, его сделал именно Кирилл Ласкари (1936-2009) — артист балета, балетмейстер, писатель, заслуженный деятель искусств РФ (2002), сын артиста эстрады Александра Минакера от первого брака, единокровный брат Андрея Миронова. Лагин в качестве соавтора, скорее всего, значится только из-за того, что он автор первоисточника.

Еще один балет под названием «Старик Хоттабыч» написал в середине 1950-х годов ныне очень известный композитор А. Зацепин.

Это была его дипломная работа в Алма-Атинской консерватории. А местный театр оперы и балета на протяжении 15 лет включал его в свой репертуар.

В 1979 году композитор Геннадий Гладков и поэт Юрий Энтин написали новый музыкальный спектакль «Старик Хоттабыч», в котором пели такие известные драматические артисты, как Михаил Боярский, Людмила Гурченко, Ирина Муравьева и др. (М. Боярский, естественно,

— Хоттабыча). Авторы этого мюзикла не могли не обойтись без отсебятины: в нем друг Вольки мальчик Женя превращается в девушку Женю, д там дальше, как в любом подобном любовном дуэте...

Еше один мюзикл на эту тему написал петербургский композитор Сергей Плешак на либретто поэта Николая Голя. Благодаря этому творческому тандему, а также постановочной бригаде спектакля во главе с режиссером Александром Петровым, эта сказка, наполненная чудесами, добротой и неизменным юмором, обрела на сцене театра «Зазеркалье» свою новую жизнь в декорациях и костюмах блестящего петербургского театрального художника Владимира Фирера.

Нашел свое воплощение «Старик Хоттабыч» и на студии «Диафильм». Произошло это в 1970 году, когда диафильмы были очень популярны, особенно среди школьников младших классов. Для этого диафильма использовали рисунки художника Г. Мазурина.

Не обошлось и без аудиоверсии повести-сказки, выпущенной в 2012 году. Ее читал артист театра и кино Владимир Герасимов, известный мастер озвучивания и дубляжа.

На протяжении уже многих лет в московском театре «Эрмитаж» идет спектакль для детей «Старик Хоттабыч». Его поставил режиссер С. Олексяк, оформил художник Г. Гуммель, а музыку написал композитор А. Семенов. Пластинка «Старик Хоттабыч» впервые была выпущена в 1958 году. Инсценировку осуществил режиссер С. Богомазов, а музыку к ней написал композитор В. Рубин. В 1974 году фирма «Мелодия» выпустила новый, 15-тысячный, тираж этой пластинки. Четыре года спустя — еще один тираж. В этой инсценировке текст от автора и роль Старика Хоттабыча исполнял известный актер и режиссер, народный артист РСФСР (1972) Николай Литвинов (1907-1987)

— один из ведущих советских мастеров радиовещания для детей.

Зависть

О порой непростых взаимоотношениях в писательской среде известно давно. Они не во многом отличаются от, скажем, театральных... Помните, «против кого дружим?» незабвенной Ф. Раневской или «террариум единомышленников» такого же остроумца А. Ширвиндта? Успех «Старика Хоттабыча» тоже не обошелся без откровенной зависти. В интернете в связи с Л. Лагиным и его «Стариком Хот-табычем» часто упоминается отрывок из рассказа «29 июня» писателя Л. Владимирова: «Гуляя в тот вечер с Кроном, спросил его, как же такой лицемер и остолоп мог написать милую сказку «Старик Хоттабыч»?

— Не беспокойтесь, это не он написал.

— А кто ж тогда?

-Я.

Мне стало досадно, что Крон меня разыгрывает. Но розыгрыша не было. Оказалось, что малоспособный, хоть и очень политически выдержанный фельетонист «Крокодила» Лагин наткнулся где-то на английскую сказку — осовремененную легенду о джинне из бутылки. Он переписал ее на советскую действительность, освободил, как мог, от сверхъестественного и принес в «Детгиз». Молодой Крон как-то зашел в редакцию прозы «Детгиза», и ему показали рукопись Лагина. Идея нравилась, но написано было из рук вон. «Не возьмется ли переписать?» Взялся, деньги были нужны. Намучился очень — буквально все заново. Лагин знает, кто делал, и с тех пор ни разу не поздоровался — пробегает мимо...»

Прежде чем отметить явные нестыковки в этом маленьком отрывке, представлю, так сказать, «самих героев»: писателей Крона и Владимирова.

Александр Крон (1909-1983) — писатель, драматург, педагог. Выпускник историко-филологического факультета МГУ (1930). Участник Великой Отечественной войны. После ее окончания преподавал в Литературном институте им. Горького, одним из первых заметил дарование драматурга В. Розова. Некоторые пьесы А. Крона ставили театры до войны. Последнюю из них он написал в 1950 году. Из прозы наиболее известна повесть «Капитан дальнего плавания», рассказывающая о моряке-подводнике А. Маринеско (1984). Его произведения давно уже, кажется, не переиздаются, а уж пьесы — это точно! — давно уже не ставятся.

Леонид Владимиров (1924-2015) — советский, впоследствии антисоветский журналист, писатель, переводчик, диссидент. Работал в журнале «Семья и школа»», с 1960 по 1966 годы заведовал отделом в журнале «Знания — сила». В 1966 году, будучи в Англии, попросил политического убежища и с этого времени по 1979 год работал на радио «Свобода», а потом до 2006 года — на Русской службе ВВС. В 1972 году перевел на русский язык книгу Р. Конвеста «Большой террор», которую издали в Италии, а в 1989-1990 годах публиковал ленинградский журнал «Нева».

В приведенном отрывке сразу бросается в глаза то, что Крон не знал о первых публикациях «Старика Хоттабыча» в газете «Пионерская правда» и журнале «Пионер». Если «написано было из рук вон» плохо, то почему это опубликовали газета и журнал? Или в них работали люди, которые ничего в литературе (особенно детской!) не понимали? Возможно, рукопись Лагина в «Детгизе» действительно правили, даже не исключаю, что именно Крон. Но правка авторских рукописей — это абсолютно распространенная в советских издательствах практика. Редакторов в них имели все, включая нобелевскою лауреата М. Шолохова и других классиков советской литературы Знаю это непонаслышке — сам испытал «редакторство» на себе. Причем возразить редактору было делом безнадежным. И чем автор был менее именитый, тем больше «хозяйничали» редакторы в рукописи. Так что никаких «Америк» А. Крон не открыл. Что касается «намучился очень — буквально все заново», то для этого надо иметь первоначальную рукопись Лагина. И сравнить ее с тем, что «выдал» Крон. Я это сделал с газетным текстом и одним из современных изданий «Старика Хоттабыча» (минское «Юнаптва», 1984). Да, изменений в тексте есть немало. Но, во-первых, мы не знаем, какие правки в него внес сам автор после газетно-журнальных публикаций еше до того, как принес рукопись в издательство. А во-вторых, известно, что «Старика Хоттабыча» неоднократно переписывали в послевоенных изданиях — как редакторы в издательствах, так и сам автор. Так что определенно сказать можно только в одном случае: сравнить самую первую рукопись Лазаря Иосифовича с первым изданием повести в «Детгизе». А эта рукопись, скорее всего, не сохранилась.

Один из публикаторов отрывка Л. Владимирова в интернете писал: «Насколько прав Александр Крон, насколько точно передал его слова Владимиров — судить здесь не станем. То, что занятой советский высокопоставленный журналист не имел времени отредактировать собственную рукопись и написал ее крайне неряшливо — вполне возможно. А то, что кроме «Хоттабыча» от обширного наследия Лагина не осталось в читательской памяти вообще ничего — очевидность. Хотя написано было много...»

Даже если согласиться с этим утверждением, то законно спросить: а много ли осталось до наших дней от самого Крона и самого Владимирова? И очень многих бывших «классиков»...Читает ли их произведения наш современник? Ответ на эти вопросы мне кажется совершенно очевидным. А «Старика Хоттабыча» по-прежнему и читают, и издают. Для меня в этом случае вполне очевидно: Крону трудно было пережить успех «Старика Хоттабыча». Особенно, если он действительно редактировал эту рукопись.

Кстати, с еще одним известным произведением Л. Лагина случалось нечто подобное. Речь идет об уже упоминавшемся фантастическом романе «Патент "АВ"». Пять лет спустя после его выхода, в 1952 году, газета «Комсомольская правда» опубликовала фельетон, в котором утверждалось, что в «Патенте "АВ"» использована идея.

заимствованная из повести А. Беляева «Человек, нашедший свое Г]ИЦ0». Специальная комиссия Союза писателей под руководством 5 Полевого на основании публикации в 1934 году конспекта романа Лагина «Эликсир Сатаны» изучила этот вопрос и пришла к выводу, что обвинения в плагиате безосновательны.

И все же у Л. Лагина есть один, по крайней мере, действительный серьезный грех. Не хотелось бы о нем вспоминать, но нельзя слова выбросить из песни. История эта очень давняя, произошла в сталинские времена, когда одной из самых любимых тем громадного числа советских писателей — «инженеров человеческих душ» (Сталин) — была борьба с «безродными космополитами». В московской «Новой газете» 26 января 2009 года был опубликован материал О. Хлебникова «Бенедикт Сарнов: товарищеский суд Линча». Но прежде и в этом случае представлю главного его «героя», известного литератора, литературного и театрального критика Иоганна Львовича Альтмана (1910-1955). В 1936-1938 годах он являлся ответственным секретарем газеты «Советское искусство», в 1937-1941 годах — первым ответственным секретарем журнала «Театр». Во время Великой Отечественной войны И. Альтман был редактором фронтовой армейской газеты «Уничтожим врага», награжден орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды, медалями «За оборону Москвы» и «За победу над Германией». Так вот в 1949 году, в ходе кампании по борьбе с «безродными космополитами» (а фактически это была очередная сталинская антисемитская кампания) Иоганн Львович был обвинен в антипатриотической деятельности и связях с «сионистскими заговорщиками» и исключен из КПСС. Вот отрывок, о котором шла речь: «Помню, как партия изгоняла из неподкупных своих рядов несчастного Иоганна Альтмана. Председательствовал, как обычно, Со-фронов. Он возвышался над залом как памятник, дородный, могучий, несокрушимый, помесь бульдога и слона.

— Мы будем сегодня разбирать персональное дело Иоганна Альтмана, двурушника и лицемера, буржуазного националиста... Цинизм этого человека дошел до того, что он развел семейственность даже на фронте. На фронте! И жена его, и сын устроились во фронтовой редакции под теплым крылышком мужа и папы. Впрочем, сейчас вам подробно расскажут.

На трибуне появляется тощий, с лицом гомункулуса, человечек:

— Все так и есть, мы вместе служили, я наблюдал эту идиллию. Пригрел и свою жену, и сына.

Зал: Позор! Ни стыда, ни совести! Гнать из партии! Таким в ней не место!

Альтман пытается объясниться:

— Я прошу слова. Я дам вам справку.

Общий гул: Нечего давать ему слово! Не о чем тут говорить! Позор

Альтман едва стоит. Он бел. Капли пота стекают с лысого черепа. Вдруг вспоминаешь его биографию: большевик, участник Граждан ской войны. Статьи, которые он писал, были не только ортодоксальными, но и фанатически истовыми. Я вижу растерянные глаза, готовые вылезти из орбит, — он ничего не понимает.

Голос: Была жена в редакции?

Альтман: Была.

Голос: Был сын?

Альтман: Был и сын.

Рев: Все понятно. Вон с трибуны!

Альтман: Две минуты! Я прошу две минуты...

Наконец зал недовольно стихает. Альтман с усилием глотает воздух, глаза в красных прожилках мечутся, перекатываются в глазницах. Голос срывается, слова не приходят, он точно выталкивает их в бреду:

— Жена должна была ехать в Чистополь... С другими женами писателей... Но ведь она — старый член партии... Она стала проситься на фронт... Настаивала... Ну что с ней делать? Сорок шесть лет, кандидат наук... Все-таки пожилая женщина. Поэтому я ее взял в редакцию... Она работала там неплохо... даже получила награды... Возможно, ей надо было поехать вместе с другими... женами... в Чистополь. Возможно... Она не захотела... Я взял ее в редакцию. Верно.

Он снова вбирает воздух в пылающее пересохшее горло.

— Теперь — мой сын... Когда война началась, ему было только пятнадцать лет. Конечно, он тут же сбежал на фронт. Его вернули. Он снова сбежал. Опять вернули. Опять он пытался. Он сказал: «Папа, я все равно убегу». И я понял — он убежит. Что делать — так уж он был воспитан. Тогда я и взял его в редакцию. Просто другого выхода не было. И вот в возрасте пятнадцати лет четырех месяцев, исполняя задание, мой сын был убит. Мой сослуживец, который сейчас говорил о семейственности, вместе со мной стоял на могиле моего мальчика». Прочитав этот рассказ в книге Зорина, я подумал, что это, может быть, единственный случай, когда история, давно живущая в моей памяти и настойчиво требующая, чтобы я ее записал, изложена так.что мне совсем не хочется переписать ее по-своему. Лучше и точнее, чем это сделал автор «Авансцены», мне не написать. Но кое-что к тому, что вы только что прочли, я все-таки хочу добавить.

г

— Этот человек... Он вместе со мной стоял на могиле моего мальчика... Вместе со мной... — сказал Альтман. И замолчал.

Зал, битком набитый озверевшими, жаждущими свежей крови аинчевателями, тоже молчал. И в этой наступившей вдруг на мгновение растерянной тишине как-то особенно жутко прозвучало одно короткое слово — не выкрикнутое даже, а просто произнесенное вслух. Не слишком даже громко, но отчетливо, словно бы даже по слогам:

— Не-у-бе-ди-тель-но...

Слово это скрипучим своим голосом выговорил Лазарь Лагин, автор любимой мною в детстве книги «Старик Хоттабыч». И оно, как говорится, разбило лед молчания.

Суд Линча продолжился».

Обратите внимание: этот пожилой человек, распятый толпой, умер в 55 лет, шесть лет спустя после произошедшего. Уже не было в живых «отца всех народов». Но то, что писатель пережил в последние годы сталинизма, даром пройти ему, конечно, не могло. Кстати, как и многим другим. Можно себе представить, что испытывал этот ветеран партии, принятый в нее в двадцатилетнем возрасте, когда карьеристы в нее еще не совались, а все вступали исключительно по убеждениям. Для него, настоящего коммуниста, исключение было равносильно смерти. И все последующих шесть лет И. Альтман, по сути дела, медленно умирал.

А я пытаюсь понять Лагина. Что руководило им в этот момент, за который — уверен! — ему потом было очень стыдно? Пытаюсь понять и не могу. Неужто трудно было промолчать? Не говорю — заступиться. Ясно, что для этого требовалось большое мужество и смелость, которыми вто страшное время обладали единицы. Понятно, что Лазарь Иосифович оказался не в их числе. Не будем за это его осуждать. Но промолчать... Промолчать можно было без всяких проблем. Никто бы не осудил. Никто бы даже не обратил на это молчание внимания...Лагин не промолчал... Почему? Хотел выслужиться? Показать, какой он б-о-л-ь-ш-о-й советский патриот?

И еще вот что интересно: перед Альтманом он когда-нибудь извинился?

Братья Стругацкие и другие

Не помню, кто это сказал: настоящим мастерам своего дела конкуренты не страшны. Более того, они стараются, чем могут, помочь молодым, начинающим. В полной мере это относится и к писателям, хотя «маршалы и генералы» литературы так поступают далеко не

всегда. А вот Лазарь Лагин поступал так. И этого у него не отберешь. Историй, когда он кому-то помогал, известно немало. Достаточно вспомнить А. Фадеева. И не только его. В заслугу Лазарю Иосифовичу можно поставить и «открытие» классиков современной научной фантастики братьев Стругацких, авторов знаменитых романов «Понедельник начинается в субботу» (1965), «Трудно быть богом» (1964), «Улитка на склоне» (1966-1968), «Пикник на обочине» (1972), «За миллиард лет до конца света» (1977) и др.

Старший из братьев — Аркадий Натанович Стругацкий (1925-1991) — закончил Институт военных переводчиков (1949) и до 1955 года служил в Советской армии в качестве переводчика с японского и английского языков. Выйдя в запас, работал в Институте научной информации, редактором в «Госиздате» и «Детгизе». Член Союза писателей СССР с 1964 года.

Борис Натанович Стругацкий (1933-2012) закончил математи-ко-механический факультет Ленинградского университета (1955) и аспирантуру при Пулковской обсерватории, где стал работать на счетной станции. В 1960 году принимал участие в геологической и астрономической экспедиции на Кавказ в поисках места для установки Большого телескопа АН СССР. С 1964 года — профессиональный писатель и член Союза писателей СССР. С 1972 года руководил Ленинградским семинаром молодых писателей-фантастов. С 2002 года — главный редактор журнала «Полдень. XXI век».

Свою первую совместную работу, приключенческую фантастическую повесть «Страна багровых туч», рассказывающую об экспедиции землян конца XX века на Венеру, Стругацкие закончили в 1957 году и принесли в издательство «Детгиз». Там ее прочитали и... забраковали. Вот что по этому поводу вспоминала дочь писателя Н. Лагина: «Еще он был неутомимым искателем. Безумно любил открывать талантливое, увидев его в самом малом зародыше. Этим его качеством постоянно пользовались редакторы «Детской литературы», присылая ему на внутренние рецензии массу в основном «мусора», поступающего в издательство. Он всегда относился к каждой рукописи и к каждому стоящему за ней автору с большим уважением и желанием понять, благодари чему дал «путевку в жизнь» многим молодым писателям, среди которых оказались и братья Стругацкие. Их первую рукопись, роман «Страна багровых туч», он вынул, по сути, из мусорной корзины, ибо она пришла к нему обвешенной отрицательными отзывами и требовалась только последняя точка: слово «мэтра». А «мэтр» сказал, что надо поздравить нашу литературу с приходом в нее столь талантливых людей, которыми потом будет гордиться наша литература. Как видите, он оказался прав».

Обшсизвестно: оба автора впоследствии достаточно критически относились к своему первому «ребенку», хотя повесть высоко оценили известный писатель-фантаст И. Ефремов, известная писательница М. Шагинян и даже конструктор космических кораблей С. Королев. Стругацкие, конечно, знали о роли Лазаря Иосифовича в появлении их первой книги, искренне его уважали. Вот что написал о нем старший из братьев, А. Стругацкий: «Мы познакомились года за два до его безвременной кончины. Мне посчастливилось провести не один вечер в его гостиной за чаем (гостю доставалось и кое-что покрепче) в прелюбопытнейших беседах на разнообразные темы — от литературных анекдотов до тайн высокой политики, — и я никогда не забуду его тогдашнего: вот он сидит боком к столу, посасывает пустую трубочку и снисходительно-внимательно слушает меня, а затем принимается говорить сам сипловато-хриплым, еше в довоенные времена, наверное, севшим голосом...

Что касается знакомства «книжного», то оно у меня состоялось, как и у миллионов моих сверстников, четырьмя десятилетиями раньше, когда я с изумлением и восторгом читал и перечитывал поразительную сказку о похождениях пионера Вольки и старого доброго джинна Хоттабыча. Сказку, украшенную непревзойденными иллюстрациями Ротова, печатал из номера в номер превосходный в те времена детский журнал «Пионер», и с тех пор вот уже половину столетия странствует по всему нашему миру созданный талантом писателя Лазаря Иосифовича Лагина образ современного Дон-Кихота в шляпе-канотье и короткой курточке, с этаким вот носом и многострадальной бородой, странствует, поражая молодое воображение, по страницам бесчисленных наших и зарубежных изданий, по экранам кино и театральным подмосткам и, надо полагать, будет странствовать, пока сохраняется в человеке надежда, вера в добро и чувство юмора. <...>Как младший его коллега, я решаюсь добавить к сказанному, что всегда восхищался работой Лагина — и не только смелостью его фантазии, не только сюжетным мастерством, но и превосходной стилистикой, умением пользоваться словом, своеобразной интонацией, по которой узнавал автора с первых же строк, что, как известно, можно сказать далеко не о каждом писателе».

И еще одно немаловажное свидетельство. В одном из интервью, на вопрос кого из отечественных писателей-фантастов он считает незаслуженно забытым, Борис Стругацкий ответил: «Лагина совсем забыли... Он и в самом деле был слишком идеологизирован, но зато какой стилист, какой мастер слова!»

И это после утверждения Крона о «беспомощности» «Старика Хоттабыча», которого он якобы всего переписал!

Зависть — страшное дело. Скольких людей она погубила...

Загадки биографии

При подготовке этой книги я натолкнулся на несколько загадок в биографии Лазаря Лагина. Их можно было бы легко разгадать, будь жив сам автор «Старика Хоттабыча». Но его уже нет с нами более 40 лет, а поэтому спросить не у кого. Остается только самим попытаться как-то их разгадать.

Принято считать, что семья Гинзбургов уехала из Витебска, как уже отмечалось, в 1908 году (документальных свидетельств тому нет!). А посещал ли когда-нибудь после этого писатель родной город? Тем более что повод для это был: летом 1974 года Витебск торжественно отмечал 1000-летие, и в качестве почетных гостей были приглашены многие известные уроженцы как самого города (драматург А. Мов-зон, писатель А. Тверской, композиторы А. Богатырев и М. Фрадкин), так и (в большей степени) Витебской области (писатели и поэты В. Быков, Р. Бородулин, Г. Буравкин, А. Велюгин, А. Вертинский, В.Короткевич, Е. Лось, М. Лыньков, А. Осипенко, художники К. Космачев и М. Савицкий), а также малоизвестный московский композитор, уроженец Полоцка В. Сорокин, проживавшие некоторое время в Витебске московские писатели А. Исбах и Н. Обухова. Компанию им составили выпускники довоенного Витебского художественного техникума, уроженец Гомельской области В. Цвирко, Невеля — Е. Зайцев, Велижа — А. Бембель, а также непонятно какое отношение имеющий к Витебску малоизвестный столичный композитор И. Дзержинский, который, кстати, являлся уроженцем Тамбова. А вот некоторых заслуженных и известных уроженцев Витебска на празднование не пригласили. Например, народного художника БССР Л. Щемелева, академика В. Гольданского, будущего лауреата Нобелевской премии академика Ж. Алферова, дирижера и композитора (и большого патриота Витебска!) Г. Юдина, известных музыковедов Ю. Вайнкопа и С. Хентову. Можно было привести еще не один десяток фамилий столь же крупных и известных ученых в разных областях науки и техники. Так значит Л. Лагин так никогда больше и не побывал в родном городе?

В поиске материалов о Л. Лагине в интернете я наткнулся на сайт, озаглавленный «Архив Буресвета. Дорогою приключений». А на нем материал «Старик Хоттабыч XXI века». Кто конкретно автор материала, опубликованного здесь, выяснить невозможно. Но есть ссылка на материал Светланы Козловой, директора Литературного музея в Витебске, открытого в 1989 году и почившего в бозе двадцать с лишним лет спустя. Светлана Николаевна несколько раз встречалась с дочерью писателя и получила от нее копии некоторых документов Лазаря Иосифовича и издания самой знаменитой его книги на языках разных стран мира и бывших союзных республик. Неудивительно, что она неоднократно на страницах разных периодических изданий рассказывала о жизни и творчестве писателя. Один из таких материалов (самый большой по размеру) был опубликован в витебском журнале «Мишпоха» за 2004 год (№ 14, с. 99-103) и соответственно оказался в интернете. Вышеназванная интернетовская публикация ссылается именно на него. Привожу отрывок из «Архива Буресвета. Дорогою приключений»: *«В мемуарной книге «Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы» (Минск. 2006), охватывающей полувековой период, витеблянин Давид Симанович вспоминает: «Я тогда работал на областном телевидении. В 1974 г. город готовился отмечать 1000-летие, и нам поручили сделать цикл интервью с известными земляками, живущими теперь уже не в Витебске. Если с М. Фрадкиным, Б. Ласкиным, В. Короткевичем было более-менее определенно, то корней Лагиных в городе не нашлось. И вот я пишу В. Быкову просьбу, чтобы тот при разговоре с Короткевичем, находившимся тогда в Москве, попросил узнать настоящую фамилию писателя (а было известно, что тот витеблянин). Через некоторое время получаю письмо от Короткевича: Гинзбург! ... Все отмечали юбилей по полной программе, а 70-летний Лагин (то ли ему нельзя было уже пить, то ли просто хотелось уединиться) прогуливался по городу... Витебск должен был склонить голову перед писателем, который придумал «Старика Хоттабыча»... С высоты сегодняшних дней кажется странным, что на доме, где он проживал, нет мемориальной доски...»*

Странное дело: читая эту книгу Д. Симановича сразу после того, как он мне ее подарил (т. е. в 2006 году), я не только не запомнил этого фрагмента, но и не отметил его в своем лагинском «досье». Поэтому вновь беру «Вокзал...» и просматриваю его страницы за 1974 год. Нет в этой книге таких строк! Да и как они могли быть («Я тогда работал на областном телевидении»), если речь идет о дневнике? И упоминания о Лагине там нет! Странно! Беру журнал «Мишпоха» за 2004 год, нахожу материал С. Козловой и мигаю его. И в нем нет вышеприведенного отрывка! В этом интернетовском материале (и не только в нем, а также и во многих других!) вообще много непонятного. Почему Д. Симановичу, чтобы узнать настоящую фамилию писателя Лазаря Лагина, надо было через Быкова обращаться к Короткевичу, пребывавшему тогда в Москве? Это легко можно было сделать, например, по одному из справочников Союза писателей СССР или по другим подобным изданиям! Или, в конце концов, позвонить в Московское отделение Союза советских писателей. Загадка состоит и в том, о каком лагинском доме идет речь? Почему, когда «все отмечали юбилей по полной программе, 70-летний Лагин прогуливался по городу»? Не потому ли, что в упоминаемом материале С. Козловой нахожу такие строчки: «Лазарь Лагин вернется в город своего детства в конце жизни, приедет только один раз в 1974 году, в дни празднования 1000-летия Витебска. Побродит по его старинным улицам. Постоит на берегу Двины. И не узнает родного города. Так он изменился. Но вспомнит, что здесь, за мостом через Витьбу, стоял родительский дом. Именитые витебляне, приехавшие на празднование, будут сидеть в президиумах, давать интервью, а Лазарь Лагин не попадет под свет софитов. Не захочет этого сам. Он будет бродить по Витебску, дышать его воздухом и вспоминать...»

И вот еще один образец вовсю «гуляющего» на интернетовском пространстве утверждения: «Витебск он посетил только один раз. В 1974 году, когда отмечали 1000-летие города, пригласили и Лагина. знаменитого писателя. Никто его не узнал, телевидение не снимало, начальство местное не величало. А он и не «обозначался». К почестям был равнодушен, имел склонность к самоиронии, понимая при этом свое особенное место в литературе».

Как видим, это совсем не то, что содержится в ранее приводимом интернетовском материале, хотя по содержанию они явно перекликаются. Ощущение такое, что кто-то воспользовался публикацией С. Козловой и добавил отсебятины! Что касается публикации самой Светланы Николаевны, то закроем глаза на ее лирику (проще говоря, «воду»). Зададимся фактическими вопросами. Например, таким: что может помнить пятилетний ребенок о пребывании в городе детства? Или что мог пожилой писатель узнать, приехав в Витебск спустя 66 лет, тем более уже после войны? На основании чего утверждается, что дом, в котором жили Гинзбурги, находился на улице Подвинской (ныне — Л. Толстого)? (Своего дома они, конечно, не имели и иметь в силу скромного материального положения просто не могли). И что значит, «не узнали», если пригласили?

Для ответа на главный вопрос — был ли все же на праздновании 1000-летия Витебска один из самых известных его уроженцев — обращаюсь к Иосифу Адамовичу Наумчику, в 1974 году — секретарю Витебского горкома партии, главному организатору юбилея Витебска, мимо которого ничего не проходило и пройти не могло. С почетными гостями он общался достаточно много. И хотя с тех пор прошло уже немало лет, Иосиф Адамович уверенно заявляет: «Среди официальных почетных гостей Л. Лагина не было!» Это, кстати, подтверждает и специальный список этих гостей, который сохранился в Государственном архиве Витебской области. А вот приглашали ли автора «Старика Хоттабыча» на юбилей, И. Наумчик, к сожалению, уже не помнит. Но разве могли известного на всю страну писателя, автора знаменитого «Старика Хоттабыча», не пригласить? Лазарь Иосифович мог, конечно, и не приехать: мало ли что этому помешало? Состояние здоровья, например.

Так что на вопрос, приезжал ли Лазарь Лагин в Витебск когда-нибудь после отъезда их семьи в Минск, ответа не найдено. Во всяком случае, пока.

*

В книге Д. Симановича "Сквозь даль времен" Мн, Юнацтва, 1984, на стр. 172 находим: "В нашем крае родились автор "Старика Хоттабыча" Лазарь Лагин, исторический романист Леонтий Раковский, сатирик Борис Ласкин.

**

20 сентября 1976 г. Уже в третий раз со мной рядом в поездке по республике Владимир Наумович Межевич. Один из старейшей белорусских писателей, когда-то корреспондент "Известий", он в будущем году отметит семидесятилетие. Родился недалеко от Орши, в деревне Криуша. А по соседству, в Яковлевичах, был секретарем комсомольской ячейки. Вспоминал, чем занимались в те дни: ликвидация неграмотности, строительство дорог. С этим милым интеллигентным человеком был уже вместе в Ивацевичах, Пинске, а вот сейчас встретились в Гродно, будем вместе выступать перед читателями. В лесу под Гродно, где мы гуляли после выступления в заводском профилактории, Владимир Наумович среди многих других эпизодов рассказывал, как в далекой Сибири, где отбывал срок репрессированный литератор, был лесорубом, бригадиром, мастером, главным инженером, директором леспромхоза.

Вспоминал имена многих писателей, с которыми давно знаком и часто встречается. Назвал и Лагина, автора "Старика Хоттабыча". А Лазарь Иосифович Лагин родился в Витебске в начале века. Здесь прошли детские годы, потом, когда мальчику было лет пять-шесть, семья перебралась в Минск. Там и теперь живут его родственники и, по словам Межевича, Лагин должен скоро приехать на какой-то юбилей дяди. Владимир Наумович обещал написать мне, переговорив с Лагиным о Витебске, уточнить его настоящую фамилию (ведь мы все привыкли к знаменитому псевдониму).

Д. Симанович. Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы. Мн, Асобны, 2006, с. 182

***

9 июля. Умер Лагин. Витебск должен бы склонить голову перед писателем, который придумал Старика Хоттабыча. Лазарь Гинзбург-Лагин.

Д. Симанович. Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы. Мн, Асобны, 2006, с. 240

* * *

У известного детского писателя Анатолия Алексина (Гобермана, 1924-2017) есть повесть «В Стране Вечных Каникул». Школьник Петя оказывается в сказочной стране, в которой каникулы для него никогда не заканчиваются и где исполняются все его желания. Впервые она была издана в 1966 году и неоднократно переиздавалась. Посвящена — Лазарю Лагину («Л. Лагину, автору знаменитого «Старика Хоттабыча», посвящаю»). Почему? Первая версия, которая пришла в голову, — Лагин покровительствовал писателю, который начинал с произведений для детей. Версия вполне естественная. Но меня в биографии Алексина привлекла одна подробность — его отец. Оказалось, что Георгий Платонович Гоберман — уроженец Минска. Он там родился в 1893 году и потерял своего отца в возрасте двенадцати лет: Пиня Гоберман был убит в 1905 году во время еврейского погрома. Георгий стал участником Гражданской войны, закончил Экономический институт Красной профессуры и был оставлен в нем преподавателем. Одновременно работал в Госплане (служил уполномоченным Госплана по Уралу), затем был назначен начальником финансового отдела Наркомвну-торга СССР. В 1937 году был арестован и приговорен к расстрелу, полтора года отсидел в камере смертников, но все же был освобожден в результате пересмотра дела. Ему, конечно, очень повезло! В годы Великой Отечественной войны Г. Гоберман служил комиссаром огнеметного батальона. После демобилизации работал в Цен тральном союзе потребительских обществ СССР, затем — редактором

томской газеты «Красное знамя» и сборников по потребительской кооперации. Он автор научных трудов по экономике, в том числе кнщ «Экономическая политика СССР» (с соавторами, 1929), «Пути повышения рентабельности в магазине» (с В. Зелепухиным), «Финан совое хозяйство потребкооперации» (с М. Бином и А. Цукерманом.

1935), «Новый порядок кредитования торговли» (с Г. Постниковым.

1936) и «Экономическая работа на производственных предприятиях потребительской кооперации» (из опыта работы производственных предприятий Эстонского республиканского союза потребительских обществ, 1964).

Возможно, именно в этом и является разгадка близости двух писателей. Г. Гоберман был на десять лет старше Л. Лагина. Едва ли они могли быть знакомы по Минску. А вот по Экономическому институту скорее всего: наверное, Г. Гоберман был в числе тех преподавателей, у которых учился будущий автор «Старика Хоттабыча». Дружеские контакты могли быть и позднее, ибо оба были заняты в сфере экономики (Л. Лагин, правда, непродолжительное время). А также и после окончания Великой Отечественной войны: оба жили в Москве, наверняка общались. Поэтому нет ничего удивительного в том, что.когда Анатолий Алексин (псевдоним взял по псевдониму матери-актрисы), родившийся уже в Москве, начал свою писательскую карьеру, бывший в то время уже известным писателем и автором «Старика Хоттабыча» Л. Лагин помогал сыну знакомого (или даже друга). Посвящение книги Лазарю Иосифовичу со стороны А. Алексина — вполне понятный и справедливый знак благодарности.

С большой благодарностью автору — А. М. Подлипскому, составившему первую биографию писателя и, в свою очередь, опиравшемуся на интернет-источники: мемуары самого Лагина и его дочери Натальи, а также на статьи С. Козловой, М. Чудаковой, Л. Теньковой, М. Володина, М. Лезинского, М. Короля, В. Настецкого ...

ПЕРВОЕ ВСЕСОЮЗНОЕ СОВЕЩАНИЕ КЛФ (Киев, 15-19.03.1988: Л. Хаес (Кемерово), А. Стругацкий, О. Бердник, И. Фёдоров (Винница)

Авторский автограф киевскому фантасту Владимиру Гусеву http://archivsf.narod.ru/1950/vladimir_gu...

Ещё один автограф, но уже на "Должности во Вселенной", 1992 г. издания

ТЕКСТ РЕЦЕНЗИИ обнаружил коллега Pirx: https://fantlab.ru/blogarticle84440

Содержательно представляет собой «антиутопию в утопии» в форме детектива-экшн. Иван Жилин — бывший космолётчик из повести «Стажёры» — прибывает в некий идиллический приморский город, в котором появился новый наркотик. Жилин работает на Совет Безопасности ООН, начальство в котором встревожено, что агенты в городе перестали выходить на связь и, вероятно, сами сделались наркоманами. Посланник коммунистического мира обнаруживает, что в городе фантастически высокий уровень жизни, который контрастирует с убогостью духовного облика обывателей: университетские преподаватели устраивают террористические акты, группа «меценатов» уничтожает произведения искусства, молодёжь погружена в массовые трансовые дискотеки («дрожка») и разнообразные экстремальные развлечения, а гильдия парикмахеров устроила забастовку из-за прекращения любимого телесериала. Жилин обнаруживает, что электронный наркотик — так называемый «слег» — это сочетание широко распространённых бытовых деталей и химикатов, которое позволяет Человеку Невоспитанному в собственном сознании создавать реальность, намного превосходящую всё доступное во внешнем мире. Обычными средствами победить слег невозможно, и он представляет угрозу для всего человечества, ибо в сравнении с иллюзорной жизнью еда, питьё и размножение — «тоскливая суета». Жилин принимает решение остаться в городе и пытаться найти единомышленников, особенно из младшего поколения, чтобы постепенно направить их интересы к делам большого мира (Википедия)

*

Возникает предположение, что имя персонажа "Иван Жилин" заимствовано из "Кавказского пленника" Л. Н. Толстого: "Сделал Жилин другую куклу, еще лучше, — отдал Дине. Принесла раз Дина кувшинчик, поставила, села и смотрит на него, сама смеется, показывает на кувшин.

«Чего она радуется?» — думает Жилин. Взял кувшин, стал пить. Думает, вода, а там молоко. Выпил он молоко, — «хорошо», говорит. Как взрадуется Дина!

— Хорошо, Иван, хорошо! — и вскочила, забила в ладоши, вырвала кувшин и убежала."

https://ilibrary.ru/text/1846/p.3/index.h...

*

Андрей Вознесенский

"Монолог битника"

Бунт машин #

Бегите — в себя, на Гаити, в костелы, в клозеты, в Египты —

Бегите!

Ревя и мяуча, машинные толпы дымятся:

«Мяса!»

Нас темные, как Батыи,

Машины поработили.

В судах их клевреты наглые,

Из рюмок дуя бензин,

Вычисляют: кто это в Англии

Вел бунт против машин?

Бежим!..

А в ночь, поборовши робость,

Создателю своему

Кибернетический робот:(*)

«Отдай, — говорит, — жену!

Имею слабость к брюнеткам, — говорит.—

Люблю на тридцати оборотах.

Лучше по-хорошему отдайте!..»

О хищные вещи века!

На душу наложено вето.

Мы в горы уходим и в бороды,

Ныряем голыми в воду,

Но реки мелеют, либо

В морях умирают рыбы…

От женщин рольс-ройсы родятся.

Радиация!..

…Душа моя, мой звереныш,

Меж городских кулис

Щенком с обрывком веревки

Ты носишься и скулишь!

А время свистит красиво

Над огненным Теннесси,

Загадочное, как сирин

С дюралевыми шасси.

1963

*

А. Стругацкий, Б. Стругацкий. «Хищные вещи века». — М.: Мол. гвардия, 1965.

Предисловие

Неуклонное возрастание роли научной фантастики в общем потоке литературы очень характерно для второй четверти нашего века на Западе и второй половины столетия — для СССР. Совпадение этого процесса с общими успехами науки и техники, с широчайшим распространением технических знаний и внедрением науки во все социальные области, разумеется, не случайно, а закономерно. Также очевидно, что развитие научной фантастики будет продолжаться и дальше, соответственно расширению ее аудитории и бурному, если не сказать — ураганному, расцвету науки.

В советской научной фантастике уже успел накопиться порядочный опыт. Громадные тиражи, обеспечивающие широчайшую, многомиллионную читательскую аудиторию, чрезвычайно ускоряют «обратную связь» этого вида литературы.

Подробное изучение путей нашей научной фантастики — дело специальных исследований, которые, я уверен, не замедлят появиться, когда поймут силу этого вида литературы и его значение, как инструмента идеологической борьбы. Однако уже сейчас заметно известное приглушение читательского интереса к так называемой «технической» фантастике и, наоборот, значительное возрастание требований на фантастику социальную, отражающую становление нового человека в новом, хотя бы воображаемом, обществе.

Этот сдвиг читательских интересов выявился в последние годы. Типичные произведения «технической» фантастики стали залеживаться на прилавках магазинов — явление, прежде неслыханное.

Причина его, мне думается, в том, что наука достаточно убедила даже мало знакомых с нею людей в своих неограниченных возможностях.

Ее «чудеса» оказываются нередко неожиданнее и поразительнее литературных фантазий. Так как любое положение в научной фантастике родится не на пустом месте, а в конце концов заимствовано из той же науки, получается, что хорошие научно-популярные произведения читаются любителями открытий с не меньшим интересом, чем те научно-фантастические книги, в которых главная цель — научно-технические открытия.

Читатель ищет теперь в научной фантастике путей формирования нового человека и нового общества.

Поставленная XXII съездом партии задача воспитания людей коммунистического общества еще более повысила интерес к облику нового человека. Не наука сама по себе, а ее роль в построении новых социальных условий и формировании мировоззрения людей с неограниченным кругозором и возможностями, людей, посвятивших себя служению обществу, выполнению неслыханных свершений, творцов быстрого, как сказка, прогресса — вот что становится главным в современной научной фантастике. Как достигнут люди высокой ступени общественного сознания, какие препятствия и опасности встретятся им на пути?

Иными словами, наибольший интерес вызывает научная фантастика, сближающаяся с так называемой литературой главного потока. Может быть, потому, что в своем писательском опыте я никогда не был сторонником резкого разграничения жанров, а придерживался практики их сочетания и слияния, научная фантастика не видится мне в будущем чем-то обособленным. Более того, по мере развития социалистического общества, то есть общества, строящегося на научных началах, наука проникнет в самые глубины литературы, научная фантастика будет приобретать все большую социально-эмоциональную окраску. Разумеется, будет множество разветвлений, поисков, путей и точек зрения. Некоторые отомрут сравнительно быстро, например, как мне представляется, «техническая» фантастика. Она заместится научной популяризацией «переднего края» и смелыми экстраполяциями ученых, какие у нас делаются, например, И. С. Шкловским, а в Америке А. Азимовым. Другие линии научной фантастики будут усиленно развиваться, углубляя наши представления о влиянии науки на преобразование человека и общества и обрисовывая новые социальные отношения и процессы.

Творчество художника двойственно, как и отражаемый им мир. С одной стороны, художник непримиримо обнажает отрицательные явления жизни, неприятие и борьба с которыми составляют одну половину его творчества. Другая половина — это создание воображаемого мира, мира мечты, фантазии, научного расчета, в котором устранены недостатки той жизненной реальности, с которыми сталкивается писатель.

Лучшие художники Запада отчетливо видят и отражают недостатки и трагедии окружающего их общества, но вторая, конструктивная половина творческого созидания закрыта для большинства из них, особенно в научной фантастике, вследствие непонимания марксистско-диалектических закономерностей общественного развития.

Писатели социалистического общества обладают научно-философской основой для развития конструктивной части творческого процесса. Поэтому социалистическая научная фантастика не может ограничиваться пессимистическими картинами будущего. Она не должна быть только литературой предупреждения и мрачных пророчеств, дальше которых не идет в большинстве случаев западная научная фантастика. Подлинно социалистическое направление знаменуется изображением не только катастроф или грозных случайностей, но и светлых достижений человечества в высших формах общественного развития.

Для создания позитивной стороны представлений о будущем очень важно проследить формирование нового в человеке, по казать его в преодолении старого мировоззрения, обычаев и привычек, отживших форм общественной жизни. Не подлежит сомнению воспитательная роль подобных книг. Вот почему они так хорошо принимаются читателем и вызывают живейший интерес. В современной научной фантастике и этой категории принадлежат произведения Аркадия и Бориса Стругацких, одних из наиболее интересных наших фантастов.

Читателю полюбились их повести «Попытка к бегству», «Далекая Радуга», «Трудно быть богом». В них авторы на фоне схематически обрисованных технических деталей пытаются представить морально-этические проблемы, разрешаемые людьми будущего коммунистического общества, и тем самым показать их психологический облик как результат коммунистического воспитания и жизни на высокой ступени общественного сознания.

В настоящей книге объединены две повести: «Попытка к бегству» и «Хищные вещи века». Первая издавалась ранее и уже известна читателю. Замечу лишь кратко, что она затрагивает очень интересную проблему «вмешательства-невмешательства» при столкновении людей коммунистического общества с тираническими, жестокими формами общественного устройства типа фашистских диктатур или феодальных деспотий. Особенно ярко эта проблема поставлена братьями Стругацкими в их очень интересной повести «Трудно быть богом». В «Попытке к бегству» авторы показывают, что высшая форма общества не может быть достигнута сразу, одним прыжком. Коммунизм должен быть завоеван в трудной борьбе с отживающим миром. Именно в этой борьбе и происходит формирование человека будущего, его подготовка к тому, чтобы стать полноценным членом коммунистического общества.

В новой повести «Хищные вещи века» братья Стругацкие продолжают в более резкой, почти гротескной форме ту же борьбу против буржуазной идеологии. В этом произведении писатели не ставят перед собой задачу показать реальное капиталистическое государство с его социальными контрастами, с развитой вследствие социального неравенства классовой борьбой.

Исходя из реальных тенденций современного буржуазного общества и более всего из свойства его идеологии разлагать души людей, воспитывать отупелых потребителей, ищущих во всем широком мире только сытости и наслаждения, Стругацкие создают модель воображаемой страны, Где многое условно, где люди живут, не задумываясь о завтрашнем дне, о куске хлеба. Люди в этой стране имеют все — еду, одежду, развлечения — и тем не менее опускаются до состояния наслаждающегося животного, лучшие из них мучаются и погибают. Такая картина не случайна. Наиболее ошеломляющим представляется писателям разлагающее действие буржуазной идеологии, которое наблюдается сейчас, в настоящее время в капиталистических странах с наиболее высоким материальным уровнем жизни. Люди там, лишенные высоких идеалов, большой цели в жизни, низводятся до уровня обывателей. Повесть А. и Б. Стругацких насыщена ненавистью к подобному благополучию, достигнутому ценой измельчания идей, чувств, человеческой личности. Ему противопоставляется уверенность в первостепенной ценности и победе духовных идеалов коммунизма.

Я уверен, что читатели с большим интересом встретят новое произведение талантливых писателей.

Иван Ефремов

Стругацкий А., Стругацкий Б. Хищные вещи века. — М.: Молодая гвардия, 1965. С. 3-7.

http://iae.makorzh.ru/Publicism/XBB.htm

Сайт Максима Коржавчикова, посвящённый творчеству И. Ефремова.

"От редактора сайта:

Преимущественно здесь появляются тексты, ещё не переводившиеся в электронную форму. Распознавание производится с печатных оригиналов или их фотографий.

*

Письма И. А. Ефремова А. Н. и Б. Н.Стругацким

Копии публикуемых писем из архива Стругацких присланы Светланой Бондаренко (Донецк) для издания переписки И.А. Ефремова, но на момент получения этих писем том «Переписки...» уже ушёл в печать (М.: Вече, 2016; составитель О.А. Ерёмина). Первая публикация: «Сверхновая», 2019, № 47–48.

Москва, 27.11.60

Глубокоуважаемые Аркадий и Борис Натановичи!

Я с большим удовольствием напишу Вам рекомендацию в ССП, так как считаю Вас обоих одарёнными писателями, которые ещё дадут много для нашей научно-фантастической литературы.

Но необходимы некоторые справки, получить которые мне в моей абрамцевской берлоге нельзя. (Я уезжаю туда послезавтра и пробуду до 15–17 декабря, так, что получение Вами рекомендации отодвинется до этого срока).

Я прошу Вас написать мне, не тратя много труда, поэтому очень коротко, Вашу совместную творческую биографию (даты печатания рассказов, их заглавия и №№ журналов, даты выхода книг), а также как надо Вам писать рекомендацию – как авторскому «коллективу» или по отдельности. Если по отдельности, что мне кажется более умным, то мне надо ещё знать «стороны» вашей совместной работы, т.е. кто в чём силён. Я вообще знаю, что один из Вас – инженер-физик, а другой – лингвист и вообще «гуманитарен», но кто именно – как бы не перепутать, а то конфуз в таком деле недопустим.

Напишите это не откладывая, письмо мне перешлют в Абрамцево, а там я изготовлю рекомендацию, которую и пошлю после середины декабря, а буде оказия, то и раньше. Если Вас этот срок устраивает – действуйте.

С искренним уважением,

И. Ефремов.

Абрамцево, 7.12.60

Глубокоуважаемый Аркадий Натанович!

Посылаю Вам рекомендацию. При такой вашей обоюдной «слитности» мне пришлось написать её одну на двух.

Если она Вас в чём-то не удовлетворит, то напишите и я изготовлю новую. Приём в члены ССП – дело важное – тут надо, чтобы всё было сделано и подготовлено, как надо, а то иногда из за пустяка отложат дело так на годик-два.

Насчёт конвертов. Такие, в каком пишу Вам, хоть и неважные, но всё же без цветочков – есть на почтамте, в окне, где марки – продаются целыми пачками по полсотни штук – два рубля пачка. Советую, но имейте в виду, что клей у них плохой и надо иногда подклеивать своим.

С искренним уважением: И. Ефремов.

P.S. Да, чуть не забыл. Впишите пожалуйста от руки название Вашей новой повести в оставленном в кавычках месте в начале 4-й и в конце 5-й строчки снизу. Я оставил рукопись пока в Москве и забыл её название.

И.Е.

Abramtzevo, 24.05.62

Dear Dr. Strugatsky:

I take the liberty to ask a great favour of you. Can you get me a copy of Altov’s book “A Stars Captains sagas” as soon as possible? I need it badly for my London’s friend – a Soviet SF fan. If you have some new SF books issued in your editors house, please add them to book mentioned. The reward will be soon as some SF (new!) books from Britain. If you got the book (or books) you may send they at my home (town) address: Moscow, Centre, ulitza Arkhipova 8 fl. 18 by post because it is difficult to arrange the meeting with our housemaid. Of course, if you can to visit me at my country house I shell be very glad. By the way, I have recommended you for certain American trip, but the first question about you was: “Why hi is not a fellow of the Writers Union?” I tried to explain, but it seems without recognizable success.

Please have in memory that you must get my big writing table at foll[owing]. You can see it if you visit me at Abramtzevo, posjolok academikov, dacha 39.

With all best wishes,

yours sincerely, I. Efremov.

Абрамцево, 24.05.62

Дорогой доктор Стругацкий!

Осмеливаюсь просить об одолжении. Не могли бы Вы раздобыть для меня экземпляр книги Альтова «Легенды о звёздных капитанах», как можно скорее? Мне она крайне необходима для моего друга из Лондона, любителя советской фантастики. И добавьте к нему новинок, выпущенных вашим издательством, если у вас что-то вышло. Взамен скоро пришлют (новые!) научно-фантастические книги из Британии.

Добытую книгу (или книги) можно послать мне на домашний адрес в городе: Москва, Центр, улица Архипова, дом 8, кв. 18 почтой, потому что организовать встречу с нашей домработницей будет непросто. Конечно, если у Вас получится навестить меня за городом, буду очень рад. Кстати, я рекомендовал Вас для некоей поездки в США, но первым же вопросом было: «Почему он не состоит в Союзе писателей?» Я постарался объяснить, но непохоже, чтобы убедил.

Не забывайте, что осенью Вы должны будете получить мой большой письменный стол. Вы его сможете увидеть, если навестите меня в Абрамцеве, посёлок академиков, дача 39.

С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш

И. Ефремов.

Перевела Лариса Михайлова.

Абрамцево, 3.12.62

Дорогой Аркадий Натанович!

Вот какое есть к Вам дело, которое м.б. не стоит откладывать до моего возвращения в город и нашего с Вами свидания, о котором с удовольствием думаю.

Есть в Хабаровске некий Георгий Георгиевич Пермяков – любитель фантастики и сам литератор. Его рассказы печатались, но большие вещи ещё не издавались. Повесть «Остров Алмазов» терпит мытарства в Хабаровском Издательстве. Он не талантлив, как литератор, но удивительно много знающий человек владеющий многими языками, в том числе японским и китайским. Жил много лет в Японии, был послушником в китайском монастыре (по видимому, наш агент в отставке, хотя судя по отдельным высказываниям ненавидит существовавшую систему КГБ).

Он мне неоднократно писал о том же, что и говорили Вы – об оригинальности и большом интересе японской научной фантастики.

Мне и подумалось, в связи со всякими там планами «мечты и науки» и проч. – чтобы Вы его приспособили для переводов некоторых вещей? Он такой, что может переводить «впрок» без немедленной выдачи аванса.

Напишите ему, если найдёте нужным. Его адрес: Хабаровск 3 (не почта, а абонементный ящик), Г. Г. Пермякову и сошлитесь на меня.

Мне видится в мечте ближайшего будущего сборник научно-фантастических новелл японских фантастов, под Вашей редакцией – это было бы здорово!

У меня получена куча интересных книг, хе-хе!

В письме (последнем) мой английский корреспондент и специалист по научной фантастике Майерс (я рассказывал Вам о нём) пишет: «I really think I prefer the Strugatsky to all the younger writers» (включая Лема), на что я ему ответил «оф корс, Ай агри комплители уисс ю».

Он также пишет, что «SF here is becoming the thing». Это поучительно даже для тупых голов «ин тзис каунтри».

Сердечный привет Вашей семье и Вам. Я рассчитываю после 20-го появиться в городе и буду рад приветствовать Вас на своей новой квартире.

С искренним уважением, И. Ефремов.

Москва, 12.05.63

Дорогой Аркадий Натанович!

Известен ли Вам адрес Агреста? Если известен, не откажите срочно послать мне открытку – шибко надо. Владеет ли Агрест языками? Мне прислал один француз рукопись о космических приключениях – это интересно Агресту, а не мне.

Привет Лене и Вам от Таси и меня,

Ваш И. Ефремов.

31.12.63

Дорогие наши Лена и Аркадий!

Самые сердечные Вам приветы и пожелания в Новом году – году железного (белого) дракона по тибетскому календарю.

Будьте здоровы прежде всего и сколь возможно – радостны (хорошие люди испытывают от жизни преимущественно печаль, а Вы оба – хорошие безусловно).

Ваши Ефремовы.

Moscow, June 12th 64

Dear Dr. Strugatsky:

Would you mind if I take the liberty to ask a great favour of you.

Translate this in general, please. It is an instruction for the use of Japanese medical bracelets.

With all best wishes to you and your charming wife,

yours sincerely I. Efremov.

Москва, 12.06.64

Дорогой доктор Стругацкий!

Надеюсь, Вы не станете возражать, если я попрошу Вас об одном одолжении.

Прошу перевести общий смысл. Это инструкция по использованию японских медицинских браслетов.

С наилучшими пожеланиями Вам и Вашей очаровательной жене.

Искренне Ваш И. Ефремов.

Перевела Лариса Михайлова.

Москва, 20.09.65

Дорогой Аркадий Натанович!

Я по сумме дел сумел написать статью только-только и не смог поэтому созвониться с Парновым. Я не знаю его адреса и беру на себя смелость послать статью Вам с просьбой переслать её Парнову, а заодно и посмотреть её на предмет сокращения. Что-то она у меня вышла длинновата, но мне хотелось, чтобы дать как следует, обоснованно и для людей, которые никогда не слыхали ни о Жаке Бержье, ни о Львове.

Записку для Парнова при сём прилагаю * , равно, как и газетную вырезку – чтобы сразу знали о чём звон. Если у Парнова ничего не выйдет, не откажите передать статью Ревичу. Нельзя терять времени и так его прошло уже многовато.

Сердечный привет Вам и Крысе 1 от Таси и меня. Через 4 часа уплываем.

Будьте здоровы!

Ваш, И. Ефремов.

Декабрь 1965 2

Дорогие Елена Ильинична и Аркадий Натанович!

От всей души поздравляем вас обоих с Новым 1966 годом (белого коня XVI круга). Пусть Конь – символ счастья на Востоке будет хорош для вас. Будьте здоровы, как изображённый на сей открытке молодец, а Аркадий – столь же могуч в литературе.

Ваши Т. И. и И. А. Ефремовы.

PS. Прилагаю письмо (ко мне) от Аллана Майерса ** . Ответьте пожалуйста на его вопросы – как можно скорее, т.к. письмо задержалось из-за меня.

Лесной Городок, 16.07.66

Дорогой Аркадий Натанович!

Прочитал я Вашу «Улитку» и не вижу в ней ничего такого, что видит Бритиков. Правда, в такой иносказательной вещи можно вычитать всё что угодно – в этом оборотная сторона подобных вещей.

Честно говоря, она мне не нравится в этом отрывке, хотя написана превосходно – Ваше с Борисом мастерство всё совершенствуется.

М.б. как-нибудь выберетесь к нам – адрес знает Нина Матвеевна. Ей я послал Вашу «коннозаводческую» вещь (клонов).

Ваш И. Ефремов.

Тася Вам кланяется и говорит, чтобы приехали.

Москва, 7.07.67

Дорогой Аркадий Натанович!

Ежели когда будете писать Вашим японским корреспондентам, то нельзя ли их попросить прислать ниже- (вернее – отдельно) прилагаемую книгу.

Это великолепный фотоальбом и поскольку он рекламный (фирмы Nikkon), то вероятно, его можно обрести бесплатно?

М.б. можно написать нашим с Вами переводчикам?

Целую крысиную лапку.

Ваш И. Ефремов.

Москва, 13.05.71

Дорогой Аркадий Натанович!

Рад буду повидать Вас и Бориса Натановича. Позвоните накануне дня в который хотите притти, удобнее после 19 ч. (позвонить). Привет Лене от нас обоих и Вам само собой.

Искренне Ваш И. Ефремов.

* Москва, 20.09.65

Многоуважаемый Еремей Иудович!

Мне сказал Аркадий Натанович, что в настоящий момент Вы обладаете некоторым влиянием в газете «Правда».

Мы втроём – Брандис, Дмитревский и я, написали протест против возмутительной статьи небезызвестного В. Львова, оплевавшего в «Ленинградской правде» Жака Бержье – друга СССР, фантастики и всех нас.

Было бы замечательно тиснуть эту статью в «Правде»! Попытайтесь, сделаете доброе дело. Если не выйдет, то отдайте её Арк. Натановичу назад, он передаст её в Литгазету. Статью можно, если понадобится сократить, что мы вполне можем доверить Вам с Арк. Натановичем – лишь бы была суть.

С искренним уважением и приветом,

И. Ефремов.

** 26.11.65

Dear Professor Efremov,

Please excuse my silly joke about your wife! I only meant that the person who send out books is usually the secretary. Please pass on my good wishes to her.

I have now done three chapters of «Радуга» and I hope to finish by Christmas. Then, perhaps, I can find time to do «Трудно быть богом» – which I like enormously. I recently received НФЗ & «Понедельник», for which many thanks. I was guilty of passing on some inaccurate information to you recently, for which I apologize. Peter van Greenaway’s book “The Crucified City” is not about urban sprawl in New York – its an S.F. after-bomb book set in London in 1970. I haven’t read it yet, but I will do and send it on to you.

I do hope you’re filling better, perhaps you’re working too hard? Better “take it easy” as Americans say.

I hope Arkady got the Priestley I sent him. I wonder if you could put two questions to him?

1. On page 10 of the Молодая Гвардия edition of 1964.

“… Ну, не вполне алгоритмируемые … комплексах.”

I believe this doesn’t really mean anything, I hope I’m right.

2. P. 11. “Аппаратура у нас … фокус шестикомпонентный.”

So this meant to be mystifying? Does it actually mean anything? Or rather, would it mean anything to a physicist if I sent it to him?

If Arkady could let me know some time I’d be glad.

[Alan Mayers]

Дорогой профессор Ефремов!

Пожалуйста, простите мою глупую шутку по поводу Вашей жены! Я всего лишь имел в виду, что человек, посылающий по почте книги, обычно является секретарём. Пожалуйста, передайте ей мои лучшие пожелания.

Я уже закончил три главы «Радуги» 3 и надеюсь завершить всю повесть к Рождеству. Затем, наверное, я смогу найти время для «Трудно быть богом» – вещи, которую я обожаю. Недавно пришли НФЗ и «Понедельник» 4 , за которые огромное Вам спасибо. Прошу прощения за то, что ввёл Вас в заблуждение: «Распятый город» Питера ван Гринуэя 5 – не про разрастание Нью-Йорка, это научно-фантастический роман, действие которого происходит в 1970 году в Лондоне после ядерной бомбардировки. Я её пока не читал, но прочитаю и пошлю Вам.

Очень надеюсь, что Вы чувствуете себя лучше. Возможно, Вы слишком много работаете? Лучше «не напрягайтесь», как говорят американцы.

Надеюсь, Аркадий получил Пристли, которого я ему отправил. Не могли бы Вы задать ему от меня два вопроса?

1. На стр. 10 в «молодогвардейском» издании 1964 года 6 :

«… Ну, не вполне алгоритмируемые … комплексах.»

По-моему, это не означает ничего конкретного. Надеюсь, я прав.

2. Стр. 11. «Аппаратура у нас … фокус шестикомпонентный.» 7

Этот фрагмент служит для пущей таинственности? Есть ли у него какой-то смысл? Или, точнее говоря, будет ли он что-нибудь означать для физика, если я пошлю ему этот текст?

Буду рад, если Аркадий мне сможет как-нибудь их прояснить.

[Алан Майерс]

Перевёл Андрей Константинов.

Примечания:

1 Домашнее имя Е.И. Стругацкой.

2 Датируется по содержанию.

3 Повесть Стругацких «Далёкая радуга». Речь идёт о переводе произведений Стругацких на английский язык.

4 Повесть Стругацких «Понедельник начинается в субботу».

5 Питер ван Гринуэй (1929–1988) – британский писатель, автор произведений в жанре триллера.

6 Стругацкий Аркадий, Стругацкий Борис. Далёкая Радуга: Фантастические повести. – М.: Молодая гвардия, 1964.

7 Речь идёт о следующих фрагментах повести:

«Ну, не вполне алгоритмируемые возмущения в сверхсложных логических комплексах»;

«Аппаратура у нас регистрирует квази-нуль поле. Счетчик Юнга дает минимум… можно пренебречь. Поля ульмотронов перекрываются так, что резонирующая поверхность лежит в фокальной гиперплоскости, представляешь? Квази-нуль поле двенадцатикомпонентное, и приемник свертывает его по шести четным компонентам. Так что фокус шестикомпонентный».

http://noogen.su/letstr

*

*

Бунт машин — Николай Железников

Бунт машин

1929, рассказ

2. Алексей Николаевич Толстой

Бунт машин

1924, пьеса

3. Антонин Сейль

Бунт машин / La Grève des machines [= Забастовка машин]

1924, роман

(*) Кибернетический робот — интересное словосочетание

Д. Якерсон. Шагающий супрематический робот. 1920

*

О НФ-поэзии Вознесенского хорошо написал Валерий Окулов:

"Андрей Андреевич Вознесенский (1933-2010) к научно-космическим темам особо склонен не был, но «фантастическое» в его стихах с начала шестидесятых годов также появляется. Это совсем другая фантастика.

«Да здравствуют Антимиры!/ Фантасты – посреди муры./

Без глупых не было бы умных,/ оазисов – без Каракумов».

«Кто ты? бред кибернетический?/ полуробот? полудух?/

Помесь королевы блюза/ и летающего блюдца?»

В «Антимирах» (1961) и «Нью-йоркской птице» (1961) — только подступы, но вот «Оза (Тетрадь, найденная в тумбочке дубненской гостиницы)» (1964) – нет в поэме и в помине восхищения наукой, нет никакой патетики.

«Экспериментщик, чертова перечница,/ изобрёл агрегат ядрёный./

Не выдерживаю соперничества./ Будьте прокляты, циклотроны!»

Наука, конечно, великая сила, но она такое может сотворить:

«Связи остались, но направление их изменилось…/ Деревья лежали навзничь как ветвистые озёра,/ зато тени их стояли вертикально…/

Глубина колодца росла вверх, как чёрный сноп прожектора…» Изображая «оборотный мир», поэт использует средства условности, фантастики, сатиры, выступая против оболванивания/роботизации человека. Именно с фантасмагорийной задачей Вознесенский ввёл в поэму прозаические куски, и протокольная проза стала «чудовищнее» фантазии…

В 1975 году увидел свет «Монолог читателя на Дне поэзии 1999»:

  «Четырнадцать тысяч пиитов/ страдают во тьме Лужников./

    Я выйду в эстрадных софитах -/ последний читатель стихов…

    Мне грянут аплодисменты/ за то, что выслушал их».

А ведь похоже на нынешнее положение вещей, но не в поэзии — в фэндоме «просто читателя» не так-то просто найти, днём с огнём не найти его на фантконвентах!..

Ещё в семидесятые заметили «феномен Вознесенского» — двойственность его поэзии, а именно – тоску по подлинности/серьёзности и невозможность отказа от иронии и вышучивания этой самой серьёзности… К примеру, фантастическое и шутейное граничат с серьёзным в истории мамонтёнка, найденного в вечной мерзлоте – поэме «Вечное мясо» (1977).

«Посапывал мамонтёнок, от времени невредимый,/ оттаивал, точно тоник, на рыжих шерстинках иней./ Водители пятитонок его окрестили Димой./

Зачем разбудили Диму?/ На что ты обиделся, Дима?../ Мамонт пролетел над Петрозаводском,/ Трубя о своём сиротстве…»

Но сквозь всё шутейное проходит «красной нитью»:

«Чем больше от сердца отрываешь,/ Тем больше на сердце остаётся…»

Или утопический «Поэтарх», проект которого в виде поэмы был опубликован всё той же «Юностью» в №9 за 1983 г. на с.34-37 и с.3 обложки...

Есть у Вознесенского стихотворение с чётко определённой волей автора принадлежностью. «Изумрудный юмор» имеет подзаголовок «научно-фантастические стихи». Но представления поэта о «НФ»- специфические, очень поэтические и, в то же время, в чём-то пародийно-обывательские. С одной стороны, он пишет:

«Я разрабатываю метафору/ что стало духовным каналом связи…»

А тут же: «НЛОжницы — / отличные наложницы,/ принимают форму Венеры и Вирджинии Вульф,/ а если сможете, то двух».

И начинается стих с одной из любимейших тем обывателей тех лет:

«Я вас предупреждал о неопознанной/ летающей О»./ Нынче всех повело:/ ноль становится НЛО./ Изумрудный юмор летает в мире,/ принимая форму Ту-104…» Что тут скажешь… Сам поэт в конце напишет: «…Сейчас перечитываю с интересом,/ что записал я, не понимая…»

Что касается «летающей О» — то это намёк на опубликованную в «Новом мире» (№11 за 1982 год) без всяких подзаголовков прозу. В «О» все главки начинаются на эту самую букву: «Однажды в душный предгрозовой полдень я забыл закрыть форточку и ко мне залетела чёрная дыра…» Вот так!

Маяковский мог «пить чай с солнцем», почему Вознесенскому не пообедать с чёрной дырой? Хотя вначале поэт «в ужасе забился в угол»…

Чёрная дыра явилась в облике «0»… А это одновременно звук «О» и математический знак «нуля». Похоже выглядит (так пишут) в одной из математических моделей на стыке пространств эта самая «ЧД»… Тут поэт выступил чуть ли не «популяризатором»: «Она была шарообразна…» В остальном же – поэтическое прежде всего. Одинокая, с возможностью полной гибели, наша цивилизация (она же ЧД) осталась жить у поэта… «Она передавала мысли… Но иногда издавала странный вздох, напоминающий наше “О”… Я звал её именем О»."

Для фольклору характерні образи героїв, титанів. напівбогів, богатирів, лицарів, наділених незвичайною силою, винахідливістю і благородством. У європейській цивілізації тип надлюдини втілюється в різноманітних іпостасях: всевладний творець-майстер, геній (Леонардо да Вінчі), знавець таємниць природи, вчений-маг на зразок Фауста або ж раціональний герой-володар з книги Ніколо Макіавеллі "Державець" [7].

В. Самохвалова відмежовує символічний тип героїчної надлюдини, яка виокремлювалася з маси завдяки розвитку певних фізіологічних чи психологічних рис, від постатей святих, які "своїми духовними трудами і подвигами досягай не стільки розвитку, скільки метаморфози власної природи" [7, 11] (нетлінні мощі). В культурно-історичному просторі Д. Бєляєв виділяє два типологічні різновиди надлюдини: антропологічний, надприрода якого "виражається через наявність зовнішніх фізіологічних атрибутів, які принципово виходять за рамки "людської нормальності"", і аксіологічний, який продукує нові цінності, здатні змінити "традиційні поведінкові і світоглядні стратегії" [1].

Ідея надлюдини у сучасного реципієнта асоціюється з теоріями Фрідріха Ніцше, який говорив про Великий полудень, коли "людина стоїть на середині свого шляху від звіра до надлюдини й святкує свою дорогу до надвечір'я як найвище своє сподівання, бо це дорога до нового світанку" [6, 79]. Ubermensch — це "гармонійна людина, в якій органічно поєднуються фізична досконалість, високі моральні та інтелектуальні якості" [11, 244], яка мусить відкинути лицемірні міщанські чесноти, щоб залишитися наодинці із самою собою задля осмислення і утвердження нової істини. Для філософа був програмним вислів "померли всі боги, тепер ми хочемо, щоб жила надлюдина!" [6, 79], причому тотальне заперечення релігії і церкви у працях Ніцше поєднується зі звеличенням особи Ісуса Христа. Надлюдина Ніцше, "людина майбутнього" [11, 244], заперечує старі авторитети, Бога, традиції, догми і підноситься над сучасною культурою, над сірою масою ницих людей. Як зауважує В. Самохвалова, нині поняття "надлюдина" виходить за межі наукової категорії, одночасно воно є поняттям" і релігійно-філософським у широкому смислі слова, і культурно-гуманістичним, і соціо-еврістичним, і, звісно ж, нормативно-оціночним" [7, 7].

Так одним із джерел трансгуманізму сучасні дослідники називають Ніцшеанську надлюдину, а також альтернативні їй ідеї філософа   Миколи   Федорова   та   вченого-косміста   Костянтина Ціолковського, які пропагували об'єднані всі сили людства для боротьби з хворобами, старінням, створення нового тіла людини для освоєння космосу [12, 236].

Ідеї надлюдини знайшла своє втілення у культурі і мистецтві XX століття, причому у мистецьких творах може бути присутня полеміка з первісною ніцшеанською ідеєю [14, 10]. Фантастика XX століття цікавиться можливістю появи надлюдини і прогнозує реалізацію таких надможливостей та їхніх наслідків у художній формі паралельно із футурологією. У сучасному соціокультурному середовищі надлюдина представлена передусім у продукції масової культури: це спочатку комікси про Супермена, Бетмена, Халка, Людини-павука, Людей Ікс, персонажі яких поступово перекочували у кінематограф та комп'ютерні ігри. Як зазначав Станіслав Лем, коміксна версія — образ супергероя, супермена — є одним із варіантів реалізації концепту надлюдини у науково-фантастичному дискурсі. Однак у науковій фантастиці надлюдина, або ж, як іменує його польський фантаст і футуролог, Ноmo Superіог, нечастий гість і означає не всемогутню істоту, а являє собою одну із еволюційних ланок в поступових змінах, де стан розвитку Ното Заріепз не є остаточним. [5]. Саме позиція С.Лема скоригувала тему нашої розвідки, оскільки у творчому доробку як Олеся Бердника, так і братів Аркадія і Бориса Стругацьких простежуємо використання образу Надлюдини для зображення ймовірного чи бажаного наступного кроку в еволюції людства.

Простежимо, як розкривається образ надлюдини у творчості 0. Бердника. Стрижневою для поглядів митця, втілених у фантастичній прозі і віршованих творах, є ідея Альтернативної еволюції людства. В основі ідеї — майбутнє об'єднання усього живого на Землі, на чолі з людиною, яка завдяки якісним трансформаціям буде здатна увібрати в себе усі позитивні надбання людства і вирватися з тенет обмеженого земного тіла. Така трансформація тіла і свідомості відбувається із героями фантастичних творів Бердника, котрі репрезентовані в образах героя-бунтівника, героя-мрійника. Свідомо змінює себе Горіор-Зоряний Корсар, його наставник Аерас та побратими з Астероїда Свободи, Заквітчаний (Фітогомо) у романі "Вогнесміх", перебудовують свій організм і виводять його на космічний рівень всі представники цивілізації планети Осяйна, що зіткнулася з небезпекою перенасичення, у романі "Стріла часу". У фантастиці Бердника лунає думка, що людина прикута до Землі, ніби дитя-переросток, яке теліпається на прив'язі пуповини своєї матері:

"Пуповина матерії має бути розірвана, її закономірності порушені! Інакше птах розуму не полетить у безмір!" [З, 223]. Пригадується вислів Ціолковського "Земля — це колиска розуму. Але не можна вічно жити у колисці!" [13], автор навіть цитує вченого, говорячи про природне "прагнення до виходу з планетарної колиски" [2, 34], а знаменита фраза є епілогом до роману О. Бердника "Шляхи титанів". Взагалі у фантастиці О. Бердника неодноразово згадуються постаті філософів-космістів Дж. Бруно, М. Коперника, К. Ціолковського, які своїми подвигами і титанічною роботою думки надихали фантаста в уявленнях і мріях про майбуття людини ("Серце Всесвіту", "Стріла часу", "Вогнесміх" та інші). Пошуки позаземних розумних цивілізацій у фантастичних творах О. Бердника, прагнення до контакту з ними, базується на понятті про астроноосферу. В основі поглядів К. Ціолковського на розвій людства — понятгя про об'єднання ноосфер різного походження, астроноосфера. Оскільки розум, якщо він є зрілим, не стане чинити собі та іншим зла, а буде прагнути до контакту, то у майбутньому має відбутися таке масштабне об'єднання, яке буде супроводжуватися "синергетичним ефектом, який прискорює досягнення мети і снування і розвитку розумних істот — всеосяжного блага і щастя" [10]. Яскраво представлена така концепція у науково-фантастичному романі О. Бердника "Стріла часу", яка є своєрідним гімном об'єднання розумних істот у Всесвіті.

Надлюди Бердника поривають із кайданами матерії, відмовляючись від їжі, будують своє нове тіло: "Чому, щоб жити, треба когось неодмінно з'їсти? Хіба не може бути такого обміну, коли ніхто не буде знищений, нічия воля не буде порушена, жодне життя не ліквідоване? Рослини дуже близько підійшли до цього ідеалу: їхня енергетика — променева. Вода, мінерали, промінь. Це прекрасно" [З, 226]. Для митця саме образ квітки стає тим ідеалом, до якого прагне надлюдина у своєму перевтіленні. Заквітчаний розуміє, що виконує волю предків, ступаючи на шлях подальшої еволюції через голодування, свідому перебудову свого організму, єднання з сонцем, "з великою матір'ю сущого, з її дітьми — деревами, квітами, живою тканиною планети" [3, 35].

У творчості братів Стругацьких О. Борода прочитує образ Надлюдини в персонажах Антона-Румати, Камілла, однак головну увагу приділяє ідеї Прогресорства, вбачаючи у персонажах, які її реалізують, продовження теми замятінського Благодійника [4, 23].

Антон-Румата, співробітник Інституту Експериментальної історії з роману "Важко бути богом", в очах аборигенів є божеством, наділеним надможливостями, потужною зброєю, високими моральними якостями. Максим Камеррер, прогресор мимоволі, сприймається жителями планети Саракш з побоюванням і надіями, оскільки надзвичайні вміння і якості землянина виходять за межі можливого для місцевих. Мак Сим, як величають його на Саракші, самозцілюється після вогнестрільного поранення, витривалий для дії радіації, здатний бачити в темряві, на його організм не мають виливу башти випромінювання, навпаки, герой сам може полегшувати "виродкам" біль під час сеансів. Цікаво, що в романі "Заселений острів" автори наділяють Камеррера надзвичайними здібностями, а у двох наступних частинах трилогії ("Жук у мурашнику", "Хвилі гамують вітер") взагалі про це не йдеться. Імовірно, така надприрода персонажа є літературним прийомом для посилення контрасту між Камеррером як уособлення утопічного світу Землі XXII століття, що давно позбулася проблем війни та насилля, і мілітаризованими країнами планети Саракш, засміченої радіацією і військовою технікою. Ідея Прогресорства є наскрізною для творів, які входять до полуденного циклу А. і Б. Стругацьких.

Не слід шукати ніцшеанського підтексту у назві "Полудень. XXII століття", оскільки на час написання циклу новел співавтори прагнули зобразити панораму прекрасного комуністичного майбутнього і полемізували із зарубіжними фантастами, які змальовували похмуре, апокаліптичне .майбуття. Саме в назві раннього роману співавтори протиставили утопічний світ, в якому "хотілося б жити і працювати" [8], потсапокаліптичній Землі, яка ледве відроджувалася після катастрофи, в романі американської письменниці-фантаста Андреа Нортон "Син Зоряної людини: Світанок у 2250 році" [8].

Цікавою для нас є теорія вертикального прогресу, описана у "Світі Полудня" Стругацьких (заключна новела повісті "Полудень XXII століття (Повернення)" під назвою "Якими ви будете", роман "Важко бути богом", повість "Малюк" та інші) і яка втілюється та пояснюється у повісті "Хвилі тамують вітер". За сюжетом твору, 89-літній Максим Камеррер пише мемуари про Велике Одкровення, яке передувало часу, коли "період стаціонарного розвитку людства завершувався, наближалася епоха потрясінь (біосоціальних та психосоціальних)" [9, 583], і роль Тойво Глумова у давніх подіях.

Роман складається із різноманітних рапортів, листів, звітів та інших документів, у яких Камеррер фіксує основні події періоду перед великим одкровенням, коли людство дізнається про існування люденів. Одним із перших документів у творі є "Меморандум Бромберга", у якому вчений Айзек Бромберг твердить про неминучість синтезу розуму у всесвіті, в результаті чого "виникає новий метаболізм, і як наслідок — життя і здоров'я стає практично вічним. Вік індивіда прирівнюється до космічних об'єктів" (тут і далі переклад наш — К.К.) [9, 461]. Індивід монокосму є і творцем, і споживачем культури. Такий синтез призведе до "зменшення страждань до мінімуму і до збільшення радості до максимуму" [9, 460 461]. Погляди персонажа Стругацьких на вірогідний розвій розуму у космосі перегукуються із вченням К. Ціолковського про об'єднання носіїв розуму у всесвітніх масштабах. Проголосивши теоретичне підґрунтя можливих змін у космоісторії землян, Стругацькі поступово вимальовують картину реальних (мається на увазі, в межах фантастичного світу братів-співавторів) перетворень.

Максим Камеррер, керівник відділу Надзвичайних ситуацій КОМКОНу-2, і його підлеглий Тойво Глумов, у минулому нрогресор, проводять розслідування ряду надзвичайних ситуацій на Землі та інших планетах освоєного космосу. Вони приходять до висновку, що втручання з боку таємничої суперцивілізації Мандрівних, як цього очікували і водночас боялися деякі земляни, не відбувається. Навпаки, саме людство розділене на дві нерівні частини: більшість залишається у теперішньому, звичайному стані, а невелика кількість (432) людей, з прихованими ментальними властивостями (третя імпульсна система), має змогу перейти на наступний щабель розвитку і перетворитися на люденів (або ж, як їх ще називають, метагомів). Детального опису здібностей і надможливостей надлюдей Стругацькі не подають у тексті. Можемо вивести збірний образ із розмови представника люденів Логвиненка із Горбовським та Комовим. Метагоми — це нова раса, яку її представники створюють "власними руками, прямо зараз, на ходу" [9, 579]. їхній організм має різні рівні, на кожному з яких інша свідомість, фізіологія, подоба. Майже всі людени покинули Землю і, вірогідно, існують у Космосі, не користуючись будь-якими технічними засобами пересування. Вислів одного з люденів: "людени не живуть на Землі. Всі їхні інтереси, все їхнє житія — поза Землею. Дідько забирай, не живете ж ви у ліжку!" [9, 574] перегукується з вже згаданим лозунгом Костянтина Ціолковського.

У назві "людени" Стругацькі завдяки прямій цитації відсилають читача до трактату ,"Ноmo ludens" Йогана Гейзинга, тобто людени ніби граючись пізнають невідомі грані буття і світоустрою. Також слово "людени" трактується у тексті як анаграма слова "нелюдь", це означає, що ініційовані перейшли на наступний рівень розвитку, відірвалися від людства. Як ніцшеанський ІЛзеїтешсп, дух якого "замикається у собі, втрачаючи зв'язок із рідним йому вищим началом" [7, 12], вже не є людиною, оскільки подолав її у собі, протиставляється усьому світові, так і людени вже не є людьми, хоч і народжені людьми і від людей. Більшість метагомів не цікавиться людством, проте деякі з них не забули свою історичну батьківщину і переймаються долею тих, що залишилися. Адже фактично людство розділене на дві нерівні частини, більшості "нікуди подітися від відчуття приниження через думку про те, що один з них пішов далеко за межу, неподоланну для ста тисяч. А цьому одному нікуди піти від почуття вини за це" [9, 573-574]. І для люденів, і для людей такий розподіл постає трагедією: люден і ііого батько, людей і найближчій друг, людей і його вчитель, люден і його подруга. 1 приходить на згадку думка С. Лема про те, що для повної самореалізації надлюдини їй потрібне суспільство надлюдей [5].

Типологія образів Надлюдини, які постають у фантастиці братів Стругацьких і Олеся Бердника, дозволяє з'ясувати спільне і відмінне у конструюванні їх фантастами. Так і російські співавтори, і український письменник відштовхуються від теорії К. Ціолковського про можливість і необхідність розвою людства, його виходу в космос. Як і людени, однодумці Зоряного Корсара виходять у відкритий Космос без скафандрів, переміщуються у часі і просторі, володіють телепатією, антигравітацією. Тобто ідея надлюдини втілюється саме у футуристичному аспекті, фантасти використовують науково-фантастичний дискурс з метою демонстрації власних поглядів на ймовірну трансформацію людства у цілому. Однак необхідною передумовою таких змін, за Бердником, є любов, доброчесність, для перетворення слід позбутися не лише фізіологічних архаїзмів, а й очиститися духовно, сповнитися радості і любові. Та Зоряний Корсар, в організмі якого відбуваються зміни, не забуває про домівку, планету Орана: "ми відчували, що стаємо цілком іншими істотами, ніж люди Орани. Проте ми не заради себе пішли на важке випробування. Нам хотілося вивести рідну планету на новий еволюційний шлях" [3, 235]. При цьому Горіор не відокремлює майбуття від людської історії:

"Навпаки, ми засвоюємо найкращі здобутки вселюдської еволюції, сконцентровані в сфері розуму. Пісні і кохання, героїчні подвиги і утопічні прагнення, нездійсненні прекрасні мрії і геніальні творіння мислителів та художників — все ідеально відтвориться на космічному полотні нового ступеня бутгя!" [З, 231].

Стругацькі ж навпаки наголошують на тому, що якісний перехід окремої групки людей відбувається лише завдяки новітнім досягненням науки: "Ми — не результат біологічної революції. Ми з'явилися тому, що людство досятло певного рівня соціотехнологічної організації. Відкрити у людині третю імпульсну систему могли б і сто років тому, та ініціювати її стало можливим лише на початку нашого століття, а утримати людена на спіралі психофізіологічного розвитку, провести його від рівня до рівня до самого кінця... тобто, за вашими поняттями, виховати людена — це стало можливим зовсім нещодавно" [9, 573]. Якщо побратими Зоряного Корсара палко бажають звільнити рідну планету від тиранії форми, допомогти людям відкинути шкаралупу тисячоліть, ними рухає любов до ближнього, то метагоми прагнуть знайти та ініціювати окремих людей, придатних для трансформації, задля чого проводять сумнівні з моральної точки зору експерименти.

В теоретичному обгрунтуванні ідея надлюдини співвідноситься з ідеєю андрогінності і безсмертя [7]. Вчитель Аерас говорить про сексуальний голод як про один із видів залежності людської свідомості від матерії. Проте і Зоряний Корсар нарікає Гледіс своєю супутницею, і на Заквітчаного чекає подруга, яка "теж мріє про новий світ, світ радості-сміху, співдружності людей, квітів, усього сущого" [2, 37], та, вочевидь, йдеться про близькість емоційну, а не тілесну. Вірогідно, поняття статі і статевого розмноження відсутнє у люденів, які збільшують свою кількість шляхом ініціації землян. Можемо здогадуватися і про безсмертя метагомів. Так Тойво Глумов, у якого виявлена третя імпульсна система, з гіркотою розмірковує: "перетворення в людена — це моя смерть. Це набагато гірше смерті, бо для тих, хто мене любить, я залишуся живим, але невпізнанно огидним. Пихатим, самовдоволеним, самовпевненим типом. До того ж ще й вічним, напевно" [9, 584]. Знову ж таки, прочитуємо в тексті паралелі з ніцшеанською надлюдиною, яка стоїть поза моральними законами і протиставляє себе юрбі. Надлюдина українського фантаста долає "власний лабіринт, темницю псевдотілесності, оволодіває можливістю подолання смерті" [2, 33], — змальовує Грицеві Гуку радісні перспективи Заквітчаний. Очевидно і Зоряний Корсар із однодумцями, трансформувавши своє тіло, стали безсмертними, адже вони з'являються у сценах роману, відділених одна від одної століттями.

Отже, образ надлюдини у фантастиці Олеся Бердника і братів Стругацьких моделюється у відповідності до поглядів авторів на майбуття людства в цілому, а також базується на поглядах К. Ціолковського. Вагому роль відіграє еволюція поглядів фантастів, їхній життєвий шлях. Якщо на початку творчості Стругацькі "були упевнені, що вже сьогодні, зараз, навколо нас живуть і трудяться люди, здатні заповнити собою Світлий, Чистий, Цікавий Світ" [8], тобто звичайні люди майбутнього — цс найкращі люди сьогодення. То в останньому творі "Світу Полудня", в романі "Хвилі гамують вітер" автори, пройшовши складний шлях і зрозумівши, що комуністичні ідеї побудови суспільства є недієздатними, завершують, досить песимістично, тему надцивілізацій у космосі, оскільки така надцивілізація непомітно для землян виросла з самих людей. Для Бердника ж ідея звеличення людини, вихід її за межі слабкого, обмеженого тіла є провідною у творчості, і з плином часу лише розширювалася і отримувала нові реалізації у текстах автора.

Осмислення образу надлюдини у фантастиці Олеся Бердника і братів Стругацьких є цікавим матеріалом для подальшого дослідження. Так можемо простежити паралелі творчого доробку митців із філософією спільної справи Миколи Федорова, а також з'ясувати вплив вчення про супраментальну істоту Шрі Ауробіндо на конструювання образу майбутнього людини і людства у фантастиці досліджуваних нами авторів. Цікавою видається нам теза про те, що геніальність є варіацією феномену надлюдини, в контексті повісті "Гидкі лебеді" А. і Б. Стругацьких.

Вважаємо, що аналіз темп надлюдини, майбутнього розвитку людства у творчості як Олеся Бердника і братів Стругацьких, так і взагалі у фантастиці XX століття, є перспективним для подальшого дослідження.

_______________________________________

© Комісаренко К., 2010 102

***

АНТРОПОЛОГІЧНІ АСПЕКТИ ФАНТАСТИЧНОЇ ПРОЗИ ОЛЕСЯ БЕРДНИКА ТА АРКАДІЯ І БОРИСА СТРУГАЦЬКИХ

Досліджується специфіка антропологічних образів в українській та російській фантастиці. Предметом вивчення є романи Олеся Бердника „Зоряний Корсар” і Аркадія та Бориса Стругацьких „Хижі речі доби”. Митці порушують низку проблем філософської антропології, зокрема проблему антропологічної кризи. Ключові слова: художня антропологія, антропологічна криза, фантастика, література попередження.

   Сучасна наука розглядає різні аспекти антропології. Людину та людство в цілому досліджує філософія, медицина, релігія тощо. Питання антропології літературного твору розглядалося такими літературознавцями, як Р. Комаров, О. Півень, Н. Радіонова, Т. Чумакова. За словами О. Півень, „художня антропологія‖ – це „кожен художній метод і його втілення у художньому напрямі‖ [5, с. 122]. Отже, можемо стверджувати, що кожен літературний твір, гуманістичний він за своєю тематикою чи антигуманістичний, розглядає передусім Людину, її проблеми. Ця теза стосується й літератури фантастичної, особливо кращих її зразків. У вітчизняній літературознавчій науці фантастика ще не набула докладного висвітлення, проте останнім часом з’являються наукові розвідки, статті, монографії, що досліджують це художнє явище. Маємо на увазі, насамперед, праці А. Нямцу, О. Стужук, І. Гречаник, М. Назаренко, С. Олійник, Г. Сабат, О. Бороди, В. Мастиляк, О. Кибалки та інші. Фантазія є однією з „найважливіших антропологічних основ для тих можливостей соціального розвитку, які властиві людині‖ [3, с. 34]. В основі фантастики лежить саме уява, фантазія. Фантастична література, особливо такий її різновид, як соціально-філософська фантастика, „успішно уводить мислячого читача в коло найзагальніших, найсучасніших, найглибших проблем, що випадають з поля зору інших видів художньої літератури: місце людини у всесвіті, суть і можливості розуму, соціальні й біологічні перспективи людства тощо‖ [8, с. 5]. Погоджуємося з думкою братів Стругацьких, оскільки творці соціально-філософської фантастики намагаються розв’зати проблеми передусім Людини. Можемо говорити про антропологічну спрямованість романів та повістей Станіслава Лема, братів Аркадія і Бориса Стругацьких, Кліффорда Саймака, Олеся Бердника. Як стверджує О. Півень, „до змалювання концепції людини у своїх творах літературні напрями зверталися часто‖ [5, с. 117], особливо література соцреалізму. Зазначимо, що предметом нашого дослідження стали твори, написані в добу панування соцреалізму, проте їхні автори вийшли далеко за межі цього літературного напряму. В романах „Хижі речі доби‖ Аркадія й Бориса Стругацьких і „Зоряний Корсар‖ Олеся Бердника акцентується увага саме на питанні подальшої долі людства. Тому метою нашої статті став аналіз антропологічних аспектів названих фантастичних творів. Антропологія художнього твору має онтологічний зв’язок із антропологією філософською, оскільки порушує питання Людини і людства, людської цивілізації. Однією зі значущих проблем сьогодення є „антропологічна криза‖ [4, с. 3], що відзначається на усіх рівнях буття. Останні десятиліття саме „антропологічна криза‖ загрожує людству. Вона, за словами К. Іл’янович, виражається в тому, що науково-технологічний розвиток значною мірою випереджає розвиток соціокультурних регуляторів, які вже не адекватні новим технічним можливостям людства [4, с. 5]. Антропологічна криза перетворюється із філософської на загальнокультурну проблему. Причина цього криється в руйнації балансу між науковим і моральним розвитком суспільства, оскільки „соціум, наука і культура перебувають на різних еволюційних рівнях‖ [4, с. 5]. Проблему „антропологічної кризи‖ намагаються розв’язати не лише філософи, громадські діячі, політологи. Майбутнє Людини досліджують і письменники-фантасти, передусім у „романах-попередженнях‖, що з’явилися внаслідок розчарування широкого загалу у всесильності науково-технічного прогресу, а також через побоювання тих технічних новинок, що спричинили багато смертей під час Другої світової війни, появу ядерної зброї, катастрофу в Чорнобилі. Характерно, що автори таких творів спрямовують свої погляди в майбутнє, прогнозують наслідки, зазвичай негативні, сучасної дійсності. Роман-попередження близький за своєю поетикою до антиутопії. Та якщо антиутопія „показує людям, якою була б довершеність, якщо нав’язувати її людям, не зважаючи на їхні бажання‖ [9, с. 158], тобто дає свою оцінку утопічної держави в її тоталітарному всеохопленні, то фантастична література попередження дає прогноз впровадження в життя наукових винаходів, що можуть призвести до перенасичення та втрати сенсу життя. Роман братів Стругацьких „Хижі речі доби‖ був названий Вл. Гаковим памфлетом проти міщанства [8, с. 328]. Сміливо можемо зарахувати цей твір до літератури попередження, оскільки в ньому зображено місто, населення якого поступово деградує через моральне та матеріальне перенасичення. Автори з перших сторінок роману вводять читача у начебто радісний, веселий світ, у якому немає проблем війни, сирітства, нестачі хліба: „На площі все було блискуче, яскраве, барвисте. Занадто яскраве й барвисте, як це буває в курортних містах… З усіх міст, в яких мені довелося побувати, це було, напевно, найбільш сонячним‖ [7, с. 10]. Однак такий добробут показний, оскільки пізніше колишній міжпланетник Іван Жилін побачить дійсність, що з кожним днем буде чимраз більше лякати його своєю жорстокістю й абсурдністю. На справжнє життя „Країни Дурнів‖ [7, с. 60] натякає провідник Амад, котрий першим зустрічає Жиліна в місті-курорті: „На Вас чекають ПИТАННЯ ЛІТЕРАТУРОЗНАВСТВА Випуск 80 103 дванадцять кіл раю‖ [7, с. 14]. Стругацькі алюзійно говорять про втрачений людством Золотий вік раю (навіть ім’я провідника нагадує ім’я першої людини, що пізнала і втратила всі радощі раю: Амад – Адам), натякаючи, що новий рай є швидше пеклом (порівняймо з дев’ятьма колами пекла у Данте). Дійсно, мешканці міста купаються в розкошах, не замислюючись про наступний день, до їхніх послуг всі новинки техніки, наприклад фонори-телевізори, що дозволяють сприймати зображуване не лише за допомогою зору, а й відчувати на дотик, запах тощо; розкішні апартаменти, доступні кожному; широка сфера послуг: „я зупинився пообідати. Біля мене одразу з’явився портьє. До ваших послуг, – ніжно прошелестів він. – Автомобіль? Ресторан? Бар? Салон?‖ [7, с. 22]. Проте це лише зовнішня сторона так званого добробуту й достатку. Фантасти подають жахливу картину моральної деградації не лише мешканців, а й туристів, які відвідують місто кожного року. Можемо сказати, що вся квінтесенція роману розкривається на першій сторінці, в епіграфі, взятому з ненадісланого листа Антуана де Сент-Екзюпері: „Є лише одна проблема – єдина в світі – повернути людям духовну сутність, духовні турботи…‖ [7, с. 7]. Дійсно, персонажі роману „Хижі речі доби‖ втратили головне – духовну сутність, вони є продуктом нової доби, нового „раю‖. Підлітки, молодь, навіть літні люди приречені на безтямне витрачання часу, розпорошення себе в безглуздих справах, психічних наркотиках, загрозливих для життя розвагах. Навіть самі жителі розуміють причини своєї деградації: „раніше, я в книзі читав, хоча б заздрили одне одному, сусід, мовляв, як сир в маслі катається, а я на холодильник назбирати не можу – хіба ж це можна витерпіти? Чіплялися, звичайно, зубами, за барахло, за гроші, за місце вигідне… А тепер життя стало жирним, тихим, усього вдосталь. До чого себе примінити?‖ [7, с. 113]. Зі сторінок роману нам відомо, що під час війни місто було зруйноване, тобто його мешканці раніше потерпали від нестачі й голоду. Стругацькі майстерно змальовують спосіб мислення людини за часів скрути і в період достатку в розмовах Жиліна з приїжджим патріотом із злиденного розкраденого королівства та з професором Опіром, котрий відстоював філософію неооптимізму. В обох випадках мова йде про достаток. За словами патріота, або, як назвав його Жилін, бандюги, „достаток – це погано, якщо його в тебе немає, а у сусіда він є. А завойований достаток – це чудова річ!‖ [7, с. 157]. Єдиним прагненням бідноти є побудувати хімічні заводи, завалити населення їжею й одягом, купатися в розкоші й спати до полудня [7, с. 157]. Фантасти наголошують на тому, що людство, котре прагне до розкоші й достатків, не усвідомлює всієї загрози, яка на нього чекає. Не усвідомлюють люди дійсного стану речей і тоді, коли вже купаються в розкоші. Стругацькі вкладають в уста персонажа твору професора Опіра лозунги, що характеризують смисл життя мешканців міста, „що було причиною усіх нещасть людства. Незадоволені інстинкти, нерозділене кохання і невгамований голод, чи не так? Та ось з’являється Її Величність Наука й дарує нам задоволення‖ [7, с. 57]. Такі, як Опір, впевнені, що 104 лише безтурботна людина може бути щасливою: „Звільніть людину від турбот про хліб насущний і про завтрашній день, і вона стане дійсно вільною і щасливою‖ [7, с. 57]. Деградуюче суспільство у романі знаходить втіху у заглибленні в ілюзорне буття, яке своєю яскравістю й неочікуваністю значно перевищує реальність. С. Снєгов вважає, що головною проблемою суспільства доби достатку, змальованого в романі, є ледарство і непотрібність людей самим собі. „Ця непотрібність пронизує усі шари суспільства, крім, можливо, університетської інтелігенції. Люди не розуміють одне одного, не розуміють самих себе, бо ще не встигли зрозуміти, що плідна праця є фізіологічною потребою людського організму‖ [6, с. 471]. Незважаючи на песимістичний тон роману, брати Стругацькі залишають якусь надію людству у фіналі, Жилін вірить у те, що може врятувати душу й тіло людей. Єдине питання турбує головного героя: „До якого часу вас треба буде рятувати? Ви коли-небудь навчитеся рятувати себе самі? Чому ви завжди слухаєте попів, фашистів-демагогів, дурнів опірів? Чому ви не хочете напружувати свій мозок?... Як ви не можете зрозуміти, що світ величезний, складний і захоплюючий? Чому вам все просто і нудно?‖ [7, с. 170]. Це питання брати Стругацькі залишають без відповіді. Автори попереджали ще три десятиліття тому про ті негаразди, котрі спіткають сучасну людину – психічна і хімічна наркоманія, пияцтво, втрата інтересу до реального життя, заглиблення у віртуальний світ ілюзій, втрата істинних духовних цінностей. Якщо в романі „Хижі речі доби‖ Стругацьких зображено суспільство, що деградує, то у творі українського фантаста Олеся Бердника „Зоряний Корсар‖ бачимо крайню стадію занепаду розумних істот, виродження яких дійшло свого апогею. При тому, що А. і Б. Стругацькі залишають людству надію на порятунок, Бердник такої надії майже не дає. Зоряні мандрівники відгукнулися на прохання допомогти останніх мислячих жителів планети Аода. Предки населення цієї планети зробили настільки значні відкриття у науці, що землеробство й садівництво стали непотрібними, численні автомати замінили працю людей, таким чином, виникла паразитарна еволюція. Центральний Синтезатор забезпечував жителів Аоди всім необхідним. Його творці вважали, що „звільнять людей для космічної творчості, але вони жорстоко помилилися. Розум людини гартувався в боротьбі проти стихії, у гармонізації свого єства з силами космосу. Творці нашої цивілізації забрали від людей ті стимули. Почалася інволюція‖ [2, с. 98-99]. Як наслідок, їм хотілося лише одного: насолоди, бездумного споглядання, стихійного розмноження, рослинного життя. Вважаємо, що Олесь Бердник продовжує розвивати тему антропологічної кризи, говорячи услід за російськими фантастами про небезпеку виродження людини без фізичної й інтелектуальної праці, що може прийти внаслідок „суцільної технізації планети‖ [2, с. 89], без духовного зростання соціуму. Творчість українського та російських фантастів об’єднує також тема невтручання, вперше заявлена братами Стругацькими у романі ПИТАННЯ ЛІТЕРАТУРОЗНАВСТВА Випуск 80 105 „Важко бути богом‖, в якому доводиться помилковість втручання в плин історії іншої планети. На відміну від Антона-Румати, котрий намагається змінити хід історії Арканару шляхом повстання, герої „Зоряного Корсару‖, брати Ікс та Ігрек і їхній вихователь робот Ур, дають можливість останній свідомій мешканці планети Аода прийняти самостійне рішення: залишитися на батьківщині і споглядати занепад її жителів чи покинути планету й у такий спосіб зупинити роботу Центрального Синтезатора, що може означати або остаточну її загибель, або ж поштовх до усвідомленого життя. Погоджуємося з думкою Р. Арбітмана про те, що братів Аркадія і Бориса Стругацьких спіткає доля віщунки Кассандри майже після написання „кожної їхньої антиутопії чи повісті-попередження‖ [1, с. 10]. Фантасти говорили про проблеми сучасної людини ще задовго до їх появи, вони бачили їх у зародку. Поміж творів, які за своєю тематикою належать до літератури попередження, можемо назвати роман „Важко бути богом‖, повість „Спроба втечі‖ (тема невтручання у розвиток чужої цивілізації, іншої країни, народу), повість „Гидкі лебеді‖ (проблема взаєморозуміння поколінь), „П’ять крапель еліксиру‖ (вибір людини між смертю й негідним, безчесним безсмертям). Як і твори братів Аркадія та Бориса Стругацьких, фантастика Олеся Бердника зосереджена на Людині, проблемах її розвитку, її майбутнього і сьогодення. Це романи „Чаша Амріти‖ (вибір життєвого шляху людини), „Вогнесміх‖ (проблема духовного і тілесного воскресіння людини), повість „Лабіринт Мінотавра‖ (проблема пізнання світу) та інші твори митця. Компаративне вивчення української й російської фантастики дає нам можливість порівняти розвиток однієї з вічних тем великої літератури у художній фантастиці – дослідження Людини. Саме фантастична література є „ідеальною і досі єдиною зброєю, що дозволяє підібратися до однієї з важливіших проблем сьогодення. Такою проблемою є вторгнення майбутнього у теперішнє, вторгнення, зумовлене небаченими темпами соціального й технологічного прогресу людства за останні десятиліття‖ [8, с. 6]. Аналіз романів Олеся Бердник „Зоряний Корсар‖ і „Хижі речі доби‖ Аркадія й Бориса Стругацьких дає нам підстави говорити про гуманістичну спрямованість фантастики цих авторів. Вважаємо, що названі твори виходять за межі розважальної літератури, до якої відносили фантастику в роки їхнього написання. Фантасти А. і Б. Стругацькі та О. Бердник заглиблюються у внутрішній світ персонажів, порушують важливі філософські й морально-етичні питання, розмірковують про подальшу долю людства, розв’язують дилему доцільності існування людини заради достатку та її існування за умов достатку, послуговуючись при цьому засобами фантастики. Вищезазначене яскраво засвідчує наявність зв’язку фантастичної літератури із загальносвітовим літературним процесом і художнім висвітленням значущих проблем людства. Вважаємо за доцільне подальше компаративне дослідження художньої фантастики Олеся Бердника і братів А. і Б. Стругацьких на рівні форми і змісту.

106 1. Арбитман Р. Участь Кассандры. Братья Стругацкие... О наших сегодняшних проблемах они говорили еще вчера / Роман Арбитман // Литературная газета, 1991. – 20 нояб. – (№ 46 (5372)). – С. 10. 2. Бердник О. Зоряний Корсар : фантастичний роман / Олесь Павлович Бердник. – К. : Радянський письменник, 1971. – 376 с. 3. Гречаник І.П. Жанр фантастики в сучасній літературі / Ірина Петрівна Гречаник // Вісник Луганського національного університету імені Тараса Шевченка (Філологічні науки). – Луганськ. – 2009. – січень – № 1 (164). – С. 33-37. 4. Іл‟янович К.Б. Антропологічна криза в умовах сучасної техногенної цивілізації : автореферат дис. на здобуття наук. ступеня канд. філос. наук : спец. 09.00.04 „Філософська антропологія, філософія культури‖ / К.Б. Іл’янович. – Сімферополь, 2008. – 20 с. 5. Півень О. Художня антропологія як типологічний чинник художнього методу / О. Півень // Вісник Луганського державного педагогічного університету імені Тараса Шевченка : збірник наукових праць. – Луганськ : Видавництво ЛДПУ „Альма Матер‖, 2002. – Березень. – № 3 (47). – С. 115-123. 6. Снегов С. Феномен фантастики / Сергей Снегов // Фантастика 2005 : [сб.]. – М. : АСТ: ЛЮКС, 2005. – 524 с. – (Звездный лабиринт). 7. Стругацкий А.Н. Хищные вещи века: Фантастичиские произведения / Аркадий Натанович Стругацкий, Борис Натанович Стругацкий ; комментарии В. Курильского. – М. : Эскмо; СПб. : Terra Fantastica, 2007. – 592 с. 8. Фантастика века / сост. Владислав Гаков. – М. ; Минск : Полифакт, 1999. – 624 с. – (Итоги века. Взгляд из России). 9. Шацкий Е. Утопия и традиция / Ежи Шацкий ; пер. с польск. В.А. Чаликова ; общ. ред. и послесл. В.А. Чаликовой. – М. : Прогресс, 1990. – 456 с.

_______________________________________

Стаття надійшла до редколеґії 22.10.2009