— Вам кого? — спросила неулыбчивая секретарша, страж дверей. — Откуда вы? Зачем вам к Председателю? По какому делу?

— Откуда? — переспросил посетитель. — Ха! Ошибочная постановка вопроса. — Он строго погрозил секретарше пальцем и засунул голову в дверную щель. — К вам можно? На десять минут?

Не дожидаясь ответа, гость приблизился к письменному столу, небрежно отодвинул в сторону бумаги, пресс-папье и лампу с зеленым абажуром и стал выкладывать на стол загадочные предметы.

Председатель Совнаркома, лысый большеголовый человек в черной тройке и темно-красном галстуке в белый горошек, с изумлением следил за манипуляциями посетителя. Конечно, в последние два с половиной года кабинет повидал всякое. Самые неожиданные, громоздкие и едко пахнущие дары здесь обычно оставляли деревенские ходоки. Однако нынешний гость демонстрировал что-то совсем уж небывалое.

— Вот эти маркеры, — напористо говорил посетитель, — будут незаменимы для делопроизводства. Видите, какие яркие цвета? Это — энергосберегающая лампочка, в год она вам будет экономить два ДнепроГЭСа. Это — айпод десятого поколения, он один заменит целый оркестр. А это, извольте видеть, аппарат мобильной связи, он придет на смену всей вашей проводной телефонии. Правда, пока он работать не будет, здесь у вас еще нет сети, но его уже можно использовать как часы, как будильник и как фонарик… и в «тетрис» можете играть уже сейчас, пока аккумулятор совсем не сядет… Кстати, вы позволите и мне, наконец, присесть?

— Да-да, пожалуйста. — Оторопевший Предсовнаркома с опаской разглядывал предметы. Телефон, он же будильник, хищно подмигивал, из внутренностей айпода доносился ритмичный скрежет, а наиболее жутко выглядела энергосберегающая лампочка, которая состояла из мутных, как бельма, тонких гнутых стеклянных трубок. — Но скажите, пожалуйста, товарищ, где вы все это взяли?

Гость, выбравший кожаное кресло у самого стола, качнул головой:

— Вы тоже неправильно ставите вопрос. Не где я это взял, а когда я это взял. В будущем. Я, видите ли, прибыл из будущего.

Предсовнаркома смутился. Он живо вспомнил облик писателя Уэллса, который, сидя тут, в том же самом кресле, еще совсем недавно рассказывал о машине времени. А он, хозяин кабинета, тогда посмеялся над англичанином, назвав его лондонским мечтателем.

— И очень хорошо сделали, что вы прибыли, — сказал, наконец, Предсовнаркома. — Вы к нам надолго или… гм… проездом?

— Я к вам всерьез и надолго, — заверил посетитель. — До самой победы. Буду помогать вам строить светлое завтра, исходя, так сказать, из уже готового опыта. Перво-наперво, — гость стал загибать пальцы, — разберемся с кадрами, перевооружим армию, обновим военную доктрину. С поляками будем дружить, а фрицам вломим, авансом, пока не поздно. Тухачевскому не за бандами надо гоняться, а идти на Берлин. Танки купим у Англии, пусть Чичерин с ними поторгуется… но лучше мне бы самому этим заняться.

Так гость из будущего мягко, без нажима, перешел к делу. Он просил должность замнаркомвоенмора, замкоминдела или, в крайнем случае, место в наркомате финансов. Председатель, стесненный узкими рамками штатного кремлевского расписания, мог предложить только должность в наркомпросе или наркомпроде, где из-за недоедания была высокая текучесть кадров. В конце концов сговорились на должности помощника Председателя, с почти наркомовским окладом, «фордом» из кремлевского гаража и кабинетом здесь же, на третьем этаже бывшего Сената. Ударили по рукам, гость немедленно получил мандат и талоны на питание в кремлевской столовой и бережно спрятал добычу между складок своей шерстяной накидки. Он уже собрался было подняться с кожаного кресла, когда за дверью кабинета раздался топот и заградительный возглас секретарши.

Дверь поспешно растворилась, и на пороге показался новый посетитель. Это был рыжий верзила в летней рубашке «Парагвай», штанах с матросским клапаном и голубоватых парусиновых туфлях. В одной руке он держал потертый армейский вещмешок.

— Здоров, Председатель! — гаркнул новоприбывший. — Будем знакомы. Ну-ка, погляди! — И гость без предисловий опорожнил свой вещмешок прямо на паркет. — Вот эта фиговина — переносной ядерный реактор, энергии у нас будет завались. Вот эта хреновина — полевой синтезатор: кидаешь опилки, получаешь любой металл. Золотой запас республики поправим с полпинка. А это, между прочим, айпод. Двадцать четвертого поколения. Пятьсот терабайт популярной музыки в одном флаконе, сечешь? Обрати внимание, все гаджеты — первый сорт, согласно кондиций. И знаешь, почему у меня есть все эти штукенции? Потому что я — из бу-ду-ще-го!

— Откуда-откуда? — спросил Предсовнаркома, тараща глаза.

— Да из будущего, чучело! — повторил пришелец. — Из далекого, прекрасного, очень технически продвинутого будущего.

— А вот же товарищ сидит — он тоже говорит, из будущего.

И Предсовнаркома в полном расстройстве указал на первого посетителя, лицо которого внезапно приобрело скучающее выражение.

В жизни двух путешественников в прошлое наступило щекотливое мгновение. Председатель Совета народных комиссаров пока еще пребывал в замешательстве, однако это не могло продлиться вечно: в любой момент в его руках мог блеснуть карающий меч Немезиды.

В испуганных глазах верзилы отразилось: «Во попал!» Судьба давала обоим пришельцам только лишь одну секунду для создания спасительной комбинации. И первый гость эту секунду не упустил.

— Современник! Дорогой ты мой! — закричал он, вскакивая. — Братан во времени! А я уж думал, никого из наших больше не увижу! — И первый путешественник заключил второго в объятья.

— Современник! — эхом откликнулся прозревший гость номер два. — То-то, я гляжу, прибамбасы здесь на столе очень знакомые!

— Надо же, совпало! До чего удивительная встреча во времени! Не правда ли? — Первый гость бросил быстрый взгляд на хозяина кабинета.

— Да, — ответил тот замороженным голосом. — Бывает, бывает.

Увидев, что Предсовнаркома еще находится в лапах сомнений, первый из путешественников погладил второго по рыжим кудрям.

— Ну как там у нас, в будущем, всё по-прежнему? — ласково спросил он. — Владим Владимыч всё рулит? Платон всё сидит? Филипп всё поет?

— Ага, — пробормотал верзила. — Рулит. Сидит. Поет.

— Может, скачаешь мне его последний альбомчик? — не отставал первый. — У нас же ю-эс-би порты на айподах стандартные, верно я говорю? — Взяв со стола свой гаджет, он вытащил проводок с блестящим разъемом на конце и показал его — правда, не вновь обретенному современнику, а хозяину кабинета, да и то издали.

Как ни странно, но вид провода с загадочным ю-эс-би разъемом немного успокоил Предсовнаркома, так что в итоге оба гостя были отпущены с миром, и даже со своим техническим барахлом. Правда, второму из пришельцев досталась совсем уж ерундовая должностишка — младшего научного консультанта СНК. И ни кабинета в Кремле, ни служебного автомобиля, ни даже обеденных талонов…

Выйдя в обнимку из здания, оба путешественника остановились в тени деревьев и лишь здесь, укрытые от посторонних глаз зелеными насаждениями, рискнули разомкнуть дружеские объятья.

— Вы идиот и пошляк, — объявил первый второму. — И дети ваши, и внуки, и вся родня по мужской линии будут пошляками.

— Это еще почему? — нахмурился новый научный консультант СНК.

— Да потому что, имбецил вы эдакий, лезть в прошлое с тремя ржавыми гаджетами — это пижонство. Подумаешь, нашли чем удивить Председателя — терабайтами музона! Да он, к вашему сведению, кроме «Лунной сонаты» и канкана, вообще никакой музыки не знает.

— Но вы-то сами заявились к нему с простым мобильником! — вскричал рыжеволосый. — И с какими-то дурацкими фломастерами!

— Мальчик, — рассмеялся первый путешественник. — То, что вы видели, это даже не эпизод, а так, случайная загогулина, роковое стечение обстоятельств. Я вообще-то спец по антиквариату. Про гамбсовский гарнитур слыхали? Кто нашел? Я нашел. А кто добыл единственный в мире экземпляр «лорен-дитриха»? Я добыл, я. А старинное оружие? Меч короля Артура вам, надеюсь, известен? Любой коллекционер за него удавится. Мне уже почти удалось его достать из камня, но тут появляется этот Мерлин, сволочь, и выбрасывает меня обратно, без оборудования… И, что особенно обидно, не добрасывает до моего века. Колдовских силенок у него не хватило. Ну а раз уж я застрял в 1921-м, надо выкручиваться…

— Извините, — скорбно потупился рыжеволосый. — Я не знал…

— Он, видите ли, не знал! Да вы просто-напросто не должны были вламываться в кабинет. Разве вам не сказали, что Председатель не один? Ну и куда вы после этого поперлись? Вас же наверняка учили в школе, что старшим надо уступать. Вы, кстати, из какого года?

— Из 2035-го, — свободно ответил верзила.

— Так я и думал. Вы гораздо младше меня. Я из 2015-го. Между прочим, моя фамилия Бендер. Остап Ибрагимович Бендер.

— Балаганов, — представился рыжеволосый. — Шура Балаганов.

— Ядерный реактор вы, небось, на городской свалке подобрали?

— Обижаете, — шмыгнул носом Балаганов. — Взял погонять из Дома детского технического творчества. И синтезатор оттуда же. А айподик — лично мой, на распродаже покупал, с бонусной скидкой.

— Ну хоть образование-то у вас, надеюсь, высшее техническое?

— Высшее гуманитарное, — вздохнул верзила. — Истфак МГУ.

— Скверно, юноша, совсем скверно. Я тоже, знаете ли, уран-235 от урана-238 не отличу. И как же вы собирались всю эту технику внедрять в Совдепии? Наобум? Методом научного тыка? Или эксплуатировать до упора, пока не сломается? Манхэттенского проекта, учтите, и в проекте еще нет, а академику Сахарову, чтоб вы знали, сейчас недели три от роду или даже меньше…

Остап еще долго бы развивал свои взгляды на научно-технический прогресс, если бы его не перебил Балаганов.

— Смотрите, — сказал он, указывая в направлении Троицких ворот. — Видите, вон идет человек в соломенной шляпе?

— С чемоданчиком в руке? Вижу… О черт, да это же у него ноутбук! Он что, тоже вроде нас с вами, из будущего?

Балаганов уныло кивнул:

— Из него, гнида. Паниковский Михаил Самуэлевич. Глядите, глядите, он тоже в Совнарком намылился! Зуб даю, к Председателю.

— Наверное, его нужно предостеречь, — заметил Остап.

— Не надо, — кровожадно сказал Балаганов. — Пусть идет. В другой раз сто раз подумает, прежде чем нарушать конвенцию.

— Что еще за конвенция такая?

— Конвенция эта, Остап Ибрагимович… погодите секундочку… — Балаганов дождался, пока человек с ноутбуком не скроется за дверью Совнаркома, после чего начал свой рассказ.

Вкратце история была такова. В родном для Бендера 2015-м Кодекс путешественников еще худо-бедно действовал: всё оставалось в рамках и особых заморочек не было. Они появились позже, когда Кодекс разболтался, стал либеральнее, а в законе прогрызли кучу дырок. И таких романтиков, как Балаганов, сразу стало до фига. Им хотелось изменить прошлое, причем простейшим путем: заручившись поддержкой тогдашнего большого начальства. А поскольку действовали все примерно на одном и том же поле, то быстро стали главной помехой друг другу. Бывали дни, когда в одной только приемной у Троцкого, например, или у Берии, или у Горбачева сталкивались полдюжины гостей из будущего — и каждый со своими идеями, с рецептами, прогнозами, тараканами, гаджетами. Шум, гвалт, сумбур, неразбериха, взаимные обвинения, мат-перемат, чуть ли не поножовщина… В такой ситуации даже самый доверчивый из советских вождей отправит эту орущую толпу к черту. Или в психушку. А бывало, что и к стенке.

— И вы убоялись возрастающих трудностей? — насмешливо спросил Остап.

Но его собеседник не заметил иронии. Поглядывая на входную дверь в Совнарком, он продолжал свое повествование. По его словам, гениальная идея конференции путешественников в прошлое родилась именно у него, у Александра Сергеевича Балаганова, и он же три месяца собирал будущих участников — через рум-рум, ментальную почту и даже старинный фейсбук. Наконец, в малом гостевом зале Политехнического музея удалось собрать всех — тех, кто был намерен внедрять свои гордые замыслы на территории Российской империи и СССР. Желающих вручную исправить прошлое страны набралось две сотни, от прыщавых юнцов до стопятидесятилетних развалин. По замыслу Балаганова, всех мало-мальски значимых вождей и фаворитов надлежало разделить среди присутствующих, и чтобы каждый мирно окучивал своего. Основной спор шел из-за конкретных персон. Все как один мечтали поработать с Распутиным, Потемкиным или Лжедмитрием. Никто не хотел брать Черненко и диких ханов Золотой Орды. Очень плохой репутацией пользовались также Жданов, Василий Шуйский и почему-то князь Рюрик. «Нашли дураков! — визгливо кричал Паниковский. — Вы мне отдайте хотя бы Андропова, тогда я вам, так и быть, подпишу конвенцию». Паниковскому все дружно показывали кукиш: Андропов считался реформатором, склонным к новым веяниям. «Андропова? А не дать ли тебе еще и Александра II впридачу? — ехидничал Балаганов. — Или, может, сразу Сталина?» При слове «Сталин» собрание сладостно стонало. Иосифа Виссарионовича полагали наилучшей кандидатурой для окучивания. Все были уверены, что если кто и способен кардинально изменить прошлое, так это тайный советник товарища Джугашвили… В конце концов, решено было бросить жребий. Злая звезда Паниковского повлияла на исход дела: ему достался Батый. «Ладно, я поеду, — кричал он, — я поеду в вашу гребаную Орду, я буду пить кумыс и жрать конину, но если там ко мне плохо отнесутся, я вернусь и нарушу конвенцию…»

— И вот вы, Бендер, сами видели, как он нарушил конвенцию, — горестно подытожил Балаганов. — Надеюсь, сейчас ему тут врежут, и поделом. Жаль, то знаменитое бревно, которое наш новый шеф носил на субботнике, не сохранилось. Но и мраморное пресс-папье, которое я заметил там, на письменном столе, достаточно тяжелое… в сторону, в сторону! Поберегись!

Парочка поспешно отскочила в сторону — и вовремя: из раскрытого окна третьего этажа с шумом вылетел ноутбук и грохнулся на кремлевскую брусчатку. Осколки пластмассы брызнули в разные стороны. Сверху раздались громкие неразборчивые крики.

— Началось, Бендер, началось! — в возбуждении потирая руки, воскликнул Балаганов. — Следите за дверью! Еще несколько секунд, и мы увидим долгожданное торжество справедливости! Этот гад, я знаю, давно к моему кандидату примеривался… Думаете, его отправят к Железному Феликсу или просто выкинут взашей? Лично я за оба варианта! Четыре… три… два… один! Сейчас!

Дверь распахнулась, но дальше все пошло не по балагановскому сценарию: вместо побитого Паниковского, преследуемого чекистами, из здания выбежал, в слезах и соплях, сам Предсовнаркома и, не разбирая дороги, помчался куда-то в сторону Арсенала. Верная секретарша, размахивая носовым платком, словно белым флагом, выскочила следом и бросилась за вождем мирового пролетариата.

— Чего это он раскис, как школьница? — удивился Остап. — Как будто свои похороны увидел вблизи…

Балаганов со злостью хлопнул себя по ляжкам:

— Именно! Именно что похороны! Остап Ибрагимович, я с глубоким прискорбием вынужден известить, что нашей с вами миссии капут. Мандатами можно подтереться. Я знал, что Паниковский — старый дурак, но чтоб такой! Надо было, как все мы, рисовать клиенту далекие светлые перспективы, а этот диверсант… этот вредитель… этот клинический болван показал ему близкое будущее!

— Мавзолей? — догадался Остап.

Балаганов с тоскою в глазах кивнул:

— Думаю, весь комплект. Горки, инсульт, Мавзолей, сталинский съезд, процессы вредителей… все пятилетки, которые мы доблестно просрали… Шиш он теперь поверит, что в этой стране с таким контингентом можно построить хоть какое-нибудь будущее. А раз будущего нет, то и мы с вами — самозванцы из ниоткуда, и цена нам три копейки.

Остап снял фуражку и вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони.

— И вправду он у вас диверсант, — согласился он. — Хуже Мерлина. Вот уж действительно — не везет так не везет. Обидно, а я-то настроился задержаться здесь подольше… Ладно, юноша, пока мои талоны еще не аннулировали, приглашаю вас отобедать в кремлевской столовой. Но имейте в виду, уважаемый Шура, даром я вас питать не намерен. Синтезатор, который у вас в мешке, он что, настоящее золото делает из опилок? Прогресс, молодцы. Тогда вы мне после обеда наштампуете побольше золотых бранзулеток, и я через румынскую границу рвану в Египет. Чувствую, мумию Тутанхамона без моей помощи не откопают…

— А я, пожалуй, поеду в Питер, — задумчиво сказал Балаганов. — Там через месячишко инженер Лось Мстислав Сергеич вывесит на улице Красных Зорь объявление о полете экспедиции на Марс. Приду первым, назовусь Гусевым и запишусь в команду. На этой планете уже ловить нечего, а Марс пока еще ничейный. Значит, будет мой.

— Думаете, там есть разумная жизнь? — полюбопытствовал Остап.

Как раз в это мгновение из дверей Совнаркома медленно, с чувством выполненного долга, вышел Паниковский. Теперь на нем были новенький френч и фуражка с зеленым околышем. Под мышкой он нес гуся. Балаганов потерянным взглядом проследил за вредителем.

— Разумная жизнь? Там? — горько переспросил он у Остапа. — А здесь, вы думаете, ее очень много?

***

Лев Гурский

ПОПАЛИСЬ

Фантастические рассказы

Автор считает своим долгом предупредить: все события, описанные в его рассказах, вымышлены. Ответственность за случайные совпадения географических названий, дат, имен, фамилий, явок, паролей, кличек домашних животных, марок вин и автомобилей и пр. полностью лежит на читателях этих рассказов.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я знаю Льва Гурского уже лет пятнадцать, однако до недавних пор, признаюсь, считал его не фантастом, а достаточно профессиональным детективщиком. Разумеется, в его книгах про президентов-ниндзя или атомную бомбу, спрятанную Сталиным в Мавзолее, наблюдался некий фантастический флер сродни легкому безумию, однако в целом эти сочинения вполне и основательно укладывались в рамки испытанного жанра криминально-политического романа.

Это мое представление заметно поколебали два новых его произведения: роман о кремлевском чиновнике, пытавшемся обрести мировое господство с помощью кулинарного наследия Парацельса, и повесть про молдавского гастарбайтера, который возомнил себя Ван Хельсингом. Затем появилась биография Романа Арбитмана, второго президента России (по версии Гурского), и я понял, что детективный жанр для Льва Аркадьевича смещается куда-то на периферию, а фантастика, пусть и с привычным для этого автора политическим акцентом, наоборот, выдвигается на первый план. Подтверждение тому — вот эти одиннадцать рассказов, которые составили его авторский сборник. Два рассказа, кстати говоря, были впервые опубликованы в нашем альманахе фантастики «Полдень, XXI век».

Рад ли я теперь тому, что умелого детективщика Гурского аккуратно и бережно потеснил незаурядный Гурский-фантаст? Не знаю. Бывают времена, когда окружающая нас суконная реальность оказывается доступна адекватному отображению только средствами фантастики, иногда же действительность становится настолько фантастичной сама по себе, что возникает острая необходимость приправить ее вполне кондовым реализмом, чтобы избежать чрезмерного уже перебора. И тогда самые крутые фантасты становятся вдруг записными реалистами к вящему изумлению опытного читателя. Трансформация жанровой направленности писателя вопрос тонкий и многозначительный одновременно. Солома показывает, куда дует ветер, ветер настоящего несет нас к землям будущего, среди громады событий, сопровождающих этот титанический процесс, малой искоркой возникает вдруг неожиданная трансформация искателя острых ситуаций в открывателя новых миров и идей, и нам не дано знать, свидетельством каких перемен это является, — да нам особенно и не хочется вдаваться в эти материи: МЫ ЧИТАЕМ.

Борис СТРУГАЦКИЙ

Гурский Л. А.

Попались: Фантастические рассказы / Предисловие Бориса

Стругацкого. – М.: Время, 2012. – 120 с. (Парк гурского периода)

ISBN 978-5-9691-0733-5

Из переписки на фейсбуке:

Роман, Вы тоже есть: http://www.nlb.by/portal/page/portal/inde...

www.nlb.by

nlb.by

"Под псевдонимом доктор Р. С. Кац выпустил книгу «История советской фантастики» в жанре «альтернативного литературоведения» (1993)"

Роман отправил(-а) 12 апреля 2016 г.

Да, забавно. Кац попал в одну компанию со справочниками ?

Роман Эмильевич, можно ли Ваш рассказ разместить в своей колонке Фантлаба?

Роман отправил(-а) 9 мая 2016 г.

Можно. Только укажите внизу выходные данные книжки, ОК?

БУЛГАКОВСКИЕ ШТУЧКИ

Хмурым и ветреным октябрьским утром одна тысяча

девятьсот семнадцатого года от рождества Христова и за

семь дней до известных событий возникла на набережной города Петрограда (бывшего, а также и будущего

Санкт-Петербурга) довольно странная группа людей. Высокий безукоризненно одетый господин в черном пальто

прекрасного английского твида и в черном же котелке от

Баренбойма предводительствовал весьма разношерстной

компанией, состоящей из вульгарной девицы в открытом

вечернем туалете, с ужасным шрамом поперек горла, рыжего атлета в матросском бушлате, вертлявого субъекта

в мятом клетчатом костюмчике и разбитом пенснишке,

жирного кота с лорнетом в когтистой лапе, а также удивительного создания, лишенного всех и всяческих примет,

чье тело время от времени начинало мерцать, двоиться,

колебаться и пропадать, словно отражение в воде при

дуновении ветра.

– Определенно хорошая погода сегодня, – с почтительной наглостью в голосе проговорил кот, обозревая

в лорнет золотой купол Исаакиевского собора. – Не правда

ли, мессир?

Господин в английском твиде ничего не ответил,

а просто показал коту кулак, обтянутый замечательной

лайковой перчаткой.

10

– Понял, понял, – бодро сказал кот, – это я в том смысле,

что плохая погода удивительно хороша для нашего общего

дела... Эй, чего ты на меня так смотришь, Ази? Я тебе не

курица!

Здоровяк в бушлате, которого кот назвал Ази, вытащил

из наружного кармана виолончельную струну и кровожадно спросил у твидового:

– Мессир, ну можно я его, наконец, удавлю? Его непрерывная болтовня меня уже с ума сводит...

– Предлагаю лучший вариант, – немедленно встрял

в разговор клетчатый. – Раз уж мы находимся на берегу

водоема, то глупо не испытать способ казни американской коза ностры: все четыре лапы – в тазик с цементом,

и на дно.

– Именно, именно! – внезапно воодушевился кот. – Убери свою струну, ты, Ростропович! Ненавижу когда кровь,

кишки и все такое. Раз уж у вас фантазии не хватает сжечь

меня, как Орлеанскую девственницу, то желаю быть

утопленным, как Бо Вайнберг в Гудзоне. Фагот, сыграешь

в Голландца Шульца, да? Тащи тазик, а я пока попрощаюсь

с белым светом...

– Приказываю вам сменить тему, – названный мессиром

подал, наконец, голос. – Ваши садистские шуточки мне

просто осточертели.

– Слушаюсь-с, – кивнул здоровяк Ази, и струна исчезла.

– Так точно, мессир, – поддакнул Фагот. Тазик, который он уже начал доставать из кармана своего клетчатого

пиджака, превратился в воробья, сделал попытку клюнуть

11

Фагота в палец, промахнулся, злобно чирикнул и полетел

через Неву куда-то в сторону Гельсингфорса.

– Который теперь час, Фагот? – внезапно поинтересовался кот, следя за полетом маленькой, но гордой птички.

– Без одной полдень, дружище, – ответил клетчатый,

мельком глянув на наручный брегет.

– Спорим, что не долетит до середины реки? – предложил кот. – Ставлю свой правый ус против куриной ножки,

которую Ази заначил во внутреннем кармане.

– Долетит, если не будешь жульничать, – спокойно

ответил здоровяк в бушлате. – Нева – это тебе не Днепр,

а ты не в Киеве, обормот.

Как только он произнес «обормот», со стороны Петропавловки ударила пушка. Бедняга воробей, застигнутый

врасплох взрывной волной, не смог удержаться в воздухе

и камнем упал в реку.

– Питер – отличный город, – объявил кот. – Точный.

Это тебе не Рим, где даже часы на пьяцца дель Пополо

после обеда врут. Мне прямо жалко, что здесь начнется эта

заваруха. Бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу...

Пакость! Гони ножку, Ази.

– На, жри, – здоровяк одарил кота куском курятины. –

Доволен, что воробышек утонул?

– Птичку жалко, – вздохнула девица, глядя на реку.

– Скоро здесь очень многих будет жалко. И мертвые

будут счастливее живых, – сумрачно обронил черный господин в твиде и, наконец, обратился к самому молчаливому

участнику их компании: – Ну, ты готов? Бист ду фертихь?

– Яволь, – тихо прошелестел туманный. – Ихь фанге

ан. Я натшинаю.

– Эй, чего он сказал? – кот выплюнул косточку и лапою

вцепился в рукав тужурки здоровяка. – Чего вякнула эта

тень отца Гамлета?

– Тень отца Гамлета тут ни при чем, – строго поправил Ази, отцепляя кота. – Это другой призрак. Прямо из

Европы. Сам призрак коммунизма. Сколько тебе можно

объяснять, кошачье ты отродье?

Гурский Л. А.

Г 95 Попались: Фантастические рассказы / Предисловие Бориса

Стругацкого. – М.: Время, 2012. – 120 с. (Парк гурского периода)

ISBN 978-5-9691-0733-5

Читатель этой книги узнает много нового о Ленине и Андропове,

Азазелло и Коровьеве, Штирлице и Колобке, а также о других реальных

и выдуманных персонажах новейшей мировой истории. Лев Гурский,

автор известных политических триллеров, киновед, публицист и самый

авторитетный биограф второго президента России Романа Ильича

Арбитмана, впервые собрал в одной книге свои фантастические рассказы (а какие же еще бывают рассказы?), написанные за последние

годы. Большинство текстов публиковались только в периодике и не

выходили в книжном формате, а некоторые, может, и выходили, но тоже

попробуй-ка сегодня их найди.

Яков Штерн. (Как писала по поводу Бориса Штерна Елена Клокова — через Штернии к звёздам)

Роман отправил(-а) 11 мая 2016 г.

Боря Штерн был замечательный. Но Яков — не в честь Бориса Гедальевича, а в честь моего родственника

Арбитман, Роман.

А79 Как мы с генералиссимусом пилили Луну: Первая попытка мемуаров / Роман Арбитман. — М.: Время, 2014. — 248 с

26.11.2016, 10:01

Роман отправил(-а) 26 ноября 2016 г.

С днем рождения, Вячеслав! Удачи!

26.11.2016, 22:09

Вы отправили 26 ноября 2016 г.

Спасибо большое, Роман! И тоже удачи!

Роман, здравствуйте! Что-то Дмитрий Быков читает лекции о рус.лит. с акцентом на православие...

Роман отправил(-а) 2 июль 2017 г.

Наверное, перековался :

Как-то поверхностно. И одновременно — с перехлестами. Команде Бендера можно найти тысячи аналогов, от фонаря. Даже такой вот — из Капитана Врунгеля.

по-моему, он из Бар-Селлы с Каганской кое-что заимствует

Роман отправил(-а) 2 июль 2017 г.

Само собой. Или как минимум фантазирует в том же духе. Но это лекция — заведомо компилятивный жанр

Вы отправили 2 июль 2017 г.

м.б. ошибаюсь, но немного масс-культурный

Роман отправил(-а) 2 июль 2017 г.

Ну не Лотман. Беда, не вина Димы ?

Вы отправили 2 июль 2017 г.

зато он пробивной, этим компенсирует

Роман отправил(-а) 2 июль 2017 г.

Трудолюбивый и не рефлексирует над написанным. Крайне полезное качество в наши дни ? "Мне не нужно хорошо. Мне нужно к пятнице" ?

ув. Роман! проясните такой вопрос: кто считает, что Лагин переписывал СХ в угоду цензуре или редакторам (при этом — лучший вариант первый — 1940 г.), а кто — что сам это делал с удовольствием, мол самый полный вариант вышел в 1970 (72,73) гг. — а там очень много антиамериканских выпадов. Где же истина?

Роман отправил(-а) 2 июль 2017 г.

Не знаю, с удовольствием ли, но несомненно сам: едва ли Детгиз мог требовать от него появления в тексте мистера Вандендаллеса и пр. У него и во "взрослой" фантастике — типа "Патента АВ" или "Атавии Проксимы" — такого навалом. Увы.

Спасибо , этой вырезки у меня нет

ув. Роман! "Это ваша голова, гражданин доуэль?" (Антипутеводитель по современной литературе). "

В начале повествования Бар-Селла ловит на неточностях автора забытой публикации о Беляеве в журнале «Милиция» — однако и сам дважды допускает ошибку в инициалах фантастоведа Анатолия Бритикова"

Вы отправили 7 августа 2017 г.

М.б., фантастиковеда?

Роман отправил(-а) 7 августа 2017 г.

Ваш вариант правильнее, но более громоздкий. Поэтому я иногда использую неправильный ?

26.11.2018, 23:25

Роман отправил(-а) 26 ноября 2018 г.

С днем рождения, Вячеслав! Всего самого доброго!

Уваж. Роман!     Владимир Ларионов в своей авторской колонке представил одно малоизвестное интервью Севера Гансовского в саратовской газете «ПРЕСС-Панорама» за 1989 г.

https://fantlab.ru/blogarticle67936

С писателем беседовали Андрей Чертков и Роман Арбитман. Сама же беседа состоялась летом 1987 г. в Москве. И вот получается (см. статью в колонке и комментарии), что было несколько публикаций на основе этой беседы. В Саратове, кроме «ПРЕСС-Панорамы», была ещё вроде бы публикация в газете «Заря молодежи». И в Крыму — в многотиражке «Труженик моря» и то ли в «Крымском

комсомольце», то ли в «Славе Севастополя». Дата публикаций неизвестна (понятно, что от 1987 г. и позднее), названия тоже не установлены. Интервью на основе одной беседы, но возможно, что в них вошли различные фрагменты из беседы.

Было бы крайне интересно разыскать эти публикации.

Возможно, кто-то из знатоков что-то подскажет? А может, у кого и тексты есть?

Роман отправил(-а) 26 июль

Увы, Вячеслав. Даже саратовские публикации за давностью лет не достать, а прочих вами упомянутых я даже не видел никогда и ранее о них не слышал

22 окт 2020 г., 11:53

Роман отправил(-а) 22 октября

Спасибо за внимание к моей ленте. Если вы читаете в электронном виде, рад буду подарить вам электронную версию моей новой книги – романа «Министерство справедливости» Льва Гурского. Книга о том, как поступят с нынешними ворюгами и кровопийцами в близком будущем, когда ржавые «скрепы» рассыплются... Хотите – пришлю прямо сюда, хотите – на мейл. И, если да, то какой формат предпочтительнее – fb2, pdf, epub или mobi? Могу также прислать ссылку на аудиоверсию романа –авторское чтение

22 окт 2020 г., 19:44

Вы отправили 22 октября

Спасибо, Роман, и за то, и за другое. Первый вариант — ПДФ. slovar06@gmail.com

Вы отправили 22 октября

Благодарю Вас от души.

22 окт 2020 г., 22:38

Роман отправил(-а) 22 октября

Отослал. Надеюсь, будет интересно

Вы отправили 22 октября

Спасибо Вам, и я надеюсь!

Роман отправил(-а) 22 октября

Рад буду потом узнать ваше мнение

10 ноя 2020 г., 17:10

Вы отправили 10 ноября

"Из какой реки выплыл старик Хоттабыч?"

Вы отправили 10 ноября

Дорогой Роман, можете прислать эту статью?

Роман отправил(-а) 10 ноября

Увы, это были еще докомпьютерные времена. Где тот текст — не помню. Но, по крайней мере, все, что касается героя Лагина, вошло в статью "Хоттабыч" в моем "Субъективном словаре фантастике". Отправил фвйл вам на почту

Вы отправили 10 ноября

Огроиное спасибо!

Роман отправил(-а) 10 ноября

Но про "Министерство справедливости" тоже не забывайте ?

21 ноя 2020 г., 13:16

Вы отправили 21 ноября в 13:16

Уважаемый Роман, это мистификация?

Вы отправили 21 ноября в 13:17

https://fantlab.ru/blogarticle69852

Роман отправил(-а) 21 ноября в 13:18

Нет. Это чистой воды хулиганство — поскольку все всё поняли уже в момент чтения доклада ?

Вы отправили 21 ноября в 13:24

понятно, а я поверил...

Роман отправил(-а) 21 ноября в 13:25

Ну что вы! Это все писалось в до-интернетные времена, для узкого круга фэнов

Вы отправили 21 ноября в 13:38

понятно

Вы отправили 21 ноября в 13:38

так правдоподобно вышло

Роман отправил(-а) 21 ноября в 13:39

Да ну — стеб чистой воды ?

К слову скажем, текст "Две тайны советской фантастики" писался как доклад на "Интерпрессконе" для тех, кто понимает, в чем прикол. Я его нигде не издавал и в сеть не выкладывал.

25 ноя 2020 г., 16:53

Роман отправил(-а) 25 ноября в 17:01

Спасибо!

Вы отправили 25 ноября в 17:01

Выполнил ?

Вы отправили 25 ноября в 17:02

Пожалуйста!

Вы отправили 25 ноября в 17:03

а то уже Вам — как семейному клану во 2-м доме райсобеса: Паша Эмильевич, Саша Эмильевич и заодно их грех Вам приписали

26 ноя 2020 г., 17:51

Роман отправил(-а) 26 ноября в 17:51

Вячеслав, с днем рождения! Удачи во всех начинаниях (и продолжениях)! Здоровья – чтобы всё было хорошо!

Вы отправили 26 ноября в 17:51

Очень приятно, уважаемый Роман, спасибо!

https://fantlab.ru/user64490/blog/tag/%D0...

Роман Арбитман

7 декабря, 12:38 ·

Человек-амфибия, дитя двух стихий, был не первым таким персонажем в русской литературе. Первым был былинный герой, бизнесмен Садко, который ухитрялся дышать и под водой, и на суше. В «Руслане и Людмиле» Пушкин мимоходом упомянул о 30 подводных витязях (возглавляемых дядькой), которые выходили из воды на рассвете. В «Сказке о царе Салтане» дядька обрел имя (Черномор), а витязей стало уже 33. Кстати, именно подводные стражи из «Сказки о царе Салтане» ближе всего к беляевскому Ихтиандру. В финале «Человека-амфибии» герой теряет способности жить в двух средах, переселяясь в воду. Пушкинские богатыри, полулюди-полурыбы («в чешуе, как жар, горя»), не могут находиться на поверхности слишком долго («Тяжек воздух нам земли»). Конечно, Гвидон как человек любознательный должен был заинтересоваться феноменом богатырей-амфибий. Однако в его жизни было уже столько чудес, что на все просто не хватило времени...

Галя Кац

Только сейчас осознала, что "в чешуе" — это в рыбьей чешуе. В детстве всегда представляла, что это метафора кольчуги. Из-за иллюстраций, видимо.

· Ответить · 1 д.

Иннокентий Бжелянский

О том же подумал недавно в рыбной лавке.

· Ответить · 1 д.

Галя Кац

Что говорит о том, что на ребенка картинка действует больше,чем слово.

· Ответить · 1 д.

Мария Елифёрова

Галя Кац не метафора ни разу. Есть такой тип доспеха — чешуйчатый, или ламиллярный. Это не кольчуга, он правда из чешуек. У Пушкина изумительно то, что неясно, надета эта чешуя на богатырей или она на них растёт.

· Ответить · 1 д.

Галя Кац

А еще Русалочка андерсеновская, не диснеевская, девочка- амфибия. Она, наверное, ближе к Ихтиандру.

· Ответить · 1 д.

Михаил Расовский

"Тридцать три богатыря порешили, что зазря

Берегли они царя и моря.

Каждый взял себе надел, кур завел и там сидел,

Охраняя свой удел не у дел. " (с)

· Ответить · 1 д. · Отредактировано

Ugol Toopoy

эй слуги мои верные так матьвашуети) давайте жребий кинем кому на дно идти) тут слуги жребий кинули вздохнули все легко( пал жребий на затейника пал жребий на садко

· Ответить · 1 д. · Отредактировано

Алексей Смирнов

А в Махабхарате есть сюжет про дочь рыбака, которая погналась за золотой рыбой и хотела стать императрицей!

· Ответить · 1 д.

Вероника Нефферес

Гвидону жены -лебедя хватило. Только и следи, чтобы не оперилась и не умахнула в тёплые края. А тут ещё эти, чешуи, сманять и с ними уплывёт...не-не-не...

· Ответить · 1 д. · Отредактировано

Максим Рыбка

Какой глубокий анализ

· Ответить · 1 д.

Татьяна Сальковская

Очень многие сюжеты сказок и даже имена героев Пушкин позаимствовал не только в фольклоре, но и у Людовико Ариосто, из его Неистового Роланда. Водных богатырей, правда, я у него не припомню. Так что скорее всего это переосмысленный образ Тритона и его воинства.

*

Говорящая голова — Доуэль

* Из дискуссии на фэйсбуке

***

Сюжеты на тему «живой головы» писали и раньше: некоторые забытые ныне НФ книги начала века, Гудвин – волшебник Изумрудного города из знаменитой сказки Фрэнка Баума, огромная голова из пушкинской сказочной поэмы «Руслан и Людмила».

К тому же Беляев имел уже опыт общения с «говорящей головой». Еще в молодости, заканчивая семинарию, он увлекся фотографией. И, так же как бельгийский художник Вирц (этот художник располагался перед казнью под эшафотом и с помощью гипноза отождествлял себя с казненным, проходя все стадии подготовки к казни и самой казни), он вместе со своим приятелем Колей Высотским делал снимки «головы на блюдце». Для этого они, перепортив изрядное число посуды, вырезали на дне большого блюда дырку. Настоящие опыты по оживлению организма, проведенные за полвека до описываемых событий французским физиологом Шарлем Броун-Секкаром, были уже изрядно позабыты. Таким образом, давняя идея, подкрепленная статьями из книг и журналов, сюжет которой был выстроен дабы развлечься во время болезни, когда он в воображении представлял себя добрым гениальным ученым, который способен был принести в этот мир «живую и мертвую воду», наконец то вылился на бумагу.

В. Карацупа

Образ говорящей головы обыгрывается в "Белом солнце пустыни".

На следующий день состоялось весьма бурное объяснение с автором. Я сказал, что, во-первых, оба сочинения Данилова субъективны и малодоказательны. Во-вторых, они выглядят кощунством для любого порядочного любителя НФ, и мне совершенно не улыбается после доклада сносить плевки и зуботычины. В-третьих и в-главных: оба его исследования настолько объемны (и, вдобавок, малоудобочитаемы из-за обилия сносок, ссылок и схем), что чтение лишь одного из двух докладов уже займет два с половиной-три часа, а обоих вместе, само собой, почти полный рабочий день. Это был замечательный повод для отказа. Однако Данилов возразил, что с объемом он уже все продумал: он вполне доверяет мне сделать из каждого доклада реферат минут на десять-пятнадцать. Что касается кощунственности, заметил не без едкости Данилов, то не гражданину Арбитману бросаться этим словом после того, как сам он написал статью, где вывел всю англо-американскую фантастику на тему киборгов из "Повести о настоящем человеке" Бориса Полевого.

Аргумент был сильный, и мне пришлось, скрепя сердце, принять предложение А.Данилова и привезти на "Интерпресскон" вместо своего серьезного и доказательного доклада о хорроре в России краткий конспект "Двух тайн советской фантастики" моего коллеги Аркадия Данилова. Замечу, что — поскольку я не совсем разделяю выводов, содержащихся в первом докладе, и совсем не разделяю тезисы второго доклада, мое изложение может показаться небеспристрастным. Те, кто впоследствии пожелают ознакомиться с полным текстом "Двух тайн...", пусть по окончании доклада подойдут ко мне: оригиналы Данилова я также привез с собой, они в моем номере.

Итак, я приступаю.

I. ТАЙНА ШАПИРО

Автор начинает свое исследование с длинной преамбулы, в которой торжественно заверяет своих читателей, что он, автор, почитает гнусностью сталинскую так называемую "борьбу с космополитизмом", сопровождаемую публичным раскрытием писательских псевдонимов с присовокуплением к тому антисемитских выводов. По утверждению автора, его исследование не имеет ничего общего с подобными "патриотическими" изысканиями, поскольку речь-де пойдет не об этнических проблемах (автору глубоко неинтересных), но о трагедии одного из талантливейших ученых нашей страны, который по воле случая сегодня воспринимается всеми нами лишь в качестве одного из злых гениев советской фантастики.

Сделав такое глубокомысленное вступление, автор всю оставшуюся часть своего исследования посвящает непосредственно жизни и творчеству Иосифа Соломоновича Шапиро, более известного как Александр Петрович Казанцев.

Подобно небезызвестному Виктору Суворову, чьи книги были написаны на основании лишь открытых источников и мемуаров, Аркадий Данилов тоже опирается, по преимуществу, на тексты и материалы, как будто всем хорошо известные. По мнению автора, впервые краешек тайны личности Иосифа Шапиро приоткрылся в 1985 году, когда Александр Колпаков (тот самый, автор "Гриады") опубликовал в "Уральском следопыте" и "В мире книг" вполне апологетическую статью об истории создания "Пылающего острова" А.П.Казанцева. Впервые было сказано, что сценарий "Аренида", прообраз будущего романа, был подписан двумя фамилиями — А.П.Казанцева и И.С.Шапиро. Именно под двумя подписями сценарий был представлен на конкурс, организованный совместно с "Межрабпомфильмом", и получил первую премию в 1936 году. Любопытно, что практически во всех остальных источниках никакого Шапиро нет. К примеру, в журнале "Техника-молодежи" (1978 год) о Казанцеве сказано: "Получил в 1936 году первую премию Всесоюзного конкурса научно-фантастических сценариев". В интервью газете "Социалистическая индустрия" (1986 год) эта же версия воспроизведена самим Казанцевым один к одному: "...Я принял участие в конкурсе научно-фантастических сценариев. Получил высшую премию. И понял: конец раздиравшим меня противоречиям..." Исследователь полагает, что последняя фраза представляет собой типичную оговорку по Фрейду, которой интервьюер просто не придал значения. Дело в том, что версия, будто А.Казанцев был одновременно и талантливым инженером, и самобытным писателем в любом случае не выдерживает никакой критики. Александр Колпаков в уже упомянутых статьях выдвинул до чрезвычайности уязвимое предположение о причинах возникновения тандема Казанцев-Шапиро: самобытные инженерные НФ идеи одного соавтора (Казанцев) облечены в приемлемую литературную форму другим соавтором (Шапиро). Уязвимость версии Колпакова в том, что сам Шапиро (в ту пору директор Ленинградского Дома Ученых) был по образованию тоже инженером, причем весьма способным, зато в писательстве ни разу замечен не был. Поскольку сведения о том, что в молодости А.П.Казанцев уже увлекался изобретательством, во всех источниках приводятся со слов самого Казанцева, автор исследования логично предполагает иной вариант событий, развивавшихся в 1935-1936 годах. По мнению А.Данилова, тандем Казанцев-Шапиро в те времена действительно существовал, но роли в нем распределялись следующим образом: Шапиро предложил научную НФ идею будущего сценария, а молодой литератор Казанцев придал идее необходимый литературный блеск. Исследователь не исключает, что уже тогда идея дезинформировать публику и скрыть свою подлинную роль в создании "Арениды" могла придти в голову Иосифу Шапиро, который и уговорил Александра Казанцева изобразить увлекающегося инженера, не чуждого, впрочем, и литературе. Дальше события развиваются следующим образом. В 1937-м году сценарий Казанцева-Шапиро публикуется в "Ленинградской правде". В этом же году редакторы московского Детиздата А.Абрамов и К.Андреев обращаются к Казанцеву с предложением, чтобы он переделал сценарий в роман. Обратим внимание, что с 1937 года (и вплоть до 1985-го) фамилия Шапиро больше нигде не фигурирует. Зато Казанцев становится как бы единственным правообладателем первоосновы будущего романа "Пылающий остров". Самым естественным в данной ситуации было бы предположить, что Шапиро сгинул в роковом 1937-м (возможно, не без участия Казанцева). Однако, это предположение разбивается о факты, приведенные в неопубликованных (возможно, устных) мемуарах Кирилла Андреева, первого редактора "Пылающего острова". В узком кругу К.Андреев признавался, что ему пришлось самому переписывать больше половины романа, ибо литературные способности Казанцева оказались ничтожными — что довольно странно, учитывая сравнительно высокий литературный уровень "Арениды". В этом месте исследователь и выдвигает впервые свое сенсационное предположение, что в 1937 году в Ленинграде был арестован под именем Шапиро его друг, молодой литератор из Белорецка Александр Казанцев, сам же Шапиро с документами на имя Казанцева сумел ускользнуть, уехав из Ленинграда в Москву. Аркадий Данилов предполагает, что, вероятнее всего, Шапиро не собирался подставлять Казанцева под "десять лет без права переписки". Очевидно, что Казанцев сам пошел на подмену, рассчитывая выиграть время для того, чтобы Шапиро успел исчезнуть — после чего он, Казанцев, заявил бы о досадной ошибке при аресте. К сожалению, ни тот, ни другой тогда не знали, что бессмысленно апеллировать к логике НКВД и что это ведомство, заполучив человека, уже не выпускает его обратно. Причины же, по которым ведомство Ежова заинтересовалось инженером Шапиро, были понятны. Сотрудники отдела науки Большого Дома (на Литейном) в ту пору уже подбирали команду для будущих лагерных НИИ (шарашек), где арестованные ученые вынуждены были работать на оборону ни за совесть, а за страх. Если бы органами НКВД был схвачен настоящий Шапиро, он, безусловно, пополнил бы один из НИИ за колючей проволокой. Казанцев, арестованный вместо Шапиро, инженерских навыков не имел, потому очень скоро был переведен на общие работы в лагере, где, по всей вероятности, и погиб.

Обозначив свою версию судьбы настоящего Казанцева и подкрепив ее ссылками на соответствующие страницы "Архипелага ГУЛАГа" А.И.Солженицина, "Хранить вечно" Л.З.Копелева, "Колымских рассказов" В.Т.Шаламова, где действительно был упомянут молодой писатель Саша из Белорецка, арестованный вместо другого (в книге Копелева А.П.Казанцев ошибочно назван поэтом), исследователь переходит к своей версии трагедии жизни Иосифа Шапиро.

Автор вновь обращается к фундаментальной статье А.Колпакова, который — сам того не желая — рисует весьма здравую картину первых лет жизни Шапиро под маской Казанцева. Колпаков приводит впечатляющий эпизод когда "Казанцев" (в кавычках — именно так теперь наш исследователь будет обозначать псевдоним Шапиро) в 1938-году, опасаясь ареста, тяжело занемог, жизнь его была под угрозой. По мнению Данилова, на чувство страха наложилось еще и чувство вины, ответственности за арест Казанцева в Ленинграде. Выздоровев, Шапиро делает все возможное для того, чтобы никто отныне не заподозрил в нем талантливого инженера-изобретателя. С этого момента, считает Аркадий Данилов, и возникает на литературном горизонте писатель-фантаст "Александр Казанцев"; отныне Шапиро собственноручно давит в себе инженерный дар и культивирует писательские способности, которых у него, увы, никогда не было. Исследователь полагает, что разоблачения и ареста Шапиро боялся больше всего в сороковые-пятидесятые годы, когда подобная опасность и впрямь была велика. Только этой причиной А.Данилов объясняет сознательное создание самим Шапиро образа полубезумного фантаста, чьи идеи заведомо не подходят для разработки в "шарашках", ибо их просто нельзя воспринимать всерьез. Если до войны Шапиро балансировал на опасной грани, предложив Наркомату обороны (через посредство Казанцева) остроумную идею электронной пушки, то после войны — в годы расцвета "шарашек", описанных в романе Солженицина "В круге первом", — Шапиро рисковать не мог. Вся история с Тунгусским метеоритом (начиная с 1946 года, рассказа-гипотезы "Взрыв") была ловким отвлекающим маневром, благодаря которому в научном мире "Казанцев" был однозначно сброшен со счетов. Каждая новая идея, сознательно абсурдная (будь то мост между Европой и Америкой, подогревание мирового океана и фабрика-кухня в Антарктиде), укрепляла его имидж. Автор полагает, что с годами осторожность Шапиро приняла едва ли не параноидальный характер: во времена, когда "шарашки" давно перестали существовать, а Казанцев давным-давно был вне подозрений, он продолжал исправно генерировать безумные гипотезы: то требовал признать японскую статуэтку изображением древнего космонавта, то призывал к развитию, в качестве основной, океанской волновой энергетики. Именно этой причиной А.Данилов объясняет тот факт, что Шапиро в течение своей жизни многократно возвращается к роману "Пылающий остров" (единственному, где сохранились отблески идей подлинного Шапиро!), причем с каждым разом делая роман все абсурднее (в одной из редакций в книге возникла даже тема Тунгусского метеорита). Аркадий Данилов высказывает остроумную мысль, что фатальное отсутствие у Шапиро каких бы то ни было литературных способностей оказалось для него спасительным: будь он талантливым писателем, возможно, им все-таки заинтересовались бы органы НКВД. Однако образ активного графомана априори снимал все подозрения. Не исключено, что, будучи человеком добросовестным, Шапиро надеялся усовершенствоваться и в новом своем качестве, однако отсутствие природных способностей нейтрализовало все его усилия. Аркадий Данилов объясняет гипертрофированным чувством самосохранения участие Шапиро во всевозможных кампаниях (типа осуждения Пастернака или гонения на молодую советскую НФ): боясь разоблачения, Шапиро нередко делал все, чтобы отвести от себя любые подозрения, причем подчас и перебарщивал с усердием — впрочем, и это вписывалось в имидж. По мнению Данилова, в свободное от писательства время Шапиро, вероятнее всего, тайно занимался изобретательством, однако, предосторожности ради, патентовал только самые бессмысленные идеи, пряча озарения под спудом. Даже доказательства теоремы Ферма, не имеющие оборонного значения, Шапиро вынужден был скрывать — в результате чего, кстати, приоритет оказался у американцев. Версию Аркадия Данилова косвенно подтверждает и появившийся в 80-х цикл романов о непонятых гениях — Сирано де Бержераке, Ферма и т.д. Написанные чудовищным языком, эти произведения тем не менее дают ответ о масштабах человеческой трагедии, постигшей Шапиро. Как и титаны мысли, чью свободу творчества спеленали вековые предрассудки эпохи, так и талантливейший инженер Шапиро, чья воля была парализована страхом, вынужден был изображать одного из малых сих...

Вывод исследователя неутешителен. По его мнению, за долгие годы аберрация личности Шапиро зашла так далеко, что ныне процесс уже необратим: процесс самоидентификации с фантомом-"Казанцевым" закончился, и, скорее всего, данную версию Шапиро воспримет как оскорбительный навет. Вернее, сделает вид, что воспримет. В любом случае, вероятность, что он рискнет подтвердить выводы автора, равна нулю.

II. ТАЙНА ДЖОНА ЭНТОНИ

Автор начинает свое исследование с длинного (на мой взгляд, чрезмерно затянутого) вступления, посвященного истории разведки Соединенного Королевства. Эту историю А.Данилов излагает в чрезвычайно комплиментарных тонах, постепенно подводя читателя к выводу, что факт пребывания на секретной службе Ее Императорского Величества ни в коей мере не порочит человека и, более того, должен восприниматься, скорее, как знак отличия, символ причастности к некому клубу избранных. Перечисляя людей, в свое время отдавших дань Секретной службе Великобритании, и обнаруживая в этом ряду таких замечательных писателей, как Даниэль Дефо, Джонатан Свифт, Уильям Сомерсет Моэм, Грэм Грин и других, автор делает чересчур смелый вывод, что плох тот писатель, который хотя бы раз не послужил на благо разведслужбы вообще и британской разведке (как наиболее, на взгляд автора, интеллектуальной, о чем, кстати, свидетельствует и ее современное название, "Интелледженс Сервис") — в особенности.

Вышеприведенная преамбула, как видно, требуется автору для того, чтобы смягчить исходный посыл своего исследования, а именно — версию о том, что знаменитый советский писатель-фантаст Иван Антонович Ефремов в действительности был агентом английской разведки.

В своих изысканиях автор опирается на два упоминания о принципиальной возможности подобного обстоятельства — в статье, опубликованной не так давно газетой "Аргументы и факты", и в послесловии к роману "Час Быка" (М., МПИ, 1988), написанным печально известным Юрием Медведевым; в последнем случае факт предполагаемой подмены настоящего Ефремова англичанином отмечается как явно абсурдный, однако все-таки упоминается. Судя по взвинченности тона, в котором написан этот абзац вышеуказанного послесловия, сам Ю.Медведев не был окончательно свободен от подозрений и пытался переубедить не столько читателя (который, кстати, в 1988-м году об этой версии еще не знал, да и не мог знать), сколько самого себя. Автор замечает, что именно Ю.Медведев первым ввел в массовый обиход гипотезу, энергично оспаривая некие "измышления" и публично подтверждая то, что рядовой читатель и так сомнению в ту пору не подвергал. А.Данилов отказывается комментировать роль Ю.Медведева во всей этой истории, явно дистанцируясь от личности "первооткрывателя" основной идеи его исследования.

Следующая затем — достаточно объемная — часть доклада А.Данилова выглядит наиболее поверхностной и малоубедительной. Автор, прекомично изображая не то частного сыщика, не то красного следопыта, вычерчивает целую карту-схему маршрута, на котором-де была совершена роковая подмена. По мнению автора, случилось это в конце декабря 1934 года между устьем реки Ульгулук и долиной реки Чары, когда поисковая партия, руководимая Ефремовым, не получив в условленном месте оленей, разделилась. А.Данилов строит свою версию на воспоминаниях петрографа А.Арсеньева и промывальщика А.Яковлева, которые-де с той поры Ефремова больше не видели и только, достигнув к концу января 1935 года станции Могоча, Забайкальской железной дороги, узнали, что их руководитель "с образцами" уже выехал в Москву. Случай этот, свидетельствующий об обычной нестыковке и не содержащий ровным счетом ничего криминального, автор версии полагает филигранной операцией "Интелледженс Сервис" по внедрению своего агента. Косвенным доказательством своей правоты автор считает тот факт, что, начиная с 1935 года и вплоть до конца Верхне-Чарской экспедиции, Ефремов подписывал свои геологические отчеты словами "разведчик И.Ефремов" — по мнению А.Данилова: машинально (интересно, а почему еще и не по-английски?). Автору даже не приходит в голову, что между агентурной разведкой и геологоразведкой есть небольшая разница...

Справедливости ради заметим, что сам автор исследования не абсолютизирует представленные выше доказательства. Аркадий Данилов честно признается, что, не будучи криминалистом и тем более на место предполагаемой "подмены" не выезжая, он не может со всей уверенностью полагать эту часть версии до конца обоснованной. Тем более, что антропологическая экспертиза, сделанная на основании сличения фотопортретов И.Ефремова 1932 года и 1963-го (обе приведены в книге Евг.Брандиса и В.Дмитриевского "Через горы времени") ни положительных, ни отрицательных результатов не дала: качество фотоматериала оказалось неудовлетворительным. Именно поэтому, считает автор, не исключен вариант подмены, упомянутый Ю.Медведевым, — в период экспедиции 1946-1949 годов в пустыню Гоби. В пользу последней версии говорит и текстологический анализ рассказов "Встреча над Тускаророй", "Катти Сарк", "Телевизор капитана Ганешина" и других (1944 год), с одной стороны, — и повести "Звездные корабли" ("Знание-сила", 1947 год), с другой стороны: тема палеоконтакта, до 1947-года отсутствующая вовсе, в "Звездных кораблях", напротив, превалирует. По мнению А.Данилова, серьезный палеонтолог — каким, без сомнения, был настоящий И.А.Ефремов, — не мог бы, даже в художественных произведениях "открыть" тему, ставшую в дальнейшем благодатной почвой для спекуляций (смотри работы Дэникена, Шапиро и других).

Впрочем, куда больший интерес вызывает следующий раздел доклада, в котором автор, больше не ударяясь в пинкертоновщину, ставит, наконец, главный вопрос: а для чего вообще английской разведке нужен был свой человек в роли Ефремова-палеонтолога? Стратегические интересы Соединенного королевства в Юго-Восточной Азии чисто территориально весьма слабо соприкасались с ареалом Прибайкалья и лишь по касательной — с гобийской частью Центральной Азии. Автор высказывает несколько предположений разной степени остроумия (вроде того, например, что "Интелледженс Сервис" рассчитывала после обнаружения Ефремовым кимберлитовых трубок в Якутии, что тот будет немедленно послан в одну из африканских экспедиций, или что-де Великобритания всерьез планировала со временем превратить Внутреннюю Монголию в некое подобие Гонконга...) Однако, в конце концов, автор приходит к любопытному умозаключению: геолог Ефремов английской разведке был совершенно не нужен. Нужен был Ефремов-писатель, обладающий необходимым геологическим и палеонтологическим опытом. К середине пятидесятых годов окончательно стало ясно, что именно в роли писателя-фантаста резидент может быть незаменим: фантазия позволяет литератору разворачивать действие произведений в любом необходимом регионе, а по характеру цензурных поправок и сокращений легко можно было судить о военно-стратегических намерениях советского руководства в том или ином регионе. Смелость Ефремова, берущегося за самые опасные (в географическом отношении) темы, в этом случае становилась провоцирующей. Автор полагает, что одни только цензурные замечания по рассказу "Афанеор, дочь Ахархеллена" дали "Интелледженс Сервис" гораздо больше информации о районе Западной Сахары, чем любые сведения из французских источников. Ну, а в отношении романа "Лезвие бритвы", например, исследователь пишет, что хаотичность и географическая разбросанность сюжета была строго рассчитанной: все цензурные сокращения, сделанные в главах об Индии, оказались для англичан поистине бесценными. И, напротив, фраза о рудниках на границе с Афганистаном и Ираном, расположенная в тексте второй главы третьей части, была цензурой проигнорирована — из чего "Интелледженс Сервис" также сделала полезные для себя выводы.

Далее в докладе следует любопытный, хотя и чрезмерно затянутый анализ текста "Лезвия бритвы" в различных изданиях — от первого, в журнале "Нева", до самого массового, "макулатурного" (М., "Правда!, 1986); по мнению автора исследования, разночтения во всех этих изданиях также оказывали неоценимую помощь английским экспертам: имея исходный текст, они могли наблюдать все временные его трансформации.

Отдельно А.Данилов останавливается на романе "Туманность Андромеды", который явно не вписывался в предложенную схему — ибо стратегических интересов в космосе у Великобритании не было. Роман более чем следует был оторван от реальности (потому-то, кстати, и производил сильное впечатление), однако и этот факт находит в докладе довольно забавное объяснение. Автор неожиданно напоминает сюжет известного рассказа Виктора Пелевина "День бульдозериста", намекая, что его сюжет имел вполне реальную основу. Анализируя биографию (официальную биографию, конечно) Ивана Ефремова, автор указывает на тяжелую болезнь Ефремова, пришедшуюся на конец 1955-го года. По мнению А.Данилова, заболевание это могло сопровождаться частичным и временным выпадением памяти, в ходе которого, по всей видимости, И.А.Ефремов помнил лишь свою "легенду" и осознавал императив сделаться писателем-фантастом. Во всяком случае, словесный ряд "Туманности...", стройный, скупой и холодноватый, в произведениях последующего периода в таком точно виде больше не был реализован; автор объясняет это восстановлением памяти примерно к началу 1958 года. Заметим попутно, что сам Аркадий Данилов не смог внятно объяснить факт знакомства Виктора Пелевина с неизвестными подробностями жизни И.Ефремова. (При желании подобную осведомленность можно было бы объяснить гораздо проще — к примеру, сотрудничеством В.Пелевина с "Интелледженс Сервис"; но автор, вероятно опасаясь обвинений в клевете, почел нужным эту версию проигнорировать.)

По мнению исследователя, роман "Час Быка" — особая и достаточно печальная глава в биографии Ефремова-разведчика. Аркадий Данилов полагает, что это очень грамотно срежессированная силовая внешнеполитическая акция, последствий которой не предвидел и сам Ефремов. Дело в том, что уже в середине шестидесятых годов руководство стран Североатлантического блока внимательно следило за развитием советско-китайских отношений. Отношения с Поднебесной, испорченные при Хрущеве, при Брежневе начали было выправляться. Автор полагает — и не без оснований, — что вновь возникшая ось Москва-Пекин, новый альянс двух крупнейших континентальных коммунистических держав, мог бы всерьез поставить мир на грань новой войны — благо сам Мао Цзэ-Дун не скрывал своих симпатий к подобного рода разрешению исторических конфликтов с мировым империализмом. Если верить позднейшим воспоминаниям Филби, большая часть английской и американской резидентуры в разных странах была задействована именно на задании, связанном с необходимостью спровоцировать новое охлаждение отношений между суперколоссами. Иван Ефремов стал одним из немногих резидентов, чья работа дала быстрый и конкретный результат. Собственно говоря, роман "Час Быка" не был откровенно антикитайским произведением, но это и не требовалось. Рецензенты досказали все необходимое, сообщив миру о том, что в романе обличается "муравьиный лжесоциализм китайского типа". Поскольку роман публиковался в тогдашнем официозе, журнале "Молодая гвардия" (напомним, что критика публикаций этого издания, в конечном итоге, стоила поста А.Т.Твардовскому в "Новом мире"), реакцию официального Китая нетрудно было себе представить. Она оказалась болезненнее, чем предполагалось. Очевидно, образ Чойо Чагаса был воспринят Мао Цзэ-Дуном как личное оскорбление. Можно лишь приблизительно реконструировать сейчас события 1969-го года, достоверно известно одно: к концу февраля вышло два номера "Молодой гвардии" с "Часом Быка" из четырех, был сдан в набор третий номер. Впрочем, хватило и двух. Третьего марта 1969-го года китайскими войсками Шэньянского военного округа была атакована советская погранзастава на острове Даманском. Советско-китайские отношения самым серьезным образом осложнились на два десятилетия...

По мнению автора, кончину А.И.Ефремова ускорили два обстоятельства: чувство собственной вины из-за кровопролития на Даманском. И, с другой стороны, жесткий прессинг властей, с большим запозданием, но догадавшихся об одном из конкретных поводов обострения советско-китайских отношений. Разумеется, в ту пору никто не заподозрил автора "Часа Быка" в умысле спровоцировать конфликт или, тем паче, в принадлежности писателя к "Интелледженс Сервис". Однако возобладали извечное стремление найти крайнего и инерция. Именно по этой причине, полагает автор, а отнюдь не в связи с какими-либо подозрениями в антисоветизме роман был фактически запрещен — запрещен в ту пору, когда уже большим тиражом вышло отдельное издание, а усиливающийся разрыв отношений между Москвой и Пекином невозможно было поправить. Аркадий Данилов уверен, что, будучи человеком в высшей степени гуманным и являясь высококлассным агентом-аналитиком, а отнюдь не террористом, Ефремов куда более остро переживал первое, нежели второе прискорбное обстоятельство. Автор не исключает, что в бумагах, оставшихся после кончины Ефремова, могли найтись документы, проливающие свет на эту историю. Однако после известного обыска КГБ в квартире Ефремовых подобные документы если и были, то исчезли. Несколько лет, по негласному распоряжению, имя Ефремова вообще где бы то ни было рекомендовано было не упоминать. Однако со временем, отмечает докладчик, здравый смысл возобладал. После скандальной истории с Пеньковским и Грегором Винном госбезопасности вовсе не улыбалось открыто признать свое поражение и объявить всему миру, будто знаменитый писатель-фантаст был, помимо всего прочего, еще и кадровым офицером британской разведслужбы. Потому-то с течением времени посмертная опала была снята.

Версия о тайне личности Ефремова косвенно подтверждается, по мнению Аркадия Данилова, и участием Шапиро-Казанцева во всей этой истории. По всей вероятности, хлопоты Шапиро по поводу творческого наследия опального писателя-фантаста объяснялись, прежде всего, соображениями собственной безопасности. Возможно, Ефремов знал подлинную историю Шапиро и, сделавшись председателем комиссии по литературному наследию Ефремова, Казанцев-Шапиро мог быть уверен, что все бумаги покойного писателя так или иначе пройдут через него. Впрочем, автор сильно сомневается, что КГБ и Шапиро могли найти в архиве Ефремова что-либо существенное: тот все-таки был профессионалом и доверял секреты своей памяти, а не бумаге...

Последние несколько страниц доклада посвящены разбору версий о настоящем имени Ивана Ефремова. На мой взгляд, это едва ли не самая спорная часть исследования. Практически невозможно, не имея никаких подходов даже к уже рассекреченным документам "Интелледженс Сервис", всерьез рассуждать о подлинном имени одного из самых лучших британских разведчиков второй половины двадцатого столетия — если, разумеется, Ефремов и впрямь был разведчиком. Поэтому версия, изложенная на заключительных страницах автором, чисто литературно красива, но вряд ли достоверна. Дело в том, что у знаменитого британского разведчика Томаса Элиота Лоуренса (он же — полковник Лоуренс Аравийский) был младший брат, Джон Энтони, 1907 года рождения. (Об этом факте сообщает биограф Лоуренса, Лиддел Гарт.) Кроме года рождения и имени о Джоне Энтони Лоуренсе вообще ничего не известно. Само собой, никаких фотографий его нет, о его профессии — тоже ни малейших сведений. Правда, опубликовано несколько фотографий Лоуренса-старшего. И, по утверждению автора, несмотря на бурнус, закрывающий пол-лица, сходство между Лоуренсом и Ефремовым действительно есть.

Правда, автор не исключает, что сходство может быть чисто случайным, а его последняя гипотеза — может и не иметь никакого отношения к реальности. Как, впрочем, и все предыдущие гипотезы — добавлю уже от себя.

Стенограмму расшифровал Э.Бабкин.

http://www.rusf.ru/interpresscon/1994/doc...

В авторском предуведомлении к книге Лагин несколь-

ко слукавил, обозначив в качестве источника сюжета

этой повести-сказки только «Тысячу и одну ночь». В дей-

ствительности же существовал более близкий источник,

роман «Медный кувшин» (The Brass Bottle) англичанина

Томаса Энсти Гатри (писавшего под псевдонимом Ф. Эн-

сти), — произведение, созданное в 1900 году и впервые

переведенное на русский в 1916 году (этот раритет был

в личной библиотеке Лагина). Для специалистов факт

сюжетного заимствования никакой тайной не был, а вот

современный читатель получил возможность сравнить

оригинал и его советскую версию только в 1993 году, ког-

да сказка Энсти вышла у нас массовым тиражом.

Начальный сюжетный посыл почти совпадает — разве

что пионер Волька Костыльков вылавливал своего джинна

в Москве-реке, а молодому лондонскому архитектору Го-

рацию Вентимеру не пришлось за медным кувшином ны-

рять в Темзу. Он преспокойно купил сосуд вместе с джин-

ном Факрашем-эль-Аамашем на одном из аукционов.

Затем по всем правилам должны были начаться принци-

пиальные различия между сказкой англичанина и нравоу-

чительным «детским детективом» (по определению одно-

го из персонажей В. Высоцкого) Лазаря Лагина. Гораций

Вентимер, будучи представителем капиталистической

Англии, просто обязан был стать антагонистом честного

советского пионера Вольки: если последний благородно

отказывался от всех даров Хоттабыча, то первый, не отя-

гощенный моральным кодексом строителя коммунизма,

должен был хапать и хапать. Собственно, на это непре-

менное отличие забугорной жизни от советской намекал

в упомянутом предисловии сам Лагин: «В капиталистиче-

ских странах у многих людей и по сей день представления

о счастье еще связываются с сундуками, битком набитыми

золотом и брильянтами, с властью над другими людьми...

Ах, как мечтают те люди хоть о самом завалящем джинне

из старинной сказки, который явился бы к ним со своими

дворцами и сокровищами!»

Но странное дело: Гораций Вентимер в сказке Ф. Эн-

сти оказывался не идейным противником будущего ла-

гинского Вольки, а фактически его двойником. Конеч-

но, караваны верблюдов с сундуками и пышные дворцы

выглядели одинаково неуместно и в Лондоне конца XIX

века, и в Москве 30-х годов ХХ века, а потому и Гораций,

и Волька, ставшие объектами джинновской щедрости,

испытывали одинаковое чувство дискомфорта и выра-

жали сходные желания восстановить статус-кво. Но глу-

бинная причина трагикомических разногласий между

джиннами и людьми — вовсе не в нелепости допотопной

моды для представителей века пара и электричества.

Точнее, не только в этом. Отшелушив из речи Вольки

пионерскую риторику, читатель мог заметить, что они

с Горацием уверяли каждый своего чародея примерно

в одном и том же, а именно: в своем явном нежелании

получить даром то, что ими не заработано своим трудом,

в поте лица. Нравственный стандарт, свойственный до-

брой старой Англии с ее кодексом пуританской доброде-

тели, вдруг совпал с моральными установками (да, книж-

ными, да, пропагандистскими, — но других Волька и не

знал) советского человека. Оба героя решительно отка-

зались как от свалившегося с неба несметного богатства,

так и от незаслуженной славы. Вспомним, что Волька из-

бегает спровоцированных Хоттабычем почестей, а его

литературный «предок» Гораций срывает процедуру из-

брания его почетным гражданином Лондона, сообразив,

что тайный вдохновитель церемонии — джинн Факраш.

Что ж, теперь можно понять, отчего Лагин старался

не афишировать первоисточник «Старика Хоттабыча»:

любой бдительный товарищ, сравнив два текста, легко

сообразил бы, что — несмотря на идейно выдержанное

предисловие к книге Лагина — серьезных причин для

принципиальной полемики с классовым врагом просто

нет. Потому-то обе сказки, отличаясь друг от друга чисто

сюжетной конкретикой (Волька все-таки не Гораций),

весьма схожи интонационно. Не совпадают по тонально-

сти разве что финалы обеих повестей: Хоттабыч в конце

концов вписывается в советскую жизнь и решает получить

бесплатное среднее образование. Факрашу везет меньше:

вообразив, что здесь на смену Сулейману-ибн-Дауду при-

шел столь же могущественный Лорд-мэр, он в итоге заби-

вается обратно в кувшин и требует, чтобы его немедленно

швырнули в Темзу — от греха подальше…

Книга Лагина в советские годы была любимым дет-

ским чтением. Подозреваю, что юные пионеры, которые

потом встанут у руля госкорпораций или будут избраны

депутатами Госдумы, прочли историю о щедром и ве-

ликодушном джинне Хоттабыче не без пользы для себя.

И теперь всякий раз, когда у первых спрашивают о про-

исхождении их первоначального капитала, а вторых

просят рассказать о происхождении их недвижимости за

рубежом, они честно рассказывает какую-нибудь фанта-

стическую байку из «Тысячи и одной ночи».

https://fantlab.ru/edition225377