Главной задачей при чтении этой книги было выяснить, что же такое Трапезунд. Итак, Трапезунд — это такой осколок Византийской империи, тоже в современной Турции на побережье Черного моря, но ближе к Грузии, современное название этого места, если не вру — Трабзон. Конечно, к Турции Трапезундская империя не имеет никакого отношения — она существовала в то же время, что и Византийская, примерно с конца 11 века до середины 15, и пережила падение Константинополя всего на 8 лет, и то только по тому, что за незначительностью Мехмет Завоеватель поначалу не обратил на нее никакого особого внимания. Управлялся Трапезунд младшими родственниками византийских Палеологов — линией Комнинов. Ну а дальше — все, как при византийском дворе, только труба пониже: вероломство, интриги, убийства, постоянные распри и правители, которых заботит что угодно, только не процветание страны.
Впрочем, византийского богатства, роскоши и культуры, вообще всего того, за что мы любим Византию, у Трапезунда не было. Формально Палеологи всегда считали трапезундских правителей своими бедными родственниками и почти вассалами и никогда не признавали за равных. Ну а трапезундцы, в свою очередь, делали в политике ставки не на Византию, а на соседнюю Грузию и мусульманские государства, успешно сплавляя шейхам своих красивых сестер и дочерей и таким образом добиваясь относительной стабильности и безопасности.
Книга Успенского написана на заре 20 века, при еще молодой советской власти. Полагаю, трапезундоведение с той поры далеко шагнуло вперед, но раз уж мне попалась эта — так и быть. Собственно, это и не полноценная история, а именно серия очерков — из нее не складывается какой-то общей картины ни начала жизни империи, ни плавного и последовательного восприятия ее политики и особенностей. Более ли менее ясно только про конец: неосторожным рыпаньем последний правитель Трапезунда заставил султана Мехмета обратить на себя внимание, и тут же поплатился — и в Трапезунде в итоге осталось не более четверти от христианского населения, да и то бедняков, которых выгнали из центра города.
Исследование Успенского очень хаотично. Оно касается и географии и топографии (как я понимаю, автор больше археолог, чем историк, и поэтому ему интересно долго расписывать, где какой камень мог лежать, только вот читать про это неинтересно), отчасти — истории, отчасти — расшифровки всяких надписей и текстов. Не образцовая историческая литература, в общем, но зато отличное снотворное.
Женский роман, который даже не пытается прикидываться частью космической саги.
Из первого романа цикла, "Осколки чести", я примерно помню, что герой и героиня, будучи представителями враждующих армий, встретились, полюбили друг друга и, видимо, поженились. Теперь они уже женаты, героиня беременна, а герой героически возглавляет правительство своей страны и планеты в смутную годину после смерти старого императора, пока его наследник не подростет. Злые враги нападают на него, и хотя герои спасаются, нерожденный ребенок тяжко страдает от яда и становится понятно, что здоровым ему не быть.
Несмотря на активный сюжет и неплохой язык, сама суть конфликта — такая архетипически женская, что стоит об этом пристально задуматься, то аж зубы сводит. Героическая мать борется со всем миром за жизнь своего нерожденного младенца-калеки. В итоге побеждает, конечно, а заканчивается роман вообще свадьбой (как будто всей предыдущей пропаганды семейных ценностей на 500 страницах было недостаточно). С другой стороны, дело не только в том, что написано, но и — как. И сам Форкосиган, и его нехороший отец, и Корделия, и их окружение — очень хороши именно как персонажи. Они не идеальны, они думают и чувствуют, и любовь у них не песни и розы, а нормальная такая спокойная любовь взрослых людей, без лишних драм. Психологическая часть и детали удались Буджолд значительно лучше сюжетной. Впрочем, если ее задачей было написать историю именно об этом неспокойном пренатальном периоде жизни Майзла Форкосигана — вряд ли это можно было сделать лучше. Хотя, возможно, на тему этого периода лучше было бы умолчать, слишком уж много тут, извините, эксплуатации классических моделей.
Тем не менее, мне нравится Корделия как персонаж, именно потому, что это взрослая, уверенная в себе женщина с чувством юмора и здовой самоиронией и самокритикой, но при этом вполне состоявшаяся, чтобы не зацикливаться на этом, а реально делать дело. Таких в литературе и вообще-то немного, а уж в фантастической — так тем более. К тому же события этого романа немного приближают к истории самого Майзла (я как зануда решила читать в хронологическом порядке) — правда, появление его, пятилетнего, в эпилоге не вызывает к нему симпатии. Но это легко объяснимо тем, что автор сходу заявляет читателям "ах, какой это прекрасный ребенок и как им все восхищаются". Надеюсь, дальше дело пойдет не в том же ключе, иначе читать это будет невозможно. В целом же этот роман как фантастический, конечно, не удался, но как женский роман — вполне ничего.
К своему стыду я ничего не читала Гофмана, кроме самых популярных детских сказок, и то в том возрасте, в каком их читают еще с картинками и в адаптированном варианте, так что "Повелитель блох" был для меня изрядным открытием.
Гм. Говорят, Гофман сильно пил, во всяком случае, это изрядно объясняет все, что происходит в тексте. Никакой нормальной фантазией сочинителя это объяснить решительно нельзя. Вот вам торговый город Франкфурт, в котором живет мирный, уважаемый и богатый человек; у него есть приятель, некий Йельский студент. И в один прекрасный момент этот студент, тоже вполне приличный на вид человек, вдруг заявляет с жутким пафосом: "Я — Чертополох Цахерит!" Далее оказываются, что у других окружающих нашего героя, господина Тиса, приличных бюргеров тоже есть двойники из области за гранью безумия. В целом это напоминает то, как построен Кинговский талисман, только герои действуют исключительно на "этой стороне" мира, или, извините, на стороне трезвых.
Все происходящее в тексте в целом опровергает авторитетное заявление папы дяди Федора, что "С ума поодиночке сходят, это только гриппом все вместе болеют". Начиная со второго приключения, когда появляются все эти девицы, про которых вдруг выясняется, что это "принцесса Гамахея, дочь великого короля Секакиса", Чертополохи Цахериты, "Гении Тетели" и "Мерзкий принц пиявок", которые по совместительству и на вид тоже являются вполне приличными бюргерами — в общем, в этого момента становится очень смешно. Я еще не читала, а слушала в исполнении актера Литвинова, знаете, такая старая советская актерская школа начитки, с выражением, в подделыванием голосов, с паузами и большим диапазоном тона — так еще комичнее, хотя как-то быстро утомляет и хочется почитать учебник по алгебре для отдохновения. Уж не знаю, насколько эта комичность была нарочитой — вряд ли, учитывая, что итоговый пафос точно не преследовал комическую цель (хотя достиг ее). Во всяком случае, прелесть текста в том, что градус безумия зашкаливает настолько, что нельзя предсказать дальнейшие события, и поэтому сохраняется интрига и определенный интерес. Хотя, конечно, происходящее в тексте все равно настолько выходит за пределы логики, что воспринимать сюжет сколь-либо линейно просто бессмысленно.
Я одного не поняла. Наш Перегрин Тис, который на протяжении всего времени действия оставался один самим собой, под конец, как выяснилось, оказался "самим королем Секакисом". С этим еще можно смириться. Но ведь он же крутил с девицей с непроизносимой фамилией, которая на полставки подрабатывала "принцессой Гамахеей, дочерью самого короля Секакиса" ("Сам Себряк", практически). Получается, это был инцест
Подводя итог, стоит признать, что по части кислотности Гофман этим текстом уделал практически всю современную альтернативную литературу. Как ему удалось такое без синтетических наркотиков — видимо, все-таки нужен талант.
Читал одну книгу Пастуро про цвета — считай, читал все. Не в смысле, что они одинаковы по содержанию — они одинаковы по схеме, объему анализируемых материалов и подходах. В "Зеленом", точно так же, как в "Синем" и "Красном", Пастуро анализирует восприятие цвета европейцами начиная с Древней Греции и Рима и до наших дней. Он затрагивает историю красильного дела, гербы, одежду, символику цвета, в т.ч. религиозную и мистическую, говорит о некоторых знаменитых людях, которые этот цвет любили или ненавидели. Все в целом дает довольно внятную и складную картину того, как менялось воспринятие конкретного цвета с течением времени — и почему.
Зеленый, увы, не открыл ничего особенно нового — таких выводов, которых нельзя было бы сделать из общей образованности. В целом и так известно, что синий и зеленый для древних римлян — цвета северных варваров, и мода на них приходит постепенно с интеграцией культур. В Средневековье, особенно раннем, зеленый был непопулярен, и начал восстанавливаться в правах только с наступлением "галантного века", когда стал символом романтической любви. Далее, реформация опять отодвигает зеленый на задний план как слишком "фривольный" цвет, нежелательный в целом и недостаточно строгий для серьезной публики, которая должна носить только черное, коричневое и серое. Очередное восстановление зеленого — Просвещенческая тяга к природе, мода на растительные орнаменты, публичные парки и тд. К нашему веку именно это толкование стало наиболее распространенным: зеленый для нас равно природа и экология.
В целом это все очевидно, конечно, не в таких деталях, какие рассказывает Пастуро, но каких-то особо удивляющих фактов и выводов именно в этой книге я не увидела. На протяжении всей своей истории зеленый никогда не был самым популярным цветом, напротив, большую часть времени оставался наименее популярным из "базовых" цветов, и лишь к нашей эпохе стал вторым по "любимости" у европейцев.
Может быть, дело как раз в простоте всех коннотаций зеленого, которая и так очевидна: природа, свобода, весна и при этом — неагрессивность, "миролюбивость". Средневековые переписчики держали под рукой зеленые камни, чтобы, смотря на них, давать отдых уставшим глазам. Ну а для нас упоминание зеленого, возможно, слишком политизировано, чтобы любить его как "цвет вообще".
Наконец закрыла этот эпический пробел в знакомстве с классикой фантастики. Что сказать — с одной стороны, было интересно читать, с другой — очередной избранный мальчик, сколько ж можно!
Хотя справедливости ради, наверное, во время написания романа — 1965 год — это не было еще избитым приемом — собственно, я не исключаю, что Герберт задал тон всем последующим подобным историям про избранных детей, пророчества и евгенику — от "Игры Эндера" до "Гарри Поттера". Тем не менее, мне сложно и неинтересно оценивать достижения Герберта в контексте истории жанра, так что я не буду этим заморачиваться.
Лучшая часть всей истории — собственно планета Дюна, или Арракис. Сплошная пустыня, в которой вода является главной ценностью, ходят огромные и устрашающие песчаные черви, но также водится и загадочная Пряность, невероятно дорогая, ради которой все наши герои тут и собираются. Описание особенностей Арракиса и быта его фрименов, усилий, которые они предпринимают, чтобы выжить в пустыне — вот это правда интересно. Хотя, с другой стороны, неясно, если ближе к полюсам находятся обычные ледяные полярные шапки — почему большей части населения бы просто не перебраться в умеренный климат, оставив в самой жаркой пустыне только тех, кто добывает Пряность, вахтовым методом? По матчасти, впрочем, вообще много вопросов. Скажем, я так и не поняла, в чем же сверхценность Пряности, что за нее все так бьются — говорится, что она обладает гериатрическими свойствами, но почему тогда фримены, которые употребляют ее много, стареют обычным порядком, а то и быстрее? Вроде бы Пряность используют еще навигаторы из Гильдии Космогации, но что конкретно они из себя представляют и какой эффект на них производит Пряность — внятно не описывается. Вообще эта Гильдия — самая таинственная организация в тексте. Но с учетом того, что про нее упоминается только от людей, к Гильдии непричастных, судить о ее деятельности сложно.
Куда интереснее — идеи Кинесов, отца и сына, по терраформированию Арракиса. По мне, если кто и герой в этой книге, так это Кинес-старший, первый планетолог, который дал себе труд попытаться разобраться, откуда возникает пряность, как она связана с песчаными червями и почему на планете, на которой нет нормальной растительности, все в порядке с кислородом. И выяснил, что вода на Арракисе все же есть, только неясно, где, но теоретически возможно эту воду вывести на поверхность, создать достаточно большие площади нормальной растительностью и вообще сделать эту планету пригодной для жизни. И начал многолетний труд по "продаже" этой идеи фрименам, просвещению фрименов и медленным, но постепенным изменениям — которые дадут плоды не сейчас, но лет через 200-300, но все же дадут. И эту работу продолжил его сын, Лиет-Кинес, которого мы встречаем в тексте. Почему подвиг Кинеса-старшего, совершенно судьбоносный для Арракиса, гораздо более судьбоносный, чем все локальные разборки навязанной галактической власти, остался почти неизвестным и уж тем более не удостоился заслуженной славы? Видимо, потому, что всегда именно так и бывает — лавры получают не те, кто действительно сделал что-то невероятное, а те, кто произвел больше всех шума. Кинес-старший не был избранным, не был могущественным аристократом, а просто тихо и кропотливо делал свое дело. В парадигме нашего времени такие люди, мне кажется, имеют больше шансов получить признание, но в парагидме мира Герберта — по сути своем феодальном — их, конечно же, не видно.
И тут мы подходим к другому интересному парадоксу, о который запинаются все авторы фантастики: никто почему-то не учитывает, что развитие общества в социальном плане, развитие его в плане научном и в плане торговом связаны между собой. Нет, все пытаются запихнуть графьев и баронов в космические корабли, даже не осознавая несуразность такого сочетания. И, разумеется, в обществе, где каждый приличный дворянский дом обладает собственным ядерным арсеналом как будут решать свои противоречия молодые наследники титулов? — Ну разумеется, мордобоем. Я имею в виду последнюю дуэль Пауля Атрейдеса и Харконнена. Это примерно как для того, чтобы решить спор между Apple и Samsung по поводу незаконного использования каких-нибудь патетнов главы компаний устраивали бы показательные конные бои — и все считали бы это нормальным и подобный исход спора — вполне законным.
Вся эта феодальная эстетика мне и самой симпатична, чего уж греха таить, но все же тяга к эстетике не должна входить в такое противоречие со здравым смыслом, а у Герберта в основной линии его сюжета этого много. Еще один раздражающий момент — такое впечатление, что книга написана по Марвелу, куда ни плюнь, так супергерои: сын — избранный, с детства обученный всяким смертоубийственным техникам, мама — тоже, да еще и с навыками гипнотизера, фримены — великие воины, которые на раз уделывают крутейших солдат Имератора. Главный злодей, как и положено, омерзительный внешне со своей пневмоподвеской, которая помогает ему носить огромную тушу. Окружают героев такие же особенные люди — супер-фехтовальщики, сверхумные ментаты, крутые музыканты и тд. Кажется, из всех из них только отец мальчика, герцог Лето, не обладает никакими явными сверхспособностями — но он быстро заканчивается. Из тех, кого мы видим в кадре, удерживается за счет своего разума и прилагаемых сил только Лиет, и именно он вызывает как раз и уважение, и симпатию. А к остальным ее сложно испытывать — они скорее функции в сюжете, чем живые люди.
Забавляет еще нагромождение попяченных откуда только можно было словечек, которым Герберт попытался придать некий таинственный смысл. В итоге читатель получает такой переваренный культурный винегрет, в котором латинское Bene Gesserit ("будет вести себя хорошо") сочетается с еврейским "Квисатц Хадерах" и исламским "джихадом".
Замечу также, что приложения читать во многом интереснее, чем сам текст.
облако тэгов
