| |
| Статья написана 11 июня 2018 г. 16:05 |
Абрамский, Исаак Павлович, псевдоним «Амский» (1902, Витебск —1981) – журналист, ответственный секретарь журнала «Крокодил». Заслуженный работник культуры РСФСР. *** На днях купила фото, начала искать кто изображен, разбирая подпись на обороте. Выяснила, что Павел Иезекиилевич Абрамский с женой Лизой и сыном Саей...
По запросу в поисковике нашлось: — ГА РФ оп.18. Опись дел за 1918-1941 гг. Дело: Абрамский Павел Иезекиилевич. Номер дела: 13 Делопроизводственный номер: 12 Рубрика описи — уровень 1: Рубрика описи — уровень 2: Рубрика описи — уровень 3: Рубрика описи — уровень 4: Заголовок дела: Абрамский Павел Иезекиилевич. Крайние даты дела: 22 мая 1922 — 28 октября 1922 Количество листов: 41 -Абрамский Павел Иеэекиилиевич (1867--1933,†Москва,Ново-Девич.кл-ще,2-уч.) [Кипнис С.Е. Новодевий мемориал. М.,1995] Абрамская Елизавета Моисеевна (1875--1936,†Москва,Ново-Девич.кл-ще,2-уч.) Жена П. Абрамского [Кипнис С.Е. Новодевий мемориал. М.,1995] -Абрамский Исаак Павлович (1902--1981,†Москва,Ново-Девич.кл-ще,2-уч.) Журналист, отв секр. журнала <Крокодил>, засл. работник культуры РСФСР Абрамская Анна Абрамовна (1900--1979,†Москва,Ново-Девич.кл-ще,2-уч.) Учительница, жена И. Абрамского 
Фото датировано 13 октября 1909 года, Витебск, маленькому Сае -7 лет, папе- 35, а маме-27. camy 28 сентября 2015 11:59 Интересные факты один из создателей сатирического журнала "Крокодил" И.П. Абрамский имел псевдоним — Исаак Амский Имя: Абрамский, Исаак Павлович (1902, Витебск — ?) — журналист, беллетрист Псевдонимы: Абраго; Амский, И.; И. А.; Ипа; Ипабр; Исак География: Место рождения — Витебск, г. Источники: • Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. — Т. 4. — М., 1960. — С. 26 camy 28 сентября 2015 12:04 Оксана Камаева http://forum.vgd.ru/558/70888/0.htm?a=std... "Не надо грустить" — так называет свою статью Н.А.Малько (11) и призывает верить, что "это лишь временное молчание, лишь нужный этап в развитии более совершенного живого слова <...>". И редакция во главе с Амским (псевдоним Исаака Абрамского) (12) помещает на последнем развороте журнала наполненный сатирическими фантазиями первый ("и, вероятно, последний") номер газеты "Юный Марсиянин", которая "выходит без бумаги, так как на Марсе бумаги совсем нет, а пишут на заборах". Уже известные нам авторы приобретают звучные "марсианские" имена: Бах-Бах, Гребмель, Нидю, Копвайн. Сообщения с планет Солнечной системы, Большой Медведицы, хроника Губмарса — лишь слегка завуалированное шаржирование и осмеяние окружающей действительности. Сквозь призму сатиры спор о новом искусстве приобретает иные черты. Оставаясь верным себе, Ю.Копвайн в заметке "Еще о новом искусстве" заявляет, что "прогресс в искусстве создается лишь индивидуальностями, а со смертью прогресса в искусстве, действительно умрет и само искусство". Отказываясь в дальнейшем писать об изобразительном искусстве, автор предоставляет это право тов. Нидю, "который хотя и пописывает по вопросам музыки, но в этом мало, в общем, смыслит". "Дайте света", — вновь призывает Гребмель, переводя спор в другую плоскость: "Много за последнее время исписано бумаги по вопросу об искусстве. Но читать мы не имеем возможности. Днем мы заняты, а ночью нет керосина <...> Наша задача, задача учащейся молодежи, сознательно определить, какое искусство ценнее, жизненнее, а потом уже стать его сторонником. Но мы сидим во тьме. У нас нет керосина. Дайте-же нам света!" Реалии "марсианских" буден оказались сильнее земных утопий "Школы и революции". Издание журнала не возобновилось, и ученическая пресса надолго перешла в первобытное состояние стенных газет, листовок, рукописных и устных альманахов. Постепенно затихли и споры о новом искусстве. http://chagal-vitebsk.com/node/103 https://fantlab.ru/blogarticle49619 Заметим, что на тот момент, в Витебске выходила только одна газета – официоз «Известия Витебского губернского совета крестьянских, рабочих, красноармейских и батрацких депутатов», поэтому поле деятельности для критиков было ограничено. Другая проблема состоит в полноте сохранившихся комплектов витебских газет – полного нет ни в одном хранилище и некоторые номера, вероятно, утрачены. Но все же удалось выявить публикацию молодого витебского журналиста Исаака Павловича Абрамского (1902–1981, псевдоним «Амский») со знаковым названием «Витебские “будетляне”»30. Позиция и оценки Абрамского достаточно взвешены, хотя автор и не был сторонником «левого» искусства, но смог понять важность происходившего и, критически высказываясь об «игре» и «заумных» возгласах актеров, отметил новаторскую сценографию представлений, к сожалению, оставив нас пребывать в неведении о подробностях действия [14]. 17 марта 1920 года в витебских «Известиях» было опубликовано «Обращение Уновиса»31, став30 Амский [Абрамский], И. Витебские «будетляне» / И. Амский [И. П. Абрамский] // Изв. Витеб. губ. совета крест., раб., красноарм. и батрацк. деп. – 1920. – № 30. – 10 февр. – С. 4. 31 Обращение «Уновиса» // Изв. Витгубревкома и Губкома РКП. – 1920. – № 59. – 17 марта. – С. 2. шее по сути манифестом нового объединения. Члены Уновиса отрицали необходимость «возобновлять старое, разбитое пушками Революции», ставили перед собой задачу «ниспровержения старого мира искусств», и построения в «общей творческой работе» нового мира «утилиратных форм», совершив «Революцию Театра, Революцию архитектуры, Революцию музыки». В редакторском предисловии оговаривалось, что страницы газеты открыты для дальнейшей дискуссии: «Решить, кто с нами, кто против нас, можно, выслушав до конца и увидав результаты работ всех борющихся сторон». Однако на протяжении года в прессе не отмечено проявлений полемики, хотя есть сообщения о проведении лекций, диспутов, вечеров по вопросам искусства. В. А. Шишанов, зам.дир. Витесбкого областного краеведческого музея https://lib.vsu.by/xmlui/bitstream/handle... Витеблянин И. Абрамский писал о К. Ротове, иллюстрировавшем первое издание (1940) "Старика Хоттабыча" другого витеблянина, Л. Лагина. https://sheba.spb.ru/bib/mastera-rotov.htm 
В "Крокодиле" и его библиотечке часто печатался тот же Л. Лагин:  
*** "Сатирический Чтец-декламатор" 1927г. armanus (фантлаб) В сборнике "Сатирический Чтец-декламатор" 1927г. неожиданно обнаружил целый фантастический раздел, "Взгляд в будущее" называется. Небольшой правда — два стишка (Д"Актиль "25 октября 1954 года" с описанием краха последнего на земле капиталистического государства Панамы, и Красное Жало "Аэро-быт", как мужик развозит навоз на каком-то моноплане). Плюс три рассказа — Иван Прутков "Последний из могикан" (это о последнем попе), В.Тоболяков "Сказки старого пионера" и Зощенко "Письма в редакцию". В библиографии только последний текст отражен. Светлана Мясоедова (витебский архивариус и музейный сотрудник): один из составителей сборника уроженец Витебска, журналист И. Абрамский. А второй составитель Сосновский называет смех лекарством против страха. *** "Сатирический чтец-декламатор 1917-1925", редактор Л. С. Сосновский, составил И. П. Абрамский, 1927 г., Государственное издательство, Москва-Ленинград, 16 илл. +436 стр. 
https://www.vitber.lv/lot/23692 https://coberu.ru/auctions/415415/ https://forums-su.com/viewtopic.php?f=395... goo.gl/tWtPk7
|
| | |
| Статья написана 11 августа 2017 г. 22:32 |
Об отношении Г. Уэллса к Советской России заметки писателя Не знаю, как за рубежами нашей Родины, но у нас, в Советском Союзе, словосочетание «Россия во мгле» ассоциируется с названием книги Герберта Джорджа Уэллса. В статье Владимира Львова, опубликованной в «Новом времени» 19 мая, статье полезной и интересной, я прочел фразу: «И как раз в те годы, когда некоторые путешественники не увидели у нас ничего, кроме «России во мгле», произошло невиданное» (подчеркнуто мною. — Л. Л.).
Не сомневаюсь, что автор написал эту фразу, не подумав как следует над ее смыслом. Вряд ли он имел в виду Уэллса. Для этого он должен был бы ограничить свое знакомство с этим сложным произведением великого писателя только его заголовком. Но слово, особенно печатное, не воробей. И если оно, тем более, опубликовано в таком распространенном и серьезном журнале, как «Новое время», следует на мой взгляд, дать этому слову точную и справедливую оценку. Тем более, что у журнала десятки, сотни тысяч зарубежных читателей, которые скорее всего не имели возможности ознакомиться с книгой «Россия во мгле». Герберт Джордж Уэллс — великий фантаст и сатирик, мыслитель и борец-антифашист, классик мировой литературы, искренне преданный социалистической идее, — был очень посредственным социальным утопистом. Потому что, как это на первый взгляд ни странно, можно быть великим писателем и великим фантастом и в то же время бесплодным, беспомощным социальным утопистом, до обидного беспомощным в своих попытках представить себе и читателям будущее человечества и пути к этому будущему. Вопреки бытующему кое у кого мнению, фантастика и социальная утопия — совсем не одно и то же. «Фантастика, — я пользуюсь определением, данным в «Большой советской энциклопедии», — это представления, мысли, образы, созданные воображением, в которых действительность выступает в преувеличенном и сверхъестественном виде». Можно со всей ответственностью заявить, что было очень мало во всей мировой литературе XIX и XX веков фантастических романов, в которых с такой беспощадностью, такой художественной убедительностью, как в романах Уэллса «Машина времени», «Первые люди на Луне», «Когда спящий проснется», «Мистер Блетсуорси на острове Ремлол» и других, вскрывались бы неизлечимые болезни капиталистического общества. То, что создано было молодым Уэллсом на грани прошлого и текущего столетий, по сие время остается непревзойденными образцами сатирической фантастики. А вот как социальный утопист Уэллс был беспомощен. И в этом отношении он был далеко не одинок в ряду великих писателей прошлого. Беспощадный критик капиталистического общества, срыватель «всех и всяческих масок», Лев Николаевич Толстой был в высшей степени неудачным утопистом, Владимир Ильич Ленин, чрезвычайно высоко его ценивший, называвший его «зеркалом русской революции», в то же время писан: «Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества». Лев Николаевич Толстой! Вершина мировой литературы! В 1920 году Уэллс, захватив с собой сына, поехал в Советскую Россию, чтобы вблизи увидеть, что собой представляет эта исторически небывалая Советская власть, власть рабочих и крестьян. Это было очень тяжелое и суровое время. Гражданская война, интервенция четырнадцати держав, разруха, голод, сыпняк. Запомните: 1920 год. Еще не разгромлены Врангель и дальневосточные белогвардейцы. Немолодой уже человек, Уэллс первым из мировых тогдашних властителей дум отправляется в Россию. Его отговаривали от этой «авантюры» и враги Советской России (пугая неизведанными опасностями) и даже личные его друзья. Вернувшись из России, он опубликовал книгу под невеселым названием «Россия во мгле», в которой подверг сомнению, назвал несбыточной утопией план ГОЭЛРО, а Ленина, убеждавшего его в реальности этого плана, он назвал на этом основании «кремлевским мечтателем», доказав тем самым, что он, Уэллс, как социальный утопист снова, в который уже раз, оказался беспомощным, совсем не прозорливым мыслителем. Для того чтобы поверить в план ГОЭЛРО, надо было очень верить в творческие силы народа. Уэллс все свои надежды в смысле социального прогресса человечества возлагал на ученых и просвещенных инженеров — на технократию. Ленин его в этом отношении не переубедил. Он продолжал возлагать все надежды на технократию и после беседы с Лениным. (Кстати, Лев Николаевич Толстой до конца своей жизни оставался на своих «толстовских» позициях, несмотря на то, что он имел возможность и безусловно знакомился с учением революционного марксизма). Но правильно ли, что Уэллс ничего не увидел у нас, кроме «России во мгле»? Ничего, кроме разрухи, голода, болезней и «утопичности» плана ГОЭЛРО? Конечно нет. Недаром его книга была встречена злобным воем всех наших тогдашних недругов — от Черчилля до лидеров II Интернационала. Вряд ли их утешали сарказмы на счет «электрической утопии» и свидетельства о разрухе, царившей тогда в нашей стране. Но они прекрасно отдавали себе отчет в том, что все эти сарказмы по сути дела оттеснялись на задний план, терялись, в конце концов, в сравнении с главным, основным в книге Уэллса — его оценкой Ленина, большевистской партии и советской власти. Уэллс писал в ней о том, какое огромное впечатление произвел на него Ленин. Он честно признавался, что, разговаривая с Лениным, понял, что «коммунизм... все-таки может быть огромной творческой силой». Он «увидел» и с восхищением писал о том, как героически поразительно много делает молодая советская власть в области народного просвещения, как в неимоверно тяжких условиях голода, холода, необеспеченности самыми элементарными материалами, даже обыкновенной бумагой, продолжали трудиться выдающиеся советские ученые, не отделявшие себя от своего народа, своей страны и ее судеб. Уэллс «увидел» и, вопреки чаяниям наших врагов, написал в своей книге, что «...не коммунизм терзал эту страдающую и, быть может, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист». О большевиках, которых в те далекие времена карикатуристы почти всей мировой прессы рисовали бородатыми полузверями с ножами в зубах, Уэллс имел мужество написать: «Сегодня коммунисты морально стоят выше всех своих противников». «Единственное правительство, — писал он, — которое может сейчас предотвратить окончательный крах России, — это теперешнее большевистское правительство... В настоящее время никакое другое правительство там немыслимо. У него, конечно, множество противников,— всякие авантюристы и им подобные готовы с помощью европейских государств свергнуть большевистское правительство, но у них нет и намека на какую- нибудь общую цель и моральное единство, которые позволили бы им занять место большевиков». Нет, не опровергнутые им же самим после вторичного посещения Советской России в 1934 году «прогнозы» насчет плана ГОЭЛРО, а признание перед всем миром, перед многими миллионами людей, веривших в правдивость и авторитетность его слова, исторической необходимости и незаменимости партии большевиков и советской власти — вот что было основным, самым важным, что сказал в своей книге Уэллс. Об этом в своем предисловии к книге «Россия во мгле», изданной в 1958 году двухсоттысячным тиражом и переизданной в следующем году трехсоттысячным тиражом, сказал один из творцов плана ГОЭЛРО, старейший коммунист и виднейший деятель Советского государства Глеб Максимилианович Кржижановский. «Эта историческая правда, — писал он, — имела в те годы огромное прогрессивное значение, и заслуга писателя здесь неоспорима. Большая правда заслоняет собой мелкие ошибочные и подчас наивные заблуждения автора книги «Россия во мгле». Теперь, в юбилейный, пятидесятый год Советской власти это особенно важно отметить: на самой заре этой власти, в самые тяжкие и отчаянные годы ее существования Герберт Джордж Уэллс признал историческую правду большевиков, Незадолго до своей кончины, в мае 1945 года, восьмидесятилетний Уэллс публично признал историческую правду коммунистов и в своей стране. В центральном органе Коммунистической партии Великобритании он опубликовал заявление, в котором писал: «Я являюсь избирателем лондонского округа Мерилебон и активно поддерживаю возродившуюся коммунистическую партию. Я собираюсь голосовать за нее». "Новое время" № 23/1967 с.15-16
|
| | |
| Статья написана 11 августа 2017 г. 22:30 |
То, что вы сейчас прочтете, меньше всего литературоведческая работа о жизни и творчестве великого фантаста и сатирика Герберта Джорджа Уэллса. Моя цель куда скромнее. Я хочу поделиться с читателем несколькими отрывочными, быть может, даже недостаточно доказательными соображениями о писателе и литературном жанре, которые мне дороги и как литератору и как читателю.
Итак, немногим более ста лет назад в Англии родился человек, которого звали Герберт Джордж Уэллс. Он был сыном младшего садовника и горничной в аристократическом имении Ап-Парк, учился на медные гроши и двадцати девяти лет от роду выпустил в свет небольшой роман «Машина времени», который в несколько недель сделал его знаменитым писателем. На границе, казалось бы, столь далеких друг от друга жанров, как сатира и научная фантастика, создал он свое произведение и первым же романом положил прочную основу социально-сатирической фантастике — новому и полноценному жанру «большой» литературы. Человек потрясающего размаха воображения и железной работоспособности, Уэллс за каких-нибудь девять последующих лет написал почти все те произведения, которые и по сей день составляют не только «золотой фонд» фантастической литературы, но и являются непревзойденными образцами этого, поверьте мне, очень трудного и трудоемкого жанра. Присмотритесь повнимательней к списку произведений, созданных писателем за этот короткий срок. Биографы назовут все эти вещи «ранним Уэллсом». Я добавил бы к этому перечню еще один роман — «Мистер Блетсуорси на острове Ремпол» (1928 г.) и назвал бы этот блистательный список «классическим Уэллсом». Вот он, «ранний Уэллс»: «Машина времени» (1895г.), «Остров доктора Моро» (1896 г.), «Человек-Невидимка» (1897 г.), «Борьба миров» (1898 г.). «Когда спящий проснется» (1899 г.).В этом же, 1899 году —- два таких блистательных рассказа, как «Человек, который мог творить чудеса» и «Звезда». В 1901-м — «Первые люди на Луне», в 1904-м — «Пища богов». Кроме того, за те же первые несколько лет написаны такие маленькие шедевры, как «Страна слепых», «Волшебная лавка», «Калитка в стене», «Хрустальное яйцо», «Остров эпиорниса», «В бездне», «Странный случай с глазами Дэвидсона», и много-много других. Во всех этих повестях, романах, рассказах через край било богатство сатирической и фантастической выдумки, одинаково покоряли сердца и юных и самых искушенных взрослых читателей увлекательность рассказа, удивительная достоверность и убедительность самых, казалось, невероятных событий, происходивших, как правило, с самыми обыкновенными, даже заурядными людьми и в самой обыденной, неромантической обстановке. Вспомните хотя бы «Войну миров», «Человека- Невидимку», первые главы романа «Первые люди на Луне» и, конечно, совершенно классический в этом отношении рассказ «Человек, который мог творить чудеса». (Кстати говоря, у нас его в последние годы вопреки данному автором заголовку почему-то стали называть «Чудотворец». А ведь весь смысл этого рассказа как раз в том и состоит, что человек — его имя Фотерингей — мог, но так и не сотворил ни одного мало-мальски толкового чуда.) Вот уже семь десятилетий прошло с тех пор, как появился первый роман Уэллса, и столько же времени литературоведы пытаются провести параллель между творчеством Уэллса и Жюля Верна. Сам Жюль Верн как-то сказал: «Если я стараюсь отталкиваться от правдоподобного и в принципе возможного, то Уэллс придумывает для своих героев самые невозможные способы. Например, если он хочет выбросить своего героя в пространство, то придумывает металл, не имеющий веса». Уэллса «защищали»: дескать, и у него можно найти много научных и технических идей, позже претворенных в жизнь. Значительно позже, чем жюль-верновские, но зато на более высоком уровне науки и техники. Разве не в произведениях Уэллса читаем мы, — переводя на язык современных терминов, — о производстве искусственных алмазов, телевидении, авиации, да еще стоящей на службе войны, тепловых лучах — родных братьях современного, лазера, и, наконец, ни более и ни менее, как об атомных бомбах? Да и путешествие во времени сейчас, в свете учения Эйнштейна, не такая уж невыполнимая вещь. Пройдет какое-то время, достигнет человечество околосветовых скоростей, и, пожалуйста, улетай себе на здоровье с Земли. Полетаешь лет десять и вернешься на Землю, где за этот срок пройдет во много раз больше времени... Но ведь основное различие между фантастикой обоих этих писателей совсем не в степени реальности научно-технических идей, о которых в том или ином произведении говорится. Разница в том, какую роль эти идеи в произведениях играют. У Жюля Верна, страстного поборника научно-технического прогресса, они часто составляют самую суть вещи (хотя, конечно, содержание произведения этим не исчерпывается), у Уэллса они в первую очередь средство для наиболее острого и убедительного выражения большой социальной идеи. Замените кэворит в «Первых людях на Луне» каким-нибудь другим, хотя бы атомным, двигателем. Что от этого изменится в сюжете, в характерах и судьбах его героев, в потрясающей картине общественного строя и жизни селенитов? Почти ничего. Пусть изобретатель из рассказа «Человек, делавший алмазы» вместо алмазов придумал бы, как делать золото, или платину, или еще что-нибудь подобное. Что изменилось бы в рассказе, в трагической судьбе Изобретателя, и много ли слов пришлось бы вычеркнуть и взамен их вставить новых? Уэллс о своих фантастических произведениях писал: «Интерес подобных историй заключается не в выдумке, а в их нефантастических элементах. Сам по себе вымысел — ничто... Интересными эти выдумки становятся тогда, когда их переводят на язык обыденности и исключают все чудеса, заключающиеся в рассказах». Много споров ведется вокруг того, что же в конце концов следует понимать под словом «фантастика». И является ли такая вещь, как «Машина времени», например, с ее безрадостной картиной человечества очень далекого будущего, человечества, разделенного на морлоков и элоев, пессимистическим произведением? А как оценили бы некоторые чересчур мнительные критики фантастическую повесть, которую Владимир Ильич в далекие дореволюционные годы уговаривал написать А. Богданова — автора фантастических повестей «Инженер Мэнни» и «Красная звезда»? Ленин, по свидетельству А. М. Горького, предлагал А. Богданову нарисовать фантастическую картину бедствия, которое терпит человечество в результате того, что капиталисты хищнической добычей начисто растрачивают все естественные богатства Земли. Что это? Пессимизм? Конечно, нет. Это предупреждение. В Большой Советской Энциклопедии сказано: «Фантастика — представления, мысли, образы, созданные воображением, в которых действительность выступает в преувеличенном и сверхъестественном виде». Если принять это определение (а оно, на мой взгляд, правильно), то можно с основанием утверждать, что у Уэллса — фантаста-сатирика куда больше общего с Щедриным — автором «Истории одного города» и Свифтом — автором «Путешествий Гулливера», чем с Жюлем Верном. Действительность капиталистического общества, тенденция его развития и неизлечимые его болезни — вот что в «преувеличенном и сверхъестественном виде» служит объектом сатирического бичевания в фантастических произведениях Уэллса, независимо от того, в прошлом, настоящем или будущем, в городке юго-восточной Англии или на выдуманном автором острове разворачиваются события. Наивно поэтому считать, что Уэллс и на самом деле представляет себе будущее человечества таким, каким оно описано, к примеру говоря, в «Машине времени» или в романе «Когда спящий проснется». Сам Уэллс когда-то назвал нарисованную им в «Машине времени» картину будущего «преднамеренным пессимизмом». Сейчас подобного рода романы называются «романами-предупреждениями». Критические, полные взрывчатой сатирической силы фантастические произведения Уэллса показывают все новым и новым миллионам читателей во всем мире чудовищное несовершенство, несправедливость, неразумность и историческую обреченность капиталистического строя. Этим нам и дорог Уэллс — классик английской и мировой литературы. Ограниченный темой моих заметок, я могу здесь только упомянуть об Уэллсе — авторе великолепных антифашистских произведений, таких, как романы «Самодержавие мистера Пар- гема» (1930 г.), «Бэлпингтон Блепскнй» (1933г.), «Необходима осторожность» (1941 г.). А классическая повесть «Игрок в крокет» (1936 г.) с ее фантасмагорическим мрачным Каиновым болотом, чье тлетворное дыхание отравляет сознание людей! Помните заключительные абзацы этой повести? Вряд ли во всей художественной антифашистской литературе найдете вы равные по разящей силе сарказма слова, которые бы так били по обывателю. По тому самому мещанину, на равнодушных плечах которого фашизм въезжал в историю человечества. «— Мне надо идти, — сказал я. — В половине первого я должен играть с тетушкой в крокет. — Но что значит крокет, — крикнул Норберт нетерпеливо, — когда мир рушится у вас на глазах? Он сделал такое движение, словно собирался преградить мне путь. Ему хотелось продолжать свои апокалиптические пророчества. Но я был сыт ими по горло. Я посмотрел ему в глаза твердым, спокойным взглядом и сказал: — А мне наплевать! Пусть мир провалится ко всем чертям. Пусть возвращается каменный век. Пусть что будет, как вы говорите, закатом цивилизации. Очень жаль, но сегодня утром я ничем не могу помочь. У меня другие дела. Что бы там ни было, но в половине первого я, хоть тресни, должен играть с тетушкой в крокет». Однако Уэллс становился беспомощным прожектером каждый раз, когда он от критики капитализма переходил к изложению положительного идеала. Увы, такова была участь многих других крупнейших писателей. Сильные в критике существующего строя, они выдумывали взамен его безжизненные, наивные и прекраснодушные утопии. Даже такой титан русской и мировой литературы, как Лев Николаевич Толстой. «Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества...», — писал Владимир Ильич, чрезвычайно высоко, как известно, ценивший художественный гений Толстого. Не менее смешон и оторван от реальной жизни капиталистического общества был и Уэллс со своими планами идеального устройства человечества. Ранней осенью 1920 года Уэллс едет в Россию. Две недели знакомится он с жизнью страны, ожесточенно борющейся с белогвардейщиной и иностранными интервентами, безмерно страдающей от разрухи, голода и эпидемий. Друзья Уэллса отговаривают его от этой «опасной для жизни» поездки, многочисленные враги молодой Республики Советов «дружески» объясняют писателю «безумие его затеи». Запомним: тогда, в 1920 году, Уэллс был первым из тогдашних властителей дум, который рискнул поехать в «загадочную и полную неизведанных опасностей страну большевиков». Самый факт его поездки в Россию и благополучного возвращения на родину был ощутимым ударом по белогвардейской и империалистической пропаганде тех лет. Вскоре после возвращения Уэллс выпускает книгу, встреченную злобным воем всей мировой реакции. Любое правдивое выступление о Советской стране было в те тяжелые годы особенно ценным для нас. В данном случае с правдивым словом о блокированной России выступил писатель, к мнению которого прислушивалась интеллигенция всего мира. Уэллс, неоднократно и очень резко выражавший свое несогласие с учением Карла Маркса, и в своей новой книге посвятил немало строк «критике» марксизма. (Удивительно, но этот писатель, создавший столько художественных произведений, беспощадно разоблачавших пороки капиталистического, классового общества, умудрялся в своих публицистических выступлениях в корне отрицать теорию классов и классовой борьбы.) Новая книга Уэллса называлась «Россия во мгле». Она была достаточно насыщена невеселыми картинами разрухи, царившей тогда в России, размышлениями и прогнозами, которые особенно беспомощно звучат сейчас, когда прошли проверку временем, да и тогда звучали достаточно наивно. Но в этой книге было в то же время черным по белому написано, что «...не коммунизм терзал эту страдающую и, быть может, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист». В капиталистическом мире звон стоит от беспардонного вранья и клеветы на партию большевиков — на вождя революции Владимира Ильича Ленина. Уэллс пишет: «Сегодня коммунисты морально стоят выше всех своих противников». «Единственное правительство, которое может сейчас предотвратить такой окончательный крах России, — это теперешнее большевистское правительство... В настоящее время никакое другое правительство там немыслимо. У него, конечно, множество противников — всякие авантюристы и им подобные готовы с помощью европейских государств свергнуть большевистское правительство, но у них нет и намека на какую- нибудь общую цель и моральное единство, которые позволили бы им занять место большевиков». Он пишет об огромном впечатлении, которое произвел на него «изумительный невысокого роста человек», Владимир Ильич Ленин, и честно признается, что, разговаривая с Лениным, он понял, что «коммунизм... все-таки может быть огромной творческой силой». Вряд ли врагов революционной России, встретивших в штыки «Россию во мгле», утешили те страницы, где Уэллс назвал исторический план ГОЭЛРО «электрической утопией», а убежденного в реальности этого плана Владимира Ильича — «кремлевским мечтателем». Они прекрасно отдавали себе отчет, что в главном, в оценке Ленина, большевиков, Советского правительства, уже сказано было то решающее, что ставило под сомнение недоверие Уэллса к тому же плану электрификации. Что до слов Уэллса об «электрической утопии», то здесь в великом фантасте как раз и говорил неудачливый автор нежизненных, умозрительных утопий. Писатель, всю сознательную жизнь критиковавший капитализм, увы, не понимал великих творческих возможностей, которые заложены в народе, работающем не на эксплуататоров, а на себя. «Приезжайте снова через десять лет и посмотрите, что сделано в России за это время», — сказал ему Ленин. В 1934 году, когда Уэллс снова приехал в Советский Союз, вся страна была единой, огромной стройкой. Уэллс на деле мог убедиться, насколько был прав Ленин. Но главным в книге «Россия во мгле» было, конечно, признание перед всем миром исторической необходимости партии большевиков, Советской власти. В своем предисловии ко второму изданию «России во мгле» (она была издана в 1959 году трехсоттысячным тиражом) Глеб Максимилианович Кржижановский писал: «Эта историческая правда имела в те годы огромное прогрессивное значение, и заслуга писателя здесь неоспорима. Большая правда заслоняет собой мелкие ошибочные утверждения и подчас наивные заблуждения автора книги «Россия во мгле». 24 мая 1945 года, незадолго до своей кончины, Уэллс выступил на страницах центрального органа Коммунистической партии Великобритании. «Я являюсь избирателем лондонского округа Мерилебон, — писал он, — и активно поддерживаю возродившуюся коммунистическую партию. Я собираюсь голосовать за нее». Сейчас, когда я дописываю последние строки этих заметок, у нас в стране, в других странах сотни молодых и немолодых читателей впервые для себя раскрывают страницы фантастических произведений Герберта Джорджа Уэллса. Впервые для них — закутанный с головы до ног незнакомец вваливается в трактир «Повозка и кони», бросает на пол саквояж и кричит: «Огня!.. Поскорее огня! Комнату и огня!» И еще никто — ни хозяйка трактира, ни читатели — не знает, что этот незнакомец прозрачен, совершенно прозрачен. Что он невидимка. Впервые для множества читателей кругленький профессор Кэвор знакомится с неудачливым дельцом, уединившимся в глуши, чтобы поправить свои дела сочинением пьесы. Впервые для множества читателей на пустоши между Хорзеллом, Оттершоу н Уокингом зароется в песок раскаленный снаряд, принесший на Землю первую группу жестоких и могущественных завоевателей, а «за триста с лишним миль от Чимборасо, за сто миль от снегов Котопахи, в самой дикой глуши Экваториальных Анд», скатится с крутой скалы в таинственную Страну Слепых веселый и мужественный проводник Нуньес, который поначалу так был уверен, что в «Стране Слепых и кривой — король»... Каждый день вот уже семьдесят с лишним лет для сотен и тысяч новых читателей впервые раскрывается великолепный, полный блистательной выдумки и очень важных мыслей мир уэллсовской фантастики. Сказать по совести, я им чертовски завидую. https://fantlab.ru/edition88500
|
| | |
| Статья написана 6 августа 2017 г. 10:45 |
 
Пример титульной страницы газеты 1939 г.: 20 мая начались школьные испытания; эти пионеры поймали шпиона
Волька — ученик пятого класса. Упоминание о Серёже Кружкине — Серёжка во дворе перед переездом (— Переезжаете? — опросил у него Сережа Кружкин, веселый паренёк с черными хитрыми глазами.) Эта глава нигде больше не встречается: 21.ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА Ну, вот, дорогие читатели, и подходит к концу смешная и трогательная повесть о Гасане Абдурахмане ибн Хоттабе и его юных друзьях — Вольке Костылькове, Сереже Кружкине и Жене Богораде. Не знаю, как вам, но мне как-то жалко расставаться с героями этой повести. Очень возможно, что кое-кто из читателей очень спокойно отнесется к тому, что повесть заканчивается. Но мне почему-то кажется, что большинство тех, для кого она писалась, простит автору отдельные ее недостатки и спросит, может быть, даже не без сожаления: — Неужели не было больше приключений Хоттабыча, которые стоило бы описать и довести до сведения читателя? Конечно, далеко не все еще рассказано о необыкновенных похождениях старого джина, сделавшего по воле автора и Вольки Костылькова. огромный скачок через три тысячелетия из технически отсталого, дремучего рабовладельческого общества в страну социализма и передовой техники. Я постараюсь, как только найдется для этого достаточное время, описать со всей присущей мне добросовестностью истории о том, как Хоттабыч и его друзья построили ковер-гидросамолет и летали на нем в Италию разыскивать брата Хоттабыча — Омара: как они, наконец, нашли Омара совсем неграм, гДе предполагали, и как он впоследствии, по глупости своей, превратился а спутника Земли; о том, как Хоттабыч и ребята попали в Италии в тюрьму и как их пытали там вареньем; как Хоттабыч поехал вместе с Волькой в Артек и что из этого вышло; как Хоттабыч столкнулся при очень интересных обстоятельствах с последним московским частником Феоктистом Хапугиным и т. д. и т. п. А пока что учтем, что наши друзья благополучно вернулись из Арктики, влюбленные в нее, как и все, кто когда-нибудь побывал в этих краях. оглавление 1. НЕОБЫКНОВЕННОЕ УТРО 2. Таинственная бутылка. 3 Старик Хоттабыч. 4. Испытание по географии. 5. Хоттабыч действует вовсю. 6. Необыкновенное происшествие в кино "Роскошные грёзы". 7. ЕЩЕ ОДНО НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В КИНО 8. «ФИГАРО ЗДЕСЬ № I» 9. Старик Хоттабыч и Мей Лань-чжи. 10. Больница под кроватью. 11. Хоттабстрой. 12» КТО САМЫЙ БОГАТЫЙ 13. ОДИН ВЕРБЛЮД ИДЕТ 14. ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ «V п В ОТДЕЛЕНИИ ГОСБАНКА 15. СЛУЧАЙ В МЕТРО 16. СКОЛЬКО НАДО МЯЧЕЙ? 17. ХОТТАБЫЧ СТАНОВИТСЯ БОЛЕЛЬЩИКОМ 18. НА «ЛАДОГЕ» В АРКТИКУ 19. РИФ ИЛИ НЕ РИФ? 20. ОБИДА СТАРИКА ХОТТАБЫЧА 21.ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА 22. Роковая страсть Хоттабыча.
|
| | |
| Статья написана 11 июля 2017 г. 00:06 |
Писатели и фронтовые корреспонденты в боях за Севастополь. Книжная выставка с таким названием открылась в библиотеке Культурно-информационного Центра к 71 -й годовщине Победы в Великой Отечественной войне и 72-ой годовщине освобождения Севастополя от немецко — фашистских захватчиков. На выставке представлено около 30 книг. Их авторы знали войну не понаслышке. В числе тех 2000 советских писателей, воевавших на различных фронтах, были те, чьи военные дороги прошли через окопы Севастополя. Константин Симонов, на подводной лодке ходивший к берегам Румынии для выполнения задачи уничтожения нефтяных хранилищ и по итогам боевого похода написавший очерк «Севастополь – Констанца»; Леонид Соболев, «исползавший на животе весь передний край» и подаривший нам с вами книгу очерков «Морская душа», ставшую символом сражающегося Севастополя; Борис Лавренев, герои произведений которого взяты прямо с переднего края севастопольской обороны; Александр Хамадан с его портретными зарисовками героев битвы за город русской славы, собранными в книге «Севастопольцы» — все они преданно любили наш город, сражались за него, и их книги, прославляющие подвиг простых солдат и матросов, вошли в сокровищницу литературы о Великой Отечественной.
На выставке представлена фотография гостиницы «Северная», которая находилась на Нахимовском проспекте, и была местом, где жила и писала «корреспондентская братия». Подолгу здесь не задерживались – отправлялись на поиски материала прямо на передовую. Здесь часто можно было видеть известного писателя Василия Кучера, оставившего нам с вами замечательные романы о подвиге Севастополя «Черноморцы», «Голод». Его связывала прочная дружба с корреспондентами газеты «Красный флот». Тут были сконцентрированы прекрасные корреспондентские кадры. Чего только стоит Лазарь Лагин, до войны прославившийся своей детской сказкой «Старик Хоттабыч», а в дни обороны Севастополя писавший сказки военные, пропитанные едкой сатирой и искрометным юмором: «Шел трепач», «Чудо-бабка и волшебное зеркальце»… В этой газете начинал свою творческую биографию и ставший впоследствии членом Союза писателей СССР и оставивший нам 32 поэтических сборника Григорий Поженян. На выставке представлены книги участников боев за Севастополь Афанасия Красовского, Николая Криванчикова, оставшихся после войны жить в Севастополе; Евгения Петрова, написавшего в Севастополе свой последний очерк, ушедшего из города на последнем надводном корабле, лидере эсминцев «Ташкент», и погибшего по дороге в Москву в июне 1942 года. Можно увидеть и поэтический сборник поэта Эдуарда Асадова, потерявшего зрение из-за тяжелого ранения во время освобождения Севастополя. Знакомство с произведениями авторов, оставивших нам с вами живые свидетельства героического подвига Севастополя в годы самой кровопролитной войны 20 века, без сомнения обогатят наши знания по истории города. Фото Екатерины Мокрецовой https://xn--b1afkh6a8a.xn--p1ai/news/pisa... Великая Отечественная война – страница в истории неизгладимая. Наши архивы, наши редкие фонды музев и библиотек полны материалов, которые раньше были доступны только историкам. Юбилей 65-летия Великой Победы заставил сосредоточиться на материалах обороны, оккупации и освобождении. Оказались чрезвычайно интересными страницы краснофлотского юмора газеты «Красный черноморец» ¬– «Рында» с его неизменным героем Ваней Чиркиным, кстати, побратимом Василия Тёркина А. Твардовского. От страниц запахло порохом, гарью войны. Там были Имена тех, кто воевал, но даже в аду войны умел смеять- ся над врагом. Наши отцы воевали, получали ранения, после госпиталей, порой не долечившись, возвращались в строй, погибали непобеждёнными! В публикациях прослеживалась морская душа Севастополя, нашей славной морской твердыни.Мне было бесконечно интересно познакомиться с теми, кто составил общий портрет авторов «Рынды». С первых дней войны сюда приехала целая плеяда московских литераторов. На «Рынду», кроме отцов-создателей её – Андрея Сальникова, Петра Афонина, Александра Баковикова, Афанасия Красовского, работали Пётр Гаврилов, Лазарь Лагин, Ян Сашин, Лев Длигач, Павел Панченко, Анатолий Ленский; художники Леонид Сойфертис, Фёдор Решетников, Константин Дорохов, Николай Щеглов. И я рада, что нынешний читатель сможет прочесть эти опалённые войной страницы «Рынды», приоткрывшие характерные черты морской души севастопольцев, так точно подмеченные одним из выдающихся писателей -маринистов Леонидом Соболевым. Валентина ХОДОС член Союза писателей России К 70 – летию начала обороны Севастополя в Великой Отечественной войне Посвящается литераторам, умевшим не только отстаивать Севастополь, столицу черноморских моряков, с оружием в руках, но и метким словом, зубастой сатирой, шаржем, карикатурой, весёлой частушкой, залихватской песней поднимать дух его защитников. …Так «Рында» вступила на путь борьбы с врагом. И было принято решение чаще её выпускать, подключив активнее для этого прибывших на флот с началом войны писателей и поэтов: Лазаря Лагина, Пётра Гаврилова, Яна Сашина, Льва Длигача, художников Леонида Сойфертиса, Константина Дорохова и Федора Решетникова. Прекрасно впишется в коллектив «рындачей» и поэт Павел Панченко, чуть позднее – Анатолий Ленский и художник Николай Щеглов… Вообще, как говорил незабвенный Павел Ильич Мусьяков «Даже Москва могла бы позавидовать его литературному тогдашнему составу газеты». Острые сатирические стихи и эпитафии Сашина, Длигача и Панченко, рассказы и сказки Баковикова, Лагина и Петра Гаврилова, песни и частушки Сальникова, Красовского и Ленского, снабжённые прекрасными карикатурами Решетникова и Сойфертиса, Дорохова и Щеглова, никого не могли оставить равнодушными и вносили какой-то светлый лучик в грозную атмосферу военного времени. Черноморская «Рында» начала воевать! И это был уже не мирный звон, исходящий из малого колокола корабля, отбивающего склянки, а полные ненависти, метко бьющие не в бровь, а в глаз, грозные удары рынды, изобличающие с помощью неподражаемого флотского юмора, острой частушки, карикатуры ненавистного врага. С этого времени и Афанасий Красовский полностью подключается, как автор и как художник, к разделу краснофлотского юмора, такому близкому ему по натуре, что ярко видно по новогоднему номеру «Рынды» от 1 января 1941 года. 
НА СИГНАЛЬНОЙ МАЧТЕ “РЫНДЫ” НОВОГОДНИЙ ГОРОСКОП Склянки отбили четыре двойных удара. Приятно и радостно встречать новогоднюю ночь. Есть над чем подумать, есть над чем помечтать. Передав приветственные семафоры на корабли, мы с боцманом Опанасом Рындобулиным, взобравшись на сигнальную мачту, как говорят, деятельно взялись за составление новогоднего гороскопа. – Да, – сказал боцман Опанас Рындобулина, направляя телескоп на Большую Медведицу. – Что такое? – с нетерпением спрашиваю я. – Предстоят суровые штормовые походы, артиллерийские стрельбы и торпедные атаки. Много придётся поработать в новом году артиллеристам, торпедистам и другим, чтобы завоевать кораблю переходящее знамя. – А как видимость? – спрашиваю… – Видимость, говорит, пусть синоптики гадают… Минуточку, – продолжает авторитетный Рындобулина. – Вижу большой рейд, а на нём происходят межфлотские шлюпочные соревнования. И если у нас не ослабят тренировку шлюпочных команд, можно рассчитывать и в третий раз на завоёвывание первенства. – А как, спрашиваю, с Чиркиным, ничего нового не предвидится? – После его путешествия на курган к тёте Мане вернулся на корабль надутым и твёрдо заявил, что решил перестроиться, беречь обмундирование и даже принять участие в корабельной самодеятельности. – Ну, а за рубежом что? – Телеграфные агентства сводки о бомбардировках передают… Мрачно… В это время над морем взошла луна, и мы, прекратив свои наблюдения, вернулись в кубрик. Сигнальщик «Рынды» Никодим БАМБУЧИНА. Юмористический отдел «Рында» выходил в течение всей войны, включая осадный период в работе газеты. И продолжал пользоваться успехом не только моряков, но воинов Приморской армии, куда тоже попадала газета «Красный черноморец». Да и как могли не греть душу полные тонкого подтекста, юмора и сатиры странички «Рынды», подготовленные, к примеру, Лазарем Лагиным, (автором знаменитого «Старика Хоттабыча»*)? Ведь мало кто знает, что Лагин в осаждённом Севастополе писал сказки. Его гневный и справедливый Хоттабыч воевал! Много раз газета печатала его сказку «Чудобабка» с продолжением, которую краснофлотцы очень любили, ибо события-то происходили в таком узнаваемом, дорогом месте, как за Мекензиевыми горами, опять таки, не без их любимого Вани Чиркина, бывшего в разведке, и командира батареи капитана Александера, без коих там точно не обошлось… Привлекла читателей и «Рында» со сказкой Лагина «Страхи – ужасы» (с рисунком Ф. Решетникова “Среди волков” точно характеризующим фашистов), где автор «Старика Хоттабыча» поведал о коварном и жестоком Змее-Горыныче, против которого объединяются лучшие из лесных зверей и птиц. И при чтении которой, тут же возникала аналогия с Гитлером и с теми, кто, не страшась, выступил против него. Узнали в сказке о себе и трусы. Рис. Ф. Решетникова. Вот у кого, волчица, надо нам научиться. Любил поострить Лазарь Лагин и в Справочном бюро «Рынды»: ПЕРЕКОП Санитарно-курортная справка для господ генералов, офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов германской армии Крым – место курортное. Голубое море, чистый воздух, виноград, фрукты, горы… Всё это, бесспорно, обладает выдающимися целебными свойствами. Единственным и решающим недостатком этого полуострова, делающим его противопоказанным для чинов германской армии, является его недоступность. Советские войска, отличающиеся вопиющей негостеприимностью, не пропускают в Крым фашистов. Что касается Перекопа, то обследование, произведённое за последние несколько дней, показало, что и подступы к Крыму обладают незаурядными лечебными свойствами. Это особенно ценно для германской армии, испытывающей серьёзную нехватку в лекарствах и врачебном персонале. Перекоп прекрасно помогает: а) от головной боли. Стоит только показаться в зоне советского обстрела – и головную боль как рукой снимает (вместе с головой). б) от суставного ревматизма, подагры и тому подобных мучительных болезней, решительно и навсегда ликвидируя боль в конечностях (вместе с конечностями). в) от болезней сосудисто-сердечной и нервной системы, а также желудочно-кишечного тракта, путём введения внутрь фашистского организма железа в том или ином виде (штык, осколок снаряда, мины или бомбы, пуля и т. д.). Всякие жалобы на упомянутые выше болезни прекращаются немедленно после ввода в организм этого универсального советского лекарства. Наиболее действительные лечебные процедуры, предлагаемые советскими бойцами фашистским бандитам: 1. Ванны: а) Холодная, б) Грязевая (Сивашская). 2. Уколы (штыковые). 3. Горячие припарки (артиллерийские). 4. Свинцовые примочки из первоклассных советских пуль. 5. Массаж прикладом. 6. Массаж шрапнельный. 7. Души: а) Пулемётный душ Жарко. б) Восходящий и нисходящий пулемётный душ (работают квалифицированные советские лётчики). в) Душ пулемётный веерный. г) Душ кольцевой, окружающий. Возможны разные варианты. Настоящей отдушиной стало открытие в «Рынде» рубрики «В час досуга под гармонь», гвоздём которой стал, конечно же, Андрей Сальников со своим неутомимым Кузьмой Бойковым, которые как никто другой чувствовали, что чем тяжелее становились бои, тем больше русская морская душа нуждалась в поддержке голоса песни. <…> И это было отнюдь не украшением страшного фронтового быта, даже не прославлением мужества черноморских моряков, сражающихся за родные берега, за чудесное наше море, – советские моряки всегда были полны мужества, этому учила их школа, богатейшая морская история Отечества. Это было то, без чего моряк не был бы моряком. Это было тем, что писатель Леонид Соболев назвал морской душой черноморцев. В ЧАС ДОСУГА ПОД ГАРМОНЬ 
КРАСНОФЛОТСКИЕ ЧАСТУШКИ Под гармонику свою Равенков в бою сердит, Я частушки пропою. Он врага не проглядит. Расскажу, кто в Чёрном море В море флаг чужой заметит, Отличается в бою. В цель торпедой угодит. Сингаевский на посту Милка – ловкий кочегар, Зорко смотрит в темноту. Держит в топках ровный жар. Не оставит без надзора Командир всегда уверен – Горизонт и высоту. Для атаки будет пар. Лютых – меткий комендор, Я частушки про дружков Он отважен и хитёр. Сочинил для моряков, На прицел поймает ганса – Чтобы так же все сражались. Враг горит, как метеор. Комендор Джамбулет в горах рождён, Кузьма БОЙКОВ. Хорошо воюет он. Заменить расчёт весь может, За отвагу награждён. Почему я желаю анекдоты рассказывать? Сейчас доложу. Недавно в Н-ском Потийском порту один корабль с якоря снимался. Такой довольно известный корабль. Заслуженный, по всем статьям. Передовик. Он лихо отходил, и все залюбовались этой приятной флотской картиной. Вот он с лёгким форсом развернулся, и вдруг на его борту стал виден кранец. Какой-то разиня забыл его убрать. И тут вспомнился мне парень, который захотел пройтиться туда, где мельница вертится, да не всё до конца учёл. Он свой кобеднешний в полоску костюм надел. Полуботинки чуть ли не до дыр надраил. Сорочка у него – голубая фантазия с намёком. И он, может, из-под своих ногтей всё выгреб на этот случай. Одного не досмотрел. Голубая фантазия выскочила сзади и, всем на удивление, болтается на ветру. А парень идёт, как на именины, и ничего не замечает… Вот так же и с нашим заслуженным кораблём получилось. Мелочь его подвела: кранец выскочил, словно рубаха у парня. Ай, как досадно! А со мной на молу какой-то старый морячина стоял. Он, скорей всего, на «Двенадцати апостолах» плавал капельмейстером. Весь ракушками оброс. Такой осколок морской империи. Он увидел ту досадную картинку на миноносце и говорит: – Вот бы их кранцем по шее! Очень мне это выражение понравилось. Действительно, если кранцем по шее благословить, это будет вполне чувствительно. Во второй раз, может, и не захочется… Но, скорее всего, на каждом корабле сыщутся достойные получить это удовольствие. Вот я и решил на эту тему анекдоты рассказывать. Но – с условием: я их расскажу десять анекдотов. А дальше пусть остальные матросы продолжают «травить на полубаке». А то скажут: на Черноморском флоте только один весёлый человек остался, да и тот Ваня Чиркин. А разве это правда? Так что, пусть читают матросы про разные забавные случаи из жизни, запоминают, да из своей биографии кое-что вспоминают и делятся с товарищами. 1. Отдохнул Жил-был на подводной лодке краснофлотец Семён Баклушин. То есть, жил вообще-то двадцать один год, а на лодке всего один год. Тем не менее, он от чего-то такого вдруг очень устал. И захотел домой в отпуск… Да так самозабвенно этого захотел, что во время поверки, когда выкликали его фамилию, и следовало отвечать на это: «Есть!», Баклушин самозабвенно кричал: «Отпуск!» Старшина повторял: – Баклушин. А тот опять своё самозабвенное: – Отпуск! Стал Баклушин офицера докладными донимать. И столько он этих докладных написал, что офицеру от них в его каюте тесно стало. В последнее время даже спать на этих докладных пришлось… Делать нечего. Отпустили Баклушина в отпуск. Помчался он домой на всех парах. Прибыл. Тут, конечно, радость, поцелуи, вопросы: – Сенюшка, да ты уж не ранен ли? – Типун вам на язык! – Может, какую особую награду получил? – Ннне-ет! Но наша лодка особенно боевая. Все, как один, – с наградами. – А-а-а! Наверное, тебя в командировку направили? – Да нет же! Я в отпуск приехал. – Стало быть, и вся ваша подводная лодка по отпускам разъехалась? – Нет, я один, первый… – А где же остальные? Что ж они теперь делают? – Ну, как что! Наверное, в походе, немцев бьют… – Вот оно что! А ведь мы тебе, Сенечка, только вчера письмо послали. – Да ну! А что ж писали-то? – Да, обыкновенно. Бей, мол, дорогой сынок, немцев без отдыху и сроку… 2. Пушкинская ария На тральщике «Н» служил краснофлотец Константин Зефиров. Он без ума любил художественную литературу. С закрытыми глазами мог он в любое время разобрать по косточкам любого автора, но особенно часто читал Пушкина. Пушкина он читал, а пушку свою, между прочим, совсем не почитал. Он думал, что чистить орудие – это совсем не в плане искусства. И к художественному делу никакого отношения не имеет. К концу года службы Зефиров кое-как научился разбирать пушку, но собирать не мог даже с открытыми глазами. Вот однажды на верхней палубе зачитался Зефиров «Пиковой дамой» и так-то вдруг сладко заснул. Заснул он и видит сон. Будто сам Александр Сергеевич Пушкин его пушку проверяет. Очень сердится и что-то насчёт кранца в стихах говорит… Вдруг подходит великий поэт к старшему краснофлотцу и спрашивает: – Мою «Пиковую даму» читаете? – Читаю. – А мою арию Ленского знаете? — Знаю. – Спойте, пожалуйста! Обрадовало краснофлотца доверие великого поэта, и запел он во всё горло: «Куда, куда вы удалились…» Но тут вдруг громко застучали. Певец обиделся и спрашивает: – В чём дело? А сверху ему спокойно отвечают: – В карцере петь не полагается… 3. Щелкун Однажды на крейсере принимали в комсомол краснофлотца некоего Павла Вертлюгова. Это был лучший строевик на корабле. Быстрый, как лань. Постоянно чист, брит, ни одной заплаты. Глядя на него, каждому хотелось выставить грудь колесом и командовать: «Ать, два! Левой!» Одним словом, молодец! Побольше бы таких! И вот его принимали в комсомол. Как полагается, задавали всякие вопросы. О корабле. О службе-дружбе. То да сё. Вертлюгов на всё отлично отвечал. Собственно говоря, не на всё. Кое на чём он спотыкался. Однако вида не показывал и по-строевому чётко прищёлкивал каблуками. Дело шло к благополучному концу. Вдруг задали Павлу такой вопрос: – Скажите, а художественной литературой вы интересуетесь? Беседуете об этом со своими товарищами? Какую, например, последнюю книгу прочитали? Тут Вертлюгов ответил что-то такое совсем мало вразумительное: – Сс-с-с… тррр… Не разобрать: не то «Севастопольская страда», не то «Строевой устав». Но так как Павел очень внушительно и серьёзно щёлкнул каблуками, то все подумали: – Наверное, «Севастопольская страда». Нет. Не все так доверчиво подумали. И хлоп – ещё вопросы! – Толстого читали? Вертлюгов каблуками – щёлк! – Может, Пушкина? Каблуки – щёлк, щёлк! – Назовите какое-нибудь стихотворение Пушкина, Лермонтова. Хоть одну строчку вспомните. Молчок. Тишина. Только каблуки щёлкают… 4. Скушал… К старшине 1 статьи Василию Свечкину пришли краснофлотцы за табачным «удовольствием». Табачок получили, со спичками – задержка. Не получены. Вопрос к баталеру. – Товарищ Свечкин, а спичек? – Со спичками всякий добрый молодец закурит, а вы попробуйте – без спичек! Краснофлотцы ушли. А тут и обед. Подошёл степенно к камбузу и товарищ Свечкин. С утомленным видом протянул коку свою тарелку. Кок зачерпнул чумичкой воздух и «налил» его в тарелку Свечкину. Тот – в недоумении: – Товарищ кок, а борща? Кок невозмутимо ответил: – С борщом каждый добрый молодец пообедает, а вот вы попробуйте без борща! Записал П. Гаврилов. Слово записал говорит о творчестве коллективном, судя по публикациям послевоенным здесь много от Красовского Афанасия. БЕЙ СИЛЬНЕЕ, БЕЙ! Плакат художника Л. Сойфертиса. ============================================ После освобождения Севастополя отцу «Рынды» Андрею Сальникову, в связи со сменой руководства, места в родной газете не нашлось. И боевая черноморская «Рында» к концу Великой Отечественной войны фактически «приказала долго жить». Некоторое время, правда, продолжал успешно работать на неё Петр Гаврилов, пока и его не отправили «на отдых»; подключился к ней уже, как работник газеты, последний из «рындачей»-создателей Афанасий Красовский, который вместе с Николаем Кирилловым, писавшим басни, ещё пытались сохранить отдел краснофлотского юмора, но, увы… Боевой дух черноморской рынды уже был утерян, да и всефлотский любимец Ваня Чиркин остался там, в грозовом времени борьбы за Севастополь, Одессу, Крым, Кавказ… Остался Чиркин верен его отцам-создателям: Петру Афонину, Александру Баковикову и отлучённому от своего детища, по не понятой мне до конца причине, Андрею Сальникову. Упрекнуть в отсутствии профессионализма боевого журналиста, поэта-песенника – собранное творчество Сальникова не даёт! Прекрасные очерки, горячие зарисовки и репортажи с места боевых действий, зубастая и вовремя поданная сатира, много написанных хороших песен, краснофлотских частушек, так нужных в то грозное время… А если сюда ещё приплюсовать и военный архив газеты «Черноморский лётчик», которую он редактировал, когда его «ушли» из родной газеты. Она ведь, как игрушка, – так всё продумано и выверено на газетных полосах – публикуемые материалы не только хорошо скомпонованы, но и богаты по содержанию и по подбору авторов. Он находит подход и к москвичам, публикации которых тут же ложатся на странички газеты; отслеживает всё написанное набирающими силу поэтами Григорием Поженяном, Василием Субботиным, Анатолием Ленским, Семёном Гудзенко, Александром Межировым … Много публикует новых произведений Петра Гаврилова… Не забывая многолетнюю работу свою на посту начальника отдела культуры газеты, знакомит читателей с новыми книгами Ольги Берггольц, Маргариты Алигер, начинает печатать работы великих художников под рубрикой «Овладевай сокровищницей русской культуры!» с картины «Ледовое побоище» художника А. К. Горбунова… И главное – нет фактически слабых вещей, а это говорит о строжайшем отборе, существующем в его бытность. И ещё одно, сохранившийся архив этой газеты говорит, что редактор, к тому же, скромен. Он не старается использовать газету для своих личных публикаций, считая это не этичным. Так что, люди приложившие руку к вычёркиванию его имени из истории Севастополя, просчитались. Можно убрать физически человека, но настоящее творчество ведь не умирает, какому бы забвению не пытались его предать. Как остались в памяти Ваня Чиркин с неутомимым Кузьмой Бойковым, как осталась прекрасно редактируемая Сальниковым газета «Черноморский лётчик», пока и оттуда его не «ушли», как осталась на века героическая Сальниковская «Сапун-Гора» с прекрасной музыкой Бориса Боголепова. И закончить хотелось словами песни, написанной в апреле 1943 года воином- старшиной 2 статьи М. Божаткиным. ПЕСНЯ И СЛОВО Бывает, на фронте по нескольку суток, В боях не смыкали обветренных глаз. И хочется сесть, отдохнуть хоть минуту, И хочется лечь и поспать хоть бы час. Но только услышишь весёлое слово, Иль бодрую песню боец запоёт, И сон, и усталость проходят, и снова, И снова – в атаку, и снова – вперёд! Ходили отцы наши с песней и словом, И мы с задушевною песней идём! Хорошая песня, горячее слово Нужны, как снаряд нам, Нужны, как патрон! Так что, боевую свою задачу черноморская «Рында» выполнила! Она по праву воевала с бойцами, поднимала дух и воодушевляла на подвиги ради Отчизны и любимой их краснофлотской столицы Севастополя. http://grafskaya.com/?p=5581 Валентина Ходос. Рында воюет... Литературно-историческое исследование. Автор вступ. статьи «Рында — слово моряцкое» — В. С. Фролова. Иллюстрации взяты из архива газеты «Красный черноморец». Севастополь: НПС «ЭКОСИ-Гидрофизика», 2013. — 384 с.: ил. Рында — это не только корабельный колокол или — по другому толкованию — звон, но и удачно названный раздел краснофлотского юмора в газете «Красный черноморец». Сатирический отдел существовал в газете почти с самого начала ее основания — с 1923 года. В середине 30-х годов появился раздел маленького фельетона. В 1940 году, 2 июля, газета перешла на новый, большой формат, а уже 9 июля появилась «Рында». Своим «звоном» она реагировала на недочеты флотской службы, организации быта, отзывалась на спортивные мероприятия, отмечала праздники, воспитывала моряков, призывая блюсти устав. У нее были свои герои: Ваня Чиркин, с которым постоянно происходили забавные «тяжелые» случаи, его невеста Маня и — «пример для молодежи комендор Кузьма Бойков». Тон, в общем-то, безобидных юморесок начал меняться в 1939 году, вместе с откликами на события на белофинском фронте. Из центральной печати на страницы «Красного черноморца» попал и еще один лубочный герой, собрат Вани Чиркина — Василий Теркин, которому еще предстояло стать обобщающим образом всенародно признанного героя-бойца. Для черноморцев таким признанным героем был неунывающий воин Черноморского флота Ваня Чиркин. Повзрослевший с началом войны, окрепший и сильный духом Ваня Чиркин ходил в разведку, брал языка, лупил в рукопашной схватке немцев, убивал обнаглевших бандитов и... переписывался со своей невестой Маней, ставшей в годы войны снайпером. Беспощадно бил врагов и комендор Кузьма Бойков. В книге воспроизведены страницы сатирического отдела газеты «Красный черноморец»: карикатуры, шаржи, прозаические фельетоны и сатирические стихи, эпиграммы, залихватские песни. Авторы «Рынды» постоянно придумывали новые рубрики: старые пословицы на новый лад, веселые частушки запевалы Вьюшки, старинные романсы с новым посвящением, новые мысли и изречения Козьмы Пруткова. Раз рожденные рубрики уже не покидали страниц газеты: так, сатирические рассказы о новых похождениях бравого солдата Швейка в условиях современной войны переходили из номера в номер. Зубастая сатира призвана была поднимать дух защитников и вселять ненависть к врагу. В международных фельетонах высмеивались «верный пес Манергеймка», «норвежская шавка» Квислинг, Муссолини, «Антонеску-горлохват, что на Одессу шлет солдат». Румынам, воевавшим на южных фронтах войны, доставалось особенно сильно. Не забывали, конечно, пускать ядовитые стрелы в адрес Гитлера и Геббельса. Что-то звучит актуально и сегодня, например, вот это: «Протухшей утки не раздуть в слона, кого ж надует лживая шпана?»; «Весь мир мутит от геббельсовских уток, // И промысел утиный уж не нов. // Сейчас толпа газетных проституток // Решила уток… превратить в слонов. // И лжет и снова лжет — чего уж проще! // Потуги эти жалки и смешны, // Из уток, что ощипаны и тощи, // выходят смехотворные слоны». Валентина Ходос, автор этого литературно-исторического исследования, дает необходимые комментарии к текстам и карикатурам, рассказывает об отцах-создателях «Рынды» — Андрее Сальникове, Петре Афонине, Александре Баковикове, Афанасии Красовском. На «Рынду», кроме них, в военные годы работали Петр Гаврилов, Лазарь Лагин (автор «Старика Хоттабыча»), Ян Сашин, Лев Длигач, Павел Панченко, Анатолий Ленский; художники Леонид Сойфертис, Федор Решетников, Константин Дорохов, Николай Щеглов. Определить, кому конкретно принадлежит тот или иной материал, практически невозможно — это было коллективное творчество, порой и карикатуры делали попарно. Зато В. Ходос постаралась проследить жизненный путь, судьбу тех мастеров пера, журналистов, писателей, художников, которые сделали свой вклад в победу. Боевая черноморская «Рында» существовала до конца Великой Отечественной войны. http://magazines.russ.ru/neva/2014/12/10z... Перелистал газету Черноморского флота "Красный черноморец" за 1941-1944 годы и встретил имя Лазаря Иосифовича Лагина много и много раз. И хотя Лагин не числился в штате редакции, — работал в политуправлении флота, — но его участие в газете было более чем заметным: автор "Старика Хоттабыча" — книга вышла за несколько лет до начала Великой Отечественной войны и была популярной, как сейчас говорят, — был просто находкой для газеты. Лазарь Лагин для своей журналистской деятельности избрал в газете юмористический отдел "Рынду". Что такое — рында?! Объясняю.. У опытных современных мареманов не спрашивайте, а то они вам скажут, что рында — это судовой колокол, что будет неправильно. А я, как сухопутный товарищ, поясню: на судах торгового флота и в парусном флоте, -раз "парусном", значит это было в старое доброе время! — троекратный бой в судовой колокол. "Били рынду" в момент истинного полдня. После того, как я прояснил вопрос с рындой, перейдём к фельетонисту Лазарю Лагину и посмотрим, что он сделал только за один сентябрьский месяц военного 1941 года в "Рынде": 4-го сентября Лагин печатает свою первую басню "Прохожий и бандит". 5-го сентября. Появляется "Геббельс на небесах". 9-го сентября. К одесскому сезону, — немецкие войска в это время подошли к Одессе! — писатель дает рекомендации румынским солдатам и офицерам о необходимости приобретения в универсальном магазине "Торгашеску и сыновья" следующих вещей, столь необходимых при походе на Одессу-маму. "1. Кальсоны защитного (коричневого) цвета. Необходимы при встрече с советскими моряками.,/' Советов много, — писатель потрудился на славу. Не забыл он и о душе, — политработники, вытеснив священников, заняли их места. Лагин предлагает приобрести всё в том же магазине граммофонные пластинки типа: "Голос моего хозяина", песни — ~ "Лакейская хоровая (слова Антонеску в обработке Геббельса); романс "Бей меня, режь меня" (посвящается Адольфу Гитлеру); "Ликуй, Румыния!" — концерт для четырёх скрипок, в сопровождении похоронного оркестра". В этом же номере Л. Лагин, по-отечески заботясь о будущем румын, помещает объявление: "Отправляясь на русский фронт, не забудь заказать изящный и гигиенический гроб. Господам офицерам гробы доставляются на дом. С почтением, похоронное бюро "Румынская доля." 11-го сентября. Совместно со Львом Длигачем и Александром Ивичем Л. Лагин составляет обширную "Приходно-расходную книжку фашистского генерала: 1Х.41 г. Пришли две дивизии наших войск. 1Х.41 г. Обе дивизии израсходованы полностью." 14-го сентября, Л. Лагин и Л. Длигач публикуют письма в "обработке Геббельса" и помещают телеграмму: "Срочная из Рима, Итальянской обл., гитлеровской вотчины. Командующему Одесским фронтом Румынской королевской армии. Подтвердите. Правда ли, что из Одессы стреляют? Удиралиссимус Драпалини." 18-го сентября. Технические обозреватели Л. Лагин и П. Панченко сообщают: "В связи с тем, что советскими к английскими бомбардировщиками разрушен ряд немецких электростанций, в германском министерстве народного хозяйства срочно разрабатывается проект строительства гидроэлектростанций, основанных на использовании воды из геббельсовских статей. Специальные фильтры будут очищать воду от нечистот." 28-го сентября. Фашисты подошли к Перекопу. Для господ генералов, офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов германской армии, политработник, (поп — по нынешнему!) майор Лагин составляет санитарно-курортную справку: "Крым — место курортное. Голубое море, чистый воздух, виноград, фрукты, горы — всё это бесспорно обладает выдающимися целебными свойствами. Наиболее действенные лечебные процедуры, предлагаемые советскими бойцами фашистским бандитам: 1. Ванны: а) холодная, б) грязевая (Сивашская). 2. Уколы (штыковые). 3. Горячие припарки (артиллерийские). 4. Свинцовые примочки из первоклассных советских пуль. 5. Массаж прикладом... Возможны варианты!" Это работа только за один месяц войны. Я не учёл ещё здесь многочисленные подписи под сатирическими рисунками Леонида Сойфертиса и Константина Дорохова, не учёл и лагинские псевдонимы. "Рында" на страницах "Красного черноморца" станет рабочим местом политработника Лагина. Под "Рындой" он и напечатает свою первую военную сказку "Шёл трепач", — случилось это 23 октября 1941 года. Забегая вперёд, скажу, когда Лазарь Лагин подарил мне свои "Обидные сказки", выпущенные журналом "Крокодил" в 1959 году, на одной из сказок — "Испекла бабка пирог" — он написал: "Опубликована в "Кр. черноморце" во время обороны". Но я не смог обнаружить ее в газете. Возможно, писатель ошибся. Зато на страницах "Красного черноморца" было напечатано множество других сказок: "Страхи-ужасы" в двух номерах публиковалась сказка "Чудо-бабка н волшебное зеркальце" в четырёх, "Крымские приключения барона Фанфарона"... Как бы я ни готовился к встрече с Лагиным, но надо признаться, шёл я к нему с душевным трепетом. Как там ни крути, а шёл я к "отцу", — он же и мать! — прославленного во всех странах света джинна Гассана Абдурахмана ибн Хоттаба. Во мне, взрослевшем на лагинской волшебной сказке, продолжал жить мальчишка. "А вдруг и правда Хоттабыч живёт в квартире писателя!?" Вдруг я не понравлюсь этому джинну, который сам заявил о себе: "Я могущественный и неустрашимый дух, и нет в мире такого волшебства, которое было бы мне не по силам... Назови моё имя первому попавшемуся ифриту, или джинну, что одно и то же, и ты увидишь, как он задрожит мелкой дрожью и слюна в его рту пересохнет от страха." Страшно то как!.. Вдруг выдернет этот "неустрашимый дух" пару волосков кз своей бороды, произнесёт над ними магическое слово, и к повисну на люстре, или вылечу в форточку и буду лететь по улице Черняховского, — там живёт писатель! — пугая прохожих. Бр-р... А может и сам писатель чем-то похож на своего героя? Ведь сказал же Флобер: "Эмма Бовари — это я!" — Каков он из себя, писатель Лагин? — поинтересовался я у севастопольского поэта Афанасия Красовского перед отъездом в Москву: Поэт Афанасий Красовский, — бывший штатный репортёр "Красного черноморца" — часто встречался с Лагиным во время войны. Да и как было не встречаться: сотрудничали вместе в "Рынде". А к более поздним очеркам Лагина Афанасий Красовский, как фоторепортёр, давал снимки. — Лагин-то? Это, брат, сила-мужик! Я, тогда ещё молоденький морячок-корреспондент, глядел на него как на Бога. Ещё бы, ведь он был автором волшебной повести, которую читали в окопах Севастополя. И, когда он появлялся на огневых позициях, вслед ему неслось с уважением: "Смотрите, Хоттабыч идёт!" Здоровый он был, крупный. Брови кустистые нависают над пронзительными глазами. Одним словом, обличьем похож на поэта Владимира Луговского... Встречался с Луговским? Он недавно побывал в Севастополе! — Но у Луговского не было бороды! — А кто тебе сказал, что у Лагина борода? Может только сейчас завёл для солидности, которой ему не занимать... https://www.proza.ru/2012/02/29/985 
|
|
|
облако тэгов
