То, что вы сейчас прочтете, меньше всего
литературоведческая работа о жизни и творчестве великого
фантаста и сатирика Герберта Джорджа Уэллса. Моя цель куда
скромнее. Я хочу поделиться с читателем несколькими
отрывочными, быть может, даже недостаточно доказательными
соображениями о писателе и литературном жанре, которые мне
дороги и как литератору и как читателю.
Итак, немногим более ста лет назад в Англии родился
человек, которого звали Герберт Джордж Уэллс. Он был сыном
младшего садовника и горничной в аристократическом имении
Ап-Парк, учился на медные гроши и двадцати девяти лет от роду
выпустил в свет небольшой роман «Машина времени», который в
несколько недель сделал его знаменитым писателем. На границе,
казалось бы, столь далеких друг от друга жанров, как сатира и
научная фантастика, создал он свое произведение и первым же
романом положил прочную основу социально-сатирической
фантастике — новому и полноценному жанру «большой»
литературы.
Человек потрясающего размаха воображения и железной
работоспособности, Уэллс за каких-нибудь девять последующих
лет написал почти все те произведения, которые и по сей день
составляют не только «золотой фонд» фантастической
литературы, но и являются непревзойденными образцами этого,
поверьте мне, очень трудного и трудоемкого жанра.
Присмотритесь повнимательней к списку произведений,
созданных писателем за этот короткий срок. Биографы назовут
все эти вещи «ранним Уэллсом». Я добавил бы к этому перечню
еще один роман — «Мистер Блетсуорси на острове Ремпол»
(1928 г.) и назвал бы этот блистательный список «классическим
Уэллсом».
Вот он, «ранний Уэллс»: «Машина времени» (1895г.),
«Остров доктора Моро» (1896 г.), «Человек-Невидимка» (1897
г.), «Борьба миров» (1898 г.). «Когда спящий проснется» (1899
г.).В этом же, 1899 году —- два таких блистательных рассказа,
как «Человек, который мог творить чудеса» и «Звезда». В 1901-м
— «Первые люди на Луне», в 1904-м — «Пища богов».
Кроме того, за те же первые несколько лет написаны такие
маленькие шедевры, как «Страна слепых», «Волшебная лавка»,
«Калитка в стене», «Хрустальное яйцо», «Остров эпиорниса», «В
бездне», «Странный случай с глазами Дэвидсона», и много-много
других.
Во всех этих повестях, романах, рассказах через край било
богатство сатирической и фантастической выдумки, одинаково
покоряли сердца и юных и самых искушенных взрослых
читателей увлекательность рассказа, удивительная достоверность
и убедительность самых, казалось, невероятных событий,
происходивших, как правило, с самыми обыкновенными, даже
заурядными людьми и в самой обыденной, неромантической
обстановке. Вспомните хотя бы «Войну миров», «Человека-
Невидимку», первые главы романа «Первые люди на Луне» и,
конечно, совершенно классический в этом отношении рассказ
«Человек, который мог творить чудеса». (Кстати говоря, у нас его
в последние годы вопреки данному автором заголовку почему-то
стали называть «Чудотворец». А ведь весь смысл этого рассказа
как раз в том и состоит, что человек — его имя Фотерингей —
мог, но так и не сотворил ни одного мало-мальски толкового
чуда.)
Вот уже семь десятилетий прошло с тех пор, как появился
первый роман Уэллса, и столько же времени литературоведы
пытаются провести параллель между творчеством Уэллса и
Жюля Верна.
Сам Жюль Верн как-то сказал: «Если я стараюсь
отталкиваться от правдоподобного и в принципе возможного, то
Уэллс придумывает для своих героев самые невозможные
способы. Например, если он хочет выбросить своего героя в
пространство, то придумывает металл, не имеющий веса».
Уэллса «защищали»: дескать, и у него можно найти много
научных и технических идей, позже претворенных в жизнь.
Значительно позже, чем жюль-верновские, но зато на более
высоком уровне науки и техники. Разве не в произведениях
Уэллса читаем мы, — переводя на язык современных терминов,
— о производстве искусственных алмазов, телевидении, авиации,
да еще стоящей на службе войны, тепловых лучах — родных
братьях современного, лазера, и, наконец, ни более и ни менее,
как об атомных бомбах? Да и путешествие во времени сейчас, в
свете учения Эйнштейна, не такая уж невыполнимая вещь.
Пройдет какое-то время, достигнет человечество околосветовых
скоростей, и, пожалуйста, улетай себе на здоровье с Земли.
Полетаешь лет десять и вернешься на Землю, где за этот срок
пройдет во много раз больше времени...
Но ведь основное различие между фантастикой обоих этих
писателей совсем не в степени реальности научно-технических
идей, о которых в том или ином произведении говорится. Разница
в том, какую роль эти идеи в произведениях играют. У Жюля
Верна, страстного поборника научно-технического прогресса,
они часто составляют самую суть вещи (хотя, конечно,
содержание произведения этим не исчерпывается), у Уэллса они
в первую очередь средство для наиболее острого и убедительного
выражения большой социальной идеи.
Замените кэворит в «Первых людях на Луне» каким-нибудь
другим, хотя бы атомным, двигателем. Что от этого изменится в
сюжете, в характерах и судьбах его героев, в потрясающей
картине общественного строя и жизни селенитов? Почти ничего.
Пусть изобретатель из рассказа «Человек, делавший алмазы»
вместо алмазов придумал бы, как делать золото, или платину, или
еще что-нибудь подобное. Что изменилось бы в рассказе, в
трагической судьбе Изобретателя, и много ли слов пришлось бы
вычеркнуть и взамен их вставить новых?
Уэллс о своих фантастических произведениях писал:
«Интерес подобных историй заключается не в выдумке, а в их
нефантастических элементах. Сам по себе вымысел — ничто...
Интересными эти выдумки становятся тогда, когда их переводят
на язык обыденности и исключают все чудеса, заключающиеся в
рассказах».
Много споров ведется вокруг того, что же в конце концов
следует понимать под словом «фантастика». И является ли такая
вещь, как «Машина времени», например, с ее безрадостной
картиной человечества очень далекого будущего, человечества,
разделенного на морлоков и элоев, пессимистическим
произведением?
А как оценили бы некоторые чересчур мнительные критики
фантастическую повесть, которую Владимир Ильич в далекие
дореволюционные годы уговаривал написать А. Богданова —
автора фантастических повестей «Инженер Мэнни» и «Красная
звезда»? Ленин, по свидетельству А. М. Горького, предлагал А.
Богданову нарисовать фантастическую картину бедствия,
которое терпит человечество в результате того, что капиталисты
хищнической добычей начисто растрачивают все естественные
богатства Земли. Что это? Пессимизм? Конечно, нет. Это
предупреждение.
В Большой Советской Энциклопедии сказано: «Фантастика
— представления, мысли, образы, созданные воображением, в
которых действительность выступает в преувеличенном и
сверхъестественном виде». Если принять это определение (а оно,
на мой взгляд, правильно), то можно с основанием утверждать,
что у Уэллса — фантаста-сатирика куда больше общего с
Щедриным — автором «Истории одного города» и Свифтом —
автором «Путешествий Гулливера», чем с Жюлем Верном.
Действительность капиталистического общества, тенденция
его развития и неизлечимые его болезни — вот что в
«преувеличенном и сверхъестественном виде» служит объектом
сатирического бичевания в фантастических произведениях
Уэллса, независимо от того, в прошлом, настоящем или будущем,
в городке юго-восточной Англии или на выдуманном автором
острове разворачиваются события.
Наивно поэтому считать, что Уэллс и на самом деле
представляет себе будущее человечества таким, каким оно
описано, к примеру говоря, в «Машине времени» или в романе
«Когда спящий проснется». Сам Уэллс когда-то назвал
нарисованную им в «Машине времени» картину будущего
«преднамеренным пессимизмом». Сейчас подобного рода
романы называются «романами-предупреждениями».
Критические, полные взрывчатой сатирической силы
фантастические произведения Уэллса показывают все новым и
новым миллионам читателей во всем мире чудовищное
несовершенство, несправедливость, неразумность и
историческую обреченность капиталистического строя. Этим нам
и дорог Уэллс — классик английской и мировой литературы.
Ограниченный темой моих заметок, я могу здесь только
упомянуть об Уэллсе — авторе великолепных антифашистских
произведений, таких, как романы «Самодержавие мистера Пар-
гема» (1930 г.), «Бэлпингтон Блепскнй» (1933г.), «Необходима
осторожность» (1941 г.). А классическая повесть «Игрок в
крокет» (1936 г.) с ее фантасмагорическим мрачным Каиновым
болотом, чье тлетворное дыхание отравляет сознание людей!
Помните заключительные абзацы этой повести? Вряд ли во всей
художественной антифашистской литературе найдете вы равные
по разящей силе сарказма слова, которые бы так били по
обывателю. По тому самому мещанину, на равнодушных плечах
которого фашизм въезжал в историю человечества.
«— Мне надо идти, — сказал я. — В половине первого я
должен играть с тетушкой в крокет.
— Но что значит крокет, — крикнул Норберт нетерпеливо,
— когда мир рушится у вас на глазах?
Он сделал такое движение, словно собирался преградить мне
путь. Ему хотелось продолжать свои апокалиптические
пророчества. Но я был сыт ими по горло.
Я посмотрел ему в глаза твердым, спокойным взглядом и
сказал:
— А мне наплевать! Пусть мир провалится ко всем чертям.
Пусть возвращается каменный век. Пусть что будет, как вы
говорите, закатом цивилизации. Очень жаль, но сегодня утром я
ничем не могу помочь. У меня другие дела. Что бы там ни было,
но в половине первого я, хоть тресни, должен играть с тетушкой
в крокет».
Однако Уэллс становился беспомощным прожектером
каждый раз, когда он от критики капитализма переходил к
изложению положительного идеала.
Увы, такова была участь многих других крупнейших
писателей. Сильные в критике существующего строя, они
выдумывали взамен его безжизненные, наивные и
прекраснодушные утопии. Даже такой титан русской и мировой
литературы, как Лев Николаевич Толстой. «Толстой смешон, как
пророк, открывший новые рецепты спасения человечества...», —
писал Владимир Ильич, чрезвычайно высоко, как известно,
ценивший художественный гений Толстого.
Не менее смешон и оторван от реальной жизни
капиталистического общества был и Уэллс со своими планами
идеального устройства человечества.
Ранней осенью 1920 года Уэллс едет в Россию. Две недели
знакомится он с жизнью страны, ожесточенно борющейся с
белогвардейщиной и иностранными интервентами, безмерно
страдающей от разрухи, голода и эпидемий. Друзья Уэллса
отговаривают его от этой «опасной для жизни» поездки,
многочисленные враги молодой Республики Советов «дружески»
объясняют писателю «безумие его затеи».
Запомним: тогда, в 1920 году, Уэллс был первым из
тогдашних властителей дум, который рискнул поехать в
«загадочную и полную неизведанных опасностей страну
большевиков». Самый факт его поездки в Россию и
благополучного возвращения на родину был ощутимым ударом
по белогвардейской и империалистической пропаганде тех лет.
Вскоре после возвращения Уэллс выпускает книгу,
встреченную злобным воем всей мировой реакции. Любое
правдивое выступление о Советской стране было в те тяжелые
годы особенно ценным для нас. В данном случае с правдивым
словом о блокированной России выступил писатель, к мнению
которого прислушивалась интеллигенция всего мира.
Уэллс, неоднократно и очень резко выражавший свое
несогласие с учением Карла Маркса, и в своей новой книге
посвятил немало строк «критике» марксизма. (Удивительно, но
этот писатель, создавший столько художественных
произведений, беспощадно разоблачавших пороки
капиталистического, классового общества, умудрялся в своих
публицистических выступлениях в корне отрицать теорию
классов и классовой борьбы.)
Новая книга Уэллса называлась «Россия во мгле». Она была
достаточно насыщена невеселыми картинами разрухи, царившей
тогда в России, размышлениями и прогнозами, которые особенно
беспомощно звучат сейчас, когда прошли проверку временем, да
и тогда звучали достаточно наивно. Но в этой книге было в то же
время черным по белому написано, что «...не коммунизм терзал
эту страдающую и, быть может, погибающую Россию
субсидированными извне непрерывными нападениями,
вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жестокой
блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой
английский журналист несут гораздо большую ответственность
за эти смертные муки, чем любой коммунист».
В капиталистическом мире звон стоит от беспардонного
вранья и клеветы на партию большевиков — на вождя революции
Владимира Ильича Ленина. Уэллс пишет: «Сегодня коммунисты
морально стоят выше всех своих противников».
«Единственное правительство, которое может сейчас
предотвратить такой окончательный крах России, — это
теперешнее большевистское правительство... В настоящее время
никакое другое правительство там немыслимо. У него, конечно,
множество противников — всякие авантюристы и им подобные
готовы с помощью европейских государств свергнуть
большевистское правительство, но у них нет и намека на какую-
нибудь общую цель и моральное единство, которые позволили
бы им занять место большевиков».
Он пишет об огромном впечатлении, которое произвел на
него «изумительный невысокого роста человек», Владимир
Ильич Ленин, и честно признается, что, разговаривая с Лениным,
он понял, что «коммунизм... все-таки может быть огромной
творческой силой».
Вряд ли врагов революционной России, встретивших в
штыки «Россию во мгле», утешили те страницы, где Уэллс назвал
исторический план ГОЭЛРО «электрической утопией», а
убежденного в реальности этого плана Владимира Ильича —
«кремлевским мечтателем». Они прекрасно отдавали себе отчет,
что в главном, в оценке Ленина, большевиков, Советского
правительства, уже сказано было то решающее, что ставило под
сомнение недоверие Уэллса к тому же плану электрификации.
Что до слов Уэллса об «электрической утопии», то здесь в
великом фантасте как раз и говорил неудачливый автор
нежизненных, умозрительных утопий. Писатель, всю
сознательную жизнь критиковавший капитализм, увы, не
понимал великих творческих возможностей, которые заложены в
народе, работающем не на эксплуататоров, а на себя.
«Приезжайте снова через десять лет и посмотрите, что
сделано в России за это время», — сказал ему Ленин. В 1934
году, когда Уэллс снова приехал в Советский Союз, вся страна
была единой, огромной стройкой. Уэллс на деле мог убедиться,
насколько был прав Ленин.
Но главным в книге «Россия во мгле» было, конечно,
признание перед всем миром исторической необходимости
партии большевиков, Советской власти.
В своем предисловии ко второму изданию «России во мгле»
(она была издана в 1959 году трехсоттысячным тиражом) Глеб
Максимилианович Кржижановский писал: «Эта историческая
правда имела в те годы огромное прогрессивное значение, и
заслуга писателя здесь неоспорима. Большая правда заслоняет
собой мелкие ошибочные утверждения и подчас наивные
заблуждения автора книги «Россия во мгле».
24 мая 1945 года, незадолго до своей кончины, Уэллс
выступил на страницах центрального органа Коммунистической
партии Великобритании. «Я являюсь избирателем лондонского
округа Мерилебон, — писал он, — и активно поддерживаю
возродившуюся коммунистическую партию. Я собираюсь
голосовать за нее».
Сейчас, когда я дописываю последние строки этих заметок, у
нас в стране, в других странах сотни молодых и немолодых
читателей впервые для себя раскрывают страницы
фантастических произведений Герберта Джорджа Уэллса.
Впервые для них — закутанный с головы до ног незнакомец
вваливается в трактир «Повозка и кони», бросает на пол саквояж
и кричит: «Огня!.. Поскорее огня! Комнату и огня!» И еще никто
— ни хозяйка трактира, ни читатели — не знает, что этот
незнакомец прозрачен, совершенно прозрачен. Что он невидимка.
Впервые для множества читателей кругленький профессор
Кэвор знакомится с неудачливым дельцом, уединившимся в
глуши, чтобы поправить свои дела сочинением пьесы.
Впервые для множества читателей на пустоши между
Хорзеллом, Оттершоу н Уокингом зароется в песок раскаленный
снаряд, принесший на Землю первую группу жестоких и
могущественных завоевателей, а «за триста с лишним миль от
Чимборасо, за сто миль от снегов Котопахи, в самой дикой глуши
Экваториальных Анд», скатится с крутой скалы в таинственную
Страну Слепых веселый и мужественный проводник Нуньес,
который поначалу так был уверен, что в «Стране Слепых и
кривой — король»...
Каждый день вот уже семьдесят с лишним лет для сотен и
тысяч новых читателей впервые раскрывается великолепный,
полный блистательной выдумки и очень важных мыслей мир
уэллсовской фантастики.
Сказать по совести, я им чертовски завидую.