Джон Госворт – поэт, писатель, антологист и знаток ужасного и сверхъестественного. Наибольшую известность приобрела серия антологий «хоррора», выходившая под его редакцией в 1930-х. Первые две книги — «Странное сборище» (1932) и «Коллекция кошмаров» (1933) выпущены под настоящей фамилией редактора (Фиттон Армстронг), остальные – «Новые страшные истории» (1934), «Ужасы, тайны и преступления» (1935), «Мурашки по коже» (1936), «Злодеяния и кошмары» (1936), «Шедевры ужаса» (1936) и «Двадцать страшных историй» (1945) – были изданы анонимно. Антологии Госворта сделаны на необычайно высоком уровне, они выделяются на фоне множества «антологий о сверхъестественном», вышедших в 1920-1945 гг., представляют собой уникальное собрание произведений в жанре хоррор.
Несомненно, это жанровые тексты высочайшей пробы, но определить их более точно не удастся никому. Конечно, надо упомянуть, что от первой антологии Госворт отказался, переиздав почти все произведения в следующих книгах, а последнюю составил из уже использованных материалов. Все же остальные как будто можно классифицировать: в «Коллекции кошмаров» собраны contes cruels, «Новые страшные истории» содержат более традиционный хоррор, «Ужасы, тайны и преступления» — включают детективные элементы, «Мурашки по коже» – ближе к триллеру, «Злодеяния и кошмары» — к мистике, «Шедевры ужаса» — содержат немало элементов приключенческого жанра. Но эта дефиниция не точна. Под одной обложкой оказываются традиционные английские рассказы о привидениях, истории безумия и кошмаров, леденящие кровь рассказы о реальных происшествиях, экзотические «восточные» сказания и образцы оккультной прозы. В «детективном» томе обнаруживается, к примеру, «Кинотеатр с призраками» С. Грэхема, а в «ужасном» — «Аквариум с золотыми рыбками» М. Ф. Шиля, в «мистическом» — жестокие и кровавые истории Мейерштейна и так далее. Традиционные рамки вообще нельзя применять к тому, что Госворт делал. Такого больше не было – да и быть не могло.
Как писателю удалось собрать столько единомышленников? Публиковались архивные тексты – не только извлеченные из архива Ричарда Миддлтона (здесь помощь Мейчена была бесценной, но и для самого классика полезной – прочитав рассказ «Удивительные иероглифы», Вы узнаете, как и почему Мейчену удалось написать «Сияющую пирамиду»). К примеру, Госворт напечатал два рассказа Рональда Росса, лауреата Нобелевской премии, человека, который вошел в историю медицины, победив малярию. Неудивительно, что великий ученый не предал гласности эти страшные тексты, вполне доступные фрейдистскому анализу и демонстрирующие, какие демоны обитают в головах мудрейших из нас. Госворт использовал уникальные познания неутомимого путешественника Стивена Грэма – так в антологиях появились «русские тексты», в том числе очень вольный перевод повести А.И. Куприна. Примеры можно длить и длить. Книги издавались лучшими тогдашними компаниями; в большинстве из них иллюстрации интересных художников – в частности, Нормана Кина. Блестящие тексты сопровождаются удивительным визуальным рядом… В общем, пиршество для ума и глаз, отдых – и величайшее испытание…
Разгадать загадку Джона Госворта читатели смогут сами – в этой колонке будут и в дальнейшем появляться эссе об авторах, сотрудничавших с ним; а мы запускаем серию антологий «Библиотека Джона Госворта».
Первая из книг — «Новые страшные истории», тридцать рассказов об ужасном 16 авторов, выступающих в разных жанрах: от фантастики до реалистической прозы, от юмора до натурализма, от мистики до детектива. В книгу включены: уже знакомые читателям моей колонки «Медуза: история безумия» Э.Х. Визиака, "Как стать мужчиной" Ричарда Миддлтона, а также множество впервые переведенных текстов; один из величайших рассказов об алхимии – «Джошуа Гринвей» Э.Г.У. Мейерштейна; еще пять рассказов Ричарда Миддлтона, от веселых «Удивительных иероглифов» до кошмарной истории «Мокрые глаза, печальные губы»; необычный детектив М.Ф. Шиля «Аквариум с золотыми рыбками»; три рассказа Фредерика Картера, в том числе «Мадам Лабисмина», жуткая переделка на новый лад всем известной сказки, в которой традиционный злодей жалок, испуган и смешон; классически выверенный «Дом пыли» Герберта Де Гамеля; два рассказа Чарльза Даффа, изящные реверансы в честь мастеров жанра; и многое другое. Наверное, удивит читателей фантастический рассказ Р.Г. Мегроза, лучшие страницы Мейчена напомнит рассказ Госворта «Сцилла и Харибда»… Может показаться странным включение в сборник некоторых произведений. «Следствие и причина» Стивена Грэма – история о войне, в котором вроде бы ничего ужасного нет, кроме самой идеи, управляющей действиями героев; большая фантастическая повесть Шиля «Как развивается Жизнь» — очень странное (по-настоящему странное!) визионерское сочинение, которому было бы не место в сборнике «хоррора», если б не философская первооснова. Классик по-своему решает те вопросы, которые ставил в своей прозе Г.Ф. Лавкрафт; думается, любителям лавкрафтовской фантастики текст Шиля будет особенно интересен. А ещё… Впрочем, остановлюсь. Замечу, что из двух рассказов Мейчена один дается в новом переводе, второй впервые переведен в окончательной версии. Прочие тексты на русском не печатались никогда.
перевод А. Сорочана и Е. Беренштейна, объем 320 с., портреты авторов в тексте…
Все прочие антологии будут републиковаться полностью, объем будет сильно различаться. Самая большая из антологий «Ужасы, тайны и преступления» — почти 900 страниц увеличенного формата; чтобы иметь возможность оплатить работу переводчиков, буду вынужден разделить ее на два тома, что, кажется, более-менее честно. Планируется в дальней перспективе и продолжение серии – книги авторов, близких Госворту: М. Ф. Шиля, Луиса Трэйси, Томаса Берка, а также антологии, составленные современниками Госворта и представляющие во многом близкие литературные явления…
Все страхи мира: Horror в литературе и искусстве: Сб. статей. СПб. – Тверь: Изд-во Марины Батасовой, 2015. – 384 с.
Основу сборника составили материалы одноименной международной научной конференции, проведенной в Пушкинском Доме 24–25 апреля 2014 г. В центре внимания авторов сборника – категория «ужасного», актуальная для филологов, музыковедов, театроведов, философов, психологов. Заявленная тема, затрагивающая проблематику различных гуманитарных наук, выходит за рамки отдельных жанров и традиций. В сборнике представлены различные методы исследования такой «пограничной» категории, как «ужасное», на материале произведений литературы, фольклора, кинематографа и других видов искусств.
"Многие из его детективных и мэйнстримовых романов до сих пор приятно читать, хотя после первых публикаций прошло уже много лет, но сегодня Джепсона помнят прежде всего из-за одной книги, романа в жанре сверхъестественного ужаса".
"Джепсон добился такого успеха, что сам «Великий Зверь», Алистер Кроули, благосклонно сравнил роман с пантеистическими работами Блэквуда и очень много из него позаимствовал для своего «Гимна Пану»"
Джон Пелан
[/i]Джепсон, Эдгар. Дом 19: Роман / Эдгар Джепсон; Пер. с англ. А. Сорочана. – оПУС М, 2015. – 248 с.; илл. (Странная классика).
В книгу включен один из лучших английских романов о возвращении древних богов, о явлении Пана, об оккультизме и магии, об Ужасе и Восторге. Среди персонажей романа – Артур Мейчен и Альфред Дуглас. Лучшая книга Эдгара Джепсона – впервые на русском! Иллюстрации Г. Бема.
Содержание
Дом 19, с. 5-222
Джон Пелан. Сад Эдгара Джепсона, с. 223 -232
Александр Сорочан. Великий Пан и другие боги: Ужас и Восторг в литературе конца XIX – начала ХХ веков, с. 233-247
Многим читателям уже известно, что в продолжение антологии "странных историй" "Тварь среди водорослей" готовится и антология, посвященная целиком журналу Weird Tales. Содержание пока разглашать рано. Антология будет посвящена "золотому" периоду в истории журнала, когда изданием руководил Фарнсуорт Райт и когда в Weird Tales публиковались Лавкрафт, Говард и Смит — но не только они. В антологию войдут три десятка произведений очень разных авторов — известных и забытых, культовых и популярных... Рассказы и повести отражают весь спектр пристрастий редакции и читателей "уникального журнала" — таков был слоган Weird Tales. На страницах антологии нашлось место высокой поэзии и самому что ни на есть дешевому чтиву, триллерам и хоррору, мистике и приключениям. В журнале действительно была создана неповторимая, оригинальная атмосфера. (Отчасти она сохранилась и в более поздних выпусках; антология, посвященная Weird Tales 1940-1954, уже составлена, работа над ней, впрочем, только началась...)
Часть переводов я уже получил; увы, на редактуру и на сочинение вступительной статьи времени совсем не остается из-за других проектов. И раньше осени работа завершена не будет. Но всем заинтересованным лицам представляю один из текстов, который войдет в антологию. Это рассказ Кларка Эштона Смита "Девятый скелет" (Ninth Skeleton), впервые напечатанный в WT в сентябре 1928 года. Текст воспроизводится с любезного разрешения переводчика Сергея Денисенко. Приятного чтения!
Кларк Эштон Смит
Девятый скелет
Как-то голубым прозрачным апрельским утром я собрался встретиться с Гиневрой. Мы договорились о свидании на Боулдер Ридж, месте, хорошо известном нам обоим – небольшой поляне, окруженной соснами и валунами, на полпути от дома ее родителей в Ньюкасле и моей хижиной на северо-востоке Ридж, недалеко от Оберна.
Гиневра – моя невеста. Нужно объяснить, что сейчас, когда я пишу эти строки, наши разногласия с ее родителями уже счастливо разрешились. Тогда же они были таковы, что родители запрещали нам общаться, и мы встречались тайком и очень редко.
Ридж – длинная и оползающая морена, усеянная многочисленными валунами, что определено в ее названии , и выступающими на поверхность породами черного вулканического камня. Фруктовые ранчо в нескольких местах уцепились за ее склоны, едва ли культивированные, поскольку почвенный слой здесь тонкий, каменистый и не пригодный для земледелия. Искривленные сосны фантастических форм, калифорнийские кипарисы и корявые дубы придают этому дикому и странному пейзажу более чем прямое сходство с японским стилем.
Место нашего свидания с Гиневрой находится где-то в двух милях от моей хижины. Я родился под сенью Боулдер Ридж, в течение тридцати с лишним лет жил в ее окрестностях и знаком буквально с каждым прутиком дикого и прекрасного пейзажа. До того апрельского утра я не удержался бы от смеха, скажи мне кто, что я могу здесь потеряться... С тех пор, уверяю вас, я не склонен смеяться...
Действительно, это утро было создано для любовных свиданий. Дикие пчелы жужжали в полянках клевера и в пышных белых соцветиях кустов краснокоренника, опьяняющих воздух тяжелым и странным ароматом. Большинство весенних цветов распустились вокруг: краски цикламена, желтой фиалки, мака, дикого гиацинта и литофрагм переливались на зелени полян. Между изумрудом конских каштанов, серо-зеленым цветом сосен, золотом и синевой дубов просматривались белоснежные вершины Сьерры, прозрачная голубизна Берегового хребта и сиреневые долины Сакраменто. По едва заметной тропинке среди валунов я продвигался к месту нашей встречи.
Все мои мысли были о Гиневре, и я лишь мельком отмечал живописные весенние красоты, окружавшие мой путь. Где-то на полпути от моей хижины до места свидания я вдруг заметил, что солнечный свет померк, и подумал, что это, видно, апрельская тучка, появившаяся незаметно из-за горизонта, набежала на солнце. Представьте мое удивление, когда оказалось, что синее небо превратилось в зловещее серо-коричневое, и посреди него огромным красным углем горело солнце. Тут я с недоумением увидел, что окружающий меня пейзаж совершенно изменился, и мое удивление переросло в ужас. Я остановился, огляделся и понял: невероятно, но я сбился с пути. Сосны по сторонам стояли незнакомые, более огромные, более корявые; их корни корчились, словно змеи, на скудной земле без травы. Огромные валуны были похожи на чудовищные монолиты друидов. Это было похоже на кошмарный, но очень реалистичный сон; я тщетно пытался сориентироваться и найти хоть что-то знакомое в причудливой сцене, развернувшейся передо мной.
Дорога в деревьях расширялась, но становилась более извилистой и пыльной. Пока я двигался вперед, серой пыли становилось больше; на ней отпечатались следы странной формы – слишком истощенные, фантастически тонкие, чтобы быть человеческими, несмотря на пять пальцев. Что-то в них, в самой природе этой истощенности, бросило меня в дрожь. Потом я не раз задавался вопросом: почему я сразу ни о чем не догадался. Но тогда никакие догадки не лезли мне в голову, было только смутное беспокойство, непреодолимый трепет.
По мере моего продвижения судорожно искривленные ветви, стволы и корни сосен вокруг становились более фантастическими и зловещими. Некоторые походили на злобных ведьм, другие на неприлично присевших горгулий, иные корчились в адских муках, иные предавались сатанинскому веселью. Тем временем небо продолжало темнеть, превращаясь из серо-коричневого в темно-коричневое, солнце тлело подобно луне в кровавой ванне, тени делались все более мертвенно-фиолетовыми. Весь пейзаж погружался в неестественную темноту. Только валуны становились странно бледными, и их формы так или иначе наводили на мысли о надгробиях, гробницах и кладбищенских памятниках. Рядом с тропой больше не было зеленой весенней травы – виднелись только какие-то сухие водоросли и крошечные лишайники цвета медянки. Стайки поганок на бледных ножках опускали черноватые головки и отвратительно кивали.
Небо теперь стало столь темным, что вся сцена приобрела полуночный оттенок и заставляла думать об обреченности мира в сумерках умирающего солнца. Было душно и тихо; ни птиц, ни насекомых, нет вздохов сосен, ни шелеста листвы – зловещая сверхъестественная тишина, тишина бесконечной пустоты.
Деревья росли более часто, затем расступились, и я вышел на свободную поляну. Здесь уже не было монолитных валунов – они стали надгробными камнями и могильными памятниками, но столь невероятно древними, что надписи и даты на них почти стерлись; некоторые, что я мог различить, были на незнакомом мне языке. В них читались древность и ужас. Трудно поверить, что жизнь и смерть могут так много длиться. Деревья вокруг были невыразимо корявыми и столь же древними. Всё это усугубило мое беспокойство и недоумение. Не успокоился я, увидев на мягкой земле возле могил много тех следов, о которых я уже говорил. Они были расположены так, что каждые из них вели к разным камням.
Тут впервые я услышал звуки, помимо звуков моих шагов в этой жуткой сцене. Позади меня в деревьях раздалось слабое и тревожное дребезжание. Я повернулся и прислушался; было что-то в этих звуках, окончательно расстроившее мои натянутые нервы; чудовищные страхи, отвратительные мысли закружились в моем мозгу, словно орды ведьм на шабаше.
Действительность, которой я должен был теперь противостоять, оказалась не менее чудовищной! Беловатое мерцание в тени деревьев превратилось в человеческий скелет, несущий на руках скелетик младенца и продвигающийся ко мне! Словно выполняя некую гробовую миссию и выполняя таинственную волю, она не спеша прошла мимо легким скользящим шагом, в котором я, несмотря на мой ужас и изумление, углядел женское изящество и грацию. Я проследил за привидением: оно, не останавливаясь, прошло между памятников и скрылось в темноте деревьев на противоположной стороне кладбища. Не прошло и секунды, как появился еще один скелет с младенцем-скелетом на руках и прошел мимо меня в том же направлении и с тем же отвратительным изяществом движений.
Я чувствовал ужас более сильный, чем ужас, страх, более сильный, чем страх – словно я погрузился в невыносимое и неизбежное бремя кошмара. Передо мной, выполняя некое таинственное предначертание, скелет за скелетом с жалкими младенцами на руках, появляясь в тени древних сосен, в том же направлении и с той же грацией прошли еще несколько подобных. Я насчитал их восемь! Теперь я знал происхождение причудливых следов, взволновавших меня.
Когда восьмой скелет скрылся из вида, мой взгляд невольно обратился к одному из ближайших надгробных камней, и я поразился тому, чего не заметил раньше: недавно вырытой могиле, мрачно зияющей в мягкой земле. Я услышал стук костей, и пальцы тощей руки схватили меня за локоть. Скелет был рядом со мной, отличаясь от других только тем, что он не имел младенца на руках. С безгубой улыбкой и обворожительным хитрым взглядом, с лязгом зубов, словно пытаясь что-то сказать, он потянул меня за рукав, старясь увлечь меня к разверстой могиле. Мои чувства и мой разум не могли больше выносить этот головокружительный ужас. Я проваливался в водоворот темноты, увлекаемый за руку костлявыми пальцами, и сознание оставило меня.
Когда я пришел в себя, Гиневра держала меня за руку, глядя на меня с беспокойством и в замешательстве. Я стоял среди валунов на излюбленном месте наших свиданий.
«Что с тобой, Герберт? – спросила она с тревогой. – Тебе плохо? Ты стоял здесь ошарашенный, когда я пришла и позвала тебя, казалось, не слыша и не видя меня. И я думала, ты упадешь в обморок, когда я коснулась твоей руки.
Вообще должно быть занятно (как соорганизатор и как слушатель полагаю) — и доклады "профильные" тоже будут. Кстати, книга по итогам предыдущей конференции "Все страхи мира" выйдет к конференции этого года. Мой же доклад будет посвящен Эдгару Джепсону — и не только...
облако тэгов
