К 80-ЛЕТИЮ ГЕННАДИЯ ПРАШКЕВИЧА (из книги "Наш человек в антропоцене").

Выпуск шестой, завершающий, но продолжение не исключающий.

Однажды я спросил Прашкевича: «Должен ли писатель работать над собой?». Прашкевич, грея в ладонях бокал с коньяком, ответил: «Писатель умирает, перестав учиться. Учиться надо хорошо. Даже если учишься плохому, учиться надо хорошо. Выпиваешь рюмочку коньяка с хорошим человеком, непременно чему-нибудь такому научишься. Выпиваешь рюмочку водки с плохим человеком, обязательно еще чему-то научишься. Как говорил Сергей Александрович Снегов: «Гена, выпивайте с разными людьми. Иначе, как вы поймете прихотливый ход их мыслей?».

В этом ответе Мартовича меня особенно радует то, что я тоже выпивал с Сергеем Александровичем.

Про Геннадия Мартовича уж и не говорю…

Однажды я спросил Прашкевича: «А всё-таки, Мартович, как правильно выпивать?». Прашкевич подмигнул мне и сказал: «Пить надо в меру. И учитывать, что у лошади одна мера, а у человека другая. Всю жизнь я ел и пил то, что мне хотелось. И сколько хотелось. Никаких ограничений – это принцип. Правда, случались, когда ни пить, ни есть было нечего. Кроме того, мой жесткий жизненный опыт всегда подсказывал мне, где именно надо остановиться. Мне всегда отвратительна заблёванная богема. Я не терплю людей с расстегнутыми ширинками и с пьяным безумием в глазах. На таких людей нельзя положиться. А я, Володя, привык полагаться на близких мне людей и до сих пор окружен не собутыльниками, а друзьями.

Однажды я спросил Прашкевича: «Мартович, а есть люди, которым ты завидуешь?». Прашкевич подумал и ответил: «Не знаю… Может, Герберт Джордж Уэллс? Или Вольтер? Или Вернадский? Амундсен? Капитан Дрейк? Пан Станислав Лем, разглядывающий руины Варшавы? Михаил Стадухин, выходящий на Индигирку?.. Ах, Володя, долго можно перебирать… Один капитан Рэли чего стоит… Невероятно много людей, интеллект, мужество и внутренние побуждения которых вызывают легкую оторопь… Но эти валентности у меня заняты… Я замерзал на пустых островах, умирал от тоски, расставаясь с любимой женщиной, тонул в озере Очер, горел в самолете над Хабаровском, видел и делал то, о чем, к счастью или к сожалению, не рассказывают, слушал муэдзинов в Стамбуле, бродил по фантастическому Нью-Йорку… Кому завидовать?..».

И правда!

Большая фантастическая жизнь Мартовича – вот истинный повод для зависти!

Предыдущие выпуски:

1. https://fantlab.ru/blogarticle72624

2. https://fantlab.ru/blogarticle72626

3. https://fantlab.ru/blogarticle72645

4. https://fantlab.ru/blogarticle72718

5. https://fantlab.ru/blogarticle72805

К 80-ЛЕТИЮ ГЕННАДИЯ ПРАШКЕВИЧА (из книги "Наш человек в антропоцене").

Выпуск 5.

Однажды мы с Прашкевичем участвовали в создании поэтического сборника. Для послесловия мне был нужен многозначительный эпиграф, что-нибудь философское, про поэзию и жизнь. Я, ничтоже сумняшеся, сам придумал и эпиграф, и его автора – никогда не существовавшего китайского мудреца У Пу из пятнадцатого века. После этого Мартович имя выдуманного мною китайского философа дал персонажу своей повести «Доктор Микробус», а заодно и меня с уважительной иронией стал называть «Доктор У Пу». И сам немедленно получил от меня то же имя, но с почтительной приставкой «старший». Так мы и подписываем теперь письма друг другу: «Доктор У Пу-старший» и «Доктор У Пу-младший».

Однажды я редактировал Прашкевича. Редактировать произведения Прашкевича очень легко, в его совершенных, стилистически отточенных текстах править нечего. Но я всё-таки нашёл чем заняться: «нежное курлыкание лягушек» заменил на «страстное». Мартович тут же прислал мне длинное благодарственное письмо, где назвал меня «гигантом», «классным редактором» и «непримиримым борцом со всеми проявлениями сексуального упадничества».

Однажды я спросил Прашкевича: «Каково твоё писательское кредо?» Мартович похлопал меня по плечу и сказал: «Помнить о литературе и не быть дураком. Литература ведь существует не только ради массового читателя, но еще и ради десятка знатоков и любителей, способных оценить твой стиль и твои намерения». Я понял, что литература существует ради меня и гордо огляделся (все ли оценили?), но рядом, к сожалению, никого не было.

Продолжение следует...

Сегодня — День библиотекаря, который отмечают и библиотекари, и книжные эксперты, и критики, и читатели.

А я поздравляю всех!

Пользуясь поводом, выкладываю написанную для книги Геннадия Прашкевича "Брэдбери" главку, которую я назвал "Певец библиотек".

«Великий моралист» – так часто называют Рэя Брэдбери, а вот я бы назвал его воспевателем книг и библиотек. Книжный мотив звучит в произведениях Брэдбери многократно, вспомнить хотя бы его классический и пугающе актуальный сегодня роман «451 градус по Фаренгейту», не единожды возвращался писатель и к теме библиотеки (см. например, роман «..И духов зла явилась рать», другой перевод названия – «Что-то страшное грядёт»). С раннего детства Брэдбери бездну времени проводил в читальных залах, а потом, став знаменитым, в интервью говорил: «Я никогда не учился в колледже. Меня воспитали библиотеки. Благодаря им я получил своеобразное высшее образование». Хранилища книг Брэдбери описывает с бесконечным уважением, рассказывает о них с нежной любовью, граничащей с религиозным поклонением: «..моя библиотека казалась мне прохладной пещерой, а быть может вечно-молодым и растущим лесом, где укрываешься на час от дневного зноя и лихорадочной суеты, чтобы освежиться телом и омыться духом при свете, смягченном зелёными, как трава, абажурами, под шорох ветерков, возникающих, когда опять и опять листаются светлые нежные страницы. Тогда мысли становятся ясней и отчетливей, тело раскованней, и снова находишь силы выйти в пекло действительности, в полуденный зной, навстречу уличной сутолоке, неправдоподобной старости, неизбежной смерти» (строки из рассказа «Лучезарный феникс»).

Рэй Брэдбери особенно близок мне именно своим безграничным обожанием книги. Ведь и я часть своего детства провёл в библиотеках, которые меня тоже воспитывали и образовывали, хотя библиотеки эти были вовсе не такими комфортабельными, как упоительные храмы информации, описываемые американским классиком. Моя мама, учительница начальных классов, на полставки заведовавшая школьной библиотекой, давала мне ключ от неё, и я часами мёрз зимой в «прохладной пещере» неотапливаемого школьного флигеля, исследуя и перебирая книжные сокровища. Сначала меня привлекали подшивки журналов «Вокруг света», «Техника-молодёжи», «Знание-сила» конца 50-х с фантастическими рассказами и необычными иллюстрациями к ним, а потом и всё остальное: от «Лезвия бритвы» Ивана Ефремова, только что изданного «Молодой гвардией», до собрания сочинений Ги де Мопассана. Был я постоянным читателем и ещё одной местной библиотеки, находившейся на другом конце посёлка. Примерно раз в две недели, зимой и летом, пытаясь утолить неизбывную жажду чтения (до сих пор так и не утолённую), таскал я за несколько километров, от Комаровского поселкового Совета до дома, большую сумку, набитую книгами. Потом были и другие библиотеки… Надо заметить, что в ту пору (моё раннее детство, самое начало шестидесятых) книжные фонды провинциальных библиотек укомплектованы были совсем не худо. Правда, книг Рэя Брэдбери в них практически не было. Первую в СССР книжку рассказов знаменитого фантаста выпустило в 1964 г. издательство «Знание» (до этого в 1956 г. в «Издательстве иностранной литературы» выходил лишь роман Брэдбери «451° по Фаренгейту»). Я, третьеклассник, купил этот сборник в мягком переплёте в районном книжном магазине за 57 копеек, сэкономленных из денег, выдаваемых мамой на обеды. Он назывался «Фантастика Рея Бредбери». Именно так, через букву «е», было напечатано на обложке имя автора. В книгу вошли избранные новеллы из первых книг Брэдбери (в том числе из его «Марсианских хроник») в ставших теперь уже классическими переводах Льва Жданова. С восторгом читал я волшебную прозу Брэдбери, и по спине моей бежали мурашки от странной и не очень понятной мне тогда внутренней музыки рассказов «Марсианин», «Будет ласковый дождь», «В серебристой лунной мгле»… Позднее я узнал другого Брэдбери – создателя жёсткой антиутопии «451 градус по Фаренгейту», яркой автобиографической повести «Вино из одуванчиков», философского памфлета «Ветер из Геттисберга», пророческого рассказа «Бетономешалка», но до сих пор имя писателя ассоциируется для меня с его изящно-грустными «Марсианскими хрониками».

Да, библиотеки моего детства не были такими уютными, как библиотеки Рэя Брэдбери… Но разве в этом дело? Главное, что в них были собраны книги! И мы с Рэем их читали! Чудесный мир библиотек ждал нас! Всемирно известного американского фантаста и мальчика из советского рабочего посёлка сближала любовь к их диковинным глубинам… «Снаружи, в обыденном мире, ничего особенного не случалось. Но здесь, в стране, созданной из бумаги и кожи, именно здесь ночью всегда что-нибудь происходило. Прислушайтесь, и вы услышите – кричат десятки тысяч людей, однако крики их может уловить разве что чуткое собачье ухо. Миллионы солдат бегут, бросая пушки; где-то точат ножи гильотин; по четверо в ряд беспрестанно маршируют китайцы… Здесь хранились пряности далеких стран. Здесь дремали запахи раскалённых пустынь. Впереди на возвышении находилась стойка, где пожилая леди, мисс Уотрисс, ставила фиолетовые штампы на книги, но внизу, чуть поодаль, раскинулись Тибет, Антарктика, Конго… Там другая библиотекарша, мисс Уилс, шествовала через Внешнюю Монголию, спокойно раскладывая по полкам Пекин, Иокогаму и остров Целебес». Это цитата из романа Брэдбери «..И духов зла явилась рать». Равнодушный к чтению человек так никогда не напишет! Грустно, что в нынешнее время любовь к книге сходит на нет, а обожатели наполненных чудесами бумажных фолиантов, настоящие, по-хорошему «сумасшедшие» читатели, каким был Брэдбери, уходят от нас.

Но я-то пока жив!

И книги Рэя Брэдбери – со мной.

© Владимир ЛАРИОНОВ

Январь, 2013, Сосновый Бор.

К 80-ЛЕТИЮ ГЕННАДИЯ ПРАШКЕВИЧА (из книги "Наш человек в антропоцене")

Выпуск 4.

Однажды мы с Прашкевичем и Колей Романецким (на следующий день после церемонии вручения премии им. братьев Стругацких) решили провести ревизию санкт-петербургских питейных заведений. И провели. В одном из баров-подвальчиков даже библиотека была, мы просто зачитались. А через некоторое время я в своей домашней библиотеке раскрыл книгу с повестью Прашкевича «Нет плохих вестей из Сиккима» и опять зачитался – настолько достоверно, увлекательно и уже совсем по-новому Мартович описывал там наш весёлый тур по питерским ресторанчикам.

Однажды Прашкевич написал и напечатал рассказ «Хобот друга, или Письмо Владимиру Ларионову о странностях любви» и пообещал написать ещё один рассказ: «Второе письмо Владимиру Ларионову о странностях любви», который будет называться «Ангел с судимостью». Мартович просил меня про новый рассказ никому не говорить, «а то украдут». Я долго молчал, но сейчас такой удобный случай об этом обещании напомнить!

Однажды Прашкевич и Владимир Борисов написали замечательную книжку про Станислава Лема, которая вышла, естественно, в серии «Жизнь замечательных людей». Когда мы встретились в Санкт-Петербурге в Пулковской обсерватории, они мне эту книгу подарили. Кто брал у Прашкевича автограф, тот знает, что Мартович всегда присобачивает к своей подписи этакого изумлённого динозаврика. А Влад Борисов рядом со своей подписью всегда рисует весёлую улиточку с рожками. Так я стал счастливым обладателем книги Прашкевича и Борисова «Станислав Лем» с уникальным автографом: на титульном листе радостные улиточка и динозаврик, а над ними – надпись: «Володе Ларионову от Станислава Лема и его друзей».

Продолжение следует...

Насколько свободен человек, меняет ли литература мир и какие мысли приходят под капельницей? Рассказывает Геннадий ПРАШКЕВИЧ, 16 мая отметивший своё 80-летие.

— Геннадий Мартович, день рождения — это всегда время особенное, необычное, хотя бы тем, что человек задумывается о каких-то очень важных для себя вещах. Какие мысли вас сейчас занимают?

— Видимо, самые обычные. Как завершить начатое, как не упустить что-то важное, как осмыслить то, что живёт пока в сознании неким туманным, но влекущим облачком. Это я — о литературе. В ней, в отличие от шахмат, писал мне в юности известный советский фантаст Георгий Гуревич, переход из мастеров в гроссмейстеры зависит не только от мастерства. Надо явиться в мир с каким-то своим личным откровением, что-то новое сообщить человечеству. Тургенев, к примеру, открыл, что люди (из людской) — тоже люди. Лев Толстой объявил, что эти люди самые обыкновенные, но при этом являются солью земли, то есть делают историю, решают вопросы мира и войны, а правители — всего лишь пена, они только играют в управление. Что делать? Бунтовать — объявил Чернышевский, а Достоевский открыл, что бунтовать бесполезно: человек сам по себе слишком сложен, не существует какого-то общего, единого для всех счастья. Каждому нужен свой ключик, своё сочувствие. Любовь отцветающей женщины открыл Бальзак, а Эрих Мария Ремарк открыл мужскую дружбу — и так далее. Так что думай, Прашкевич, что сможешь сказать миру именно ты!

— Судя по названию, сюжет вашей повести «Последний карантин» как-то связан с событиями, так сильно повлиявшими в последние годы на всю нашу жизнь?

— Несомненно; хотя ещё задолго до этого я пытался написать нечто такое — ещё в холерное лето 1970 года, когда мы с женой, возвращаясь из отпуска, чуть не влипли в карантин в Бресте. Но повезло, успели вернуться в «чистые» края. События 2020 года, конечно, ещё слишком близки, чтобы писать конкретно о них: мы ещё внутри этих событий; важно обдумывание происходящего, длящегося, ещё не кончившегося; важна любая попытка понять, осознать, как неожиданная пандемия изменила жизнь мира, страны, региона, нашу собственную. Кстати, обдумывал я эту повесть, лежа под капельницей в клинике. Не лучшее место для подобных занятий, но убедительное. Книга вышла в московском издательстве «Престиж бук». Кому интересно — прочтут, тем более что я рассказываю в ней не просто о судьбе отдельного человека или отдельной страны, но ещё о судьбе искусства, многие века борющегося со своими самыми разными «пандемиями».

— Какую книгу сейчас читаете?

— Только что полученную из Москвы книгу под названием «Наш человек в антропоцене. К 80-летию Геннадия Прашкевича», вышедшую в московском издательстве «Перо» в 2021 году. В этой книге все статьи, рассказы, даже стихи посвящены юбиляру. Среди авторов — Павел Амнуэль, Виктор Борисов, Василий Головачёв, Марина и Сергей Дяченко, Сергей Жарковский, Шамиль Идиатуллин, Леонид Каганов, Алексей Калугин, Андрей Лазарчук, Владимир Ларионов, Атанас Петков Славов, другие хорошие писатели, а среди них даже любимый мною новосибирский художник Сергей Мосиенко. Читаю с удовольствием: ведь я ещё не все истории о себе знаю.

Полностью см. здесь.