облако тэгов
Евгений Лукин. Санкт-Петербург, 2004 год. Фото В. Ларионова.
Продолжаю знакомить читателей с материалами моей книги "Беседы с фантастами". Выкладываю ещё одно интервью с писателем-фантастом Евгением Лукиным (предыдущее, под названием "Нас опять не сломить" находится здесь). Беседа, предлагаемая вашему вниманию, была опубликована в журнале "Мир фантастики", поэтому мы с Женей беседуем официально, на "вы", как и следует беседовать с интервьюируемыми по правилам журналистики, которые я, пользуясь приятельскими отношениями с "опрашиваемыми", часто нарушал.
Евгений ЛУКИН: «Искажая искажённое, рискуешь восстановить истину»
Писатель Борис Стругацкий, ведущая церемонии Марианна Баконина, Евгений Лукин. Санкт-Петербург, 2004 год. Церемония вручения "АБС-премии". Фото В. Ларионова.
Евгений Юрьевич, как вы пришли в фантастику? Почему — в фантастику?
В фантастику я пришёл 5 марта 1950 года. Проще говоря, родился. Долгое время жил, учился и работал, не подозревая, что живу, учусь и работаю в фантастическом мире. Слова Достоевского о том, что нет ничего фантастичнее обыденности и что истина в России имеет характер вполне фантастический, искренне считал парадоксами. Потом всё кажущееся действительностью (в том числе и Советский Союз) затрещало по швам — и стало окончательно ясно, что классик не шутил. Точно так же, как лягушка видит лишь движущиеся предметы, мы прозреваем исключительно во время перемен. Потом опять слепнем. Но мне повезло. Я не только не смог срастись с нынешней небывальщиной, которую мы опять называем реальностью, — всматриваясь в неё, я понимаю, что и тот, ушедший, мир был не менее невероятен. Одна фантастика сменила другую — всего-то делов.
Таким образом я попутно ответил и на второй ваш вопрос: некуда было больше прийти.
Да, но я спрашивал о фантастике как о литературном жанре…
То есть о словесном её отражении… Понимаю. Собственно, что такое реализм в наименее мерзком его варианте? Попытка придать правде какое-никакое правдоподобие. Если же автор выдаёт правду в неприкрашенном виде (а она, как правило, неправдоподобна), то такое произведение называется фантастическим. Приведу старое моё определение: реальность — это фантастика, к которой успели привыкнуть.
Евгений Лукин. Ой да... Сборник поэзии. — СПб.: Лань, 2001 г. Серия: Альтернативный Пегас.
Вы сразу стали писать прозу?
Нет. Сначала, как водится, были стихи. Первый фантастический рассказ написан в соавторстве с моей первой женой Любовью Лукиной (ныне, увы, покойной), причём довольно поздно — нам уже стукнуло по 25 лет. Причины? Во-первых, осточертело то, что принято называть окружающей действительностью, во-вторых, хотели попробовать силы в прозе. Кроме того, как говаривал Вадим Шефнер, фантастика — продолжение поэзии иными средствами.
Несколько лет пластали реальность скальпелем фантастики в своё удовольствие. А в 1981 году газета «Вечерний Волгоград» сочла возможным опубликовать нашу первую повесть «Каникулы и фотограф», и семейное хобби стало профессией — взялись за писанину всерьёз. Стихи-то наши в ту пору никто бы напечатать не взялся: пафоса в них было маловато. Рефлексия одна да критиканство.
Евгений Лукин. Там, за Ахероном. — М.: Локид, 1995 г. Серия: Современная российская фантастика.
На вас повлияли какие-то книги, прочитанные в детстве?
Почему только в детстве? Они и сейчас влияют. Хотя в последнее время предпочитаю не читать, а перечитывать. Читаешь-то книгу, а перечитываешь-то себя.
А что интереснее всего перечитывать?
Книги, поначалу казавшиеся отвратительными, а потом ставшие любимыми. Впервые со мной такое приключилось в 1962 году, когда я с ужасом дочитал украденную из детской библиотеки «Попытку к бегству». Стругацкие попросту раскололи мой детский мирок, объяснив на пальцах, что добро не вознаграждается. Мало того, если некто пытается творить добрые дела, они потребуют от него всё, что есть, включая жизнь.
А лет через двадцать та же история повторилась с «Улиткой на склоне» («Управление»).
Это, кстати, касается не только фантастики и не только художественной литературы. Попал мне как-то в руки томина «Речи выдающихся русских юристов». Читал взахлёб, пока не наткнулся на несколько речей по одному и тому же уголовному делу. Одна убедила меня в полной невиновности подсудимого, другая — в полной его виновности. Был настолько возмущён, что бросил читать. Сейчас перечитываю с каким-то даже извращённым наслаждением.
Расскажите, как вы писали вместе с Любовью Лукиной?
Проговаривали каждую фразу вслух. Доведя её до кондиции, заносили на бумагу и приступали к следующей. Чудовищно трудоёмкий способ. Потом мы от него частично отказались: один соавтор, скажем, набрасывал свой вариант эпизода, другой правил, и т. д. К декламации прибегали только в наиболее сложных случаях. По-разному, короче, работали.
Евгений Лукин, Любовь Лукина. Петлистые времена.- Киев: КРАНГ, 1996 г. Серия: Фантоград.
