Самое удачное в этом году было по разделу "нехудожка" — а именно биография Фридриха II авторства Канторовича (впрочем, автор так явно влюблен в своего героя, что это почти художка) и "Страдающее Средневековье".

Из художки лучшее открытие — "Остров Сахалин" Веркина. Надо еще этого автора почитать. Доставил много удовольствия "Суер-Выер" Коваля. Интересная была книжка по теории игр. Все остальное какое-то проходное, при этом не меньше 10 книг, о которых я жалею, что зря потратила время.

Я долго грызла этот кактус, и догрызла, и страшно горда собой

На самом деле, от легендарной "Повести о Гэндзи" я ожидала какой-то большей глубины, что ли. Связной истории, которая не представляла бы собой череду любовных похождений различных героев, а имела бы какой-то сюжет, развитие характеров, движение куда-то. Но нет, вся суть движения сводится к тому, что герои постепенно становятся старше, а некоторые и умирают. Во втором томе моего издания, собственно, нет уже самого Гэндзи — в ход пошли различные его младшие родственники, но суть историй осталась та же самая — это любовные приключения прежде всего. По большому счету, "Повесть о Гэндзи" — это такой японский "Декамерон" 10 века, только в соответствюущих реалиях и с еще большим количеством действующих лиц.

Не то чтобы это было плохо, нет, конечно, но довольно однообразно, и с учетом объемов книги довольно быстро устаешь. Мурасаки сконценрирована исключительно на любовных отношениях героев. Гэндзи постепенно становится важным государственным сановником, его окружают такие же люди, вершащие судьбы простого населедния, но об этом не говорится ни слова — такое впечатление, что все свое время и силы он тратит на отношения с женщинами. И если поначалу это забавляет, то потом довольно быстро приедается.

Опять же, я ни разу не феминистка, и, видимо, в Японии того времени это было принято и нормально, но женщины в романе предстают исключительно жертвами — общепринятым является, что они сначала скрываются и не показывают ни лица, ни даже лично не разговаривают с мужчинами, включая родных братьев, а потом мужчины умудряются наконец проникнуть, часто силой или обманом, к ним за ширму — и тут-то все и происходит. Причем во всех случаях Мурасаки пишет, что бедная женщина ни жива, ни мертва от ужаса, чуть не падает в обморок, не смеет и слова сказать против, не говоря уж о том, чтобы сопротивляться. Мужчина после этого спокойно тайком выбирается обратно и может о женщине больше не думать, а если хочет, а бедняжка остается страдать и думать, как бы ей скорее умереть. Я понимаю, конечно, что отчасти это все такая игра в слабость, которая на самом деле чрезмерно преувеличена, и все у них гораздо более сбалансированно было в отношениях полов — иначе ведь просто жить невозможно. Но это постоянное "ах, изнасиловали нежную фиалку и теперь она мечтает умереть" очень уж раздражает. Редкие исключения, когда между мужчиной и женщиной складываются отношения, близкие к тому, что у нас считается нормальным, как, например, между Гэндзи и его "основной" супругой Мурасаки, весьма радуют. Хотя легализованное многоженство, притом, что брак, как я поняла, никак особо не оформляется, достаточно просто мужчине начать "посещать" какую-то даму, кажется немного странным. Тем более, что сами "посещения" ни к чему мужчину не обязывают, и это его решение — придать отношения огласке или нет. Точно так же он может рассказывать, а может не рассказывать о связях на стороне основной жене — ревность с ее стороны в любом случае будет предосудительна.

С другой стороны, отсутствие формального института брака и даже формального статуса "встречаются", дает сторонам большую свободу — если бы только свобода женщин изначально не была так сильно ограничена: никаких самостоятельных решений, никаких передвижений, сиди за ста ширмами и упражняйся в каллиграфии. Так что когда к тебе тайно и насильно проникает мужчина, это, должно быть, все развлечение. Подозреваю, что женщины более низших слоев куда меньше заморачивались в этом плане, но в "Повести о Гэндзи"-то речь о самых высокопоставленных лицах.

Это, кстати, тоже забавный момент: достоинства человека напрямую связываются с его происхождением и придворными успехами, при этом достоинства являются следствием знатности, а никак не наоборот. Недостаточно знатный человек по дефолту не может быть умным или красивым, скажем. А вот знатный — априори является таковым. У самого Гэндзи все отлично в этом плане, он является сыном Государя, хотя тот и не признал его в качестве принца. Также к вопросу о предубеждениях — презрительное отношение высококультурных столичных жителей к "грубым провинциалам", не имеющим вкуса и ужасным на вид. Недостатки провинциалов презюмируются, точно так же как и уточненности жителей столицы, причем чем ближе к особе правителя, тем круче.

И, конечно, письменная культура, культ почерка и умения быстро сочинить складное стихотворение "на случай". Достоинства человека, и женщины в особенности, определяются в первую очередь по красивому почерку — звучит безумно, но если подумать, что им нечем другим было заняться в жизни, плохой почерк, очевидно, отображал лень и неряшливость — если уж со всем досугом ты не смогла хотя бы научиться красиво писать. Впрочем, критерии, по которым герои отделяют хорошие стихотворения от плохих, мне все еще недоступны — начинаю подозревать, что для этого нужно знать язык и быть куда более глубоко погруженной в эту культуру. "Материальные" детали, связанные с оформлением писем, тоже замечательные: учитывается цвет и качество бумаги, а также нужно обязательно не забыть привязать письмо к ветке какого-нибудь дерева, и чтобы цвет гармонировал.

И все эти письменные ритуалы были супер-важны в той культуре; с другой стороны, сколько же всякой смешной хрени, значение которой безмерно преувеличено, в любой культуре, хоть в нашей современной — только нам кажется это естественным, а на самом деле — все то же привязывание писем к веткам.

Немного обидно, что за разностью культур перипетии жизни Гэндзи и его окружения совершенно не задевают эмоционально — поэтому роман кажется еще длиннее, и читателю по большому счету все равно, одна женщина или другая. Я чуть больше развлеклась только на последних историях книги — про двух девушек-страдалец из Удзи, одна из которых померла от своих п..достраданий, а вторая — неудачно утопилась. Это так ужасно, что уже смешно, честное слово! Но в целом — рада, что наконец домучила эту историю. Следующая моногатари на очереди — "Повесть о доме Тайра", надеюсь, она будет поживее.

Друзья, а где вы берете аудиокниги? Я не знаю ресурсов, кроме торрентов и литреса, но на торрентах мало что есть, а на литресе может и есть, но сильно неудобный поиск. Озаботилась нахождением аудиоверсий сборников рассказов — поняла, что длинные романы мне в таком формате быстро надоедают.

Кстати, может, посоветуете, что из сборников стоит поискать и послушать? Теперь буду много ездить на машине, деваться некуда.

сабж

В недобрый час я начала слушать этот роман в виде аудиокниги. Надо сказать, что именно в аудиокнигах в наибольшей степени проявляются все возможные пороки текстов — то, что еще можно стерпеть и пролистать по диагонале в бумаге, в значительно более растянутом аудиоформате становится совершенно невыносимым. К "Аптекарю" это как раз относится.

Совершенно аморфный, ненормально затянутый и лишенный сколь-либо внятного сюжета и смысла текст. Вот это ужасно, на самом деле, у Орлова же есть талант, и "Альтист Данилов" это доказывает — и в "Аптекаре" мелькают совершенно замечательные фразы, но именно что фразы, которые ни во что не складываются.

Дурацкая история в духе Венечки Ерофеева о том, как несколько мужиков в пивном автомате решили "сообразить", и вместо водки в одной из бутылок обнаружили женщину-"джинну", оборачивается под конец чуть ли не драмой про судьбы мира и ужасы, которые приносит власть, если достанется человеку простому и нестойкому. При этом Орлов постоянно балансирует на этой очень неловкой гране драмы и совершенно нелепейшей комедии, то неуместно "повышая" стиль, то столь же неуместно его роняя. И все это еще перемежается сентиментальными отступлениями на тему русской природы, малых городов — и они были бы неплохи, если бы не были так внезапны и неуместны в общем контексте.

Складывается впечатление, что автор писал роман кусками и с длинными перерывами, причем каждый кусок приходился под свое настроение и видение общей картины — в итоге получилось довольно несуразное лоскутное одеяло, причем большая часть лоскутков — совершенно невзрачные и тоскливые, "о том, как с героями ничего не происходило". Орловский стиль довольно мягкий, с едва заметной ехидцей, и все эти его называния героев исключительно по имени-отчеству, и бесконечные присказки, которые герои повторяют, и одни и те же приемы очень быстро набивают оскомину — а текста еще очень много.

Не могу сказать, чтобы это был плохой роман — но если бы в нем был один стиль, а не три разных, и одна сюжетная линия, а не эта каша, и один главный герой, а тоже не три — это бы сильно его украсило. Как и если бы он был в три раза меньше.

Ротан Мардарий из всего наиболее смешон, а страдания Любови Николаевны и аптекаря занунды страшно. Палата Останкинских польз веселит поначалу, но потом тоже надоедает раньше, чем заканчивается.

Альбом, собственно, посвящен не только Каналетто, но и всей художественной эпохе Венеции в 18 веке, его предшественникам и немного — последователям (во всяком случае, про племянника Белотто, которого местами не отличить от дяди, написано немало). Честно скажу, из всех других художников, о ком еще говорится, мне понравился только Пьяцетта — у него совершенно шикарные рисунки углем, просто черно-белые головы /торсы людей, но в них виден и свет, и характер модели, и оттенки выражений.

Но все равно это как-то слишком академично. Откровенно говоря, я не вижу в той эпохе и регионе других художников уровня Каналетто — по сравнению с ним те же Marco Ricci или Francesco Zuccarelli какие-то слишком академические, напыщенные и, как ни странно, неаккуратные. Такой четкий узнаваемый стиль, четкость линий и яркость красок есть только у Каналетто.

Это альбом, собственно, является расширенным каталогом к некой выставке, которая проходила где-то в Англии — а там большое собрание венецианских художников, потому что британский консул в Венеции, человек с многозначительным именем Джон Смит, долгое время коллекционировал произведения искусства, в том числе картины своих знаменитых современников, и был многолетним патроном Каналетто. А в 1762 Смит продал свою художественную коллекцию английскому королю Георгу III. Надо сказать, что Каналетто вообще был популярным художником, особенно у англичан, которые приезжали в Венецию на grand tour. Более того, по приглашению английских покровителей немолодой Каналетто провел 10 лет в Англии и много рисовал Лондон и окрестности — в том же своем стиле, преимущественно воду и архитектуру.

Судя по главе, посвященной технике Каналетто, он был художником очень тщательным, делал очень много набросков с натуры, а потом "доводил" картину в мастерской. Многие законченные картины других художников не так технически совершенны, как рабочие наброски Каналетто.

Кстати, для меня было удивлением выяснить, что виды, которые Каналетто рисовал, и настоящие, и ненастоящие. В смысле, и венецианская колокольня, и дворец дожей реально есть, но, как сообщают авторы, далеко не всегда с определенной точки можно увидеть то, что нарисовано на картине. Каналетто слегка "передвигает" здания и статуи, чтобы добиться лучшего художественного эффекта и максимальной гармонии на полотне. Точно также, рисуя виды каналов, он как бы расширяет перспективу, так что хорошо видны вдаль ряды зданий по двум сторонам канала — понятно, это невозможно, если только канал не сужается. Ну в общем и так далее, много подобных моментов, чтобы придать картинам еще большее композиционное совершенство.

Честно скажу — чтобы оценить красоту Каналетто, нужно смотреть на его картины вживую. Фотки соврешенно не передают этого волшебного ощущения света и тени, перелива цветов. Такого света, который буквально идет с картин, больше ни у кого нет.