Мурасаки Сикибу «Повесть о Гэндзи»

Я долго грызла этот кактус, и догрызла, и страшно горда собой.

На самом деле, от легендарной «Повести о Гэндзи» я ожидала какой-то большей глубины, что ли. Связной истории, которая не представляла бы собой череду любовных похождений различных героев, а имела бы какой-то сюжет, развитие характеров, движение куда-то. Но нет, вся суть движения сводится к тому, что герои постепенно становятся старше, а некоторые и умирают. Во втором томе моего издания, собственно, нет уже самого Гэндзи — в ход пошли различные его младшие родственники, но суть историй осталась та же самая — это любовные приключения прежде всего. По большому счету, «Повесть о Гэндзи» — это такой японский «Декамерон» 10 века, только в соответствюущих реалиях и с еще большим количеством действующих лиц.

Не то чтобы это было плохо, нет, конечно, но довольно однообразно, и с учетом объемов книги довольно быстро устаешь. Мурасаки сконценрирована исключительно на любовных отношениях героев. Гэндзи постепенно становится важным государственным сановником, его окружают такие же люди, вершащие судьбы простого населедния, но об этом не говорится ни слова — такое впечатление, что все свое время и силы он тратит на отношения с женщинами. И если поначалу это забавляет, то потом довольно быстро приедается.

Опять же, я ни разу не феминистка, и, видимо, в Японии того времени это было принято и нормально, но женщины в романе предстают исключительно жертвами — общепринятым является, что они сначала скрываются и не показывают ни лица, ни даже лично не разговаривают с мужчинами, включая родных братьев, а потом мужчины умудряются наконец проникнуть, часто силой или обманом, к ним за ширму — и тут-то все и происходит. Причем во всех случаях Мурасаки пишет, что бедная женщина ни жива, ни мертва от ужаса, чуть не падает в обморок, не смеет и слова сказать против, не говоря уж о том, чтобы сопротивляться. Мужчина после этого спокойно тайком выбирается обратно и может о женщине больше не думать, а если хочет, а бедняжка остается страдать и думать, как бы ей скорее умереть. Я понимаю, конечно, что отчасти это все такая игра в слабость, которая на самом деле чрезмерно преувеличена, и все у них гораздо более сбалансированно было в отношениях полов — иначе ведь просто жить невозможно. Но это постоянное «ах, изнасиловали нежную фиалку и теперь она мечтает умереть» очень уж раздражает. Редкие исключения, когда между мужчиной и женщиной складываются отношения, близкие к тому, что у нас считается нормальным, как, например, между Гэндзи и его «основной» супругой Мурасаки, весьма радуют. Хотя легализованное многоженство, притом, что брак, как я поняла, никак особо не оформляется, достаточно просто мужчине начать «посещать» какую-то даму, кажется немного странным. Тем более, что сами «посещения» ни к чему мужчину не обязывают, и это его решение — придать отношения огласке или нет. Точно так же он может рассказывать, а может не рассказывать о связях на стороне основной жене — ревность с ее стороны в любом случае будет предосудительна.

С другой стороны, отсутствие формального института брака и даже формального статуса «встречаются», дает сторонам большую свободу — если бы только свобода женщин изначально не была так сильно ограничена: никаких самостоятельных решений, никаких передвижений, сиди за ста ширмами и упражняйся в каллиграфии. Так что когда к тебе тайно и насильно проникает мужчина, это, должно быть, все развлечение. Подозреваю, что женщины более низших слоев куда меньше заморачивались в этом плане, но в «Повести о Гэндзи»-то речь о самых высокопоставленных лицах.

Это, кстати, тоже забавный момент: достоинства человека напрямую связываются с его происхождением и придворными успехами, при этом достоинства являются следствием знатности, а никак не наоборот. Недостаточно знатный человек по дефолту не может быть умным или красивым, скажем. А вот знатный — априори является таковым. У самого Гэндзи все отлично в этом плане, он является сыном Государя, хотя тот и не признал его в качестве принца. Также к вопросу о предубеждениях — презрительное отношение высококультурных столичных жителей к «грубым провинциалам», не имеющим вкуса и ужасным на вид. Недостатки провинциалов презюмируются, точно так же как и уточненности жителей столицы, причем чем ближе к особе правителя, тем круче.

И, конечно, письменная культура, культ почерка и умения быстро сочинить складное стихотворение «на случай». Достоинства человека, и женщины в особенности, определяются в первую очередь по красивому почерку — звучит безумно, но если подумать, что им нечем другим было заняться в жизни, плохой почерк, очевидно, отображал лень и неряшливость — если уж со всем досугом ты не смогла хотя бы научиться красиво писать. Впрочем, критерии, по которым герои отделяют хорошие стихотворения от плохих, мне все еще недоступны — начинаю подозревать, что для этого нужно знать язык и быть куда более глубоко погруженной в эту культуру. «Материальные» детали, связанные с оформлением писем, тоже замечательные: учитывается цвет и качество бумаги, а также нужно обязательно не забыть привязать письмо к ветке какого-нибудь дерева, и чтобы цвет гармонировал. И все эти письменные ритуалы были супер-важны в той культуре; с другой стороны, сколько же всякой смешной хрени, значение которой безмерно преувеличено, в любой культуре, хоть в нашей современной — только нам кажется это естественным, а на самом деле — все то же привязывание писем к веткам.

Немного обидно, что за разностью культур перипетии жизни Гэндзи и его окружения совершенно не задевают эмоционально — поэтому роман кажется еще длиннее, и читателю по большому счету все равно, одна женщина или другая. Я чуть больше развлеклась только на последних историях книги — про двух девушек-страдалец из Удзи, одна из которых померла от своих п..достраданий, а вторая — неудачно утопилась. Это так ужасно, что уже смешно, честное слово! Но в целом — рада, что наконец домучила эту историю. Следующая моногатари на очереди — «Повесть о доме Тайра», надеюсь, она будет поживее.

«Повесть о Гэндзи» — во всех отношениях потрясающее литературное произведение. Что писали наши предки тысячу лет назад? Точно можно сказать только по граффити, сохранившихся на стенах Софии Киевской ( типа, «Кузьма тать украл еси масо аселонь твои кокошь аминь». Буквально переводится «Кузьма – вор, украл мясо, чтобы тебе ноги спутало. Аминь») и паре-тройке летописей или книг на религиозную тему, все-таки дошедших до наших дней. По крайней мере, о древнерусских сентиментальных любовных романах или поэтических сборниках лично мне ничего не известно.

В это время в Японии Мурасаки Сикибу пишет длинную и путанную повесть о жизни прекрасного принца по прозвищу Гэндзи. При чем, если текст, написанный рукой автора, японской придворной дамы Мурасаки Сикибу, все же не сохранился, то существуют списки повести, созданные через 150 лет после ее написания, а это 12-13 вв. Можно только завидовать...

«Повесть о Гэндзи» — это и есть «Санта Барбара» в исторических реалиях японской эпохи Хэйан тысячелетней давности. Главный герой — принц Гэндзи настолько прекрасен, что ни душевные страдания, ни тяжелые болезни, ни возраст ничуть не умаляют его несравненной привлекательности. Вот даже откажется от всякой еды — и то, это лишь придает ему особую грациозность движений и изящество черт.

В хитросплетениях любовных приключений принца разобраться тяжело по одной простой причине — что мужчины, что женщины в книге не имеют имен, а носят прозвища либо именуются по придворным титулам ( мужчины) или придворным титулам ближайшего родственника мужского пола ( женщины). А титулы, дело такое, сыну Левого министра сам бог велел вступать на государственную службу лет в 6 и расти в чинах независимо от проявленных талантов. Так, Вторая принцесса приезжает жить в дом Третьей принцессы, что означает — вторая дочь нынешнего императора приезжает жить к третьей дочери предыдущего, отрекшегося императора. И не факт, что они обязательно тетка и племянница. Даже имя автора — Мурасаки Сикибу — всего лишь прозвище в честь героини «повести о Гэндзи», прекрасной жены ГГ Мурасаки.

Эпоха Хэйан, пусть даже сквозь призму художественной литературы, вообще кажется весьма интересным временем. Увидеть лицо знатной женщины мог разве муж, и то не всегда. Общались через ширму, перегородку и т.д. Ну еще темнота — не только друг молодежи.))) Зато писать письма и обмениваться стихами с незнакомым мужчиной было в порядке вещей. Так дама демонстрировала прекрасный почерк, талант к стихосложению, сообразительность и образованность, знание поэзии известных авторов, тонкую душевную организацию, флиртовала с поклонниками и т.д. и т.п. Мужчины плачут и страдают вне зависимости от возраста и занимаемой придворной должности, при чем растрогать может и чудесная мелодия флейты, и стих с многозначительным напоминанием о давней любовной интрижке. Если в тексте упоминается меч, он, скорее, выполняет ритуальную функцию ( к примеру, дарится роженице после того, как она произвела на свет... дочь). Дамы плачут еще чаще, «рукава мокнут от росы», а мнительность и самоедство способно загнать красавицу, что недостойна такого прекрасного и великодушного покровителя, буквально в могилу. При этом, культурная жизнь сосредоточена исключительно в столице, стоит персонажу покинуть ее пределы — и он умер для общества! ( Как говорила одна моя знакомая, родившаяся в Казахстане: «пап, а я теперь буду коренная москвичка?»).

Что касается семейных отношений и брака, современники Гэндзи практиковали многоженство, при чем как муж, так и жена могли быть инициаторами разрыва отношений. Положение женщины в доме мужчины часто определялось ее происхождением и влиянием ее родственников в данный момент времени. Живет Гэндзи с любимой женой Мурасаки, а император сбагривает ему Третью принцессу, и вот не уважать и не угождать принцессе как бы — проявить тем самым неуважение к ее отцу, а трепетать перед Мурасаки и выносить ее истерики Гэндзи морально тяжело. Тем более, обе жены живут в одном доме... Чем же он такое заслужил?! Крадущийся тайком ко второй жене японский аристократ, выдумывающий предлоги и оправдания перед первой супругой, в общем, довольно жалкое зрелище. Или вот, идея проводить в покоях одной и второй жены равное число времени — по 15 дней в месяце... К счастью, император уходит на покой, отрекается от трона и Гэндзи имеет возможность отселить Третью принцессу в другой дом.

И, конечно же, атмосфера. Это характерное всей японской культуре любование цветущей сакурой с ноткой мизантропии, мол, «ах, как это прекрасно!», но «ах, как это грустно! Приколю-ка я к этому прекрасному стиху, который я только что написал на волне вдохновения, ветку сакуры с осыпавшимися лепестками цветов. Ай да я! Как символично!».

Конечно, последнее придает тексту особое очарование. Распускающиеся лотосы, цветущие сливы, японские пятистишия, наполненные не всегда понятным нашим современникам символизмом... «Повесть о Гэндзи», конечно, своеобразное произведение, но оценку я снизила не за это. Текст имеет очень большой объем и для меня признаком плохого вкуса стало то, что автор не останавливается на отречении Гэндзи от мирской жизни и его предполагаемой смерти, происходящей все же за кадром повествования. О нет, ведь у Гэндзи остались дочь, сын, незаконнорожденный сын и приемный сын. По всем законам «Санта Барбары», обойти вниманием их любовные страдания не смог бы и куда более жестокосердечный автор!