Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
Нэвилловский счёт у меня 1:1. Если "Ритуал" зашёл мне со свистом, и оставил лёгкое сожаление, что не я написал эту книгу, то "Дом малых теней" шёл настолько тягомотно, что закончил я только на морально-волевых. И вот третье знакомство с одним из самых востребованных хоррорщиков современности. Слоупок дотянулся до "Судных дней".
Коротко: главный герой — документальщик. Снял несколько культовых в узких кругах околомистических фильмов, и сел на финансовую мель. Чудес, вроде как, не бывает, но герой получает чудесное предложение — снять документалку о секте "Судные дни", чья история закончилась кровавым массовым убийством в пустыне Сонора. В перспективе маячит не только решение всех проблем с долгами, но и возможность снять что-то действительно крутое. Ну и, само собой, все легенды о секте оказываются правдой.
Две трети книги построены, как серия интервью, которые герой берёт для новой документалки. Выжившие члены секты, очевидцы, следователи. Локации, где секта проживала по несколько лет. Нэвилл изучил немало источников о закрытых псевдорелигиозных сообществах, и это заметно. По крайней мере ваш попкорный слоупок не заметил расхождений с теми свидетельствами бывших сектантов, что читал сам. Подавление воли. Расчеловечивание. Физическое и сексуальное насилие. Мифологизация лидера. И всё это с толикой мистики, первое время неясной, зыбкой. Такую вполне можно списать на наркотики и психологическое давление, которому подвергались сектанты.
Нэвилл чётко следует завету дедушки Кинга — не показывай монстра столько, сколько это возможно. Всё это время читателя пугают гнетущей атмосферой, тенями, рисунками и характерным звукорядом. Иногда что-то неясное запечатлеют камеры, но по факту впервые "кровавый друг" появляется во плоти лишь ближе к финалу. К сожалению, приём этот имеет обратную сторону. Стоит монстру, которого долго скрывали, появиться, как он тут же перестаёт быть страшным, от слова совсем. Не избежали этой участи и "кровавые друзья". Первое появление — да, эффектно и бодро. Все последующие — а, снова они? Эммм... нуштош...
Тем не менее, сюжет заскучать не даёт, несмотря на то, что построен он, как документалка. Герои не выглядят клиническими идиотами — они прекрасно видят, к чему всё идёт, но бросить не могут из любви к искусству. Да и, чёрт возьми, тайна манит! Они прикоснулись к чему-то за пределами человеческого понимания. Как тут отступиться, не выяснив до конца. А потом наступает момент, когда отступить тебе уже не дают.
На этом фоне странноватым выглядит финал. Из тягучей атмосферы читатель резко ныряет в очередную часть франшизы "Doom", и приподняв бровь следит за коридорными пострелушками. Такой подход многим может показаться избыточно резким, но лично я вижу в нём попытку Нэвилла как-то оживить стандартную, в общем-то, историю о проклятом культе, и несколько расширить рамки хоррор-архетипов. Удачно, нет ли — каждый решит для себя сам. Скажу так, мне понравилась сама попытка.
К сожалению, в этом моменте кровавые друзья окончательно перестают быть жуткими, и превращаются в расходную монстроту из компьютерной игры. Однако автор доводит таки историю до логического завершения, и даже провешивает более-менее оптимистичный финал. Да, можно попенять на безразличие к судьбе некоторых второстепенных героев. Да, можно устало вздохнуть от очередного (!) внезапного (!) пространного (и к тому же нахрен ненужного) сравнения Сталина с Гитлером. Но в целом получился неплохой образчик страшной литературы. Крепкий и лёгкий. Который напомнил мне, за что же я, когда-то давным-давно, влюбился в этот жанр.
За сим всё. Приятного чтения всем, кто ещё читает!
Честно говоря, я долго ломал голову над ответом на этот вопрос — возможно, даже дольше, чем он того заслуживает. Но учитывая, сколько ужастиков я пересмотрел за свою жизнь, стоит признать: вопрос не такой уж пустой.
В итоге я пришёл к выводу, что восприятие ужаса меняется с возрастом. Когда мне было шестнадцать, меня до дрожи напугал фильм «Призрак дома на холме» Роберта Уайза. Уже во взрослом возрасте меня пробрала до костей «Ведьма из Блэр» с её давящей атмосферой надвигающейся беды и по-настоящему жуткими последними 35 секундами. Но в целом самым страшным фильмом я бы назвал «Ночь живых мертвецов» — малобюджетный шедевр Джорджа Ромеро.
Никогда не забуду одну сцену из этого фильма. Старший брат Барбары, с издевательской ухмылкой и плохо подражая голосу Бориса Карлоффа, пытается напугать сестру: «Они придут за тобой, Барбара... Вон один из них!» Он указывает на старого бродягу, который шатается среди надгробий. Но неожиданно выясняется, что этот бродяга — оживший мертвец, и когда Барбара в панике запирается от него в машине, она, к своему ужасу, обнаруживает, что ключи от автомобиля остались у её братца-насмешника (Джонни его звали). А тем временем старик пытается добраться до Барбары, и зрителю становится ясно: это существо не остановится. Это момент чистого, всепоглощающего ужаса — такого, который возвращает нас к самым примитивным, животным страхам. Барбара ставит машину на нейтралку (хотя, вероятно, без ключей это вряд ли возможно, но разве такие детали важны в кинематографе?), и машина скатывается с холма. Однако спасение... временное.
В этом фильме спасения нет. В итоге никто не выживает.
Со временем фильм утратил свою первоначальную мощь; страх, возможно, притупился. Картина стала почти пародией, наподобие «Шоу ужасов Рокки Хоррора», но я до сих пор помню тот парализующий ужас, который охватил меня при первом просмотре. И, если задуматься, в этом фильме есть нечто общее с «Ведьмой из Блэр»: ни в том, ни в другом почти нет музыки, актёры никому неизвестны и больше походят на участников любительского театра и спецэффекты, сделанные без всяких современных технологий. Но всё это работает не вопреки, а именно благодаря таким особенностям.
Продолжаем наш осенний хоррор-запой. Дотянулся кровавый я до ежегодника ССК за 2024 год. Да, ты не ослышался, пытливый читатель. В этот раз слоупок не выждал положенные тридцать лет и три года, а как-то вот сразу взял и прочитал. Ну и по традиции, раз уж это запой, устроим дегустацию сортов пи... эээ... хоррора, конечно.
САМАЯ СТРАШНАЯ КНИГА 2024 Коллектив авторов
Алексей Искров. Фрагменты 7/10
Открывашка сборника неоднозначная. Сумбурная (хотя этому есть объяснение), во многом вторичная (что не есть прям плохо), и чертовски похожая на "Судные дни" некоего А. Нэвилла. Я далёк от того, чтобы обвинять кого-либо в плагиате, потому как сам нередко сталкивался с проделками ноосферы. Однако "Судные дни" я прочёл прямо перед этим сборником, и всю дорогу не мог отделаться от мысли, что читаю продолжение, этакий приквел про детство Кайла и Шона. В целом же — понравилась триада петух-собака-свинья, и сама идея любительского фильма. Да и рассказ, в общем, выше среднего. Пшеничный вайсбир от малознакомой пивоварни. В этот раз вполне съедобный.
Дмитрий Тихонов. Волчья сыть 8/10
Во-первых, Тихонов, ёпть, я сам хотел написать такой рассказ. У меня даже название было — "Волчье лето". Во-вторых, ну здорово же! Оборотни — тема настолько затасканная, что нужно не просто хорошо рассказывать историю, но и придумывать локации, сеттинг, героев. Или антигероев — как ведьмачий кинокефал, царев человек, изничтожающий нечисть. Рассказ достаточно простой, и вывозит только сеттингом, но он и не пытается прикидываться чем-то большим. Просто даёт задорного хоррор-боевика в декорациях Руси. Вот такое тёмное фэнтези мне по нутру. Как мягкий молочный стаут — тёмный, словно грех.
Елена Щетинина. Вы поедете на бал? 7/10
Это мы читали ещё на "Чёртовой дюжине". Авторства, помнится, не угадал, а рассказ — запомнил. Правда, есть ощущение, что финал был доработан, и появилась этакая закольцовка. Но, возможно, память меня подводит. В остальном же мнение не поменялось. Крепкая уверенная работа от человека, который не первый день в профессии. Мальчишеский хоррор, играющий на струнках ностальгии, но не сильно впечатляющий. Как хорошее безалкогольное пиво. Да-да, такое бывает.
Сергей Возный. Ab ovo 7/10
Я максимально не люблю пространные объяснялки от второстепенных героев и сам стараюсь их не использовать. Здесь же кондовых объяснялок аж две, причём один из объясняющих — герой довольно хрестоматийный. И, к сожалению, весь рассказ тоже несколько вторичным вышел, несмотря на то, что легко читается. С одной стороны — бодрый боевичок в декорациях Великой отечественной, а с другой — сюжетные повороты, которые мы читали тысячу раз. Хоррор составляющая занятна, но, к сожалению, не делает рассказ чем-то большим, чем он есть. Однако в целом заходит. Как дункель — жиденький, но всё же тёмный и освежающий.
Яна Демидович. Сказки старой шишиги 6/10
Постапокал в стиле русских сказок. Заявка интересная, а вот реализация не вывозит. Автор вроде бы рисует конец света, но выглядит это, как конец какого-то одного городка. Провинциального. А то и отдельного района. За всё время так и не возникло у меня ощущения опасности, грозящей героине. Словно стрим компьютерной стрелялки посмотрел. В целом средне, несмотря на занятную героиню. Базовый светлый лагер, из тех, что берёшь с собой на дачу.
Дмитрий Карманов. Луноход 8/10
Какая интересная получилась перекличка с рассказом Щетининой. Но этот понравился больше. Исполнение, задумка, герои, и чОрт — очень даже. Да, классическая сказочная тройственность действия не привносит в рассказ вотэтоповорота, и ты получаешь ровно то, что ожидаешь, но не разочаровываешься. В конце концов, кто-то должен был буквализировать расхожую фразу "в детстве я бы за эту игрушку душу продал!". Отменный портер, с мягкой ноткой советской кофейной жвачки.
Всеволод Болдырев. Пустая невеста 6/10
То ли истхоррор, то ли фэнтези на берёзовых бруньках. Героиня получилась приятная, селяне в меру отталкивающие, а вот всё остальное как-то скомкано вышло. И даже несмотря на то, что заканчивается всеобщей массакрой — как-то без огоньку. Но потенциал виден, читалось не без удовольствия. Немецкий пилснер средней руки. Вроде и пенная шапка густая, а с остальным — как повезёт.
Дмитрий Лопухов. Сай-фай 9/10
Понравилось ещё на ЧД, хвалил, брал в топ, все дела. Тем удивительнее оказался средний балл рассказа, ну, на Фантлабе, например. Есть ощущение, что люди недопоняли. Или не с тем настроением читали. Я же перепрочёл с удовольствием, и оценку не изменил. Классные герои, в меру таинственный сюжет, интересный подход к бессмертию, отличная литературная игра — ну замечательный же рассказ! Пусть будет гозе, с каким-нибудь странным вкусом. С красной икрой, например, от "Аляски". Такая, видимо, штука не для всех.
Дмитрий Лазарев, Павел Давыденко. Визаран 7/10
Всякий раз, когда я видел название этого рассказа, я думал, что это или имя, или географическое название. Есть в нём что-то магическое. И каково было моё разочарование, когда слово оказалось банальным англицизмом. Впрочем, разочарование оказалось куда глубже, когда я понял, что уже читал этот рассказ. Не, не прям этот, но фабула — один в один. Лет этак пять назад мне кидал его сам Вадим Громов. Это сейчас исключительно кивок в сторону ноосферы. Но я реально понял что будет дальше, ровно с того момента, когда герои повторно увидели арку. Ещё плюс авторам, их версия написана злее и реалистичнее Громовской. Ну и вьетнамский колорит, сколь бы малым он ни был, идёт плюсом. Вообще, по моему скромному мнению, азиаты не умеют в пиво. Но пусть это будет "Сайгон Спешл" — самое приличное вьетнамское пиво, что я пил.
Александр Матюхин. Несколько счастливых детей 7/10
Классический Матюхин — умело описывающий детей, семейные отношения и шизоидов. Тут совпало, что все три темы сплелись, и автор не просто на коне, а тройку запряг. История берёт искренним переживанием героини, вынужденной тянуть на себе сына-инвалида, призрачными детишками и авторской интерпретацией "клатбища дамашних жывотных". Нет, мертвецы не восстанут, всё гораздо интереснее. Однако в целом получился Матюхин-лайт. Хорошо, крепко, уверено, но ты читал у него вещи куда круче. Ипа-сессионка, короч. Вкусно, умеренно горько, на каждый день.
Герман Шендеров. Папа 7/10
Тот странный момент, когда одновременно хочется похвалить и поругать. Похвалить за образ Гендоса — ровного пацана, который даже со Слендермэном готов выскочить раз на раз, и за неплохой язык, не перегруженный метафорами, но и не скатывающийся в сетературный примитив. Поругать — за неопределённость со стилем повествования, перетекающего из былинно-сказочного ох-ты-гой-еси, в нормальный-современный, и за чудовищную вторичность буквально всего. Город без мужиков, сделка со злом, злобные детишки, и, самое мне ненавистное — вовремя подоспевший объяснятель того, что же здесь, нахрен, происходит, как будто ещё, нахрен, не ясно. В целом, пусть будет "стронг", а там уж каждый выберет для себя — кому "бельгиец", кому "балтика девятка".
Оксана Заугольная. Охота на мавок 6/10
Начиналось забавно. Псевдославянское псевдофэнтези, с потрахушками живых мертвецов. Навскидку такого и не упомню. Дальше начался сумбур — бескуды, мавки, провалы памяти, мёртвые кузнецовы дочки, кто кого где трахал, за межой, на меже, я чёт поплыл во всём этом. В итоге, вроде, понял, что хотел сказать автор, но к тому моменту так устал, что даже не обрадовался. Как заявка от новичка, даже норм. Но в самой антологистой антологии года хочется чего-то поярче. По стилю — куйт, историческое пиво с ароматом овса, но уж больно лёгкое. Ещё немного, и будет квас.
Владимир Сулимов. Сырое мясо 6/10
К несчастью, историю начисто губит предсказуемость. Вот тот самый случай, когда было уже тысячу раз, и каждый следующий поворот тебе знаком до боли. Персонаж раскрыт поверхностно, хотя, казалось бы, объёму для этого хватало. Язык оставляет желать некоторых улучшений. Поменьше метафор на квадратный сантиметр текста, например. Тем не менее, некоторое удовольствие от прочтения словить можно. Как от повседневного келлера-нефильтровочки из ближайшей разливайки.
Лин Яровой. Последний раз 7/10
Время накладывает отпечаток на творчество. Вот и кладмены становятся героями хоррора. Не в первый раз уже сталкиваюсь, к слову. Я не люблю истории про преступников с золотым сердцем, но конкретно здесь мне мешало другое. И это даже не назойливое напоминание читателю, что главный герой — парень. Сказочность купальной ночи не слишком удачно легла на поиски запрятанной наркоты, хотя тема с цветом папоротника, помогающим, в том числе, искать клады, обыграна занятно. Чутка большего ощущения опасности бы, и оценка была бы выше. Но и так — вполне удачная заявка от новичка. Базовая ипа, со вкусом еловой ветки из красноярской тайги.
Ирина Хромова. Чёрная Мадонна 7/10
Лайтовая мистика, нагоняющая жути за счёт видений главного героя. Стилизация в духе Булгаков встречает Стокера. Автор увязал и бытовое насилие, и призрачную месть духа-заступника. Только привязку к, непосредственно, цыганской Чёрной Мадонне я не понял или не считал. Но и без того приятный рассказ. Без открытий, но и без провалов. Прочёл с удовольствием. Словно браун эль — неплохой, но не самый любимый мною сорт.
Дмитрий Карманов. Зимний крест 6/10
Тот случай, когда захотелось спросить, что делает фантастика с социальным высказыванием в сборнике хоррора? Наличие в рассказе богини смерти не делает его автоматически хоррором, как вампиры не делают хоррором "Сумерки". При всей моей любви к славянской нечисти, при всём уважении к интересной задумке автора, не могу принять ни грубую объяснялку, ни не менее грубые аллюзии на злобу дня, ни невнятной концовки. Травяной эль. Зимний, да, на травках, да, но понравится далеко не всем.
Станислав Миллер. Багряноголовый 7/10
Стандартный заход на паразитов, которых, при всём развитии современных технологий, так до сих пор никто не поймал. Написано складно, но читать скучновато. Однако общую узнаваемость и даже клишированность искупает ударный финал. Если бы не он, оценка была бы куда ниже. А так — томатный гозе с щепоткой кайенского перца, играющего на послевкусии.
Яна Демидович. Голодный хлеб 6/10
Не сильно зашёл на "Чёртовой дюжине", и при перепрочтении мнение не поменялось. Задумка интересная, в хорроре выезжать на голоде вообще правило хорошего тона. Но больно много уж роялей и рояльчиков по кустам раскидала автор. Чем дальше читаешь, тем сильнее нарастающий скептицизм рушит магию. Пока не разрушит совсем. Средней руки вайсбир — самое оно, чтобы утолить го... жажду, но специально второй раз брать не тянет.
Елена Щетинина. Аппетит приходит во время еды 8/10
У меня аппетит пришёл во время чтения. Ловил себя на мысли, что несколько раз сглатывал голодную слюну. Автор поработала с материалом, и создала маленькое кулинарное чудо. Сварила из стандартного супнабора классическую историю, которая, тем не менее, читается свежо и с удовольствием. Русский имперский стаут. С мороженкой. Сибаритствовать, так сибаритствовать.
Максим Кабир. Межгалактические наёмники. Сага 8/10
Читал на "Чёртовой дюжине", не зная авторства (но, впрочем, догадываясь). Мнение не изменилось — отличная история о детской вере в чудеса и взрослом предательстве былых идеалов. Грустно, но такое взросление — естественный процесс для всех нас. Хорошая история. Классический лежак, чешский лагер, так любимый автором.
Дмитрий Лопухов. Лучшая жвачка в мире 7/10
И ещё один финалист "Чёртовой дюжины", которую я то ли судил, то ли играл. Это славная история, умело дёргающая крючочки ностальгии, под которую хочется пропеть "И в моём детстве точно было не до детских книжек. Я в некотором роде сам мальчик, который выжил" (С) Но показалось, что где-то автору чувство меры изменило, и валятся, валятся, валятся маркеры десятилетия, а ты уже устал, и сладость жвачки давно исчезла. Тем не менее, читать было ностальгически приятно. Пастри, со вкусом баблгам (да-да, и это тоже пиво).
Подведём итоги дегустации. ССК всё ещё остаётся знаком качества, без вопросов. Но... не обошлось без "но" . На мой вкус (да и не только на мой, если смотреть отзывы/оценки на других сайтах) на отлично справились только старички, и ещё два Дмитрия, Лопухов и Карманов, которых тоже новичками уже не назовёшь. Остальные вещи — крайне усреднённый хоррор, без изюминки. Читать — да, можно. А вот перелистнуть последнюю страницу и выдохнуть — ну, автор, ну, выдал! — не очень получается. Общая оценка 7/10. Тем не менее, следующий том буду ждать с нетерпением. И, возможно, доберусь до него так же быстро.
За сим всё. Приятного чтения всем, кто ещё читает!
Октябрь, дамы и господа! Близится Самайн, а это значит, что наступает пора моего традиционного хоррор-запоя. И в честь такого случая будет у нас не одна, а сразу четыре книги. Правда из одного цикла. Вообще, сегодня Избу-читальню стоит переименовать в Избу-глядельню, потому как на разделочном столе у нас один из самых известных российских хоррор-комиксов.
БЫЧИЙ ЦЕПЕНЬ Владислав Погадаев/Евгения Чащина
И тут надо бы сразу небольшой дисклеймер. Первое — я, вроде как, кое-чего секу в этих ваших хоррорах. Второе — я совершенно не шарю за эти ваши комиксы. Исхожу из того, что меня тут должны увлекать не только (и даже не столько) историей, но и картинками. И вот тут, как мне кажется, и кроется главная проблема. Но по порядку.
На первый взгляд может показаться, что авторы ударились в девяностые, со всей их разухабистой дурью и вседозволенностью. Сценой для истории становится мрачная провинция: заброшенные дома, умирающие поселки и тёмные кладбища. Однако довольно быстро нам дают понять, что, например, революцию здесь делали люди со сверхспособностями, и мутантами тут никого особо не удивишь. Ну, как? Если медведь забредёт на ваш дачный участок, вы, вероятно, удивитесь, мягко говоря. А так — ну, есть где-то эти медведи, и есть.
В первой части, которая так и называется "Бычий цепень", мы знакомимся с появлением на свет главного героя — Ивана. Рождённый стерильной (!) алкоголичкой, мальчик был похищен больничной уборщицей, бывшей несколько не в себе. Тем не менее, именно в её странноватой семье Иван познал любовь и внимание, такие непривычные, на фоне жестокости остального мира.
А ещё у Ивана плотоядные тентакли по всему телу. Вооот...
И вроде как замут интересный, но вот рисовка напрочь убивает динамику. Да, рисовка самобытная, своеобразная — мрачная, тёмная, с густыми штрихами, чёрными пятнами и редкими вкраплениями красного. Но, убей бог лаптем, я замучался разбирать какое из одинаковых лиц какому герою принадлежит. Иногда в принципе сложно понять, что происходит, и откуда чего взялось. Проблема усугубляется ещё и тем, что авторы населили первый том огромным количеством героев, которые, по большому счёту, повествованию ничего особого не дают. Зато яростно крадут экранное время у главного героя, становление и взросление которого проходит как-то скомкано.
Второй том — "Отпевание", в этом плане гораздо чётче. Можно решить, что это я попривык, но на самом деле, здесь и цветовая гамма посветлее, и деталей побольше. И пусть со сценарной точки зрения мне видятся лишние "кадры", в целом история приобретает некую стройность. Мы сталкиваемся с претендентом на роль главного злодея — мэром городка, и с культом, им основанным. Мутантики, собранные мэром с бору по сосенке, обладают странноватыми способностями, а "папу" своего скорее боятся, чем любят. Радует постепенное раскрытие мира. Огорчает очередной болт, положенный на развитие главного героя. Всё новое, что мы узнаём про него, умещается во фразу "они со мной разговаривают".
Они — тентакли то есть. Вооот...
Заканчивается всё тоже странно, сумбурно и для меня непонятно.
По счастью мы переходим к третьему тому — "Масленица". Город и его мэр готовятся к празднику, пекут блинцы, а пострадавшие мутантики приходят в себя. Я не знаю, может в комиксах так и надо, и экранное время поджимает, но о раскрытии персонажей речь тут идёт всё ещё весьма условно. Был мутант блюющий кислотой. Кончился. И никто не заплакал. Хотя, вроде как, семья, вместе чай пили, шутки шутили. В провинциальном городке людей дохнет ежедневно больше, чем на полях Вердена — ну, норм, чё, давайте Масленицу праздновать. Главный герой по-прежнему неразговорчив, но авторы изо всех сил показывают чуйвства между ним и девушкой Варей. А ещё в городе, оказывается, орудует народный мститель — мочит продажных ментов, и, попутно, не продажных мутантов. Вероятно, на случай, если они таки продадутся. Где-то здесь сюжет начинает сворачивать в сторону супергероики, и мэр даже пытается всучить Ване костюм (!) усиливающий сильные силы. Но не для того, чтобы приобрести большую ответственность, ЕВПОЧЯ, а для того, чтобы, значится, противостоять людишкам, которые, хоть и хуже, но размножаются быстрее.
В финале тома герой понимает, что таки-да, надобно противостоять, и спускает свои тентакли с поводка. Вооот...
Четвёртый том выделяется обложкой. Глядя на неё появлялась надежда, что внутренняя рисовка претерпит изменения, но не срослось. Мне снова приходилось напрягаться, вчитываться, вглядываться, и всё это скорее напоминало борьбу, чем привычное чтение. Но в этот раз, хотя бы, флэшбэки обозначены как флэшбэки. Мы узнаем длиннющую историю становления антагонистов, увидим азербайджанского скина (!), поймём, почему его батя-партизан так ополчился на мутантов, и это даже как-то примиряет меня с общим сумбуром прочитанных до этого томов. Хотя терзают меня смутные сомнения, что Партизан как-то не очень укладывается в таймлайн истории. Но то, опять же, можно списать на сумбур подачи. Самое смешное, что читать про второстепенных персонажей куда интереснее, чем про главного героя. Возможно потому, что их история понятнее.
В финале всё сливается в одну длиннющщщую масакру, рычание и поножовщину. Вооооот...
Итог. В чётвертом томе авторы историю таки распетляли, и закрыл я книгу с ощущением некоего понимания сюжета. Общее впечатление неоднозначное. Почти всё подано очень поверхностно, и многие вещи не раскрыты. Главный герой никакой. Вот просто никакой. Возможно из-за того, что он либо молчит, либо рычит. Остальные получились куда интереснее, но историю, увы, не вытягивают. Да и не сложно это — быть интереснее никакущего героя. Как хоррор история быстро теряет весь саспенс. Как сплаттер — недостаточно красного цвета. Как мутант-фэнтези не раскрыто от слова совсем. В итоге я так и не понял, что это было.
Я бы, чесгря, остановился ещё на первом томе, но ребёнка попросила купить все четыре. Пару из них пришлось на Авито добывать, а один мне покупала знакомая на каком-то комикс-конвенте. В общем, опыт интересный, но повторю я его не скоро. Читать-смотреть — на свой страх и риск. Слоупок предупредил. Зато на память о прочтении у нас с ребёнкой осталась развесёлая песенка собственного сочинения:
"Бы-чий цепееень! Ля-ля-ля-ля-ляааа!
Бы-чий цепееень! Лю-лю-лю-лю-люууу!"
И это, пожалуй, самая глубокая мысль, которую я вынес из прочтения этой эпопеи. За сим всё. Приятного чтения всем, кто ещё читает!
Дмитрий Костюкевич имеет репутацию создателя интеллектуальных хорроров. В его рассказах мы встречаемся с иной, не до конца традиционной жанру интерпретацией Зла. Там нельзя найти чистого мистического кошмара, который свойственен историям о потусторонних существах. Также, как и приземленных страшилок, где угрозой оказывается условный пьяница-насильник, живущий по соседству. Автор изображает пугающее иначе. Кошмар у него действительно не ушел от мистики и имеет метафизическую, непостижимую людям природу. Однако он проявляется через знакомые нам формы типа опасной для жизни стихии. То есть, достаточно приземлен – но, при этом, не уходит в бытовой триллер про условных маньяков.
Видно, что Дмитрий исследует природу Зла. Желает понять ее суть. К этому выводу с первых строк прочтения нас толкает манера автора работать с ужасным. Источники страха в его работах (будь то кровожадные боги древности или банальная стихия) постигаются рационально.
Потусторонним выглядит, как правило, космический ужас за пределами планеты. Но и в подобных случаях он проявляется более-менее логично: как иная форма жизни или не открытый человечеством физический закон. Но современного читателя трудно испугать понятными вещами. Из-за чего встает вопрос, как много в «Холодных песнях» настоящего кошмара? И, если он есть, насколько жутким является? Почему нас пробирает до костей при встрече со злом, о котором говорит писатель? Имеет ли оно экзистенциальную природу…
Откровенно говоря, настоящих хорроров в сборнике мало. Большей частью он состоит из триллеров, чьи герои сталкиваются с Первобытным ужасом в местах, казалось бы, покорившихся человеку. Реки, озера, леса и моря, как таковые, не несут угрозы – но в произведениях Костюкевича раскрывают свою древнюю, агрессивную сущность. Отметим, что безликая стихия здесь не несет угрозы, если ее не “провоцировать”. Но жестоко дает отпор любому человеку: прогоняет насильника, который хочет ее подчинить — например, колониста, пришедшего освоить Антарктиду («На Восток»).
Глядя на то, как жестоко природа дает отпор человеку, трудно допустить, что она не желает смерти людям. Но, тем не менее, большинство борющихся с ней героев первое время как бы хотят доказать, что агрессивность любой среды – это не качество ее, а свойство, которое нельзя изменить, но можно использовать. Что, например, делает водолаз из «Шуги», изучая рельеф подо льдом.
Несмотря на то, что история о подводнике успела стать визитной карточкой писателя, произведения с водным сетингом – редкость для книги. Как правило, древний кошмар ждет читателя в лесах, джунглях и болотах, а не на воде (прямую угрозу она несет лишь в «Морских пейзажах»). В сюжетах, чье действие разворачивается в океане или море, злом оказываются живущие рядом с человеком сущности. Даже упомянутая «Шуга», где герой борется со стихией, чтобы не утонуть, по факту не изображает воду агрессивной: она описана как нейтральная сила, могущая стать опасной, если человек ведет себя не осторожно.
Том ССК с рассказом "Шуга". М.: АСТ, 2021 г. (октябрь)
При поверхностном взгляде кажется, что с угрожающей природой сталкиваются герои, которые ее обуздывают — то есть, суровые профессионалы, дерзнувшие бросить вызов стихии. Но по факту столкнувшиеся с такой мощью спецы не всегда изображены хладнокровными. В половине случаев они признают слабость перед стихией, не хотят с ней бороться и отступают, завидев угрозу (например, дети из “Дрожи”).
Но, какова бы ни была природа такого Зла, с ним сталкиваются не все профессионалы. В половине историй о нем, главные герои — обычные люди, которые боятся и не знают, как противостоять обрушившемуся на них кошмару.
Каким бы «крепким орешком» ни был герой, его статус существенно влияет на характер самого текста – в том числе, на жанровую составляющую. Как правило, в зависимости от типажа героя уже в начале чтения понятно, будет история психологичным триллером или, наоборот, динамичным экшеном, где человек станет бороться за выживание. Во многом это определено логикой действий, что видна в начале. Так, задача спеца при столкновении с опасностью – остановиться, определить источник угрозы и выбрать стратегию, как можно спасти себя и других. То есть, герои-профессионалы у автора больше подвержены саморефлексии. За счет чего произведения о них отличаются большим внутренним накалом и сильно растущей тревожностью. Естественно, здесь характерен саспенс – беспокойное ожидание приближающегося ужаса. Что и видно по первым строкам таких рассказов.
Признаться, этот стиль узнаваем: истории с крепким саспенсом характерны Костюкевичу. Но, когда он создает напряженный сюжет, тревога там основательно проседает. Поэтому среди работ с интенсивной динамикой так мало крепких рассказов.
Закономерно, что их герои тоже имеют общие черты. Зачастую это обычные люди, не способные противостоять злу. Их модель поведения при встрече с угрозой – бежать. Естественно, действие текстов более подвижно и не отягощено медленной, свойственной психологическому триллеру рефлексией.
Но странно, что вовсе не каждая сильная фабула держится на сюжете, богатом событиями. Создавая тревожное произведение, Костюкевич работает с разными типами накала, иногда совмещая их («Заживо») — причем, не всегда удачно.
Видно, что пугать для автора – не главное. Даже несмотря на то, что подавляющее большинство материалов в сборнике вызывают гнетущую неопределенность, саспенс для Дмитрия – лишь одна из приправ, которая используется по необходимости. Если она нужна, то тревога нагнетается визуальными приемами. Так писатель четко очерчивает зрительные образы, чтобы создать реалистичный эффект присутствия угрозы, которая притаилась в обычных предметах вокруг.
Там же, где их нет, чудовищем оказывается человек как таковой. Подобная подача делает рассказы достоверными — и потому особенно страшными. Просто потому, что мы сами вообразили чудовищ. Однако чтобы читатель обрисовал монстра в красочных деталях, одной-двух сцен недостаточно – иначе не получится передать все оттенки жути. Ведь скрытая угроза ощущается особенно сильно, когда мы подолгу скользим вглубь переживаний героя. А их трудно прочувствовать при интенсивном сюжете. Возможно, именно поэтому большинство историй сборника не отличаются яркой динамикой и, скорее, медитативны.
Это свойственно для всех сильных работ сборника. Нужное настроение сочинитель закладывает между строк. Так же, как при изображении монстров, он широкими штрихами очерчивает факты и события, которые ближе к кульминации или развязке сами заставляют аудиторию испытывать конкретные чувства – например, возросший психологический дискомфорт.
В этом смысле интересно, что среди по-настоящему тревожных произведений много тех, у которых есть черты, не характерные большинству текстов книги. Так, к тревожным относятся все материалы, писаные вязким стилем, в настоящем времени, от первого лица и в направлении ужасов. То есть, автор выходит за привычные для своих рассказов рамки сразу в нескольких местах. Вполне закономерно, что это отражается на стилистике и, одновременно, жанре – в ряде случаев последний кардинально меняется. Например, триллер превращается в хоррор. Это бросается в глаза потому как последних в сборнике мало.
Но, несмотря на такую исключительность, хорроры в сборнике все-таки имеют общую черту с наиболее характерными для Костюкевича сюжетами. В каждом угроза исходит от того самого Первородного Зла. Но уже с поправкой: им оказывается не стихия. В большей части страшных историй таким кошмаром являются потусторонние сущности типа духов, демонов и русалок.
Парадоксально, но, даже, несмотря на характер монстров, большая часть хорроров – реалистична. Возможно, ничего странного здесь нет, и перед нами доказательство того, что реализм у автора имеет ту же функцию, что и тревога: это не стремление изобразить объективную реальность, но техника и инструмент, при помощи которых он достоверно описывает фантастические грани мира, где происходит действие. Настолько достоверно, что потусторонние существа типа духов и инопланетян кажутся естественными – даже когда реальность, где они живут, ничем не отличается от нашей.
Также хорроры схожи с большинством других сильных работ в книге за счет крепкого внутреннего динамизма и высокого психологического накала. Последний усилен довольно редкой для автора чертой – вязким стилем. Длинные предложения, сложные словесные конструкции – отличительная черта большинства ужасов в сборнике.
Такой стиль бросается в глаза. Ведь уже давно Костюкевич зарекомендовал себя как писатель, излагающий просто. Даже в сценах с «мясным» потенциалом, где другие мастера не удержались бы от подробных описаний, желая посмаковать кровавой жанровой эстетикой, сочинитель обходит ее стороной. Он не описывает страдания героев, а просто ставит нас перед фактом: “Ивана ударили — тот упал” и т.п. Из-за чего напряженные сцены ряда острых сюжетов (не обязательно хорроров) трудно назвать эмоциональными.
Столь же осторожно Дмитрий ведет себя с фактической базой. Владея мат. частью и деталями узких тем, с которыми сталкиваются его герои-профессионалы, он, конечно, пользуется специфической терминологией, — но не объясняет, что значат конкретные понятия. Этому подходу следует отдать должное: отсутствие пояснительных сносок не отвлекает нас от главного текста, за счет чего легче погрузиться в происходящее с головой. К тому же, специфических – не расшифрованных – терминов используется мало и они не мозолят глаз.
Спец. том ССК, "Лучшее. Страшное..." с рассказом "Дрожь". М.: АСТ, 2021 г. (октябрь)
Однако иногда Костюкевич погружает нас в действие, которое нельзя назвать медитативным из-за быстрой смены событий. Конечно, она редка для интеллектуального хоррора как суб-жанра, ведь в «умных» ужасах события зачастую развивается медленно. Основная ставка там сделана на растущем психологическом дискомфорте. Тем не менее, среди тревожных (засасывающих читателя) рассказов книги редко, но встречаются такие, где медитативностью и не пахнет. Возможно, автор умеет писать тревожные произведения, изредка выходя за рамки жанра. И не стесняет себя границами исключительно внутреннего динамизма, свойственного классическим слоубернерам.
Как видим, стиль для Дмитрия – не константа, но переменная. Она меняется, когда того требует фабула и проблематика истории. Выход за рамки привычного стиля, комбинация не свойственных сочинителю техник, работа с триллером как с методом изложения, где саспенс и реализм – лишь приемы, а не условия хорошего текста, а также чередование краткого слога с «вязкими» словесными конструкциями – примеры литературно-богатого сборника, которым будут довольны многие ценители жанра.
Важно, что столь же универсален подход есть в изображении Зла. Складывается впечатление, что понятие Тьмы для писателя — мистическое и абсолютное. В сборнике она изображена как часть бытия, один из его столпов, на которых держится зримый и невидимый мир. Или таким себе законом мироздания, что существовал до человека, и будет существовать после. Но, с другой стороны (пусть и в меньшей степени), мы видим, что Зло – это также и сам человек с его ошибками и «неправильным» выбором, когда личность соглашается стать источником Тьмы, как в рассказе «Свои». Или, не в силах противостоять Тьме подобно герою «Ззолета», пропускает Ее в окружающий мир.
облако тэгов
