Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
Я не шучу. Утрирую немного. Но факт остаётся фактом: большая часть 12-го номера "Мурзилки" за 1990 год рассказывает о чертях и прочей нечистой силе.
В разгар перестройки прессе требовались новые формы общения с читателями, уставшими от постоянных разоблачений, читателями разочарованными в старых методах. Перемены добрались и до детских периодических изданий. Одним из главных нововведений стало появление религиозной тематики. Вот и редакция "Мурзилки" в 1990 последний номер года, традиционно посвящавшийся новогодним праздникам, в этот раз посвятила (уж извините за каламбур) Святкам. А Святки в народной традиции неразрывно связаны с гаданием, а где гадание, там и черти.
Уже на второй странице мы читаем стихотворение "Гадание" гениального Фёдора Сологуба (1863-1927), символиста и декадента "Серебряного века". Обычно мрачный Сологуб в этот раз предельно оптимистичен:
цитата
Лишь только сердце бьётся верно,
А все земные бури — дым;
Всё будет так, как мы хотим,
Лишь стоит захотеть безмерно
Надо отдать должное редакторам журнала — к работе над святочным номером они подошли с выдумкой и отличным чувством юмора. Журнал в журнале — "13-й номер за 1990 год" отделил "страшную" святочную часть от страниц, где печаталась сказка Энде "Театр теней Офелии".
Логично, что открывается "тринадцатый номер" прекрасным фрагментом "Ночи перед Рождеством" Гоголя — это самое начало повести, здесь появляется ведьма на метле, а чёрт крадёт месяц.
цитата
Между тем чёрт крался потихоньку к месяцу, и уже протянул было руку, схватить его; но вдруг отдёрнул её назад, как бы обжёгшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдёрнул руку. Однако ж, несмотря на все неудачи, хитрый чёрт не оставил своих проказ. Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки; наконец, поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чём ни бывал, побежал далее.
Затем юные читателям предлагалось познакомиться с болезненным стихотворением "Чёртовы качели" Фёдора Сологуба, ошибочно приписанным в журнале Константину Бальмонту (1867-1942),
цитата
В тени косматой ели,
Над шумною рекой
Качает черт качели
Мохнатою рукой...
и двумя настоящими стихотворениями Бальмонта — "Камыши" (1895) и "Чары феи" (1905). Бальмонт тоже "наш человек" — поэт-символист, переводчик прозы и поэзии Эдгара По. Но если мрачность "Камышей" не вызывает сомнения, то позитивные и даже "мимимишные" "Чары феи" смотрятся тут чужеродно. Но, редакторы, видно, решили не вгонять детей в депрессию и разбавлять тревожные вещи юмористическими. Так чуть позже мы натыкаемся на поэтическое произведение Елены Липатовой "О чём поёт Баба Яга, когда у неё плохое настроение". Баба Яга тоже ведь имеет прямое отношение к тёмным силам!
А сразу за поэзией Бальмонта следует большое эссе "Чёртово племя" о нечистой силе, в основном — о домовых, самых добрых её представителях, оформленное в виде остроумной беседы Мурзилки и русского фольклориста начала 20 века Сергея Васильевича Максимова.
цитата
Впервые увидав Мурзилку, господин Максимов насторожился:
— Позвольте, сударь, кого-то вы мне напоминаете! Уж не приходится ли вам роднёй чёртова бабушка?!
Никогда ещё Мурзилка не был так близок к провалу.
Оформлявший статью художник Олег Эстис хорошо оттянулся в монстрографии, то есть нарисовал множество разных монстров. Люди хоть немного знакомые с русским лубком сразу поймут, что послужило вдохновением для художника.
Листаем журнал дальше.
Знаменитое стихотворение "Бесы" (1831) Пушкина. То самое: "Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?". Пушкин наше всё, конечно, но мне не очень нравится, когда его называют " отцом русского хоррора", был хоррор на Руси и до Пушкина, но в то же время, не могу не признать, что для русской " тёмной литературы" он сделал колоссально много. Вся эта мрачная атмосфера петербургских повестей была подхвачена писателями "Серебряного века" и породила множество "сумеречных шедевров" — от "Стереоскопа" Иванова до гриновского "Крысолова" и "Старухи" Хармса. И "тёмная" поэзия Пушкина прекрасна, хотя и не всегда серьёзна. Но финал "Бесов" страшен и тревожен:
цитата
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне...
"Бесы" и "Чёртовы качели" вошли в антологию страшной поэзии "Стихи о вампирах" (2011).
Далее следует страшная сказка Алексея Ремизова (1877-1957) "Чёрт".
Произведение входит в цикл переработанных народных сказок о нечистой силе "Хозяева". Это, конечно, не самая страшная сказка Ремизова, который был мастером на такие штуки — тут обходится без оживших мертвецов. Вообще, Ремизов одна из важнейших фигур в русском хорроре "серебряного века", со своим самобытным языком и редким умением напугать до ужаса, рассказывая о каких-то обыденных вещах, чего стоит только его жуткий шедевр "Жертва", безусловно, выдающее произведение "тёмной стороны" русской литературы.
цитата
И когда в третий раз застучало под окном, Никанор открыл окно и выстрелил. Выстрелил и похолодел весь: там, под окном, лохматая рука с птичьими когтями сжала ставень.
Никанор за нож, отрезать хотел руку чёртову, а нож выпал из рук – прямо из ночи глядели на него огромные оловянные глаза и щерилось изрытое темное лицо.
Даже традиционный семёновский комикс о приключениях Мурзилки и птички Чирик в этот раз связан с мистикой, с модным "полтергейстом", о котором в то время постоянно распевала резко пожелтевшая пресса. Сёмёнов высмеивает охватившее страну увлечение барабашками и мракобесием. Мурзилка подвергается нападению летающей табуретки, но потом сам пытается эту табуретку изловить, понимая, что такой силе вполне можно найти применение в народном хозяйстве. В конце концов выясняется, что над Мурзилкой просто подшутила птичка Чирик.
Рассказ одного из самых заметных мастеров "серебряного века" Фёдора Сологуба (1863-1927) Тени (1896), публиковавшийся также под названиями "Свет и тени", "Тени и свет".
Творчеству Сологуба вообще свойственна болезненность: семейно-бытовая история мальчика, который увлёкся книжкой о примитивном театре теней и стал плохо учиться в школе, записанная тёмным пером мастера, превращается в мрачный социальный рассказ о бесцельной трате жизни, эскапизме, попытке спрятаться в собственном мирке и невозможности из него выйти ("везде стены"). Рассказ тяготеющий к хоррору. Теневые фигуры предстают щупальцами извечной тьмы, пиявками, вытягивающими из людей жизнь и надежду.
И безумие кажется желанным и блаженным.
Рассказ включался в антологии "мистики серебряного века", хотя к мистике он имеет лишь косвенное отношение. Но описания теней и ощущение безысходности заставляют вспомнить о "Двойной тени" Кларка Эштона Смита. Во всяком случае, у меня история Сологуба вызвала эмоциональные ассоциации именно с этим выдающимся рассказом.
цитата
Мама прошлась несколько раз по комнате. Она заметила, что за нею на полу движется ее тень, и — странное дело! — первый раз в жизни ей сделалось неловко от этой тени. Мысль о том, что есть тень, беспрестанно приходила ей в голову,- но Евгения Степановна почему-то боялась этой мысли и даже старалась не глядеть на тень
А тень ползла за нею и дразнила ее. Евгения Степановна пыталась думать о другом,- напрасно.
Она внезапно остановилась, бледная, взволнованная.
— Ну, тень, тень! — воскликнула она вслух, со странным раздражением топая ногами,- ну что же из того? что же?
И вдруг сразу сообразила, что глупо так кричать и топать ногами, и притихла.
Она подошла к зеркалу. Ее лицо было бледнее обыкновенного, и губы ее дрожали испуганной злобой.
"Нервы,- подумала она,- надо взять себя в руки"
Традиционно — мой фан-арт (точнее — эскиз для фан-арта).
"Тень является как бы душой всех вещей, проекцией их глубокой внутренней сути, проявлением скрытых значений" (С. Грабинский).
Рассказ Елены Щетининой, современного российского писателя-фантаста и критика, Лягушка прожорливое брюшко (2016).
Рассказ опубликован в антологии "Самая страшная книга 2017", а затем в антологии "Самая страшная книга: Лучшее".
Если депрессивный Сологуб превратил в кошмар историю о нерадивом ученике — Носов или Драгунский написали бы на эту тему весёлые повести о пионерах, помогающих товарищу встать на путь исправления, — то Щетинину вдохновила на жуткий рассказ строчка из детской песенки.
Недавно я писал о "Веерном отключении" Алексея Провоторова. Рассказ Щетининой — ещё один прекрасный пример "хоррора спальных районов", "хоррора квартирного". Ужас таится в самых обыденных вещах и действиях. События в таких произведениях происходят на ограниченном пространстве — "ареной" становятся знакомые всем типовые "двушки", "трёшки" и "однушки", детские площадки, однообразные дворы спальных районов (уже только в этом однообразии скрываются семена хоррора) и автору остаётся только бросить все силы на создание атмосферы. Жуткий рассказ. Тревога за ребёнка перерастает в паранойю и оборачивается неожиданным финалом.
цитата
И тут раздался звонок.
Громкий, особенно в тишине крепко спящего дома, он истошно трещал, визжал и переливался.
– Те-е-е-етьли-и-и-ис! – захныкал за спиной невесть откуда появившийся Кирюша.
Он стоял, закрыв уши руками, и раскачивался из стороны в сторону.
Всю стену рядом с входной дверью закрывал самодельный шкаф-купе, сделанный, видимо, еще в нищие девяностые каким-то местным умельцем. Именно оттуда и доносилась разрывающая голову трель звонка.
Алиса притащила из кухни шаткий колченогий табурет и вскарабкалась на него. С трудом удерживая равновесие, она стала выкидывать с антресолей пустые обувные коробки, какие-то тряпки, старые резиновые перчатки – весь тот мусор, что копится годами до первого же переезда, затем любовно пакуется «на всякий случай» и в итоге остается единственным, что достигает нового места жительства без потерь.
Наконец она добралась до дребезжащей (казалось, что та даже ходит ходуном) белой коробочки и, вцепившись, рванула на себя. Трель захлебнулась, из распотрошенной дырки в стене расщеперились разноцветные проводки.
– Ну вот и все, – тяжело дыша, сказала Алиса Кирюше. Сама она не очень верила этим словам, но упорно повторила: – Ну вот и все.