Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
Кроме «Ведьмы» и нескольких десятков мистических рассказов Фриц Лейбер написал еще один роман в жанре хоррор – «Матерь Тьмы». Это история о писателе, столкнувшемся с потусторонним существом, вызванным к жизни скрытой магией большого города.
Четыре года назад у писателя Франца Вестена умерла жена. Франц тяжело пережил ее смерть и лишь спустя три года начал приходить в себя. Все это время он топил горе в выпивке и сам не помнит многого из того, что делал. Например, когда и где купил рукописный трактат «Мегаполисомантия». Автор книги, Тибо де Кастри рассказывает о магической стороне роста и жизни больших городов, которые в будущем станут местами скопления невиданных человечеству сил и обретут собственный разум. Вместе с книгой к Францу попал и дневник самого Кларка Эштона Смита, легендарного современника и друга Лавкрафта. Смит лично знал де Кастри и был адептом его учения. Заметки Смита полны страха и восхищения перед оккультным знанием мага. Кроме Смита последователями де Кастри были и другие писатели – от Джека Лондона до Амброза Бирса.
Поначалу Вестен не принимает написанное всерьез, но вскоре ему является таинственная фигура, которая подает знаки, связанные с тайнами работы и жизни Тибо де Кастри. Франц Вестен понимает, что призрак, не отступится, пока тайны де Кастри не будут раскрыты. И более того, ему грозит опасность.
Явления призрака в книге можно перечесть по пальцам одной руки и большого впечатления они, прямо скажем, не производят. Хотя и окутаны романтичным флером таинственности, в целом убедительным, но все же слегка напускным.
Да и собственно ужаса в книге не так много, преобладает чувство гнетущей тревожности, беспокойного присутствия кого-то или чего-то. В этом по большей части и заключается обманчиво-бесхитростное обаяние «Матери Тьмы». Напряжение в романе не то чтобы растет по мере приближения к финалу, оно скорее равномерно и постоянно и сопровождает каждый шаг Франца Вестена вкрадчивым, сладко сосущим под ложечкой саспенсом. Реши какой-нибудь смелый режиссер воплотить «Матерь Тьмы» в кино (Не Ардженто, это другое. Совсем!), вышел бы неплохой слоубернер с таинственной атмосферой, поиском ответов на каверзные загадки и множеством мистификаций, которые ведут к другим мистификациям. И вот здесь-то начинаются перегибы, которые сильно портят все дело.
Слишком много Фриц Лейбер сгреб в одну кучу, слишком много псевдомистического тумана напустил, пересолив книгу околофилософскими и околосущностными размышлениями и размышлизмами, неизбежно вызывающими к жизни коварную греческую приставку пара-, обозначающую как нам известно, два замечательных наречия – вокруг да около. Вот она, истинная беда этой книги. Сплошные блуждания вокруг да около. Пара-, пара-, пара-, от которых нет спасения. Параментальные сущности в параоккультном тумане парафеноменальной природы. И этого там с большим запасом. Чтоб уж наверняка. Лучше перегнуть, чем недогнуть.
С одной стороны с писателем сыграла злую шутку чрезмерная приверженность готической традиции, в кильватере которой стойко идет сюжет, а с другой последствия психоделической революции 60-х годов, которая катком прошлась по мировоззрению всех без исключения американских интеллектуалов. Нью-эйджевое сознание получившее второе дыхание в эпоху хиппи, любит химерический синтез теорий, идей и концепций, что, кстати, не всегда плохо. По крайней мере, если речь о фантастике. Но и хорошо тоже, увы, не всегда. В случае с «Матерью Тьмы» скорее можно говорить о втором варианте.
Подобный взгляд на вещи можно, как ни странно, обнаружить у Филипа Дика во многих его романах. А дружеские посиделки Франца Вестена с бывшими хиппи, вспоминающими 60-е вообще можно ничтоже сумняшеся вставить хоть в «Помутнение», а хоть и в сам «ВАЛИС». Да и почти в любой роман Дика. Это настолько похоже, что даже подозрительно. Во всяком случае, атмосфера пост-хипповского интеллектуального похмелья узнается в такие моменты безошибочно.
Добавляют перца довольно смелые в общем контексте, хоть и несколько неуклюжие, эротоманские подробности, кое-где даже на грани приличий. Не то чтоб они были к месту, но Фриц Лейбер посчитал нужным их включить. И тут уже влияние не сексуальной революции 60-х, а больше эзотерического либертинизма, которому Лейбер не преминул отдать дань, упомянув среди прочих авторов своей эклектичной концепции Маркиза де Сада и Барона Захер-Мазоха.
Считается, что лучшие книги написаны на собственном, выстраданном опыте и вдохновлены жизнью. Именно так обстоит дело с «Тремя Матерями скорби» Томаса де Квинса, с чьих страниц сошел жуткий мистический образ Матери Тьмы, навеянный не только античными Гекатой и Кибелой, но и диккенсовскими реалиями современной ему Англии.
Для Лейбера же вдохновением служила не столько жизнь, сколько другие писатели, которых он беспрестанно поминает на страницах своей книги. Не будь Лавкрафта и К. Э. Смита, Бирса и Дэшила Хэммета и многих, многих других американских авторов первой половины 20-го века, его «Матерь Тьмы» не появилась бы на свет. Вот они-то и есть литературные отцы собирательного образа, вышедшего из-под пера писателя. Поэтому родства между Матерями де Квинси и Лейбера не больше, чем между двумя совершенно чужими друг другу однофамильцами.
Эту книгу можно оценить двояко – и хорошо, и не очень. Но в обоих случаях оценка будет сдержанной. Если «хорошо», то без лишних восторгов, «плохо» — без особого разочарования. А в целом — не хорошо и не плохо, а примечательно. Это интересная попытка реанимировать кондовый лавкрафтианский хоррор старой школы спустя сорок лет после смерти демиурга с учетом переменчивых веяний иной эпохи. Ну что ж… Любопытно-любопытно.
"Айда играть к Адамсам" — позабытый винтажный (1974) шокер, просто чудовищный по своей жанровой величине роман ужасов. У него крайне непростая судьба, в чем-то перекликающаяся с каким-нибудь условным некрономиконом (редактор старательно желает исправить это слово на "микроэкономику"), в первую очередь из-за своего содержания, крайне мрачного, депрессивного и графического. В свое время все это окружило роман репутацией "запретной книги", чуть ли не самиздата, продававшегося из под прилавка, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Важно отметить, что во многом содержание романа Мендала В. Джонсона перекликается с куда как более известной (сообществу) и культовой вещью Джека Кетчама "Девушка напротив". Однако, роман Джонсона был написан на 15 (sic!) лет раньше и, — сейчас будет немного ереси, — могу ответственно заявить, что "Айда играть к Адамсам" будет всяко посильнее. Хотя, казалось бы, куда уже!
Завязка — летняя. Дети-подростки, родители в отпуске за рубежом, молодая няня поставлена надзирать над пубертатами в загородном доме. Няня — Барбара, — красивая, скромная, порядочная. Дети — похуже. Каждый по отдельности еще, пожалуй, ничего, хотя вот Пол — явный лунатик с садистскими наклонностями, коими ловко манипулирует его старшая сестра Диана. Джон — самый старший, и он на пике полового созревания, поэтому думает не сказать чтобы головой. Бобби и его младшая сестренка самые нормальные, именно за ними осталась наблюдать Барбара, и именно в их доме лежит отцовская бутыль с хлороформом.
В общем, однажды Барбара просыпается связанной и с кляпом во рту.
Отсюда и берет свое начало лестница, уходящая ступенями глубоко в преисподнюю.
Мастерский текст, размеренное, без провалов, повествование, искусно выписанные характеры, никакой цензуры (об этом ниже), никаких поблажек — ни героям, ни читателю, -- все это роман Джонсона. По-настоящему серьезное произведение, сложное и в то же время экстремальное, пропавшее из читательского внимания под спекулятивной обложкой полвека назад. В 2017 году благодаря Хендриксу и его "Пейпербукам из Ада" роман был переиздан, но опять же не сказать, что и тогда он привлек к себе заслуженное внимание. Астрель, "Мастера Ужасов", АУ!
Касательно цензуры. По современным меркам это действительно экстремальный роман ужасов. Здесь есть пытки, принуждение, изнасилования, но при этом оно совсем не то бесконечное молотилово, что предлагают современники. Там это быстрое trashy-чтение, ноль эмоций к жертве, к антагонисту, тупо "под пиво". Здесь же все по-взрослому. Честно говоря, дочитывать было просто физически тяжело. Никакого хэппи-энда, кошмар только сгущается и в конце света просто нет. Нет — и все.
Разбор нового сериала от HBO и сравнение его с первоисточником от BBC. Любителям криминальных драм и мрачной атмосферы рекомендуется обратить свое внимание!
Получил власть над моими эмоциями. Ошеломил точностью и великолепием языка. Заставил размышлять о жизни и смерти, о соотношении человеческого и чудовищного в любом из нас. Щедро одарил плодами своих многочисленных талантов – переводчика и публициста, поэта и прозаика.
Он и сейчас продолжает творить свое волшебство. Авторский сборник Владислава Женевского «Запах», который я имею счастье держать в руках, — неожиданный и потому вдвойне драгоценный подарок для всех, кому так не хватает его голоса, его спокойной мудрости, его безупречного стиля...
Меня наполняет чувство благодарности за возможность посмотреть на мир глазами Владислава – человека, очень любящего жизнь и оттого отчетливее видящего её темные закоулки, подворотни и подвалы: манящие, соблазняющие извращенной красотой порока, призраками неисполнившихся желаний, обманчивым раем бездуховности. Человека, своим талантом сотворившего искусный калейдоскоп эпох, персонажей – людей и не-людей. В этом калейдоскопе складываются яркие, как вспышки, картинки бытия: они могут трагически измениться и даже разбиться в любую секунду, в буквальном смысле в мгновение ока (как в открывающем сборник великолепном микрорассказе «Веки»).
«Следи за собой. Будь осторожен». Владислав Женевский словно подхватывает предостережение рок-кумира и иллюстрирует его развернутыми примерами. Будь осторожен – ведь никогда не угадаешь, где и в какой момент неведомые сущности атакуют тебя. Они точно знают твои слабости, метко целятся в болевые точки, безошибочно играя на доверчивой открытости любви и счастью («Бог тошноты») или на глубинных инстинктах, нереализованных желаниях. «Даже к самому сложному замку можно подобрать ключик», – в этом приходится на своем печальном опыте убедиться герою одноименного рассказа. Да и никакая осторожность, по большому счету, не поможет уйти от жуткой судьбы, скрыться от вездесущих порождений Тьмы ни обыкновенной семейной паре, приехавшей отдохнуть на турбазу, ни скромной университетской библиотекарше («В глазах смотрящего»), ни простому средневековому дозорному в сторожевой башне давно заброшенного замка («На дальних рубежах»).
Поразительно: половина рассказов, включенных в сборник, написана в 2005-2008 годах, когда их автору было всего двадцать с небольшим лет! Однако они, на мой взгляд, практически не уступают более поздним произведениям. Среди наиболее понравившихся мне в большинстве своем именно ранние рассказы. Диапазон их сюжетов широк: от умопомрачительной «Каждой», жуткой истории о трудовых буднях уборщицы общественного туалета, до утонченного «Никогда», захватывающего повествования об искусном садовнике с отравленной ненавистью душой.
История девочки, просто хотевшей, чтобы папа всегда был рядом («Огненная птица»), и мальчика, спокойно и обдуманно бросившего вызов Князю Тьмы («Атеист»), и тех троих, что радостно и без раздумий поспешили в объятия божественно прекрасного создания, увидев в нем воплощение идеальной матери или любимой женщины («Она»)… Эти истории «зацепили» меня чуть меньше, но каждая из них всё равно запомнилась; одна не похожа на другую благодаря таланту писателя, тщательно прорисовывающего персонажей и их мир.
«Зевака» – сколько теплоты, неподдельной нежности в этом прекрасном и трогательном рассказе! С каким мастерством написан этот искренний монолог Франца, простодушного деревенского парня. Честно выполняя приказ своего барина, вверившего его заботам маленькую девочку, он глубоко привязывается к ней. Малышка Лорхен становится для него самым любимым и дорогим существом в мире – Франц изо всех сил старается побаловать и порадовать девочку, удивляясь лишь её странным фантазиям…
Владислав искусно играет с названиями своих рассказов, не переставая удивлять читателей. Изумительная история об искренней любви и преданности скрывается за простецким и даже грубоватым прозвищем главного героя, а под высокого штиля заглавием «Искусство любви» прячется жестокая сатира на общество близкого будущего, под которое заложена бомба замедленного действия в виде квинтэссенции литературной пошлости.
Я очень долго читала эту книгу. Практически каждое произведение в ней вызывало эмоциональный отклик (особенно стихотворения). Поражало узнаваемостью, жизненностью описываемых ситуаций и событий, фантастическая и мистическая составляющая которых казались абсолютно органичными. Иногда читать было просто физически тяжело, тоскливо и больно. «Идолы в закоулках» – потрясла сцена с участием алкаша, самозабвенно пляшущего под гогот мажоров. Всего в несколько абзацев уместилась его жалкая и грустная история, в которой смешались в одну кучу и жизнь «при Советах», и вера в Бога, и воспоминания о безвозвратно ушедшей молодости, когда «кровь кипела»… В рассказе «Мёд» итоги своей жизни невольно приходится подводить Андрею (городскому жителю, попавшему в экстремальную ситуацию в знакомых с детства местах) – человек он гораздо более молодой, но результат получается ненамного утешительнее. Заурядное существование, поверхностные знания, «увядшая» любовь… В сухом остатке – ни одного козыря, чтобы отбить предательский удар природной стихии, казавшейся раньше понятной и знакомой, чтобы сопротивляться чудовищному порождению лесной уральской глуши…
Произведения, завершающие сборник, отличаются не только стилистическим совершенством, отточенностью языка. В них особенно остро ощущаешь мучительную обреченность человеческой жизни, неотвратимость ухода… Металлические перегородки, ежеминутно возникающие там, где их раньше не существовало, постепенно отсекают от жизни героя рассказа «Kom». Теряется чувство реальности, «стираются» окружающие люди и предметы. Человек переходит в туманное небытие – «не видя, не слыша, не чувствуя»…
Но если человек любим и дорог – навсегда остаются его слова, его улыбка, написанные им строки. «Рукопись года-2016» уже стала полноценным бумажным изданием. В нем нашлось достойное место и докладу «Хоррор в русской литературе», в котором Владислав в своей неповторимой манере, и с улыбкой, и серьезно, но очень детально и объективно ведет рассказ о прошлом и настоящем отечественной «темной» литературы, с оптимизмом смотрит в её будущее. Говорит о многих её славных и достойных представителях – но, конечно же, ни слова о себе.
О нём будут говорить другие. Его единомышленники и собратья по перу. Заинтересованные и благодарные читатели. Составитель сборника Михаил Парфенов в своем искреннем и эмоциональном предисловии. Коллеги-фантлабовцы в своих отзывах...
Можно, я тоже скажу несколько слов Владу?
Знатоки жанра сравнивают Владислава Женевского со многими звездами зарубежного хоррора. Представляю его улыбку: «Автор ходит с клеймом на лбу»…
Прости, Влад, но я тоже не могу удержаться от сравнения. Полтора столетия назад явился в этот мир обыкновенный парень из французской провинции, не просто по-особому видевший и чувствовавший, но наделенный необыкновенным умением ярко и смело выразить свои ощущения. Короткая и великолепная вспышка сверхновой по имени Артюр Рембо – и свет продолжает идти к потомкам через десятилетия, будоража умы и чувства, вызывая дискуссии, поклонение, подражание…
Твоим произведениям тоже предстоит такая долгая и прекрасная жизнь. И тот, кто продолжит – бесконечное! — повествование о хорроре в русской литературе, начнет новую главу с твоего имени.