Десять лет спустя, двадцать, тридцать и сорок… Теперь уже миновало полустолетие. Зачем я завел этот "Рассказ о непокое"?

Разве творческая жизнь может быть спокойной?

И не является ли творческий непокой в области литературы лишь частицей непокоя самой эпохи?

Ведь моему поколению выпало на долю жить и действовать в пору очень уж неспокойную. И тому непокою не только хула, но и хвала! Ведь это эпоха не только страшных войн, по и прекрасных революций: эпоха огромных социальных переломов, разительных перемен в сфере идейной, громадных сдвигов в области науки и техники.

Конечно, эти мои записи и непокой, что за ними стоит, ничтожны по сравнению с историческими социальными переломами, разительными идеологическими переменами или эпохальными сдвигами, — так сказать, пылинка в космосе. Но я взялся за рассказ о непокое — не моем личном: я позволил себе говорить о непокое целого литературного поколения. И поколение это — первое поколение нашей украинской советской литературы.

Вы правы: это может показаться претенциозным. Но я спешу оправдаться: я говорю не за всех или от имени всех, а — обо всех, и записываю лишь собственные восприятия, высказываю лишь свои личные взгляды и мысли. И, понятное дело, что я не в силах, да и не ставлю себе такой задачи — охватить и воссоздать весь процесс, сказать все и обо всем. Я касаюсь лишь части — маленькой части большого целого, пытаюсь воссоздать лишь какую-то долю, которая может стать штрихом в облике эпохи — эпохи в своем непокое и трудной, и прекрасной, и трагической, и благотворной.

Литература в эту пору знала и трудное, и прекрасное, и трагическое, и благотворное. Нельзя — было бы преступно! — предать забвению те события, тем паче — людей — творцов того времени! Без этого не просто "неполным", а неправдивым будет воссоздание хода событий, охват и осмысление литературного и вообще идеологического процесса целого полувека, что зачинал нашу жизнь, полувека, который, собственно, заложил основы нашего будущего. Это же — решающее полустолетие в истории нашего народа, во всей истории общественного движения; и литература, пускай малая, но часть этой истории.

Я хочу повторить еще раз то, с чего начинал книгу "Рассказ о непокое": нас, современников и участников первого зачина в величественном процессе становления и самоутверждения украинской советской литературы, сегодня осталось немного. С течением времени детали — иногда очень важные, драгоценные подробности, по тем или иным причинам не зафиксированные в истории литературы, — улетучиваются из памяти современников. Если б каждый из нас записал хотя бы часть, которую сберегла его память, — все эти записи вместе восстановили бы многое из ушедших в прошлое и полузабытых событий, а пытливому исследователю дали бы материал для постижения и осмысления целой эпохи, пускай только на литературном "абтайле". И не важно, что отдельные записи — как и эти мои — будут в какой-то мере субъективны: сопоставление разных субъективных записей, столкновение даже противоречивых взглядов и дало бы исследователю-историку возможность восстановить истину.

Я считаю: долг каждого из нас, людей того времени, — отложить на какое-то время другой творческий труд и — пока не поздно — записать все, что подскажет ему память, ум, сердце и совесть, о его жизни в общем литературном процессе и о его соратниках, друзьях и единомышленниках или оппонентах в творческих поисках.

И адресовать эти свои записи мы должны — в первую очередь — молодому поколению литераторов и читателей-книголюбов.

Я хочу обратиться к ним еще раз с теми словами, какими закончил первую книгу моего "Рассказа о непокое":

Мы — первые в том поколении двадцатых и тридцатых годов, годов начала — и путали, и ошибались, совершали оплошности и шли "не с той ноги": ведь были мы первые, и звучали еще в нас отзвуки минувших лет, тяготели над нами традиции и наследие предыдущих литературных поколений всех возможных формаций — революционных и реакционных, и передовых, и отсталых, и прогрессивных, и буржуазных. Но такими же неопытными — ибо тоже первыми — были и наши критики: в них также давали себя знать отзвуки минувших лет, над ними также тяготели традиции и наследие предыдущих литературных поколений разных формаций.

Пусть же наши общие ошибки и промахи не повторяют поколения младшие, идущие следом.

Двери в прошлое должны быть открыты — ведь двери в будущее мы распахнули широко.

Невозможно идти в будущее, не зная своего прошлого. И особенно внимательно следует приглядеться в прошлом к тому, что вызывает пересуды и кривотолки. Это — понятно каждому. И каждый, кто что-то знает, должен взять слово.

Вот зачем я и завел этот "Рассказ о непокое".

Было начало, было — десять лет спустя, было — двадцать, потом минуло и тридцать, и сорок, и пятьдесят.

Именно с этой высоты — теперь — и должно оглянуться назад.

1966–1968 гг. Киев.

Яновский

Яновского теперь мы поминаем постоянно, в каждом обзоре украинской литературы, применительно к любому литературному событию. Советская классика? Яновский. Новаторство? Тоже Яновский. Лидер украинской советской романтики. Хранитель традиций украинского литературного прошлого. А когда ищут самое яркое свидетельство разнообразия и богатства литературных стилей в пределах социалистического реализма, то уж неизменно ссылаются на Яновского. И в каждом упоминании, буквально в каждом слове о Яновском — хвала…

А было время, когда Яновского тоже постоянно поминали, упорно и настойчиво, в каждом литературном обзоре и вне обзора литературы — тоже. Да только поминали уж никак не с хвалой.

Это — горькие слова, но как не сказать их, когда случай с Яновским — чуть ли не самый яркий пример того вреда, какой принесли в свое время советской литературе (да одной ли только литературе!) "напостовство" и оглобельная практика "максималистов" из РАППа и ВУСППа.

Яновский — впечатлительный, импульсивный, несколько фанатичный — не выдержал, ударился в протест, по как человек не активно-действенного, а пассивно-созерцательного склада не наделал, к счастью, трагических глупостей — только спрятался в собственную скорлупу, прикрылся панцирем и предался "кипению внутри себя". Когда-то неудержимый романтик, теперь он стал воспринимать все настороженно, предвзято — с оглядкой, с недоверием, даже скепсисом, а то и с недвусмысленным отрицанием "а приори".

Испытания преследовали Юрия Ивановича волнами: накатывались — жгли солью справедливой критики, ранили острой галькой несправедливого критиканства — потом волна точно ослабевала, опадала, откатывалась на некоторое время, а затем снова и снова…

На несправедливую — а порой и на справедливую — критику Юрий Иванович реагировал болезненно, иногда даже трагически, по чувство юмора не изменяло ему, его запаса иронии хватало не только для других, но и для себя самого.

Помню, уже во время войны, в первых числах января сорок третьего года, в Уфе был созван юбилейный пленум Союза писателей Украины, посвященный 25-летию УССР. Юрий Иванович жил в эвакуации в Уфе — редактировал журнал "Радянська література". Я был в то время в Средней Азии, в Алма-Ате, получил вызов и тоже поехал на пленум. Юрию Ивановичу я вез подарок: два десятка знаменитых яблок "алма-атинский апорт Семиренко". Я знал из писем Юрия Ивановича, как он бедует, как туго в Уфе с продуктами и как ис хватает ему с его здоровьем витаминов. Так что мой подарок был не просто символический, но преследовал и практическую цель.

Поезд прибыл на станцию Уфа поздно ночью, однако Юрий Иванович встречал меня на вокзале. Здесь, в Приуралье, стояла жестокая зима, лютый мороз градусов в двадцать пять — тридцать, да еще ветер с метелью. Идти в город, к домишке на окраине, где жил Яновский, было далеконько — километра три, ветер валил с йог, чуть не срывал с нас наши "демисезонные" плохонькие палью, — мы решили мой багаж оставить до утра в камере хранения. "Багаж" — это был один-единственный рюкзак, точнее — солдатский вещмешок: на дне немного белья, а сверху — эти двадцать штук огромных прекрасных, сочных яблок. Я похвастал ими перед Юрием Ивановичем — развязал мешок, прежде чем сдать его на храпение. Юрий Иванович взял два — для себя и для жены, а остальные мы оставили в рюкзаке до утра.

Утром мы опять пришли вдвоем, предъявили квитанцию и получили мой рюкзак. Чудеса! — он был в два раза меньше, какой-то худосочный, а в боку зияла изрядная дыра… Яблок — ни одного — в рюкзаке не было. Крысы! Они так и сновали по полу в помещении камеры хранения, и девушка, принимавшая вещи, то и дело отгоняла их от себя ногой. Крысы почуяли аромат сочного плода, прогрызли дырку в мешке и за ночь съели все яблоки.

Очень был огорчен Юрий Иванович.

И после того случая каждый раз, когда била Яновского очередная волна литературных и общественных испытаний, Юрий Иванович непременно говорил мне, горько улыбаясь:

— Опять крысы съели мои яблоки…

Впрочем, иронизировал над собой, над своим трудным положением или над несправедливостью к себе Яновский не так часто — был он характера неприступного, нрава обидчивого, а подчас и с амбицией.

Мы познакомились с Яновским, должно быть, году в двадцать пятом, когда он вместе с Миколой Бажаном впервые приехал из "провинциального" Киева в тогдашнюю столицу Харьков. Если не ошибаюсь, Яновский работал над первым своим поэтическим сборником "Прекрасная Ут". Был он еще студентом политехникума — стройный, статный юноша с копной волнистых волос, в потертой черной кожаной куртке. В этой куртке в годы гражданской войны шестнадцатилетний Юра ездил по селам Елизаветградщины — продагентом, инспектором РКИ: собирал продналог, выгребал хлеб из куркульских ям — кормить Красную Армию на фронтах от Балтийского до Черного моря и пролетариев в Елизаветграде, в Петрограде и Москве.

Приятелями мы стали с Яновским уже гораздо позднее, после его работы на киностудии в Одессе и в ВУФКУ в Харькове.

В тридцать четвертом году столицу Украины вернули из Харькова в Киев, переехала в Киев и вся "верхушка" литературы — тогда уже безгрупповая, под эгидой Оргкомитета будущего единого Союза писателей, — а нас с Яновским оставили в Харькове. Вот с тех пор мы с Юрием Ивановичем и стали неразлучны.

В летние месяцы мы каждый год ездили вместе отдыхать или лечиться — в Железноводск на Кавказе, в Дома писателей в Одессе, Хосте, на Ирпень или на дачу в Билыках (Лещиновке) на Полтавщине.

Немало мы с Яновским и попутешествовали.

В конце лета тысяча девятьсот тридцать пятого года мы впятером: Яновский, я, Дикий, Муратов и Юхвид совершили большую поездку на автомашинах по Украине: Харьковщина, Сумщина, Полтавщина, юг Киевщины, Днепропетровщина и Криворожье.

Летом тридцать шестого — на машине вчетвером: Яновский, Мате Залка, Зенькевич и я — но городам и селам Полтавщины.

В сорок четвертом году, в дин войны, мы объехали Закарпатье, только что ставшее советским, — с севера на юг: от польской границы за Перечином и Люмшорами и до границ венгерской и румынской — за Хустом и Раковом.

Но сблизили нас безусловно не путешествия, не лечебные процедуры и даже не те или иные перипетии литературных судеб, а больше всего — только не примите это за острое СЛОВЦО — то, что мы постоянно спорили и ссорились: ведь у нас были абсолютно разные характеры, не сходны были все наши пристрастия и вкусы, наши творческие позиции в поисках и выработке собственного стиля. На этом я ниже разрешу себе остановиться подробнее.

А впрочем, спорили и ссорились мы и тогда, когда наши взгляды и принципы абсолютно сходились — в большом или малом.

Вспоминаю такой, можно сказать, анекдотический казус...

http://coollib.net/b/321390/read

Часопис "Знання" 1926 р.

Треньов К. Загублена криниця. Оповідання. К. Держлітвидав УРСР. 1957. 27 с. переклад з рос. О. Бердника.

Владко В. Аргонавти Всесвіту. Пер. сербською мовою Стр. Єліча. Бєлград. "Рад". 1963

те ж саме . Пер. японською мовою І. Магамі. Токіо. "Івасакі сіотек". 1963

те ж саме./ У пазурах чудовиська/. Пер. хорватською мовою Л. Вукчевіча. Загреб. "Епоха". 1961

Нащадки скіфів. Пер. чеською мовою Гани Пражакової. Прага. Державне видавництво дитячої літератури. 1963

Сивий капітан. Пер. словацькою мовою М. Лічкової. Братіслава. "Смєна". 1964

В. Владко. 4-УКХ-4. /НФ-повість (фактично — уривок з "Чудесного генератору") "Знання" №№ 18,19,21 / 1934

В. Владко. Перші люди на Венері ( розділи з 2ї частини роману "Аргонавти Всесвіту" ) №№12, 13, 14, 16, 17 часопис "Україна", Київ

В. Владко. Подорож до Венери/Аргонавти Всесвіту/. Радіомобіль №1 /Сивий капітан/ (робочі назви творів станом на 1934 р.)

М. Трублаїні. Лебединий острів: Повість // Піонерія, 1938, №9 – с.4-16, №10 – с.41-47, №11 – с.12-19, №12 – с.25-34; 1939, №1 – с.15-24, №2 – с.23-33, №3 – с.44-54, №4 – с.32-43, №5 – с.31-39, №6 – с.27-37, №7 – с.19-28 ( журнальний варіант повісті "Шхуна "Колумб" )

М. Дашкієв. Великий фантаст /стаття до 50-річчя зі дня смерті Ж. Верна/. часопис "Україна", №3/1955

він же. Незвіданими шляхами / про раціоналізаторів-модельників ХТЗ/. "Україна" №9/1956

він же. Франкові яблуні /стаття про Львівський літературно-меморіальний музей І. Франка/ "Україна" №14/1956

Дашкиев Н. Зубы дракона. Пер. на лит. яз. А. Марчевичюса. Вильнюс. Гослитиздат. 1963

Дашкиев Н. Зубы дракона. Пер. на киргиз. яз. А. Иманалиева. Фрунзе. Киргизмамбас. 1963

В. Бережний. На зеленій Буковині /нарис/ — у книзі Широким кроком. К. Рад. письменник. 1955. 15 000 прим.

він же . Кораблі сходять зі стапелів /нариси/. К. Держлітвидав. 1959

Сніжний Віталь. Ракета (ракети в світовому просторі). Дітям старшого і середнього віку. Х.-О. Молодий більшовик. 100 с. — ?

Росін Веніамін. Політ Барвінка на Місяць. Казка. Пер. І. Завістовської.К. Дитвидав. УРСР. 1960

Чапек Карел. Кракатит. Пер.І. Сакидона. Післямова В. Шевчука. К. Держлітвидав України. 1961

Чапек Карел. Казки. Пер. П. Козланюка. К. Веселка. 1965 — ?

Баум Л. Френк. Мудрець Країни Оз. Повість-казка. Пер. Л. Солонька. К. Дитвидав УРСР, 1959

http://filolog.in.ua/images/stories/sajt/...

http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B0...

http://kpi.ua/kasianenko

По Огонь — Лаборатория Фантастики

fantlab.ru/edition122867

Переводчик с французского Остап Нитка (Евгений Касяненко). ... Ж.-А. Роні-Старший; Пер. з франц. і вступ статтю зладив Остап Нитка [Є.І. Касяненко].

Інженір інженер Менні

ecat.univ.kiev.ua/.../Інженір_інженер_Менні[1... — Перевести эту страницу

А. Богданов ; переклад Г. Клименка. [Г.І. Касяненко] ; за редакцією. Остапа Нитки [Є.І. Касяненко]. Видавництво. Всеукраїнске держвидав. Місце видання.

Інженір [інженер] Менні

www.library.univ.kiev.ua/ukr/.../detail.php3?...

Перевести эту страницу

Відповідальність: А. Богданов ; переклад Г. Клименка [Г.І. Касяненко] ; за редакцією Остапа Нитки [Є.І. Касяненко]. Видавництво: Всеукраїнске держвидав.

Червона зоря — Богданов О.О.

ecat.univ.kiev.ua/.../Червона_зоря[125182-306... — Перевести эту страницу

дав Остап Нитка [Є.І. Касяненко]. Видавництво. Космос ; [Дpук. "Робітн. книгаpні"]. Місце видання. [Київ]. Рік видання. 1919. Примітки. (Красная звезда).

131 УКРАЇHОМОВHА КHИГА у фондах Національної ...

www.uk.xlibx.com/.../24207-131-ukraihomov...

Перевести эту страницу

Лондон Д. Залізна п'ята / Переклав з англійської Остап Нитка [Є.І. Касяненко]; Друге, переглянуте та Іваном Бабієм ілюстроване видання. – Х.; Вінніпег;.

Брати Касяненки: політ крізь морок часу | Національний ...

kpi.ua/kasianenko

Перевести эту страницу

15 нояб. 2014 г. — А по-друге, і це є головним, «Касяненко №4» був авієткою, тобто .... вийшла у перекладі з німецької О.Нитки та з його передмовою.

Брати Касьяненки — Вікіпедія

uk.wikipedia.org/wiki/Брати_Касьяненки

Перевести эту страницу

А по-друге, і це є головним, «Касяненко №4» був авієткою, тобто .... «Основи комунізму» – вийшла у перекладі з німецької О.Нитки та з його передмовою.

[PDF]Завантажити — Кіровоградський державний педагогічний ...

www.kspu.kr.ua/download/nz_2012_104_1.pdf

стаття зовсім не є якимось більш-менш повним оглядом праць, які можна було ...... Лисиченки, Євген Касяненко, Ганна Касьяненко, Ганна та Петро ..... видавництва ЦК КП(б)У «Космос», для якого під псевдонімом О. Нитка ...... свій термін у концтаборі Остап Вишня став слухняним співцем сталінського режиму ...

http://fantlab.ru/edition167166

http://gazeta.zn.ua/SOCIETY/prervannyy_po...

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B...

http://www.airwar.ru/enc/bww2/k12.html

http://www.belousenko.com/books/memoirs/g...

Від митців — до авіаконструкторів: у суботу, 20 лютого, о 15:00 ми розповімо про незаслужено мало відому загалу постать – військового льотчика, директора і головного конструктора Харківського авіаційного заводу, фундатора пасажирського літакобудування в Україні Костянтина Калініна. Важко уявити, але задовго до появи надзвукових літаків та комфортабельних аерорбусів їхні прототипи розроблялися саме в нашій країні – і саме завдяки Калініну. Творець перших вітчизняних пасажирських літаків К-1, К-3, К-4, К-5, а також літака-гіганта К-7 і першого бойового безхвостового літака К-12, єдиний розстріляний з репресованих сталінським режимом авіаконструкторів. Його іменем назвала планету Смітсоніанська астрофізична обсерваторія (США).// Галина Танай

Кузьмич В. — роман "Крила" (1а назва — "Авіоспіралі") (1930)

Собко В. — романи Граніт (1937), Крейсер (1939) 1й варіант роману Крейсер на час написання (1939) з"являвся фантастичним.

https://www.academia.edu/18854885/%D0%A0%...

http://esu.com.ua/search_articles.php?id=...

http://www.arms-expo.ru/news/pamyatnye_ru...

*********

Известные проекты.

5-местный пассажирский самолёт К-4 — первый серийный самолёт ХАЗа — над Харьковом. 1928

К-1 — пассажирский самолёт

К-2 — пассажирский самолет

К-3 — санитарный самолет

К-4 — пассажирский самолёт. Производился в санитарном, пассажирском, аэрофотосъёмочном и других вариантах

К-5 — пассажирский самолет, до 1940 г. являлся основным лайнером Аэрофлота на внутренних линиях

К-6 — лёгкий почтовый самолёт

К-7 — экспериментальный многоцелевой (бомбардировщик, десантный и тяжёлый пассажирский) самолёт-гигант

К-10 — легкий многоцелевой самолет

К-12 (Жар-птица) — прототип бесхвостого бомбардировщика

К-13 — прототип бомбардировщика

К-14 — пассажирский самолет

*********

«Прерванный полет…»

После февральского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года волна репрессий накрыла оборонную промышленность. В отрасли был подготовлен план мероприятий по «разоблачению и предупреждению вредительства и шпионажа». На заводах, в конструкторских бюро и в научно-исследовательских институтах авиационной промышленности начался настоящий террор. Были арестованы практически все руководители ЦАГИ (Центрального аэрогидродинамического института им. Н.Жуковского), знаменитые конструкторы самолетов и двигателей Р.Бартини, В.Мясищев, И.Неман, В.Петляков, Д.Томашевич, В.Чаромский, В.Чижевский и другие. Шпионами объявили многолетних друзей и коллег К.Калинина братьев Касьяненко. В работе на французскую разведку обвинили выдающегося авиаконструктора А.Туполева. В заключении оказались основатели советской ракетной техники С.Королев, В.Глушко, Г.Лангемак... К счастью, некоторым удалось выжить. 1 апреля 1938 года очередь дошла и до Константина Калинина. Уже 31 мая 1938 года решением Воронежского горкома партии, еще до вынесения приговора суда, он был исключен из партии. А 22 октября 1938 года как «враг народа» был осужден «за подрыв советского самолетостроения» и на следующий день расстрелян. Константин Калинин был посмертно реабилитирован 10 августа 1955 года …«ввиду отсутствия состава преступления». Но имя его было несправедливо забыто. Только близкие и очень узкий круг специалистов знали, кто в действительности является автором смелых инженерных решений, опередивших время, кто создал знаменитые авиационные заводы, КБ, высшие учебные заведения. В 1972 году, когда не стало Игоря Сикорского, также вычеркнутого из истории отечественной авиации, выдающийся советский механик, академик И.Артоболевский сказал: «Вот были два великих авиаконструктора — Игорь Сикорский и Константин Калинин. Первого Америка похоронила как национального героя, а второго у нас никто не знает. Его на вершине славы загубили молодым у себя дома». Сын Константина Калинина — ветеран Великой Отечественной войны, полковник Элвин Калинин и дочь, бывшая ответственная сотрудница Главкома морского флота СССР Нелли Калинина дважды в год чествуют память отца. Астрофизик Крымской обсерватории Т.Смирнова в 1975 году открыла звезду под номером 3347. Этой планете по желанию первооткрывательницы Международным планетарным центром было присвоено имя «Константин» в честь выдающегося авиаконструктора Константина Калинина. Свой посильный вклад в возрождение имени своего славного выпускника вносит и Киевский политехнический институт. Сегодня в Государственном политехническом музее КПИ фигура Константина Калинина стоит рядом с другими пионерами авиации и космоса — Игорем Сикорским, Александром Микулиным, Дмитрием Григоровичем, Иваном и Андреем Касьяненко, Архипом Люлькой, Сергеем Королевым, Владимиром Челомеем, Львом Люльевым и многими другими выдающимися киевскими политехниками. Его конструкции самолетов и уникальные инженерные решения изучают студенты механико-машиностроительного института и факультета авиационных и космических систем КПИ, ему посвящаются конференции ученых, современных и будущих создателей авиации.

************

Однако в апреле 1938 года все разработки были приостановлены из-за ареста главного конструктора. 22 октября 1938 года Константин Калинин был осужден «за подрыв советского самолетостроения» и на следующий день расстрелян. В 1955 году авиаконструктор был посмертно реабилитирован.

Технические решения Калинина опередили свое время на много десятилетий вперед. Калининские самолеты, выполненные по схеме «летающего крыла», стали прототипом сверхзвуковых самолетов будущего. Порой они были слишком смелыми для советского авиапрома.

***********

После февральского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года волна репрессий накрыла оборонную промышленность. В отрасли был подготовлен план мероприятий по «разоблачению и предупреждению вредительства и шпионажа». На заводах, в конструкторских бюро и в научно-исследовательских институтах авиационной промышленности начался большой террор.

1 апреля 1938 года в Воронеже Калинин был арестован. В тюрьме он создал эскиз нового самолета К-15 с треугольным крылом.

22 октября 1938 года, через семь месяцев после ареста, на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, которое продолжалось 10 минут без защиты и свидетелей, Константин Калинин был обвинён в антисоветской деятельности и шпионаже и приговорён к расстрелу.

В тот же день (по другим источникам — на следующий день, 23 октября 1938 года) в подвале Воронежской тюрьмы НКВД приговор был приведён в исполнение.

Реабилитирован 10 августа 1955 года.

В 1972 году, когда не стало Игоря Сикорского, академик Иван Артоболевский сказал:

— Вот были два великих авиаконструктора — Игорь Сикорский и Константин Калинин. Первого Америка похоронила как национального героя, а второго у нас никто не знает. Его на вершине славы загубили молодым у себя дома.

* братья переводчика фантастики Евгения Касьяненко https://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%8...

http://fantlab.ru/blogarticle41792