Летом 1959 года я с родителями возвращался с побережья Азовского моря в Москву. Ехали мы на машине, пока посреди раскаленной запорожской степи у нас не сгорел генератор. На авторемонтной станции Зеленый Гай — единственной на трассе — нам сказали, что запасных генераторов нет и не будет. Но... Вот, если мы доберемся до Днепропетровска, то там — на рынке — надо отыскать Сёму... Только он может перемотать генераторный якорь. Если, конечно, согласится...

На буксире въехали мы в Днепропетровск, пришли на рынок... Сёму знали все. И — о, чудо! — он нами не пренебрег. За два дня обещал справиться с нашим горем.

Читай я тогда нужные книги, сразу бы понял, куда я попал: мир после Апокалипсиса, выжженная пустыня и одинокий очаг былой цивилизации -последний мастер, еще помнящий, как делались вещи...

Но по-русски нужных книг еще не было, а в книжном магазине меня ждал необыкновенный подарок судьбы — новый, только из типографии, фантастический роман! И, лежа на койке в Доме колхозника, я с радостью сбежал на планету Венера.

Вообще Венере в те годы жутко везло — из считанных романов о космических полетах туда отправились Волков («Звезда утренняя» — 1957), начинающие Стругацкие («Страна багровых туч» — 1959), Мартынов (Сестра Земли» — 1959), бойкий Казанцев («Планета бурь» — 1959)... Припомнили и довоенного Владко («Аргонавты Вселенной» (1935-39; в 1956 году переиздано на украинском, в 1957 — на русском).

И вот еще кусочек счастья — Леонид Оношко «На оранжевой планете»! Написано и напечатано в Днепропетровске.

Отчего оранжевая? Согласно последнему слову науки! Был тогда ученый, которого считали великим пророком, — Тихов Гавриил Адрианович. В академической ермолке, с бородкой, в руке спектрограф... Придумал науку астроботаника, потом расширил название до астробиологии. И в книге «Астробиология» он только что (1953) написал:

«Наблюдения, подтвердившие мнение о том, что растения в жарком климате должны иметь желтый или оранжевый цвет, позволяют нам сказать кое-что и о растительности на планете Венере. Прежде всего, при температуре, достигающей на Венере +80°, растения жить могут. К этому они могли приспособиться в течение миллионов лет своего существования. Мы также можем сказать, что растения на Венере должны быть в основном либо желтыми, либо оранжевыми. Работы профессора Н. П. Барабашева в Харькове до некоторой степени подтверждают такой вывод. Наблюдая распределение яркости на облаках Венеры, он заметил избыток красных и желтых лучей в том месте облаков, куда падают лучи Солнца, отраженные поверхностью планеты».

Несмотря на это, у критиков для Оношко ни одного доброго слова не нашлось. Его чуть ли не в плагиате уличили — мол, слишком уж похож венерианский роман на марсианскую «Аэлиту»... Там худенькая красавица Аэлита, дочь начальника Марса Тускуба — здесь хрупкая красавица Ноэлла, дочь высокопоставленного метеоролога! Улик могло быть и больше: Ноэлла преподает землянам венерианскую историю (первый и второй рассказы Аэлиты); у Толстого Магацитлы, сбежавшие на Марс из потонувшей Атлантиды, — на Венере ямуры, бросившие разлетевшуюся на куски венерианскую луну; экскурсии по древним городам, погибшим в войне; летающий ящер, атакующий воздушное судно; пещеры-лабиринты с чудовищами... Короче, подражание Толстому налицо. И при этом — никаких литературных достоинств! Даже непонятно, зачем было тратить на сочинение этого убожества столько лет — с 1950 по 1958...

И теперь представьте себе горькую обиду советских писателей и критиков, когда в 1961 году перевод этой книжки вышел в Париже под грифом двух знаменитых издательств — «Hachette» и «Gallimard»... Вот, значит, что они выдают за советскую фантастику!

Выбор, действительно, странноват... Герои ведут себя, как непослушные дети, шляются по чужой планете, как по городскому парку, и, убегая от местных чудовищ, попадают то в плен, то в яму...

А вот обитатели Венеры описаны нетрадиционно. Представительница добрых аэров Ноэлла — «красивая девушка, напоминавшая ростом и чертами светло-оливкового лица японку», а злые ямуры — желтые карлики. И кодекс чести у них таков: стоило землянину приблизиться к раненному ямуру, как «карлик, выхватив из-за пояса кинжал, воткнул его себе в грудь»!

Иными словами — совершил харакири.

Было время, когда добрые и миролюбивые аэры еще пытались договариваться с вторгшимися ямурами, но те признавали только силу и войну.

Так что, начав писать роман в 1950 году, автор наверняка вдохновлялся уроками Второй мировой (как Толстой — недавней гражданской)... Что же заставляло его писать и писать?

Ключ — в отличиях! Вопреки ожиданиям, никто из троих мужчин-землян в Ноэллу не влюбился. И это в то самое время, когда любовь к инопланетянкам вновь вошла в моду, знаменуя безусловное нравственное возрождение («Туманность Андромеды»)...

Второе: автор живописал ямуров столь черными красками, что читателю совершенно ясно — война с такими извергами справедлива и священна. Но когда жених Ноэллы Туюан изобретает, наконец, абсолютное гравитационное оружие, выясняется вдруг, что ярыми противниками изничтожения ямуров являются как земляне (мол, не может быть, чтобы до такого оружия и враг не додумался), так и правители аэров:

«Они стремятся избежать разрушений и жертв, верят в возможность мирного сосуществования всех народов, даже отличающихся друг от друга привычками, образом жизни, общественным строем».

Но Туюан — не трус и не одинок. А потому направляет воздушную эскадру «патриотов Аэрии» бомбить ненавистных ямуров. И... — гибнет вместе с эскадрой: как и предсказали земляне, ямуры тоже успели обзавелись гравипушками...

После чего, бросив Ноэллу погибать, земляне садятся в свой звездолет и сбегают на Землю. Совершенно не задумываясь, как будут развиваться дальнейшие дипломатические отношения двух планет!

Как такое сочинение допустили в печать? По недомыслию?

Да, действительно, «мирное сосуществование» было в те самые годы самым частым выражением... И, конечно, никто в него не верил — герои советской фантастики еще тридцать лет вдохновенно исполняли интернациональный долг. А тут нашелся наивный провинциал, поверивший хрущевским демагогическим бредням!

А может быть, почуял то, что и в голову не приходило столичным интеллектуалам, грезившим о комиссарах в пыльных шлемах? Почуял, что кончилось комиссарское время! И что у разных кусков советского пространства больше нет общего будущего...

https://fantlab.ru/work627907

Милостивые государыни и государи!

Глубокоуважаемые члены Оргкомитета Беляевской премии!

Позвольте поблагодарить вас за высокую оценку моего труда.

А теперь разрешите сказать несколько слов о человеке, чье имя носит премия и в память о котором вы все здесь собрались.

Книги пишутся оттого, что автор испытывает какую-то жгучую потребность. Например, в деньгах. Или – с чем-то разобраться…

О Беляеве я писал, стремясь понять, что такое фантастика.

Корни фантастики принято искать в утопии – средневековой или даже античной.

Но это ошибка: та фантастика, которую мы знаем, с утопией никак не связана. Утопия находится в другом месте, пусть даже в том, которого нет, но житель Утопии – наш современник. Просто он живет в согласии с идеалами, а мы нет.

А фантастика – это открытие совершенно новой грани бытия – будущего. И своими достижениями герой фантастики обязан не покорностью древним заповедям, а самому себе. Своему уму и своей гениальности. И силу ему дает не Божья воля, а наука. Поэтому фантастика возникла не от тоски по совершенству, а в результате кризиса веры. Фантастика возникла из чувства опустошенности. И тогда место Бога занял человек. Человек умелый, стремящийся к знанию, и это знание он добывал в эксперименте, постоянно испытывая природу и веря в успех.

Оттого-то Александр Беляев, сын священника, выпускник духовной семинарии, всем своим творчеством решал одну проблему – соперничества Человека с Богом. И в его романах Человек одерживал верх.

Пока люди верили в успех экспериментальной науки, существовала и фантастика. А потом наступило разочарование – даже атомная энергия принесла не счастье, а горе и боль. Будущее стало страшным.

И тогда человек затосковал по прошлому, отчего появилась фэнтези – ученые сдали вахту колдунам, звездные системы обернулись королевствами, а планеты – замками. А герой стал избранником потусторонних сил, древних заклятий и пророчеств.

Время здесь меряют тысячелетиями, оно течет по кругу, и любое будущее лишь повторение прошлого.

В мире торжествующей фэнтези фантастика не нужна. И она умерла. А вместе с ней – надежда на новое.

Сохраним же память о Беляеве – символе и знамении той эпохи, когда человек был хозяином собственной судьбы.

Зеев Бар-Селла

Иерусалим. День 2-й месяца Тишрей 5775 год от Сотворения Мира.

26.09.2014 г.

***

2014 г. — Премия «Двойная звезда» (Биографический жанр, "Александр Беляев" (авторская книга)

БелФест-2014, г. Пушкин, 28 сентября 2014 г.

Организаторами «Двойной звезды» выступили оркомитеты Литературной премии имени Александра Романовича Беляева и премии Книжной ярмарки ДК им. Крупской «Фанткритик». Своим появлением на свет новая награда обязана многолетнему и плодотворному сотрудничеству заместителя председателя оргкомитета «Беляевкой премии» и председателя жюри «Фанткритика» Андрея Балабухи с ответственным секретарем оргкомитета «Фанткритика» Юлией Зартайской. Название премии символизирует не только союз двух организаций, которые больше десятилетия выполняли в широком смысле просветительские функции, но и отсылает нас к одноименному роману классика американской научной фантастики Роберта Хайнлайна, удостоенному в 1957 году премии «Хьюго». Премия «Двойная звезда» вручается по двум номинациям: Биография. Литературно-критическое исследование. На соискание премии может быть выдвинуто произведение любого автора, если оно написано и издано на русском языке в год, предшествующий году вручения премии. Правом выдвигать на премию соискателей обладают: сами авторы; лауреаты Беляевской премии и премии «Фанткритик» предшествующих лет; профессиональные писатели — независимо от места жительства и жанровой принадлежности; издательства, редколлегии журналов и газет, а также любые средства массовой информации; книготорговые организации. Для выдвижения на премию необходимо передать Оргкомитету премии «Двойная звезда» письменное представление и не менее двух экземпляров книги. Жюри премии «Двойная звезда» формируется ежегодно Оргкомитетом. (по материалам сайта fantlab.ru)

Номинант 2014 г. — АБС-премия (Критика и публицистика) Интерпресскон, 2014 // Критика / публицистика, Александр Беляев (сборник)) 1997 г. — Бронзовая Улитка (Публицистика, Гуси-лебеди) 1997 г. — Бронзовая Улитка (Публицистика, Моление о чашке)

Что такое писательский ум? Не договаривать половину фразы.

Что такое писательское счастье? Немножко написать и жить, жить, жить.

Что такое писательский ребёнок? Тот, кто о любви к себе узнает из произведений отца.

Что такое писательская жена? Женщина, которая сидит дома и с отвращением видит в муже человека.

Что такое писательская квартира? Место, где у него нет угла.

Что такое писатель в семье? Квартирант под девизом: «Ты всё равно целый день сидишь, постирал бы чего-нибудь».

Что такое писательская жизнь? Ни одной мысли вслух.

Что такое писательская смерть? Выход в свет.

Он не знал. Он ничего не знал. Он не знал, что такое плохо. Не знал, что такое хорошо. Он что-то помнил. А отец и мать уже умерли... Ему не повторяли. Ему не повторяли, что нельзя чужое называть своим. Не знал, кто у него был в роду. Совершенно не знал истории своей и своих. Гордился чем-то. Не знал чем. Ибо то, чем гордился, нельзя было показать. Ничего не мог спеть. Не знал слов. Хлопал, когда все хлопали. Чувствовал, что нравится. Не мог объяснить. Не мог объяснить, так как никто не спрашивал. Не то что поступить, а рассказать, что такое честно, не мог и не знал, что есть нечестно.

Жванецкий М.М., Писательское счастье / Собрание произведений в 4-х томах, Том 3 (Восьмидесятые), М., «Время», 2001 г., с. 16.

Страница с содержанием номера отсутсвует

Что такое?… Что здесь происходит?… Ничего не знаю. Я фантаст. Я писатель-фантаст. Какие вокзалы?… Какие билеты?… Этим вопросом занимается жена и малолетний сын Кранц. А я фантаст. Дорогу мне. Разойдись. Я рассеянный. Могу в любой момент под трамвай.

Крупноголовые существа планеты Большой Центавр обрушили ядерные заряды на планету Цветущий Галибарс. Война миров.

Какой обмен, какой квартиры? Я подавал? Чтоб ты так жил, паразит. Что у тебя там есть? Что ты меняешь?… Отдельная? А тишина? Шум тракторов, вой ленточных пил, визг домашних хозяек, звяканье бидонов и бой посуды это мне мешает сосредоточиться. Я фантаст. Я все время у себя. Там тишина, понимаешь, Гамильтон?… Костя?… Ну, Федор, там есть цветы, от запаха которых насыщаешься. Там не надо искать женщин. Там – наоборот. Сидишь на поляне в цветах, а они тебя ищут и окликают: «Глюкентавр, Глюкентавр».

Понял, Харитон? Это значит «Где ты?», «Где ты?» А ты цветы собираешь и сидишь в юбочке и в шелковых чулочках и поешь: «Крошечка, моте-чка, мотылечек. Цветенька, метенька, голубочек».

Вчера планета Малый Центурион покрылась Дымом. Кажется, на них напали…

Кто?… Если бы я знал, я бы с тобой не говорил, я бы им помог. Я узнаю. Я не тороплюсь…

Где вы видите «Дарью»? Какая? У кого «Дарья»?… У меня в руках? Да… Я не знаю, где я ее брал. Тут где-то. Жена мне сунула. Я ее жду.

Сейчас окутался дымом Рекс, планета слабого свечения в созвездии Купера. Ну, там мне ясно. Там могучая группировка шестипалых организмов борется за власть…

Какая «Дарья»? Где я брал? Где я брал «Дарью»? Я не знаю. Наверно, там еще есть, откуда я знаю? Я фантаст. Покоя нет. Эта проклятущая «Дарья».

Черт его знает, где у вас продают порошок… Советский, советский, но я фантаст. Я международник. Я межпланетник. Два часа назад пал Гарменон, последний оплот думающих папоротников. Причем взят был обманом…

Подавись своей «Дарьей». Мне ее дали подержать, «Дарью» твою. Мылом стирай. Ты знаешь, чем Иван Грозный стирал? На реке. Бил об воду. Бил об реку, стоя по колено в воде в закатанной скуфье. И лошади рядом пили. Осторожно, красиво. И вздрагивали. И лошади и царь. И тишина. И никого… Ни мыла, ни твоих трамваев. И рыба плескалась, и девки с песнями, а сейчас они все на Центурионе, в реке Макакац…

Я идиот? А твое воображение не поднимается выше миски с этой «Дарьей»?!

Бери пакет, подавись! Не бойся меня, не бойся… Не смей бежать от меня!… Я не соблюдаю правил движения, я могу попасть под машину… А вы чего, фантаста не видели? У!… Перепугаю сейчас всех!…

Точно курциане… Но каждый из них издавал облако! Вы можете издать облако? Эй, вы, пятеро, я вам сейчас скажу, где я брал «Дарью»… А оттого, что ты меня стукнешь, ничего не изменится. Ай!… Ты что, с ума сошел? Хорошо. Я скажу. Здесь, за углом, в хозяйственном. Идите все туда. Бегом. Бегом. Но там уже ничего нет. А, ха-ха-ха-ха! Я залился сатанинским смехом. Не мешайте мне заливаться… Нет, бабушка, я не идиот. Я просто неместный, я фантаст.

А вот и жена. Моя Маша. Мой единственный переводчик. Маша, скажи им, что я не понимаю их жизни. Куда они побежали? Зачем им эта «Дарья»? Скажи им, что я фантаст… Сказала?… Они поняли?… В любом случае пошли. Я тебе нужен, Маш?… Да. Ну идем домой, Геба. Идем, моя единственная связь. Гаснет комета Когоутека.