"Расширил и третью часть романа — на Венере, — введя несколько занимательных приключений, с целью сделать роман более интересным для широкого читателя".

"При исправлении по Вашим замечаниям я сделал только одно маленькое отступление: Вы пишете: "Скорость туманностей около 10 000 километров в сек.", — это я внес в текст, но дальше пишу, что есть туманности и с большими скоростями..."

Отступление, впрочем, было не только в этом. Беляев отклонил совет Циолковского снять упоминание о теории относительности и вытекающем из нее парадоксе времени (когда время в ракете, несущейся со скоростью, близкой к скорости света, замедляется по отношению к земному).

Популяризируя, Беляев не исключал спорного и выдвигал свои, не заимствованные у Циолковского фантастические идеи. Перельман, например, осуждал Беляева за то, что в "Прыжке в ничто" ракету разгоняют до субсветовой скорости при помощи чересчур "проблематической для технического пользования" внутриатомной энергии. Но Беляев смотрел в будущее: без столь мощной энергетической установки, как атомный двигатель, невозможны дальние космические полеты. Современная наука настойчиво ищет в этом направлении. Беляев оптимистичнее Циолковского оценил сроки выхода человека в космос. Как он и предсказывал, первые космические полеты были осуществлены младшими современниками Циолковского. Сам же ученый, до того как он нашел возможность обойтись без водородо-кислородного горючего, отодвигал это событие на несколько столетий. В эпизодах на Венере мы найдем не только приключения, но и довольно логичный — по тем временам взгляд на формы внеземной жизни. "Кроты", своим горячим телом проплавляющие ходы в снеговой толще, шестирукие обезьянолюди в многоэтажных венерианских лесах и прочие диковинки — все это не буйная неуправляемая фантазия, а образы, навеянные научными представлениями того времени. Беляев знал, что Венера — более горячая планета, чем Земля, что природно-температурные контрасты на ней более резки, и, если в таких условиях вообще возможна жизнь, она необходимо должна была выработать более активные приспособительные признаки. Не обязательно, конечно, шесть рук, но это ведь, так сказать, биологически реализованная метафора.

http://www.rulit.me/books/vstupitelnaya-s...

Издание неоднозначное. Без комментария, мне кажется, не обойтись. Цитата Циолковского к с. 146 первого (1933) издания: "Чушь. Паки никто не напишет лучше Вас, значит следует предл. изд[ание?]". Неразборчиво — visto.

РАН. Архив К.Э. Циолковского. Опись 2. Дело № 54 (крайние даты 05.03.1934 — 18.08.1935). Заметки К.Э. Циолковского о книге Беляева "Прыжок в ничто", набросок автобиографии, адреса посетителей и сведения об отосланных работах.

http://www.ras.ru/ktsiolkovskyarchive/3_a...

Александр Беляев — Циолковскому: "...Я уже исправил текст согласно Вашим замечаниям. Во втором издании редакция только несколько отмечает “научную нагрузку” — снимает “Дневник Ганети”(?)* и кое-какие длинноты в тексте, которые, по мнению читателей, несколько тяжелы для беллетристического произведения. Расширил и третью часть романа — на Венере — введя несколько занимательных приключений с целью сделать роман более интересным для широкого читателя.

При исправлении по Вашим замечаниям, я сделал только одно маленькое отступление: Вы пишете: — “Скорость туманностей около 1000 кило(м) в сек” — это я внес в текст, но дальше пишу, что есть туманности и с большими скоростями, так Туманность Большая Медведица № 24 летит со скоростью 11.700 км в сек., “Лев № 1” — почти 20 тыс. км”. — Эти данные я взял из журнала “Природа”, изд. Ак. наук. Глубоко уважающий Вас А. Беляев".

См.: Кудрявцев Э. Переписка писателя-фантаста А. Р. Беляева с К. Э. Циолковским // «Нева» 2005, №4.

http://magazines.russ.ru/neva/2005/4/kudr...

visto

https://fantlab.ru/forum/forum15page2/top...

* фактически: Ганса

***

Замыслы Циолковского стали для Беляева символом нового времени, которому под стать уже осуществление вековой мечты человечества – покорение космоса. Беляев начал изучать труды Циолковского, познакомился с ним, с его последователями – энтузиастами из группы инженера Цандера, сотрудниками ГИРДа (группы изучения реактивного движения). Гирдовцы словно сошли со страниц беляевских книг – бессребреники, фантазеры, умные труженики. Когда не хватило серебра для одной из деталей экспериментальной ракеты, ребята из ГИРДа побросали в тигель серебряные колечки, ложечки, браслеты, принесенные из дома, – и ракета взлетела. Энтузиазм гирдовцев, их глубочайшая убежденность в осуществимости идей Циолковского заражали Беляева и открывали перед воображением фантаста новые, невиданные горизонты. Тема покорения космоса становится наряду с темой преобразования природы ведущей в творчестве Беляева в 30-е годы. Ей он посвятил романы «Прыжок в ничто» (1933 г.), «Воздушный корабль» (1935 г.), рассказ «Слепой полет» (1935 г.), повести «Небесный гость» (1937 г.) и «Звезда КЭЦ» (1939 г.). В первом своем произведении на эту тему, в романе «Прыжок в ничто», Беляев в остро сатирических тонах показал мечущихся, как крысы, на охваченной революцией планете «лучших» представителей буржуазного мира. Все эти банкиры, епископы, аристократы, сыщики и просто бездельничающие девицы готовы бежать от революции хоть на другую планету. Организаторы межпланетного полета – инженер, которого Беляев назвал по имени руководителя ГИРДа Цандером, и его друзья Ганс и Винкель(?)* – люди совершенно иного склада. Только они остаются подлинными людьми в чудовищных условиях чуждого венерианского мира.

https://unotices.com/book.php?id=154587&p...

____

Думаю, что есть Винклер. В издании 1938 года (Хабаровск) Я нашел несколько дополнений или исправлений в послесловии... И спрашивал, если у кого первое книжное издание, чтобы сравнить тексты... Прислали текст Рынина — с ним я и сравнивал:

Александр Беляев. Прыжок в ничто / Дальгиз. Дальневосточное краевое государственное издательство. — Отпечатано в типо-литографии Облместпрома, Хабаровск, Л. Толстого, 45. — 1938 г. — 464 с. — Формат 60х92 1/32 (11х14,5 см.). Цена 3 руб. 20 коп., Переплет 1 руб. 50 коп. Тираж 15 000 экз.

Послесловие профессора Н.А. Рынина в издании Дальгиза (1938) датировано 1935 годом и имеет несколько отличий от послесловия 1933 года. В качестве примера:

«Разные ученые в разных странах и часто независимо друг от друга в многочисленных своих исследованиях (до 1933 г. вышло более 1500 названий) пришли к выводу...» («Прыжок в ничто». 1933).

«Разные ученые в разных странах и часто независимо друг от друга в многочисленных своих исследованиях (до 1935 г. вышло более 1800 названий) пришли к выводу...» («Прыжок в ничто». 1938).

В издании 1938 г. добавлен абзац (между абзацами в издании 1933 г., начинающимися со слов: «В настоящее время...» и «Широкий интерес...»): «Если верить сообщениям иностранной прессы, то 4 ноября 1933 г. на острове Рюген (Северная Германия) уже состоялся первый подъем человека в ракете на высоту 10 км. На этой высоте человек, соответственно одетый, выбросился и благополучно спустился при помощи парашюта на землю, куда также благополучно спустилась на другом парашюте и ракета». В Послесловии 1938 г. обнаружены и другие текстовые отличия.

Информация об издании предоставлена: visto

_____

И действительно, есть лишь Винклер

_____

Буся и Ханмурадов, в теплых меховых костюмах и кислородных масках, с нетерпением ожидали крылатого гостя.

Солнце ярко светило на темно-синем небе. Внизу клубились сизо-серые волны облаков. Шкляр и Буся напряженно вглядывались в облака. Но аэроплан не показывался.

http://ruslit.traumlibrary.net/book/belia...

Шкляр, судя по остальному тексту, и есть фамилия Буси.

Интересно, а как в журнале «Вокруг света» (1934, № 10—12, 1935, № 1—6) ?

____

Дело в том, что Шкляр сейчас руководит постройкой большого цельнометаллического дирижабля «Циолковский».

Борис Михайлович Шкляр – Буся, как его зовут, – самый малорослый и легковесный из всего экипажа: вес – 45 килограммов, рост – 145 сантиметров – разогревает газ, поворачивает рычаг. Электролебедка поднимает якоря.

«Альфа» плавно взлетает вверх почти по отвесу.

Глава двадцать вторая

КЭЦ

Впервые Беляев обратил внимание на Циолковского * еще в 1916 году, в бытность свою газетным «передовиком».

«„Чорт меня дернул родиться в России с талантом и душой“, — воскликнул Пушкин, когда ему слишком насолили родные пенаты.

Это восклицание в разных вариациях приходилось не раз повторять до и после Пушкина многим русским людям с талантом и душой.

Особенно не везло у нас изобретателям.

Творчество изобретателя, по своему существу, революционно. Чем крупнее изобретение, тем резче ломает оно установившийся уклад жизни. Появление ткацкого станка произвело целую революцию. Не только в экономической, но и в социальной среде. Немудрено, что изобретатель в стоячих водах русской консервативной жизни не пользовался симпатией ни правительства, ни даже населения.

— Беспокойный человек! Выдумщик.

Отсутствие образования лишало изобретателя возможности осуществить иногда правильный по замыслу проект.

Неудачи его опытов еще больше укрепляли консервативную массу в ее полупрезрительной, полунасмешливой позиции по отношению к изобретателю.

И уж так повелось: о наших изобретателях мы вспоминаем только тогда, когда их идея получит осуществление за границей.

Недавно газеты сообщили о том, что наши союзники на западном фронте применяют аппарат, который обнаруживает приближение на расстоянии нескольких верст врага на суше или море.

Получив известие об этом изобретении, мы, как всегда, задали вопрос: не было ли уже у нас подобного изобретения, — и не ошиблись.

Этот аппарат, „тономикрофон“, был изобретен еще в 1887 году Львом Шкляром и представлен в одно из министерств, которое так и не удосужилось рассмотреть и использовать изобретение Шкляра.

Лев Шкляр, — сын бедного ремесленника, личность незаурядная.

За свою тридцатилетнюю жизнь, — умер в 1896 году, — он изобрел много самых разнообразных вешей: аудиофон (аппарат для глухонемых), выпуклые чернила для слепых, пылевоздухоочистители для шахт, контрольный аппарат, предупреждающий взрывы котлов, термостат, тономикрофон, безопасные лампы и др.

Кто знает, сколько полезных и даже, быть может, гениальных изобретений подарил бы еще он родине, если бы не его преждевременная смерть от чахотки.

И, — кто знает, — если бы мы обладали его „тономикрофоном“, за 20 верст предупреждающим о приближении неприятельских сил, может быть, не имел бы места сольдауский разгром [320], удавшийся врагу благодаря неожиданности его появления.

В настоящем году исполняется двадцать лет со дня смерти Л. Шкляра. К сожалению, эта юбилейная дата будет почтена только его близкими. Мы, — общество, — не знаем своих выдающихся людей.

Не знаем при жизни, где же их помнить по смерти?

Вот еще один изобретатель: К. Циолковский, приславший в редакцию свою брошюру о построении металлической оболочки дирижабля без дорогой верфи.

Задолго до опытов гр. Цеппелина, К. Э. Циолковский нашел принцип управляемого аэростата с сжимаемой жесткой (металлической) оболочкой.

Более двадцати лет посвятил разработке этой идеи, — принципиальная правильность которой „подтверждена“ цеппелинами, — и до настоящего времени не может приступить к ее практическому осуществлению ввиду недостатка средств и общественного внимания.

Мы, конечно, не знаем, насколько целесообразен и удачен проект К. Э. Циолковского (хотя, по его словам, модель аппарата в 2 метра „чисто функционирует“), но, как бы то ни было, на этот проект, в особенности теперь, необходимо обратить внимание, чтобы использовать его, если он пригоден, или указать автору недостатки этого изобретения.

„Тяжело работать в одиночку, многие годы, при неблагоприятных условиях и не видеть ниоткуда ни просвета, ни содействия“. Эти слова служат эпиграфом к книге К. Э. Циолковского об управляемом аэростате.

Эпиграф, пригодный и для многих других русских изобретателей…» [321]

http://loveread.ec/read_book.php?id=67297...

*и на фамилию Шкляр

впоследствии — Шкляр, правда, Борис — руководитель изготовления цельнометаллического дирижабля в "Воздушном корабле". Пусть и не изобретатель, но хотя бы научно-технический руководитель

Борис Шварц — иллюстратор обложки книги А. Беляева https://fantlab.ru/edition273376

Изобретения профессора Вагнера: Материалы к его биографии, собранные А. Беляевым: [Рассказы] / Рис. Б. Шварца // Всемирный следопыт (Москва), 1929, №4 – с.273-288

Творимые легенды и апокрифы:

I. Человек, который не спит – с.273-274

II. Случай с лошадью – с.274-277

III. О блохах – с.277-280

Человек-термо – с.280-288

«Ученый-мечтатель» — так назвал Циолковского Никита Сергеевич Хрущев, выступая на встрече первого космонавта Юрия Гагарина. Как верны и точны эти слова! В трудах К. Э. Циолковского гармонично слились дерзновенные мечты и строгий, точный научный расчет. Когда думаешь об этом, становится понятным тот интерес, который проявлял великий ученый к научно-фантастическим произведениям.

Константин Эдуардович говорил, например, о Жюле Верне как о писателе, который способствовал пробуждению у него интереса к проблеме межпланетных полетов. Позднее, в связи с постановкой научно-фантастического фильма «Космический рейс», в статье «Только ли фантазия?» ученый отмечал: «Рассказы на темы межпланетных полетов несут новую мысль в массы. Кто этим занимается, тот делает полезное дело: побуждает к деятельности мозг, рождает сочувствующих и будущих работников великих намерений».

Мимо внимания Циолковского не могли, конечно, пройти произведения выдающегося советского писателя-фантаста Александра Романовича Беляева. Особенно заинтересовал ученого «Прыжок в ничто» — роман о полете в ракетном корабле, построенном по идеям Циолковского.

В романе описана «ракета 2017 года», как назвал Циолковский этот большой пассажирский межпланетный корабль. Беляев необычайно выразительно передал обстановку межпланетного полета, «быт» космических путешественников, нарисовал впечатляющие картины вселенной. Только глубокое знание астрономии и космонавтики, творческое знакомство с работами Циолковского позволили ему сделать это.

В 1934 году журнал «Вокруг света» начал печатать новый роман Беляева — «Воздушный корабль». В основу и этого романа писатель также положил работы Циолковского.

Редакция получила тогда письмо Константина Эдуардовича, в котором он писал (10 декабря 1934 года): «Рассказ… остроумно написан и достаточно научен для фантазии. Позволю себе изъявить удовольствие тов. Беляеву и почтенной редакции журнала. Прошу тов. Беляева прислать мне наложенным платежом его другой фантастический рассказ, посвященный межпланетным скитаниям, который я нигде не мог достать. Надеюсь и в нем найти хорошее. Прошу переслать письмо тов. Беляеву. С приветом. ЦИОЛКОВСКИЙ».

Отзыв о «Воздушном корабле» взволновал и обрадовал писателя. Он сразу же выслал Циолковскому экземпляр романа «Прыжок в ничто».

Замечания Константина Эдуардовича по первому изданию романа (выходившему без его участия) имели частный характер. Лучшей оценкой книги послужили слова предисловия, которое Циолковский дал к следующему, второму изданию: «Из всех рассказов на тему о межпланетных сообщениях, оригинальных и переводных, роман А. Р. Беляева кажется мне наиболее содержательным и научным. Я сердечно и искренне приветствую появление второго издания, которое, несомненно, будет способствовать распространению з массах интереса к заатмосферным полетам. Вероятно, их ожидает великое будущее».

На первой странице второго издания романа появилась надпись: «Константину Эдуардовичу Циолковскому в знак глубокого уважения. Автор».

Между писателем и ученым завязалась переписка, которая оборвалась только со смертью Циолковского. Она представляет сейчас большой интерес, показывая отношение великого ученого к научной фантастике и ее крупнейшему представителю Александру Беляеву[3].

Нелегко сложились жизнь и литературная судьба писателя Александра Романовича Беляева. Тяжелый недуг мешал работать, иногда на целые годы приковывал писателя к постели. Часть критиков не понимала и недооценивала его произведения. Примечательно, что в одном из писем к Циолковскому, говоря о своем творчестве, писатель благодарит Константина Эдуардовича за письмо, которое, по словам Беляева, придает ему «новые силы в нелегкой борьбе за создание научно-фантастических произведений».

Не могло не порадовать Беляева и письмо от 5 января 1935 года, в котором Циолковский писал:

«Одни изобретают и вычисляют, другие доступно излагают эти труды, а третьи посвящают им роман. Все необходимы, все драгоценны».

А. Беляева привлекали не только смелые идеи Циолковского. Его привлекала и сама личность ученого.

«Я перебираю его книги и брошюры, изданные им на собственный счет в провинциальной калужской типографии, его письма, черновики его рукописей, в которые он упаковывал посылаемые книги, его портреты — и раздумываю над этим человеком. Тяжелая и интересная жизнь! Он знал Солнечную систему лучше, чем мы — свой город, мысленно жил в межпланетных просторах, был «небожителем»… — писал Беляев. Писатель считал Циолковского «первым научным фантастом». Он посвятил «ученому-мечтателю» интересный очерк «Гражданин Эфирного Острова», опубликованный в 1930 году журналом «Всемирный следопыт».

Горький, восхищавшийся размахом мысли Циолковского, его трудами, «поражающими воображение», писал: «…пора, давно пора! — написать об этом изумительном человеке книгу». И Беляев откликнулся на призыв Горького, решив создать литературный портрет знаменитого деятеля науки. К сожалению, рукопись не дошла до нас — она была утеряна во время блокады.

В последнем письме к Циолковскому, от 20 июля 1935 года, Беляев, находясь на лечении в Евпатории, писал, что обдумывает новый роман — «Вторая Луна». Этот роман появился под названием «Звезда КЭЦ» в 1936 году: второе название подчеркивает отношение автора к Константину Эдуардовичу Циолковскому, которому принадлежит идея искусственного спутника Земли.

Переписка А. Р. Беляева с К. Э. Циолковским показывает глубокий интерес романиста к идеям космических полетов, его отношение к «ученому-мечтателю», чье имя с особым чувством называется в наше время — время искусственных спутников и первых полетов в космос.

Б. Ляпунов

_____________

Глубокоуважаемый Константин Эдуардович!

Редакция журнала «Вокруг света» передала мне копию Вашего письма по поводу моей повести «Воздушный корабль» в № 10 журнала.

Я очень признателен Вам за Ваш отзыв и внимание.

Экземпляр романа о межпланетных путешествиях «Прыжок в ничто» высылаю заказной бандеролью. В этом романе я сделал попытку, не вдаваясь в самостоятельное фантазирование, изложить современные научные взгляды ка возможность межпланетных сообщений, основываясь главным образом на Ваших работах. У меня была даже мысль — посвятить этот роман Вам, но я опасался того, что он «не будет стоить этого». И я не ошибся, хотя у читателей роман встретил теплый прием. Яков Исидорович Перельман дал о нем довольно отрицательный отзыв. Вот конец этой рецензии:

«В итоге никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы. Родина Циолковского вправе ожидать появления более высококачественных произведений научной фантастики, трактующих проблему межпланетных сообщений».

Лично я считаю, что статья Перельмана написана далеко не во всем объективно. Но как бы то ни было, после такого отзыва я не решился даже послать Вам экземпляр романа. Но теперь, поскольку Вы сами об этом просите, охотно исполняю Вашу просьбу и посылаю роман на Ваш суд. В настоящее время ром^н переиздается вторым изданием, и я очень просил бы Вас сообщить Ваши замечания и поправки. И я и издательство были бы Вам очень благодарны, если бы Вы написали и предисловие ко второму изданию романа (если, конечно, Вы найдете, что роман заслуживает Вашего предисловия).

Искренне уважающий Вас А. БЕЛЯЕВ.

И еще одна просьба: если роман найдете не слишком плохим, разрешите мне посвятить его Вам — ведь Ваше имя проходит через весь роман.

27. XII.34.

*

Глубокоуважаемый Александр Романович!

Ваш рассказ прочел и могу дать следующую оценку. Ваш рассказ содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне работ на тему «Межпланетные путешествия». Поэтому я очень рад появлению 2-го издания. Он более будет распространять знание и интерес к великой задаче XX века, чем другие подобные популярные рассказы, не исключая даже иностранных.

Подробно и достаточно он охарактеризован профессором Рыниным. Что же касается до посвящения его мне, то я считаю это Вашей любезностью и честью для себя.

*

Глубокоуважаемый Константин Эдуардович!

Ваше письмо очень обрадовало меня. Ваш теплый отзыв о моем романе придает мне новые силы в нелегкой борьбе за создание научно-фантастических произведений. Я всячески стараюсь популяризировать Ваши идеи в романах и рассказах. Когда перееду в город (где у меня хранится мой архив), постараюсь подобрать все, что писал о Ваших изобретениях. Очень благодарен и за присылку некоторых материалов. Очень интересуюсь идеей стратосферного дирижабля.

Ваши замечания, разумеется, используем для второго издания «Прыжка в ничто».

Искренне уважающий и давно любящий Вас А. БЕЛЯЕВ.

18.1.35.

*

Дорогой Константин Эдуардович!

Очень благодарен Вам за присылку Вашей брошюры и надпись. Очень рад буду получить от Вас и другие Ваши книжки. Они у меня имелись, но, к сожалению, были утеряны при перевозке по железной дороге. Среди этих книг были, между прочим, «О переделке Земли», заселении экваториальных стран и пр. С этими Вашими идеями широкая публика менее знакома, мне хотелось бы популяризировать и эти идеи.

Издательство «Молодая гвардия» очень просит Вас дать Ваше согласие написать предисловие ко второму изданию «Прыжка в ничто», которое предполагается издать довольно большим тиражом, и прислать Ваш портрет — для помещения в книге.

Кроме того, возникает идея о переделке романа в кинофильм. Признаться, я сам не из «деловых» людей и лично не хлопотал об этом… Но художник Травин, который иллюстрировал мой роман, уговаривает меня, что это надо сделать! Конечно, для популяризации идей звездоплавания такой фильм может иметь большое значение. Останавливало меня и то, что Москва как будто уже собирается ставить фильм о межпланетных полетах с Вашим участием, но режиссер Трауберг (ленинградский) говорит, что «одно другому не мешает».

Я надеюсь, что если бы я взялся за такой фильм, то я приложил бы все усилия, чтобы он был не только занимательным, но и действительно научно-популярным. Если бы Вы написали несколько строк о том, что находите желательным «показ моего романа на экране», это, конечно, имело бы большое значение.

Искренне уважающий Вас А. БЕЛЯЕВ.

21.1.35.

Переписка, хранящаяся в архиве Академии наук СССР, предоставлена профессором Б. Н. Воробьевым.

Дорогой Александр Романович!

С Совкино связан договором и не могу ничего сказать насчет Вашего фильма.

Мне также неловко писать предисловие, раз оно хорошо написано профессором Рыниным.

Портрет, если нужно, прислать могу.

Посылаю Вам мои книги,

К. ЦИОЛКОВСКИЙ

*

Дорогой Константин Эдуардович!

С огорчением узнал из письма моей жены о Вашей болезни. Надеюсь, что Вы скоро поправитесь. (Я тоже сейчас болен — обострение костного туберкулеза.) Я пишу жене и редактору «Молодой гвардии», чтобы Вам скорее выслали экземпляр «Прыжка в ничто». Второе издание — с Вашим портретом и отзывом — находится уже в верстке. Как только выйдет, пришлем Вам. Н. А. Рынин дает послесловие, написанное заново, — так говорил мне редактор.

Я обдумываю новый роман — «Вторая Луна» — об искусственном спутнике Земли — постоянной стратосферной станции для научных наблюдений. Надеюсь, что Вы не откажете мне в Ваших дружеских и ценных указаниях и советах.

Простите, что пишу карандашом — я лежу уже 4 месяца.

От души желаю Вам скорее поправиться.

Искренне любящий и уважающий Вас А. БЕЛЯЕВ.

20. VII.35

*

Дорогой Александр Романович!

Спасибо за обстоятельный ответ.

Ваша болезнь, как и моя, отчасти результат напряженных трудов. Надо меньше работать.

Относительно советов — прошу почитать мои книжки— там все научно (Цели, Вне Земли и проч.).

Обещать же ввиду моей слабости ничего не могу.

К. ЦИОЛКОВСКИЙ

*

Дорогой Константин Эдуардович!

Приношу Вам искреннюю благодарность за присланные Вами книги. Надеюсь использовать их в моих произведениях, которые буду присылать Вам.

Я не знал, что Вы связаны договором с Совкино, который лишает Вас права принимать участие в других постановках. Я выполнял только просьбу киноработников Ленинграда. Они полагали, что консультацию в крайнем случае мог бы дать и профессор Рынин, от Вас же они хотели иметь хотя бы лишь Ваше мнение о том, что Вы считали бы полезным показать «Прыжок в ничто» на экране. Но, повторяю, я передаю лишь их просьбу, с своей же стороны, если Вы находите почему-то неудобным выполнить эту их просьбу, я ни в какой мере не настаиваю. Я был бы огорчен, если бы у Вас возникла мысль, что я хотел использовать Ваше имя в своих интересах. Я слишком дорожу Вашим добрым отношением ко мне.

Так же и по поводу предисловия ко второму изданию романа. Я передал Вам лишь просьбу редактора и издателя «Молодой гвардии». Но я забыл Вас предупредить, что редакция решила во втором издании не печатать послесловие проф. Рынина — и решила еще до переписки с Вами. Так что, может быть, это изменит Вашу точку зрения. Ваш ответ я передал издательству, но оно еще раз просило написать Вам о том, что они хотели бы иметь от Вас хоть краткое предисловие и портрет.

Я уже исправил текст согласно Вашим замечаниям. Во втором издании редакция только несколько облегчает «научную нагрузку» — снимает «Дневник Ганса» и кое-какие длинноты в тексте, которые, по мнению читателей, несколько тяжелы для беллетристического произведения.

Расширил я и третью часть романа — на Венере, — введя несколько занимательных приключений с целью сделать роман более интересным для широкого читателя.

При исправлении по Вашим замечаниям я сделал только одно маленькое «отступление». Вы пишете: «Скорость туманностей около 1 000 километров в сек.». Это я внес в текст, но дальше пишу, что есть туманности и с большими скоростями» Так, туманность Большая Медведица № 24 летит со скоростью 11 700 км в сек., Лев № 1 — почти 20 тыс. км. Эти данные я взял из журнала «Природа».

Глубоко уважающий Вас А. БЕЛЯЕВ.

Александр Беляев

ГРАЖДАНИН ЭФИРНОГО ОСТРОВА

Рисунки В. Ковенацкого

Константин Эдуардович Циолковский — космический человек. Гражданин Эфирного Острова.

Вы не знаете, что такое Эфирный Остров?

— Наше солнце освещает более тысячи планет. В Млечном Пути не менее миллиарда таких солнечных систем. В Эфирном Острове находят около миллиона таких млечных путей. Дальше этого астрономия пока не идет! Вот что такое Эфирный Остров.

Математик, физик, астроном, механик, биолог, социолог, изобретатель, «патриарх звездоплавания», Циолковский мыслит астрономическими цифрами, считает миллионами, миллиардами, биллионами. Бесконечность не устрашает его. Он обращает свой взгляд к прошлому нашей солнечной системы и спокойно говорит, как о возрасте своих собственных детей: «На рождение всех планет понадобилось тридцать один биллион лет. Земля отделилась от Солнца два биллиона лет тому назад, а наша Луна рождена Землей менее миллиарда лет назад». Совсем новорожденная крошка! Что значит миллиард, если Циолковский иногда имеет дело с такими цифрами, для которых, по его собственным словам, «чтобы их написать, не хватило бы всей вселенной»!

Один перечень изданных трудов Ё. Э. Циолковского занимает двадцать четыре печатные страницы.

«Мне было лет восемь-девять, когда моя мать показала нам, детям, аэростат из коллодиума. Он был крохотный, надувался водородом и занимал меня тогда как игрушка». Об этом детском воздушном шарике Циолковский вспоминает, потому что шарик дал первый толчок направлению мыслей будущего изобретателя дирижабля. Четырнадцати лет, получив некоторые представления об аэростате из физики, он мастерит бумажный аэростат и надувает его водородом, а пятнадцати-шестнадцати лет делает подсчеты, каких размеров должен быть воздушный шар, чтобы подниматься с людьми, «будучи сделан из металлической оболочки определенной толщины. С тех пор мысль о металлическом аэростате засела у меня в мозгу». На подсчеты ушли годы.

Будучи учителем, Циолковский вставал до зари, чтобы успеть заняться своими вычислениями. Под «фантазию» был подведен прочный фундамент из тысячи формул.

И ровно тридцать лет назад молодой изобретатель делает доклад в Москве, в бывшем императорском Техническом обществе «О построении металлического аэростата».

Ученый синклит дал кислый отзыв: оно, конечно, металлический аэростат построить можно, но только строить его не к чему, так как всякий «аэростат обречен навеки, силою вещей, остаться игрушкою ветров».

Современная техника опровергла эти старческие тревоги. Но современные дирижабли, как известно, все еще имеют мягкую оболочку и сложный, дорогостоящий каркас. К идее Циолковского о дирижабле из волнистой стали только теперь подходит воздухоплавание.

Работая над проектом дирижабля, Циолковский думал уже о полетах к звездам. На Земле ему становилось тесно. Скромный калужанин вырастал в гражданина Эфирного Острова.

Труды Циолковского в области «звездоплавания» считаются теперь классическими. Он первый дал все расчеты для устройства ракетного снаряда, при помощи которого можно покинуть пределы атмосферы. Работа над «реактивными приборами», действующими при помощи отдачи, создала Циолковскому мировое имя. Устройство реактивных приборов затрудняется тем, что «ракета» должна иметь очень большой запас горючего — по крайней мере в четыре раза превосходящий вес самой ракеты, чтобы набрать скорость не менее 8 километров в секунду, необходимую для космического полета. Гениальный старик решил выйти из положения при помощи «ракетных поездов».

Под ракетным поездом он подразумевает соединение нескольких Одинаковых реактивных приборов, двигающихся сначала по дороге, потом в воздухе, затем в пустоте, вне атмосферы, наконец где-нибудь между планетами и Солнцем.

Дело представляется так. Несколько ракет — скажем, пять — соединяется, как вагоны поезда, — одна за другой. При отправлении первая головная ракета играет как бы роль паровоза; она, взрывая горючее, везет за собой поезд, набирая все большую и большую скорость. Когда у этого «паровоза» запас горючего начинает истощаться, головная ракета на лету отцепляется от поезда и возвращается на Землю. Вторая ракета становится головною и везет поезд, пока и она не истощит свой запас горючего. Так происходит с каждой ракетой, кроме последней, предназначенной для межпланетного полета. Когда предпоследняя ракета отчалит и снизится на Землю, у последней уже будет набрана необходимая скорость для полета в межпланетном пространстве. Причем она не истратит на преодоление земной тяжести и на приобретение необходимой скорости ни одного грамма из своего горючего. А свои запасы горючего последняя ракета может расходовать уже на «небе» для необходимого маневрирования или спуска (торможения).

Представим себе, что полет совершился. Мы улетели «к звездам». Что найдем мы там и зачем нам лететь туда? На эти вопросы Циолковский отвечает в своих брошюрах «Цели звездоплавания» и «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Здесь, не переставая быть строгим ученым, Циолковский становится «фантастом», далеко оставляя позади себя по смелости и широте своих космических «грез» таких фантастов, как Жюль Верн и Уэллс.

«Но позвольте, — скажет читатель, — как же там жить, не возвращаясь на Землю? А воздух? А пища? А всепожирающие лучи Солнца? Ужаснейший холод мировых пространств?»

Все обдумано, предусмотрено. Ведь Циолковский первоклассный физик и математик, а не легкомысленный человек. Его фантазия выезжает в путь только на стальном коньке математических формул. Он уже приготовил для будущего человечества вполне удобную и вместительную жилплощадь среди лагун Эфирного Острова. Слушайте.

Небесный дом-коммуна будет представлять собой огромный цилиндр, сделанный из металла и стекла и разделенный перегородками на отдельные камеры. Если в одной из камер произошла утечка кислорода в пустоту, жильцы могут переселиться в соседнюю, пока в первой исправят повреждения. Треть цилиндра, обращенная к Солнцу, застеклена обыкновенным стеклом, задерживающим убийственные для организма ультрафиолетовые лучи Солнца. По мере необходимости, пуская через окна солнечный свет внутрь цилиндра, молено достигнуть любой температуры «дома» — от 250 градусов холода до 200 тепла. Так в жилых ячейках мы сможем установить равномерную температуру. Наши небесные комнаты залиты светом. В них чистейший воздух, без всяких бактерий. Ведь мы можем выходить в соседнее помещение, а в своем поднимать температуру выше точки кипения и таким образом стерилизовать воздух. Он может, кроме того, очищаться и восполняться кислородом при помощи. растений. Для этого в цилиндре будут культивироваться растения, которые без остатка поглотят углекислоту и выделят необходимый для дыхания человека кислород. Влага, выделяемая в воздух растениями и людьми, будет собираться в особые сосуды. Невесомость наших тел и всех вещей сделают ненужными мебель и вещи. Человек будет чувствовать необычайную легкость. Правда, отсутствие тяжести может создать и неудобства. Человек может беспомощно болтаться в пустоте посредине помещения, если ему не от чего оттолкнуться, вещи будут блуждать по комнате, земля плантаций может также рассеяться и загрязнить воздух. Но довольно будет использовать центробежную силу, чтобы все тела вновь обрели некоторую тяжесть. А сделать это легко. Представьте себе два шара или цилиндра, связанные и приведенные во вращательное движение. Так могут вращаться в пустоте целые «жилкоопы» или же отдельные части и предметы внутри зданий. И тогда все придет в норму. Любители твердой почвы почувствуют ее под ногами, явятся верх и низ, вещи приобретут некоторую тяжесть.

В особых костюмах, похожих на водолазные, со скафандром на голове и запасом кислорода люди смогут выходить наружу, в безвоздушное пространство. Но нужно иметь на всякий случай маленькие «карманные» ракетные двигатели.

Отсутствие тяжести, отсутствие «верха» и «низа» дадут возможность небесным переселенцам развить необычайно грандиозное строительство и индустрию. Из самого легкого материала там можно построить «небоскреб» длиною в несколько километров, можно перекинуть «мостики» из тонкой проволоки через бездну, соединив ею отдельные дома, и по этой проволоке перевозить тяжести в сотни тысяч тонн земного веса.

Когда же «людям неба» покажется тесно вокруг нашего старого Солнца или же когда они заметят, что Солнце начинает греть слабее, они отправятся на своих воздушных домах-кораблях в далекие странствия, к иным солнцам нашей галактической системы.

Постепенно люди и растения, живущие на небесах, приспособляясь к новым условиям, изменят свой внешний вид, свой организм. И, быть может, через тысячелетия люди превратятся совершенно в иные существа.

Однако не пора ли нам спуститься на Землю? Без привычки к этим высотам мысли может закружиться голова…

Итак, человечеству нечего бояться перенаселения Земли. Места хватит на небесах. Но свободного места более чем достаточно и на Земле, надо только уметь использовать ее. Люди должны, как говорится теперь, «освоить» до конца Землю.

«В настоящее время Земля есть пустыня, — говорит Циолковский. — На человека приходится 52 гектара суши и воды. Одной суши 13 гектаров. Из них не менее 4 приходится на райский климат без зимы с чудесною плодородною почвой. Тут не нужно ни обуви, ни одежды, ни дорогих жилищ, ни труда для пропитания… Засаженной бананами, корнеплодами, хлебными деревьями, кокосовыми и финиковыми пальмами или другими растениями какой-нибудь сотни квадратных метров (ар) хватит для сытой жизни одного человека. И вот почему я называю Землю пустынной: дают 400 аров плодородной тропической почвы на человека, а ему много и одного ара (основание квадратного двенадцатиметрового дома). Как же Земля не пустынна, если почвы на ней в 400 раз больше, чем нужно?»

Мертвые пустыни Циолковский превращает в плодороднейшие местности. В пустынях будут дома-оранжереи. Крыши этих жилищ будут покрыты слоем черного железа. Ночью, которая в пустыне бывает прозрачною, безоблачной, железо сильно охлаждается и покрывается каплями росы, извлекаемой из воздуха. Вода стекает по желобам в особые хранилища. Этой воды будет вполне достаточно для орошения не только «оранжерейной» растительности, но и деревьев на открытом воздухе. Днем черный слой на крыше механически поворачивается нижней, блестящей стороной, отражающей лучи солнечного света, которые поэтому почти не нагревают воздух и рассеиваются в небесном пространстве. «Так можно понизить среднюю температуру места и вызвать дождь».

Океаны тоже должны быть укрощены и подчинены воле человека. По подсчетам Циолковского, «покорение» океанов начнется только тогда, когда население Земли возрастет до 400 миллиардов человек.

Борьба с водной стихией сопряжена с большими трудностями. Наступление начнется с берега, в сторону океана. На известном расстоянии от берега строится нечто вроде плота во всю длину береговой линии. Границы этого плота, обращенные к волнам, имеют машины-двигатели, которые используют волнение океана для добывания энергии и укрощают волны. Фронт строится в виде очень прочного плота, а промежуток между этим плотом и берегом покрывается более легким плотом. Так постепенно покроется плотами вся поверхность… «Обилие влаги, ровная, желаемая температура, горизонтальная местность, дешевизна транспорта — все это большие преимущества сравнительно с сушей». Испаряемость уменьшится, уменьшится и облачность. Средняя температура Земли вследствие этого повысится (большее количество солнечных лучей будет достигать Земли). Не только умеренные, но и полярные страны будут иметь сносную температуру. Земледелие будет процветать на плотах. Население Земли увеличится до 5 биллионов.

Вот Циолковский предлагает проект оригинального бесфюзеляжного аэроплана, который должен явиться как бы переходом к космическому реактивному кораблю. Это даже не один, а десяток или два десятка аэропланов, соединенных особенным образом. Каждый из этих летательных снарядов напоминает собою веретено, сделанное из металла. Внутри — воздух или кислород. «Веретена» смыкаются боками и образуют как бы волнистую квадратную пластинку площадью не менее 400 квадратных метров. Воздушные винты помещены спереди и сзади каждого «веретена». При взлете аэроплан ставится на особые поплавки, которые затем сбрасываются, чтобы не висеть мертвым грузом. Спускаться можно непосредственно на воду. Такая система отличается прочностью, безопасностью, большой грузоподъемностью, дешевизной и многими другими летными и экономическими достоинствами.

Интересен и проект земного сверхскоростного поезда. Земным его можно назвать только относительно, так как этот поезд будет двигаться не по земле, а по воздуху: между полом поезда и землей будет находиться слой воздуха. Слой этот будет небольшой, поезд будет висеть «над землей» всего на несколько миллиметров, но этого слоя достаточно, чтобы свести трение почти к нулю. Такому поезду не нужно будет колес и смазки. Он сможет идти с огромной скоростью. На нем можно будет в полчаса доехать из Москвы до Ленинграда, за десять часов — от полюса до экватора и менее двух суток, чтобы объехать по меридиану вокруг Земли. Каким черепашьим шагом, по сравнению с этим, двигался вокруг света жюльверновский герой! С разбега по инерции поезд будет преодолевать все наклоны, взбираться без всякого усилия на горы и даже… перескакивать через реки, пропасти и горы любых размеров. Долой тоннели!

Циолковский, по-видимому, глядя на солнечные лучи, думает: «Какая бесцельная трата энергии!» Самая малая былинка занимает и волнует Циолковского. Зерновые хлеба используют только одну шеститысячную долю солнечной энергии. Как возмутительно мало! Солнце должно давать при идеальном использовании его энергии 625 килограммов в год на 1 квадратный метр. А мы получаем с квадратного метра 0,1 килограмма. В 6 250 раз менее того, что можно получить! Надо приняться за растения и за солнечный свет! Надо вырастить такие сорта растений, которые использовали бы солнечную энергию возможно больше. Ведь банан ее использует в 100 раз больше, чем зерновые хлеба. Почему же не вырастить такой «сверхбанан», который явился бы еще лучшим «аккумулятором» солнечной энергии? И Циолковский намечает план. Надо путем отбора и скрещивания выработать растения, которые способны будут максимально использовать солнечную энергию. Надо позаботиться о том, чтобы солнечная энергия не поглощалась облаками и полупрозрачной атмосферой. Надо устранить вредное перегревание плодов и излишнюю испаряемость, овладеть почвой, температурой, погодой, уничтожить вредителей, сорные травы, пыль. Наконец изменить самый химический состав лучей. На все это имеются у Циолковского подробные указания и расчеты. «Если бы утилизировать хоть 20 % солнечной энергии, то и тогда Земля могла бы прокормить население в 100 тысяч раз больше теперешнего».

Поистине, у гиганта мысли Циолковского есть чему поучиться…

Искатель. 1962. Выпуск №5

за оцифровку спасибо ув. Мальшину!

1930 «Рами»

«В 1930 году Беляев опубликовал „рассказ из колониальной жизни“, названный „Рами“. Действие его происходит в Индии. Рами — маленькая девочка, принадлежащая к касте неприкасаемых. Невольно вспоминаются те страницы романа „Ариэль“, где рассказывается о странствиях героя, его встречах с беднотой…» (Ляпунов Б. В. Александр Беляев; Критико-биографический очерк. М.: Советский писатель, 1967. С. 75).

1933 «Алхимики, или Камень мудрецов» (Пьеса в стихах)

Светлана Беляева вспоминает, что у отца было еще одно произведение — утраченное:

«В Пушкине он написал пьесу в стихах „Алхимики, или Камень Мудрецов“. Желая узнать мнение о пьесе, отец дал почитать ее переводчице Анне Васильевне Ганзен. Ганзен одобрила пьесу. Тогда отец предложил ее ТЮЗу, но ее не приняли, сказав, что их артисты не умеют читать стихи»[275].

См. главу «Златые горы».

«Дождевая туча» (Пьеса)

«В 1935 году… по ленинградскому радио передавалась научно-фантастическая пьеса Беляева „Дождевая туча“» (Ляпунов Б. В. Указ. соч. С. 119).

«Роза улыбается»

«Александр Романович [в мае 1941 г.] прочитал мне начало и рассказал конец своего нового рассказа, над которым работал в то время. Назывался он „Роза улыбается“. Речь в нем шла о девушке из капиталистического мира, которую не принимали на работу из-за ее печального лица. Везде нужны были служащие с веселыми, улыбающимися лицами, а Роза не могла улыбаться, у нее было большое горе. Тогда она решилась на пластическую операцию, и на лице ее появилась вечная улыбка. Но глаза оставались грустными, и ее все-таки не принимали на работу. Наконец ей повезло, она устроилась в похоронное бюро — там нужна была именно такая улыбка» (Подосиновская Л. Мои встречи с Александром Беляевым // Костер. 1967. № 8. С. 40).

«Чёрная смерть»

См. главу «Война».

15 июля в письме молодому поэту Всеволоду Азарову он с горечью сообщает, что написанный им рассказ «Черная смерть» отвергнут редакторами «Красной звезды» и журнала «Ленинград». А речь в рассказе шла о новом злодейском изобретении фашистов — бактериологическом оружии небывалой силы. Трудно предположить, что за три недели, прошедшие с начала войны, Беляев успел не только написать новый рассказ, не только его перепечатать, но и отослать машинопись в Москву («Красная звезда»), затем в Ленинград и уже получить отказы из двух редакций. Скорее всего, рассказ тот давно лежал в ящике письменного стола, не будучи востребован, — подписание советско-германского пакта о ненападении закрыло выход в свет многим антифашистским сочинениям… Но вот что совершенно ясно, так это причина, по которой редакции рассказ завернули: в час, когда немецкая орда стремительно движется на восток, пугать читателя фантазиями о каких-то еще неведомых немецких способах массового истребления советских людей… И кто знает — может, это и не фантазии вовсе?! В любом случае, распространять такие россказни явно не ко времени. Но Беляев не терял надежды, что, «возможно, немного позже научная фантастика и пойдет».

В том же письме Беляев сообщал, что оборонная комиссия Союза писателей предложила ему писать «зарисовки» с фронта и «портреты героев». Это требовало поездок… Можно было, конечно, направить свою фантазию в другую сторону — в прошлое… Тоже военное. Что-нибудь из эпохи Отечественной войны 1812 года… Но — как признался сам Беляев — «не хватает материала, да и с „историками“ мне и не тягаться». Лапотный Муций Сцевола (?)

https://litlife.club/br/?b=196944&p=95

Зимой 1939 года Беляев работает над романом «Пещера дракона» и обдумывает книгу о биологических проблемах, знакомясь с работой Института мозга, с трудами Павлова, Бехтерева.

https://librusec.pro/b/536882/read?next=%...

В 1936-1937 гг. по свидетельству директора ленинградского отделения издательства «Молодая гвардия» Г. И. Мишкевича, Александр Романович работал над романом под условным названием «Тайга» – «о покорении с помощью автоматов-роботов таежной глухомани и поисках таящихся там богатств». Роман не был закончен, но сюжет о сухопутном корабле-вездеходе позже вошел в роман Беляева «Под небом Арктики» (в книге вездеход назывался «Тайга»).

Зимой 1939 года Беляев работает над фантастико-приключенческим романом для детей «Пещера дракона», который также никогда не был издан. Об этом романе мы узнаем только лишь из заметки Б. Белевича «А. Р. Беляев», опубликованной в газете «Большевистское слово»: «В настоящее время А. Р. Беляев работает над «Пещерой дракона». В этом романе особое внимание будет уделено транспорту будущего, его герои – молодые ученые – опустятся в глубины океана, взойдут на высочайшие горы, полетят на астероиды. На очереди стоит также книга об интереснейших биологических проблемах, над разрешением которых работает институт мозга».

"Большевистское слово", Пушкин, 1939, № 34, 16 марта, С.4

В 1940-м году писатель набрасывает либретто для еще одного – технического – фильма «Покорение расстояний». Весной же он начинает работу над новым романом… А из воспоминаний писательницы Л. Подосиновской узнаем, что весной 1941-го писатель закончил рассказ «Роза улыбается» – грустная история о девушке-«несмеяне», а в письме от 15 июля 1941 г. к Вс. Азарову А. Беляев сообщал о только что завершенном фантастическом памфлете «Черная смерть» о попытке фашистских ученых развязать бактериологическую войну... Этот памфлет не приняла ни газета «Красная звезда» ни журнал «Ленинград», так что он так и остался не опубликованным.

http://archivsf.narod.ru/1884/aleksander_...

Из четырех очерков 1913 года, упоминаемых исследователями «из заграничных впечатлений» по подшивке «Смоленского вестника» удается найти два: «Прогулки на гидроаэроплане»[21] и «Восхождение на Везувий»[22]. Но, увы, нет ничего, напоминающего прогулки по раскопанным улицам Помпеи, рассказ о «…плавании на гондолах Венеции, о посещении замка Иф или квартала бедняков Сан-Лоренцо…». Это позволяет предположить, что Беляев сотрудничал с еще каким-либо изданием, где можно будут опубликованы эти очерки. Не могли же упоминания об этих очерках в работах А. Орлова[23] и М.А. Соколовой возникнуть на пустом месте.

https://royallib.com/read/andrienko_anna/...

Одновременно он печатается в качестве музыкального критика и театрального рецензента в газете «Смоленский вестник». И не перестает мечтать о далеких путешествиях. Накопив деньги, в 1917 году он уезжает за границу. Несколько месяцев, проведенных в Италии, Франции, Швейцарии, принесли будущему писателю запас впечатлений на всю его жизнь. Он поднимался к кратеру Везувия, летал на гидроплане, бродил по раскопанным улицам легендарной Помпеи; в Венеции плавал на гондоле по узким и грязным каналам, в Швейцарии — на лодке по Женевскому озеру, в Марселе посетил знаменитый замок Иф, а в Риме — мрачный квартал бедняков Сан-Лоренцо.

Вернувшись на Родину, Беляев погружается в кипучую деятельность: работает в газете «Смоленский вестник» .

https://royallib.com/read/belyaev_aleksan...

В газете «Смоленский вестник» время от времени стали появляться подписанные разными псевдонимами его театральные рецензии, отчеты о концертах, литературных чтениях. Новое увлечение было не только интересно, но и давало приработок. А когда Александру Беляеву, уже присяжному поверенному, довелось в 1911 году удачно провести крупный — по смоленским масштабам, конечно, — судебный процесс, дело лесопромышленника Скундина, и получить первый в жизни значительный гонорар, он решил побывать в Европе. В автобиографии об этой поездке сказано скупо: «Изучал историю искусств, ездил в Италию изучать Ренессанс. Был в Швейцарии, Германии, Австрии, на юге Франции». И все. Но на самом деле поездка эта, пусть длившаяся не так уж долго, всего несколько месяцев, означала для Беляева очень много. Он впервые оказался за пределами привычного и знакомого до мелочей мира провинциальных городов Российской империи.

И вот — Италия. Венеция, Рим, Болонья, Падуя, Неаполь, Флоренция, Генуя... За каждым названием — века и тысячелетия истории, от загадочных этрусков и гордых римлян до похода Гарибальди. Но молодой русский адвокат не из тех туристов, что толпами бродят по Форуму и развалинам Колизея или обнюхивают Тройнову колонну с неизменным бедекеровским путеводителем в руках. Он должен заглянуть в кратер Везувия, побродить по раскопанным виллам и улицам Помпеи, проникнуться былым величием Рима, впитать в себя гармоническое изящество венецианских палаццо. Он хочет понять жизнь простых итальянцев — там, в злополучном римском квартале Сан-Лоренцо, который поставлял Вечному городу наибольшее количество преступников.

Свои непраздные впечатления от «жемчужины Средиземноморья» он впоследствии передаст героине «Острова Погибших Кораблей» Вивиане Кингман: «Венеция?.. Гондольер повез меня по главным каналам, желая показать товар лицом, все эти дворцы, статуи и прочие красоты, которые позеленели от сырости... Но я приказала, чтобы он вез меня на один из малых каналов, — не знаю, верно ли я сказала, но гондольер меня понял и после повторного приказания неохотно направил гондолу в узкий канал. Мне хотелось видеть, как живут сами венецианцы. Ведь это ужас. Каналы так узки, что можно подать руку соседу напротив. Вода в каналах пахнет плесенью, на поверхности плавают апельсиновые корки и всякий сор, который выбрасывают из окон. Солнце никогда не заглядывает в эти каменные ущелья. А дети, несчастные дети...

Анатолий Бритиков, Андрей Балабуха. Три жизни Александра Беляева. Статья, 1983 год https://fantlab.ru/edition5204

«Изучил историю искусств, ездил в Ита- лию изучать Ренессанс. Был в Швейцарии, Герма- нии, Австрии, на юге Франции» [4]. Запомнились

ему Венеция, о которой он рассказывал друзьям и

близким восторженно и в то же время с грустью, Рим, Болонья, Падуя, Неаполь, Флоренция, Ге- нуя… Он поднимался на Везувий и даже загляды- вал в кратер вулкана, бродил по раскопанным вил- лам и улицам Помпеи, впитывал в себя гармонич- ное изящество знаменитых палаццо, а, изучая

жизнь простых итальянцев, даже посетил злопо- лучный и мрачный римский квартал Сан-Лоренцо, поставлявший Вечному городу наибольшее коли- чество преступного «элемента» [13, 14]. В Венеции

Беляев плавал на гондолах по каналам, летал на

гидроплане, а в Марселе посетил известный всему

миру (благодаря роману А. Дюма «Граф Монте- Кристо») таинственный замок Иф. Несколько месяцев, проведённых за границей, принесли буду- щему писателю большой запас впечатлений на всю

жизнь. Беляев мечтал о новых путешествиях: в

Америку, в Японию, в Африку. В Швейцарии

Александру Беляеву запомнились пронзительная

тишина лозаннских и бернских музеев, а также

прекрасных библиотек, в которых будущему писа- телю посчастливилось поработать с уникальной

литературой. Он ещё не знал, что больше покидать

пределы родной страны ему уже не удастся. Возвратившись в Смоленск, Беляев активно

работает в газете «Смоленский вестник» и скоро

становится её штатным редактором.

АЛЕКСАНДР БЕЛЯЕВ: УДИВИТЕЛЬНАЯ СУДЬБА, СМЕРТЬ И

БЕССМЕРТИЕ ВЕЛИКОГО ФАНТАСТА. УРОКИ ЖИЗНИ ДЛЯ МЕДИКОВ

Пересадин Н.А., Фролов В.М.

***

Беляев начал писать книгу о Циолковском (рукопись во время войны затерялась). Была почти закончена книга о жизни К. Э. Циолковского. ...для ЖЗЛ, но её отвергло издательство из-за некоторых мистических черт "небожителя", приданных Беляевым Циолковскому. .

...     http://www.fandom.ru/about_fan/haritonov_... ...

***

Сказал, что пишет сценарий «Когда погаснет свет» /1929-40/, уже кончает его, а потом «заберется на долгое время на Марс». Готовится к выходу его последний роман «Ариэль». «Вы прочитаете его первая», — сказал Александр Романович. К сожалению, «забраться на Марс» ему уже не удалось.

Л. Подосиновская. Мои встречи с Александром Беляевым. 1967

Кто не читал или не видел в кино сказку "Огниво", про бывалого солдата? Так вот, отец рассказывал ее мне, а потом, когда она кончилась, стал выдумывать новые приключения про солдата, которого стал называть Солдат Яшка — Медная пряжка. Много всяких сказок прочла я в детстве, и русских, и других народов, но таких смешных чудес, как в папиной сказке, нигде не читала. Ну где можно прочесть про чертей и чертиков, которые бы дружили с людьми? И о Бабе-Яге, которая от старости разучилась колдовать и у нее все получалось наоборот? Смешная была сказка и удивительная....Солдат Яшка подружился в лесу с чертенятами, с Бабой-Ягой, которая по старости разучилась колдовать, а также в лесу жил колдун Ю-Ю, который когда учился читать, то кроме буквы Ю ничего не выучил.

Воспоминания Светланы Александровны Беляевой.

В подшивке газеты «Смоленский вестник» за 1913 год на глаза мне попалась целая серия очерков, подписанных «Александр Беляев» и точно датированных — число, месяц, год. Очерки о римских трущобах, о восхождении на Везувий, о замке, где был заточен герой романа «Монте-Кристо»... И наконец, рассказ о прогулке на гидроаэроплане...

Дочь писателя, Светлана Беляева, припомнила сказку о Яшке Медной Пряжке — сказку бесконечную, которую отец рассказывал ей каждый вечер, когда она ложилась спать, а засыпать не хотела, — а его жена, Маргарита Константиновна, пересказала мне длинное продолжение «Человека-амфибии», — как его думал писать сам Беляев...

О. Орлов Предисловие к очерку А.Р. Беляева ПРОГУЛКА НА ГИДРОАЭРОПЛАНЕ. «Костер», 1971, № 8, с. 43

***

В ту пору трудно было купить бумагу и карандаши. Друзья, навещая его, приносили огрызки карандашей, листки бумаги и даже старые конторские книги. Александр Романович писал много стихов некоторые из которых посвящал няням. Одно стихотворение, которое он написал в те тяжелые для него годы, называлось "Звезда мерцает за окном". Через несколько лет он положил его на музыку и оно было напечатано в Киеве, уже как романс:

Звезда мерцает за окном

Тоскливо, холодно, темно

И дремлет тишина кругом

Не жить, иль жить, мне все равно

Устал от муки ожиданья

Устал гоняться за мечтой

Устал от счастья и страданья

Устал я быть самим собой.

Уснуть и спать не пробуждаясь,

Чтоб о самом себе забыть

И в сон последний погружаясь

Не знать, не чувствовать, не быть.

http://eva-sova07.narod.ru/p0151.htm

О поэтическом творчестве Беляева рассказала его дочь: в начале 1920-х, лежа в ялтинской больнице Красного Креста, Беляев «писал много стихов, некоторые из них посвящал няням».

Из стихотворений той поры одно сохранилось. Впоследствии киевский приятель Беляева, композитор Федор Надененко, положил слова на музыку и превратил в романс, изданный в 1931 году.

А вот слова:

Звезда мерцает за окном.

Тоскливо, холодно, темно.

И дремлет тишина кругом…

Не жить иль жить — мне все равно…

Устал от муки ожиданья,

Устал гоняться за мечтой,

Устал от счастья и страданья,

Устал я быть самим собой.

Уснуть и спать, не пробуждаясь,

Чтоб о себе самом забыть,

И, в сон последний погружаясь,

Не знать, не чувствовать, не быть…

Две последние строфы, приписав их французскому поэту-неудачнику Мерэ, Беляев вставил в свой рассказ «Ни жизнь, ни смерть» (1926 года).

Что можно сказать по поводу этих стихов? Не Блок… И еще — Федор Надененко мог, конечно, положить их на музыку. Но среди публикаций киевского композитора такого произведения не числится. Да и представить, что в СССР 1930-х годов редактор какого-нибудь издательства, журнала или газеты отважился напечатать романс на такие упадочнические слова… Нет, это совершенно немыслимо!

Поэтому более правдоподобным представляется рассказ вдовы писателя — Маргариты Константиновны: стихотворение Беляев действительно написал лежа в ялтинской больнице — в «минуты душевной слабости». А несколько лет спустя сам и положил его на музыку.

https://www.litmir.me/br/?b=196944&p=59

Была еще одна супружеская пара – композитор Федор Надененко с женой, тоже певицей.

http://archivsf.narod.ru/article/1984/art...

В музыкальном творчестве особое внимание Надененко уделял вокальной музыке; свои первые романсы: «Звезда мерцает за окном» (романс для фортепиано), «В эти дни», «Большое счастье» и другие Надененко опубликовал еще в 1924 году.

http://kurskonb.ru/our-booke/kurjane/doc/...

***

Рассказ о создании Единой Высоковольтной Сети страны

Пики: Из нового романа об электрификации СССР // Юный пролетарий (Ленинград), 1933, №11 – с.16-17

Как называется роман?

(библиография Бугрова-Халымбаджи из сборника Поиск-87)

В 1933 году появилась и глава из романа об электрификации СССР. Она называлась "Пики".

Роман задумывался как фантастический -- действие в нем происходит в то время, когда уже создана Единая Высоковольтная Сеть страны. Герой, о котором идет речь в отрывке, -- главный диспетчер этой сети. Он командует нагрузкой и как бы видит у себя на пульте управления, что происходит с потоками энергии, куда и как она идет. Потребление энергии зависит от условий, в которых живет и трудится человек. Пики на графиках нагрузки -- это своеобразная летопись жизни.

Беляев словами своего героя рассказывает о том, какими были эти пики раньше, рассказывает образно, рисуя быт, экономику небольшого провинциального городка, который постепенно преображается. Показывает писатель разные эпохи -- вплоть до того времени, когда пики, моменты наивысшей нагрузки электростанций сгладились, когда стало возможным вести энергетическое хозяйство по единому продуманному плану. Этого нельзя достигнуть при капитализме -- заключает автор, сравнивая энергетику капитализма и социализма.

https://fantlab.ru/blogarticle52767

http://old.mirf.ru/Articles/art6084.htm

Публицист Федор Морозов считает, что смерть писателя вполне могла быть связана с тайной Янтарной комнаты. Дело в том, что последняя вещь, над которой работал Беляев, была посвящена именно этой теме. Никто не знает, что он собирался написать о знаменитой мозаике. Известно только, что Беляев еще до войны многим рассказывал о своем новом романе и даже цитировал знакомым некоторые отрывки. С приходом в Пушкин немцев активно заинтересовались Янтарной комнатой и спецы гестапо. Они, кстати, так и не смогли до конца поверить, что им в руки попала подлинная мозаика. А потому активно искали людей, которые располагали бы информацией по этому поводу. Не случайно два офицера гестапо ходили и к Александру Романовичу, пытаясь выведать, что ему известно об этой истории. Рассказал ли писатель им что-нибудь, или нет, не известно. Во всяком случае, никаких документов в архивах гестапо пока обнаружить не удалось. А вот ответ на вопрос, могли ли Беляева убить из-за его интереса к Янтарной комнате, кажется не таким уж сложным. Достаточно вспомнить, какая участь постигла многих исследователей, которые пытались отыскать чудесную мозаику.

http://itog.info/blogs/spiridonn/aleksand...

К услугам путешественника будут всевозможные аппараты: плавающие, летающие, несущиеся по суше -- вездеходы, для которых нет преград, корабли, которым не страшны никакие расстояния -- ни на Земле, ни вне ее пределов.

Ему доведется преодолевать трудности, переносить опасности, выходить победителем из многочисленных схваток.

В его распоряжении будут такие достижения науки, которых нет у современных ученых. Он будет вести мысленный разговор на расстоянии, не прибегая к радио, видеть объемную, цветную, полную живых звуков и жизни картину того, что происходит за тысячи, сотни тысяч и миллионы километров; проникать в неизведанные глубины вселенной и раскрывать неразгаданные загадки атома.

Он побывает на преображенной Земле, где исчезли бесплодные пустыни, появились новые моря, изменился вид городов и география стран, где техника и промышленность шагнули далеко вперед...

Наконец, будет с напряженным вниманием следить за судьбой человека-амфибии, летающего человека, человека, читающего мысли других людей...

Трудно перечислить все, с чем можно познакомиться в этом необыкновенном мире.

Невольно вспоминаются романы Жюля Верна, его знаменитая серия "Необыкновенные путешествия", которая была спутником детства едва ли не каждого из нас. Необычайные фантастические маршруты пролегли на страницах "Двадцати тысяч лье под водой" и "Путешествия к центру Земли", "Из пушки на Луну" и "Робура-завоевателя", многих и многих известных произведений великого фантаста.

И недаром об Александре Беляеве говорят как о "советском Жюле Верне".

Страницы беляевских книг увлекают смелостью фантазии. Естественно, писатель не прошел мимо того нового, что открывала современная ему наука. И потому он идет дальше Жюля Верна, мечтая не только о полете к Луне, но и о путешествии на Венеру, о многих будущих успехах техники, биологии, медицины.

Беляев, первый советский писатель, целиком посвятивший свое творчество научно-фантастической литературе, дал нашему юношеству целую библиотеку увлекательных книг. Они захватывали читателя своей романтикой, заставляли его с напряженным вниманием следить за всеми перипетиями динамичного сюжета. В них легко и увлекательно раскрывались горизонты науки, пути ее дальних поисков. В то же время Беляев нередко изображал заведомо фантастическое, и невозможное представало у него возможным.

Произведения Беляева имели точный адрес и потому как нельзя лучше выполняли свою задачу. Они показывали молодому читателю огромный воображаемый мир, но мир не абстрактный, не лишенный живой связи с современностью. Лучшие советские фантастические романы, и прежде всего "Аэлита" и "Гиперболоид инженера Гарина" А. Толстого, овеяны ее дыханием. То же можно сказать и о лучших фантастических вещах Беляева -- "научных" и "ненаучных".

Все это и обеспечило прочный, непреходящий успех многим произведениям Александра Беляева.

Бесспорно, творчество Беляева резко выделялось на общем фоне фантастики его времени. И можно сказать, что своими успехами журналы "Всемирный следопыт" и "Вокруг света", где он особенно активно сотрудничал, обязаны были ему. Его книги завоевали исключительную популярность.

Когда в 1934 году журнал "Борьба за технику" опросил известных писателей, что они думают о состоянии нашей научно-фантастической литературы, то, например, Федор Гладков, отметив бедность этой литературы, подчеркнул: "Все имеющееся в этой области можно буквально по пальцам перечесть: "Гиперболоид инженера Гарина", "Аэлита" А. Толстого, "Амфибия" Беляева -- и это, кажется, почти все". Поставив в один ряд Толстого и Беляева, он тем самым высоко оценил творчество нашего выдающегося фантаста.

У Беляева до сих пор широчайшая и благодарная читательская аудитория. За последние годы его романы, повести, рассказы были переизданы общим тиражом свыше пяти миллионов экземпляров! Многие из них переведены на языки народов СССР, изданы за рубежом во многих странах мира, от Англии и Италии до Чехословакии и Кореи.

Его творчество вызывает живой интерес у читателей разных поколений.

Имя Беляева хорошо известно тем, кто в 20-е и 30-е годы с нетерпением ждал очередного номера "Вокруг света" или "Всемирного следопыта" с продолжением нового романа либо рассказом писателя. Его знают и те, кто лишь недавно стал читать фантастику. Лучшие вещи Беляева выдержали самое беспристрастное испытание -- испытание временем.

Кто же этот человек, создавший целую библиотеку научно-фантастических книг, человек, чье имя навсегда вошло в историю нашей фантастики?

Профессор Рынин, собирая материалы для своей многотомной энциклопедии "Межпланетные сообщения", обращался к ученым и писателям с просьбой прислать ему свои автобиографии. В этой энциклопедии он уделял большое место и фантастике. При подготовке второго издания Рынин попросил и Беляева рассказать о себе. Война помешала выпустить книгу Рынина, но рукопись сохранилась.

Знакомясь с этой рукописью, в которой более тысячи страниц, я нашел вклеенный в нее машинописный текст -- биографическая справка, очевидно присланная самим Беляевым для новой работы Рынина. Документ столь интересен, что хочется привести его целиком.

"Беляев Александр Романович, род. в 1884 году. В детстве увлекался Жюль Верном. Совершал "кругосветные путешествия", не выходя из своей комнаты. Мечтал о полетах. Бросался с крыши на большом раскрытом зонтике, на парашюте, сделанном из простыни, расплачиваясь изрядными ушибами. Позднее мастерил планер, летал на аэроплане одной из первых конструкций инж. Гаккеля, за границей -- на гидроплане.

Любил изобретать. В 16-18 лет изобрел стереоскопический проекционный фонарь. Через 20 лет такой же был изобретен в Америке. Получил высшее юридическое образование, музыкальное -- по классу скрипки. Изучал историю искусств, ездил в Италию изучать Ренессанс. Был в Швейцарии, Германии, Австрии, на юге Франции.

В студенческие годы зарабатывал одно время игрой в оркестре цирка Труцци. В 1905 году студентом строил баррикады на площадях Москвы. Ведя дневник, записывая события вооруженного восстания. Уже во время адвокатуры выступал по политическим делам, подвергался обыскам. Дневник едва не сжег.

Не менее 15 лет отдал театру. Режиссировал и играл в провинции и несколько сезонов в Москве (в Сергиевском нардоме). Был присяжным поверенным, но адвокатура -- формалистика и казуистика царского суда -- не удовлетворяла.

Начал работать в провинциальных газетах примерно с 1911-1912 годов, был музыкальным и театральным критиком. Сотрудничал в детском журнале "Проталинка" в Москве.

С 1916 по 1922 год тяжело болел костным туберкулезом позвонков. С 1923 года в Москве служил в НКПС и НИС и одновременно начал писать рассказы в научно-фантастическом плане.

Сотрудничал в журналах "Всемирный следопыт", "Борьба миров", "Знание -- сила", "Природа и люди" и др.

Отдельными изданиями вышли "Человек-амфибия", "Голова профессора Доуэля", "Борьба в эфире", "Остров Погибших Кораблей", "Властелин мира", "Прыжок в ничто". Написано в общей сложности более 200 печатных листов".

Рукопись второго издания энциклопедии "Межпланетные сообщения" называлась "Завоевание неба". Биография Беляева приведена в ней на стр. 675-676 (фонды б-ки имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде). Эта автобиография могла быть написана в 1934 или 1935 годах, потому что последнее из упомянутых в ней Беляевым произведений -- "Прыжок в ничто" -- вышло впервые в 1933 году. Рынин здесь же добавляет, что Беляев работал над романом "Воздушный корабль" для журнала "Вокруг света", который начал печататься в конце 1934 года.

Для восьмитомного собрания сочинений биография Беляева была написана А. Орловым. Она дает представление об основных фактах биографии писателя, излагая их более подробно.

Беляев родился в Смоленске, в семье священника. Учился в Смоленской духовной семинарии, которую окончил в 1901 году. Но священником не стал, а поступил в юридический лицей, после окончания которого работал помощником присяжного поверенного, а затем и присяжным поверенным.

Еще семинаристом Беляев увлекся театром и задумывался о театральной карьере. Впоследствии он сыграл много разных ролей и даже смог таким образом заработать деньги для занятий в лицее.

Другим увлечением Беляева стала журналистика.

В 1913 году Беляев отправился в путешествие за границу. Вернувшись, он перед самой войной прекратил юридическую практику и вновь увлекся театром и литературой. Встречался в Москве со Станиславским, и тот считал, что он мог бы выступать на сцене. Тогда же Беляев пишет первое свое большое произведение -- детскую пьесу-сказку, работает в газете "Смоленский вестник".

Но в конце 1915 года тяжелая болезнь -- туберкулез позвоночника -- выводит его из строя на долгие годы. Несколько лет Беляев живет в Ялте. Четыре года, с 1917 по 1921, проводит он в постели, в гипсе.

В последующие годы Беляев переменил несколько профессий, далеких друг от друга: работал в уголовном розыске, детском доме, Наркомпочтеле и даже плавал на рыболовном траулере. С конца 20-х годов он посвятил себя целиком литературной деятельности.

Уже став профессиональным писателем, он переезжал из города в город, жил в Москве, Ленинграде, Киеве, Детском Селе, снова в Ленинграде, пока в 1938 году окончательно не поселился в городе Пушкине (бывшем Царском, затем Детском Селе). Там, в Пушкине, застала его война, там же в январе 1942 года он и скончался.

Пестрая вначале и небогатая внешними событиями в последние годы жизнь писателя была настоящим подвигом. Здесь вполне уместно это слово, потому что тяжело больной человек никогда не оставлял работу и смог в невероятно трудных условиях создать целую библиотеку произведений, пользующихся завидным читательским успехом до сих пор.

Будучи прикованным к постели, Беляев продолжает работать -- изучает языки, читает. Круг его чтения был разнообразен. И, возможно, именно тогда он заинтересовался фантастикой. Ведь он увлекался ею с детства.

"Сила этого двойного воздействия (текста и рисунков к роману Жюля Верна. -- Б. Л.), -- писал Александр Романович, вспоминая свои детские годы, -- была такова, что мы с братом решили отправиться путешествовать к центру Земли. Сдвинули столы, стулья, кровати, накрыли их одеялами, простынями, запаслись маленьким масляным фонарем и углубились в таинственные недра Земли. И тотчас прозаические столы и стулья пропали. Мы видели только пещеры и пропасти, скалы и подземные водопады такими, какими их изображали чудесные картинки: жуткими и в то же время какими-то уютными. И сердце сжималось от этой сладкой жути. Позднее пришел Уэллс с кошмарами "Борьбы миров". В этом мире уже не было так уютно..."

До войны книги Беляева выпускались ничтожными тиражами. Ряд интересных произведений не дошел до массового читателя, потому что публиковались они в местных периодических изданиях. Так, роман "Небесный гость" был напечатан лишь в ленинградской пионерской газете "Ленинские искры", роман "Чудесное око" издан только на украинском языке. Получившие ныне широкую известность романы "Подводные земледельцы" и "Продавец воздуха" не выходили отдельными книгами; "Остров Погибших Кораблей", "Последний человек из Атлантиды", "Человек, нашедший свое лицо", "Звезда КЭЦ", "Голова профессора Доуэля", "Прыжок в ничто" долго не переиздавались.

При жизни о Беляеве писали очень мало. Чаще всего критики осуждали его произведения, реже -- вынужденно признавали несомненный успех, талант писателя. И, наконец, совсем уж редко мы видели выступления в защиту писателя.

Из воспоминаний людей, близко знавших Александра Романовича и общавшихся с ним по совместной работе, вырисовывается образ человека, любившего жизнь и мужественно переносившего тяжелую болезнь. В то же время Беляев остро переживал вынужденное одиночество и пристрастное отношение критики.

Поэт Всеволод Борисович Азаров рассказывает, что, работая с 1933 года на ленинградском молодежном радио, он не раз встречался с Беляевым, бывал у него в Ленинграде, а затем и в Детском Селе.

Хотя Александр Романович и не все время лежал в постели, но должен был постоянно носить корсет. Эта всегдашняя скованность накладывала отпечаток на его характер: лишенный возможности широкого общения с людьми, полной свободы передвижения, он невольно сосредоточивался на деле, ставшем единственным в его жизни. И, конечно, в этом надо видеть еще одну из причин его тяги к мечте о совершенной человеческой природе.

"Беляев был со мной, юнцом, откровенен, -- пишет Азаров. -- Он чувствовал себя забытым писателем, забытым коллегами, непонятым критикой. Но при этом считал себя отнюдь не великим, он говорил, что образы часто не удаются, язык не всегда богат. Сюжет -- вот над чем он ощущал свою власть".

В июле 1941 года Беляев прислал Азарову, который был уже на фронте, открытку. В ней он сожалел, что не связан с военной печатью, и просил помочь ему: он хотел служить словом делу победы. И Беляев выступал в прессе с антифашистскими материалами.

"Труд -- создает, война -- разрушает... Нам навязали войну-разрушительницу. Что же? Будем "разрушать разрушителей". Наша доблестная Красная Армия докажет вероломному врагу, что рабочие и крестьяне, из которых она состоит, умеют не только строить заводы и фабрики, но и разрушать "фабрики войны". Какие бы тяжкие испытания ни пришлось нам пережить, армия великого народа не сложит оружия, пока враг не будет отброшен и уничтожен", -- писал он в первые дни войны.

Когда я разыскивал в Пушкине архив писателя, старожилы подтвердили, что Александр Романович тяжело болел и умер зимой, в начале 1942 года. Ни дома его, ни архива его не сохранилось. Мне удалось лишь разыскать в ленинградском отделении Детгиза написанный им самим список его сочинений.

Григорий Иосифович Мишкевич, работавший с 1931 по 1936 год в Ленинградском отделении издательства "Молодая гвардия" -- сначала редактором, а потом и директором, вспоминает о своих встречах с Беляевым. Он был редактором первого издания романа "Прыжок в ничто", ездил с рукописью в Калугу к Циолковскому, чтобы получить отзыв и краткое предисловие к роману.

"Александр Романович тогда чувствовал себя неважно. Он все время ходил с палкой, жаловался на боль в спине, но всегда являл собой образец дисциплины и предельной корректности. Ему долго не удавались, помнится, описания поведения астронавтов в космическом пространстве (питание, устройство оранжереи и прочее), он очень сетовал на то, что "неуправляемые и непокорные воле человека болевые ощущения и незримые процессы старения столь всемогущи, что заглушают даже самое горячее желание трудиться".

И далее Александр Романович сетовал на то, что болезни и старость несправедливы: они отнимают у человека волю даже тогда, когда он чувствует внутренний прилив сил и жаждет работать". Вообще эта тем очень волновала Александра Романовича.

Он очень хорошо знал полиграфическую технику и подмечал такие тонкости набора, вроде "вгонки" строк, что мы все диву давались. При этом Беляев любил говорить: "Первый то читатель наш -- это наборщик и метранпаж. Стало быть, надо дать им рукопись чистую, ясную". И он это всегда делал.

Печатал свои произведения Беляев всегда сам на старинной пишущей машинке, на желтоватой бумаге, говоря, что только такой цвет успокаивает глаза.

Замечал я, что после сдачи каждого романа в печать Беляев охладевал к нему, его мысли занимала новая идея. Так, когда работа над "Прыжком в ничто" близилась к концу, Беляев уже раздумывал над другим романом, и он вскоре принес мне несколько глав "Тайги" -- романа о покорении с помощью автоматов-роботов таежной глухомани, поисках таящихся там богатств. Роман не был окончен: видимо, сказалась болезнь.

Очень не любил Александр Романович "советов со стороны" о темах новых произведений. Так, помню, один из научных фантастов (это был В. Д. Никольский, инженер-энергетик) с увлечением агитировал Беляева написать роман... о гигантских изоляторах, которые начинала тогда осваивать наша электропромышленность. Беляев откровенно высмеивал такие "социальные заказы", добавляя, что "ежели научная фантастика займется подобными с позволения сказать темами, то ей грош цена! Цель научной фантастики служить гуманизму в большом, всеобъемлющем смысле этого слова".

"Часто бывал я у него дома, -- продолжает Мишкевич. -- Жил Александр Романович в неудобной квартире на нынешней улице Калинина, на Петроградской стороне. Любил сиживать на подоконнике -- широком и большом, ближе к свету и солнцу.

В те годы при Ленинградском доме инженера и техника существовала секция научно-художественной литературы, руководителем которой был историк техники профессор В. Р. Мрочек. Там встречались А. Р. Беляев, Н. А. Рынин, Я. И. Перельман, А. Е. Ферсман, Д. И. Мушкетов, Б. П. Вейнберг, В. О. Прянишников, Л. В. Успенский. Многие из них основали впоследствии знаменитый в Ленинграде Дом занимательной науки -- детище Я. И. Перельмана. На секции читались статьи, очерки, главы книг. Читал там куски из своей "Тайги" и Александр Романович".

В 1937 году руководитель секции и ряд ее участников подверглись необоснованным репрессиям, как и инженер-фантаст В. Д. Никольский, тоже встречавшийся с Беляевым. Так сужался круг людей, с которыми общался писатель.

Те, кто встречался с ним, вспоминают высокого худого человека с усталым лицом. Застенчивые глаза за стеклами пенсне, длинные пальцы тонких рук... В те дни, когда болезнь приковывала его к постели, казалось невозможным предположить, что этот неподвижно лежащий человек может думать еще о чем-нибудь, кроме мучавшей его боли. Но он снова поднимался и продолжал работать.

В книгах он перевоплощался, становился таким, каким хотел быть. В них он поверял людям свои сокровенные мысли, мечты и желания. Его книги изумляют силой человеческого духа, сумевшего отрешиться от своих страданий.

Мечта живет в каждом из нас. Но иногда, чуточку повзрослев, мы прячем ее в отдаленные уголки памяти, стараемся забыть о ней. И какая это огромная радость -- встретить на своем пути человека, который вернет нам забытое в сутолоке будней, который с предельной искренностью и побеждающей убежденностью расскажет о своей мечте. Как открываются ему навстречу сердца, какие распахиваются безграничные дали, какая появляется радость!

Таким другом -- и юных, и взрослых -- был и остается Беляев.

Талант и работоспособность Беляева удивляет каждого, кто знакомится с его творчеством. Сколько создал бы он интересных произведений, если бы преждевременная смерть не оборвала жизненный путь этого удивительного человека и писателя!

Когда думаешь о всех событиях его жизни -- жизни мучительной и трудной, то становится ясным, что он сумел прожить ее -- как совершают подвиг -- мужественно, вдохновенно, прекрасно.

Часть вторая

В 1925 году в журнале "Всемирный следопыт" появился научно-фантастический рассказ "Голова профессора Доуэля", подписанный никому не известным тогда именем "А. Беляев".

Рассказ привлек к себе внимание любителей фантастики и сразу же принес известность автору. Фантастика оказалась подлинным литературным призванием Беляева, а "Голова профессора Доуэля" была первой -- и удачной -- пробой пера на избранном им поприще.

Непривычный фантастический замысел, напряженный, полный неожиданностей сюжет, глубоко драматичный образ профессора Доуэля, страстная ненависть автора к злу и убежденность в торжестве правды -- все это потрясало и захватывало воображение читателя.

Профессор Керн работает в своей лаборатории над проблемой оживления органов, отделенных от человеческого тела. Керн -- крупный ученый, но он не останавливается ни перед чем во имя достижения своих личных, эгоистических целей. Он идет даже на преступление. Оживив голову своего учителя -- профессора Доуэля, он силой заставляет находящегося в ужасном положении ученого помогать ему, служить "генератором идей".

Молодая лаборантка открывает эту тайну Керна, разоблачает его с помощью сына Доуэля. Справедливое возмездие настигает преступника, вынужденного покончить жизнь самоубийством.

Вся эта коллизия была вписана Беляевым в будничную и реалистическую обстановку. Поэтому достигался эффект максимального правдоподобия -- и самих событий, которые могли произойти, и поступков людей, которые были участниками этих событий.

В рассказе есть такой эпизод: когда отделенная от тела и оживленная голова профессора остается одна, в раскрытое окно влетает жук, кружит вокруг головы, садится и ползет по ней. Лишенный возможности что-нибудь сделать, Доуэль переживает невероятный страх перед этим маленьким чудовищем.

Эпизод очень реалистичен. Кажется, будто автор сам пережил то, что описывает.

И действительно, писал Беляев, "Голова профессора Доуэля" -- произведение, в значительной степени автобиографическое. Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, все же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни "головы без тела", которого я совершенно не чувствовал... Вот когда я передумал и перечувствовал все, что может испытать "голова без тела".

Хотя Беляев и не давал точного решения проблем, которыми занимались его герои, он все же глубоко заинтересовывал самой возможностью производить удивительные хирургические операции. Оживить такой сложный орган, как человеческий мозг, возвратить человеку сознание, мышление после смерти -- что может быть заманчивее и одновременно фантастичнее? Беляев не оставлял эту тему впоследствии, он не раз возвращался к ней, углубляя и дополняя ее, находя вее новые и новые аспекты, уже не только биологические и социальные, а и морально-этические и психологические.

В те времена, когда писалась "Голова профессора Доуэля", мысль о возможности оживления мозга и вообще органов, отделенных от тела, казалась невероятной. Правда, первые опыты по оживлению пытались проводить еще в XIX веке. Тем не менее о них забыли, а работы советских врачей, в частности С. С. Брюхоненко, в этой области еще не начинались. Вероятно, поэтому критики так яростно нападали на произведение Беляева, которое казалось им мистикой, пустым фантазированием без всякой научной основы.

По-иному встретили рассказ специалисты. "Голова" обсуждалась студентами и преподавателями Ленинградского медицинского института. Проблемой, поставленной Беляевым, заинтересовался профессор В. А. Неговский, известный своими успешными работами по оживлению людей после клинической смерти.

Беляев силой воображения сумел придать своей фантазии поразительную убедительность, вполне ощутимую конкретность. Она заражала верой в невозможное. Именно потому уже первая научно-фантастическая вещь писателя вызвала огромный интерес.

Неудивительно, что одна молодая читательница из Курска прислала такое, хотя и наивное, но очень искреннее письмо: "Прочитав такой роман, я сама решила учиться на врача, чтобы делать открытия, которых не знают профессора мира...".

Предвидение Беляева в наши дни начало воплощаться в жизнь. Ход развития биологической науки привел -- и будет дальше приводить -- к тому, что научная проблематика беляевской фантастики звучит все более и более современно.

Уже сегодня мы знаем о многочисленных аппаратах, заменяющих на время отдельные органы, -- об искусственных легких, почке, сердце. Пусть пока это еще громоздкие и сложные установки, но, раз появившись, они будут совершенствоваться, чтобы сделать возможным постоянную замену больных или изношенных органов человеческого тела.

Медицина начинает упорно штурмовать барьер тканевой несовместимости. Уже сейчас можно уверенно говорить, что Беляев был прав в своих предвидениях, хотя мы еще не знаем конкретных путей, ведущих от операций на животных к операции на человеке, как не знал их фантаст. Зато вместе с ним мы можем мечтать сегодня о тех удивительных возможностях, которые откроются перед людьми, когда это будет сделано.

Успех "Головы профессора Доуэля" особенно разителен на фоне фантастики тех лет.

Книжный рынок наводнен был по преимуществу переводными произведениями, которые выпускались многими издательствами. Их же печатали и начинавшие тогда выходить журналы.

Например, "Всемирный следопыт", в котором печатался рассказ Беляева, в 1925 году поместил полумистический, написанный еще до революции рассказ французского писателя Мориса Ренара, в котором описывались приключения "по ту сторону зеркала".

Разумеется, это не имело ничего общего с чудесной сказкой Кэррола. А несколько ранее в русском переводе появился рассказ того же автора "Новый зверь" ("Доктор Лерн") -- о пересадке мозга человека животным. "Человеческая душа" в теле быка -- эта ситуация понадобилась автору, чтобы нагромоздить обилие невероятных приключений с изрядной примесью эротики. Герои Ренара занимались, по сути дела, бесцельными экспериментами, и вся "фантазия" служила целям пустого развлекательства.

Можно было бы привести и другие примеры той псевдонаучной фантастики, которая характерна для начала 20-х годов.

Подражая не лучшим западным образцам, эта фантастика чаще всего пользовалась шаблонными авантюрными сюжетами, всячески обыгрывая невероятные приключения и потакая низкопробным вкусам.

Характерный пример -- "космические" фантастические романы В. Гончарова. Спекулируя на романтике революционных приключений и интересе к науке, автор преподносил читателям всевозможные вздорные измышления вроде межпланетных кораблей, приводимых в движение психической энергией человека, слоноподобных селенитов, двойников Земли и т. д. Ему же принадлежит роман, в котором изобретение гипотетического смертоносного вещества служит поводом для создания неправдоподобного "боевика", перенасыщенного множеством нелепых приключений.

Правда, тогда уже появились "Вне Земли" Циолковского и "Плутония" Обручева. В журнале "Красная новь" печатались "Аэлита" и "Гиперболоид инженера Гарина" А. Толстого. С интересными рассказами начали выступать молодые авторы -- такие, как В. Никольский, В. Левашов, А. Ульянский, Н. Шпанов, свои повести и романы выпустили Г. Арельский, С. Григорьев, В. Язвицкий и другие.

Уже с начала 20-х годов в советской фантастике начинают появляться произведения широкого плана, посвященные будущему -- социальные утопии.

Первую попытку сделал В. Итин в фантастической повести "Страна Гонгури". В повести показана страна победившего коммунизма и предвосхищаются научно-технические достижения как близкого, так и более отдаленного будущего -- например, космовидение, автоматика, полеты на планеты, разгадка тайн тяготения и времени.

Вся наша планета превратилась в цветущий сад. И даже улицы городов стали тоже частью этого сада. Больших городов немного. В них -- библиотеки, музеи, академии. Люди ведь жили среди садов, в домах из разноцветных материалов, построенных художниками, а потому не похожих друг на друга и гармонирующих с окружающей природой. В небе проносились невесомые воздушные корабли. Открытие антигравитации дало возможность переделывать лик планеты, уничтожать и переносить горы, менять очертания материков. Началось освоение планет нашей и других звездных систем. Человечество навсегда избавилось от угрозы голода благодаря изобретению химической пищи.

Такова картина, которая нарисована в "Стране Гонгури".

Детский писатель С. Григорьев выступил в 1925 году с фантастической повестью "Московские факиры", вышедшей в 1926 году отдельным изданием под названием "Гибель Британии". В повести показана жизнь Новой Страны во второй половине XX века. За Новой Страной легко угадывается Советская Россия. Название это символично -- в ней новые люди, новые отношения, новая техника и наука. Человек переделывает природу и даже вмешивается в геологические процессы.

Оканчивается повесть победой Новой Страны в войне с Британией -- последним оплотом капитализма.

Повесть получила одобрительный отзыв Горького, который написал ее автору из Неаполя: "Гибель Британии" весьма понравилась и удивила меня густотой ее насыщенности, ее русской фантастикой и остроумием".

С. Григорьев не давал все же полного представления о Новой Стране, ограничиваясь описаниями научно-технических достижений, преимущественно -- успехами сельского хозяйства.

Широкую картину грядущих достижений науки и юхники нарисовал советский фантаст Я. Окунев в романе "Завтрашний день" (1924, переиздан под названием "Грядущий мир" в 1926 году). Интересно, что в романе описан транспорт, работающий на атомной энергии, и показано развитие автоматики, что в то время казалось лишь далекой перспективой.

Автор набрасывает и контуры Земли XXII века, изображая, в частности, "мировой город" -- единую столицу человечества, объединенного в "Великую Мировую Коммуну". Он пытается также изобразить социальные отношения далекой эпохи, хотя и в самых общих чертах, декларативно и притом не без вульгаризации и примитивизма. Сюжетный прием романа -- передача впечатлений людей сегодняшнего дня, которые, будучи погружены в анабиоз, оживают через два века.

Чрезвычайно интересную картину будущего дал А. Толстой в рассказе "Голубые города" (1925).

Герой рассказа был омоложен с помощью замораживания, действия магнитного поля и пересадки желез внутренней секреции.

Произведения социальной фантастики 20-х годов были, по существу, беллетризованными очерками, в которых рассказывалось о научно-технических достижениях. Они показывали реализованным то, что в те времена казалось лишь далекой перспективой. Нередко в них рисовалась борьба прогрессивного общественного строя с остатками капитализма.

Часть третья

В том же 1925 году в журнале "Всемирный следопыт" была опубликована научно-фантастическая повесть Беляева "Последний человек из Атлантиды".

Это фантазия на историческую тему. Главное место в повести занимают картины жизни легендарного материка. Беляев воспользовался гипотезой о том, что культура атлантов была близка культуре бронзового века. Он предположил, что часть жителей спаслась во время катастрофы, уничтожившей Атлантиду, и переселилась в Европу. Атланты познакомили со своей культурой живших там людей каменного века.

Все это, безусловно, является вымыслом, но вымыслом, позволившим писателю показать культуру, быт, социальные отношения далекой эпохи бронзы.

Рассказ писателя поэтичен и взволнован. Красочны описания жизни главного города атлантов и праздника Солнца, трогательна история любви художника-раба и царевны. Запоминается сцена восстания рабов и катастрофы, повергшей за одну ночь в пучины океана могущественное государство.

Беляев впоследствии переработал повесть в роман. Но лишь та часть его, которая составляет фантазию об Атлантиде, а не надуманная история поисков исчезнувшего материка, представляет интерес.

"Наркомпочтелевский" период жизни Беляева отразили два произведения реалистической прозы. Одно из них, очевидно, основано на подлинных фактах. Это рассказ "В киргизских степях", написанный еще в 1924 году. Он имеет даже подзаголовок: "Рассказ начальника Округа" о загадочном самоубийстве в Н-ском почтово-телеграфном отделении, причины которого так и остались неизвестными.

"Три портрета" (1925) -- рассказ, напечатанный в журнале "Жизнь и техника связи" под псевдонимом "А. Ром". Материал для этой зарисовки о старой, дореволюционной почте и почте первых лет советской власти дала ему работа в Наркомпочтеле. Позднее рассказ был переделан в скетч и напечатан в том же журнале.

В 1926 году в издательстве "Земля и фабрика" вышла первая книга Беляева -- сборник под названием "Голова профессора Доуэля". В нем помимо одноименного рассказа помещены были "Человек, который не спит" и "Гость из книжного шкафа". В них впервые появился профессор Вагнер -- герой многих рассказов, составивших цикл "Изобретения профессора Вагнера". Большинство этих рассказов в последние годы переизданы и получили широкую известность.

Вагнер, по существу, не литературный герой. Он только автор многочисленных, весьма оригинальных и смелых изобретений и открытий. Содержание всех рассказов этого цикла и составляют связанные с его работами удивительные события. Вагнер скупо обрисован и оставляет впечатление человека незаурядных способностей, гения, не без странностей, присущих иногда великим людям.

Пестрый перечень дел Вагнера производит впечатление какого-то калейдоскопа, а сам изобретатель -- сверхученого. Но это фигура во многом комическая, что Беляев и подчеркивает.

Рассказ "Человек, который не спит", открывающий цикл, знакомит нас с совершенно необычайным человеком, который победил усталость и не спит, работает "за двоих" -- пишет одновременно правой и левой рукой, управляет каждым глазом отдельно, может писать и в то же время говорить.

В рассказе "Гость из книжного шкафа" описаны удивительные приключения Вагнера, который добился возможности свободно проходить сквозь любые предметы. Беляев широко использует этот сюжет и строит целый ряд занимательных эпизодов, напоминающих отчасти некоторые эпизоды в "Человеке-невидимке".

В рассказах "Человек, который не спит" и "Гость из книжного шкафа" применен интересный прием, которым в дальнейшем Беляев пользовался не раз: показ "от обратного", по принципу "что было бы, если бы". Что было бы, например, если бы человек научился преодолевать усталость и потребность в сне?

В том же 1926 году в журнале "Всемирный следопыт" начал публиковаться фантастический кинорассказ "Остров Погибших Кораблей". Это -- литературное переложение американского кинофильма, "вольный перевод", как указано в предисловии. Рассказ написан со всеми присущими авантюрной форме аксессуарами.

Однако, сохранив основную сюжетную канву голливудского боевика, Беляев перенес центр тяжести повествования с раскрытия тайны убийства, с романтической мелодрамы, на события, происходящие на Острове Погибших Кораблей, возникшем из обломков судов в Саргассовом море.

Внимание читателя привлекает фигура профессора Фландерса, историка кораблестроения. На Острове он чувствует себя безмерно счастливым: ведь тут можно изучать в натуре корабли всех времен и народов, от римских галер до современных океанских лайнеров. Увлечение профессора, рассказывающего о своем любимом предмете, передается читателю.

Приключенческое произведение, таким образом, обретает новый смысл, становится научно-фантастическим. Беляев уже на самом раннем этапе своего творчества чрезвычайно умело вводит познавательный материал в общую ткань рассказа. Это ценнейшее для фантаста качество.

Импровизированные "лекции" профессора Фландерса читаются с неменьшим интересом, чем сами приключения. Заметим, что высокое мастерство популяризатора редко изменяло Беляеву на всем протяжении его творческого пути. Журнал "Всемирный следопыт" стал для Беляева постоянной трибуной, он регулярно выступал в этом журнале в течение пяти лет, пока жил в Москве. В 1926 году помимо рассказа "Остров Погибших Кораблей" здесь были помещены: "Ни жизнь, ни смерть", "Белый дикарь" и "Идеофон".

В рассказе "Ни жизнь, ни смерть" время -- благодаря анабиозу -- словно останавливается. В основе рассказа лежат работы русского ученого П. И. Бахметьева об анабиозе, том состоянии живого организма, которое как нельзя более точно передано заголовком рассказа.

Медленным нагреванием можно постепенно оживить организм. Но если Бахметьев производил опыты над насекомыми и мелкими животными, то Беляев погружает в анабиоз людей.

Используя анабиоз, писатель переносит своих героев в будущее. Памфлетный характер рассказа очевиден. Не случайно именно событиям современности, хотя и вымышленным, отведено главное место, не случайно так много внимания уделено прожектёру Карлсону и его "мороженой человечине": безработные, погруженные в анабиоз, -- оригинальный выход из кризиса! А гибель обманутых ради наживы им и углепромышленником Гильбертом людей? Все это носит явно обличительный, памфлетный характер.

Возможности, открываемые анабиозом, чрезвычайно занимают сейчас космобиологов. Если бы удалось на время приостановить жизненные функции человеческого организма, отпали бы многие трудности, связанные с длительными путешествиями к иным планетам и даже к другим звездам.

Советские и зарубежные ученые проводят успешные опыты по анабиозу с различными животными. Применяется частичное охлаждение и во время тяжелых операций. Есть все основания полагать, что в будущем анабиоз будет широко применяться в медицине и космонавтике. Интересно, что в США уже заморозили безнадежно больного раком человека, чтобы впоследствии, когда научатся излечивать эту болезнь, оживить его. Правда, нет еще никакой уверенности, что опыт закончится успехом.

Еще два рассказа были опубликованы Беляевым в 1926 году -- "Белый дикарь" и "Идеофон".

"Белый дикарь" -- первобытный человек, "дитя природы" -- попадает в "цивилизованное" буржуазное общество. Он не может перенести жизни в городе, ему непонятны и чужды царящие там порядки и нравы, и он в конце концов погибает.

Беляев использует подлинное событие для того, чтобы показать оборотные стороны буржуазной цивилизации, порождающей инстинкты куда худшие, чем у наших далеких предков. Чем лучше "белого дикаря" Адама богатые бездельники, прожигающие жизнь в монмартрских кабаках?

"Идеофон" -- прообраз пресловутого "детектора лжи", так полюбившегося современной американской политической инквизиции. Правда, действие рассказа Беляева происходит в Италии и обстановка несколько иная, чем в Америке наших дней. Следователь должен был уличить преступника, покушавшегося на премьер-министра, но следствие не продвигалось ни на шаг. И следователь решил применить аппарат, будто бы позволявший читать чужие мысли. Мозг, говорит изобретатель синьор Беричи, является генератором электромагнитных волн. Их надо поймать, усилить и перевести в слова, в "звучащие мысли".

Беляев создает чрезвычайно интересную психологическую коллизию. Подозреваемый и верит и не верит в то, что его сокровенные мысли будут услышаны. В наступившем жутком молчании он пытается сосредоточиться и отвлечься от опасных воспоминаний. Но против своей воли он все время возвращается к роковой площади в Сиене, к выстрелу, к деталям убийства. Он мысленно поет, однако слова песенки перемежаются опасными признаниями, вереницы мыслей текут одновременно, и человек уже не может сдерживаться, он готов на все, что угодно, лишь бы прекратить эту пытку. Он подписывает себе приговор.

На самом деле изобретение оказывается блефом... Совсем не тот, на чью голову был надет шлем идеофона, совершил убийство. "Но разве суд может существовать без судебных ошибок?.. Главное было сделано: виновник найден, и Минетти (следователь. -- Б. Л.) ждало повышение. А каким путем это было достигнуто, не все ли равно?.. Только бы этот путь привел его в Рим!.."

Так кончается рассказ. В нем впервые Беляев затронул проблему биологической радиосвязи, передачи мыслей на расстоянии, хотя сделал это пока скорее в сатирическом, чем в научно-фантастическом плане. Он вернется к этой теме позднее, уже серьезно в романе "Властелин мира".

В 1926 году Беляев пишет рассказ "Страх". Почтовый работник, испугавшийся бандитов, нечаянно убивает милиционера. В этом рассказе Беляев рисует грозовую обстановку первых послереволюционных лет.

Выходят его книги -- "Современная почта за границей" (1926) и "Спутник письмоносца" (1927), одна -- популярная, другая -- инструктивного характера. Это тоже след в литературе Беляева-почтовика.

Часть четвертая

В 1927 году заканчивается публикация "Острова Погибших Кораблей" в журнале "Всемирный следопыт". Читатель расстался в предыдущем году с героями, уверенный в счастливом конце и благополучном завершении приключений, связанных с разгадкой тайны убийства. Ведь вся цепь событий завязалась в результате погони сыщика за подозреваемым в убийстве человеком, который оказался невиновным.

Подлинный убийца найден, а главный герой приговорен к "пожизненному лишению свободы" с девушкой, с которой он вместе побывал на Острове Погибших Кораблей.

Беляев дописал вторую часть рассказа. Герои вновь отправляются на Остров Погибших Кораблей, и вновь там разворачиваются драматические события. На этот раз Беляев показывает жизнь возникшего на острове крохотного "государства". Происходит борьба за власть. Профессор Фландерс становится хранителем своеобразного музея истории кораблестроения, а сыщик Симпкинс раскрывает другую тайну и другое преступление. Возникший пожар уничтожает остров.

Рассказу была придана кинематографическая форма. Главы назывались картинами. Перерабатывая его, Беляев отошел от сценарного построения. И в отдельном издании, вышедшем в 1927-м, а затем и в 1929 годах, "Остров Погибших Кораблей", также как и "Последний человек из Атлантиды", уже роман.

Оба они составили сборник, в предисловии к которому издательство ("Земля и фабрика") подчеркивало, что "автор обладает даром увлекательного развертывания событий и стремится фантастические приключения своих героев использовать для приобщения читателя к малоисследованным областям географии и истории".

В 1927 году Беляев продолжает вагнеровский цикл. Он пишет рассказ "Над бездной", с которого и начинается его сотрудничество в московском журнале "Вокруг света", продолжавшееся четыре года.

Что было бы, если бы исчезло притяжение Земли? Вагнеру удалось найти способ регулировать силу тяготения по своему желанию. Все предметы, попадавшие в "заколдованный круг", в котором не действовала земная тяжесть, улетали в межпланетное пространство. Воздух улетучивался, ходить приходилось, держась за специально устроенные скобы, чтобы не улететь в бездну. Хорошо, что все это происходило во сне...

Начинает Беляев писать и приключенческие рассказы. В том же 1927 году "Всемирный следопыт" поместил "Среди одичавших коней" -- рассказ о приключениях подпольщика. "Вокруг света" опубликовал маленькую юмореску "Охота на Большую Медведицу".

В 1930 году, в юбилейную дату -- пятилетие "Всемирного следопыта", редакция поместила статью о работе журнала. В ней сообщалось, что на вопрос: "Какие произведения вам понравились больше других?" -- был получен единогласный ответ: "Человек-амфибия".

Роман печатался в 1928 году в московском журнале "Вокруг света" -- приложении ко "Всемирному следопыту". Номера "Вокруг света" покупали нарасхват. Их ждали с нетерпением. Ихтиандр, человек совершенно необычайной судьбы, стал интересен миллионам. В том же году роман вышел дважды отдельными изданиями в издательстве "Земля и фабрика", а в 1929 году -- третьим изданием. "Человек-амфибия" встретил восторженный прием, особенно у детей и юношества, и стал одной из любимых книг молодого читателя. Он утолял жажду романтики, мечты, приключений -- и на этот раз необычных.

Хирург Сальватор пересадил жабры акулы индейскому мальчику, и ребенок получил возможность жить под водой. Создавая Ихтиандра, "человека-рыбу", ученый мечтал о новой породе людей, способных освоить необъятные водные просторы с неистощимыми запасами пищи и сырья.

Но Ихтиандр все чаще выходит на сушу. Полюбив дочь торговца жемчугом Гуттиэре, он становится участником многих драматических событий. За ним охотятся, и он попадает в плен к Зурите, который заставляет его добывать для себя жемчуг. Сальватор отнимает свое детище у Зуриты, но предстает перед судом, обвиняемый в кощунстве, посягательстве на человека -- "творение божие". Друзья помогают Ихтиандру бежать, и он навсегда уходит в море, которое теперь становится его родной стихией...

Центральная фигура романа, которая бесспорно лучше других удалась Беляеву, -- человек-амфибия, Ихтиандр.

Симпатии и сочувствие вызывает и Бальтазар, ставший слепым орудием в руках Зуриты и предавший, быть может, собственного сына; и Гуттиэре, горячо полюбившая Ихтиандра и невольно погубившая его -- из-за нее он вынужден был в конце концов уйти навсегда в морскую пучину.

Оговоримся, что отрицательные герои шаблонны -- и злодей Зурита, и его усатая мамаша Долорес, и судья, и епископ. К сожалению, Сальватор играет второстепенную -- скорее символическую -- роль; в памяти остается лишь его яркая речь на суде, а не другие поступки гениального, по замыслу автора, хирурга. И все же роман читается с неослабевающим интересом -- от первой до последней страницы.

Секрет обаяния "Человека-амфибии" Беляева надо искать, конечно, не только и не столько в том, что он мастерски построил сюжет, удачно избежав сентиментальной мелодрамы (чего, между прочим, не избежали постановщики фильма, чрезмерно увлекшиеся нагромождением приключений). Секрет -- в идее, ради которой писатель заставляет своих героев жить, чувствовать и действовать.

Глазами Ихтиандра автор видит -- и показывает -- близкий, но незнакомый мир, куда обычному смертному вход запрещен. Этот мир враждебен человеку, ему не прожить там и немногие минуты, смельчака ждет там гибель. В лучшем случае он успеет кинуть взгляд на чарующие красоты подводного царства. А Ихтиандр там хозяин. Для него море -- не чуждая, а родная стихия, где можно без конца любоваться картинами иной, интереснейшей жизни.

Но не для того только, чтобы любоваться красотами подводного мира, создавал Сальватор человека-рыбу. Он мечтал о покорении Голубого континента, об использовании неисчислимых его богатств.

"Первая рыба среди людей и первый человек среди рыб, Ихтиандр не мог не чувствовать одиночества. Но если бы следом за ним и другие люди проникли в океан, жизнь стала бы совершенно иной. Тогда люди легко победили бы могучую стихию -- воду.

Эта пустыня с ее неистощимыми запасами пищи и промышленного сырья могла бы вместить миллионы, миллиарды человек".

Так рисует будущее океана творец человека-амфибии, ученый, чьими устами Беляев, по его выражению, "бросает в мир новую плодотворную идею". Ту идею, которую критики романа умудрились не заметить и которая -- это подтвердила жизнь -- поистине грандиозна. Недаром грядущий век космоса теперь называют еще и веком покоренного океана.

Беляев мечтал об этом времени. За трогательной историей человека, породнившегося с морем, кроется страстное желание открыть и поставить на службу людям еще один -- сказочно прекрасный и сказочно богатый мир. Восхищение им, увлеченность Ихтиандром, первым жителем моря, Беляев передает читателю, и читатель не остается равнодушным.

Автор поэтически описывает морские глубины: море -- колыбель человечества и будущий дом, где со временем смогут поселиться миллионы людей... И вспомним, с каким удивительным проникновением Беляев сумел изобразить очарование подводного мира, передать ощущения Ихтиандра, первого жителя чуждой человеку водной стихии. Заметим, что до изобретения акваланга оставалось еще четверть века.

В послесловии к журнальной публикации 1928 года Беляев говорит: "При всей фантастичности в описании обитателей сада (профессора Сальватора. -- Б. Л.) все же здесь больше "фантастики природы и искусства человека", чем оторванного от жизни фантазерства... Фантастика проявилась скорее в количестве, чем в качестве изображаемых "монстров".

И далее: "Элемент чистой фантастики, -- считая фантастикой то, чего еще нет в настоящий момент, -- введен автором лишь в отношении центральной фигуры романа -- "человека-амфибии" Ихтиандра. Но и здесь фантастика не лишена известной научной основы или, по крайней мере, переплетена с этой основой. Ведь "человек-амфибия" -- только соединение в одном существе двух отдаленных стадий эволюции. Недаром выведенный в романе эксперт, профессор Шейн, говорит на суде о родстве человека с рыбой".

Не утверждая осуществимости идеи амфибии, Беляев считал, что в основе ее лежат все же реальные факты. Их комбинация фантастична, но ведь похожее делал и классик фантастики Уэллс.

Ныне ведутся поиски обходных путей, приближающих нас к той же цели. Воодушевленные той же мечтой, такие же страстные мечтатели прокладывают теперь дорогу к овладению морскими глубинами.

От первых аквалангов к подводным домам, от первых рекордных погружений на десятки метров к свободному плаванию там, куда могли попадать только рыбы... Приближается время, когда человек получит в свое распоряжение весь Голубой континент. Его покорители считают себя потомками Ихтиандра. Подводный дом, сооруженный в Черном море, назван "Ихтиандр-66". И сооружен он членами клуба "Ихтиандр"...

Сейчас человек пробует без акваланга опускаться на большие глубины, дышать под водой, как дышат киты. И не появятся ли когда-нибудь созданные с участием химии, техники и медицины настоящие Ихтиандры? Море покорится этим людям, для которых воздух и вода станут одинаково привычными стихиями...

"Рано или поздно человечество поселится на дне моря... В океане появятся города, больницы, театры... Я вижу новую расу "Гомо Акватикус" -- грядущее поколение, рожденное в подводных деревнях и окончательно приспособившееся к окружающей новой среде...", -- пишет известный французский покоритель глубин Жак-Ив Кусто.

Другое, что волновало Беляева, автора "Человека-амфибии", и будет волновать на протяжении всей его творческой жизни, -- это судьба ученого и его открытия в современном мире. Именно современном: действие романа (как и многих других его произведений) разворачивается не в мифической вымышленной державе и не в далеком будущем. Дело происходит в наши дни, в одной из стран Южноамериканского континента.

И Беляев, воспользовавшись средствами фантастики, поднимал вопрос, который уже тогда, для начинавшейся эры научно-технического прогресса, становился все более важным. Назревали величайшие открытия в науке. На ученого и изобретателя, творца открытия, возлагалась особая ответственность и особая роль. Во что употребит он грядущую власть над природой, в чьих руках, к чему она приведет? Вопрос, на который отвечал А. Толстой гиперболоидом инженера Гарина и который не мог не затронуть Беляев.

Изобразить необычное на фоне повседневности, наполнить вымысел дыханием подлинной жизни -- большое искусство. Им несомненно владел Беляев, говоривший об умении "связывать фантастическое с реальным, как мастерски делает это Уэллс". Это умение отчетливо видно во всех лучших произведениях писателя, в том числе "Человеке-амфибии".

И дело не в том, как Ихтиандр получает возможность жить под водой: благодаря хирургической операции либо иным способом, делающим его подлинным обитателем глубин. Это прием, а не "пропаганда ничем не оправдываемых операций над людьми", как утверждал один из критиков, допуск, позволяющий блистательно комбинировать элементы фантазии и реальности и позволивший достигнуть предельной выразительности, высокого эмоционального воздействия на читателя.

Роман "Человек-амфибия" вошел в золотой фонд советской научно-фантастической литературы.

Часть пятая

В 1928 году в серии "Современная библиотека путешествий, краеведения, приключений и научной фантастики" выходит сборник А. Беляева "Борьба в эфире". Эта серия выпускалась издательством "Молодая гвардия" под редакцией С. П. Полтавского.

Сборник состоял из романа "Борьба в эфире", повести "Вечный хлеб" и рассказов "Ни жизнь, ни смерть" и "Над бездной".

В повести "Вечный хлеб" Беляев сделал попытку изобразить судьбу гениального изобретения, которое могло бы принести огромную пользу человечеству, но принесло в конечном счете одни только бедствия. Он показал трагедию ученого, который стремится в условиях буржуазного общества в одиночку облагодетельствовать всех людей и терпит неудачу. Из благодетеля ученый невольно превращается в виновника всемирной катастрофы.

Непрерывно растущее "тесто" из съедобных микроорганизмов, перерабатывающих элементы воздуха, -- таков был "вечный хлеб", изобретенный героем рассказа. Осуществление мечты затрагивало всех без исключения людей. Ведь "вечный хлеб" избавил бы их от повседневной заботы о пище, от тяжелого труда, связанного с ее добыванием.

Но в действительности "вечный хлеб" не принес счастья. Он попал в руки дельцов, стал предметом борьбы и орудием тончайшей эксплуатации и в конце концов обратился в свою противоположность, угрожая жизни на планете.

"Тесто" вышло из-под контроля своего создателя. Оно росло быстрее, чем его могли бы уничтожить. С большим трудом удалось предотвратить "бунт микробов", грозивших заполонить всю Землю.

Замыслу "Вечного хлеба" дали толчок опыты по созданию сложных органических веществ, близких к живому белку. И здесь Беляев сумел предугадать главное направление биологии наших дней.

Рано или поздно потребности общества должны были поставить перед наукой задачу создания искусственной пищи. И сейчас уже сделаны первые шаги по синтезу пищевых продуктов с помощью бактерий. С помощью бактерий начинают получать питательные жиры из соломы и древесины, из нефти готовят корм для животных.

В рассказе помимо идеалиста ученого Бройера выведены рыбаки деревушки, где он случайно обнародовал свое изобретение. Среди них старый рыбак Ганс, первый испытатель "вечного хлеба". Ганс для Беляева символ мещанского благополучия. Правда, богатство его не результат скопидомства. Тем не менее Беляев превосходно обличает отвратительное существо мещанина.

В рассказе выражено понимание Беляевым роли науки в современном обществе. Она сама по себе не враждебна людям, как это стараются представить некоторые из американских фантастов. И в человеке не заложено от природы злое начало. Все зависит от социальных сил. Расстановка этих сил отчетливо проявляется в фантастической истории с "вечным хлебом" и в той борьбе, которая вокруг него развернулась.

Повесть отражала размышления писателя о судьбах науки в капиталистическом мире. Иная судьба у науки в социалистическом обществе. И это было отображено в романе "Борьба в эфире", где Беляев стремился нарисовать картину раскрепощения человека от тяжелого физического труда благодаря необычайному развитию науки и техники.

В московском журнале "Вокруг света" в 1928 году печаталась повесть "Мертвая голова" -- современная робинзонада, построенная на имевшем место в действительности факте.

Беляев рассказывает историю энтомолога, который в погоне за редкостной бабочкой "мертвая голова" заблудился в тропических дебрях, превратился в получеловека-полуживотное и даже забыл свое имя. И когда его наконец привезли в город, он продолжал искать мелькнувшее когда-то перед ним видение -- "мертвую голову"...

Внутренний мир ученого, столкнувшегося волей обстоятельств с "океаном открытий", величайшая его увлеченность -- вот что интересовало писателя.

Ученый по-своему в какой-то мере был счастлив в лесу. Ему удалось сделать открытия, которым позавидовали бы крупнейшие естествоиспытатели и которые можно было бы использовать на практике. И все же счастье это призрачно: поставив себя вне общества, нельзя принести пользу людям. Труд, даже самый выдающийся, пропадает даром, жизнь лишается смысла. К такому выводу подводит Беляев читателя "Мертвой головы".

В том же году появился еще один рассказ -- "Сезам, откройся!!!", подписанный одним из псевдонимов Беляева -- А. Ром. Это юмореска о наказанной скупости. Богач, не доверяющий даже банку, держит все свои капиталы дома. А его старому слуге уже пора на покой. Кто же заменит старика? Механические слуги-роботы! Но в металлических футлярах прячутся не автоматы, а ловкие мошенники. И ночью из сейфов богача исчезают все ценности...

С этим рассказом Беляева произошел курьезный случай. Он был напечатан в ленинградском журнале "Вокруг света" под названием "Электрический слуга" как перевод из американской газеты, издававшейся на древнееврейском языке. Рассказ, таким образом, совершил "путешествие" за границу и вернулся обратно уже в качестве зарубежной новинки...

Часть шестая

Ранние произведения советских фантастов о будущем, в литературном отношении во многом несовершенные, тем не менее были проникнуты оптимизмом и верой в светлое Завтра человечества. Взгляды авторов на общество грядущего, на его жизнь во многом наивны. И это вполне объяснимо.

Время, в которое они создавались, -- время становления первого в мире Советского государства, только что покончившего с гражданской войной и разрухой и лишь приступающего в социалистическому строительству.

К концу 20-х годов наука и техника в нашей стране уже добились значительных успехов. Развивалась авиация, шли поиски новых видов энергии. Циолковский и другие ученые продолжали работать над проблемой межпланетных путешествий. Намечались, хотя и робко, многие направления научного и технического прогресса, которые в дальнейшем получили широкое развитие. Это не могло не найти отражения в научной фантастике, и особенно в произведениях о будущем.

Характерный пример -- научно-фантастический роман В. Никольского "Через тысячу лет", выпущенный издательством П. П. Сойкина в 1928 году. Автор воспользовался тем же приемом, что и Уэллс: его герои переносятся в будущее на машине времени -- хрономобиле. Но если Путешественник Уэллса видит мрачную картину заката человеческого рода, то перед героями Никольского предстает "радостное, свободное, творящее человечество"...

Земля стала планетой коммунизма. Последняя схватка двух лагерей закончилась полным поражением капитализма, люди получили неограниченную возможность созидания и навсегда избавились от ужасев войны. Наука и техника достигли невиданного расцвета. Удалось проникнуть в тайны жизни и управлять биологическими процессами, получить искусственный белок и синтетическую пищу, победить болезни и старость, удалось овладеть запасами солнечной энергии и внутреннего тепла земного шара, силой океанских волн и ветров, внутриатомной энергией.

Сверхлегкие аккумуляторы решили проблему быстрого передвижения, а реактивные двигатели позволили покорить стратосферу и межпланетное пространство. Создана большая обитаемая внеземная станция -- спутник Земли.

Развернулись грандиозные работы по переделке природы нашей планеты: пустыни превращены в цветущие луга, холодные тундры -- в теплые страны. Прорыта шахта глубиной в двести километров -- ресурсы глубочайших земных недр поставлены на службу человеку. Роман представляет собой как бы обзор, "выставку" грядущих достижений, являясь скорее инженерной и научной фантазией, что характерно и для других произведений о будущем, выходивших в 20-е годы.

Но фантазия автора была все же довольно робкой -- ведь действие романа происходит в XXX веке! Многое из того, о чем он писал, осуществилось гораздо ранее намеченных сроков, а многое осуществится в самом ближайшем будущем. Люди грядущего выступают в романе как экскурсоводы, знакомящие с достопримечательностями своего мира пришельцев из прошлого. Они обрисованы лишь в самых общих чертах, так же как и вообще их жизнь.

Романы "Дважды рожденный" Ф. Богданова (1928) и "Пять бессмертных" В. Валюсинского (1928) также показывали осуществленными целый ряд проблем -- новые источники энергии, летательные аппараты, межпланетные сообщения, освоение морских глубин, борьба со сном, регенерация органов, продление жизни, бессмертие, синтетическая пища и другие.

Наша социальная фантастика 20-х и даже 30-х годов не смогла увидеть тогда ни самих людей будущего, ни тех противоречий, которые могут в этом будущем появиться. Они уделяли основное внимание чисто внешним описаниям -- обстановке, быту, отдельным, характерным, как им казалось, чертам жизни, но цельного полотна у них не получалось. К тому же им не удалось гармонично сочетать развитие сюжета и описания, -- иными словами, роман с очерком. Очерковые фрагменты оказывались инородным телом в общей повествовательной канве.

Утопии 20-х годов, как правило, были выдержаны только в оптимистических тонах. В них рисовалось будущее, появившееся словно само собой, без борьбы, без обращения к истории, которое бывает всегда поучительным. Если это и делалось, как, например, в романе В. Никольского, то лишь в виде краткого упоминания о войнах и революциях, без раскрытия острых конфликтов, связанных с переделкой человеческого сознания. Тенденции настоящего не продолжались в будущее, между ними как будто стояла непроходимая стена.

Таков был общий уровень ранней советской социальной фантастики, не претендовавшей ни на большие обобщения, ни на более углубленное раскрытие мира будущего. Критикам импонировало то, что фантасты занимаются прежде всего своего рода экстраполяцией науки и техники в более близкое или далекое время. Их больше устраивало, если фантастика не слишком забегала вперед и, как им казалось, тем самым тесно увязывалась с насущными задачами сегодняшнего дня.

Роман Никольского хвалили, например, за техническую насыщенность. И, ратуя на словах за смелые социальные устремления, за показ нового человека и новых отношений, критика на деле направляла литературу мечты в русло узкого практицизма.

Небезынтересно, что уже позднее, в 1934 году, выступая на Ленинградской писательской конференции и подводя итоги развития литературы о будущем, К. Федин говорил: "В области фантастики, т. е. воображаемого будущего, литература проявляла на протяжении всего развития нашего искусства полную пассивность". Он добавлял далее: "Великие дела настоящего привлекают к себе писателя настолько, что он не хочет мечтать, фантазировать о будущем".

Однако если суммировать все написанное фантастами, то к началу 30-х годов уже появилась возможность говорить, во всяком случае, о многих попытках предвидения грядущего, о развитии утопии.

Не случайно Федин продолжил свою мысль, сказав: "Но ведь нельзя забывать, что великие дела в настоящем сменятся величайшими делами в будущем. И писатель тем менее может отказаться от мечты, чем больше мы закладываем для нее оснований в действительности".

Писатели и не отказывались писать. К сожалению, их попытки не удостаивались серьезного критического разбора. Сказывалась и общая тенденция рассматривать фантастику не как вид художественной литературы, а как разновидность литературы научно-популярной. Тем не менее утопическое направление в нашей фантастике появилось именно тогда, в 20--30-е годы.

О глубоком интересе А. Беляева к проблемам будущего с первых же лет творческого пути говорит и тот факт, что в его переводе и с его примечаниями был снова опубликован рассказ Жюля Верна "В 2889 году" (1927). В кратком вступлении к рассказу переводчик излагает свой взгляд на это любопытное произведение великого фантаста.

Он считает рассказ "В 2889 году" "прекрасным образцом этой "пророческой" стороны творчества Жюля Верна... Вымыслы гениального романиста всегда облекались в форму осуществимых идей, логически естественных и научно обоснованных". В то же время "в сфере фантастики на социальные темы его (Жюля Верна. -- Б. Л.) кругозор невелик и перо беспомощно".

"Весь ход истории неопровержимо доказывает нам, что в 2889 году жизнь человечества развернется "несколько иначе", нежели то рисует схема романиста: для того, чтобы сдать в архив истории изношенную машину капитализма и воздвигнуть стройное здание коммунизма, потребуется, конечно, много меньше, чем... 962 года. И, значит, достижения научной мысли ближайшего тысячелетия будут использованы совсем не для того, чтобы короли американской печати (которые сами отойдут в область прошлого!) умывались, причесывались и застегивались на все пуговицы без посторонней помощи".

Беляев сделал первую попытку заглянуть в будущее в рассказе "Ни жизнь, ни смерть". Герои его, попав в грядущее, чувствуют себя одинокими и несчастными. Они, пришельцы из прошлого, готовы таким же способом отправиться путешествовать на десятилетия, а быть может и на века вперед.

В конце рассказа звучат несвойственные вообще Беляеву пессимистические нотки. Психологически писатель бесспорно прав, показав "разлад" между человеком настоящего и людьми грядущего. Само же будущее обрисовано в рассказе крайне бегло.

Внешне все изменилось не так уж сильно, как можно было предполагать. Правда, Лондон разросся на многие мили и поднялся вверх тысячами небоскребов. Воздушное сообщение сделалось самым распространенным способом передвижения.

Движущиеся экипажи были заменены подвижными дорогами. В городах стало тише и чище. Перестали дымить трубы фабрик и заводов. Техника создала новые способы получения энергии.

В общественной жизни и в быту произошло много перемен. На ступенях общественной лестницы не стало рабочих как низшей группы, группы, отличной от вышестоящих и по костюму, и по образованию, и по привычкам. Машины почти освободили их от тяжелого труда. Здоровые, просто, но хорошо одетые, веселые, независимые рабочие стали единственным классом, держащим в руках все нити общественной жизни.

Все свободное время они проводили на воздухе, летая на своих авиэтках. У них были совершенно иные интересы, запросы, развлечения.

И все... Но Беляев вскоре вернулся к теме о будущем -- уже в ином плане.

В 1928 году выходит роман Беляева "Борьба в эфире". Герой его попадает в будущее способом, который не отличается оригинальностью, -- все происходящее оказывается сном. Впрочем, введение, поясняющее это обстоятельство, занимает очень мало места -- всего около страницы, и читатель быстро забывает о нем.

Действие сразу же и до конца развертывается в мире грядущего.

"Борьба в эфире" -- экскурсия в будущее: герой ведь и представлен в качестве невольного экскурсанта, попавшего необъяснимым способом в "Паневропейский, паназиатский союз советских социалистических республик". К сожалению, Беляев лишь очень беглыми штрихами очерчивает контуры нового мира, и он не представлен во всей многогранности и полноте.

Беляева глубоко интересовала блестящая будущность радиотехники. В романе "Борьба в эфире" он отводит радио едва ли не главнейшую роль среди всех остальных отраслей техники. По существу, весь описанный им союз социалистических стран превратился в огромный радиогород -- "Радиополис", и радио нашло самое многообразное применение в жизни его граждан -- от передачи энергии на расстояние до весьма совершенного телевидения, от обострения мозгового восприятия и усиления памяти до "радиопедагогики".

Как бы фантастичны ни были нарисованные писателем картины, они в основе своей реалистичны. Уже теперь мы стали свидетелями таких достижений, как телевидение и управление машинами и механизмами на расстоянии, а передача энергии без проводов -- одна из перспективных проблем техники. "Радиополис" -- отнюдь не беспочвенная фантазия.

Беляев, говоря о будущем, считает его характернейшей чертой чрезвычайно развитую энергетику. "Высоту культуры мы теперь измеряем по количеству потребляемых киловатт, -- говорит один из героев романа. -- Все безграничное количество энергии, получаемое нами, мы перегоняем в центральные аккумуляторы и оттуда распространяем по радио во все уголки наших стран: по поверхности земли, в небо, где летают наши корабли, в глубину океана для наших подводных судов и даже под землю". Энергия приводит в действие машины, выполняющие всю физическую работу.

Человечество второй половины XX века стремится ко все большему энергетическому могуществу. Изобилие энергии позволит не только осуществить всевозможные грандиозные проекты, но и изменит в значительной мере человеческий быт, облегчит труд, ускорит технический прогресс.

Уделив очень много внимания технике будущего, Беляев гораздо менее подробно говорит о структуре общества. Он лишь вскользь упоминает о возможностях гармонического развития личности, общественно полезном труде как необходимости и распределении материальных благ по потребностям. На практике, в действии новая система почти не показана, хотя с плодами ее -- в обыденной жизни -- читатель и знакомится в ряде мест романа.

Духовный мир людей далекого будущего не раскрыт, и образы всех этих Эль, Эа, Ли, Вади, Ин и других -- не более чем сугубо условные схемы, алгебраические символы. Беляев переоценивает значение машин и недооценивает роль человека, для которого труд будет и впредь составлять основу жизни.

В сюжете романа "Борьба в эфире" значительное место занимает война с капиталистической Америкой -- последняя борьба двух систем, которая заканчивается полной победой социализма.

Стремясь оживить сюжет, внести в него приключенческий элемент, автор вводит эпизоды, связанные с пребыванием у дикарей. "Дикари", правда, не совсем обычные -- они продукт все того же уродства социального строя, который привел к появлению "человекомашин", физическому вырождению правящего класса и одичанию армии безработных. Достаточно сказать хотя бы об уроде, который не может ходить, -- это, по существу, только мозг; или о рабочих, ставших придатками машин, чьи гипертрофированные руки и ноги служили двигателями. Первый вызывает отвращение, вторые -- жалость. Писатель хотел таким гротесковым приемом показать, к чему мог бы привести капитализм.

"Борьба в эфире" не показывает мир завтрашнего дня таким, каким бы мы хотели его видеть, -- миром радости и счастья.

Критика того времени, отмечая насыщенность романа интересными техническими идеями, говорила вместе с тем о том, что он давал "искаженную картину будущего".

Эти упреки касаются прежде всего социальной или скорее социально-антропологической стороны романа. Трактовка возможных путей развития физического типа человека, влияние на него среды и социальных факторов, перспективы прогресса цивилизации, приводящего к узкому техницизму, -- все это нельзя воспринимать как серьезный прогноз. Беляев кое-что намеренно утрировал, а с другой стороны, воспользовался существовавшими в то время теориями, предрекавшими кардинальные изменения в человеке благодаря специализации органов.

Некоторые зарубежные ученые, как, например, профессор Дж. Б. Холдэн, считают, что у человека со временем будет огромная голова и крохотное лицо, беззубый рот и дряблые мускулы.

"Суммируя наши пророчества о будущем человеке, -- говорит другой ученый -- профессор Г. Л. Шапиро, -- мы можем картинно описать его как более высокого, чем мы, с головой большего объема и более круглой. Его лоб будет более вертикальным, надглазничные дуги гладкими. Некоторые представители грядущей расы будут ходить на четырехпалых ногах, и многие будут рано лысеть. На руке останутся только три двухфаланговых пальца. Кости рук и ног окажутся слабее, тоньше и изящнее, чем наши. Через несколько миллионов лет у человека останется один шейный позвонок, один грудной, один поясничный и два-три крестцовых".

Если такие суждения встречаются и сейчас, в 60-е годы, то что же говорить о времени, когда Беляев создавал свой роман!

Не случайно в предисловии и в послесловии к сборнику отмечалось, что "автор в некоторых случаях допустил ряд условностей, сдвигов и перемещений планов, которые не во всем идут по линии естественного продолжения настоящего в будущее...

Роман А. Беляева заключает в себе целый ряд спорных и даже просто неверных положений (они оговорены в заключительном очерке). Но ценность его -- в том, что он заостряет мысль читателя на проблемах будущего, не отрывая этого будущего от настоящего". Редакция подчеркивала, что роман был первым пробным этюдом, к которому следовало отнестись критически, и шагом к подлинно социальной утопии.

Роман "Борьба в эфире" можно рассматривать как своеобразный ответ на социальную утопию Джека Лондона. Беляев, написавший в 1929 году предисловие к роману "Железная Пята", отмечал близорукость и пессимизм пророчеств Лондона, недооценившего силы рабочего класса -- и русского, в частности, -- и переоценившего силы капиталистов.

"Джек Лондон, в силу особых условий рабочего движения в Америке, мало верил в успех борьбы рабочего класса. Вернее, он верил в окончательную победу рабочих, но наступление этого выносил в отдаленное будущее. В романе "Железная Пята" автором намечены и сроки этого будущего: по его мнению, должно пройти не менее трехсот лет, пока наступит "Эра Братства". Но до наступления Эры Братства рабочие должны еще пройти через ужасный период неслыханной эксплуатации, через эпоху "Железной Пяты" капитализма... Близоруким и пессимистическим "пророком" и политиком оказался Джек Лондон в своем фантастическом романе".

В предисловии к "Лунной долине" Беляев, характеризуя роман, в котором проявился уход от "проклятых вопросов" социального неравенства, резко осуждает Лондона. "С точки зрения классовой борьбы, такой уход в "Лунную долину" не может быть квалифицирован иначе, как классовое дезертирство", -- пишет он.

Схватка между революционной Евразией и Америкой -- оплотом реакции, изображенная Беляевым, заканчивается победой над капитализмом. Он подчеркивает трудности борьбы, в которой применяется совершеннейшая военная техника -- в конце романа упоминается даже о возможности атомного взрыва, способного уничтожить всю планету!

Описав ужасы войны, рассказав о временном поражении, набросав затем контуры нового мира, где восторжествовала свобода, Беляев говорит об окончательном крушении капитализма. Ради победы и ради спасения Земли герой готов пожертвовать собой. В романе главенствует мысль о роли науки в грядущем мире, где она должна служить гуманистическим целям. Ведь именно необычайно развитая радиотехника и энергетика, по мысли Беляева, помогли связать в единый союз освобожденные народы земного шара. Но писатель заблуждался, переоценивал роль техники. В романе техника подавляет людей настолько, что они сами не кажутся ее творцами и властелинами. Общие декларации о счастливой жизни не убеждают, они не подкреплены никакими конкретными эпизодами и даже сколько-нибудь подробными описаниями.

Неверными были представления Беляева о процессе физической и социальной эволюции человека. Желая показать, к чему приводит уродство капиталистического строя, он гипертрофирует возможные результаты. Получается своего рода гротеск, памфлет в духе Уэллса с его селенитами.

Беляев утрировал и образы людей, освободившихся от власти капитала, нарисовав нечто похожее на элоев того же Уэллса. Декларируя гармоничность развития личности при коммунизме, он противоречил самому себе, изображая наших потомков уродами, физически немощными, противопоставляя интеллект телу.

Было бы, однако, неверным утверждать, что неудача писателя объясняется одними субъективными причинами. Ведь сумел же он позднее, хотя и фрагментарно, дать эскиз мира будущего. И люди того мира, пусть изображенные схематично, все же никак не напоминают уродов. Он отказался от ошибочной идеи специализации органов человека в процессе эволюции. Но в 20-е годы у него было мало материала для того, чтобы создать широкое -- и социальное -- полотно.

Часть седьмая

В 1929 году читатели ленинградского "Вокруг света" познакомились с новым научно-фантастическим романом Беляева "Человек, потерявший лицо". Появившись после первого варианта "Головы" и "Человека-амфибии", он в определенной мере тематически продолжал "медицинскую" линию в творчестве писателя -- речь шла о воздействии на железы внутренней секреции. Что, если бы удалось таким образом изменить, сделать неузнаваемой внешность человека -- его лицо, тело, рост, и притом не прибегая к хирургическому вмешательству? Беляев воспользовался этой интересной темой для построения динамичного сюжета.

По существу, "Человек, потерявший лицо" -- остросюжетный детектив. История знаменитого киноактера Тонио Престо, "потерявшего лицо" в буквальном и переносном смысле, ставшего другим, но по-прежнему несчастным человеком, носит пародийный характер. Она напоминает литературное переложение "гангстерского" фильма. Престо, и в новом облике не добившийся цели, Престо -- озлобленный мститель, неуловимый предводитель бандитской шайки, -- таким рисует своего героя Беляев.

Но, ограничившись этим, писатель обеднил бы роман, возможности, открываемые фантастикой, оказались бы нереализованными до конца. И Беляев придал вещи социальную остроту, поднявшись местами до настоящего памфлета.

Вспомним хотя бы эпизод с взаимным разоблачением деятелей республиканской и демократической партий: выкраденные Престо документы, посланные по соответствующим адресам, вызывают словно извержение грязевого вулкана. А губернатор, которого Престо заставил принять чудесное лекарство доктора Сорокина и превратиться в негра? На собственном опыте этот расист почувствовал, что значит в Америке иметь черную кожу...

Престо отомстил своим врагам и едет в Европу. На палубе океанского парохода он встречается с доктором, вылечившим пострадавших от мести Тонио и получившим вместо благодарности сорок восемь часов на сборы и выезд.

"Мне вполне достаточно двенадцати, чтобы покинуть вашу гостеприимную страну..."-- отвечает губернатору Сорокин. И вот перед ним бывший пациент, тоже покидающий "страну свободы". "Воздух Америки мне вреден, -- говорит он, -- а их всех я, кажется, недурно проучил! -- И Тонио засмеялся так заразительно-весело, как никогда не смеялся уродец Престо".

Да, над всей этой буффонадой можно посмеяться. Однако за смехом скрыт ядовитый сарказм. Страницы, обличающие американские нравы, кажутся написанными в наши дни -- дни Америки Алабамы и Селмы.

Уже в ранней советской фантастике ставился вопрос, который выдвигала сама жизнь. Наука может дать человечеству невиданное могущество, она открывает перед ним поистине необозримые горизонты. Но достижения можно использовать во вред -- все дело в том, в чьих руках наука находится.

Сейчас, после взрывов атомных бомб, после испытаний всевозможного сверхоружия, вопрос этот представляется тривиальным. Однако совершенно не тривиальным он был тогда, когда грядущие завоевания техники и науки еще скрывались завесой времени. Действительность не давала и не могла дать конкретного материала, чтобы помочь представить, к каким последствиям это могло привести. Фантастика -- хотя и в особой, только ей присущей, форме -- рисовала, что произошло бы, если бы по воле злого волшебника джинна выпустили из бутылки.

Подобная тема волновала многих фантастов. "Гиперболоид инженера Гарина" Алексея Толстого -- самый яркий тому пример. Можно привести и другие. По силе художественного воздействия они, разумеется, уступают блестящему образцу, созданному Толстым. Тем не менее не случайно "фантастика предостережения" появилась уже в те годы, и не случайно выходили романы -- правда, в большинстве своем очень слабые -- о лучах смерти, всяческих новых средствах разрушения, вплоть до атомного оружия. И это в середине и конце 20-х годов, когда никто, кроме, быть может, самих ученых, не подозревал, какая опасность скрыта в тиши лабораторий.

В стороне не мог оставаться и Беляев. Ведь он, безусловно, внимательно следил за тем, что происходило в научном мире. Он находил перспективные идеи в различных отраслях науки. Еще Жюль Верн предостерегал против использования научных достижений во вред человечеству -- вспомним "Пятьсот миллионов Бегумы", "Флаг Родины", "Необыкновенные приключения экспедиции Барсака". Конечно, Беляев, живший в эпоху начинавшегося бурного развития научно-технической мысли, не мог не выразить своего отношения к этим проблемам.

Работая над романом "Борьба в эфире", он, видимо, открыл для себя тему, сулившую поразительные перспективы. Радио входило в жизнь, для радиотехники готовились самые неожиданные области применения. Беляев, по обыкновению смотревший далеко вперед, предугадал одну такую фантастическую возможность. Определенную роль здесь сыграло его знакомство с Бернардом Кажинским и Владимиром Дуровым, которые проводили опыты по передаче мыслей на расстоянии. И Беляев пишет роман "Властелин мира". Среди действующих лиц ученые Качинский и Дугов.

Шаг за шагом мы прослеживаем весь путь изобретения мыслеизлучающего аппарата -- от зарождения первоначальной идеи до применения ее на практике. Штирнер получает возможность навязывать людям свою волю. Тут целая цепь поисков, наблюдений, открытий -- больших и малых, заблуждений, проверок, первых успехов. Избрав форму дневниковых записей, Беляев вводит читателя в лабораторию ученого.

Записи Штирнера живы, разнообразны. Однако, превосходно изобразив, как воспользовался мыслеизлучателем "властелин мира", писатель не смог столь же впечатляюще и интересно показать тот же аппарат на мирной службе. Об этом рассказывает всего один эпизод в третьей части романа, в котором дикие звери покоряются мысленному приказу охотников-дрессировщиков.

Основная сюжетная линия романа -- путь Штирнера к обогащению и в конечном счете -- к личной власти. Перед нами властолюбец, маньяк, на совести которого бессчетные жертвы. Он не знает жалости, и им владеет только одна страсть. Лишь по временам появляется словно другой человек, обессиленный борьбой, непрестанным нервным напряжением, одиночеством.

Когда Беляев рисует апофеоз авантюры Штирнера, ставшего диктатором, он прибегает к памфлету, перемежая комические эпизоды с трагическими, чисто психологические сцены -- с бытовыми.

Посетители кафе вдруг начинают мысленно напевать мотив какой-то песенки, ее играет оркестр и поют артисты... Внезапно прохожих на улице охватывает приступ неизъяснимого блаженства, и вот уже кто-то обнимает фонарный столб, а полицейский преподносит арестованному вору цветочек. Прокурор целует обвиняемого... Сыщик, проникший в дом к Штирнеру, вместо того чтобы убить диктатора, бреет его и получает монетку на чай, а затем сам сажает себя в тюрьму... Но вскоре вместо блаженства людей охватывает столь же неизъяснимый ужас: солдаты, бросив оружие, бегут, и даже пушки бессильны против "властелина мира"...

В конце концов Штирнер побежден, и Беляев великолепно рисует эпизоды этой схватки -- в частности, переживания Штирнера, испытавшего на себе все то, что он заставлял испытывать других.

Первоначально, в газетном варианте, концовка романа была иной. Во время охоты на львов Качинский получает "мыслеграмму" о начавшейся войне против Советского Союза. Он, вместе с Дуговым (в газетном варианте -- Дулов) и Штерном-Штирнером, после ряда приключений вылетает в Москву. И мыслеизлучающий аппарат в его руках помогает предотвратить агрессию, установить всеобщий мир и начать подготовку к организации Всемирного Союза Советских Социалистических Республик.

Качинский говорит Штерну, что когда-то существовал такой человек -- Штирнер, который хотел стать "властелином мира". Но он был раздавлен тяжестью поставленной им задачи. Однако властелин мира все же есть -- это Труд!

Роман показывает читателю некоторые реальные стороны капиталистической действительности 20-х годов. Несмотря на вымышленную ситуацию, описанная в романе борьба банков за власть -- характерное явление для буржуазного строя.

Необычайно современно звучит сегодня проблема беляевского "Властелина мира". О телепатии или биологической радиосвязи в последние годы все чаще пишут авторы и научно-популярных статей, и серьезных книг. Она перестает быть объектом насмешек, становится предметом научного изучения. В книге Б. Б. Кажинского "Биологическая радиосвязь", 1962 (того самого Кажинского, которого знал еще Беляев) и в некоторых других работах перечисляются десятки экспериментов, поставленных в лабораториях разных стран, где исследовалась деятельность высшей нервной системы.

Удалось, например, записав биотоки мозга на магнитную пленку, воспроизвести их, усилить и передать подопытному животному. В ответ получены были точно такие же реакции, как и те, которые вызывались записанными колебаниями. В другом опыте обнаружился "центр удовольствия" у крыс: раздражение этого участка коры головного мозга вызывало у животного радостные, приятные ощущения. Что же касается биотоков, то они уже теперь применяются для мысленного управления протезами рук. В недалеком будущем мысленным приказом, передаваемым на расстояние, станут повиноваться машины-автоматы, работающие или путешествующие там, куда человек не может попасть. Биоразведчики-роботы пригодились бы для изучения и океанского дна и других небесных миров.

Линию "Властелина мира" продолжает роман "Продавец воздуха", печатавшийся в московском "Вокруг света" в 1929 году. Мистер Бэйли -- герой его -- тоже претендент на мировое господство, которого он хочет достигнуть довольно оригинальным путем: завладев земной атмосферой.

Бэйли -- фанатик, не брезгующий ничем на пути к достижению поставленной цели. Он стремится не просто к личному обогащению (что едва ли не главное у Штирнера), а к диктатуре. Бэйли поддерживают капиталистические магнаты, желающие с его помощью установить, говоря современными терминами, фашизм на Земле. Невольно снова вспоминается Гарин из романа Алексея Толстого: он и Бэйли хотят добиться одного и того же, хотя и разными путями.

Роман "Продавец воздуха" -- скорее памфлет, и "плакатность" в изображении главного героя, наделенного немногими, но предельно гиперболизированными чертами характера, -- прием, к которому не раз прибегал Беляев. Черты гротеска носит и сама ситуация, создавшаяся благодаря проискам Бэйли.

Мы не чувствуем в Бэйли человека, ибо его беспредельный фанатизм заслоняет все остальное. Единственная черта, как-то низводящая этого маньяка до обычных смертных, -- неравнодушие к Элеоноре Энгельбрехт, да и ею он готов пожертвовать ради своих целей.

Бэйли оживляется только тогда, когда говорит о будущем своем могуществе "продавца воздуха", -- ведь по его утверждению он торгует воздухом даже с марсианами. Бэйли жесток: в его "паноптикуме" стоят фигуры замороженных жидким воздухом людей, пытавшихся бежать из подземного городка. Он радуется страданиям, на которые обрек человечество.

Метеоролог Клименко, от чьего имени ведется рассказ, смел, наблюдателен, -- благодаря ему мы узнаем все о Бэйли. Пренебрегая смертельной опасностью, Клименко многое решает в судьбе обреченного подземного городка.

На службе у Бэйли находится крупный ученый Энгельбрехт. Ученый и его дочь Элеонора, по существу, пленники Бэйли. Энгельбрехт стоит вне политики, он занимается, как ему кажется, "чистой" наукой, не интересуется, что делает с его открытиями Бэйли. Ученые вне политики -- могут ли быть такие?

Энгельбрехты -- отец и дочь -- вступают на единственно верный путь после мучительных раздумий. Сомнения стоили Элеоноре жизни. Ее трагическая смерть открывает глаза отцу, ставшему активным борцом, союзником Клименко.

И если Энгельбрехт придерживается вначале нейтралитета, то в конце -- он олицетворение активного действия. Вот почему ученый вызывает наши симпатии.

Беляев намеренно подводит нас к такому драматическому финалу -- быть может, иной, счастливый конец вызвал бы большее удовлетворение, однако прозвучал бы фальшиво. Ледяная статуя Элеоноры, рассыпавшаяся в прах, -- суровый и вместе с тем оправданный финал трагической истории, разыгравшейся в горах далекой Якутии.

Много интересного и познавательного мы узнаем из "лекции" Элеоноры. Написана она с таким чувством меры, с таким юмором и теплотой, что никак не оставляет впечатления "принудительного ассортимента" к сюжету. Интересно, со всеми подробностями описан подземный городок, вплоть до плана расположения его этажей.

Впервые среди действующих лиц выступили два советских человека: Клименко и Никола.

"Показ от обратного", примененный в ранних рассказах вагнеровского цикла, использован в рассказе "Светопреставление" (1929). Неожиданно намного уменьшилась скорость света, и люди стали видеть не то, что происходит, а то, что происходило несколько минут назад. Подобная фантастическая ситуация дала возможность создать произведение с острым сюжетом, разворачивающимся в необычайной обстановке.

В "Светопреставлении" показаны нравы буржуазной прессы. Литературные достоинства рассказа -- не только в остроумной фабуле. Читатель легко представляет себе и запоминает каждого из героев -- и трех журналистов, которые всячески стараются перехитрить друг друга, и довольно легкомысленную Вильгельмину, и чванливого, надутого спесью лейтенанта барона Блиттерсдорфа, и рыхлую хозяйку пансиона Нейкирх. Фантастическая обстановка "светопреставления" позволила писателю особенно ярко, порой опять-таки прибегая к гротеску, обрисовать главных действующих лиц.

Трагикомическая история с изменившейся скоростью света словно срывает с них маску благопристойности.

В 1929 году, продолжая серию о профессоре Вагнере, Беляев пишет "Творимые легенды и апокрифы" -- серию небольших новелл юмористического характера. Рассказ ведется в нарочито безыскусной форме. Хотите верьте, хотите нет, как бы говорит рассказчик, "за что купил, за то и продаю".

Беляев представляет нам записи о необычайных делах Вага, как для экономии времени (45 минут в год!) именует себя этот оригинал-ученый ("Материалы к биографии Вагнера, собранные А. Беляевым"). Таковы забавные истории о человеке-блохе, который мог прыгать выше многоэтажного дома, человеке-термо, которому не нужна одежда даже в Арктике, и другие.

Само существо "открытий" в них, которые приводят к комическим происшествиям, черты, которыми наделяет Беляев Вагнера, сама манера письма и даже "материалы к биографии" дают основание отнести часть рассказов к юмористической фантастике.

Вагнеру удалось изготовить препарат, заставляющий изолированные от тела мышцы безостановочно работать в течение долгого времени. Он построил удивительный "автомобиль-самоход", приводимый в движение... ожившими человеческими ногами. Для рук Вагнер также нашел употребление: он приспособил их работать на мельнице. Окружающие назвали новый двигатель Вагнера "чертовой мельницей".

Сейчас созданы первые опытные образцы синтетической мышцы. Такая мышца из искусственного полимера прежде всего заменяет природные -- изношенные, плохо работающие или совсем почему-либо вышедшие из строя. В сочетании с искусственным нервом она поможет обрести зрение многим слепым, вернет способность двигаться и работать парализованным. Крупицы предвидений можно найти даже и в этой, юмористического характера, фантастике Беляева.

Совершенно по-иному написан рассказ "Амба". В нем автор уже не посмеивается добродушно над Вагнером, не иронизирует, а наоборот, излагает события так, чтобы мы не сомневались в достоверности его необыкновенных экспериментов.

Вагнер поддерживает жизнь мозга погибшего человека и снабжает его глазами коровы. Мозг обретает зрение. Очевидно, что подобный эксперимент неосуществим. Но такая операция и ее последствия описаны Беляевым в манере "документальной хроники", с правдоподобными и убедительными деталями. В конце обычно даются комментарии от имени Вагнера, "подтверждающие" фактическую основу содержания. Они также выдержаны в документальной манере и закономерно завершают произведение.

Замысел "Амбы" был, видимо, навеян работой над "Головой профессора Доуэля". Но мозг Доуэля и мозг Ринга получили разные возможности. Доуэль помогает, хотя и вынужденно, Керну, он даже увлечен, в конце концов, этой работой и, главное, живет. А мозг Ринга служит просто проводником, который своей зрительной памятью помог найти дорогу к пострадавшему участнику экспедиции. Существование Ринга еще ужаснее существования Доуэля. Правда, узнав истину о положении, в котором он очутился, Ринг говорит Вагнеру: "Лучше так, чем никак..."

В 1929 году в московском и ленинградском журналах "Вокруг света", журналах "Борьба миров" и "Знание -- сила" появляется много научно-фантастических и приключенческих рассказов Беляева. Среди фантастических рассказов выделяются "Инстинкт предков" и "Держи на Запад!".

В рассказе "Инстинкт предков" человек необъяснимым путем приобретает инстинкты далеких предков, давно угасшие у современных людей. У него обостряются чувства -- обоняние, зрение, слух, появляются необыкновенная ловкость и огромная физическая сила. Герой рассказа на время как бы превращается в первобытного человека и переживает ряд приключений.

Дело, разумеется, не в самих перипетиях сюжета. Беляеву удалось передать ощущение жителя каменного века, который попал в совершенно иные условия и по-иному воспринимает мир.

"Держи на Запад!" -- фантастический рассказ. В нем писатель обыгрывает парадокс времени. Чтобы вернуть молодость и силы "Великому уму", его отправляют на ракете с околосветовой скоростью. И время для экипажа начинает течь в обратном направлении. Люди молодеют. В конце концов опыт заходит слишком далеко, и в ракете летят... младенцы.

Возможно ли путешествие во времени, которое совершили герои Беляева? Теоретически можно утвердительно ответить на этот вопрос. При очень больших скоростях полета, сравнимых со скоростью света, время на звездолете будет течь иначе, чем на Земле. Этот "парадокс времени" предсказан теорией относительности. Физики уже убедились, что он справедлив для мира элементарных частиц. Но биология здесь еще не сказала своего слова, и проверка не в микро-, а в макромире, к тому же на живых существах, еще не проведена.

С развитием космонавтики, с ростом скорости полета космических кораблей парадокс времени будет приобретать все больший и притом практический интерес. Принципиально не исключена возможность, что погруженные в анабиоз межзвездные путешественники, вернувшись на Землю, встретятся со своими потомками.

В биологическом рассказе "Легко ли быть раком?" (1929) Беляев описывает переживания рака, который меняет свой панцирь. Это описание выдержано в трагикомическом тоне. "Если ко всему этому прибавить, что рак в первый год от рождения линяет по шесть -- восемь раз, во второй год -- шесть раз и только с шестого года начинает линять по одному разу в год, то есть только по одному разу в год испытывает все эти муки, о которых я дал вам лишь слабое представление, то скажите сами, легко ли быть раком?"

Среди приключенческих рассказов интересен рассказ "В трубе", в котором описывается необычайное приключение человека, случайно ставшего жертвой аэродинамического эксперимента. Глубиной психологической разработки отличается рассказ "Мертвая зона". Это история убийства, написанная не в шаблонном духе распространенного тогда зарубежного детектива.

Научная основа повести "Золотая гора", помещенной в журнале "Борьба миров", -- искусственное превращение элементов, получение золота лабораторным путем. История открытия и борьба, которая разгорается вокруг него, -- такова сюжетная основа этой повести.

В 1930 году появился роман "Подводные земледельцы" -- первое произведение Беляева, открывшее новую линию в его творчестве. Роман печатался в московском "Вокруг света".

Основу романа составляют не только приключения и драматические конфликты, а трудовые будни, прежде всего жизнь подводного городка с ее повседневными заботами, радостями и печалями.

Внешне эффектными являются лишь завязка, когда прибывают новые обитатели подводного поселка Гидрополиса, и цепь эпизодов, рассказывающих о диверсии и подготовке к ней.

Герои романа -- сильные, мужественные советские люди -- показаны в труде, они преодолевают многочисленные опасности и трудности. Их роднят смелость и любовь к трудному, но увлекательному делу покорения морской стихии. Беляев и здесь следует своему творческому принципу -- характер человека должен проявиться прежде всего в действии.

Роман "Подводные земледельцы" был в известной мере экспериментальным. Беляев впервые попытался отойти от приключенческой формы (хотя и не целиком). Он искал новые возможности для выражения давно занимавшей его идеи о покорении океана.

У побережий скоро возникнут подводные плантации водорослей. И если химия даст хорошие вкусовые приправы, то океан обеспечит нас в изобилии и растительной пищей. Можно будет говорить тогда уже о настоящем морском земледелии. "Водоросли важнее, чем атомная энергия" -- так справедливо замечают сегодня японские ученые.

Вагнеровский цикл был продолжен в 1930 году рассказом "Хойти-Тойти" -- историей слона из берлинского цирка Буша. Слона, наделенного человеческими способностями, читающего газеты... Вагнер поместил мозг Ринга (рассказ "Амба") в черепную коробку живого слона. Так появился на свет Хойти-Тойти. Такую операцию нельзя осуществить, она плод чистейшей фантазии. И все же за переживаниями человека в облике слона автор заставляет нас следить с живейшим интересом. На свободе слона подстерегают неожиданные опасности. Недаром после ряда приключений он возвращается в цирк, откуда бежал в поисках иной жизни.

Выразительнее других в "Хойти-Тойти" та часть, где описываются ощущения человека, получившего органы чувств животного. Для него как бы открывается новый мир. В этом мире он не чувствует себя обреченным, как голова Доуэля. Хойти-Тойти продолжает работать в цирке Буша, честно зарабатывая свой ежедневный трехсотпятидесятикилограммовый паек...

Покорение человеком природы давно волновало Беляева. Ведь он в своих мечтах уже пришел к тому, что увидел людей будущими властелинами океана и воздуха. И если раньше он искал в отдаленных перспективах науки убежденность в осуществимости своих фантазий, то теперь уверенность и силу убедительности давала сама жизнь, создававшаяся его читателями.

Беляев пишет в 1930 году рассказ об управлении климатом с помощью искусственного дождевания -- "ВЦБИД", что расшифровывается как Всесоюзное Центральное Бюро Искусственного Дождевания.

В том же году появились очерки-этюды "Город победителя" и "Зеленая симфония".

В них Беляев показал архитектуру и жизнь в городах будущего. Особенно интересен очерк "Зеленая симфония". В нем по существу изображен город-спутник -- то, что создается сейчас на наших глазах. В этюде "Город победителя" показаны общие контуры нового города и нового быта. Мы видим их глазами приезжего, экскурсанта, которого поражает "внутренняя целесообразность" всего уклада жизни в социалистическом городе -- от архитектуры до убранства гостиниц.

Некоторый "бытовизм", обыденность обоих очерков придают им особую убедительность. Это завтрашние будни, это блага, доступные всем, а не что-то временное или исключительное, утверждает Беляев. Вместе с тем в этих зарисовках (особенно в "Городе победителя") перед нами контуры жизненного уклада новой эпохи, жизни людей здоровых, гармонически развитых, счастливых. Писатель заражает удивительно радостным ощущением Грядущего, хотя и не рисует его во всей полноте.

К 1930 году относится также очерк о Циолковском -- "Гражданин Эфирного Острова".

Беляев по-прежнему не оставляет "фантастику парадокса". На этот раз его увлекает биологическая тема, и он печатает в 1930 году в журнале "Знание -- сила" фантастический рассказ "Нетленный мир". Что было бы, если бы вдруг исчезли микробы, прекратилось бы гниение, скисание, брожение -- все, что совершается благодаря работе микроорганизмов?

В 1930 году Беляев опубликовал "рассказ из колониальной жизни", названный "Рами". Действие его происходит в Индии. Рами -- маленькая девочка, принадлежащая к касте неприкасаемых. Невольно вспоминаются те страницы романа "Ариэль", где рассказывается о странствиях героя, его встречах с беднотой...

Часть восьмая

Поворот к новой тематике и новым литературным формам, наметившийся в "Подводных земледельцах" и очерках, нашел продолжение в повести "Земля горит", напечатанной в 1931 году в журнале "Вокруг света".

Беляев стремился показать, как советские люди, преодолевая сопротивление классового врага, в борьбе со стихией переделывают лицо земли. Они создают плотины на Волге и искусственные моря в засушливом Заволжье, отвоевывают у моря нефть.

Беляев писал о сегодняшних людях и их завтрашних делах, и повесть звучала как призыв, как агитация мечтой. В ней в качестве героев появились инженеры, колхозники, рабочие, на ее страницы властно вторглись живые приметы времени: картины недавней засухи в Заволжье, вредительство кулаков, безработные из капиталистических стран, приехавшие в СССР и нашедшие здесь вторую родину.

В эпизодах стройки, переселения крестьян, соревнования на полях совхоза Беляев воссоздал кипучий ритм эпохи, набросал широкую панораму действительности тех дней. В поисках максимальной достоверности своей фантастики он использовал элементы очерка и киносценария, детектива и дневника.

Стремясь показать жизнь во всем ее многообразии, он вводил многочисленные эпизоды, переходил от одной научно-технической идеи к другой -- от плотины к агрогородам, от электрификации сельского хозяйства к рыбоводству, а от него к подводным нефтепромыслам на Каспии. Повесть в этих фрагментарных картинах создавала эскизный набросок будущего, причем не далекого и связанного преимущественно с развитием земледелия.

Кроме того, в 1931 году он создал несколько произведений, в которых фантастика хотя и присутствует, но не служит целиком сюжетной основой. Таковы рассказы "Воздушный змей", "Шторм", "Заочный инженер", "Солнечные лошади", "Сильнее бога". В них обычно лишь в конце коротко говорится о каком-нибудь осуществленном изобретении, например в "Воздушном змее" и "Шторме" -- об использовании энергии ветра, в "Солнечных лошадях" -- о добывании воды в пустыне и солнечных двигателях по идеям Циолковского. Энергетика особенно интересовала Беляева. К этой теме он возвращается и позднее, в романе "Под небом Арктики", где описывает летающую атмосферную электростанцию.

В 1931 году вышел еще один рассказ -- "Чертово болото", реалистического плана. В нем описан эпизод, взятый из жизни и характерный для тех лет, -- создание торфоразработок.

В 1932 году не вышло ни одного произведения Беляева. По-видимому, в это время он работал над романом "Прыжок в ничто", первое издание которого появилось в следующем, 1933 году.

В космическое пространство бежит, спасаясь от надвигающейся революции, группа капиталистов. На их ракетном корабле, как на библейском Ноевом ковчеге, собрались все остатки старого мира. Но происходит непредвиденное. Корабль вместо того, чтобы путешествовать в мировых просторах, вынужден в конце концов совершить посадку на Венере.

По существу своему роман "Прыжок в ничто" -- снова памфлет. Небезынтересно, что в подзаголовке к отрывку из романа, помещенному в журнале "Юный пролетарий", роман был охарактеризован редакцией как "социальный".

Беляев намеренно утрирует отдельные детали и положения. В последней части герои попадают в суровые условия борьбы за существование и в самом буквальном смысле слова становятся пещерными людьми. Верхушка аристократии, никогда не знавшая физического труда, превращается в дикарей.

Необычность обстановки, в которую попали представители "власть имущих", вносит комические черточки в их положение, и автор не жалеет красок, чтобы показать, насколько жалки обломки старого мира. Растерянные, опустившиеся, они быстро теряют человеческий облик. Пожалуй, только находка алмазов на Венере возвращает им былое качество -- увы, далеко не лучшее, -- жадность. Они по-прежнему цепляются за богатство, потерявшее в космосе всякую ценность, они еще мыслят прежними категориями. И вполне оправданным с логической и художественной точек зрения является финал романа -- возвращение ракеты на Землю без всех этих "бывших", сметенных неумолимым ходом истории.

Нас захватывает увлекательный сюжет романа. Это относится не только к приключениям, происходящим на Венере, но и к перипетиям самого полета, "прыжку в ничто" -- в мировое пространство.

Первая встреча с таинственным космосом передана прежде всего в ощущениях не подготовленного к ней человека. Так отчетливее проступает грандиозность Большого Мира, представшего перед людьми, которые покинули Землю. И то, что отношение к свершившемуся показано глазами разных людей, дает возможность взглянуть по-разному на "открытый космос", создавая цельную и впечатляющую картину. Эпизоды, происходящие в условиях невесомости, сцены, рисующие быт пассажиров "Ноева ковчега", выход за борт корабля -- все это читается с большим интересом.

И как далека романтика Беляева от дешевых, порой занимательных внешне поделок, которых немало появлялось в те годы! О Циолковском Беляев как-то заметил, что тот чувствовал себя в космосе "как дома". С полным основанием эти слова можно отнести и к самому писателю.

В романе "Прыжок в ничто" Беляев кроме космоса показал преображенную Землю будущего.

Над Землей носится маленькая искусственная Луна, где ведутся научные работы. Океан бороздят гигантские суда, искусственные аэропорты-острова разбросаны по Атлантическому и Тихому океанам... Появились плавучие фабрики и заводы, различные производства, исходное сырье для которых дает море.

Пробивая ледяные горы, быстро идут караваны "ледоплавов" вдоль северного побережья Евразии...

Прямые поезда несутся из Европы в Америку через Берингову плотину...

Миллионные армии рабочих, вооруженные сложными машинами, наступают на льды Гренландии, на тропические джунгли Африки, улучшая климат, завоевывая новые площади для населения...

Взрывая и ломая льды, люди добывают из-под земли несметные сокровища Антарктиды...

Гигантские виадуки на трехсотметровых фермах тянутся на тысячи километров...

В Атласских горах, на Памире, в Кордильерах высятся трубы искусственных циклонов для использования даровой энергии ветра. Многие горы -- в Хибинах, на Урале -- словно стаяли наполовину, иные исчезли совсем, на равнинах выросли искусственные заграждения для защиты полей и садов от ветров. Реки с исправленными руслами и новые каналы покрыли Землю серебристой сетью.

Обновленная Земля, и на ней иное человечество -- бодрое, жизнерадостное, свободное.

Этот набросок отличается глобальностью взгляда и, несмотря на свою краткость, дает широкую, масштабную картину.

Помимо "Светопреставления", "Над бездной", "Нетленного мира" Беляев написал и несколько рассказов, в которых используется подобный же показ необычного в обычном, рассказав о том, "что было бы, если бы".

Это серия маленьких фантастических новелл-загадок, печатавшихся в 1933 году в ленинградском детском журнале "Еж". Они назывались "Необычайные происшествия", и в них в занимательной форме рассказывалось, например, о последствиях потери силы тяжести или замедления скорости света.

Как отклик на выдающийся полет советского стратостата, Беляев напечатал в журнале рассказ "Рекордный полет" -- о том, как происходят такие полеты за рубежом, где на первом месте не человек, а честолюбие и нажива.

В 1933 году появилась и глава из романа об электрификации СССР. Она называлась "Пики".

Роман задумывался как фантастический -- действие в нем происходит в то время, когда уже создана Единая Высоковольтная Сеть страны. Герой, о котором идет речь в отрывке, -- главный диспетчер этой сети. Он командует нагрузкой и как бы видит у себя на пульте управления, что происходит с потоками энергии, куда и как она идет. Потребление энергии зависит от условий, в которых живет и трудится человек. Пики на графиках нагрузки -- это своеобразная летопись жизни.

Беляев словами своего героя рассказывает о том, какими были эти пики раньше, рассказывает образно, рисуя быт, экономику небольшого провинциального городка, который постепенно преображается. Показывает писатель разные эпохи -- вплоть до того времени, когда пики, моменты наивысшей нагрузки электростанций сгладились, когда стало возможным вести энергетическое хозяйство по единому продуманному плану. Этого нельзя достигнуть при капитализме -- заключает автор, сравнивая энергетику капитализма и социализма.

В 1934 году Беляев встретился с приехавшим в Ленинград Гербертом Уэллсом. На этой встрече присутствовали также профессор Н. А. Рынин, Я. И. Перельман, профессор Б. П. Вейнберг.

Беляев был в курсе текущих событий и умел мыслить как писатель, болеющий за судьбу человечества. По поводу своего романа "Прыжок в ничто" он говорил: "Я понимаю, что слишком прямолинеен в своем повествовании. Но приближаются такие времена, что прямолинейность -- лучшее оружие романиста". И редактору "Прыжка в ничто" он не раз повторял: "Берлин может стать гнездом, из которого выпорхнут виновные за судьбу нашей планеты". Эта острота восприятия окружающей действительности ярко проявилась в интервью-беседе с Уэллсом.

Г. Мишкевич, присутствовавший, как журналист, при этой встрече, рассказывает:

"Александр Романович пришел в "Асторию", где происходила встреча, весьма активно настроенным, и настроенным против Уэллса. Потому что Уэллс не понимал существа ни нашего строя, ни гитлеризма, потому что во всем у него било ключом уэллсовское фабианство, столь неприемлемое духу советского мышления. В этом смысле он и Вейнберг держались на встрече весьма непримиримо, более непримиримо, чем деликатнейший Я. И. Перелыман и Н. А. Рынин".

Между Беляевым и Уэллсом произошел любопытный диалог.

"...Беляев. Читают ли у вас, в Англии, произведения советских писателей?

Уэллс. Я по нездоровью не могу следить за всем, что печатается в мире. Но я с удовольствием, господин Беляев, прочитал Ваши чудесные романы "Голова профессора Доуэля" и "Человек-амфибия". О! Они весьма выгодно отличаются от западных книг. Я даже немного завидую их успеху.

Профессор Вейнберг. Чем же именно отличаются эти романы Беляева от фантастики Запада?

Он попросил хотя бы кратко охарактеризовать общее состояние западной научно-фантастической литературы -- одной из самых массовых.

Уэллс. Мой ответ на Ваш вопрос, господин профессор, будет весьма краток. В современной научно-фантастической литературе на Западе невероятно много фантастики и столь же невероятно мало науки... Я продолжаю работать над книгой, в которой мне хочется отобразить некоторые черты нынешней смутной поры, чреватой военными потрясениями.

Беляев. Нас радует, что вы не останетесь в стороне от общей борьбы против военной угрозы. Правильно ли я вас понял?

Уэллс. Более или менее правильно..."

Надо заметить, что у Беляева был уже случай вести диалог с Уэллсом -- правда, заочно. В 1933 году он опубликовал в журнале "Вокруг света" очерк "Огни социализма, или господин Уэллс во мгле". Этот очерк представляет собой превосходный образец политической публицистики.

Как известно, после своего первого визита, в 1921 году, Уэллс выпустил книгу под многозначительным названием "Россия во мгле". С этой книгой полемизировал Беляев.

"Он, представитель английской цивилизации, -- пишет Беляев, -- великий романист и фантаст, умеет ценить силу воображения и отдает должное кремлевскому прожектеру. Великолепные планы, широчайшие горизонты..."

На страницах очерка появляется Ленин, твердо верящий в будущее, сконцентрированное в генеральном плане электрификации России.

Затем Беляев переносит читателя уже в 1933 год, показывает глазами приехавшего в СССР французского политического деятеля и писателя "днепровскую симфонию", жемчужину первой пятилетки -- Днепрогэс.

"Когда смотришь на все это, то кажется, что находишься в фантастическом уэллсовском городе Будущего!.." -- замечает француз. И Беляев обращается к Уэллсу:

"Вы слышите, знаменитый писатель, непревзойденный фантаст, пророк и провидец будущего, специалист по социальным утопиям? Фантастический город построен!.. Сравните его с Вашими городами во мгле! Но напрасно знаменитый французский путешественник приписывает Вам честь. Это не Ваш -- уэллсовский город! Ваши утопические города останутся на страницах Ваших увлекательных романов... Это город -- "кремлевского мечтателя"...

Вы проиграли игру!"

Часть девятая

В журнале "Вокруг света" в 1934 году начал печататься научно-фантастический роман "Воздушный корабль".

Основой романа послужила идея Циолковского о цельнометаллическом дирижабле. Полет на таком дирижабле от южных широт до Северного полюса составляет главное содержание романа. Кроме того, в нем рассказывалось и о будущем планеризма.

По итогам анкеты журнала "Вокруг света" за 1935 год роман получил "почти единодушное признание".

Роман обратил на себя внимание К. Э. Циолковского. Между писателем и ученым завязалась переписка. Циолковский помог Беляеву переработать роман "Прыжок в ничто", который вышел в следующем году новым изданием.

Беляев стал страстным пропагандистом величественных планов Циолковского, мечтавшего о покорении космоса.

Идеи Циолковского привлекли Беляева своей грандиозностью, смелостью мысли, размахом воображения. Привлекала его и сама личность ученого.

"Я перебираю его книги и брошюры, изданные им на собственный счет в провинциальной калужской типографии, его письма, черновики его рукописей, в которые он упаковывал посылаемые книги, его портреты -- и раздумываю над этим человеком, который прожил тяжелую и в то же время интересную жизнь. Он знал Солнечную систему лучше, чем мы -- свой город, мысленно жил в межпланетных просторах, чувствовал себя "Гражданином Вселенной"... -- писал Беляев в статье "Памяти великого ученого-изобретателя". Он считал Циолковского "первоклассным научным фантастом в лучшем смысле этого слова".

Впоследствии Александр Романович отмечал, что для Циолковского характерно не отрешение от всего земного, а фанатическая ненависть к тому, что приковывает нас к Земле -- к земной тяжести. Впечатления о Циолковском сложились у писателя и из переписки.

Горький, восхищавшийся размахом мысли Циолковского, его трудами, "поражающими воображение", писал: "...пора, давно пора! -- написать об этом изумительном человеке книгу". И Беляев откликнулся на призыв Горького, решив создать литературный портрет знаменитого деятеля науки.

"Мною самим была написана биография К. Э. для издательства "Молодая гвардия", -- писал Беляев 25 апреля 1941 года Б. Н. Воробьеву. -- По ряду причин биография не была напечатана (едва ли не главная заключалась в том, что некоторые эпизоды редактору показались неприемлемыми). Этот материал едва ли уже используют. Для Вас, быть может, он и представит некоторый интерес. Если хотите, я пришлю рукопись". Рукопись биографии Циолковского, которую Беляев обещал прислать Воробьеву, так и не дошла до адресата...

Познакомившись с книгой Б. Н. Воробьева о Циолковском, Беляев писал автору 3 мая 1941 года: "На меня книга произвела очень хорошее впечатление и углубила мое понимание К. Э., хотя я о нем знаю много, пожалуй, побольше других биографов. Я сам замышлял биографию К. Э., именно в таком плане, но у меня не хватало того материала, который великолепно знаете Вы. И потому мне иногда приходилось прибегать к догадкам и интуиции, а это не всегда надежный материал".

"Константин Эдуардович Циолковский, -- пишет он в письме Воробьеву от 17 июня 1941 года, -- обжился в небе, как едва ли кто". Можно предполагать поэтому, что созданная им и, к большому огорчению, утерянная биография показывала Циолковского как замечательного мечтателя и гуманиста, раскрывала его идеи о покорении вселенной, устремленные в даль веков.

Небезынтересно, что Беляев задумывался и о популяризации идей Циолковского в кино. "Очень хорошо бы создать фильм о жизни и деятельности Константина Эдуардовича, -- писал он Б. Н. Воробьеву. -- Как Вы смотрите на то, чтобы такой фильм написать совместно с Вами?"

Беляев первым из наших писателей правильно понял величие, размах и значение необычайно смелых идей Циолковского. Более отдаленное, "космическое" будущее человечества изображено писателем в очерке "Гражданин Эфирного Острова", посвященном Циолковскому. В нем Беляев рисует целые поселения в мировом пространстве, "обжитой" космос, и показывает воплощенными мечты Циолковского об освоении космических просторов.

Вокруг Земли возникают поселения -- "небесные города", где слабая тяжесть и обилие даровой энергии позволяют наладить всевозможные производства. Малые планеты -- астероиды -- используются в качестве строительного материала и промышленного сырья. В жилищах климатические и иные условия устраиваются по любому вкусу. Сфера обитания человечества распространяется на все пространство солнечной системы...

В очерке передано главное: Циолковский, мечтая о покорении космоса, был там как в родном доме. И путешествия в космос Беляев описал в своих произведениях так, как никто до него, благодаря превосходному знанию предмета и литературному мастерству.

Будучи хорошо знаком с техническим творчеством Циолковского, Беляев не мог пройти мимо его замечательной идеи. Константину Эдуардовичу понравился роман, и он написал об этом в редакцию, попросив переслать письмо автору. В том же письме он заинтересовался первым вариантом романа "Прыжок в ничто", вышедшим в Ленинграде в 1933 году. Переписка продолжалась вплоть до смерти Циолковского в 1935 году.

Писатель поддерживал тесный контакт с Константином Эдуардовичем. Посылая Циолковскому экземпляр первого издания "Прыжка в ничто", Беляев писал, что основывался главным образом на его работах и хотел даже посвятить ему роман, но опасался того, что он "не будет стоить этого". В конце письма Беляев добавляет: "...если роман не найдете слишком плохим, разрешите ли мне посвятить его Вам -- ведь Ваше имя проходит через весь роман?"

Циолковский ответил: "Ваш рассказ (роман "Прыжок в ничто". -- Б. Л.) содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне работ на тему "межпланетных путешествий"... Он более будет распространять знание и интерес к великой задаче 20 века, чем другие популярные рассказы, не исключая даже иностранных... Что же касается до посвящения его мне, то я считаю это Вашей любезностью и честью для себя".

В ответном письме Беляева характерны следующие строки: "Ваш теплый отзыв о моем романе придает мне новые силы в нелегкой борьбе за создание научно-фантастических произведений". Понятно, почему здесь употреблено слово борьба. Ведь и "Прыжок в ничто" не избежал несправедливых критических нападок.

Характер замечаний Циолковского показывает, насколько действительно ученый был "небожителем". Каким покажется небо в стратосфере, при полете на ракетоплане? Что встретится на Марсе, на Венере? Каковы условия жизни в космосе? Как предохранить человека от вредного действия перегрузки при взлете ракетного корабля?

Беляев писал об этом в статье памяти Константина Эдуардовича.

Некролог -- и такие чисто деловые "технологические" моменты. Статья памяти ученого -- и такие, казалось бы, детали, связанные с работой над романом писателя, только начинавшего осваивать космическую тему. Однако они тоже прекрасно проиллюстрировали мысли Беляева о личности Циолковского, "первоклассного фантаста в лучшем смысле этого слова".

На первой странице второго издания романа появилась надпись: "Константину Эдуардовичу Циолковскому в знак глубокого уважения. Автор".

В предисловии ко второму изданию Циолковский писал: "...Я сердечно и искренне приветствую появление второго издания, которое, несомненно, будет способствовать распространению в массах интереса к заатмосферным полетам. Вероятно, их ожидает великое будущее. К. Циолковский. Калуга, март, 1935 г.".

В последнем письме Циолковскому (20 июля 1935 года) Беляев, находившийся на лечении в Евпатории, сообщал, что обдумывает новый роман -- "Вторая Луна". Он появился под названием "Звезда КЭЦ" (Константин Эдуардович Циолковский) в 1936 году; второе название подчеркивает отношение автора к Циолковскому, которому принадлежит идея искусственного спутника Земли, обитаемых внеземных станций.

Беляев писал о том, что ему хотелось бы популяризировать мысли Циолковского о "переделке Земли", выраженные в ряде сочинений Константина Эдуардовича, с которыми "широкая публика менее знакома". Это намерение было выполнено: в романах "Прыжок в ничто" и "Звезда КЭЦ" есть страницы, изображающие нашу планету, переделанную в духе грандиозных замыслов Циолковского, считавшего, что превратить пустыни в цветущие поля и сады, сделать тропические леса удобными для жизни, изменить климат -- посильная задача для человечества.

Беляеву помогал также научными консультациями профессор Н. А. Рынин, написавший послесловие к роману. Рынин, живший в Ленинграде, был активным пропагандистом идей Константина Эдуардовича и состоял с ним в длительной переписке. Общение Беляева с Рыниным, безусловно, способствовало успеху работы писателя над космической темой.

"Судя по письмам писателя, он по частям читал этот роман ("Прыжок в ничто". -- Б. Л.) профессору, обсуждал с ним научные проблемы, пользовался его советами", -- пишет М. Сонкин, изучавший архив Н. А. Рынина. Беляев, сообщая Рынину о своей переписке с Циолковским относительно "Прыжка в ничто", привел, в частности, слова из письма Константина Эдуардовича от 5 января 1935 года: "Одни изобретают и вычисляют, другие более доступно излагают эти труды, а третьи посвящают им роман. Все необходимы, все драгоценны!"

Из слов Константина Эдуардовича видно, какое важное значение он придавал популяризации идей межпланетных сообщений средствами научной фантастики.

В одном из писем Беляева к Рынину упоминается о совместном обсуждении первой части романа "Прыжок в ничто". Беляев интересовался тогда вопросом о двигателях, работающих на внутриатомной энергии. Об этом он написал затем в романе -- межпланетный корабль был превращен в атомный и мог двигаться с огромной скоростью.

В других своих письмах писатель информирует Рынина о своей переписке с Циолковским по поводу романов "Воздушный корабль" и "Прыжок в ничто". Им приводятся, в частности, детальные постраничные замечания Циолковского к первому изданию "Прыжка в ничто".

Занимаясь историей космонавтики, Рынин собрал богатейшие материалы и библиотеку. Один из выпусков его энциклопедии "Межпланетные сообщения" был специально посвящен Циолковскому. Ученому же были посвящены книги и многочисленные статьи Я. И. Перельмана. Общение с Рыниным и Перельманом, несомненно, способствовало возникновению интереса у писателя к работам "патриарха звездоплавания".

Не случайно одного из героев романа "Прыжок в ничто" зовут Лео Цандером. В определенной мере прототипом этого героя являлся выдающийся советский ракетостроитель и энтузиаст космонавтики Фридрих Артурович Цандер. О Цандере писал Рынин, поместивший в "Энциклопедии" его автобиографию. В те годы идея космической ракеты все сильнее и сильнее овладевала умами, появлялись сообщения о практических работах в области ракетной техники у нас и за рубежом. В романе есть еще один герой, носящий невымышленную фамилию -- Винклер. Так звали известного в 30-х годах немецкого инженера, проводившего опыты с ракетами и также упоминавшегося в "Энциклопедии" Рынина. И не случайно Винклер в романе говорит о Циолковском и его последователях, прокладывавших дорогу в будущее.

Так знакомство с жизнью и деятельностью "людей космоса" -- тех, кто закладывал фундамент сегодняшних успехов космонавтики, помогало Беляеву создавать его космические романы.

В новом, переработанном издании романа "Прыжок в ничто", которое вышло в 1935 году, писатель убрал записи из дневника Ганса Фигнера, так как они нарушали композицию произведения. Этот отрывок сугубо научно-популярного характера занимал слишком много места. Будучи написан по-своему живо и интересно, он все же резко выделялся по стилю, тормозил развертывание сюжета, снижал художественную ценность романа.

Теперь пассажиры "Ноева ковчега" узнают все, интересующее их, из объяснений Цандера, которые очень логично и естественно ложатся в соответствующие эпизоды. При обсуждении вопроса -- куда лететь? -- Беляев сообщает читателю астрономические сведения, а затем рассказывает об устройстве ракетного корабля по идеям Циолковского. Пассажиры "Ноева ковчега" -- неискушенные в космонавтике и астрономии люди -- испытывают на себе невесомость, знакомятся с космосом за бортом корабля, когда им приходится собирать оранжерею.

Существенно изменилась заключительная часть -- "Новая Земля", рассказывающая о пребывании путешественников на Венере, благодаря чему сюжет получился более острым и насыщенным событиями. Кроме того, характеристики героев приобрели большую завершенность. По замечаниям Циолковского был сделан ряд поправок, относящихся к научной стороне романа.

В Киеве, на украинском языке, в 1935 году вышел роман "Чудесное око". В нем Беляев описывает, как с помощью подводного телевизора был найден затонувший корабль, который скрывал тайну выдающегося открытия, сделанного изобретателем Жуаном Хургесом, -- секрета овладения внутриатомной энергией. Изобретатель хотел передать свое изобретение Советскому Союзу, но не успел спастись с затонувшего корабля.

Сюжетная линия романа распадается на две части.

Одна из них связана с открытием Хургеса и его гибелью, другая -- с поисками затонувшего корабля, а впоследствии находкой остатков неизвестного города на морском дне.

Беляев сумел очень занимательно и живо описать картины подводного мира, поиски затонувшего корабля. Удачей является и литературный прием, с помощью которого он знакомит с принципами устройства фотоэлементов -- основой телевидения. Читатель совершает путешествие внутрь атомов вместе с двумя учеными, уменьшившимися до сверхмикроскопических масштабов.

Еще в 20-х годах за рубежом выдвигались проекты создания искусственных островов в океанах -- баз для трансконтинентальных воздушных сообщений. Беляев воспользовался подобным проектом в рассказе "Пропавший остров" (журнал "Юный пролетарий", 1935), где такую базу делают изо льда. Созданный одной группой капиталистов ледяной остров мешает другой группе, конкурентам. В результате диверсии остров гибнет. Этот рассказ Беляева посвящен судьбе крупных изобретений, попавших в руки капиталистов: погоня за прибылью, а не счастье человека заботят их.

Строитель острова, летящий в самолете над океаном, не находит своего создания там, где оно должно быть. Этому интригующему эпизоду предшествует многозначительная беседа двух джентльменов, понимающих друг друга с полуслова. И далее -- ее результат: трагическая гибель великолепного инженерного сооружения, воплощенного в жизнь трудом тысяч людей.

Интересно, что основным героем рассказа оказывается герой коллективный -- масса рабочих-строителей. Главный инженер тающего теперь ледяного острова в панике, рабочие же организованно берут в свои руки дело спасения стройки. Выясняется и виновник катастрофы -- подкупленный конкурентами водолаз. Концовка снова возвращает нас к двум джентльменам, вполне удовлетворенным короткой беседой: остров выведен из строя, компании по-прежнему никто не будет мешать...

К еще одной идее Циолковского обратился Беляев, написав рассказ "Слепой полет". Напечатанный в 1935 году в журнале "Уральский следопыт", этот рассказ прозвучал весьма актуально и в наши дни: тот же журнал перепечатал его в первом номере 1958 года, вскоре после запуска первых советских искусственных спутников Земли.

Полет вокруг Земли на самолете, который мог развивать скорость, близкую к скорости спутника, -- таково содержание рассказа. "Прыжок в ничто" -- не единственный "космический" роман Беляева. В "Звезде КЭЦ" нашла отражение главная идея, занимавшая Циолковского всю жизнь, -- идея освоения просторов солнечной системы, использования ее богатств, таких, как энергия Солнца, малые планеты-астероиды. "Реактивные приборы завоюют людям беспредельные пространства и дадут солнечную энергию, в два миллиарда раз большую, чем та, которую человечество имеет на Земле, -- писал ученый. -- ...Планета есть колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели".

Первые шаги на пути из "колыбели", начало космической эры человеческой истории и показал Беляев в научно-фантастическом романе "Звезда КЭЦ".

Роман написан в форме путевых записей главного героя -- геолога Артемьева, который совершает путешествие на "звезду КЭЦ", внеземную станцию. Но сначала путь его лежит на Памир, куда он добирается на самых быстроходных видах транспорта будущего. Это реактивный вагон без колес на воздушной подушке и реактивный стратоплан -- тоже детища Циолковского. Затем -- короткий рейс на ракете, связывающий станцию с Землей.

Беляев рассказывает о том, как живут и работают люди на небесном острове, какие возможности открылись перед учеными разных специальностей.

Со станции отправляется ракета в лунный рейс. Очень своеобразно представил Беляев картины лунного мира, увиденного путешественниками. Луна не мертва -- на ней найдены примитивные растения, вроде наших лишайников или мхов. Это не отвергается даже современной наукой. Луна не однотонная, не черно-белая. На ней разными цветами сияют минералы, светящиеся под действием солнечных лучей.

В заключительных главах романа Беляев рисует широкую картину освоения солнечной системы, когда обитатели "звезды КЭЦ" встречаются на своем празднике друг с другом и обмениваются впечатлениями. Из их рассказов вырисовываются контуры преображенного человеком космоса. Артемьев тоже становится одним из "небожителей".

Беляева занимали и грандиозные проекты преобразования природы Земли. В романе рассказывается об отепленной Арктике. С помощью отражающих зеркал на Землю направлены солнечные лучи. Они растопили вековые льды, прогрели почву, и в суровых полярных краях возник теплый оазис. Там, где когда-то было царство снега и льда, появились растения юга, исчезла вечная мерзлота. И разве не перекликается эта смелая идея фантастического романа Беляева с проектами современных инженеров, которые предлагают зажечь искусственное термоядерное солнце на круговой орбите около Земли, чтобы улучшить климатические условия на нашей планете?

В 1936 году Беляев еще раз вернулся к вагнеровскому циклу и написал рассказ "Ковер-самолет" -- об очередном изобретении профессора Вагнера. Он построил своего рода воздушный плот из сверхлегкого, почти невесомого материала, плавающего в воздухе. Однако, взлетев, этот плот никак не хотел приземляться. Пришлось отламывать от него куски, чтобы уменьшить подъемную силу...

"Ковер-самолет" -- последний рассказ из цикла "Изобретения профессора Вагнера". Полностью цикл был напечатан лишь в послевоенном собрании сочинений Беляева.

В 1935 и 1936 годах Беляев написал ряд очерков. Часть их шла под рубрикой "Из жизни людей труда и науки", и печатались они в журнале "Юный пролетарий". Это очерки о Павлове, Менделееве, Ломоносове, Ползунове. Особое место занимают очерки, посвященные Циолковскому.

Общее, что характерно для всех этих произведений, -- глубокое проникновение Беляева в существо научного творчества ученого и многогранное изображение его личности.

Рассказывая о Павлове, например, он прежде всего говорит о пути, которым шел великий физиолог. И здесь в полной мере проявляется талант Беляева-популяризатора.

Писатель показывает, как развивалось учение о высшей нервной деятельности и какие опыты позволили ученому доказать свою правоту в борьбе с идеалистами. Мозг, создавший естествознание, сам становится объектом естествознания. Таков главный тезис этого очерка об ученом и деле его жизни, о "блестящем, непревзойденном ученом", как называет Павлова Беляев.

В очерке "Джемс Уатт и Иван Ползунов" Беляев сопоставляет две творческие биографии. Он ставит вопрос: что сделал один и что сделал другой? Уатт усовершенствовал то, что было сделано до него. Но его знают все. А кто знает солдатского сына Ивана Ползунова, этого величайшего изобретателя?

В истории техники незаслуженно забытый Ползунов значит несравненно больше всемирно признанного Джеймса Уатта.

Менделеев предстает перед нами как человек разносторонних дарований. Менделеев-ученый, Менделеев-мыслитель. И все же очерк был бы неполным, если бы Беляев не показал, что именно сделал Менделеев в химии.

Читая очерк, мы ясно представляем себе и поиск Менделеева и величайшее значение его открытия. Беляев приводит слова Менделеева, что периодическая система справедлива для всего мироздания. Мысль ученого о всеобщности законов, управляющих вселенной, особенно привлекала Беляева, который как раз в эти годы интересовался космосом и писал о нем.

В очерке "Михаило Ломоносов" Беляев приводит множество интересных фактов -- и чисто биографических, и относящихся к творчеству Ломоносова, как бы иллюстрируя слова Пушкина, что это был "первый наш университет". Но вся вещь подчинена одной идее -- показать, как в наши и лишь в наши дни гениальный Ломоносов был по достоинству оценен.

Взяв наиболее существенное из жизни ученого и из сокровищницы его идей, Беляев рисует цельный образ. Беляевский стиль отличает этот очерк, как и другие его произведения о людях науки, -- стиль легкий, динамичный и экономный. К тому же он всегда умеет предельно просто, но без упрощенчества, предельно ясно, но без вульгаризации рассказать о существе дела жизни ученого, достаточно сложном самом по себе.

В своих очерках он дал превосходные для того времени образцы популяризации. И в этом нетрудно убедиться, читая работы других авторов, современников Александра Романовича. Беляевские очерки выгодно отличаются от газетных статей, посвященных людям науки.

Часть десятая

В галерее образов людей науки, созданных Беляевым, особое место занимает Циолковский. Помимо очерка "Гражданин Эфирного Острова" и некролога "Памяти великого ученого и изобретателя" перу Беляева принадлежит еще несколько статей -- "Константин Эдуардович Циолковский", "Великий транспортник", "Он жил среди звезд", которые были помещены в пушкинской районной газете "Большевистское слово" в 1938-1940 годах.

Один из его очерков редакция журнала "Вокруг света" поместила в десятом номере 1935 года, вскоре после смерти ученого, как редакционную статью.

В очерке легко угадывается стиль Беляева, его понимание личности и трудов Циолковского. Вот наиболее интересные мысли, которые высказал Беляев о Константине Эдуардовиче.

"Он не был художником пера, но был художником мысли. И поэтому его произведения о небе производят такое неотразимое эстетическое впечатление".

Беляев набрасывает биографическую канву, пишет кратко о трудной и творчески необычайно интересной жизни Циолковского. "Он многообразен, -- пишет Беляев, -- как выдающиеся люди эпохи Возрождения". Уже один перечень его работ говорит сам за себя. Но в этом многообразии есть главное, и Беляев первым это подметил.

Беляев говорит о Циолковском, как о человеке, живущем интересами всего человечества, чувствующем себя гражданином вселенной: "Это тип и прообраз человека будущего с его расширенным до космических масштабов сознанием". Циолковский, пишет Беляев, болезненно ощущал то, что приковывает нас к Земле, -- земную тяжесть. И отсюда -- мечты, изобретения, проекты. Отсюда устремленность мысли в космос, в далекое и даже сверхдалекое будущее.

Но и к Земле ученый подходил с космическими мерками. Отсюда -- планетарные планы переделки природы, поражающие своим размахом и масштабностью. Его представления о пространстве и времени несравненно шире, чем у современников. И потому он заглядывает свободно и в отдаленное прошлое, и в отдаленное будущее. И поэтому он дает изумительные "научно-фантастические", как подчеркивает Беляев, проекты.

Здесь и работы по овладению тропиками, и заселение пустынь, и доселе неприступных гор, и даже океана. Здесь и идеи о превращении земного шара в своеобразную оранжерею, в которой с помощью новых видов растений будет наиболее полно использоваться солнечная энергия. Здесь и фантазии о переселении на планеты и астероиды, о создании "ракетных колоний" и приспособлении человека к жизни в открытом космосе.

Беляев говорит о Циолковском как о мыслителе, которого волнуют судьбы и смысл всего мироздания. Он спрашивает: в чем секрет успеха ученого-самоучки? И отвечает: в целеустремленности, самобытности ума, сочетании теории с практикой.

"Замыслы, которых хватило бы на нескольких Жюль Вернов...", "Дерзость мысли, фантазия, сочетающаяся с глубокой научностью. Поистине он был научным фантастом в лучшем смысле этого слова".

В 1937 году Беляев снова возвращается к космической теме -- в интересном по замыслу романе "Небесный гость".

К Земле приближается двойная звезда с планетами-спутниками. Под действием ее притяжения устремляется в космос вода океанов, а с нею -- гидростат, аппарат для глубоководных спусков, превратившийся в межпланетный корабль. Таким необычайным способом людям удается попасть в мир соседнего Солнца и вернуться потом обратно.

Необычайная катастрофа -- приближение к Земле звезды из глубины вселенной -- для Беляева только повод изобразить событие, равного которому не было в истории человечества: посещение людьми мира иного солнца, иной звезды.

Конечно, в действительности другая звезда не приблизится к Земле, и путешествие на ее спутник будет совершено на ракете-звездолете. Для возвращения героям приходится воспользоваться уже космическим кораблем.

Герои романа встречают на планете -- спутнике другой звезды -- мир, во многом подобный земному.

По манере письма "Небесный гость" напоминает ранние вещи Беляева. В стремительном, почти кинематографическом темпе развивается действие. Напряжение все время нарастает. Оно особенно велико в эпизодах исследования чужой планеты. Но герои романа, как и в "Звезде КЭЦ", советские люди.

В 1937 году Беляев после долгого перерыва создает еще один из своих лучших рассказов -- фантастический рассказ "Мистер смех".

Одна лишь, хотя и оригинальная, идея -- овладение тайной смеха -- не определила бы успеха рассказа. Дело прежде всего в обрисовке личности главного героя -- Спольдинга. Спольдинг предстает перед нами человеком незаурядным: способный молодой инженер, полный кипучей энергии, с неукротимой волей и жаждой жизни, точнее -- жизненных благ.

Да, Спольдинг мечтает о богатстве и твердо решает добиваться своего места под солнцем. Но как?

Спольдинг в отчаянии, но вот случайно прочитанная заметка о знаменитом артисте Тонио Престо и поиски соседки-музыкантши, которая ищет тайну воздействия музыки на людей, наталкивают его на верный путь. Искать тайну смешного! -- вот что заполняет теперь жизнь Спольдинга. Первые успехи говорят: путь верен, оружием смеха можно добиться богатства, если действовать умело. Не сразу приходит настоящий успех: ведь не победы в пансионе миссис Адаме и на подмостках мюзик-холла, не служба у торговца смехом могут удовлетворить аппетиты Спольдинга. Но Беляев подробно останавливается и на этом этапе -- тем более резким становится контраст с тем, что происходит в дальнейшем.

И наконец Спольдинг показан как крупный хищник. Даже его хозяин, владелец концерна смеха, Бэкфорд удивлен. Потребовать у него под угрозой ставшего смертельным смеха -- уже парадокс! -- не миллион, не два, а целых десять миллионов долларов -- это уж слишком... Однако "королю смеха" мало богатства. Он жаждет новых побед, ставит новую цель -- женитьбу на красавице миллионерше.

В заключительном эпизоде рассказа с большой психологической глубиной раскрывается просчет Спольдинга, переоценка им своих сил. Он готовится взять крепость с боя, но... та сдается сама. Мрачные сомнения обуревают "короля" -- почему? Нет ли здесь подвоха?

Смех Спольдинга, разучившегося смеяться, смешившего только других, убившего для себя смешное, звучит страшно. Это признание поражения -- поражения на вершине потрясающего успеха! Именно здесь Беляев достигает выразительности в раскрытии образа. Нельзя, конечно, провести полную аналогию между Спольдингом и Штирнером из романа "Властелин мира". Тем не менее у них, бесспорно, есть общее: жажда богатства, тернистый путь к успеху, торжество и падение. И тот и другой пытаются получить власть над людьми, хотя и разными способами. И тот и другой добиваются цели, но тем более горьким становится для них поражение. Спольдинг, правда, причиняет вред лишь одному человеку -- Бэкфорду, тогда как Штирнер -- миллионам людей. Но разве от этого становится лучше его натура хищника, разве честнее его способ обогащения?

В это же время рассказ "Голова профессора Доуэля" переработан был Беляевым в роман.

Сюжетная линия намечена в рассказе лишь в общих чертах и герои обрисованы довольно схематично. Мисс Адамс (мадемуазель Лоран в позднем варианте), попавшая в лабораторию профессора Керна и разгадавшая его тайну, сразу же делает попытку разоблачить ученого-преступника. Ее спасает сын Доуэля -- Артур (этот эпизод очень примитивен и почти не мотивирован), и они вдвоем легко доводят дело до логического конца -- Керн терпит полное поражение.

Керн тотчас предстает перед нами как законченный преступник, мисс Адамс -- как орудие справедливого возмездия. Артур Доуэль, по сути дела, выступает лишь в роли помощника мисс Адамс. Все события следуют в прямолинейной последовательности: разгадка преступления -- попытка разоблачения -- неудача -- новая успешная попытка. Уже сравнительно быстро можно предугадать дальнейший ход действия. Столь же ясными становятся расстановка сил и характеры героев.

Исключение составляет только образ Доуэля-старшего. Переживания отделенной от тела головы и в рассказе были уже достаточно выразительны и ярки. Таков, например, эпизод, когда Доуэль рассказывает о своих снах, об обманах чувств -- его ощущениях "присутствия" тела.

Присутствует в раннем варианте и сцена с жуком, напугавшим Доуэля.

Роман от рассказа отделяет десять с лишним лет. За эти годы появился целый ряд новых произведений Беляева. Начинающий писатель превратился в зрелого и опытного литератора. Стадия "ученичества" у западноевропейских мастеров давно закончилась. И теперь, обратившись вновь к рассказу, писатель расширил его, развил и углубил ранее намеченные образы и сюжетные положения. Сохранились лишь научная посылка и, в самых общих чертах, фабула.

Таким образом, теперь можно говорить, по существу, о совершенно новом произведении, для которого когда-то писателем было написано своего рода либретто.

Как усложнились образы, изменились их характеры и взаимоотношения, как обогатился сюжет?

Разоблачение Керна происходит теперь не сразу и не столь безболезненно и просто. Беляев перенес его в конец, введя эпизод с выступлением мадемуазель Лоран.

Часть действия, связанного с происшествиями в больнице доктора Равино, разработана подробно, со множеством деталей.

Приключения певички Брике присутствуют в романе не просто ради "оживления" действия и придания ему большей сюжетной остроты. Они необходимы для того, чтобы углубить основную линию -- линию Керна.

Характеры героев романа "Голова профессора Доуэля" раскрываются в действии.

Доуэль засыпает и чувствует себя во сне нормальным человеком, видит, что может двигаться, ходить, а не только думать. Потом голова просыпается, в той же комнате у Керна, и снова осознает свое ужасное положение... Но, неподвижная, обреченная на страшное существование, голова профессора Доуэля борется: мыслит, работает и только потому живет. По-своему проявляют волю, стремление жить Тома и Брике.

Беляев "активизировал" и усложнил борьбу против Керна. В ней принимают участие друзья Артура Доуэля, ставшие преданными друзьями Лоран. Это сделало сюжет более напряженным, а события более жизненными. Действия Керна встречают самый ожесточенный отпор со стороны положительных героев -- Лоран и ее друзей.

Керн выступает не просто как плагиатор и мошенник, как герой неудавшейся аферы. Нет, он все-таки ученый, хотя не идет ни в какое сравнение с Доуэлем. Ведь Керн предпринимает, по сути дела, на свой страх и риск операцию "пришивания" тела голове Брике. Правда, он не вполне самостоятелен и вынужден пользоваться помощью Доуэля. Все же не одно лишь честолюбие (достаточно было бы демонстрации оживленной головы, чтобы его удовлетворить), а и дух исследований, свойственный ученому, движет им.

Керн хладнокровен, расчетлив, обладает завидной выдержкой, -- это подчеркивают почти все вновь введенные эпизоды, в которых он участвует.

В газетном варианте была иная заключительная глава. Лоран и ее муж Артур Доуэль переезжают в Москву. Доуэль работает в области анабиоза вместе с советскими учеными. А Керн, оставшись без "головы профессора Доуэля", не может продолжать работу и кончает самоубийством.

В предисловии к роману (который печатался еще и в ленинградской газете "Смена" в 1937 году) Беляев писал:

"Тринадцать лет тому назад я написал рассказ "Голова профессора Доуэля" на тему об оживлении человеческой головы, отсеченной от тела...

Для того времени рассказ в том виде, в каком он был напечатан, являлся достаточно смелым, и автора могли упрекнуть в ненаучном подходе к теме.

С тех пор положение изменилось. В области хирургии достигнуты огромные успехи. И я решил переработать свой рассказ в роман, сделав его, не отрываясь от научной основы, еще более фантастичным".

В "Голове профессора Доуэля" выявилось особенно ярко личное отношение автора к теме и герою. Мечта о преодолении пределов, поставленных природой, выражена здесь чрезвычайно отчетливо. Доуэль мужественно противостоит смерти. "Я мыслю, следовательно, я существую..." Он -- борец. Беляев, сам борец с жестоким недугом, выразил свое утверждение жизни вопреки -- всему тому, что с ним (и его героем -- они как бы слиты воедино здесь) происходит.

Все повороты напряженного приключенческого сюжета лишь подчеркивают мысль о противоборстве жизни и смерти, кончающемся, несмотря на гибель Доуэля, его победой. Даже в таких невероятных, фантастических обстоятельствах человек оставался человеком...

Безработный, который из-за крайней нужды продает свое зрение, -- об этом можно и сейчас прочесть в буржуазных газетах. В научно-фантастическом рассказе "Невидимый свет" ("Вокруг света", 1938 год) герой рассказа -- слепой Доббель -- становится объектом экспериментов предприимчивого доктора, сделавшего из человека живой электромагнитный прибор. Много интересных вещей, недоступных обыкновенным людям, узнает Доббель, получивший "шестое чувство". Но все же ему хочется видеть простой солнечный свет, любоваться всем, что нас окружает. К нему потом возвращается нормальное зрение, однако работу он теряет. И Доббель снова просит ослепить его, чтобы опять получить ее. Но он уже не нужен -- появились новые приборы, человек-уникум никого больше не интересует...

В том же 1938 году публикуется несколько новых произведений Беляева, посвященных будущему нашей страны и проблемам, над которыми работала советская наука. Это романы "Лаборатория Дубльвэ" и "Под небом Арктики" и рассказ "Рогатый мамонт".

В романе "Лаборатория Дубльвэ", который печатался в журнале "Вокруг света", Беляев вернулся к особенно близкой ему биологической теме. Действие происходит то в Ленинграде будущего, то в подводной лаборатории, то на Памире. В романе противопоставлены две научные школы, которые разными путями шли к решению проблемы долголетия. В предисловии подчеркивалось, что действие происходит примерно в последней четверти нашего века, когда полностью развернулось чудесное преобразование жизни и быта (писатель хотел показать людей завтрашнего дня, ученых, одержимых величественной мечтой -- победить человеческую старость).

Будущее обещает восстановление заболевших или утраченных органов, иными словами -- победу над смертью. Запасные части для человека из искусственных биополимеров, а может быть, из искусственно созданной живой ткани -- от таких перспектив действительно может закружиться голова...

Люди могли бы жить, как утверждает современная медицина, не менее чем до ста пятидесяти лет. Завтрашняя биохимия обещает эту границу не только достигнуть, но и превзойти. И -- кто знает? -- вероятно, человечество далекого Завтра могло бы практически обеспечить себе бессмертие.

На помощь биохимии придет кибернетика. Она ведь создает все более совершенные, и притом самоусовершенствующиеся, машины. Так почему бы не появиться в конце концов искусственному мозгу, который на первых порах заработает параллельно с естественным?

Пока он не истощился, кибернетический его двойник будет учиться, усваивать, накапливать знания, привычки, вкусы, характер. А затем... затем живой мозг, сделав свое дело, отключится. Человек будет жить с протезированными органами и с искусственным мозгом!

То, а чем мы здесь говорили, -- отнюдь не вымысел, а предвидение ученого. Лауреат Ленинской премии, профессор Н. Амосов говорит: "В борьбе со старостью методы "чистой" медицины изживают себя. Жизнь человека станет дольше только благодаря успехам физики, химии, кибернетики, которые внесут свой решающий вклад в новую медицину -- медицину будущего".

В романе "Лаборатория Дубльвэ" показан преображенный Ленинград. Широкие проспекты, обилие света, воздуха, зелени... Не только на окраинах, но и в центре города жители дома чувствуют себя, как на даче. Уличный шум, пыль -- все, что связано с большим городом, отошло в прошлое. И у себя в квартире, и в цехе у станка рабочий дышит чистым воздухом, словно в горах или на морском побережье.

Автомашины-электромобили несутся по городским дорогам, больше напоминающим дорожки загородного парка. По каналам плывут необычных форм скоростные корабли. Крыши зданий превращены в аэровокзалы: на них садятся, с них взлетают вертолеты.

Но гаснет день, и на смену естественному приходит искусственное солнце: лампы, ничуть не уступающие дневному свету, освещают площади, улицы. Все удобства, весь бытовой комфорт, красящий жизнь человека, -- у каждого жителя города. Даже климат в комнате каждый может выбрать по вкусу. Облик города стал иным: не скопление каменных громад, а город-парк, город-сад...

В 1937 году Беляев начал публиковать отрывки из нового романа -- "Под небом Арктики". Главный герой его -- американский рабочий, негр, приехавший в Советский Союз. Вместе со своим спутником, советским инженером, американец совершает путешествие, и глазами американца читатель как бы прослеживает величественную панораму грандиозной строительной площадки, в которую превратилась вся страна.

Если в "Звезде КЭЦ" и "Прыжке в ничто" планам переделки природы уделено все же немного места, то роман "Под небом Арктики" целиком посвящен теме освоения далекого Севера. Герои этого романа попадают в "ледяной" город Челюскин, с башнями, дворцами, статуями изо льда. На берегу моря строится электростанция, использующая разницу температур подледной воды и арктического воздуха. В Арктике идет строительство грандиозной дороги, соединяющей Европу с Америкой.

Дар природы -- пещера глубоко под землей, за Полярным кругом, -- превращена в цветущий уголок вечной весны. Здесь -- искусственное голубое небо, и по нему движется ослепительное, горячее солнце, здесь и утренняя заря, и жаркий полдень, и солнечный закат, здесь южное море и воздух, напоенный ароматом цветов... Здесь люди по своему желанию делают погоду, управляют климатом. И не только здесь: неузнаваемо изменились и "наземные" арктические города. Иной стала жизнь под небом Арктики.

Действие фантастического рассказа "Рогатый мамонт", появившегося в журнале "Вокруг света", происходит в 1988 году. Герой его, ученый-геолог, узнал о необычайной находке в Арктике -- черепе рогатого мамонта. Правда, находка оказывается, как выяснилось впоследствии, не столь уж сенсационной -- череп принадлежал обыкновенной корове... И главное в рассказе -- описание путешествия на электроплане. Он пользовался электроэнергией, передаваемой по воздуху без проводов.

В журнале "Молодой колхозник" в 1939 году печаталась повесть Беляева "Замок ведьм". Сюжет ее несложен: ученый-отшельник делает открытие, которое касается энергии космических лучей. Он проводит опыты в заброшенном замке. Этот "современный Прометей", пытавшийся похитить огонь с неба, гибнет.

Помимо "Головы профессора Доуэля", Беляев подверг переработке другое свое раннее произведение -- "Человек, потерявший лицо". Новый вариант, названный "Человек, нашедший свое лицо", вышел в 1940 году отдельной книгой.

Новый заголовок точно отразил существо произведенных Беляевым переделок. Фактически перед нами совершенно иная вещь, и даже написана она иным стилем. Это не детектив, не памфлет, не остросюжетный приключенческий роман.

Сохранены основные действующие лица, сюжетная линия осталась частично и только в самых общих чертах. Действие развертывается не столь стремительно, как раньше. Образ центрального героя кардинально изменился. Собственно, осталось только имя. Изменилось и основное направление вещи, ставшей более психологической, но не потерявшей, впрочем, социальной остроты, которая достигается, однако, иными средствами.

Отказавшись от чисто детективной линии, Беляев сосредоточил внимание на душевной драме Престо. Его судьба, необычная благодаря фантастической ситуации тем не менее типична, ибо на ней отразились уродливые нравы буржуазного общества. В новом варианте романа очень подробно развиты потытки Престо бороться за право быть человеком и честным художником.

У комика Престо -- недюжинный талант трагика. Автор всячески подчеркивает это противоречие. Тонио, оказывается, еще и превосходный режиссер и, как впоследствии выясняется, сценарист.

Интересно проследить, как меняется Престо на протяжении романа. Сначала -- привыкший ко всеобщему вниманию, избалованный им, популярнейший киноартист, одно имя которого вызывает улыбку и восхищение. Однако это внешняя сторона. Он страдает и, по существу, глубоко несчастен в личной жизни. Спасение, казалось бы, приходит благодаря препаратам доктора Цорна (Сорокин -- в прежнем варианте).

Став нормальным человеком, Престо сначала сохраняет прежнюю психологию миллионера, еще не сознавая происшедших с ним перемен. Лишь впоследствии он наконец понимает, что значит в буржуазном обществе "потерять лицо" и как трудно завоевать себе положение, имя, место в искусстве.

Ему приходится начинать все сначала, бороться против Голливуда, добывать деньги на постановку своей картины. Престо остается, по существу, один. И все же он не сдается, упорно добивается победы. Наконец она приходит -- триумфальное шествие фильма по экранам мира возвращает Тонио славу.

Логически здесь должен был бы закончиться роман. Но писатель не отступает от правды жизни. История Голливуда говорит о том, что даже самый талантливый режиссер не может пойти против воли хозяев американской кинопромышленности. Как известно, из Голливуда вынужден был уйти даже величайший режиссер и актер современности Чаплин.

Враги сломили Престо клеветой, и он снова выброшен из жизни. Неизвестно, как сложится его дальнейшая судьба. Поднимется ли он еще раз или, как было в первом варианте, бросит искусство? На этот вопрос нет ясного ответа. Так, нарочито неопределенно, строит теперь писатель финал романа.

Роман в известной степени "технологичен", он рассказывает о рождении фильма, о специфике киноискусства. Это относится и к первой и, в особенности, ко второй его части. Престо -- актер, сценарист и режиссер, а не просто человек, потерявший и все же, вопреки заголовку, не "нашедший свое лицо".

Беляев рассказывает о поисках Престо, задумавшего создать фильм, жизненная правда которого потрясла бы простого зрителя. Поиски увенчиваются успехом, и им Престо обязан в значительной мере Эллен, затмившей Гедду Люкс. Линия Тонио -- Эллен в романе удалась Беляеву лучше, чем Тонио -- Люкс, хотя драматургически первая часть, где история любви к Гедде служит основой сюжета, построена внешне интереснее и острее.

Беляев постоянно искал, и "Человек, нашедший свое лицо" отражает его попытки по-разному использовать открываемые фантастической посылкой возможности.

Надо отметить, что в романе фактически нет героя-ученого: ни Цорн, ни тем более Сорокин не играют той роли, какую играли Доуэль или Керн и даже Сальватор. Подлинный герой -- человек не науки, а искусства.

По существу, здесь оказались соединенными воедино фантастика (без нее не было бы первой части, человека, потерявшего лицо) и глубоко реалистический психологизм героя, "ищущего свое лицо", борющегося снова за место под солнцем. Казалось бы, две самостоятельные вещи, объединенные лишь одним общим героем. Но это не так: образ Престо, прошедшего через "горнило" фантастических превращений, столкнувшегося поэтому с самыми темными, неведомыми ему ранее сторонами жизни, не был бы вполне законченным. Именно незавершенностью и страдал первый вариант романа. Беляев довел характеристику до конца, удачно соединил фантастическую и реалистическую линию в едином повествовании.

Гораздо глубже и интереснее разработал Беляев во втором варианте романа научную идею.

В те годы, когда создавался беляевский Престо, наука еще не могла многого из того, что сегодня стало возможным. Но с тех пор как итальянский профессор Петруччи проследил жизнь человеческого зародыша, а молекулярная биология обнаружила материального носителя наследственности и разгадывает наследственный код, даже самые осторожные ученые говорят о возможности в будущем переделывать человеческий организм, ликвидировать его несовершенство. Высказывания ученых звучат как самая смелая фантастика, которая не снилась писателю полвека тому назад.

Последний рассказ Беляева, "Анатомический жених" (1940), -- фантастический. Сюжет его не сложен, а ситуация, в которую попадает главный герой, поистине трагикомична.

Скромный клерк Сиддонс послужил объектом необычного опыта -- при помощи радиоактивных элементов он приобрел поразительную работоспособность, не знал усталости и не ощущал необходимости в сне. Но в результате экспериментов он стал прозрачным и, подойдя к зеркалу, увидел... свои внутренности.

Удастся ли науке на самом деле преодолеть с помощью радиохимии усталость и сон? Вот что пишет биохимик -- профессор В. Никитин: "Сейчас уже можно говорить о том, что введение крайне малых доз радиоактивных веществ, особенно избирательно концентрирующихся в отдельных органах и тканях, может стимулировать некоторые процессы в организме". Он, ученый-геронтолог (геронтология -- наука о борьбе со старостью), имеет в виду прежде всего пути продления жизни. Но усталость тоже результат химических превращений. А потому фантазия Беляева не так уж беспочвенна, как может показаться на первый взгляд.

Сначала у нас вызывает улыбку сцена, когда Сиддонс пытается принять всяческие меры, чтобы вернуть себе нормальный вид. Потом он соглашается -- ради денег -- выступать на подмостках. И улыбка у читателя невольно исчезает -- ведь только доведенный до отчаяния человек может пойти на такую сомнительную артистическую карьеру. Да и последний разговор с отказавшейся от него невестой вызывает горький осадок: так печально закончились мечты Сиддонса о счастье.

Эту же тему развивает Беляев в своем единственном киносценарии "Когда погаснет свет". Он показал себя как одаренный сценарист, отлично понимающий специфику киноискусства вообще и особенности научно-фантастического жанра в кинематографе, в частности.

Главного героя сценария Паркера трудно было бы отнести к людям действия, каких мы привыкли видеть во многих произведениях Беляева. У него нет неукротимой энергии Спольдинга. К тому же он ставит иные цели -- не собирается стать ни миллионером, ни властелином мира, круг желаний Паркера обывательски узок. Но назвать Паркера мещанином все же нельзя -- настойчивость, с которой этот измученный служащий ищет выхода, выделяет его из толпы искателей примитивного "канареечного" счастья.

Отношение к Мэг то же характерно: сильная, страстная любовь отнюдь не для мещанина.

Паркер честен, он с величайшим трудом идет на мелкое жульничество, предложенное Майклом, и, естественно, терпит неудачу. Каких, однако, мучительных душевных переживаний стоит Паркеру подобный шаг!

В отличие от рассказа, в сценарии любимая девушка возвращается к Паркеру, ставшему обыкновенным человеком.

Будущее Паркера покрыто мраком, и все же с ним друзья, все же он на пути к своему маленькому счастью. Прочным ли будет благополучие этого маленького человека? Да и удастся ли Паркеру, переставшему быть феноменом, стать счастливым? Мэг с ним, но бедность, работа и бесконечная усталость -- вот его будущее. Хотя автор не показывает такого финала, мы невольно, читая внешне благополучный конец сценария, вспоминаем грустное, безысходное его начало. В Паркере есть что-то от героев Чаплина.

В сценарии выведен еще один интересный персонаж -- доктор Никольс, у которого собственная трагедия, связанная с его выдающимся открытием. Он вынужден заниматься ремесленничеством, чтобы жить и по-настоящему творить. Когда же работа закончена и увенчалась успехом, доктор становится жертвой гнусного обмана и шантажа. Судьбы простого человека и честного ученого переплетаются в сценарии воедино.

Последнее произведение Беляева -- фантастический роман "Ариэль" -- вышло в 1941 году.

Ариэль -- это человек, который обретает невесомость на Земле и летает свободно, даже лучше, чем птица, -- без крыльев. И несущественно, что Беляев не искал для этого, как в других своих романах, научного обоснования. Посылка здесь действительно фантастическая, и Беляев этого не скрывает: роману впервые дан подзаголовок -- фантастический.

Напрашивается параллель между Ариэлем и Ихтиандром. Оба они получили доступ в чуждую человеку стихию. У обоих поэтому -- особая судьба.

Но Ариэль, в противоположность Ихтиандру, не столь доверчив и наивен: суровые уроки жизни не проходят даром для него. Он закаляется в борьбе. Ему удается благополучно избежать смертельных опасностей. С другой стороны, его многому научило общение с бедной индийской семьей. Немалую роль в становлении характера Ариэля сыграла и вспыхнувшая любовь. Путешествия к приключения обогатили душевный мир юноши. Все это подготовило его к закономерному шагу в конце романа -- отказу от принадлежащего ему, потомственному аристократу, положения и богатства, и возвращению туда, куда звало его сердце. Беляев раскрывает читателю сложный процесс становления характера Ариэля, который вырвался из плена и дышит воздухом свободы.

В романе много живо написанных эпизодов. После мрачных сцен дандартской школы -- тюрьмы -- пьянящее ощущение полета, охватывающее Ариэля; после трудного бегства вместе с маленьким другом -- жизнь в тропическом лесу. По мере того как развиваются события (большей частью трагические), возрастают и наши симпатии к герою.

С чувством облегчения, но вместе с тем и грусти мы провожали Ихтиандра из тюремной камеры в море. С иным чувством провожаем мы Ариэля в далекий путь -- к свободе. Человек-рыба обречен кончить свой жизненный путь отшельником. Для него нет возврата к людям. Что ждет человека-птицу?.. Чем кончится его путь? Писатель не дает ответа. Порвав с обществом, в которое он должен был бы вернуться, Ариэль обрел верных друзей, и это вселяет надежды на то, что он все же будет счастлив, какие бы испытания его ни ждали.

Как ни заманчива мечта о летающем человеке, но об ее осуществимости говорить сейчас очень трудно. Полет без всяких приспособлений остается достоянием птиц. Может быть, удается снабдить человека столь совершенными крыльями, что он с их помощью овладеет искусством свободного полета. Пока что человеку, если он не хочет быть просто пассажиром воздушного корабля, смотрящим в иллюминатор, приходится довольствоваться миниатюрными летательными аппаратами.

Но разве от этого проигрывает беляевская мечта? Мы идем к разгадке тайн гравитации, и пусть не биологическим, а техническим путем человек получит то, что имел Ариэль: победу над тяжестью. Ариэли будущего станут властелинами воздушной стихии, как становятся властелинами океанов современные Ихтиандры.

Часть одиннадцая

Обычно имя Беляева связывается с несколькими наиболее популярными романами -- такими, как "Человек-амфибия" и "Голова профессора Доуэля", "Властелин мира" и "Продавец воздуха", "Прыжок в ничто" и "Звезда КЭЦ", "Человек, нашедший свое лицо" и "Ариэль". Но список его произведений ими не исчерпывается. Восьмитомное собрание сочинений впервые показало широкому читателю, насколько богатым, разнообразным и интересным было его творчество.

Работая в области фантастики, создавая также приключенческие рассказы, Беляев пробовал свои силы и в других литературных жанрах.

Перед нами "Список произведений А. Р. Беляева", составленный им в Пушкине для Ленинградского отделения Детгиза и датированный 24 ноября 1938 года. Из этого списка выяснилось, что Беляев писал пьесы, а также работал для театрального радиовещания и позднее -- кинематографа.

В 1935 году, например, по ленинградскому радио передавалась научно-фантастическая пьеса Беляева "Дождевая туча".

Беляев писал и специально для детей -- самых маленьких читателей. Он сотрудничал в ленинградских детских журналах "Еж" и "Чиж", где помимо фантастики (цикл "Необычайные происшествия") напечатал рассказы "Встреча Нового года", "Рассказы о дедушке Дурове" и "Игры животных".

Малоизвестен и Беляев-очеркист. А между тем сохранились интересные путевые впечатления от зарубежной поездки писателя в 1913 году. В 1938-1941 годах он часто выступает с различными материалами в пушкинской газете "Большевистское слово", в которой печатались и другие крупные писатели -- А. Толстой, В. Шишков, Ю. Тынянов, Вс. Иванов.

В числе этих материалов: "Визит Пушкина. Новогодняя фантазия" -- о настоящем и будущем города Пушкин; "Парк чудес" -- о своего рода "Парке занимательной науки", который Беляев предложил организовать в этом городе; статьи об атомной энергии, об успехах авиации, астрономии. В той же газете печатались роман "Лаборатория Дубльвэ" и рассказ "Анатомический жених".

Беляев не только перевел рассказ Жюля Верна "В 2889 году". В издательстве "Земля и фабрика", выпустившем собрание сочинений французского романиста, вышел под его редакцией перевод романа "Двадцать тысяч лье под водой".

Занимаясь теоретическими проблемами научной фантастики, Беляев писал рецензии, поддерживая молодых литераторов-фантастов советами и критическими замечаниями. Он откликнулся на научно-фантастический роман Г. Адамова "Тайна двух океанов", фантастический роман Г. Гребнева "Арктания", роман В. Владко "Аргонавты Вселенной".

Дружеские литературные связи установились у него и с Украиной. Там помимо "Чудесного ока" при жизни Беляева вышел перевод "Звезды КЭЦ". "Пишу повесть для киевской газеты "Юный пионер", -- указывал он в конце составленного им списка произведений. Повесть осталась незаконченной.

Беляев начал с произведений, ведущей темой которых являются судьба науки в социально неустроенном мире, последствия научных открытий, перспективы науки в смысле расширения человеческих возможностей и изменения жизни людей и судьба этих открытий в различных условиях. Беляев в тот период тяготеет к остросюжетной литературе, небольшому кругу героев с углубленной психологической обрисовкой каждого образа, стремится показать судьбу открытия через судьбу отдельного человека (Доуэль, Штирнер, Престо и другие).

В рассказах о Вагнере он, избирая другой прием, показывает нейтральную обстановку, которая позволила бы обойти вопрос о взаимодействии открытий Вагнера с окружающей действительностью; именно для этого Беляев в вагнеровском цикле часто избирает шутливую форму. Можно сказать, что тема у него -- "наука и человек", причем вторую он решает пока негативно, показывая такие ситуации, когда наука не может преобразовать общество, а общество заставляет науку служить своим целям.

Затем писатель обращается к теме "наука и общество", считает ее главной, отходит от психологизма. Теперь он хочет показать влияние науки на жизнь многих людей, общества в целом, приближается к жанру утопии, но утопии реалистической и сюжетной (точнее, пытается сделать ее такой).

Первой, хотя, к сожалению, и не вполне удачной попыткой писателя создать произведение, посвященное грядущему, была "Борьба в эфире". Этой задаче он уделяет в дальнейшем все больше внимания. Его высказывания не оставляют сомнения в том, какое огромное значение он придавал решению этой задачи. Вместе с тем Беляев отчетливо сознавал те трудности, которые неизбежно встретятся на пути ее осуществления.

В позднейших произведениях Беляев отошел от техницизма, которым было прониннуто изображение будущего в "Борьбе в эфире". Он пытался нарисовать это будущее более светлым и оптимистичным.

Все зарисовки мира будущего, контуры будущих городов и преображенной Земли нарисованы им с учетом перспектив, которые открывает инженерная мысль современности. Однако все это относится к обстановке, фону, а показать людей завтрашнего дня, их жизнь, устремления, взаимоотношения ему, в сущности, так и не удалось.

Он пишет научно-фантастические очерки, специально посвященные теме Грядущего. Очерковый материал на ту же тему включает в романы "Под небом Арктики", "Звезда КЭЦ", "Лаборатория Дубльвэ". Это была подготовка к работе над крупным произведением о коммунистическом обществе -- работе, которую писатель выполнить не успел.

Страна широким фронтом приступила к социалистическому строительству. Все более усиленными темпами развивались наука и техника, все более и более значительное место занимали они в жизни общества. Раскрывались новые горизонты и перед научной фантастикой. Вполне естественным явилось стремление писателей показать будущее нашей страны, фундамент которого начинал тогда закладываться. Этому и соответствовала новая линия в творчестве Беляева.

Пересматривая литературно-критические журналы начиная с середины 30-х годов, можно составить ясное представление о том, с какой критикой сталкивался Беляев. Бесспорно, не все сделанное им равноценно и заслуживает положительной оценки. Однако отношение критики к писателю, много и плодотворно работавшему в труднейшем литературном жанре, было предвзятым. Критика отнюдь не стремилась помочь фантастам и указать им на действительные их недостатки. Не поняв существа творчества Беляева, многие критики не смогли его внимательно и, главное, объективно оценить.

В 30-е годы немало сделано было для того, чтобы "уничтожить" Беляева; критики пытались подорвать к нему доверие и читателей, и издателей.

Смешав понятия "научная фантастика" и просто "фантастика", они обрушивались на Беляева, пытаясь совершенно зачеркнуть все его творчество. Лучшие романы подвергались ожесточенным и несправедливым нападкам. Трудности же создания советского научно-фантастического романа были очень велики. Это подчеркивал сам Беляев, об этом говорили и другие писатели-фантасты. Можно ли поэтому ставить в вину Беляеву, что он не смог (возможно, не успел) справиться с ними?

Александр Романович отмечал одно очень важное обстоятельство, о котором забывали слишком нетерпеливые критики и читатели. Произведения, напечатанные до первой пятилетки, естественно, не могли отвечать требованиям "показа перспектив развития техники в условиях планово-социалистического хозяйства". В то время у фантастики были более скромные задачи. Лишь после окончания пятилетки настало время заглянуть в будущее -- фантастика только тогда оказалась призванной на действительную службу нашему строительству. И времени было совершенно недостаточно, чтобы создать -- Беляев особенно подчеркивал -- "по существу новый вид литературы, с новыми героями, новой тематикой, новыми сюжетами, новым содержанием, новыми литературными формами".

Сама историческая обстановка того времени обусловливала необходимость появления сначала произведений, разоблачающих старый мир, а затем -- произведений познавательных и социально-утопических.

Критики, анализируя творчество Беляева, забывали о том, что фантастика -- вид литературы многогранный и сложный, что в нем имеют право на существование произведения различных направлений. Они приводили высказывания писателя о научно-фантастической литературе и, беря "Человека-амфибию", издевательски иронизировали над романом: нужно "бросать в мир новую идею", а что делает сам автор? В его романе нет "ни грана науки, ни тени здравого смысла". "В мире научной фантастики, оказывается, все возможно. И писатель может писать произведения, не имеющие ничего общего с его собственными установками", -- сокрушался А. Рагозин.

"В социальном же отношении идея романа реакционна, так как она пропагандирует ничем не оправдываемые хирургические эксперименты над людьми", -- писал А. Палей о "Человеке-амфибии".

Сурово отозвался о "Человеке-амфибии" и В. Шкловский. "Странная амфибия, -- писал он, -- чисто фантастический роман, к которому пришиты жабры научного опровержения".

Действительно, в отдельном издании 1938 года к роману дано послесловие профессора А. Немирова, где категорически отрицается возможность создать Ихтиандра путем хирургического вмешательства.

Это дало повод критикам упрекнуть Беляева в непоследовательности: написать научную фантастику и дать к ней уничтожающее послесловие! Роман ненаучен, а следовательно, вреден -- делался и такой вывод теми, кто не понимал или не хотел понять специфики жанра.

Разобрав с точки зрения физики "Человека-невидимку", известный популяризатор Я. И. Перельман доказал, что невидимка был бы слеп, следивательно, роман ненаучен. Что же остается сказать тогда о "Первых людях на Луне" и других вещах Уэллса? Да и жюль-верновская колумбиада -- плод неосуществимой фантазии. Между тем значение всех "ненаучных" романов и Жюля Верна и Герберта Уэллса вряд ли кто-нибудь осмелится отрицать!

Был даже и такой отзыв о "Человеке-амфибии".

"Однако в фантастическом романе А. Беляев развивает реакционную идею отказа от борьбы угнетенных за свои права и предлагает им биологические приспособления, чтобы обосноваться для жизни в подводном мире", -- писала О. Хузе. Комментарии тут излишни...

"Голова профессора Доуэля" встретила двоякий прием: восторженный у читателей и враждебный у части критиков. Наиболее резкий отзыв принадлежал Я. Рыкачеву, который заявил, что "книгу Беляева прежде всего характеризует отрыв от социального времени и пространства... Этот род беллетристики достаточно равнодушен к социальной теме и преследует лишь единственную роль -- развлекательство... Перед нами обыкновенная развлекательная фантастика... В книге его нет ни одного клочка живой социальной ткани... По своему типу "Голова профессора Доуэля", если можно так выразиться, роман переводный: именно для западной развлекательной фантастики характерно привлечение псевдонаучного материала, с целью позабавить читателя гротескными образами, привнести элемент гиньоля, ужаса в привычный, опостылевший мир бытового развлекательного романа".

Достаточно вспомнить оценку Уэллса, данную им в беседе с Беляевым, чтобы понять, насколько предвзят и неверен этот "отзыв".

Упреки Беляеву в подражательности западным образцам делал не один Я. Рыкачев. Такая несправедливая оценка давалась лучшим произведениям фантаста -- остросюжетным, романтичным, с ярким социальным звучанием.

Мимо внимания критиков прошли все достоинства обоих романов. Беляев не мог, выдвигая свои программные установки, тотчас претворять их в жизнь, "стадия ученичества" была неизбежна. И то, что он привнес много нового в традиционный жанр приключений, большая его заслуга.

"...Психологическое и социальное содержание этих произведений ("Человек-амфибия", "Голова профессора Доуэля". -- Б. Л.) значительно беднее, чем у Уэллса, если не вовсе отсутствует, -- писал А. Ивич. -- Занимательная фабула оказывается полой: в ней нет добротного заполнителя. Фантастические опыты героев Беляева -- бесцельны, они не отражают действительных перспектив науки".

Как можно было не замечать "психологическое и социальное содержание", когда оно составляет основу романа!

Приведенные нами высказывания достаточно отчетливо показывают, что критики упорно не желали видеть, в чем состоят сильные стороны творчества Беляева, его ценность.

Нападкам подвергались не только "Человек-амфибия" и "Голова профессора Доуэля". Отрицая научность романа "Человек, нашедший свое лицо", М. Мейерович признавался, что "он интересен, этот роман", предъявлял автору обвинения в том, что он "нарушил "чистоту" авантюрного жанра, использовав научно-фантастическую мотивировку для создания психологического романа". Таким образом, научно-фантастический роман, следуя логическим рассуждениям критика, не может быть ни приключенческим, ни психологическим. То, что Беляев смог обогатить "авантюрный" жанр, ставится ему в вину, а не в заслугу!

Невольно создается впечатление о своеобразном "соревновании" критиков в стремлении извратить существо творчества писателя, приписать ему то, чего у него нет, и не увидеть истинной картины, всячески опорочить само право на вымысел, как основу для глубоко верных социальных обобщений.

Даже во втором издании Большой советской энциклопедии содержится рецидив прежнего отношения к творчеству Беляева: "Автор многих живо и увлекательно написанных научно-фантастических рассказов и романов... Однако некоторые произведения Б. не свободны от штампов буржуазных фантастических романов, что приводило иногда писателя к отступлению от реализма (роман "Человек-амфибия")".

Нападок не избежал также и один из лучших романов Беляева -- "Прыжок в ничто". "В романе собран большой познавательный материал, настолько обширный и разнообразный, что сюжет здесь играет подсобную роль... В романе не очень много авторской фантазии... Книгу трудно воспринять как полноценное художественное произведение..." Ее герои "одинаково безразличны читателю..." -- писал А. Ивич.

С резко отрицательной рецензией выступил Я. И. Перельман, который поставил Беляеву в вину то, что он... "придерживается научной достоверности в рамках, установленных Циолковским". Он, кроме того, будто бы утверждает "неосуществимость космических полетов без овладения внутриатомной энергией".

Детали и отдельные мотивировки у Беляева могут быть произвольными, но он исходит при этом из современной науки. Многие его романы воспринимаются, как смелые гипотезы, -- отмечал Д. Жуков.

Вместе с тем критик упрекал Беляева в условности и искусственности построений, которые не воспринимаются как вероятная действительность. Читатель чувствует, что он находится в воображаемом мире, хотя и научно обоснованном. Но о силе изображения этого мира, художественной выразительности автор критической статьи не пишет ровно ничего...

К сожалению, малоквалифицированная и, как правило, недоброжелательная критика принесла немало вреда не только самому Беляеву, но и советской научной фантастике в целом. Дело заключается не только в особой антипатии к творчеству Беляева, а и в недооценке, в недопонимании существа и задач научно-фантастической литературы вообще. Непонимание ее специфики приводило к критике с точки зрения "здравого смысла" и науки сегодняшнего дня. Такой подход принципиально неверен. Сказалась в то время и обстановка в литературоведении, связанная с культом личности, когда зачастую конкретный литературный анализ подгонялся к определенным догматическим положениям.

На Беляева нападали больше, чем на других фантастов, потому что он и больше всех писал, и больше всех был популярен. Но и другие фантасты, работавшие одновременно с Беляевым в 20-е и 30-е годы, также подвергались ожесточенным нападкам, ибо оспаривалась необходимость фантазии, выходящей за пределы реальности ближайшего и бесспорного в научно-техническом отношении будущего.

С огромным трудом приходилось пробивать Беляеву дорогу к читателям. Но, несмотря на все старания критики, несмотря на прохладное отношение издательств, популярность Беляева была велика. И перед лицом фактов даже сами критики вынуждены были признавать очевидные истины.

"А. Беляев пишет всегда легко, увлекательно и с большим искусством дает сюжетное обоснование для сообщения научных сведений. А это одно из основных достоинств всякого научно-фантастического романа", -- отмечал тот же А. Ивич.

"Одно из первых мест (в советской научной фантастике. -- Б. Л.) принадлежит Беляеву, обогатившему литературу множеством научных фантазий. Поразительно широк круг интересов этого писателя... Продолжая лучшие традиции Жюля Верна, Беляев в своей фантазии обгоняет действительное развитие науки, но не идет вразрез с этим развитием... Научную добросовестность Беляев счастливо сочетает с богатой выдумкой, умением создавать интересный сюжет. Неудивительно, что Беляев завоевал прочные симпатии юношества, ожидающего с нетерпением каждый новый его роман", -- подчеркивал Д. Жуков.

Книги Беляева учат фантазировать, развивают творческую мысль, -- говорилось на одном из совещаний в ЦК ВЛКСМ в 1938 году, на котором обсуждались издательские планы.

Как бы подытоживая творческий путь Беляева к началу 40-х годов, Л. Борисов в 1941 году писал, что литературная деятельность писателя неизменно и успешно проходила под знаком разработки трудных и в то же время увлекательных тем научной фантастики. "Соперников" в подобного рода беллетристике Беляев пока что не имеет... Читатель знает и любит книги Беляева... Критика наша продолжает упорно и несправедливо замалчивать этого бесспорно крупного, серьезного и одаренного мастера".

"Сделанное Беляевым, -- продолжал Борисов, -- дает ему бесспорное право на одно из первых мест в мировой фантастике".

Часть двенадцатая

В довоенные годы в периодике помещалось много статей проблемного характера о научной фантастике. Среди них были и статьи Александра Романовича Беляева, который придавал большое значение разработке теоретических вопросов научно-фантастической литературы. Он высказал ряд интересных мыслей, образующих в совокупности целую систему взглядов. Говоря о творчестве Беляева, нельзя пройти мимо этого интересного материала.

Беляев утверждал прежде всего, что научная фантастика, имея свою специфику, является частью советской литературы и к произведениям этого жанра следует подходить без всякой скидки, как к любым другим произведениям художественной литературы. "Научно-фантастическое произведение должно удовлетворять всем требованиям, которые предъявляются к художественной литературе. Но сверх этого на авторе научно-фантастического произведения лежит дополнительная нагрузка: он должен овладеть научным материалом и умело подать его. Научная фантастика -- труднейший жанр". "Жанр этот очень трудоемкий и требует для каждой работы большой предварительной подготовки".

Фантастика, адресованная юному читателю, должна увлекать его романтикой науки, научного поиска. Она поэтому не может обойтись без познавательного материала. И задача фантаста состоит в том, чтобы сделать его органической частью повествовательной ткани. При этом не надо забывать, что детский читатель тяготеет к приключениям, ему более всего импонирует динамичная форма, где преобладает действие. Такой читатель не любит нравоучений и отступлений, и мастерство писателя состоит в разумном сочетании всех этих элементов.

Отдавая должное динамике, стремительной смене эпизодов, обрисовке образов героев, главным образом, по внешним поступкам, Беляев вместе с тем протестовал против упрощенных схем. Герои должны быть наделены характерными, типическими чертами. Они придают герою, как это зачастую встречается у Жюля Верна, свое неповторимое лицо.

Остросюжетность, свойственная приключенческому жанру, сочеталась у Беляева с научно-фантастической основой, которая являлась стержнем всего произведения. В то же время Беляев придерживался принципа максимального правдоподобия, введения необычного в повседневную, современную нам обстановку. Примененный в таких произведениях, как "Головапрофессора Доуэля", "Человек-амфибия", "Властелин миpa", и других, этот принцип оказался весьма плодотворным. Иногда творческий прием писателя несколько изменялся -- он помещал обычное в необычную обстановку. Благодаря такому приему как нечто вполне реальное воспринимаются нарисованные им грандиозные картины космоса, пейзажи Луны и Венеры, сказочная обстановка подводного мира. Героями у Беляева стали люди науки, науки будущего. Необычность, например, открытия Доуэля -- лишь в несоответствии его уровню науки той эпохи, когда написана была повесть.

"Ведь всякая фантазия, даже сказочная, в конечном счете является результатом комбинирования, "перестановки" образов реального мира", -- подчеркивал Беляев.

На страницах произведений Беляева мы найдем целый ряд идей, либо уже признанных техникой и наукой, либо определившихся, как осуществимая перспектива. Жизнь во многом подтвердила реальность беляевской мечты.

Уже появились первые лаборатории на дне моря, телекамеры заглядывают в морские глубины, обнаруживают затонувшие суда и находят остатки древних городов. Ракетопланы летают в стратосфере, проектируются цельнометаллические дирижабли. Вездеходы помогают обживать полярные районы, в Арктике скоро возникнут города под куполами с искусственным климатом. Радиотехника и энергетика развиваются бурными темпами, ядерная энергия начинает входить в жизнь.

Внеземная станция, полеты человека на Луну и планеты, освоение солнечной системы -- все, о чем фантазировал Беляев в своих "космических" романах, не вызывает сомнений теперь, когда началась эпоха покорения космоса.

Смелость писателя, показывавшего воплощенными идеи "дальнего прицела", можно оценить по достоинству лишь сейчас. Анабиоз, приостанавливающий жизненные процессы; жизнь отделенных от тела органов; пища, приготовленная бактериями; использование богатств моря; искусственное дождевание -- над этим работают сегодня ученые. Даже такой краткий перечень показывает, насколько насыщено было интереснейшим научно-техническим материалом творчество фантаста.

Беляев был не одинок в своих взглядах на научную фантастику. Академик В. А. Обручев, автор "Плутонии" и "Земли Санникова", писал о научно-фантастическом романе:

"Он должен быть построен настолько увлекательно по фабуле и изложению, чтобы читатель не мог от него оторваться, стремясь поскорее узнать, как развернутся дальше события, что сделают герои. Роман, который можно без сожаления отложить, прервав чтение на любой странице, нельзя назвать хорошим, хотя бы он давал массу полезных сведений.

Роман должен быть правдоподобным. Читатель должен получить впечатление, что все изложенное в романе если и не происходило в действительности, то могло бы произойти".

Композиция произведений Беляева подчинена решению одной задачи: создать необходимое драматургическое напряжение, позволяющее поставить героев в такие обстоятельства, которые лучше и нагляднее выявляют их характер. Авторский анализ событий, комментарии к ним сведены к минимуму.

"Здесь все держится на быстром развитии действия, на динамике, на стремительной смене эпизодов, -- писал Беляев, -- здесь герои познаются главным образом не по их описательной характеристике, не по их переживаниям, а по внешним поступкам". Так формулировал Беляев свой основной творческий принцип.

Стиль произведений Беляева отличается лаконизмом. Короткие фразы как нельзя лучше соответствуют стремительному развертыванию действия. Диалоги или монологи кратки, в них отчетливо, но сжато выражена каждая мысль. Описания очень образны, они создают наглядное зрительное впечатление.

Лаконизм не мешает красочности и наглядности пейзажей, которых немало у Беляева. Они умело "вписаны" в общую повествовательную ткань и воспринимаются как необходимая составная ее часть. Для них всегда бывает найдено единственно возможное по композиционной схеме место.

Перу Беляева принадлежат десятки произведений. В них -- десятки тем, десятки научных и технических проблем, относящихся к будущему и близкому, и далекому. Наука и техника в той или иной мере присутствуют в каждом научно-фантастическом произведении. Беляев подчеркивал поэтому важность умения "незаметно и естественно подавать нужный материал".

Даже консультации специалистов не могут заменить необходимых знаний, когда пишется научно-фантастический роман. Это лишний раз свидетельствует об одаренности писателя, который не был ни врачом, ни радиотехником, ни инженером, но свободно владел материалом научной или технической темы и умел использовать его без ущерба для литературной стороны своих романов.

Какой контраст с некоторыми произведениями других авторов, порою в целом неплохими! Они вводили совершенно невежественных персонажей исключительно для того, чтобы с их помощью преподнести читателю массу всевозможных сведений. Пионер, студентка, журналист были наиболее распространенными объектами для такой псевдохудожественной популяризации.

Рассказывая о существе открытия или изобретения, Беляев стремится сделать это как можно менее скучным. Вводя научный материал, он обходится без шаблонных приемов -- тяжеловесных и скучных диалогизированных лекций, дежурных "зайцев", нудных пояснений, но в то же самое время научная сторона его произведений не приносится в жертву сюжету, как это бывало нередко в произведениях других фантастов, его современников.

Небольшие "вкрапления" научно-популярного характера, написанные отличным литературным языком; беседы, но не сухие и не утомительные, а вызывающие интерес; учебные записи (но далекие от учебного стиля!); отрывки из дневника; блестящие остроумные выступления и речи -- таковы приемы, которыми пользовался Беляев.

В живых, непринужденных беседах раскрывается история судостроения ("Остров Погибших Кораблей"), сущность анабиоза ("Ни жизнь, ни смерть"). А страстная взволнованная речь профессора Сальватора на суде ("Человек-амфибия"), призывающего овладеть богатствами океана, -- разве мог произнести что-либо подобное какой-нибудь "экскурсовод", придуманный автором для научно-популярных объяснений? В выступлении ученого по радио (ведь его слушают и понимают миллионы людей!) очень просто и понятно разъясняются понятия оптики ("Светопреставление"). Столь же наглядно изложены понятия микробиологии ("Вечный хлеб", "Нетленный мир"), теории относительности ("Держи на Запад!").

Правда, были у Беляева и срывы: тяжеловесные, занимающие много места рассуждения об элементах и их превращениях в повести "Золотая гора"; слишком затянутые, хотя и поверхностные, научные споры в "Лаборатории Дубльвэ". Таких примеров, впрочем, весьма немного.

Научные сведения необходимы, но их включение должно мотивироваться самим сюжетом, судьбами и поступками героев. Особые трудности проистекают оттого, что внимание писателя раздваивается между научным материалом и людьми. Следует добиваться, чтобы то и другое объединялось в одно целое, в единый художественный сплав. В одной из своих статей, опубликованной в "Литературной газете" (под красноречивым заголовком -- "Золушка"), Александр Романович говорит о стремлении некоторых фантастов превратить научную фантастику в сухую "занимательную" технологию или электротехнику, где герои "романа" только и делают, что задают вопросы и отвечают на них. Он выступает против тенденции снижения тематики до узкотехнических проблем. Научную фантастику не следует низводить к занимательной науке, машины не должны заслонять людей.

"Научную фантастику нельзя превращать в скучную научно-популярную книжку, в научно-литературный недоносок". Беляев справедливо восставал против существовавшей тенденции излишнего утилитаризма, пренебрежения художественной стороной, превращения фантастики, низведенной на степень занимательной науки, в "весьма незанимательные научные трактаты в форме диалогов". Он здесь опять-таки ссылается на опыт Жюля Верна (хотя и отмечает, что иногда Жюль Верн обилием описаний подвергает испытанию читательское терпение) и Герберта Уэллса (в рассказах которого лишь очень немного описаний, а все остальное -- художественное изображение событий).

Роль научной идеи в романах Беляева отнюдь не всегда сводится к одному лишь "двигателю" сюжета. Она, будучи показанной в своем практическом воплощении, раскрывает перспективы научных исканий, ведущихся сегодня. Опыты Доуэля и Керна, препараты доктора Цорна, изобретения Штирнера и Бройера -- это будущее науки. Какими бы фантастичными ни казались сейчас все подобные смелые эксперименты, в них присутствует зерно истины. Быть может, не в таком именно виде войдут они в жизнь -- иными способами будут воздействовать на железы внутренней секреции, иначе передавать на расстояние мысль, иную создадут синтетическую пищу. Это не умаляет заслуги Беляева, верно угадавшего направление научного прогресса.

Возникал далее вопрос: если фантастика научна, то в какой степени допустим в ней вымысел? Вокруг этого вопроса разворачивалась борьба. Поборники "научности" делали ее критерием оценки, отрицая тем самым право писателя на фантазию, заставляли ограничиться рамками ближайшего будущего и вообще придерживаться полной достоверности. Тогда, в ранний период развития фантастики, необходимость широкого взгляда на роль фантастического вымысла не являлась очевидной.

Потому упрекали Беляева в отрыве от науки и даже в противоречии ей. Беляев же, следовавший традициям и Уэллса и Жюля Верна, понимал, что научная фантастика по своей природе требует смелости воображения. Говоря об этом, Беляев утверждал, что фантаст может предвосхитить такие последствия и возможности, которые подчас неясны еще и самому ученому. "Не слишком ли это смело?" -- спрашивал он и отвечал: "Жизнь показывает, что не слишком". Если бы научно-фантастические идеи были научны на все сто процентов, то тем самым они перестали бы быть фантастическими. Без научных "погрешностей", "допущений" вообще невозможно обойтись.

"Но тогда чем же отличается подлинная научная фантастика от беспочвенного фантазирования, оторванного от научных знаний? Тем, что в голом фантазировании ничего и нет, кроме пустой игры воображения, в научной же фантастике "допущения" и научные "ошибки" лишь порог, который необходимо переступить, чтобы войти в область вполне доброкачественного познавательного материала, основанного на строгих научных данных". Здесь Беляев имеет в виду сделанные Жюлем Верном допущения, благодаря которым его герои летят в пушечном снаряде к Луне, благополучно путешествуют в недрах Земли и пучинах океана. Он отстаивал право на фантастический допуск, приводя в качестве примера и уэллсовского человека-невидимку.

Беляев решил для себя вопрос, который сегодня снова и с необычайной остротой возник перед советской фантастикой. Это вопрос о праве на далекую мечту, о том, насколько может фантаст не признавать "запреты" современной науки.

Писатель никогда не порывал связи с научной основой, не придумывал ради чистого вымысла. Но вместе с тем он не был и рабом научных догм. Секрет обаяния беляевской фантастики, ее жизненность заключается в той смелости, с которой он отбрасывал "абсолютные" истины и отстаивал право фантаста и человека на дерзкую мечту. И, может быть, именно поэтому он с такой силой увидел то, что не увидели многие более ученые его современники, не говоря уже о критике?

Право на мечту далекого прицела, доказанное творческими победами Беляева, -- самое большое завоевание и самый важный принцип сегодняшней советской фантастики. Смелость мечты -- вот что роднит его романы с лучшими книгами современной фантастической литературы.

Высказывания Беляева о фантастике и примеры из его творческой практики ценны потому, что в довоенной научной фантастике нередко встречались отмечавшиеся им недостатки.

На страницах научно-фантастических романов, повестей и рассказов мелькали безликие академики и другие ученые-статисты, поименованные, но не наделенные никакими живыми человеческими чертами. Скудость фантазии, часто повторяющиеся шаблонные ситуации, отсутствие правдоподобия в описании обстановки -- все это, к сожалению, снижало уровень произведений фантастов того времени.

Владея мастерством увлекательного сюжета и подачи познавательного материала, Беляев наглядно показал, как можно научно-фантастический роман сделать приключенческим, а приключенческое произведение обогатить научным материалом. Правильные идеологические позиции помогли ему создать вещи острой социальной направленности, звучание которых актуально до сих пор. Читая его книги, мы видим, как в царстве капитала даже самые ценные научные открытия обращаются во вред людям. Столкновения, описанные романистом, завершаются обычно победой разума, гуманизма. Тех, кто пытается идти наперекор прогрессу, ждет неминуемая гибель.

Типичное в его произведениях -- судьба крупного открытия в мире наживы и господства низких страстей. Их обличает Беляев-художник. И все это, вместе взятое, придает шаблонной форме романа приключений совершенно иное качество: он становится научно-фантастическим и социальным.

В произведениях Беляева мы встретим целую галерею героев-ученых. Среди них и те, кто служит "золотому тельцу" и ради личных эгоистических целей идет на преступление; и ученые-идеалисты, пытающиеся стоять вне политики и потому терпящие крах; ученые фашистского толка, стремящиеся превратить науку в орудие господства над миром.

Говоря о советской научной фантастике, Беляев подчеркивал, что она "неизбежно сливается с фантастикой социальной". "Следует еще сказать, -- продолжал он, -- что цели, стоящие перед советской научной фантастикой, делают из нее как бы совершенно новый жанр, при создании которого литературное наследство классиков лишь в очень малой степени помогает автору".

"Интересует меня и человек будущего, жизнь, быт коммунистического общества. Первая попытка дать более или менее развернутую картину жизни нашего будущего -- роман "Лаборатория Дубльвэ"... В этом романе я еще не решаюсь дать характеристики людей будущего, -- для этого у меня недостаточно материала. Главное внимание обращено на описание городов будущего, коммунальных учреждений, квартир, транспорта и т. п. При обилии описаний сюжет не может быть острым, захватывающим, иначе читатель начнет пропускать описания. Именно поэтому роман получился не очень занимательным по сюжету".

Мы -- в лаборатории, но не проникаем достаточно глубоко в ход мысли ученых, в их поиски, споры, не можем проследить путь идеи, как было, например, во "Властелине мира". Поэтому, с интересом читая отдельные страницы, скажем, о грядущем Ленинграде, мы остаемся равнодушными ко всему остальному.

Нет того, что вдохнуло бы жизнь в схематически намеченный сюжет, нет людей, хотя они и названы по именам.

В повести "Земля горит" собственно фантастика занимает сравнительно небольшую часть произведения, где рассказывается о применении химии и электричества в сельском хозяйстве, борьбе за высокие урожаи на землях Поволжья. Это лишь беглые зарисовки, а в них лишь один намек на конфликт -- несостоявшуюся диверсию.

С художественной стороны произведения о будущем гораздо слабее других его романов, повестей и рассказов. По существу перед нами -- своего рода беллетризированные очерки. Однако у очерка -- свои задачи и свои художественные средства; то, что хорошо в очерках, не годится для романа. Для "оживления" Беляев вводит драматические эпизоды, придумывает отдельные конфликты, старается разнообразить форму изложения.

В романе "Под небом Арктики" главные герои -- Бугаев и негр Джим Джолли -- совершают путешествие за Полярный круг. Им приходится испытать и приключения, как, например, пожар в тайге или катастрофу на ледяной дороге. Тем не менее все это лишь путевые впечатления. Люди не запоминаются, они здесь только наблюдатели, а не активные участники событий, как было хотя бы в "Подводных земледельцах".

Беляев настойчиво искал новые формы для научно-фантастического произведения о коммунизме. Чисто приключенческий сюжет, основанный на внешних конфликтах, уже не мог его удовлетворить.

При изображении сравнительно близкого советского будущего "...может и должна быть использована для сюжета борьба с осколками классов эксплуататоров, с вредителями, шпионами, диверсантами. Но роман, описывающий более отдаленное будущее, скажем, бесклассовое общество эпохи коммунизма, должен уже иметь какие-то совершенно новые сюжетные основы...".

"Самое легкое -- создать занимательный, острофабульный научно-фантастический роман на тему классовой борьбы. Тут и контрасты характеров, и напряженность борьбы, и всяческие тайны и неожиданности... И самое трудное для писателя -- создать занимательный сюжет в произведении, описывающем будущее бесклассовое коммунистическое общество, предугадать конфликты положительных героев между собой, угадать хотя бы две-три черточки в характере человека будущего... А ведь показ этого будущего общества, научных, технических, культурных, бытовых, хозяйственных перспектив не менее важен, чем показ классовой борьбы". Беляев подчеркивал: "Удачно показать образ этого человека нашего будущего во весь рост, заставить его говорить "во весь голос" -- задача почетнейшая, но и необычайно трудная, требующая для своего разрешения времени".

Советский научно-фантастический роман является не просто показом "техники будущего". В самых "технических" романах нельзя обойтись без общего хозяйственного развития городов, семьи, быта будущего. На авторе лежит огромнейшая ответственность, которой не знали фантасты и утописты минувших эпох. Ведь он должен показать идеологически верно то самое будущее, ради которого мы сейчас совершаем героические подвиги, ведем напряженное строительство.

На чем же строить сюжет в произведениях о будущем? С этим вопросом Беляев обращался, как он вспоминал, к десяткам авторитетов, вплоть до А. В. Луначарского. И в лучшем случае он получал ответ в виде стандартной формулы: на борьбе старого с новым. Конкретизируя, приходилось экстраполировать законы диалектического развития и предугадывать сюжетно-конфликтные формы проявления этой борьбы.

К тому же читателя необходимо было увлечь рассказом о будущем, что само по себе было достаточно трудно. Вот почему Беляев подчеркивал, что все эти трудности создания подлинно советской научной фантастики решаются "приближениями, опытом, экспериментом. Как результат -- огромные "отходы производства".

Так обосновывал Беляев творческие принципы и задачи, стоящие перед советской научной фантастикой, так представлял он себе трудности на пути к роману о будущем.

Призыв Беляева к всестороннему освещению будущего -- как главного героя фантастики -- прозвучал еще в 30-е годы. Но никто из фантастов, в том числе и сам Беляев, не смог тогда нарисовать сколько-нибудь впечатляющие образы людей даже близкой эпохи. К решению этой задачи советская фантастика приступила много позднее.

Часть тринадцатая

После "Борьбы в эфире" вышло несколько произведений о будущем. Среди них -- научно-фантастический и политический роман Э. Зеликовича "Следующий мир" (1930).

Как и в других подобных произведениях того времени, автор прежде всего подробно рассказывает о науке, технике и культуре коммунистического общества, но он стремится также показать и различные стороны жизни людей, затрагивает, в частности, вопросы семьи, брака, воспитания и обучения детей, труда и отдыха, общественного питания.

Автору удалось показать будущее реалистически и правильно подметить тенденции современного прогресса. Свое отношение к теме автор отчетливо выразил в следующих словах, приведенных в романе: "Никто не может знать, каким будет человеческое общество через сотни и даже десятки лет. Но мы отлично представляем себе, каким оно должно быть".

В публицистической, как указано в подзаголовке, повести Яна Ларри "Страна счастливых" (1931), действие которой относится примерно к концу нашего века, можно найти все аксессуары произведения о будущем. Там и радостная свободная атмосфера грядущего бытия, и "голубые города" (правда, они носят конкретное название, вроде Магнитогорска), и общественное питание, и "коммунальные телевоксы" (робот-прислуга).

Разумеется, герои носят "созвучные эпохе" имена: Нефелин, Яхонт, Бриз, Молибден, Африк, Шторм... Но картины относительно далекого будущего представляются -- особенно сейчас -- безусловно наивными. Труд очень легок, жизнь беззаботна и изображена в виде чудесной сказки. Литературные недостатки повести совершенно очевидны: в ней нет ни живых людей, ни даже техники. Это лишь схема, лишь конспект.

Позднее вышел еще роман "Арктания" Г. Гребнева (1938) и повесть "Концентрат сна" Л. Платова ("Вокруг света", 1939).

Сюжет "Арктании" составляет борьба с последствиями фашизма, уцелевшими после войны. Коммунизм уже установлен на всей планете. Не давая всеобъемлющей картины грядущего, автор показывает грандиозные преобразования, совершенные на Земле. Он описывает новую Арктику, где возник город Североград, преображенную Сахару, транспорт будущего -- гигантские подводные лодки, стратопланы и дирижабли, усовершенствованные способы связи. Роман имеет заголовок "Арктания" -- по названию летающей станции, которая постоянно находится над Северным полюсом.

"Концентрат сна" Л. Платова содержит наброски картины мира, каким он будет спустя столетие, когда удастся победить сон и полностью раскрыть огромные возможности, какими располагает человек.

Ни в одном из произведений 30-х годов, как и более ранних, нет полнокровных образов людей, нет показа человеческих взаимоотношений, нет конфликтов, нет изображения душевного мира героев.

Все же эти социальные утопии, несмотря на свое несовершенство, оставляли у читателя ощущение неизбежности победы коммунизма и наступления лучшего будущего. Их можно считать предшественниками послевоенной социальной фантастики.

И лишь много позднее, с конца 50-х годов, после того как по-новому начали обсуждаться проблемы, связанные с формированием личности, взаимоотношениями между техникой и человеком, появилась возможность и представить себе ряд аспектов характера человека завтрашнего дня, появилась возможность говорить о морально-этических, психологических, социологических сторонах того будущего, которое ранее рисовалось лишь с внешней и прежде всего научно-технической стороны.

Кроме того, бурный темп прогресса, особенно в последние два десятилетия, открыл новые горизонты для фантазии. Необычайно расширился фон, на котором могут действовать герои. Наиболее яркий пример -- космос: сейчас "космический антураж" воспринимается уже как нечто само собой разумеющееся, и он присутствует в большинстве произведений. Если раньше читателю нужно было многое объяснять, вводя научно-популярный элемент, то теперь этот элемент сведен к минимуму, а нередко просто отсутствует.

Теперь писатель получил полную свободу изображать человека в любых ситуациях. И возникли уже иные проблемы, которые не волновали фантастов прежде. Такова, например, проблема человека и машины, которая сейчас дискутируется в фантастике и нашей и зарубежной не меньше, чем космическая.

Нас теперь перестали удивлять такие достижения науки и техники, как космонавтика, автоматика, кибернетика и другие. Мы читаем о будущих успехах и спокойно воспринимаем эту, пользуясь словами Горького, безумную фантазию. Так будет!

Но в 20-е и 30-е годы положение было иным. Контуры Грядущего оставались неясными, в науке и технике еще не произошли те сдвиги, которые свершились недавно на наших глазах. Они не могли дать материала для далеких прогнозов, хотя бы и в форме сугубо фантастической. И не случайно произведения об очень далеком будущем, в которых присутствует подлинно смелая фантазия, появились лишь в 1958-1960 годах, -- это "Туманность Андромеды" И. Ефремова и "Магелланово облако" Станислава Лема.

Именно теперь стало возможным писать уверенно о таких головокружительных перспективах, как радиосвязь с галактиками, полеты к звездам, ультрасовершенные кибернетические машины. А главное, именно теперь страна вступила в эпоху развернутого строительства коммунистического общества и необычайно возрос интерес к вопросу о том, каким же оно будет. Поэтому, в частности, и фантастика "дальнего прицела" приобрела особую актуальность, пользуется вниманием читателей, чего нельзя сказать о довоенном времени.

Книга, правильно отображающая далекие тенденции развития науки и техники и социальные устремления, в те годы вряд ли могла быть написана. Требовались прежде всего иные произведения -- о ближайшем будущем, и Беляев старался своим творчеством удовлетворить это требование: если собрать воедино все, что он написал в разных вещах 1930-1940 годов, то возникнет довольно стройная картина наших грядущих достижений.

Это была подготовка к работе над крупным произведением о коммунистическом обществе -- работа, которую писатель выполнить не успел.

Беляев всегда был в поиске. С самого начала своего творческого пути он искал все новые и новые формы научной фантастики: приключенческие произведения лишь с элементами фантастики ("Остров Погибших Кораблей"), остросюжетный рассказ, в котором фантастическая посылка становится основополагающей ("Голова профессора Доуэля"), фантастический памфлет с острым социальным звучанием ("Ни жизнь, ни смерть"), юмористическая фантастика ("Идеофон", отчасти рассказы из цикла "Изобретения профессора Вагнера"), роман-предостережение ("Властелин мира", "Продавец воздуха"), фантастика познавательная ("Воздушный корабль", "Чудесное око", "Звезда КЭЦ" и другие), использование фантастического допущения как литературного приема ("Ариэль"). Таковы были направления, которыми он шел и которые получили затем свое дальнейшее развитие.

В годы, когда работал Беляев, фантастика пользовалась большой популярностью. Тяга к знаниям была очень велика, и литература, рассказывающая о перспективах развития науки и техники, литература мечты находила широкий круг читателей, особенно среди детей и молодежи. В стране разворачивалось грандиозное строительство, и стремление заглянуть в будущее, увидеть свершенными еще более смелые замыслы, отвечало читательским запросам.

Научная фантастика выпускалась многими издательствами -- в том числе "Земля и фабрика", "Молодая гвардия", Детиздат, Госиздат, "Пучина", "Прибой" и другие. Возобновилось издание журналов "Вокруг света" и "Мир приключений", выходит новый журнал "Всемирный следопыт". Во всех этих журналах, а также детских -- "Юный пролетарий", "Еж", "Знание -- сила", "Пионер", в журнале "В мастерской природы", организатором и вдохновителем которого был Я. И. Перельман, -- печатались научно-фантастические романы, повести, рассказы и очерки советских и зарубежных авторов.

Фантастике уделяли внимание даже специальные журналы. Так, журнал "В бой за технику" поместил роман А. Беляева "Под небом Арктики" и ввел отдел "Транспорт в научной фантастике", в котором печатались и разбирались отрывки из научно-фантастических произведений.

Один из номеров журнала "Борьба за технику" был посвящен обсуждению проблем научно-фантастической литературы, глубоко интересовавших многих писателей. В нем приняли участие такие крупные писатели, как А. Толстой, Ф. Гладков, В. Катаев, Н. Асеев, Я. Купала, М. Ильин. Журнал привел в этом номере высказывание М. Горького, которое относилось и к фантастике: "Искусство во всех его видах должно служить могучим орудием технической пропаганды".

Тематика советской фантастики 20--30-х годов была очень разнообразной.

Фантасты уделяли много внимания астрономии, проблеме жизни на других мирах и связи с ними. Воображаемая цивилизация на Марсе, судьбы этой загадочной планеты и попытки гипотетических марсиан спасти древний умирающий Марс от гибели, гипотеза о переселении жителей легендарной Атлантиды на Марс, следы посещения Луны представителями инопланетной цивилизации, посещение Земли марсианами и обитателями других звездных систем, возможные космические катастрофы -- таковы примеры некоторых фантастических сюжетов.

Занимала фантастов и проблема освобождения атомной энергии. В романе В. Орловского "Бунт атомов" (1928) впервые была изображена возможная опасность, которую таит высвобождение скрытой в атоме силы. После Г. Уэллса (роман "Освобожденный мир", 1918) это первое произведение фантастики на подобную тему. Орловский рассказывал также о поисках ученого, прослеживал путь открытия. Романом-предупреждением явилась и его "Машина ужаса" (1927). Орловский выступил здесь как предшественник А. Беляева. Он описал неудавшуюся попытку установить господство над миром с помощью машины, вызывающей эпидемию страха. Как и у Беляева, претендент в диктаторы, создавший свое невиданное оружие, терпит поражение благодаря вмешательству русского ученого.

Подобная тема затрагивалась и С. Беляевым в романе "Радиомозг" (1928), Ю. Долгушиным в романе "Генератор чудес" (1939-1940). Романом-предупреждением был и "Пылающий остров" А. Казанцева (1941).

Проблемам переделки природы, и в частности, отеплению и освоению Арктики, преобразованию пустынь, уделяли внимание, помимо А. Беляева, А. Казанцев, Г. Гребнев, Г. Адамов.

Г. Адамов впервые выступил с научно-фантастическими рассказами в середине 30-х годов. В них затрагивались проблемы энергетики, которая поможет осваивать Арктику и пустыни. Однако известность Адамову принесли романы "Победители недр" (1937) и "Тайна двух океанов" (1939). В 1938-1942 годах он написал роман "Изгнание владыки", который вышел в свет лишь после смерти автора -- в 1946 году. Он явился попыткой показать широкую картину переделки природы Арктики.

В 1941 году началось печатание отрывков из романа А. Казанцева "Арктический мост" -- о строительстве трансарктического подводного туннеля между Советским Союзом и США.

Украинский писатель Н. Трублаини в романе "Глубинный путь" писал о гигантском транспортном туннеле между Москвой и Владивостоком.

В фантастическом романе Г. Гребнева "Арктания" (1938) показаны были освоенная Арктика и пустыня Сахара, а также многие достижения науки и техники будущего.

Тема необыкновенных путешествий, географических и этнографических открытий затрагивалась в советской фантастике еще давно, и не одним только B. Обручевым. Так, Н. Шпанов в романе "Земля Недоступности" (1930) рассказал об экспедиции к Северному полюсу на подводной лодке для поисков залежей подземных ископаемых.

В периодике печатались фантастические произведения на историко-археологическом, этнографическом и географическом материале. Фантасты изображали поиски неведомых науке, исчезнувших цивилизаций, необычайные находки памятников материальной культуры, встречи с представителями будто бы уцелевших племен, даже далекими предками человека. Таковы рассказы Л. Гумилевского "Страна гипербореев" (1927), C. Семенова "Подземные часы" (1927) и "Кровь Земли" (1928).

Начала появляться и сказочная фантастика. В отличие от обычной сказки, в ней присутствует либо элемент популяризации науки, либо используется прием, позволяющий показать недоступное нашим органам чувств, представить обычные явления под необычным углом зрения. Примером такого приема служит уменьшение человека до размеров, позволяющих ему побывать в мире малых величин. В "Необыкновенных приключениях Карика и Вали" (1937) Я. Ларри описывались фантастические приключения двух ребят, которые стали "сверхкарликами" и потому смогли познакомиться с жизнью насекомых в их естественной обстановке.

Одной из основных в советской фантастике с самых первых лет ее развития была тема космических путешествий. Начатая Циолковским, она была продолжена затем в творчестве многих писателей. Как приемом воспользовался ею А. Толстой в романе "Аэлита". Другие фантасты задолго до начала космической эры рассказывали о полетах на Луну и планеты.

В повести "Путешествие на Луну" (1926) С. Граве описал лунный перелет на ракете "системы Циолковского". С. Григорьев написал фантастический рассказ "За метеором" (1932) -- о полете ракет в пояс астероидов.

В 1926 году вышел роман А. Ярославского "Аргонавты Вселенной" -- о полете на Луну в атомном ракетном корабле. "Путешествие на Луну и на Марс" -- так назывался фантастический рассказ В. Язвицкого (вошедший в его сборник "Как бы это было", 1938). Навеянный также идеями Циолковского, он описывал впечатления неискушенного пассажира ракеты, побывавшего на Луне и на Марсе.

В романе А. Палея "Планета КИМ" (1930) ракета, отправленная на Луну, по ошибке попадает на астероид Цереру, где возникает небесный поселок. Добыв горючее, жители Цереры, переименованной ими в планету КИМ, возвращаются на Землю. В 1939 году В. Владко выпустил роман "Аргонавты Вселенной" о полете на Венеру.

Межпланетные путешествия и внеземные станции описывались и в романах о будущем, социальных утопиях. У Беляева в романе "Борьба в эфире" мы находим упоминание о космическом летающем городе.

К фантастике в довоенное время обращались писатели, работавшие в реалистической прозе. Среди них, помимо Алексея Толстого, -- Б. Ясенский ("Я жгу Париж"), Б. Лавренев ("Крушение республики Итль"), B. Катаев ("Повелитель железа" и "Остров Эрендорф"), Вс. Иванов и В. Шкловский ("Иприт"), М. Шагинян ("Месс-Менд" и "Лори Лен, металлист"), П. Павленко ("На Востоке"), И. Эренбург ("Трест ДЕ"). Современность и фантастика сосуществуют в романе Л. Леонова "Дорога на Океан".

В 1925-1930 годах -- пятилетии, когда Беляев работал в Москве, печатался во "Всемирном следопыте" и московском "Вокруг света", выпустил ряд романов и много рассказов -- советская фантастика переживала известный подъем. Правда, по-прежнему в периодике и на книжном рынке преобладали произведения зарубежных авторов. Еще по-прежнему общий литературный уровень нашей фантастики был невысок. Но уже появлялись и интересные вещи, и новые имена.

Кроме А. Беляева и Г. Адамова и других перечисленных авторов выступали А. Палей, Г. Арельский, C. Горбатов, Н. Железников, М. Зуев-Ордынец, С. Колдунов, С. Красновский, В. Левашов, Н. Мюр (псевдоним В. Рюмина), Н. Пан (псевдоним А. Нечаева), В. Никольский, Л. Платов, Н. Томан и другие.

Однако после тридцатого года наступил определенный спад. Сказывалась и общая обстановка. Поэтому приключенческий сюжет стал строиться чаще всего как шпионско-детективный, а в ряде произкедений описывались эпизоды будущей войны. Авторы детской фантастики, стремясь заинтересовать своего читателя, вводили в качестве героев пионеров.

Увлечение "зайцами", пробиравшимися на межпланетные корабли и подземоходы, приняло такие размеры, что на это обратил особое внимание Беляев. Он выступал с рецензиями, в которых предостерегал от увлечения подобными приемами. Он предостерегал и против построения сюжета на ничем не оправданной случайности, которой вполне можно избежать. Наконец, он считал серьезным недостатком неумение многих фантастов легко, незаметно и органично подать научный материал. Этим страдали даже такие известные произведения, как романы Г. Адамова.

Заслуга Беляева состоит в том, что он своим личным примером показал, каким путем нужно пойти, чтобы выйти на широкую дорогу большой литературы.

Эта дорога открылась только в наши дни.

Говоря о творчестве Беляева, нельзя подходить к нему с современными мерками. Он жил и творил в иное время, когда наука и техника еще не приоткрыли для воображения столь удивительные перспективы, как сейчас. С другой стороны, и фантастика не ставила тогда (и не могла ставить) тех задач, какие встали перед ней и начинают решаться сегодня: показать человека и общество завтрашнего и даже послезавтрашнего дня.

Прошли десятилетия, но и сейчас не снята острота тех социальных проблем, которые ставил и решал средствами фантастики писатель. Пусть они приняли иную форму, пусть многое изменилось в мире -- судьбы беляевских героев продолжают волновать и читателя наших дней. Забыты книги-однодневки, появилась новая, качественно иная фантастика, но Беляев по-прежнему остается любимым для тех, кто впервые приобщается к литературе мечты. Новое поколение молодых читателей приняло его так же, как принимала в свое время читательская молодежь 30-х годов -- первые ценители "Человека-амфибии" и "Головы профессора Доуэля". Ленинградский критик С. П. Полтавский, говоря об успехе послевоенных изданий беляевских книг, назвал его "вторым рождением фантаста".

Творчество Александра Беляева было оценено по заслугам лишь в последнее десятилетие. Не только переиздавались многократно его произведения, но и критика объективно подошла к работам писателя.

В своих книгах Беляев провозгласил и воплотил гуманистические идеалы советской фантастики -- одушевленность идеями человеческой и социальной справедливости, взволнованное обличение всех форм угнетения, веру в величие человека, его разума, в его неограниченные возможности, убежденность в праве людей на счастье.

Беляев дорог и нужен читателю. Его романтическая сказка-мечта волнует сердца, наполняет жизнь радостным и нетерпеливым ожиданием великих свершений. О чем бы он ни рассказывал, он рассказывает о самом главном в человеке -- о необходимости непримиримо сражаться за мечту против равнодушия, за добро против зла. Он рассказывает и о том главном, что составляет дух нашего времени, -- о большой, гуманной идее человеческой справедливости. Эта мысль незаметно ведет воображение из мира юношеских сказок в большой мир больших идей, где речь идет уже о судьбах человечества, о трудной борьбе и историческом оптимизме.

Творчество Беляева навсегда останется в истории советской научно-фантастической литературы.

1. СОВЕТСКИЙ ЖЮЛЬ ВЕРН

Именно так называли и называют ( а также "русским Жюль Верном", "российским Жюль Верном") Александра Романовича Беляева (4.03.1884-6.01.1942) — русского и советского писателя. И если Жюля Верна, — французского писателя, называют одним из классиков мировой научно-фантастической литературы, то Александра Беляева можно смело назвать одним из классиков советско-российской фантастики.

В период 1918-1986 годов .Жюль Верн был пятым по издаваемости в СССР зарубежным писателем (после Х. К. Андерсена, Д. Лондона, братьев Гримм и Ш. Перро). Общий тираж его 514 изданий составил 50,943 млн. экземпляров. Творческое наследие Жюля Верна включает: 66 романов (в том числе неоконченные и опубликованные лишь в конце XX века); более 20 повестей и рассказов; более 30 пьес; несколько документальных и научных работ.

Издаваемость Беляева была не такой массовой, как у Жюля Верна, — и это можно объяснить множеством причин, — однако в СССР 20-30-х годов прошлого века, миллионы читателей с нетерпением ждали очередного номера "Вокруг света" или "Всемирного следопыта", чтобы прочитать продолжение нового романа или рассказа писателя. Вопреки наличию тяжёлой и многолетней болезни, а также социально-политическим трудностям того времени, в которое пришлось жить Александру Беляеву, он, как и Жюль Верн, тоже написал целую библиотеку научно-фантастических книг, в которую вошли более 70 научно-фантастических произведений, в том числе 13 романов.

Оба писателя не сразу пришли к своему литературному призванию. Жюль Габриэль Верн, родившийся 8 февраля 1828 года, — за 56 лет до рождения Александра Беляева, — был сыном адвоката, и поэтому вынужден был пойти по стопам отца, изучая юриспруденцию в Париже. Александр Беляев, родившийся в семье православного священника, тоже вынужден был продолжить дело отца, и в 1895 году поступил в духовную семинарию. Однако окончив её в 1901году, Александр священником так и не стал. Вопреки желанию отца, поступил в Демидовский юридический лицей в Ярославле. В 1906 году, после окончания лицея, А. Беляев получил должность частного поверенного в Смоленске и быстро приобрёл известность хорошего юриста. Александр смог снять и обставить хорошую квартиру, приобрести неплохую коллекцию картин, собрать большую библиотеку. Закончив очередное серьёзное и прибыльное дело, он отправлялся путешествовать за границу: побывал во Франции, Италии, посетил Венецию. Однако, как в своё время и у Жюля Верна, любовь к литературе у Александра Беляева стала преобладать над всеми остальными интересами. В 1914 году, в возрасте 30 лет, он оставил юриспруденцию и профессионально занялся литературой.

Как и Жюль Верн, А. Беляев не только тщательно отслеживал достижения современной науки, но и расширял границы творческой фантазии своих читателей — людей разных возрастов и поколений, захватывая их авторской раскрепощённостью мышления, увлекательностью, остротой и динамичностью сюжета своих произведений. Творчество обоих писателей было проникнуто романтикой науки, верой во благо прогресса, преклонением перед силой мысли человека.

Общеизвестно, что Жюль Верн предсказал немало научных открытий и изобретений в самых разных областях, в том числе: использование алюминия в качестве основного металла, строительство тоннеля под Ла Маншем, строительство Транссибирской и Трансмонгольской магистралей, возможность проходимости Северного морского пути за одну навигацию, появление аквалангов, телевидения, самолётов, вертолётов, космических полётов и многого иного.

Александр Беляев тоже предвосхитил появление большого количества открытий, изобретений и научно-технических идей. К примеру, таких как появление орбитальных космических станций, изготовление искусственных органов, становление трансплатологии как науки, создание аппаратов глубоводного погружения, изготовления металлоискателей и многого иного.

Жюль Верн отдавал предпочтение двум видам главных героев своих произведений. К первому виду относится такой образ учёного, который может неосознанно творить не только добро, но и зло. Может сделать не только удивительные открытия, приносящие пользу всю человечеству, но и привести человечество к глобальной катастрофе. Типичным образом такого учёного является Камарэ из романа "Необыкновенные приключения экспедиции Барсака". Его наивность, в конечном итоге, превращается в самоуверенность и надменность, позволяющие учёному утверждать и такое: "Я создал всё, что здесь есть. Я пролил благодатный дождь на сухую, сожженную почву пустыни. Я превратил её в плодородные зелёные поля. Я из ничего создал этот город...". В более поздних произведениях Жюля Верна встречаются и учёные-безумцы, ослеплённые манией величия и жаждущие накормить свою алчную натуру несметными богатствами и безграничной властью . К ним можно отнести Барбикена — героя романа "Верх дном" (1889) и изобретателя Робура из "Властелина мира" (1904).

Александр Беляев, как и Жюль Верн, тоже умел создавать глубокие и проникновенные, героические и трагические образы своих героев, — без риска навредить динамичному и захватывающему приключенческому сюжету. Он тоже старался обращать внимание читателей не только на могущество науки и техники, но и на ту опасность, которую они могут принести. Талантливый хирург Керн в "Голове профессора Доуэля" (1925) представляется им как "абсолютный злодей, чернота без просвета", заходящий в своих преступных замыслах слишком далеко. Профессор Крукс в "Невидимом свете" (1938), ставит свои личностные амбиции выше здоровья пациента. Во "Властелине мира" (1929), изобретатель машины внушения мыслей терпит крах своих безудержных амбиций на право обладания миром. Молодой и талантливый изобретатель Штирнер претендует на мировое господство. По большому счёту, образ Штирнера весьма трагичен. Признаваясь в своих преступлениях перед собственной супругой, Штирнер жаждет искупления своей вины.

Живя во времена сталинского правления, Александр Беляев был вынужден показывать трагическую неудачу учёных Запада, описывая, как правило, их непростую судьбу в условиях буржуазного общества, не затрагивая правду жизни советских писателей. Однако не правы те исследователи творчества Беляева, представляющие писателя,. как фантаста-"небожителя", совершенно не замечающего реальности советского образа жизни. Впрочем, и в жизни Жюля Верна были случаи, когда те или иные деятели от литературы считали его не только "небожителем". В 1863 году Жюль Верн написал книгу "Париж в XX веке", в которой подробно описал автомобиль, факс и электрический стул. Однако издатель вернул ему рукопись, обозвав идиотом. Будучи обескураженным такой оценкой своего произведения, Жюль Верн потерял к нему интерес, и рукопись затерялась. И лишь через много лет, Жан Верн — его правнук, родившийся в 1962 году, (ставший известным оперным тенором Франции), нашёл рукопись этого романа, уже считавшегося семейным мифом.

Несмотря на то, что жизнь Александра Беляева, в силу объективных и субъективных причин, проходила (в отличие от жизни Жюля Верна) на грани между реальным и нереальным, возможным и невозможным, писатель не был "небожителем". Как не был и послушным литературным рабом, прославляющим период сталинского правления. Тому подтверждением может быть содержание его статьи "Золушка. О научной фантастике в нашей литературе", напечатанной в "Литературной газета", 15 мая 1938 года. Появившейся на свет в то время, когда по всей стране усердно искали "врагов народа".

В этой статье писатель рассуждает о судьба советской научной фантастики сравнивая её с судьбой сказочной Золушки. Писатель не побоялся написать о том, что "...у обеих двойная жизнь: блестящий выезд на бал и унылое существование нелюбимой падчерицы, сидящей в затрапезном платье, в темном углу кухни...". Александр Беляев пишет о большой востребованности научно-фантастической литературы в советском обществе. О том, как при выходе в свет того или иного научно-фантастического произведения, в несколько часов весь тираж буквально расхватывается. В библиотеках на такую книгу возникают очереди. Молодые читатели-школьники при встречах с издателями настойчиво требуют выпуска книг научно-фантастического содержания. Взрослые читатели пишут письма в редакции журналов и авторам все о том же — "больше научной фантастики!". Говоря о большом интересе читателей к научно-фантастической литературе, писатель пишет:

"... Успех у читателей — большой и бесспорный. Это праздник, бал. Это выезд Золушки в люди. А вот будни. Молодой писатель написал научно-фантастический рассказ. Куда отнести его? В какой журнал? Когда-то журналов, печатавших научную фантастику, было много. Сейчас издается только один журнал — "Вокруг Света". Другие же журналы, как общее правило, научной фантастики не печатают. "Рынок сбыта" для научной фантастики крайне ограничен. Быстро уяснив это, молодой автор переходит на другой жанр. Молодые всходы научной фантастики "увядают на корню". Не легче издать научно-фантастическое произведение и отдельной книгой. По типизации издательского дела научная фантастика была пристегнута к научно-популярному отделу издательства "Молодая Гвардия". В этом отделе существовали самые низкие ставки гонорара: научно-фантастический роман оплачивался в 3-4 раза ниже обычного. Все же какой-то "рынок сбыта" был. Но вот года полтора назад издательство "Молодая Гвардия" было реорганизовано, и оно отказалось издавать научную фантастику. Детиздат издает фантастику лишь с большим ограничением: "возрастной регламент". Гослитиздат и "Советский писатель" от издания научной фантастики отказывались до самых последних дней. Неблагополучно было и с редакторами. Лишь за последние два года положение в редакциях журналов, печатающих научную фантастику, изменилось к лучшему. Прежние редакторы были хорошо подготовлены политически, некоторые из них имели неплохое образование из области так называемых гуманитарных наук, знали историю, литературу. Но в области технических и естественных знаний они, за редким исключением, были совершенно беспомощны. Это осложняло работу. Те же редакторы, которые были более или менее знакомы с техникой, впадали в другую крайность — они старались превратить научную фантастику в сухую "занимательную" технологию или электротехнику в диалогах, где герои "романа" только и делали, что задавали вопросы и отвечали на них. Такие работники снижали тематику до узкотехнических проблем. "Напишите роман об электроизоляторах", — предлагал один из таких редакторов...".

Далее Александр Беляев отмечает, что автору советских научно-фантастических произведений приходится преодолевать большие трудности и творческого характера. И ставит такой вопрос: кто может помочь писателю в преодолении этих творческих трудностей, куда ему обратиться? В Союз писателей?.. Но и в Союзе автор оказывается в роли Золушки. Там все разбито на секции. К поэтам — нельзя, к драматургам — нельзя, к "молодым беллетристам" — тоже не подходит. Остается детская секция, но и это не выход. Далеко не все научно-фантастические произведения пишутся для детей.

Заканчивается статья такими словами: "... Говорят, писатели, особенно крупные, уделяют мало внимания научной фантастике, считая ее литературой второго сорта. Это неверно. Литература всегда такого сорта, какого сорта литератор, создавший ее. Вернее же, писатели не жалуют научную фантастику потому, что писатели, как и редакторы и критики, не слишком тверды в технике, физике, биологии. Жанр этот очень трудоемкий и требует для каждой работы большой предварительной подготовки. Не может не отпугивать писателей и положение Золушки, в котором пребывает научная фантастика в нашей литературе".

Согласитесь, такое содержание статьи никак не соответствовало утверждению Сталина о том, что "Жить стало лучше. Жить стало веселее...", которое он произнёс 17 ноября 1935 года в выступлении на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц.

Александр Беляев, как и Жюль Верн, любил и знал театр. В одной из автобиографии писатель, не указывая дат, напишет: "Не менее 15 лет отдал театру. Режиссировал и играл в провинции и несколько сезонов в Москве (в Сергиевском нардоме). Играл "несколько сезонов" в Москве...".

Можно проводить ещё много больших и малых "параллелей", сравнивая творческие жизни Александра Беляева и Жюля Верна. Однако общественно-политические, финансово-экономические, социальные и прочие составляющие их реальной жизни различаются как небо и земля.

Жюль Верн мог позволить себе много путешествовать по миру в своё удовольствие. В 1867 году он совершил трансатлантический круиз на пароходе "Грейт-Истерн" в Соединённые Штаты, побывал в Нью-Йорке, на Ниагарском водопаде. В последующие годы на личных яхтах "Сен-Мишель I", "Сен-Мишель II" и "Сен-Мишель III", он посетил Лиссабон, Танжер, Гибралтар, Алжир, Англию, Шотландию, Скандинавию, Нидерланды, Германию, Данию, Италию и Мальту. Великий фантаст с удовольствием путешествовал бы и в последующие годы, если бы не трагическая случайность. 9 марта 1886 года его тяжело ранил в лодыжку (выстрелив из револьвера) Гастон Верн — психически больной племянник. О путешествиях пришлось забыть навсегда.

Александр Беляев тоже много путешествовал. В 1913 году побывал даже в Западной Европе. Но потом, ему пришлось много "путешествовать" по различным городам России. И не ради получения удовольствия, а ради элементарного физиологического выживания, многие годы борясь с тяжёлой болезнью, материальными и прочими проблемами.

И если Жюль Верн скончался 24 марта 1905 года, на 78-м году жизни, от сахарного диабета, окружённый вниманием и заботой родных и близких, и на его могиле был установлен памятник с лаконичной надписью: "К бессмертию и вечной юности", то Александр Беляев умер перед Рождеством, 6 января 1942 года, на оккупированной фашистами территории, не дожив до 58-и лет. Умер ужасной смертью, и на его могиле не было, и нет, никакого памятника. И лишь потому, что до сих пор не найдено место захоронения и останки его праха.

2. ЖИЗНЬ АЛЕКСАНДРА БЕЛЯЕВА ДО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

4 марта 1884 года у священника Одигитриевской церкви Романа Петровича Беляева и его супруги Надежды Васильевны (девичья фамилия — Черняковская) родился сын. Принимали младенца доктор Бриллиант и повитуха Клюква. Новорожденный не кричал, и врач с акушеркой вначале подумали, что он родился немым. Через неделю младенца крестили, и нарекли Александром. Кроме Александра в семье было ещё двое детей: старший Василий и меньшая Нина. Однако сестра Нина умерла в детском возрасте от саркомы печени. Родители тяжело переживали утрату любимой дочери, восприняв её смерть, как божье наказание. Поэтому они всячески оберегали сыновей, стараясь воспитать их набожными и послушными. Мать и отец Александра оказывали благотворительность не только своим бедным родственникам, но и нуждающимся верующим. В доме Беляевых всегда толпилось много народа.

Вопреки желанию родителей, в детстве Саша был непоседой, любил всевозможные игры, розыгрыши и шутки. В играх и увлечениях мальчик был слишком активен, несмотря на старания родителей приучить его к порядку и серьезному отношению к жизни. Ещё большей активности сыновей священника способствовал и переезд в новый дом на Большой Одигитриевской улице в Смоленске. За домом располагался живописный сад, спускавшийся по крутому склону оврага, идущего к собору. Сад и овраг были идеальным местом для детских игр.

Из-за чрезмерной деятельности и непоседливости, мать прозвала младшего сына Царевичем-Непоседой. Даже сидя на стуле за обеденным столом, маленький Саша умудрялся качать ногами. Няня строго его одёргивала: "Не качай нечистого!..". Но стоило ей отвлечься по своим делам, как Саша вновь принимался за прерванное занятие. Со временем, он устроил такую шутку над своей строгой няней. В лавке, где торговали всякой всячиной, мальчуган купил за двугривенный человеческий скелет — величиной с ладонь, гипсовый и на шарнирах. Потом пошел к гробовщику, — отцу приятеля, и попросил смастерить для скелета гробик по росту. Вернулся домой, дождался вечера и пообещал няне показать что-то интересное. В комнате был полумрак, и няня не сразу разглядела, что на столе стоит игрушечный гроб. Вдруг крышка гроба откинулась, из гроба выскочил скелет и принялся отплясывать. Няня с криком бросилась вон. Прибежала мать и выяснила в чем дело — к крышке гроба и костям скелета были привязаны нитки, за которые Саша и дергал. Наказывать шалуна мать не стала — слава Богу, хоть сам цел!

Фантазировать Саша начал с самого раннего детства. В 6-летнем возрасте решил научиться летать как птица. Но для начала надо было научиться планировать. И он полез на дерево, рассчитывая спланировать с него. При падении сильно ударился спиной и попал на месяц в больницу. Из-за другой детской шалости Саша получил серьёзную травму глаза, утратив часть зрения. Но никто из родных, в том числе и сам Саша, не могли предполагать даже в самом плохом сне, что именно "полёт" с дерева, через годы, сделает его инвалидом до конца жизни.

Александр Беляев, по утверждению некоторых своих современников, обладал не только талантом писателя-фантаста, но и даром провидца, способного предсказать будущие события. Сохранились воспоминания очевидцев о том, как, якобы, после неудачного "планирования" с дерева, Саша со старшим братом Василием решили построить аэроплан. Но для этого нужны были деньги. И тогда Василий авторитетно заявил: "Найдем клад, и все дела. Я знаю, где искать...". Он привел Сашу к старому дому на окраине улицы, где уже никто не жил. Братья стали простукивать стены в поисках клада. И вскоре нашли пустоту. При вскрытии стены, сверху обрушились камни, едва не привалив братьев. А ночью Саше приснился сон, будто он с Васей пробирается по темному туннелю. Где-то впереди брезжит свет на выходе из него. Но Вася идти уже не может, и пропадает в темноте туннеля. А Саша из последних сил все ползёт и ползёт к выходу...

Родители очень встревожились, услышав такое содержание сна. Они восприняли сон, как вещий: мол, над их сыновьями нависла какая-то предстоящая беда или даже трагедия. В жизни набожной семьи Беляевых мистические совпадения нередко играли трагическую роль. И вещий сон о губительном для Васи туннеле, оказался одним из таких случаев. Через годы, летом 1900-го года, находясь в гостях у дяди, 16-летний Саша в компании родственников отправился покататься на лодке. Не поехал с ними только брат Василий. Перед тем как сесть в лодку, Александр захватил с собой кусок глины, из которого стал лепить голову — случайные черты которой оказались исключительно похожи на лицо брата. Однако выражение лица головы было как у мертвеца. Саша, сам того не желая, вылепил из глины "маску смерти" своего родного брата. С досады Александр бросил слепок в воду, и в тот же момент почувствовал беспокойство. Он заторопился на берег, утверждая: мол, с Васей что-то случилось. Остальные вернулись вместе с ним. У дома заплаканная тетя сообщила, что Вася утонул. Причём, именно в тот момент когда Саша бросил слепок головы в воду. На середине реки Васю схватила судорога, и он не успел доплыть до берега.

Случившееся произвело на всех ужасное впечатление. С тех пор Александру Беляеву пришлось жить под тяжким гнетом вины — он стал считать, что, сам того не желая, навлёк на брата беду. Брат был очень дорог Саше. Он понимал и принимал многие увлечения и интересы младшего брата. Из воспоминаний писателя можно узнать и о том, как он в детстве вместе с Василием разыгрывал сцены из "Путешествия к центру Земли":

"...Мы с братом решили отправиться путешествовать к центру Земли. Сдвинули столы, стулья, кровати, накрыли их одеялами, простынями, запаслись масляным фонарем и углубились в таинственные недра Земли. И тотчас прозаические столы и стулья пропали. Мы видели только пещеры и пропасти, скалы и подземные водопады такими, какими их изображали чудесные картинки: жуткими и в то же время какими-то уютными. И сердце сжималось от этой сладкой жути...".

Сердце Александра сжималось от жути и после того, как трагедия сна и мистицизма превратилась в трагедию реальной гибели Василия. Следует отметить, то не только в России, но и во многих иных странах мира, средствами массовой информации описывались многочисленные случаи проявления так называемой "маски смерти" ("предсмертной маски") на лицах людей, которые вскоре скоропостижно умирали или трагически погибали. Было замечено, что проявление "маски смерти" в виде совершенно безжизненного лица, утратившего всякую мимику, блеск и живость глаз, может происходить за несколько минут, час, несколько часов, несколько дней и даже несколько недель и месяцев до смерти. В медицине уже множество лет существует такое понятие как "Маска Гиппократа" — признак тяжелых заболеваний органов брюшной полости (перитонита, перфорации язвы желудка и двенадцатиперстной кишки и т. д.), а также истощения, хронической бессонницы и многого иного. "Маска Гиппократа" нередко является и верным признаком предстоящей смерти. Впервые описана Гиппократом в его труде Prognostikon: запавшие глаза, впавшие щёки, заострившийся нос, синевато-бледная кожа, покрытая каплями холодного пота....

В Интернете можно найти также иную версия гибели Василия, согласно которой на берегу остался Саша, а его старший брат, — студент ветеринарного института, отправился кататься на лодке. И утонул.

Случаи, носившие явно мистический оттенок, имели место на протяжении всей жизни писателя. В 1907-ом году молодой адвокат Беляев начал собственную практику в Смоленске. Вскоре по городу и его окрестностям пошла молва: Беляев выигрывает самые запутанные дела. Однажды к нему пришла с просьбой о защите молодая женщина.

— Я — ясновидящая, — объяснила она. — Предупредила двух женщин о возможной скорой кончине их мужей. А теперь безутешные вдовы обвиняют меня в их преднамеренной смерти. Дескать, я им ее напророчила...

Беляев задумался. Потом усмехнулся:

— Раз вы — ясновидящая, поведайте мне обо мне.

— Вы искали золото, но потеряли брата, — без запинки заговорила девушка. — Ваша жизнь будет тяжелой, но очень яркой. А еще вы сами сможете заглядывать в будущее...

Беляев перестал улыбаться:

— Хорошо, я возьмусь за вашу защиту...

И адвокат доказал присяжным: нельзя обвинять человека в том, что он видит дальше других. Подзащитная была оправдана.

Способность Александра Беляева угадывать в будущее подтвердилось не только в его научно-техническом, но и в политическом мировосприятии. Эту способность он проявил в 1934 году, при личной встрече с Гербертом Уэллсом (1866-1946) — автором известных научно-фантастических романов "Машина времени", "Человек-невидимка", "Война миров" и иных произведений. Уэллс в России был трижды: в 1914-ом, 1920-ом и в 1934 году. Встречался не только с Лениным и Сталиным, но и в Ленинграде встретился с 50-летним Александром Беляевым, уже прославившимся своими научно-фантастическими произведениями на весь мир. В личном разговоре на английском языке, без переводчика, Беляев предсказал большие беды всему мировому сообществу от немецких национал-социалистов, пришедших к власти в Германии. Уэллс уклонился о такой темы разговора. Однако, через 5 лет после встречи, уже в 1939-ом году, английский писатель напишет письмо Беляеву, в котором будут и такие слова:

"...Вы были правы, конечно. Нацистский орёл выпорхнул

из гнезда и несёт смерть...

Ваш преданный поклонник Герберт Уэллс".

Но, это было потом, через много лет, в 20-ом веке. А в 1891 году, в возрасте 7 лет, Саша Беляев становится учеником духовного училища города Смоленска. В 1895-ом он начинает своё обучение в Смоленской духовной семинарии. Учился очень хорошо, по первому разряду. В семинарии запрещалось "чтение в библиотеках газет и журналов, посещение театров, увеселительных собраний и зрелищ". И лишь по воскресеньям, в пасхальные, рождественские и летние каникулы, Саша мог увидеть заезжих музыкантов, спиритов, шпагоглотателей, писателей и иных "носителей" развлечения. Смоленский краевед С. М. Яковлев так написал о семинаристе Александре Беляеве: "...в семинарии Беляев славился выступлениями на вечерах с ярким художественным чтением стихотворений... Александр обладал великолепными актерскими данными, хорошей внешностью, высокой культурой речи, большой музыкальностью, ярким темпераментом и удивительным искусством перевоплощения, в особенности сильно было мистическое дарование...". В июне 1901 года Беляев заканчивает семинарию по 1-му разряду. Именно тогда Александр изобрел стереоскопический проекционный фонарь, который прекрасно работал, но об этом изобретении знали только друзья и близкие. Лишь через 20 лет проектор аналогичной конструкции был изобретён и запатентован в США.

В конце 19-го века юный Александр Беляев наслаждался жизнью: запоем читал произведения Жюля Верна, Греберта Уэллса и других знаменитых авторов научно-фантастичской и приключенческой литературы, изучал иностранные языки, увлекался фотографией, театром и музыкой. Он самостоятельно научился играть на скрипке, рояле, мог самозабвенно музицировать часами. Значительная часть жизни молодого человека оказалась связанной с театром, который он любил с детства. Он сам мог выступать и драматургом, и режиссёром, и актером. Домашний театр Беляевых в Смоленске пользовался широкой известностью, гастролировал не только по городу, но и по его окрестностям.

В конце августа 1901 года Александр, неожиданно для своих родных, поступает в труппу театра Народного дома в Смоленске. В Народном доме Беляев сыграл роли в таких пьесах как "Безумные ночи", "Соколы и вороны", "Преступление и наказание", "Два подростка", "Картежник", "Ревизор", "Трильби", "Лес", "Нищие духом", "Бешеные деньги", "Воровка детей" и в других. Спектакли давались два раза в неделю, и 17-летнему Александру пришлось выучить и сыграть большое количество ролей. Однажды, во время приезда в Смоленск столичной труппы под руководством Станиславского, Александру Беляеву удалось заменить заболевшего артиста — сыграть вместо того в нескольких спектаклях. Успех был полным. Станиславский даже предложил А.Беляеву остаться в труппе, однако тот, по неизвестной причине, отказался. В марте 1902-го года у Беляева заканчивается срока контракта с театральной труппой Народного дома. И тогда летом того же года он поступает в юридический лицей, находящийся в Ярославле.

Обучение в юридическом лицее было рассчитано на четыре года. На первом курсе изучали богословие, энциклопедию права и три истории права — русского, римского и всеобщую историю права. На втором курсе студенты должны были прослушать пять обязательных предметов: политэкономию, право римское, государственное и финансовое, а также историю философии права, и два необязательных — статистику и историю юридической литературы. Третий курс: право — гражданское, уголовное, административное и уголовная политика — необязательный предмет. И последний год: церковное, международное и торговое право, а так же гражданский и уголовный процесс. Оценок было всего три: "неудовлетворительно", "удовлетворительно" и "весьма удовлетворительно". Параллельно с учебой в лицее Александр получает музыкальное образование по классу скрипки.

В 1905 году на семью вновь обрушиваются несчастья. В конце марта скоропостижно скончался отец И мать с сыном остались без средств к существованию. Александр вынужден зарабатывать: давал уроки, рисовал декорации для театра, играл на скрипке в оркестре цирка Труцца. Революционное движение в России 1905 года привело к активизации студенческого движения по всей стране, в том числе и в Ярославле. Занятия в Демидовском лицее прекратились. В декабре 1905-го года Александр Беляев принимает участие в строительстве баррикад в Москве.

Завершить учёбу в юридическом лицее удалось лишь в 1908 году. И Александр возвращается в Смоленск. Работает помощником присяжного поверенного (адвокатом). Его материальное положение существенно улучшается. Вскоре он стаёт одним из лучших адвокатов города. Из воспоминаний дочери Беляева можно узнать о следующем:

"...Однажды его пригласили защитником по делу об убийстве. Процесс был почти копией знаменитого "дела Бейлиса": еврея обвиняли в ритуальном убийстве русского ребенка с целью приготовления мацы на его крови. Отец решил построить защиту на цитировании текстов из Торы и Талмуда, по которым суд должен был понять, что никаких подобных указаний там просто нет. Для этого он нашел человека, знающего древнееврейский язык. Потрудиться пришлось немало, они вместе сделали дословный перевод нужных отрывков, которые зачитывались на заседании суда. Доказательства были столь убедительны, что обвиняемого оправдали и освободили в зале суда. Процесс наделал много шума, в газетах писали статьи о блестящей защите, а на улице с отцом постоянно раскланивались. Ему прочили блестящее юридическое будущее, но он все больше увлекался литературной деятельностью...".

Для Александра Беляева лучшим годом его жизни оказался 1913 год. Получив значительный гонорар за выигранное судебное дело лесопромышленника Скундина, он смог отправиться в давно задуманное путешествие. В автобиографии об этой поездке в 1913 году сказано скупо: "...Изучал историю, искусство. Ездил в Италию изучать ренессанс. Был в Швейцарии, Германии, Австрии, на юге Франции...". В реальности он проводит несколько незабываемых месяцев в Италии, Франции, Швейцарии, Австрии и Германии. Поднимается к кратеру Везувия, летает на гидроплане, посещает Помпею, знаменитый замок Иф в Марселе, где томился герой А. Дюма. Посещает много иных достопримечательностей, впечатление от которых остались на всю жизнь. Эти впечатления помогли Беляеву и в написании будущих книг, действие которых нередко происходит в англо-, испано- и франкоязычных странах. В России Беляев возвращается лишь после того, как истратил все свои деньги. Из незабываемого путешествия по Западной Европе он привёз массу открыток с живописными видами и множество сувениров.

Молодой, красивый, здоровый, щегольски одетый, переполненный впечатлениями после путешествий, Александр Беляев строит радужные планы на будущее, в которых немалое место отводится и заманчивым перспективам театральной карьеры. Но война 1914 года вносит свои коррективы в эти планы. Приходится оставить театр и адвокатскую практику. Выручает второе увлечение — журналистика, он работает редактором журнала "Смоленский вестник". Следующий, 1915-ый год становится печальной точкой отсчета в жизни Беляева. На него обрушилось новое несчастье.

3. ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ — НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ!

Вышеприведённая народная мудрость, как правило, вызывает у нас понимание того, что прожить жизнь для любого человека неизмеримо сложнее, чем перейти любое поле. Однако современная жизнь вносить свои коррективы даже в народную мудрость. И сейчас, наблюдая по телевизору за тем, что творится не только на Ближнем Востоке, но и рядом — на Донбассе, приходишь в ужас от того, как стала дёшево цениться человеческая жизнь. И что давняя народная мудрость на прочь отвергается нынешней реальностью. Оказывается сейчас, к примеру, на том же Донбассе, перейти то или иное нейтральное поле, заминированное с обоих сторон, — гораздо опаснее, чем прожить жизнь в условиях мира и взаимного согласия.

Но... Человеческая жизнь даже вне войны подобна полю с множеством дорог и жизненных перекрёстков, на которых встречаются немало невидимых "мин" замедленного действия, заложенных собственноручно или с чужой помощью. Более того, кроме таких "мин" на жизненном поле практически каждого человека могут (даже в мирное время) дуть такие ветры и ураганы, что, как говорится, "мало — не покажется!".

На поле жизни Александра Беляева до 1914 года, — времени его 30-летия, встречалось немало дорог и перекрёстков, дающих возможность или принуждающих, изменить свое жизненное направление и предназначение. И тому способствовали не только жизненные обстоятельства, но и разносторонние таланты Александра, — позволявшие ему стать как хорошим священнослужителем, но и отличным юристом, музыкантом, артистом, журналистом или писаталем...

Жизненные обстоятельства и до 30-летия Александра внести в его жизнь немало трагичного. Такой трагичностью были преджевременная смерть малдшей сестры Нины, старшего брата Василия и родного отца, а также и "мины" замедленного действия. В Интернете можно найти немало документальной (и не очень) информации о начале серьёзной болезни знаменитого писателя. Ниже приведён один из фрагментов такой информации:

"... Доктор обмакнул перо в чернила и начал строчить диагноз. Вдруг Саша вспомнил.

— А это важно? Падал ли я?

— Конечно. Все важно, — врач отвечал, не переставая писать. Наконец, закончив, он повернулся к Беляеву.

— Тут такое дело, Александр Романович. Туберкулёз позвоночника сам по себе не возникает. И моя версия такая. В детстве у вас уже была травма. Может, вы и не помните — мальчишки таких вещей не запоминают. Уже, считайте, предрасположенность. А потом, говорите, переболели плевритом.

— Я бы кивнул, доктор, да больно.

— Кивать не надо, я знаю. Так вот, болели плевритом, говорите, вам делали пункцию. И, боюсь, задели один из позвонков. Занесли инфекцию. Такой сюжет мы с вами имеем, Александр Романович.

В комнате воцарилась тишина. Доктор, повидавший на своем веку самых разных больных, старался сохранять приличествующее разговору сочувственное выражение лица. Разумеется, ему было жаль этого молодого успешного адвоката. Но у адвоката в гостиной сидит красивая жена, плачет, а посуда — фарфор тонкой работы. Значит, по-крайней мере будет болеть в комфорте. Медицинская практика не оставляет на жалость ни времени, ни сил.

-И что же теперь? — выдавил, наконец, пациент. Он и боялся, и хотел услышать ответ.

-Боюсь, пока ничего. Покой. Мы в таких случаях прописываем полную иммобилизацию. А через несколько недель посмотрим. Я вас утешать не хочу, случай тяжёлый. Но не необратимый. Покой, хороший уход, благоприятный климат. Через несколько месяцев, глядишь, изготовим вам корсет, и сможете вставать.

Беляев перевел взгляд с доктора на потолок. А ведь через несколько месяцев он планировал быть в Китае. Да уж, какой теперь Китай..".

Кроме него самого, мину замедленного действия умудрился оставить в организме Александра и профессиональный медик. Еще во время давней болезни плевритом в Ярцеве, врач, делая пункцию, задел иглой восьмой позвоночник. В результате занесенной инфекции начал развиваться костный туберкулез. Травма позвоночника, полученная в детстве во время "планирования с дерева, способствовала осложнению болезни. Конечный результат — туберкулёз позвоночника, осложнившийся параличом ног. Тяжёлая болезнь на шест лет приковала Александра Беляева к постели, из которых более трёх лет он пролежал в гипсе. Молодая жена его покинула, сказав, что не для того выходила замуж, чтобы ухаживать за инвалидом. Поступок молодой жены основательно подорвал моральный дух Александра. Однако рядом находились любящие и преданные мать и няня, которые изо всех сил старались не только облегчить страдания, но укрепить силу воли Александра. Ими, по совету врачей, было принято решение переехать в Крым, где климат мог способствовать выздоровлению.

Лечение в теплом климате Крыма пришлось на период Первой мировой, революции и гражданской войны. Ялта бурлит и клокочет, а Беляев лежит неподвижный, в гипсе, почти без средств к существованию. День за днем он находится в маленькой комнате, и никаких положительных изменений в его состоянии здоровья не происходит. А в стране в это время идет гражданская война. В Крыму друг за другом одна власть сменяет другую: генерал Врангель, Соломон Крым, командарм Михаил Фрунзе... Десятки больных людей умирают в общей палате. В городе грабят, убивают. Дров нет, продуктов тоже. Для отопления жгут книги, журналы.

У Александра парализованы ноги, а ему снится, что он летает. Сражаясь с болезнью, изучает медицину, биологию, иностранные языки, историю. Необходимыми книгами обеспечивает Маргарита Магнушевская, соседка по квартире и сотрудник местной библиотеки. Если раньше писал только театральные статьи, очерки, обозрения для журналов, то теперь, лежа, сочиняет сюжеты, где главный герой приключений он сам, и где именно он, а не кто-нибудь, обладает невероятными сверхспособностями летать, плавать, передавать мысли на расстоянии.

Однажды в комнату, где лежал неподвижный Беляев, влетел жук. За насекомым он мог следить только одними глазами, а оно постепенно подбиралось к лицу. Больной и неподвижный, Беляев ничего не мог сделать, а лишь, сцепив зубы, ждал пока жук проползет ото лба к подбородку, чтобы затем взлететь и умчаться навстречу лету и теплу. Это было страшное время для будущего писателя. "Я переживал ощущение головы без тела", — написал он позже. Видимо этот жук и стал той точкой кипения человеческого терпения, после которой люди или ломаются или начинают искать самостоятельные пути спасения.

В Интернете можно встретить и такое описание истории с жуком:

"... В действительности жук полз не от подбородка ко лбу, а наоборот. Но от этого легче не становилось. Александру казалось, что он слышит собственное дыхание — напряженное, прерывистое, полное ненависти к происходившему на его собственном лице. Но сделать что-то он был бессилен. Ему 31 год, и он не в состоянии справиться с жуком — какова ирония! Он бы, пожалуй, усмехнулся, и, может быть, спугнул жука. Но тут нарушитель спокойствия улетел. Просто поднялся в воздух и, беспечно покружив под потолком, вылетел в форточку. Его вовсе не волновало, какое грандиозное впечатление он произвел на неподвижно лежавшего на кровати молодого человека. Беляев смотрел в потолок, тот расплывался — от слез бессилия и обиды. Ему казалось, что он всё еще чувствует лапки жука на своем лице. Некстати вспомнилась жена — Верочка. Вот она стоит в дверном проеме в своей любимой шляпке и, обернувшись напоследок, бросает Александру: "Прости. Правда, прости. Но я не для того выходила замуж, чтобы стать сиделкой". Что ж, он старался успокоить себя, думал: "Не впервой". Его первая жена, Анна, с которой Беляев прожил всего около года, тоже ушла. Но оказывается, большая разница, когда женщина уходит от тебя здорового и когда покидает тебя больного. Хорошо, что одна женщина всё еще оставалась с ним. За дверью послышался звук шагов. С облегчением Саша понял, что потолок вновь приобрел четкие очертания. Меньше всего он хотел дать слабину перед матерью. Она была единственной, кто не оставил его после оглашения диагноза. Пожилая женщина сначала увезла сына в Ялту — врачи рекомендовали южный климат — затем, когда деньги кончились, перевезла сюда, в Ростов-на-Дону.

— С тобой всё в порядке? — Надежда Васильевна обеспокоенно склонилась над сыном. — Как-то ты бледен. Проголодался?

— Да, мама, поедим.

— Да-да, поедим, а потом примем лекарства. И почитаю тебе...

Было лето 1917-го года... ".

Или иное описание, взятое из того же Интернета:

"...В иные дни казалось, что боль, стекающаяся в позвоночник со всего тела, отступает. Что ещё чуть-чуть, и он встанет с кровати. Беляев уже мог без боли двигать руками, держал книги, даже пытался что-то записывать. А потом вдруг поднималась температура, боль возвращалась, надежда отступала. Условия жизни становились всё хуже, хотя Надежда Васильевна экономила на чём только могла и следила за тем, чтобы сын не голодал. Беляеву порой становилось мучительно стыдно. "Какая от меня польза? — думал он с раздражением. — Зачем всё это? Учу языки, на которых, небось, уже не доведётся говорить, читаю книжки, которые даже на полку поставить не могу. Пустое. Лучше бы умереть". Но потом воля снова брала верх, и Александр продолжал, лёжа в кровати, учить языки и читать книжки. Особенно занимал его Жюль Верн. Доставать книги было нелегко. К счастью, у Беляевых появилась приятная во всех отношениях соседка, юная Маргарита Константиновна Магнушевская. Она работала в библиотеке и охотно приносила больному книги. Маргарита допоздна засиживалась с Надеждой Васильевной за пустым чаем (конечно, когда чай был) и с удовольствием читала вслух Беляеву. И главное — записывала под его диктовку. Александр и прежде пробовал свои силы в литературе, но теперь она занимала все его мысли. Возможно, потому Надежда Васильевна и уступила в борьбе с усталостью и смертью — увидела, что есть, кому позаботиться о Саше...".

Надежда Васильевна умирает от голода весной 1919, а её сын — больной, в гипсе, с высокой температурой — даже не может проводить ее на кладбище. От отчаяния в голову Александра приходят самые мрачные мысли. Но его спасает Рита — Маргарита Константиновна Магнушевская. Она берет на себя все заботы о больном. Только в 1921 году он смог сделать свои первые шаги. И не только благодаря своей силе воли, но и в результате взаимной любви — его и Маргариты Магнушевской.

Летом 1922 года Беляеву удается попасть в Гаспру, в дом отдыха для ученых и писателей. Там ему сделали целлулоидный корсет, и он смог наконец-то встать с постели. Этот ортопедический корсет стал его постоянным спутником до конца жизни, т.к. болезнь до самой его кончины то отступала, то опять приковывала на несколько месяцев к постели. Беляев начал работать в уголовном розыске, а затем в Наркомпросе, инспектором по делам несовершеннолетних в детском доме в семи километрах от Ялты.

В том же 1922 году перед рождественским постом Александр Беляев обвенчался в церкви с Маргаритой, а 22 мая 1923 года они узаконили свой брак актом гражданского состояния в ЗАГСе. Чуть позже, благодаря Филиппову, — своему хорошему знакомому еще по дореволюционному Смоленску, семья Беляевых переезжает в Москву. Тот же Филиппов, сотрудник МИДа, помогает Александру получить работу юрисконсульта в Наркомпочтеле (Народный комиссариат почт и телеграфа), где тот проработал два года. Но затем жизненные обстоятельства вынуждают Беляевых сменить квартиру и поселиться в полуразрушенной квартире в Лялином переулке, где 15 марта 1925 года у них родилась дочь Людмила.

В свободное от работы время он занимался литературой. В 1925 году в газете "Гудок" начал выходить с продолжением первый рассказ писателя — "Голова профессора Доуэля" (переработан в роман в 1937 году). Позже рассказ был принят журналом "Всемирный следопыт". В 1928 году семья Беляевых переезжает в Ленинград, где писатель уже полностью отдаёт себя литературной деятельности. Однако сырой климат "Северной Пальмиры" сильно вредит его здоровью. Семья Беляевых вынуждена была перебраться в солнечный Киев, в надежде, что именно там главе семьи удастся поправить здоровье. Но судьба вновь преподносить писателю очередное испытание. В 1931-ом году от менингита умирает их старшая дочь, и заболевает тяжелым рахитом младшая. У писателя — тяжелая депрессия. Она вызывает осложнение и собственной болезни. Его снова заковывают в гипсовую броню. Он не может работать, и в семье появились проблемы с деньгами.

В начале 1932 года, едва встав на ноги, 48-летний писатель отправляется в Мурманск, чтобы заработать денег для семьи. Он устроился на должность юрисконсульта на одном из предприятий "Ленрыбы". Его письменный стол находился в плановом отделе "Севтралтреста". Помимо основной деятельности Александр Романович какое-то время руководил кружком начинающих литераторов, группировавшихся вокруг редакции "Полярной правды". С марта по сентябрь его очерки и статьи печатались в мурманских газетах, где фантаст не раз высказывал идеи, которые, по его мнению, должны были помочь Мурманску приблизить будущее. Кроме того, он публиковал небольшие реплики в многотиражке "Заполярный металлист" механических мастерских "Севтралтреста". Читатели многотиражки имели многократную возможность читать критические заметки Александра Беляева, подписанные инициалами "А.Б.":

"... Беспризорный уголь лежит напротив мехмастерской около ж. д. полотна, он принадлежит мастерской, но так как никто за углем не наблюдает, то его таскают топить печи жители соседних бараков. Надо принять соответствующие меры...";

"...Два года как работает бондарный завод, но до сих пор не позаботились поставить хорошей уборной, у существующей почти нет крыши, в стенах и полу аршинные щели, осенью и зимой тут можно простудиться. Чего же смотрит охрана труда...";

"...Трест, прими меры. Около запасных ж. д. путей, на базе устроены склады бочек — тары под рыбу. Так как за бочками никто не наблюдает, то они, рассохшись, разваливаются, иногда и сознательно ломаются, а затем растаскиваются на дрова...".

Подобных заметок Александр Беляев опубликовал немало, удивляя своей активностью рабочих и раздражая вышестоящее начальство.

11 сентября 1932 года в статье "Еще об озелении города" писатель пишет: "...Вместо того, чтобы затрачивать заведомо безнадежный труд и деньги на посадку растений более южных растительных зон, не проще ли... взять готовый материал — карельскую березу, ель, сосну, иву, рябину и прочее... ".

Беляев даже написал письмо директору Киевского акклиматизационного сада украинской Академии наук Н. Ф. Кащенко, проработавшему много лет в Сибири с просьбой помочь в благородном начинании.

Тяжелобольной писатель не мог долго выдержать суровый климат Заполярного круга. И, через 6 месяцев, осенью 1932-го, Александр Беляев вынужден был вернуться в Ленинград к своим любимым жене и дочери. Вернуться, не так уж и обогатившись от работы в Мурманске, но вновь подорвав своё здоровье. Однако, в чемодане он привёз и своё очередное литературное сокровище — рукопись нового романа "Прыжок в ничто". Возвращение было окончательным, а город Пушкин (бывшее Царское Село) стал для писателя последним местом жительства в этом мире.

4. ТВОРЧЕСТВО АЛЕКСАНДРА БЕЛЯЕВА

Первая публичная проба пера для большой аудитории была предпринята Александром Беляевым в 1913 году, после посещения Западной Европы. По свежим впечатлениям от увиденного, он написал очерки " Восхождение на Везувий" и "Прогулки на гидроаэроплане". В 1914-ом увидело свет его произведение " Бабушка Мойра". В 1915-ом — очерк "Берлин в 1925 году".

Через 10 лет, в 1925 году, Александр Беляев пишет рассказ "Голова доктора Доуэля" (позже доработанный до одноимённого романа) и повесть "Последний человек из Атлантиды", которые стали для писателя пропускным билетом в большую литературу. В "Голове профессора Доуэля" есть немало автобиографичных моментов. По словам самого писателя, он хотел рассказать, что испытывает голова без тела. Произведение имела оглушительный успех. Сначала она публиковалась в газете, и активные читатели даже убегали с работы, чтобы успеть купить её очередной номер. Роман получился захватывающим и очень убедительным. Ведь сам автор за три года, проведенных в гипсовой колыбели, передумал и перечувствовал все, что может испытать голова, отделенная от тела.

Тогда это казалось невероятным, но прошло всего несколько месяцев и советские хирурги изобрели автожектор — первый в мире аппарат искусственного кровообращения. Используя этот аппарат, ученые впервые в мире оживили голову собаки и заставили ее три часа прожить изолированно от тела. Считается, что основой сюжета романа Беляев обязан опытам С. С. Брюхоненко по оживлению организма после физической смерти. Однако Брюхоненко представил результаты эксперимента только через несколько лет после того, как был опубликован роман. Предшественницей "Головы профессора Доуэля" была новелла немецкого писателя Карла Грунерта "Голова мистера Стейла". Более того, сама идея жизни головы (мозга) без тела, не являлась принципиально новой для литературы. Ещё в 1877 был напечатан фельетон "Человек без тела" Эдварда Пейджа Митчелла (1877), в 1908 — рассказ Густава Майринка "Экспонат" и роман Мориса Ренара "Доктор Лерн" ("Новый зверь"), в 1923 — роман Гастона Леру "Кровавая", в которых затрагивалась эту проблематику. К сожалению, не известно, был ли знаком с этими произведениями Александр Беляев.

Весной 2015 года, почти через 74 года после смерти Александра Романовича Беляева, мировая общественность вновь заговорила на эту тему и вновь проявила повышенный интерес к роману "Голова доктора Доуэля". Это произошло после того, как российские и мировые СМИ сообщили сенсационную новость о возможности пересадки человеческой головы на иное человеческое тело. Впрочем, те читатели, кто ещё "не в теме", могут воспользоваться такими ссылками, чтобы просмотреть поясняющие видеоролики:

https://www.youtube.com/watch?v=UUKmL59PAls

https://www.youtube.com/watch?v=dIQSPeeWQOo

https://www.youtube.com/watch?v=WOQIcaM3bag

***

В последующие годы Александр Беляев написал следующие произведения:

1926 г. — романы "Остров Погибших Кораблей" и "Властелин мира", рассказы "Человек, который не спит", "Гость из книжного шкапа" ("Гость из книжного шкафа"), "Ни жизнь, ни смерть", "Идиофон", "Белый дикарь", документальную книгу "Современная почта за границей";

.

1927 г. — роман "Радиополис" ("Борьба в эфире"), повесть "Вечный хлеб", рассказы "Над бездной" ("Над черной бездной"), " Охота на Большую Медведицу", документальную книгу "Спутник письмоносца";

1928 г. — роман "Человек-амфибия", рассказы "Мертвая голова", "Сезам, откройся!!!" ("Электрический слуга"), очерк "Фантастика и наука";

1929 г.- роман " Человек, потерявший лицо", повесть "Золотая гора", рассказы "Человек, который не спит", "Случай с лошадью", "О блохах", "Человек-термо", "Чертова мельница", "Амба", " Инстинкт предков", "Светопреставление", "Держи на Запад!", "Легко ли быть раком?", "Отворотное средство", " В трубе";

1930 г.- роман "Подводные земледельцы", рассказы "Хойти-Тойти", "Нетленный мир", "Город победителя", " ВЦБИД", "Зеленая симфония", очерк "Гражданин Эфирного Острова";

.

1931 г. — повесть "Земля горит", рассказы "На воздушных столбах", " Солнечные лошади", " Заочный инженер", "Воздушный змей", "Шторм", "Сильнее бога", "Чертово болото";

1933 г. — роман "Прыжок в ничто", рассказы " Необычайные происшествия", "Рекордный полет", "Пики: Из нового романа об электрификации СССР", пьеса "Алхимик, или Камень мудрецов", очерк "Огни социализма, или Господин Уэллс во мгле";

.

1934 г. — роман " Воздушный корабль", пьеса "Дождевая туча";

1935 г. — роман "Чудесное око", рассказ "Ковер-самолет";

1937 г. — романы " Небесный гость", очерк " Север — завтра";

1938 г. — романы "Лаборатория Дубльвэ", рассказы "Невидимый свет", " Рогатый мамонт";

1939 г.- повесть "Замок ведьм", рассказ "Визит Пушкина";

1940 г. — роман " Человек, нашедший свое лицо", рассказ "Анатомический жених", пьеса " Когда погаснет свет";

1941 г. — роман "Ариэль".

Кроме вышеперечисленного, за период с 1916-го по 1933 годы Александром Беляевым было написано 14 публицистических произведений, таких как "Чаши гнева Господня" (1916), " В киргизских степях" (1924) "Три портрета" (1925), " Страх" (1926), "Среди одичавших коней" (1927), "Мертвая зона" (1929), "Верхом на ветре"(1929), "Рами" (1930), "Дорогой Чандана" (1930), "Освобожденные рабы" (1931), "Каменное сердце" (1931), "Веселый Таи" (1931), "Игры у животных" (1933), " Рассказы о дедушке Дурове" (1933).

Не только в романе "Голова доктора Доуэля", но и в иных своих произведениях писатель использовал научную и газетную информацию, а также те или иные жизненные ситуации и случаи. В январском номере "Вокруг света" за 1928 год появились первые главы романа "Человек-амфибия", а последние были напечатаны в дополнительном 13-ом номере того же года. Сам автор в послесловии к журнальной публикации писал о том, что в основе романа лежат действительные события:

"Профессор Сальватор — не вымышленное лицо, так же как не вымышлен и его процесс. Этот процесс действительно происходил в Буэнос-Айресе в 1926 году и произвел в свое время не меньшую сенсацию в Южной и Северной Америке, чем так называемый "обезьяний процесс" в Дейтоне... В последнем процессе, как известно, обвиняемый — учитель Скопс оказался на скамье подсудимых за преподавание в школе "крамольной" теории Дарвина, Сальватор же был приговорен верховным судом к долгосрочному тюремному заключению за святотатство, так как "не подобает человеку изменять то, что сотворено по образу и подобию божию". Таким образом, в основе обвинения Сальватора лежали те же религиозные мотивы, что и в "обезьяньем процессе". Разница между этими процессорами только в том, что Скопс преподавал теорию эволюции, а Сальватор как бы осуществлял эту теорию на практике, искусственно преобразовывая человеческое тело. Большинство описанных в романе операций действительно были произведены Сальватором...".

У Ихтиандра — главного героя романа, оказывается тоже был прототип — некий Иктанер, описанный в романе "Иктанер и Моизетта" французского писателя Жана де Ла Ира. Этот роман был переведен в России в начале ХХ века. Более того, в журнальном варианте романа "Человек-амфибия" была еще одна глава, посвященная участию Ихтиандра (как того требовала тогдашняя идеология) в революционной борьбе. Эта глава, со временем, была писателем удалена. Роман принес Беляеву настоящую известность. Герберт Уэллс, при встрече с Беляевым в 1934 году, признался русскому фантасту: "Я с большим удовольствием прочитал ваши чудесные романы "Голова профессора Доуэля" и "Человек-амфибия". Они весьма отличаются от западных книг, и я даже немного завидую их успеху".

В романе "Властелин мира" описывается возможности управления большими массами людей благодаря усилению мыслей человека. Действие романа происходит в Германии, где некий Людвиг Штирнер находит способ усиливать электромагнитные волны, исходящие от его тела при мышлении и передавать свои мысли на расстояние. Начиная с простых экспериментов с животными, он переводит их на "толпу", постепенно расширяя свое влияние. Идея создания этого романа взята из реальной жизни. В 20-х годах мир был потрясен сообщениями об открытии так называемых "лучей смерти"". Мировые СМИ сообщали об изобретателе Ширере, который якобы взрывал такими лучами порох и мины, убивал вспышкой крысу, заставил даже остановится мотор. И хотя позднее, выяснилось, что все дело было в... электропроводах, тайком убивающих крысу и взрывающих снаряды, Беляев использовал идею в своём романе.

В романе "Борьба в эфире" (первоначально был опубликован в журнале под названием ""Радиополис") описывается как Советская Европа (!) дает решительный бой Америке — последнему оплоту капитализма. По оценке критика В. Гакова, этот роман представляет собой своеобразный каталог фантастических изобретений и открытий, многие из которых до сих пор остаются нерешенными научными проблемами. В работе над книгой Беляев опирался на реальные работы врачей и физиологов своего времени. Даже фамилия Сорокин дана "чудесному доктору" не случайно: в восприятии современников она ассоциировалась с деятельностью Сергея Александровича Воронова (1866-1951), известного своими опытами по омолаживанию животных и человека. В Интернете можно найти утверждения того, что, якобы, в годы "холодной войны" ЦРУ проявляло повышенный интерес к этой книге, ставшей библиографической редкостью. В последующие годы этот роман был в СССР запрещён. Возможно, что одной из главных причин запрещения послужило то, что люди будущего изображены абсолютно лысыми, что, естественно усложняло визуальное отличие женщин от мужчин. А значит, дискредитировало коммунистическое будущее.

Сюжет повести "Продавец воздуха" родился, когда семья Беляевых ехала в Крым — Александру Романовичу необходимо подлечиться. Попутчиками в купе оказываются двое мужчин. Оба непрерывно кашляли, на коже лиц и рук у них были какие-то странные пятна. Из разговора выяснилось, что вышеперечисленное является последствиями технологической аварии на одном из предприятий Кузбасса. После аварии в городе выпал желтый снег. Многие горожане, в том числе и эти мужчины-попутчики, стали болеть. Таковой оказалась оборотная сторона индустриализации. Беляев записывает этот случай. И сделал вывод: мол, в будущем, если не принять мер, Россию ждет масштабная катастрофа. И глоток чистого воздуха может стоить больших денег. Своей повестью Беляев предугадал ситуацию. Сегодня в мире из-за плохого воздуха умирают сотни тысяч людей. Руководители государств вынуждены принимать меры для ограничения выброса промышленных газов в атмосферу. Тому свидетельство — проведение в декабре этого, 2015 года, 21-й Конференции Сторон Рамочной Конвенции ООН об изменении климата, закончившейся одобрением проекта Парижского соглашения, содержащего принципы международного регулирования выбросов парниковых газов после 2020 года.

Идея повести "Последний человек из Атлантиды" была взята из книги француза Роже Девиня "Исчезнувший материк. Атлантида, шестая часть света". В знаменитой папке Беляева хранилась вырезка статьи "В Париже организовано общество по изучению и эксплуатации (финансовой) Атлантиды" из "Фигаро". Беляев в повести описал последние дни мощного государства, погибшего от природного катаклизма небывалых размеров, дополнив картину социальным содержанием. После выхода повести писатель отмечал такой недостаток своего нового произведения: "Моя повесть об Атлантиде слишком научна для романа и слишком романтична для науки".

В рассказе "Ни жизнь, ни смерть" автор, наперекор воззрениям тогдашней науки, развивает идею анабиоза. В "Идеофоне" развивается идея аппарата для чтения мыслей. В "Белом дикаре" автор использовал сообщение, напечтанное в 1926 году в "Известиях" о том, что " была напечатана заметка о том, что будто бы в Гималаях был обнаружен первобытный человек. И описал ситуацию появления дикаря в современном обществе.

Прообразом дрессировщика Дугова был знаменитый клоун-дрессировщик Владимир Леонидович Дуров,- создатель знаменитого "Театра зверей", а инженера Качинского — реальный Бернард Бернардович Кажинский, который проводил интересные опыты в области телепатии в 20-годы прошлого века. Более того, в 1923 году, в Москве была издана его книга "Передача мыслей. Факторы, создающие возможность возникновения в нервной системе электромагнитных колебаний, излучающихся наружу". Беляев знал, что Кажинский свои опыты по телепатии проводил вместе с В. Л. Дуровым над его дрессированными животными.

***

Номера журналов и газет с произведениями Беляева мгновенно раскупаются. Читатели не просто ждали, они требовали новинок от знаменитого фантаста! Из воспоминаний Светланы — младшей дочери Беляева, можно узнать о том, что отец работал по утрам и после второго завтрака. Днем у него был тихий час. Потом просматривал свежие газеты и журналы, отвечал на письма. Затем ровным голосом, словно читая с листа, диктовал жене придуманное. У него не было записных книжек — только разрозненные заметки на отдельных листках. Беляев никогда не переделывал своих произведений. Вечером он воздерживался от работы, следуя установленному врачами режиму дня. Чаще лежал, чем ходил. Еще его интересовало, существуют ли границы возможностей у генной инженерии и внушения.

Под конец жизни Беляев отказался от технических и социальных проблем, отдавшись романтическому описанию человека, преодолевающего земное притяжение. В 1941 году он пишет свой последний научно-фантастический роман "Ариэль", в котором главный герой приобретает умение летать как птица за счёт умения упорядочивать броуновское движение молекул своего организма. В этом романе, как и во многих иных произведениях Александра Беляева, главному герою приходится бороться с силами зла. И, как всегда, побеждать. И, после завершения чтения этого романа, многим (особенно молодым) читателям очень хотелось быть похожими на главного героя. Хотелось так же летать и побеждать зло!

***

Для тех, кто только начинает знакомиться с творчеством Александра Беляева рекомендую такие ссылки:

Книги:

=======

http://www.lib.ru/RUFANT/BELAEW/

http://knijky.ru/authors/aleksandr-belyaev

http://tululu.org/a2230/

http://www.libok.net/writer/197/kniga/120...

https://www.litmir.co/br/?b=196944&p=1

Видео:

======

Нераскрытые тайны А.Беляева

http://dokkino.ru/6620-neraskrytye-tayny-...

Писатель А. Беляев

https://www.youtube.com/watch?v=0LADDQvrwcA

А. Беляев. Гении и злодеи.

https://www.youtube.com/watch?v=Lac4P2qV7uc

А. Беляев. Книги, которые сбываются

https://www.youtube.com/watch?v=_ElP5CgLlsA

5. ПАРАЛЛЕЛИ ТРЁХ СУДЕБ

В первой половине 20-го века в России жили три писателя, творчество которых существенно отличалось друг от друга, но в судьбе которых было немало схожих "параллелей". Этими писателями были Александр Беляев, Михаил Булгаков и Николай Островский. Александр Романович Беляев (1884-1942) родился на 7 лет раньше Михаила Афанасьевича Булгакова (1891-1940), а умер почти на два года позже. Николай Алексеевич Островский (1904-1936), наоборот, родился на 20 лет позже Беляева, а умер на 6 лет раньше. Но общей "параллелью их жизни была тяжёлая и длительная болезнь.

О болезни Александра Беляева, — главного героя данной подборки материалов, уже писалось выше. Что же касается болезни Михаила Булгакова, то и этот писатель, как и Беляев, стал жертвой "мины замедленного действия. Как врач, отсасывая через трубку дифтерийные пленки из горла больного ребенка, Булгаков случайно заразился и вынужден был ввести себе противодифтерийную сыворотку, от чего начался зуд, появился сип, отекло лицо. От боли он не мог спать и попросил ввести ему морфий. На второй и третий день то же. Повторение инъекций в течение нескольких дней привело к эффекту, который он, медик, не предусмотрел: возникло привыкания. Болезнь утвердилась на годы и способствовала возникновению иных болезней.

Николай Островский, — автор романа "Как закалялась сталь", был прикован к постели неизлечимой болезнью с 1927 года (23 лет) и до конца жизни. По официальной версии, на состоянии здоровья Островского сказались ранение и тяжёлые условия работы. Окончательный диагноз — "прогрессирующий анкилозирующий полиартрит, постепенное окостенение суставов". Современные врачи на основании сохранившихся данных о состоянии здоровья писателя и течении его болезни выдвигают гипотезу, что Островский был болен анкилозирующим спондилоартритом, известным также как болезнь Бехтерева, который мог носить наследственный характер.

Следующей, не менее важной "параллелью" жизни всех трёх писателей была уже не трагическая, а счастливая параллель — у каждого из писателей был верный ангел-хранитель в виде любящей жены, понимавшей, помогавшей и до конца разделившей судьбу своего супруга. У Александра Беляева таким ангелом-хранителем была Маргарита Магнушевская. После революции писатель жил в Ялте, именно там он познакомился со своей будущей женой Маргаритой Магнушевской. После начала революционных событий в Крыму семья Маргариты Магнушевской, спасаясь от террора, пыталась покинут Крым. Однако выезд из Крыма был закрыт, и семье пришлось вернуться в Ялту. Вскоре Маргарита встретила старого друга и вышла за него замуж. И практически сразу овдовела. Существую версии о возможном расстреле её мужа, а также его смерти от болезни и голода.

В собрании сочинений "ВЕСЬ БЕЛЯЕВ" (М. "Эксмо" 2010 , т. 7) можно прочитать и воспоминания Светланы Беляевой — младшей дочери писателя:

"...До женитьбы на моей маме отец был женат дважды. Первая жена Анечка (фамилии ее я не знаю) ушла к его коллеге. Но счастья не нашла. Она часто приходила к своему бывшему мужу и жаловалась. Она говорила: "Ты меня никогда не ругал, а он меня бьет!". В то время развестись было непросто. Надо было хлопотать через консисторию. Александр Романович взял вину на себя.

Вторая жена Александра Романовича, Верочка (фамилии тоже не знаю), была единственной дочерью, избалованной и капризной. У них часто бывали семейные скандалы. Вернее, Верочка была вечно чем-то недовольна. Отец вспоминал, что, когда она начинала кричать, он спокойно напевал:

— А я мальчик бедненький, бедненький, бедненький. Меня любить некому, некому, некому...

Когда отец заболел тяжелым плевритом и лежал с высокой температурой, Верочка оставила его, заявив, что она не для того выходила замуж, чтобы быть сиделкой...

...Мой дедушка Константин Антонович Магнушевский еще до революции работал строителем при некотором частном обществе или хозяине. Дома строились в разных городах России, и он со всей семьей много колесил по городам и весям. Где-то жили год, где-то два или три. Моя бабушка Эльвира Юрьевна ужасно не любила переезжать, тем более что делать это ей приходилось одной. Дедушка уезжал на новое строительство один. Устраивался. А через какое-то время к нему приезжала жена со всем выводком. У бабушки было четверо детей, но двое умерли, а двое остались: моя будущая мама Маргарита и ее младший брат Лева. Семья моталась по чужим городам, жили то в меблированных комнатах, а то и просто в гостинице. Так перед самой революцией оказались в Крыму, где и застряли на целых 17 лет! Жили то в Ялте, то в Симферополе, то в Балаклаве.

Как-то в Реальном училище маминого брата решили поставить пьесу "Романтики", и Лева с товарищами зашел к Александру Романовичу с просьбой помочь им поставить спектакль. Отец с удовольствием согласился. С тех пор Лева стал часто заходить к нему и каждый раз, возвращаясь домой, с восторгом рассказывал о прошедшей встрече. Как-то он сообщил, что Александр Романович хочет познакомиться с его сестрой. Магнушевские жили на той же улице, только выше. Моя мама работала в Городской библиотеке. От брата она знала, что Александр Романович сотрудничает в Ялтинской газете, и подумала, что могла бы снабжать его книгами.

Как-то в воскресенье она пришла к Беляевым. Они занимали квартиру из одной темной комнаты. Вход был через веранду, небольшая часть которой была отгорожена для кухни. О первой встрече с Александром Романовичем мама рассказывала следующее:

"Меня встретила высокая, худая, седая женщина в черном платье, с тихим голосом и каким-то мученическим лицом. Это была Надежда Васильевна, мать Александра Романовича. На веранде стоял топчан, на котором лежал полный, загорелый молодой мужчина, совсем не похожий на тяжелобольного. Я услышала его глухой голос. Через очки на меня смотрели внимательные черные глаза. Большой открытый лоб обрамляли черные, очень мягкие волосы. Я принесла каталог и предложила снабжать Александра Романовича книгами. Как-то, придя к Беляевым, я застала Александра Романовича за необычной работой. Он вязал крючком для себя кофту, похожую на детскую распашонку, но без застежек. Так как лежал он на спине, иная одежда ему не подходила. Иногда я заставала у Александра Романовича посетителей. Это были либо его новые знакомые, либо люди, обращавшиеся к нему за юридической помощью".

Нашлись добрые люди, которые устроили отца в больницу Красного креста. Здесь он лежал в светлой палате один. В ту пору трудно было купить бумагу и карандаши. Друзья, навещая его, приносили огрызки карандашей, листки бумаги и даже старые конторские книги...

Как-то мамин брат навестил Александра Романовича и, вернувшись домой, заявил:

— Александра Романовича надо спасать! Он будет жить у нас, а на работу я устрою его к себе в милицию.

Вся забота была теперь о том, как доставить Александра Романовича в Ялту. Для того чтобы нанять лошадь, не было денег. Надо было добираться пешком...".

Из воспоминаний Маргариты Магнушевской можно узнать о следующем:

"...К Александру Романовичу я пришла с вечера. А рано утром, как только встало солнце, мы тихо вышли за калитку и зашагали по проселочной дороге, ведущей в Ялту. Имущества у Александра Романовича было немного: небольшой чемоданчик да гипсовая кроватка, в которой он еще был вынужден спать. Хотя он и был на ногах, полностью здоровым его нельзя было назвать. Так что все эти вещи пришлось нести мне, Александр Романович ничего нести не мог. По дороге мы несколько раз останавливались, Александр Романович ложился на траву и отдыхал. Потом я забирала багаж, и мы двигались дальше. Шли очень медленно. Мне казалось, что дороге не будет конца. Но вот появились первые дома ялтинской окраины. Однако нам надо было еще пройти весь город, чтобы добраться до дома. Дорога шла в гору, и отдыхать было негде. Но мой спутник не жаловался, он стойко переносил такую нагрузку. Но, вот, наконец, и наш дом. Нас давно поджидали мои родные. Мы приняли Александра Романовича в свою семью, отдав ему одну из наших комнат. Через несколько дней Лева устроил Александра Романовича на должность инспектора уголовного розыска. Ему выдали спецодежду — черное бобриковое пальто. На службе мы получали, как и все работники милиции, обед и хлеб. В уголовном розыске не было даже фотографа для регистрации арестованных. Под руководством Александра Романовича была организована фотолаборатория. И он стал по совместительству еще и фотографом. Я помогала ему проявлять и печатать снимки. Александр Романович проработал в уголовном розыске очень недолго и перешел работать в библиотеку. Вспоминая о том времени, я думаю, что он просто был вынужден сделать это из-за моральной обстановки. Один из сотрудников розыска, бывший матрос, был явным противником интеллигенции. Александра Романовича он тоже невзлюбил. Иногда, не стесняясь его присутствия, а может быть и специально, он с вдохновением и даже восторгом, рассказывал о том времени, когда он ставил "таких", как Александр Романович, к стеночке. Фамилия у него была явно не русского происхождения, если он просто не выдумал ее — Дэламур. А лицом он смахивал на разбойника с большой дороги. Он был всегда вооружен — носил в деревянной кобуре револьвер или маузер. Так что ожидать от него в любую минуту можно было чего угодно. Любимым его выражением было: "Я в корне с вами не согласен!"...

...Хотя мы работали втроем, жить было трудно, особенно если надо было купить что-то из одежды. Отец мой находился тогда в Симферополе. Причины этого я уже не помню. У нас с мамой были блузы и юбки цвета хаки, а на ногах башмаки на деревянной подошве. Ходить в такой обуви по гористым улицам Ялты было трудно...".

Маргарита стала для своего мужа всем — сиделкой, женой, машинисткой и той "Маргаритой" которая в романе "Мастер и Маргарита" Булгакова, готова была сделать всё, ради любимого Мастера.

В своих воспоминаниях Светлана Александровна — дочь Беляева пишет и о таком:

"...По воскресеньям отдыхал только Александр Романович. Дядя работал без выходных, а мама с бабушкой занимались заготовкой дров, уходя для этого в горы. Собирали валежник, сосновые шишки. Иногда попадались от срубленных деревьев огромные, в три-четыре метра длиной, сучья. Чтобы доставить их домой, женщины вбивали гвоздь, привязывали веревку и так волокли вниз с горы. Для городских женщин, не работавших ранее физически, это была нелегкая работа. Из-за нее они вечно ходили в ссадинах и синяках. Но надеяться было не на кого, и они не роптали. Случалось, что у них отнимали и дрова и топоры, и они возвращались с пустыми руками.

В 1922 году, перед Рождественским постом, мои родители венчались. Венчание было скромным. Присутствовали на венчании только свои: мамина мама, брат Лева и его товарищ. Жених был в своем будничном костюме, невеста тоже не отличалась красотой наряда. На ней было повседневное платье. Не было ни фаты, ни цветов. Но, несмотря на такую бедность, свадьба прошла весело. Единственным гостем был все тот же шафер. Александр Романович стал рассказывать с присущим ему юмором, как он при венчании спешил первым ступить на платок, чтобы быть главой дома. И о том, как он собирал оплавившийся воск со свечи и прилеплял его снизу. Существовала примета, что у кого свеча будет гореть дольше, тот дольше и проживет. В эти приметы никто не верил, как и сам отец, и все смеялись. Несостоятельность примет показала жизнь. Главой дома отец никогда не был, так как полностью был поглощен творчеством. И пережила его мама на целых сорок лет!

В 1923 году, 22 мая, мои родители зарегистрировали свой брак в ЗАГСе. Помещался он в крохотной комнатке, в которой одновременно регистрировали браки, новорожденных и покойников. Такое совмещение явно не способствовало радостному настроению. Рядом с людьми, вступавшими в новую жизнь, сидели родственники, оплакивающие близких...".

***

Жизнь и судьба распорядились так, что у Михаила Булгакова, как и у Александра Беляева, было три жены. Первой оказалась Татьяна Лаппа — дочь саратовского инспектора. Молодые повенчались в апреле 1913 года. Именно Татьяна (Тася), сделав невозможное, спасла Булгакова от наркозависимости. Через 11 лет, в апреле 1924 г., они расстались. Через год с небольшим, 30 апреля 1925, второй женой была Любовь Березовская — знаток литературы и замечательная собеседница. Однако, в отличие от Татьяны Лаппы, вторая жена не сделала жизнь мужа центром своих забот и внимания. Как-то, на претензии мужа, она беспечно ответила: "Ничего, ты не Достоевский!".

3 октября 1932 их брак был расторгнут, а на следующий день, 4 октября, Михаил Булгаков зарегистрировал свой брак с Еленой Сергеевной Шиловской — подругой Любы. Последняя спокойно и даже дружелюбно встретила это известие. Она знала об их отношениях, но, в то время была занята своей романтической историей. Люба лишь сказала: "Но я буду жить с вами...". На что Елена Сергеевна ответила: "Ну, конечно, Любочка!". Елена Сергеевна Шиловская была женой выдающегося военного начальника Е. А. Шиловского. И познакомилась с Булгаковым на масляную, 28 февраля 1929-го года у общих знакомых. Скоро у нее с Булгаковым завязался тайный роман. После развода, Евгений, — старший сын Елены Сергеевны, остался с отцом, а 5-летнего Сергея Елена Сергеевна забрала с собой на Пироговскую. Весной 1933-го года Булгаков официально передоверил ведение всех своих издательских дел Елене Сергеевне.

****

Раиса Островская познакомилась с Николаем Островским в 1926 году. Через три года они зарегистрировали свой брак. Эта женщина, — как и Маргарита Магнушевской — для Александра Беляева, и, как Елена Шиловская — для Михаила Булгакова, — стала верным и надёжным спутником жизни своего мужа. Со временем она стала заслуженным деятелем культуры РСФСР. И написала книгу о Николае Островском, вышедшей в серии "Жизнь замечательных людей".

Возможно, что кто-то из уважаемых читателей возразит: мол, почему проведены подобные "параллели" только между А.Беляевым, М.Булгаковым и Н. Островским? Ведь в России тех времён было немало писателей, которые писали отличные произведения, имели замечательных жён и очень серьёзные болезни. И это, действительно, так. Однако, как говорится, "нельзя объять необъятное" в рамках небольшой подборки материалов.

6. КРИТИКА ТВОРЧЕСТВА АЛЕКСАНДРА БЕЛЯЕВА

Из воспоминаний людей, близко знавших Александра Романовича и общавшихся с ним по совместной работе, вырисовывается образ человека, любившего жизнь и мужественно переносившего тяжелую болезнь. Они, эти люди, вспоминают о нём, как о высоком и худом человеке с усталым лицом, с застенчивыми глазами за стеклами пенсне и длинными пальцами тонких рук. Работая над своими книгами, он перевоплощался, становился таким, каким хотел быть. Через свои произведения писатель доверял людям сокровенные мысли, мечты и желания. В то же время Беляев остро переживал вынужденное одиночество и пристрастное отношение критики.

При жизни о Беляеве писали очень мало. Чаще всего критики осуждали его произведения, реже — вынужденно признавали несомненный успех, талант писателя. И, наконец, совсем уж редко были выступления в защиту писателя. До войны книги Беляева выпускались незначительными тиражами. Ряд интересных произведений не дошел до массового читателя, потому что публиковались они в местных периодических изданиях. Так, роман "Небесный гость" был напечатан лишь в ленинградской пионерской газете "Ленинские искры", роман "Чудесное око" издан только на украинском языке. Получившие ныне широкую известность романы "Подводные земледельцы" и "Продавец воздуха" не выходили отдельными книгами; "Остров Погибших Кораблей", "Последний человек из Атлантиды", "Человек, нашедший свое лицо", "Звезда КЭЦ", "Голова профессора Доуэля", "Прыжок в ничто" долго не переиздавались.

Поэт Всеволод Азаров, работая с 1933 года на ленинградском молодежном радио, не раз встречался с Беляевым, бывал у него в Ленинграде. Со временем Азаров напишет: "...Беляев был со мной, юнцом, откровенен. Он чувствовал себя забытым писателем, забытым коллегами, непонятым критикой. Но при этом считал себя отнюдь не великим, он говорил, что образы часто не удаются, язык не всегда богат. Сюжет — вот над чем он ощущал свою власть...".

В архиве писателя было обнаружено и такое письмо Беляева:

"Уважаемый Григорий Евгеньевич.

За 13 лет работы в области научной фантастики у меня накопился большой материал, на добрых 12 томов. Некоторые из ранних моих произведений, как, например, "Человек Амфибия", "Голова профессора Доуэля" и др., давно исчезли с книжного рынка и "зачитаны" в библиотеках. Юные читатели, как мне известно, усиленно разыскивают эти книги, звонят мне по телефону и пишут письма с вопросами, почему не переиздаются эти книги, где их достать и т. п. На рынках растрепанные экземпляры продаются случайно до 40 руб. ("Властелин мира"). Вместе с тем, еще не вышли отдельными книгами некоторые мои романы и рассказы, печатавшиеся в журналах и получившие одобрение в письмах читателей. (Мой роман "Воздушный корабль" — о безмоторном воздушном транспорте, пользуясь постоянными воздушными течениями на высоте, — получил хороший отзыв, как оригинальный по идее и научно-обоснованный, — от покойного К. Э. Циолковского). Не найдете ли Вы возможным, отвечая настоятельным требованиям юного читателя, издать и переиздать в 1937 году ряд моих произведений. (Мне говорил в свое время С. Я. Маршак, что в письмах детей на имя А. М. Горького о том, какие писатели и произведения им больше нравятся, мое имя и наиболее популярные мои произведения встречались в огромном количестве этих писем). Если Вы принципиально согласны на мое предложение, я мог бы представить Вам или тов. Лебедеву конкретный план.

С тов. приветом А. Беляев".

Письмо было адресовано Григорию Мишкевичу — старому знакомому, редактору "Детиздата". Тому, который вместе с М. Ю. Гальпериным — директором "Молодой гвардии", присутствовал 1 августа 1934-го года на встрече с Гербертом Уэллсом в ленинградской гостинице "Астория". Кроме "молодогвардейцев", ленинградскую сторону представляли также Б. П. Вейнберг, Я. И. Перельман, Н. А. Рынин и А. Р. Беляев. Григорию Мишкевича в тот период было не более 26 лет, а Александру Беляеву — 50.

Григорий Мишкевич станет редактором первого издания романа "Прыжок в ничто", съездит с рукописью в Калугу к Циолковскому, чтобы получить отзыв и краткое предисловие к роману. Со временем Мишкевич напишет:

"...Александр Романович тогда чувствовал себя неважно. Он все время ходил с палкой, жаловался на боль в спине, но всегда являл собой образец дисциплины и предельной корректности. Ему долго не удавались, помнится, описания поведения астронавтов в космическом пространстве (питание, устройство оранжереи и прочее), он очень сетовал на то, что "неуправляемые и непокорные воле человека болевые ощущения и незримые процессы старения столь всемогущи, что заглушают даже самое горячее желание трудиться...".

Однако тот же Григорий Мишкевич (впрочем, как и Беляев), не напишет о многом ином. И не только о том, что из всего предложенного Беляевым "Детиздат" напечатал только две книги: в 1938-ом "Человека-амфибию" и "Звезду Кэц" — в 1940-м году. В 1937 году в ленинградском Детиздате произошли драматические события. Весной были арестованы К.Б. Шавров, — один из редакторов издательства, и Н.И. Спиридонов (псевдоним — Тэки Одулок). Летом того же года арестовали поэта Н.М. Олейникова — сотрудника редакции журнала "Чиж" и физика М.П.Бронштейна — автора научно-популярных книг, мужа Лидии Чуковской. В начале сентября были арестованы писатель С.К.Безбородов, директор Дома детской литературы при Детиздате А Б. Серебрянников, редакторы К.Н. Боголюбов, А.И.Любарская и Т.Г. Габбе. Чуть позже арестовали писателя И.И.Мильчика и бывшего редактора "Чижа" М.Майслера. Разгром редакции, созданной С. Я. Маршаком, был завершен. Хотели арестовать и самого Маршака, но из столицы поступило указание его пока не трогать.

13 сентября 1937 года состоялось собрание писательского и редакторского актива. Состоялось в Детгизе. Председательствовал новый директор, Криволапов, докладывал новый главный редактор, Мишкевич. Криволапов и Мишкевич сообщили собранию, что в мае месяце они обнаружили в издательстве вредительскую организацию. О своем открытии незамедлительно "сигнализировали в НКВД", и вот теперь, в сентябре, чекисты приняли соответствующие меры. Судьба Криволапова и Мишкевича тоже окажется незавидной, со временем и они будут арестованы. Криволапов получит по полной, а потом будет каяться и просить прощения. Мишкевича арестуют в октябре 1950-го, и он будет проходить по "ленинградскому делу".

В августе 1938 года появляется статья, в которой пишется о том, что "...с вредительскими попытками убийцы и шпиона Бухарина ориентироваться на "красную пинкертоновщину" давно покончено. Но отдельные срывы и ошибки все же еще встречаются, свидетельствуя о недостаточной продуманности замыслов и о недостаточном внимании к идейно-политическому вооружению. Особенно досадно, когда такие ошибки встречаются у серьезных и добросовестных писателей. Например, Беляев в романе "Борьба в эфире" (1928 г.) тщательно продумал технические идеи, но совершенно исказил общую картину будущего коммунистического общества. Получилось, что человек будущего, создав фантастическую технику, превратился в ее раба. Отпала надобность прибегать к каким бы то ни было физическим усилиям; не нужно было двигаться, защищаться от влияний внешней среды. Человек превратился в хилого, безволосого, беззубого урода, с непомерно большой головой. Его изнеженность перешла всякие пределы. Худшую карикатуру на коммунизм трудно себе представить и, понятно, не к ней стремился Беляев. Беда в том, что он фантастически продолжил эволюцию человека на протяжении тысячелетий (увеличение черепной коробки, уменьшение челюсти, известное физическое ослабление и т. д.), забыв о тех поправках, которые внес в эту эволюцию социализм, уничтожив эксплуатацию и гармонически развивая человека...".

Начало тридцатых стало и началом непонятных и необъяснимых гонений на писателя. Критики как будто по чьему-то приказанию набросились на Беляева и его книги. Его произведения печатались лишь в газетах и выходили лишь в журналах, но жить на такие гонорары семья не могла. Критики пытались подорвать к творчеству Беляева как доверие читателей, так и издателей. Анализируя творчество Беляева, они забывали о том, что фантастика — вид литературы многогранный и сложный, что в нем имеют право на существование произведения различных направлений. На Беляева нападали больше, чем на других фантастов, потому что он и больше всех писал, и больше всех был популярен среди читателей.

"Голова профессора Доуэля" встретила двоякий прием: восторженный у читателей и враждебный у части критиков. Наиболее резкий отзыв принадлежал Я. Рыкачеву, который заявил, что "книгу Беляева прежде всего характеризует отрыв от социального времени и пространства... Этот род беллетристики достаточно равнодушен к социальной теме и преследует лишь единственную роль — развлекательство... Перед нами обыкновенная развлекательная фантастика... В книге его нет ни одного клочка живой социальной ткани... По своему типу "Голова профессора Доуэля", если можно так выразиться, роман переводный: именно для западной развлекательной фантастики характерно привлечение псевдонаучного материала, с целью позабавить читателя гротескными образами, привнести элемент гиньоля, ужаса в привычный, опостылевший мир бытового развлекательного романа".

Некий А. Рагозин издевательски иронизировал над романом "Человека-амфибия": мол, нужно бросать в мир новую идею, а что делает сам автор? В его романе нет ни грана науки, ни тени здравого смысла. В мире научной фантастики, оказывается, все возможно. И писатель может писать произведения, не имеющие ничего общего с его собственными установками. Рагозина поддерживал А. Палей: "...В социальном же отношении идея романа реакционна, так как она пропагандирует ничем не оправдываемые хирургические эксперименты над людьми...". Критик О. Хузе.написала о "Человеке-амфибии" следующее:

"...Однако в фантастическом романе А. Беляев развивает реакционную идею отказа от борьбы угнетенных за свои права и предлагает им биологические приспособления, чтобы обосноваться для жизни в подводном мире".

Даже во втором издании Большой советской энциклопедии содержался рецидив прежнего отношения к творчеству Беляева: "Автор многих живо и увлекательно написанных научно-фантастических рассказов и романов... Однако некоторые произведения Б. не свободны от штампов буржуазных фантастических романов, что приводило иногда писателя к отступлению от реализма (роман "Человек-амфибия")".

А. Ивич о "Прыжок в ничто" писал такое: "...В романе собран большой познавательный материал, настолько обширный и разнообразный, что сюжет здесь играет подсобную роль... В романе не очень много авторской фантазии... Книгу трудно воспринять как полноценное художественное произведение... Ее герои одинаково безразличны читателю...". Отзывы о книге "Прыжок в ничто" написали и три известных пропагандиста космических полетов того времени. Послесловие к первому и второму ее изданию написал профессор Н. А. Рынин, предисловие ко второму изданию — К. Э. Циолковский, который написал: "Из всех известных мне рассказов, оригинальных и переводных, на тему о межпланетных сообщениях роман А. Р. Беляева мне кажется наиболее содержательным и научным. Конечно, возможно лучшее, но, однако, пока его нет". А вот Я. И. Перельман, — известный популяризатор советской науки, резко раскритиковал ее: "...В итоге никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы. Родина Циолковского вправе ожидать появления более высококачественных произведений научной фантастики, трактующих проблему межпланетных сообщений...".

Тот же Я. И. Перельман поставил Беляеву в вину то, что он "...придерживается научной достоверности в рамках, установленных Циолковским...". И, будто бы утверждает "неосуществимость космических полетов без овладения внутриатомной энергией". Даже В. Шкловский, — изестный астрофизик, усмотрел в романе "Человек-амфибия" большие странности: "...Странная амфибия, — чисто фантастический роман, к которому пришиты жабры научного опровержения". Дело в том, что в отдельном издании 1938 года, к роману дано послесловие профессора А. Немирова, где категорически отрицается возможность создать Ихтиандра путем подобного хирургического вмешательства. Это дало повод критикам упрекнуть Беляева: мол, роман ненаучен, а посему — вреден!..

Нападкам подвергались не только "Человек-амфибия", "Голова профессора Доуэля" и . "Прыжок в ничто", но и многие иные произведения Беляева.. М. Мейерович, отрицая научность романа "Человек, нашедший свое лицо", но признавая остросюжетность романа, предъявлял автору обвинения в том, что он нарушил чистоту авантюрного жанра, использовав научно-фантастическую мотивировку для создания психологического романа. Следуя логическим рассуждениям критика, научно-фантастический роман не может быть ни приключенческим, ни психологическим. И то, что Беляев смог обогатить "авантюрный" жанр, ставилось ему не в заслугу, а в вину! Критик упрекал Беляева в условности и искусственности построений, которые не воспринимаются как вероятная действительность. Мол, читатель чувствует, что он находится в воображаемом мире, хотя и научно обоснованном. Но автор критической статьи совершенно не заметил, силу изображения и художественнуюй выразительность этого мира.

Однако... Несмотря на все старания критики и прохладное отношение издательств, популярность Беляева была велика. И перед лицом фактов даже сами критики вынуждены были признавать очевидные истины. Тот же А. Ивич вынужден был написать: "... Беляев пишет всегда легко, увлекательно и с большим искусством дает сюжетное обоснование для сообщения научных сведений. А это одно из основных достоинств всякого научно-фантастического романа...".

Д. Жуков справедливо отмечал: "...Одно из первых мест (в советской научной фантастике. — прим.) принадлежит Беляеву, обогатившему литературу множеством научных фантазий. Поразительно широк круг интересов этого писателя... Продолжая лучшие традиции Жюля Верна, Беляев в своей фантазии обгоняет действительное развитие науки, но не идет вразрез с этим развитием... Научную добросовестность Беляев счастливо сочетает с богатой выдумкой, умением создавать интересный сюжет. Неудивительно, что Беляев завоевал прочные симпатии юношества, ожидающего с нетерпением каждый новый его роман..."

На одном из совещаний в ЦК ВЛКСМ в 1938 году, на котором обсуждались издательские планы, было отмечено, что книги Беляева учат фантазировать и развивают творческую мысль. Л. Борисов писал в 1941 году, что литературная деятельность писателя неизменно и успешно проходила под знаком разработки трудных ,и в то же время увлекательных, тем научной фантастики. И что соперников в подобного рода беллетристике Беляев пока что не имеет... Критик отмечал: "Читатель знает и любит книги Беляева... Критика наша продолжает упорно и несправедливо замалчивать этого бесспорно крупного, серьезного и одаренного мастера... Сделанное Беляевым дает ему бесспорное право на одно из первых мест в мировой фантастике....

Сам писатель не мог равнодушно относиться к несправедливой критике в свой адрес и к совершенно неверному пониманию значимости научно-фантастической литературы. В статье " Золушка", опубликованной в "Литературной газете" он говорит о стремлении некоторых фантастов и критиков превратить научную фантастику в сухую "занимательную технологию или электротехнику, где герои "романа" только и делают, что задают вопросы и отвечают на них. Беляев выступает против тенденции снижения тематики до узкотехнических проблем и напоминает, как критикам, так и писателям о том, что научную фантастику не следует низводить к занимательной науке, а машины не должны заслонять людей. Писатель выражает свой протест против существовавшей тенденции излишнего утилитаризма, пренебрежения художественной стороной, превращения фантастики, низведенной на степень занимательной науки, в "весьма незанимательные научные трактаты в форме диалогов".

Беляев был уверен, что писатель-фантаст может предвосхитить такие последствия и возможности, которые подчас неясны еще и самому ученому. И что если бы научно-фантастические идеи были научны на все сто процентов, то тем самым они перестали бы быть фантастическими. Он полагал, что в научно-фантастической литературе невозможно обойтись без научных погрешностей и ошибочных допущений. Однако подлинная научная фантастика отличается от беспочвенного фантазирования тем, что в голом фантазировании нет ничего, кроме пустой игры воображения, в то время, как в научной фантастике допущения и научные ошибки являются лишь порогом, который необходимо переступить, чтобы войти в область вполне доброкачественного познавательного материала, основанного на строгих научных данных.

К сожалению, малоквалифицированная и, как правило, недоброжелательная критика принесла немало вреда не только самому Беляеву, но и советской научной фантастике в целом. И беда заключалась не только в особой антипатии к творчеству Беляева, а и в недооценке, в недопонимании существа и задач научно-фантастической литературы вообще. Непонимание ее специфики приводило к критике с точки зрения "здравого смысла" и науки сегодняшнего дня. Такой подход был принципиально неверным и, как правило, определялся той обстановкой в литературоведении, связанной с культом личности, когда зачастую конкретный литературный анализ подгонялся не к реалиям, а к теоретическим положениям возможностей социализма.

7. ТРИ РАЗНЫХ УХОДА ИЗ ЖИЗНИ

В "Параллелях трёх судеб" — подборке материалов об Александре Беляеве, Михаиле Булгакове и Николае Островском, говорилось о болезнях и любимых жёнах писателей. Однако если вспомнить о кончине этих писателей, то, увы, уход из жизни Беляева явно "выпадает" из "параллелей" трёх судеб этих писателей.

Николай Алексеевич Островский (1904-1936) написал всего лишь три произведения:

— "Повесть о "котовцах" (в 1927 году, рукопись была утеряна при пересылке);

— "Как закалялась сталь" (1930-1934 гг.);

— "Рождённые бурей" (1936, написана только первая часть романа, из трёх).

Но, несмотря на трудные годы становления молодого государства, правительство не забыло о писателе. Ему, прикованному к постели, подарили дом в Сочи и квартиру в Москве на улице Горького (ныне его дом-музей). В 1935 году он награждён орденом Ленина — высшей наградой страны. В 1936 году писатель был зачислен в Политуправление Красной армии со званием бригадного комиссара, что позволяло получать неплохую зарплату. Последние несколько месяцев перед уходом из жизни, писатель был окружён всеобщим почётом, принимая на дому читателей и писателей. Рукопись первой части романа "Рождённые бурей" была в рекордные сроки набрана, отпечатана, и экземпляры книги дарили близким на похоронах писателя.

В отличие от Николай Островского, у Михаила Булгакова (как и у Александра Беляева) были проблемы с выходом в свет его произведений. Писателя перестали печатать, а его пьесы изымались из репертуара театров. Но после того, как он 28 марта 1930 года написал письмо Правительству СССР, ему 18 апреля того же года позвонил лично Сталин, порекомендовавший Булгакову обратиться с просьбой зачислить его во МХАТ, — творческая деятельность Мастера активизировалась. В том же 1930-ом году он стал работать режиссёром в Центральном театре рабочей молодёжи (ТРАМ). Затем почти 6 лет работал во МХАТе в качестве режиссёра-ассистента. В июне 1934-го года был принят в Союз советских писателей. В 1935 году Булгаков выступал на сцене МХАТ как актёр. В 1939 году врачи диагностировали у Булгакова гипертонический нефросклероз — наследственную болезнь почек. Писатель стал вновь употреблять морфий (который начал употреблять с 1924 года), с целью снятия болевых симптомов. Следы морфия даже были обнаружены на страницах рукописи романа "Мастер и Маргарита", спустя три четверти века после смерти писателя. 10 марта 1940 года Михаил Афанасьевич Булгаков скончался, но ещё с февраля того же года родные и друзья постоянно дежурили у его постели. На следующий день, после смерти, состоялась гражданская панихида в здании Союза Советских писателей. Перед панихидой московский скульптор С. Д. Меркуров снял с лица М. Булгакова посмертную маску. Писатель был похоронен на Новодевичьем кладбище. На его могиле по ходатайству вдовы Е. С. Булгаковой был установлен камень, прозванный "голгофой", который ранее лежал на могиле Н. В. Гоголя.

***

С последними месяцами жизни и кончиной Александра Беляева всё обстояло гораздо трагичнее, чем у Николая Островского и Михаила Булгакова. В мировых СМИ, а также в Интернете можно прочитать немало материалов о "таинственной" смерти знаменитого писателя-фантаста. В этих материалах высказываются различные мнения разных людей о загадочных обстоятельствах кончины "советского Жюля Верна". И хотя практически всем известно, что писатель умер в начале 1942 года, в оккупированном немцами городе Пушкине, но не очень понятно — как и почему это произошло.

По официальной версии писатель умер перед самым Рождеством, 6 января 1942 года. Жить в оккупации было невероятно тяжело, и не только в моральном плане. Семья страшно нуждалась и страдала от голода. Беляев, перенесший незадолго до войны операцию на почках, сильно мучился. Он распух, боли стали невыносимыми. Но, оберегая жену и дочь, писатель не жаловался — лежал молча.Тело вынесли в пустующую соседнюю квартиру. Жена ходила туда, горевала, мысленно разговаривала с мужем. Через несколько дней в квартиру проникли грабители. Они сняли с Беляева костюм. Писатель, чьими книгами зачитывались миллионы людей, остался лежать в одном белье. Таким его и забрал могильщик в последний путь, дав вдове слово похоронить покойного по-человечески. Это означало — не в общем рве, а в отдельной могиле. Жена писателя расплатилась за это последними вещами. Могильщик предупредил, что сейчас рыть мерзлую землю не будет, а поставит гроб в кладбищенскую часовню и похоронит с наступлением тепла. Родным не удалось похоронить главу семьи. В начале февраля мать, дочь и бабушку (мать Маргариты Беляевой) угнали в плен и поместили в нацистский лагерь.

В одном из своих интервью Светлана Александровна Беляева так поясняет ситуацию с последними днями жизни и кончиной отца:

— ...У отца много лет был туберкулез позвоночника. Самостоятельно передвигаться он мог только в специальном корсете. Он был настолько слаб, что об отъезде не могло быть и речи. В городе была специальная комиссия, которая в то время занималась эвакуацией детей. Предлагал вывезти и меня, но и от этого предложения родители отказались. В 1940 году у меня начался туберкулез коленного сустава, и войну я встретила в гипсе. Мама часто повторяла тогда: "Умирать — так вместе!".

— По поводу смерти Вашего отца до сих существует довольно много версий...

— Папа умер от голода. В нашей семье не было принято делать какие-то запасы на зиму. Когда в город вошли немцы, у нас было несколько пакетов с крупой, немного картошки и бочка квашеной капусты. А когда и эти припасы кончились, бабушке пришлось идти работать к немцам. Каждый день ей давали котелок супа и немного картофельной шелухи, из которой мы пекли лепешки. Нам хватало и такой скудной еды, а отцу этого оказалось недостаточно.

— Некоторые исследователи полагают, что Александр Романович просто не вынес ужасов фашистской оккупации...

— Не знаю, как все это переживал отец, но мне было очень страшно. Казнить без суда и следствия в то время могли любого. Просто за нарушение комендантского часа или по обвинению в краже. Больше всего мы волновались за маму. Она часто ходила на нашу старую квартиру, чтобы забрать оттуда какие-нибудь вещи. Ее могли бы запросто повесить, как квартирную воровку. Виселица стояла прямо под нашими окнами.

— А правда, что немцы не дали вам с матерью даже похоронить Александра Романовича?

— Папа умер 6 января 1942 года. Мама пошла в городскую управу, и там выяснилось, что в городе осталась всего одна лошадь, и нужно ждать очереди. Гроб с телом отца поставили в пустой квартире по соседству. Многих людей в то время просто засыпали землей в общих рвах, за отдельную же могилу нужно было платить. Мама отнесла могильщику какие-то вещи, и тот побожился, что похоронит отца по-людски. Гроб с телом положили в склеп на Казанском кладбище и должны были похоронить с наступлением первого тепла. Увы, 5 февраля меня, маму и бабушку угнали в плен, так что хоронили папу уже без нас...

Евгению Головчинеру, — бывший председатель краеведческой секции города Пушкина, в свое время удалось отыскать свидетельницу, присутствовавшую на похоронах Беляева. Татьяна Иванова с детства была инвалидом и всю жизнь прожила при Казанском кладбище. Она-то и рассказала, что в начале марта 1942 года, когда земля уже стала понемногу оттаивать, на кладбище начали хоронить людей, лежавших в местном склепе еще с зимы. Именно в это время вместе с другими был предан земле и писатель Беляев. Почему она это запомнила? Да потому что Александра Романовича хоронили в гробу, которых в Пушкине к тому моменту осталось только два. В другом был погребен профессор Чернов, с которым Беляев подружился незадолго до смерти. Сын профессора очень любил фантастику. Татьяна Иванова указала и место, в котором были закопаны оба этих гроба. Правда, с ее слов выходило, что могильщик все-таки не сдержал своего обещания похоронить Беляева по-людски, он закопал гроб писателя в общий ров вместо отдельной могилы.

Сущестствуют и другие версии смерти и похорон Александра Беляева. В книге Н. Ломагина "Неизвестная блокада"" во втором томе напечатан дневник некой Полины Осиповой, жившей в оккупацию в Пушкине. Там под датой "23 декабря 1941" имеется такая запись: "Писатель Беляев замерз от голода у себя в комнате. Замерз от голода — абсолютно точное выражение. Люди так ослабевают от голода, что не в состоянии подняться и принести дров. Его нашли уже совершенно закоченевшим...".

Публицист Федор Морозов считает, что смерть писателя вполне могла быть связана с тайной Янтарной комнаты. Последнее произведение, над которым работал Беляем, был связан с этой темой. Никто не знает, что он собирался написать о знаменитой мозаике. Известно только, что Беляев еще до войны многим рассказывал о своем новом романе и даже цитировал знакомым некоторые отрывки. С приходом в Пушкин, немцы заинтересовались Янтарной комнатой.. Они так и не смогли до конца поверить, что им в руки попала подлинная мозаика и активно искали людей, которые располагали бы информацией по этому поводу. Якобы два офицера гестапо приходили и к писателю, пытаясь выведать, что ему известно о Янтарной комнате. Никаких документов, связанных с таким посещением Беляева, в архивах гестапо обнаружить не удалось.

Существует также легенда о том, что тело Александра Беляева из склепа вынесли и захоронили немецкие солдаты по приказу своего генерала, который, якобы, был большим поклонником творчества писателя. Именно поэтому генерал и отдал приказ с честью предать земле тело писателя.

Памятную стелу с надписью "Александр Романович Беляев, 1884-1942. Писатель-фантаст" установили на Казанском кладбище города Пушкина лишь 1 ноября 1968 года.

Но стоит она не на могиле писателя, а в месте предполагаемого его захоронения.

***

В апреле 2015 года в Смоленске, на малой Родине писателя, в Литературной гостиной областной универсальной библиотеки им. А Т.Твардовского, прошла встреча с Александром Железняковым и Андреем Балабухой — писателями-фантастами из Санкт-Петербурга. Эти писатели являются членами Беляевского фонда поддержки и развития литературы. Уже больше 20 лет фонд вручает почетную литературную премию имени Александра Беляева. В разные годы ее лауреатами были братья Аркадий и Борис Стругацкие, Мария Семенова, Владимир Мединский и другие.

Владимир Грибоедов, — краевед и автор книги "Смоленские годы Александра Беляева", попросил у петербургских писателей поддержки в вопросе увековечения памяти писателя.

— Уже второй год я бьюсь над тем, чтобы в Смоленске установили бюст писателя Беляева, — рассказал краевед. — Считаю, что он должен появиться в сквере на улице Докучаева, где уже есть скульптурный портрет другого нашего известного земляка — писателя Бориса Васильева. Недалеко от этого места находился дом, в котором жил Александр Беляев. Считаю, что установка памятного знака станет достойным событием в Год литературы. Макет памятника уже сделала скульптор Ольга Барановская (дочь Альберта Сергеева, автора памятника А. Т. Твардовскому и других монументов в Смоленске). Однако в администрации города нам ответили: "В бюджете Смоленска на 2015 год финансовых средств на проведение конкурса и установку бюста не предусмотрено". По нашим подсчетам, на воплощение этой задумки в жизнь необходимо порядка 1 млн. рублей.

— Однозначно, мы вас поддерживаем, — ответил Александр Железняков. — Мы тоже выступим с такой инициативой и попросим администрацию города поспособствовать...

***

Следует отметить, что летом 2015 года на набережной Днепра в Смоленске торжественно открыли памятник князю Владимиру. Событие было приурочено к 1000-летию со дня преставления святого равноапостольного князя Владимира.

Есть в городе и памятник Александру Трифоновичу Твардовскому (1910-1971) — главному редактору журнала "Новый мир" (1950-1954; 1958-1970), члену Центральной ревизионной комиссии КПСС (1952-1956), кандидату в члены ЦК КПСС (1961-1966). Умершему 18 декабря 1971 года в дачном посёлке Красная Пахра Московской области и похороненному в Москве на знаменитом Новодевичьем кладбище (участок Љ 7). Кстати, родившемуся не в самом Смоленске, а в небольшом селе Смоленской области. Памятник Александру Твардовскому и Василию Теркину был открыт накануне празднования 50-летия Победы в Великой Отечественной войне. Автор памятника, скульптор Альберт Сергеев за эту работу был удостоен звания "Почетного гражданина города Смоленска".

Есть памятник композитору М.И. Глинке, торжественно открытый в день рождения композитора 20 мая 1885 года при стечении огромного количества народа, среди которого только приезжие гости составляли 5 тысяч человек. Имеются памятники поэту М.В. Исаковскому, строителю смоленской крепостной стены Ф. Коню, скульпторам М.О. Микешину и С.Т. Коненкову.

Есть памятник "Благодарная Россия героям 1812 года". Более того, в 1912 году, в честь 100-летия победы над Наполеоном, в Смоленске открыли два памятника:

— памятник Софийскому полку, открытому 5 августа 1912 года в "Лопатинском саду" на Королевском бастионе, у подножия которого в 1812 году хоронили погибших воинов полка;

— памятник на могиле генерал-майора А.А. Скалона, который командуя тремя драгунскими полками, погиб 5 августа 1812 года в восточном предместье Смоленска во время отражения атаки польского корпуса графа Понятовского на глазах у императора Наполеона;

Есть в городе и "специфические" памятники. К примеру, скульптура "Олень", созданная по распоряжению императора Восточной Пруссии Вильгельма II (в реальных размерах подстреленного им на охоте оленя).

Нет только ни денег, ни места, ни желания для установки в Смоленске памятника Александру Беляеву, книгами которого зачитывается весь мир. И невольно возникают вопросы: "Так появится ли бюст Александра Беляева на его малой Родине?.. И как ещё нужно просить администрацию Смоленска, чтобы она выполнила пожелания своих земляком?.. Которые, в отличие от чиновников, признательны Александру Беляеву не только за то, что прославил их город, но и, главным образом, за то, что написал замечательными произведения, которыми восхищается весь мир.

8. ВОСПОМИНАНИЯ ДОЧЕРИ ОБ ОТЦЕ

19 июля 2014 года исполнилось 85 лет Светлане Александровне Беляевой, — дочери известного писателя-фантаста, одного из основателей советской научно-фантастической литературы Александра Романовича Беляева. В том же году в Издательском Доме ТОНЧУ вышла книга С.А. Беляевой "Семейная сага фантаста Беляева". Дочь уже писала о писателе — в 2009 году увидели свет её "Воспоминания об отце". Кроме того, в разные годы были опубликованы такие рассказы: "Дьявол и женщина", "Письмо с того света", "Кониц. Воспоминания о первом лагере", "Мужские страдания", "Дом над рекой", поэтический сборник "Отражения" и другие произведения.

В книге ""Воспоминания об отце" С.А. Беляева описывает жизнь отца, начиная c детства и завершая последними днями его жизни. Книга написана простым языком, интересно и талантливо. Читателю предлагается правдивый, а не идеализированный образ писателя. Ниже приведены фрагменты книги, в которых описываются различные интересные случаи из жизни именитого писателя.

***

...Однажды в Смоленск приехала столичная труппа под руководством Станиславского. И вдруг один из ведущих актеров охрип. Дублера у артиста не было, и на афишах появилось объявление: "из-за болезни артиста спектакль отменяется". Кто-то из заядлых театралов, знакомый с постановками Александра Романовича, встретившись со Станиславским, рассказал ему о театре Беляева, сделав предположение, что Александр Романович мог бы заменить заболевшего актера. Вот что вспоминает Светлана Александровна об этом случае:

"...Вечером, когда отца не было дома, к ним зашел высокий худощавый мужчина в пенсне и сказал, что хочет видеть Александра Романовича. И хотя отец был в ту пору уже взрослым, у матери привычно екнуло сердце. Кого-то послали на его поиски. Отца нашли. Он пригласил гостя в свою комнату, где они долго разговаривали. После его ухода Александр сообщил матери, что это был Станиславский и что он просил его заменить заболевшего актера. И то, что через два дня он будет играть в спектакле. Мать даже руками всплеснула. Мыслимое ли дело, играть со столичными актерами! Пыталась отговорить сына, но он только смеялся: "Не бойся, мама, все будет хорошо!". Спектакль прошел блестяще. Смоляне горячо встретили своего земляка и долго ему аплодировали. После этого отец сыграл еще в нескольких спектаклях, пока труппа не закончила свои гастроли и не уехала в Москву. Станиславский, оценив актерский талант Александра Романовича, предложил ему остаться в его труппе, но отец отказался, так как готовился стать адвокатом. Недавно я где-то прочла, что отец якобы два сезона играл в Москве у Станиславского. Ни я, ни мама от отца не слышали ничего подобного. Но, как я уже говорила, многое из жизни отца осталось для меня тайной...".

***

Александр Беляев рассказывал своей меньшей дочери много интересного из своей работы в труппе театра Народного дома в Смоленске. Ниже приведены три таких случая:

"... На сцене декорации дешевой меблированной комнаты, вылинявшие обои. Входит хозяйка и начинает стыдить студента за то, что он задолжал ей за комнату. Отец уже открыл рот, чтобы ответить ей, но в это время начал падать плохо сколоченный задник. Не растерявшись, Александр Романович подбежал к декорации и, привалившись к ней плечом, не дал ей упасть, а хозяйке, вместо должной реплики, возмущенно воскликнул:

— В комнате уже стены падают, а вы за нее плату требуете!

Занавес закрыли под дружный смех и аплодисменты зрителей...

Второй случай произошел с ним, когда он играл императора. После пушечного выстрела на сцену должны были ворваться мятежники и свергнуть его. Но время шло, а выстрела не было. Тут из-за сцены отец услышал чей-то голос:

— Выходи!

— Не выйду, выстрела не было!

— Выстрела не будет, шнур оборвался. Выходи!

— Не могу, не велено!

Пауза затянулась, зрители начали проявлять нетерпение. Надо было что-то предпринять. Поднявшись с трона, император начал прохаживаться по сцене. Проходя мимо кулис, он попробовал, в свою очередь, вызвать артистов, но они упорно ожидали выстрела. Чтобы спасти положение, отец на мгновение зашел за кулису и насильно вытолкнул своих врагов на сцену. Потом, пятясь, стал обороняться. Очутившись на виду у зрителей, артисты были вынуждены играть. Император был свергнут, но публика ему

аплодировала...

Третья история несколько иного характера. На этот раз у Александра Романовича была роль старухи. На сцене комната с ветхой мебелью. На середине сцены стол. На нем бутылка вина и рюмка. Входит старуха. Спина ее согнута, голова дрожит, ноги шаркают по полу. Выражение лица отсутствующее. Вдруг она замечает бутылку и заметно оживляется. С опаской оглядываясь по сторонам, подходит к столу, поспешно хватает бутылку. Хочет налить себе вина, но не может вытащить пробку. Думаю, что спектакль был любительский. Бутафории у них не было, а в бутылке находилось настоящее вино. Перед спектаклем кто-то, видимо, выпил стаканчик, да так закупорил бутылку, что пробка еле выглядывала из горлышка. Театрального опыта у отца было мало и сообразительности не хватило, чтобы изобразить, будто он открыл бутылку и "налил" вина. Все его усилия были направлены на то, чтобы откупорить бутылку. Он вертел ее в руках так и сяк, но ничего сделать не мог. И вдруг, забыв, что он играет древнюю старуху, схватил пробку зубами и вытащил ее. Зубы у отца были крепкие! Открыв бутылку, он налил вина, но выпить не успел, в зале раздался громкий смех, перешедший в неудержимый хохот. Сделав вид, что ничего не произошло, отец вновь принял старческую позу и продолжал играть. Спектакль прошел с успехом, но зрители, вспоминая о нем, еще долго смеялись... ".

Уж чего-чего, а различных случаев — смешных и грустных, приятных и не очень, в жизни писателя было более чем достаточно. Вот как описывается случай с нападением грабителей на отца и его друзей:

"...Как-то поздно вечером они возвращались из гостей. Небо было в тучах. Луна только на миг освещала дорогу и вновь пряталась за тучи. Фонари светили тускло, почти не давая света. И вдруг из темноты вынырнуло несколько парней, которые потребовали выложить кошельки. Грабителей было больше, да и физически выглядели они внушительнее. Оценив обстановку, друзья остановились в нерешительности, не зная, что предпринять. Пока кое-кто подумывал о бегстве, Александр вышел вперед с протянутой рукой, в которой он держал пистолет, и двинулся на бандитов. Шел он не спеша, в полном молчании, шаг за шагом приближаясь к грабителям. Сначала они дрогнули, потом бросились врассыпную. Когда они скрылись в темноте, друзья, хранившие до этого молчание, разом заговорили. Они были удивлены, что у Александра оказался револьвер, а также его самообладанием. Однако, узнав правду, они были поражены еще больше. Дело в том, что никакого пистолета у отца не было. А бандитов он напутал надетой на указательный палец черной перчаткой... ".

А вот интересный случай с собакой на мостике:

".... Случилось это тоже в Смоленске. Шли как-то целой компанией и весело разговаривали. Вдруг на мостике, через который надо было переходить, появилась огромная, свирепого вида собака. Остановившись посередине, она зло заворчала и оскалилась. Было похоже, что она собирается броситься. Все остановились. Идти ей навстречу никто не хотел. Обходить вокруг было далеко. Кто-то крикнул на нее, замахал руками, но собака разозлилась еще больше. Пролаяв басом, она сделала несколько шагов вперед и остановилась. Все стояли в замешательстве. Но тут Саша вышел вперед. Сложив на груди руки точь-в-точь, как изображен Наполеон, и направив взгляд на собаку, он стал медленно двигаться навстречу ей. Собака заворчала, но не бросилась. Он продолжал ее гипнотизировать, и она, медленно пятясь, сошла с мостика. После чего повернула в другую сторону и потрусила прочь. Победитель был вознагражден аплодисментами и криками "ура".

Дочь с детского возраста видела, как отец страдает от своей болезни. Ниже приведено описание впечатлений от процедуры гипсования и болезни отца:

"... Вскоре после нашего переезда в Ленинград у отца вновь началось обострение спондилита, и он на несколько месяцев опять стал лежачим. Я стала невольной свидетельницей его гипсования. Делали это у нас дома. Приехали врач и медсестра. Стоять без корсета, который он носил постоянно, отец не мог. Поэтому его подвязали под мышки бинтами и подвесили между дверей на крюки от моих качелей. Намочив пропитанные гипсом бинты, врач стал его бинтовать. Как раз в этот момент я появилась на пороге и застыла в ужасе. Эта процедура, похожая на повешение, произвела на меня такое удручающее впечатление, что я со страху бросилась прочь. Мне тогда шел всего седьмой год, я была очень впечатлительна, долго не могла успокоиться. Да и воспоминания до сих пор остались тяжелые. Но отец, привыкший за многие годы к подобным процедурам, не терял оптимизма. Увидев меня, он пошутил по поводу своего "висящего" положения, но меня это не развеселило... В те годы у нас особенно часто бывали врачи. Но, закованный в гипс от бедер и до затылка, отец оставался оптимистом. Шутил и рассказывал мне смешные истории. Конечно, это было не единственным его занятием. Он еще писал и содержал всю нашу семью. Только при сильных болях природный юмор изменял ему. Но стоило болям утихнуть, как он сразу принимался за работу и становился самим собой...

Неподвижность отца пугала меня. В этом было что-то неестественное. Я на какое-то время отдалилась от отца. Почти не заходила к нему, не усаживалась, как раньше, рядом с ним, чтобы услышать очередную историю. Несмотря на мою эмоциональность, отец почему-то не вызывал у меня жалости. Может быть, оттого, что он не стонал и не жаловался? Постепенно я привыкла к его лежачему положению и вновь стала по вечерам заходить к нему. Не знаю, был ли отец оптимистом, или за долгие годы он уже привык к своей болезни, но даже после того, как его тело сковал гипс, распорядок его дня не изменился и он продолжал работать. Как всегда, по утрам он диктовал маме или писал. Разница была только в том, что он писал, не сидя за столом, а лежа...".

Описывая привычки Александра Беляева, дочь откровенно пишет:

"... Вообще привычки у отца были довольно странные, и некоторые из них доставляли ему немало неприятностей. Например, стоя, упираясь в стол кистями рук, высовывать при этом большой палец между средним и безымянным. Получалось что-то вроде кукиша. Делал он это непроизвольно и часто в совершенно неподходящих местах. Например, в суде, где он выступал как защитник. Кто-то из судей, заметив это, обвинил его в том, что он намеренно показывает залу фигу. Не помню, как уж отец оправдался....

...Мама рассказывала мне, что когда отец обдумывал новое произведение, то бывал очень рассеян. Даже знакомые иногда обижались на него за невнимание, словно он намеренно не замечает их на улице. Мама передала ему замечание, на что он ответил шутливо:

— Скажи им, что я был увлечен собой!

Бывали случаи, когда он, собираясь куда-нибудь с мамой, мог пройти мимо нее и захлопнуть перед ее носом дверь. Что однажды и случилось. Выйдя на площадку, он захлопнул за собою дверь и спокойно двинулся в нужном направлении, забыв о своей спутнице. Пока мама снимала лайковую перчатку, чтобы открыть замок, он ушел уже довольно далеко. Когда же она, запыхавшись, догнала его, он спросил с удивлением:

— Где ты была, детка?..".

Хочется ещё раз отметить, что "Воспоминания об отце" приятно удивляют не только талантливым описанием тех или иных событий из жизни Александра Беляева, но и правдивостью повествования, исключающего идеализацию именитого писателя:

"...Однажды мы вдруг получили посылку: маленький бочонок мурманских сельдей и огромную, проткнутую палочкой, горячего копчения треску. Мама была буквально ошеломлена, так как забота о других, в том числе и о семье, была несвойственна отцу. Хотя он, конечно, и содержал нас. Объяснилось все, когда отец вернулся. Один из завербованных, постоянно посылавший домой рыбные посылки, спросил Александра Романовича, почему он ничего не посылает? Отец был весьма озадачен вопросом. Он и сам не знал "почему". Если я не ошибаюсь, в тридцать втором и тридцать третьем мы сидели на карточках. А потому, поразмыслив над советом, отец решил последовать примеру знакомого, сделав нам шикарный подарок. Через несколько месяцев отец вернулся. Видимо, этого времени было вполне достаточно для освоения Севера...".

О работе писателя над книгами можно узнать из таких "зарисовок" дочери:

"...Но вот новое произведение обдумано. На листке бумаги действующие лица. Отец никогда не запоминал имена своих героев, и ему постоянно приходилось заглядывать в "шпаргалку". Сигналом к началу работы была фраза:

— Ну, пиши, карандаш!

Зачастую отец диктовал маме без черновика, прямо из головы (как он говорил: с мозгов), делая это так, словно перед ним лежал готовый текст. После окончания работы отец проверял рукопись. Мама говорила, что переделок или поправок почти никогда не было. Если не считать тех случаев, когда что-то не устраивало редактора. Отец уверял, что если он станет поправлять, то будет только хуже. Здоровые писатели удивлялись его, если так можно сказать, производительности...

Интересно и воспоминание об истории выхода романа "Человек, нашедший свое лицо". Вначале был написан рассказ под названием "Человек, потерявший свое лицо". Потом он был переработан и увеличен до романа. В нем говорилось о киноактере-комике. Из-за своего уродства он не имел успеха у женщин и решил изменить свою внешность с помощью пластической операции. Когда он вернулся красавцем, киностудия не приняла его изменившимся и он лишился работы. Прочитав этот рассказ, редактор воскликнул:

— Ну и нафантазировали вы, Александр Романович!

Рукопись он отложил в "долгий ящик". Но однажды в какой-то газете появилась интересная статья под названием "Ваш нос — наш нос!", в которой говорилось о киноактере, не имевшем успеха у женщин из-за длинного носа и который, так же как Престо, решил сделать пластическую операцию, но киностудия заявила, что, если он это сделает, они расторгнут договор. После этой заметки рассказ был напечатан. Роман "Властелин мира" тоже не сразу был напечатан. Тему его о передаче мыслей на расстояние нашли опасной. Интересно, что в это же время издательство получило еще одну рукопись на ту же тему. Романы были так похожи, что можно было подумать, что кто-то из авторов плагиатор. Но они даже не знали друг друга. И все ж таки напечатан был роман Александра Романовича, а позже он вышел отдельной книгой".

***

В подборке материалов "Параллели трёх судеб" уже говорилось о "параллелях" в судьбах Александра Беляева и Михаила Булгакова. В своих воспоминаних об отце, Светлана Александровна, описывает и такую "параллель":

"...Интересно, что я, буквально на днях (воспоминания написаны в конце 1980-х гг. — прим.) поймала по радио кусочек передачи. Говорила вдова Булгакова. Она сказала, что ее мужем был написан роман "Властелин Мира", но его обвинили в плагиате, так как подобный роман был в редакции... Правда, имя отца она не назвала, но я-то знаю об этом случае. Это редкость, когда двум людям одновременно приходит в голову одна и та же мысль, но бывает. И совсем не обязательно это плагиат. Тем более что оба автора не были знакомы... Смущает меня только одно. Книга вышла в 1929 году. Отцу было 45. Я не знаю, когда родился Булгаков, но если ему в ту пору было даже всего двадцать, а ему, наверное, было больше, то может ли быть жива его жена? Причем голос у женщины был молодым... А отцу в этом году исполнилось 120! Кстати, ни по радио, ни по телевидению об этом не упомянули...".

А вот так описывается история с пропажей одного из сценариев Александра Беляева:

"... В 1940 году из Одесской киностудии приехал в Ленинград кинорежиссер Ростовцев. Его задачей было привлечение ленинградских писателей к работе в кино. Отец предложил ему свой последний, еще тепленький, роман "Когда погаснет свет". Ростовцеву роман понравился. Было решено, что сценарий они будут писать вместе. Места у нас в квартире было достаточно, и мама предложила Ростовцеву поселиться на время работы над сценарием у нас, чтобы не тратить время на поездки. Началась совместная работа, но Ростовцева все что-то не устраивало. Отец без возражений исправлял, сокращал или что-то добавлял в сценарий. А мама, сидевшая тут же за машинкой, перепечатывала. Когда работа над сценарием закончилась, Ростовцев уехал в Ленинград, чтобы прочесть его. Вернулся он смущенный. То, что получилось после его правки, не понравилось никому, и он спросил отца, не осталось ли у него еще одного экземпляра. Экземпляр нашелся, и уже по нему был написан новый сценарий. Довольный Ростовцев увез его в Одессу. Отец только успел получить аванс, как началась война. Связи больше не было, и на этом все кончилось... После войны мама написала на Одесскую киностудию, надеясь узнать о судьбе принятого к производству сценария. Но никто не мог ответить ей ничего определенного. Архив не сохранился, не осталось и старых сотрудников. Собственно говоря, это и было ответом — сценарий бесследно исчез...".

А вот как описан случай с получением премии:

"... Написав роман "Прыжок в ничто", отец долго не мог придумать для него названия. Обычно он делал это после окончания работы. На этот раз он отнес в редакцию безымянную рукопись. Редактор предложил тому, кто придумает наиболее интересное название, выдать премию. В конце концов, придумал сам автор, но премии не получил...".

Очевидно редактор решил, что премия автору не положена: мол, если придумал роман, то обязан и придумать его название.

В Интернете можно встретить немало информации о том, что жена Беляева имела немецие корни. Вот что пишет об этом дочь:

"...Мои дедушка и бабушка разговаривали по-немецки. Правда, семья бабушки Эльвиры Юрьевны переехала из Стокгольма в Финляндию, когда бабушке было всего 6 лет. А через пару лет они перебрались в Петербург и жили в Лесном. Так что по-русски бабушка говорила хорошо, но иногда путала "он" и "она"... Мама же после оккупации и немецких лагерей возненавидела немецкий язык. Одно время, видимо в шестидесятых, в Ленинграде было очень много немцев. Какие-то специалисты и военные. Приезжали даже с семьями и детьми. У мамы от одного вида немецкой формы лицо перекашивалось. Что касается меня, то какая бы кровь ни текла в моих жилах, я считаю себя русской, потому что это моя Родина и никакой другой, исторической Родины, для меня не существует. Даже если мои предки вышли из Польши, Эстонии и Швеции. Помнится, мой отец говорил, что в моей крови течет еще и голландская кровь! За счет голландской крови отец относил мою тягу к путешествиям. Да, тогда меня манили приключения, а вот на долю выпали мытарства...".

Для тех, кто ещё не прочитал книгу "Воспоминания об отце", но желает её прочитать, рекомендуется такая ссылка:

http://www.libros.am/book/read/id/353642/...

***

Жизнь Светланы Александровны Беляевой непростой, как при жизни, так и после смерти отца. В 1941 году у неё обнаружили туберкулез синовиальных ямок левого колена. Ногу положили в гипс и ходить можно было только с помощью костылей. 17 сентября 1941 года город Пушкин был занять фашистами. Незадолго до войны отцу сделали очередную операцию, и семья не смогла эвакуироваться. В декабре состояние его здоровья резко ухудшилось, и 6 января 1942 года писатель умер.

В феврале семью Беляевых фашисты вывезли в Западную Пруссию. В годы войны Беляевы находились в различных лагерях для перемещенных лиц на территории Польши и Австрии. И лишь в мае 1945 года были освобождены Красной Армией. И никто из Беляевых (бабушка, мать и дочь) не могли представить, что из фашистской неволи они вновь попадуть в иную неволю, но уже на своей, родной земле. Их даже попытаются разлучить друг с другом. Эльвиру Юрьевну, — бабушку Светланы, и мать направили в Алтайский край на Содокомбинат, а Светлане разрешили ехать домой. Однако дочь категорически отказалась разлучиться со своими родными, и её тоже направили в 11-летнюю ссылку. До места назначения добрались только через полгода, в ноябре. По пути в ожидании чего-то жили неделями в так называемых немецких деревнях. На Содокомбинате, прожили и работали либо вышедшие из заключения и не имевшие права уезжать, либо ссыльные. Вновь прибывших поселили в длинной землянке с двойными нарами по обеим сторонам. Позже Беляевых переселили в Барнаул, где пришлось жить тоже в землянке, а работать на заводе.

В декабре 1946 года умерла бабушка. Умирала тяжело, но не было ни лекарств, ни телефона, чтобы вызвать скорую помощь. Проработав на заводе всего семь месяцев, мать и дочь были уволены по сокращению штатов. Начались поиски новой работы. Вскоре Светлана Александровна устроилась на другой завод. Семья получила отдельную комнату в землянке.

В декабре 1948 года их вызвали к коменданту НКВД и ознакомили с постановлением о переселении. Причем без срока, что означало пожизненно! Светлану охватило отчаяние, но мать успокаивала: мол, ничто не вечно, изменится и это. И она оказалась права — об освобождении матери и дочери настойчиво хлопотали московские родственники Александра Романовича, а также Леопольд Магнушевский — родной брат матери. После долгих хлопот и ожидания, пришло разрешение из Верховного Совета о снятии ограничения. Маргарита Константиновна, уставшая от такой жизни и ожидания, приняла это известие почти равнодушно. Однако дочь была в восторге от долгожданной свободы. Гляда на радость дочери, стала веселей и мать. Оптимизма также добавило известие о том, что издательство "Молодая гвардия" выпустило двухтомник произведений Беляева, за который дочь и вдова писателя должны получить гонорар.

Но вскоре восторг Светланы Александровны был омрачен. Она стала плохо видеть. Надежда была только на ленинградских врачей. И 3 августа 1956 года мать и дочь отправились в обратный путь к дому. " Первым делом мы бросились искать папину могилу..." — вспоминала потом Светлана Беляева.

В Ленинграде возникли новые проблемы — надо было где-то жить и работать. Приходилось жить у знакомых и снимать квартиры. И лишь через 9 лет, в 1965 году, Беляевы получили постоянную прописку в кооперативной квартире. Дочь устроилась рабовать на небольшом заводе, принадлежащем одному из научно-исследовательских институтов Ленинграда. За 26 лет работы на заводе ей пришлось работать токарем-расточником, учетчицей, контролером ОТК, фотолаборантом, копировщицей, техником отдела информации, инженером... После продолжительной болезни умерла мама. Это случилось за два года до выхода дочери на пенсию.

Светлана Александровна состояла членом редколлегии стенной газеты НИИ, затем членом редколлегии заводской малотиражки. Кроме того, она постоянно писала стихи, рассказы и рассылала их по редакциям. Дважды была составителем сборников произведений А.Р. Беляева — "Последний человек из Атлантиды" (1986 год) и пятитомника (1993 (?) 1983 год). В преддверии столетия отца, публиковалось много очерков Светланы Беляевой в журналах и газетах: "Воспоминания об отце" ("Аврора", Љ 9, 1982); в сборнике "Синяя дорога" (Детиздат, 1982); "Воспоминания об отце" ("Уральский следопыт", Љ 3, 1984); в сборнике "Фантастика — 84" ("Молодая Гвардия", 1984). Позже были опубликованы очерки в сборнике "Последний человек из Атлантиды" (Лениздат, 1986); "Об отце" ("Дети и мы", Љ 6, 1991) и других изданиях.

http://samlib.ru/w/wladimir_kasxjanow/bel...