ГОЛОВА ПРОФЕССОРА ДОУЭЛЯ

Первое научно-фантастическое произведение А. Беляева. Впервые опубликовано — в виде рассказа — в московской «Рабочей газете» 16—21 и 24—26 июня 1925 года, а затем в-3-м и 4-м номерах журнала «Всемирный следопыт» за тот же год. Годом позже в качестве заглавного рассказа вошло в первый авторский сборник фантастики Беляева (вместе с рассказами «Человек, который не спит» и «Гость из книжного шкапа»).

Сюжет рассказа тот же, что и романа, но значительно проще и беднее. Мисс Адамс (в романе — мадемуазель Лоран) попадает в лабораторию профессора Керна, большого ученого, который, однако, не остановился перед преступлением: оживив голову своего учителя, профессора Доуэля, он теперь заставляет эту голову работать на себя, служить «генератором идей». Мисс Адамс сразу же, как только проникает в тайну Керна, пытается разоблачить его, но безуспешно. Из почти безвыходного положения ее спасает сын Доуэля. Вместе им удается довести разоблачение до конца. Керн терпит поражение.

Рассказ был интересен своими научно-фантастическими идеями, но не литературным мастерством автора. Поэтому двенадцать лет спустя Беляев переработал его в роман — в том виде, в каком он опубликован сегодня. Впервые роман увидел свет в 1937 году на страницах ленинградской газеты «Смена» (1—6, 8—9, И, 14—18, 24, 28 февраля, 1, 3—6, 9—11 марта), затем в 6—10 номерах журнала «Вокруг света» за тот же год.

Первое отдельное издание было выпущено издательством «Советский писатель» в 1938 году. В послевоенные годы роман неоднократно переиздавался в различных отечественных издательствах.

ОСТРОВ ПОГИБШИХ КОРАБЛЕЙ

   Впервые опубликован в 1926 году в журнале «Всемирный следопыт» (№ 3 и 4). В подзаголовке значилось «фантастический кинорассказ», а в редакционном предисловии указывалось, что это «вольный перевод» американского кинофильма, его литературное переложение. Главы рассказа Беляев, следуя кинематографическому прообразу, назвал «картинами». И все построение рассказа было очень кинематографичным: резкая смена эпизодов, обрываю-, щихся на самых острых сюжетных моментах, быстрое развитие действия, детективная интрига.

  Однако уже тогда Беляев дополнительно (по сравнению с фильмом) ввел в свое произведение много познавательного материала. В дальнейшем, желая еще более усилить именно эту составляющую «Острова Погибших Кораблей», он написал продолжение, вторую часть, полностью самостоятельную в сюжетном отношении. Она была опубликована во «Всемирном следопыте» в 1927 году (№ 6). В том же году вышло первое отдельное издание романа в издательстве «ЗиФ» (вместе с романом «Последний человек из Атлантиды») .

   Роман был переиздан в 1929 году, а в послевоенное время переиздавался неоднократно.

  В сносках на стр. 188 и 227 даны примечания автора.

  Стр. 139. Франклин Вениамин, правильнее — Бенджамен (1706—1790) — американский просветитель, государственный деятель, являвшийся одним из авторов Декларации независимости США и Конституции, а также ученый, основавший первую в США Филадельфийскую публичную библиотеку, Пенсильванский университет, Американское философское общество. Призывал к отмене рабства негров.

  На трансатлантических лайнерах, построенных до 1924 года, существовало разделение на 1-й и 2-й (каютные) классы, пассажиры котррых жили в отдельных каютах на 1—4 человека, и 3-й (так называемый эмигрантский) класс, пассажиры которого все время плавания спали вповалку на крытой палубе, не имея никакого определенного места.

ВЕЧНЫЙ ХЛЕБ

Повесть впервые была опубликована в авторском сборнике научно-фантастических произведений А. Беляева «Борьба в эфире» (М.-Л.: Молодая гвардия, 1928) вместе с романом «Борьба в эфире» и рассказами «Ни жизнь, ни смерть» и «Над бездной». При жизни писателя не переиздавалась, а в послевоенные годы — несколько раз.

Тема поиска выхода из продовольственного кризиса несомненно является одной из значительных творческих находок Беляева. Она не потеряла актуальности и по сей день. И сейчас к ней снова и снова обращаются писатели-фантасты (например, Александр Казанцев в романе «Купол Надежды»), Интересна и мысль об опасности неконтролируемого использования даже выведенных с самыми благими целями искусственных микроорганизмов. На эту тему писатели-фантасты наших дней создали немало оригинальных и очень серьезных по мысли произведений (например, роман М. Крайтона «Штамм «Андромеда» или «Мутант-59» К. Педлера и Дж. Дэвиса).

ЧЕЛОВЕК-АМФИБИЯ

Роман написан в 1927 и впервые опубликован в первом — третьем номерах журнала «Вокруг света» за 1928 год. Почти сразу же он вышел в свет отдельным изданием и с тех пор неоднократно переиздавался. «Человек-амфибия» — одно из наиболее популярных произведений Александра Беляева не только в нашей стране, но и за рубежом. Именно этой книге наряду с «Головой профессора Доуэля» дал высокую оценку Герберт Уэллс. В 1962 году по мотивам романа режиссерами Г. Казанским и В. Чеботаревым был поставлен художественный кинофильм.

Толчком к написанию «Человека-амфибии» послужили для Беляева, с одной стороны, воспоминания о прочитанном в Ялте, во время болезни, романе французского писателя-фантаста Жана де ля Ира «Иктанэр и Моизетта» (подробнее см. в биографическом очерке в 1-м томе), а с другой, как вспоминала вдова писателя Маргарита Константиновна Беляева, — газетная заметка о состоявшемся в Буэнос-Айресе судебном процессе над неким доктором, производившим «святотатственные» эксперименты над животными и людьми. Что это была за заметка, в какой газете, каковы подробности процесса, — сегодня установить уже практически невозможно. Но это еще одно свидетельство стремления Беляева в своих научно-фантастических произведениях отталкиваться от фактов реальной жизни.

  В сносках, обозначенных цифрами, даны примечания автора.

Стр. 70. Здесь автор следует литературной традиции (В. Гюго, «Труженики моря»; Ж. Верн, «Двадцать тысяч лье под водой» и так далее), которая преувеличивала агрессивность осьминогов. Согласно современным наблюдениям биологов и акванавтов, осьминог нападает на человека лишь в исключительных случаях при самообороне. (См., например, книгу И. Акимушкина «Приматы моря». — М., 1963.)

ПОСЛЕДНИЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ АТЛАНТИДЫ

  Одно из первых произведений Александра Беляева. Впервые роман увидел свет на страницах пятого — восьмого номеров журнала «Всемирный следопыт» за 1926 год. В следующем, 1927 году он был издан в первом авторском сборнике Беляева вместе с «Островом Погибших Кораблей». Затем роман долго|е время Не переиздавался, пока в (957 году его не перепечатал журнал «Знание — сила» (№4—5). В последующие годы издавался неоднократно, На мысль о поисках погибшей цивилизации Атлантиды Беляева натолкнула опубликованная во французской газете «Фигаро» заметка: «В Париже организорано общество по

281

изучению и эксплуатации Атлантиды». В первой четверти XX века подобные общества возникали и лопались достаточно часто: предприимчивые дельцы-авантюристы умело спекулировали на распространившемся в это время повышенном интересе к истории Атлантиды (атлантомании). Таким образом газетная заметка превратилась под рукой писателя-фан-таста в пролог к «Последнему человеку из Атлантиды» (история мистера Солли). Материал же для описания собственно Атлантиды Беляев почерпнул из книги Роже Девиня «Исчезнувший материк. Атлантида, шестая часть света» (на русском языке под названием «Атлантида, исчезнувший материк» вышла в 1926 году), которую и упоминает непосредственно в тексте повести (см. стр. 136). В значительной мере повесть является художественной версией книги Девиня — подобно тому, как «Остров Погибших Кораблей» был литературной версией американского кинобоевика.

  В сносках, обозначенных цифрами (в том числе — в «комментариях Ларисона»), даны примечания автора.

282

МЕРТВАЯ ГОЛОВА

  Впервые рассказ был опубликован в журнале «Вокруг света» (1928, № 17). При жизни писателя в его книги не входил и увидел свет на страницах сборника только в 1959 году, когда издательство «Молодая гвардия» выпустило составленную Борисом Ляпуновым антологию советских научно-фантастических рассказов двадцатых — тридцатых годов «Невидимый свет». Впоследствии рассказ включался в сборники произведений Беляева.

  «Мертвая голова» — один из ранних научно-фантастических рассказов Беляева, близких по жанру географическо-приключенческой литературе. Сюжет рассказа и на этот раз опирается на реальный факт— газетное сообщение о найденном где-то в дебрях Амазонии одичавшем человеке.

  Название рассказа несет двойную нагрузку: с одной стороны, это наименование редкого вида южноамериканских бабочек — в погоне за одной из них и заблудился в джунглях герой рассказа; а с другой — это символ утраты человеком своей человеческой сущности в социальном безмолвии необитаемых лесов. Такие символичные, метафорические заглавия Беляев давал своим произведениям неоднократно.

  В сносках, обозначенных цифрами, даны примечания автора.

Стр. 247. Способ приготовления Джоном взрывчатки описан Беляевым условно. Точно так же невозможно изготовить, скажем, нитроглицерин по способу инженера Сайреса Смита в романе Жюля Верна «Таинственный остров».

ДЕРЖИ НА ЗАПАД!

  Впервые рассказ был опубликован в журнале «Знание — сила» (1929, № 11). Вторично напечатан в журнале «Уральский следопыт» (1978, № 4). С тех пор не переиздавался.

  В форме юмористического рассказа-парадокса Беляев здесь попытался дать представление об относительности времени. Для этого он использовал как парадоксы, возникающие при пересечении линки перемены даты (180-й меридиан) и уже использовавшиеся его литературными предшественниками (Эдгар По, «Три воскресенья на одной неделе»; Жюль Верн, «Вокруг света в восемьдесят дней»), так и парадоксы теории относительности, более основательным литературным исследованием которых писатель впоследствии занялся в романе «Прыжок в ничто» (1933).

НЕВИДИМЫЙ СВЕТ

Впервые рассказ был опубликован в журнале «Вокруг света» (1938, № 1). Впоследствии ни в какие авторские или коллективные сборники не включался до 1959 года, когда увидела свет составленная Борисом Ляпуновым антология советских научно-фантастических рассказов двадцатых — тридцатых годов «Невидимый свет». В 1964 году рассказ был включен в последний том восьмитомного Собрания сочинений Александра Беляева.

В этом произведении удачно совмещаются две характерные для советской фантастики двадцатых — тридцатых годов функции: научно-популяризаторская и социально-сатирическая. Беляев первым начал разрабатывать тему скрытых возможностей человеческого организма, которую впоследствии отечественные писатели-фантасты исследовали глубоко и всесторонне (например, рассказы М. Емцева и Е. Парнова «Оружие твоих глаз» и Е. Вой-скунского и И. Лукодьянова «И увидел остальное», роман В. Савченко «Открытие себя» и так далее).

ВЛАСТЕЛИН МИРА

Впервые сокращенный вариант романа с предисловием автора был опубликован в октябре — ноябре 1926 года в газете «Гудок». Полный текст выпущен в издании «Красной газеты» в 1929 году. В послевоенные годы переиздавался неоднократно.

  Литературным источником замысла этого произведения послужил, по-видимому, роман Дж. Дюмурье «Трильби», упоминаемый во «Властелине мира». В пьесе, поставленной по мотивам романа Дж. Дюмурье, Беляев играл в юности на сцене театра смоленского Народного дома. Однако если герой «Трильби» — демонический гипнотизер и почти сверхчеловек Свенгали, то у Беляева Штирнер — «талантливый изобретатель и экспериментатор, но заурядный человек, который случайно открыл способ подчинять себе волю других людей и почти обезумел от своего могущества». Беляев развертывает действие романа вокруг острого социального конфликта между «кандидатом в Наполеоны» Штирне-ром и буржуазным обществом.

Фантастическая гипотеза «Властелина мира» восходит к экспериментам Бергера, открывшего в 1920 году электрическую активность мозга. Во «Властелине мира» (в издании 1929 года) были опубликованы как иллюстрации радиосхемы инженера Б. Кажинского (прототип Качинского в романе), уподоблявшие человеческий организм приемно-передающему радиоустройству. Кажинский полагал с помощью радиоаппаратуры улавливать и внушать мысли и чувства. Впоследствии стало известно, что электромагнитные излучения мозга не могут передавать мыслей и чувств, так как относятся к более примитивному уровню психической деятельности.

Это обстоятельство, однако, не умаляет заслуг писателей-фантастов (например, В. Орловский. «Машина ужаса», 1925; С. Беляев. «Радиомозг», 1928; 10. Долгушин. «Генератор чудес», 1940 и др.), которые вместе с Александром Беляевым возбудили широкий интерес к малоизвестным явлениям на стыке биологии и физики. Научно-фантастиче-ские романы о «радиопередаче мысли» способствовали распространению идей изучения самого сложного в мире — человеческого мозга и процесса мышления — средствами современной науки.

  В сносках, обозначенных цифрами, даны примечания автора.

АРИЭЛЬ

Последнее произведение Александра Беляева. Впервые роман был выпущен отдельной книгой в 1941 году Ленинградским отделением издательства «Советский писатель». В послевоенные годы неоднократно переиздавался.

  С детства Беляевым владела мечта о свободном — безо всяких аппаратов и механизмов — полете. Роман о летающем человеке — литературное воплощение этой мечты. Как вспоминала вдова писателя Маргарита Константиновна Беляева, «Ариэль» был своеобразной полемикой с романом Александра Грина «Блистающий мир», главный герой которого, Друд, тоже летающий человек. Однако если Друд—герой романтический и трагический, то Ариэль — символ борьбы против порабощения в любых его формах. Сперва это бунт Ариэля против своих «гуру», лицемерных учителей, потом — против лживых моральных норм буржуазного общества и, наконец, протест против социальной несправедливости, против кастово-феодального устройства индийского общества и засилия британских колонизаторов в Индии.

Фантастическое изобретение доктора Хайда — управление броуновским движением молекул человеческого тела, давшее Ариэлю способность летать, — в отличие от многих других идей Беляева, является, по-видимому, чистой литературной условностью. Впрочем, советский писатель-фантаст и известный теоретик изобретательства Генрих Альтов в своей статье «Гадкие утята фантастики», исследуя судьбы научно-фантастических гипотез и предвидений Александра Беляева, писал об «Ариэле»: «По мнению литературоведов, это чистейшая сказка. Что ж, можно согласиться — сказка... У подобных сказок есть удивительное свойство становиться реальностью...»

Образ летающего человека широко распространен в фантастической литературе: роман «Блистающий мир» А. Грина (1923); рассказ чешского писателя Карела Чапека «Человек, который умел летать» (1938); рассказ Севера Гансовского «Мечта» (1967); повесть чешского писателя Александра Ломма «Ночной Орел» (1971); повесть болгарского писателя Павла Вежинова «Барьер» (1977) и многие другие. В этом ряду «Ариэль» занимает заметное место.

  В сносках, обозначенных цифрами, даны примечания автора.

ЧЕЛОВЕК, ПОТЕРЯВШИЙ ЛИЦО

Впервые роман был опубликован в журнале «Вокруг света» (1929, № 19—25), а на страницах книги увидел свет лишь в 1958 году, в составе авторского сборника «Остров Погибших Кораблей». В 1964 году он был включен в 4-й том Собрания сочинений А. Беляева, выпускавшегося издательством «Молодая гвардия».

В «Человеке, потерявшем лицо» Беляев продолжал последовательно развивать в своем, творчестве «биологическую» тему (вспомним «Голову профессора Доуэля», «Человека-амфибию», «Властелина мира» и т. д.), еще раз демонстрируя тем самым прозорливость писателя-фантаста: в наши дни это направление является одним из ведущих в советской научной фантастике (например, «Гость из бездны» Г. Мартынова, «Открытие себя» В. Савченко, а также отдельные рассказы и повести К. Булычева, Дм. Биленкина, П. Амнуэля, С. Другаля и др.)*

В работе над романом Беляев опирался на реальные работы врачей и физиологов своего времени. Даже фамилия Сорокин дара «чудесному доктору» не случайно: в восприятии современников она ассоциировалась с деятельностью Сергея Александровича Воронова (1866—1951), известного своими опытами по омолаживанию животных и человека.

  Впоследствии Беляев значительно переработал роман — его не удовлетворяла прежняя концовка.

Существенно изменился и образ Тонио Престо. Вместо бунтаря-одиночки, мстителя, вставшего во главе гангстерской шайки, в новой редакции он — сознательный борец за социальную справедливость. Произведение получило и новое название, отразившее изменение авторской позиции, — «Человек, нашедший свое лицо». Впервые этот вариант романа был выпущен Ленинградским отделением издательства «Советский писатель» в 1940 году. В послевоенное время дважды переиздавался.

Идея преобразования живых организмов при помощи гормональных препаратов нашла последователей в отечественной научной фантастике (упомянем повесть А. Палея «Остров Таусена», фантастический памфлет Л. Лагина «Патент АВ» и др.).

  В постраничных сносках даны примечания автора.

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ

  Впервые рассказ был опубликован в авторском сборнике «Голова профессора Доуэля», выпущенном издательством «Зиф» в 1926 году. Впоследствии переиздавался неоднократно.

  Этим рассказом писатель открыл цикл произведений под общим названием «Изобретения профессора Вагнера. Материалы к его биографии, собранные А. Беляевым». Входящие в цикл повести и рассказы отличаются значительным жанрово-тематическим разнообразием — от серьезной научной фантастики («Хойти-Тойти») до парадоксальных юморесок («Чертова мельница»).

Литературным первоисточником беляевского замысла могла послужить серия повестей и рассказов английского писателя Артура Конан Дойла (1859—1930) о приключениях и изобретениях профессора Челленджера. Сходство отдельных эпизодов разительно — например, путешествие профессора Вагнера через спящий Берлин и поездка профессора Челленджера и его друзей по спящему Лондону в повести «Отравленный пояс». Однако Беляев, наполняя новым содержанием старые, уже опробованные фантастикой сюжетные коллизии, создавал своего героя не просто чудаковатым гением, как Челленджер, а ученым-гуманистом в высшем смысле слова, борцом против научной косности и социальной несправедливости.

Фантастические идеи «Человека, который не спит» во многом сохранили актуальность.

АМБА

Впервые рассказ опубликован в журнале «Всемирный следопыт» (1929, № 10). При жизни А. Беляева больше не издавался. В 1964 году вошел в 8-й том Собрания сочинений, выпускавшегося издательством «Молодая гвардия».

  В постраничных сносках даны примечания автора.

  Стр. 101. Абессиния (Абиссиния) — неофициальное название Эфиопии, употреблявшееся в прошлом и иногда встречающееся в современной зарубежной литературе.

Стр. 103. «...„столица-деревня1’». — Большими деревнями традиционно описывали африканские города авторы приключенческих романов XIX в. (Г. Хаггард, Майн Рид, М. Баллантайн и др.), примеру которых следует здесь Беляев. На самом деле столица Эфиопии — Аддис-Абеба — еще в конце прошлого столетия сформировалась как крупный город.

Стр. 110. Вивисекция (живосечение) —выполнение хирургических операций на живом животном с целью изучения функций организма, а также выяснения причин заболевания, исследования воздействия на организм различных веществ и т. д.

Стр. 111. Селениты — обитатели Луны (от древнегреческой богини Луны Селены).

263

Стр. 112. Шамполион (ныне принято написание Шампольон), Жан Франсуа (1790—1832) —французский египтолог, основатель египтологии. Изучив трехъязычную надпись на Розеттском камне, разработал основные принципы дешифровки древнеегипетского иероглифического письма.

Автор первой грамматики древнеегипетского языка. Почетный член Петербургской Академии наук (1826).

Стр. 119. Броун-Секар, Шарль (1817—1894) —французский физиолог и невропатолог, изучал центральную нервную систему; вошел в историю также и тем, что производил на себе эксперименты, связанные с риском для жизни. Каррель, Алексис (1873—1944) — французский физиолог, иностранный член Академии наук СССР (1927), лауреат Нобелевской премии (1912), действительный член Рокфеллеровского института медицинских исследований; предложил аппарат для сохранения живых органов отдельно от тела; одним из первых успешно произвел пересадку почки от одного животного к другому. Кравков, Сергей Васильевич (1893—1951) —советский физиолог и психолог, член-корреспондент Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР, заслуженный деятель науки РСФСР, ученик академика Лазарева; изучал функции зрения человека, взаимодействие органов зрения с другими органами чувств. Брюхоненко, Сергей Сергеевич (1890—1960) —советский физиолог, доктор медицинских наук, лауреат Ленинской премии (1965, посмертно); впервые в мире разработал и создал аппарат искусственного кровообращения (авто-жектор Брюхоненко); совместно с С. И. Чечулиным, учеником академика И. П. Павлова, в 1928 году демонстрировал в Москве изолированную живую голову собаки; занимался вопросами трансплантации тканей и органов.

Бехтерев, Владимир Михайлович (1857—1927) —советский невролог, психиатр и психолог, основатель рефлексологии; в 1908 году основал в Петербурге Психоневрологический институт, носящий ныне его имя, а также Институт по изучению мозга и психической деятельности (1918). Павлов, Иван Петрович (1849—1936) —советский физиолог, создатель материалистического учения о высшей нервной деятельности; академик Петербургской Академии наук и Академии наук СССР, лауреат Нобелевской премии (1904). Лазарев, Петр Петрович (1878—1942) —советский физик, биофизик и геофизик, действительный член Академии наук СССР (1917).

ХОЙТИ-ТОЙТИ

Впервые повесть была опубликована в журнале «Всемирный следопыт» (1930, № 1—2). При жизни автора ни в одну из его книг не включалась, а в послевоенные годы переиздавалась неоднократно.

  Литературным первотолчком к работе над «Хойти-Тойти» мог послужить Беляеву рассказ французского писателя Мориса Ренара «Доктор Лерн» (под названием «Новый зверь» он был переведен на русский язык в начале двадцатых годов), в котором человеческий мозг пересаживают быку. Однако Беляев насытил не новую сюжетную коллизию новым научно-познавательным и социальным содержанием.

  В постраничных сносках даны примечания автора.

ИНСТИНКТ ПРЕДКОВ

Впервые рассказ был опубликован в журнале «На суше и на море» (1929, № 1—2) и с тех пор не издавался.

СЛЕПОЙ ПОЛЕТ

Впервые рассказ был опубликован в первом номере журнала «Уральский следопыт» за 1935 год; в первом номере того же журнала за 1956 год публикация была повторена. В 1978 году «Слепой полет» увидел свет на страницах сборника «Тропы «Уральского следопыта» (М.: Молодая гвардия).

СЕЗАМ, ОТКРОЙСЯ!!!

Впервые рассказ увидел свет в журнале «Всемирный следопыт» (1928, № 4) под псевдонимом «А. Ром». Почти одновременно он появился и на страницах журнала «Вокруг света» (1928, № 49) под названием «Электронный слуга» и за подписью «А. Беляев». При жизни автора больше не публиковался, а в послевоенные годы переиздавался дважды.

МИСТЕР СМЕХ

Впервые рассказ увидел свет в пятом номере журнала «Вокруг света» за 1937 год и с тех пор не публиковался до 1959 года, когда вошел в состав сборника «Невидимый свет», выпущенного издательством «Молодая гвардия». Впоследствии переиздавался неоднократно.

НИ ЖИЗНЬ, НИ СМЕРТЬ

Впервые рассказ был опубликован в журнале «Всемирный следопыт» (1926, № 5—6). В 1928 году он увидел свет на страницах авторского сборника «Борьба в эфире», выпущенного издательством «Молодая гвардия». В послевоенные годы неоднократно переиздавался.

ПРЫЖОК В НИЧТО

  Впервые роман был выпущен в 1933 году издательством «Молодая гвардия» с послесловием профессора Н. А. Рынина (1877—1942), известного советского ученого, автора работ по реактивной технике, межпланетным сообщениям и освоению стратосферы, председателя Секции межпланетных сообщений при Ленинградском институте инженеров путей сообщения. Именем Н. А. Рынина назван кратер на обратной стороне Луны.

  Не случайно появление «Прыжка в ничто» вызвало интерес основателя космонавтики ракетной техники К. Э. Циолковского (1857—1935). О взаимоотношениях Беляева с ученым подробнее смотри во вступительной статье к первому тому настоящего Собрания сочинений. Циолковский написал предисловие ко второму, переработанному автором изданию романа, предпринятому в 1935 году. В послевоенные годы «Прыжок в ничто» переиздавался дважды.

  Литературным толчком к созданию этого произведения А. Р. Беляева могла послужить «Мистерия-Буфф» (1918) В. В. Маяковского. В этой пьесе последние капиталисты, спасаясь от потопа мировой революции, строят гигантский «ковчег», на котором спасаются «семь пар чистых и семь пар нечистых» — представители «высшего общества» и необходимые для обслуживания «ковчега» трудящиеся. Затея кончается крахом.

  В романе «Прыжок в ничто» «ковчег» воплотил научно-технические идеи Циолковского. Социальный памфлет и научно-популяризаторская фантастика дополняют и взаимообо-гащают друг друга.

  Впоследствии идея «космического ковчега» и бегства с Земли последних представителей капиталистического мира стала распространенным сюжетом научной фантастики — ее использовали, например, А. П. Казанцев, И. А. Ефремов, Ю. И. Забелло и многие другие.

  В сносках, обозначенных цифрами, даны примечания автора.

Стр. 7. Цандер — прообразом Лео Цандера является Фридрих Артурович Цандер (1887—1933), советский ученый и изобретатель в области ракетной техники; его именем назван кратер на обратной стороне Луны.

  Стр. 8. Один из примеров сбывшегося предвидения А. Р. Беляева: 13 июня 1944 года состоялся первый боевой пуск крылатой ракеты «Фау-1», а 8 сентября того же года — баллистической ракеты «Фау-2», с помощью которых гитлеровцы обстреливали английские города; конструктором этих ракет был Вернер фон Браун (1914—1977).

ЗОЛОТАЯ ГОРА

  Повесть, впервые опубликованная во втором номере журнала «Борьба миров» за 1929 год, не издавалась до 1962 года, когда увидела свет в составе коллективного сборника «Капитан звездолета», выпущенного Калининградским книжным издательством.

  Малоизвестное произведение наглядно демонстрирует прозорливость А. Беляева: его герой Микулин «обещает освободить и использовать внутриатомную энергию» в то время, когда многие видные ученые-физики не допускали мысли о возможности практического использования энергии атома.

  Отправным пунктом в работе над «Золотой горой» мог послужить А. Беляеву научно-фантастический роман А. Конан Дойла «Открытие Рафлза Хоу». Рафлз Хоу — так же как Микулин у Беляева — находит способ превращать одни элементы в другие, однако в условиях капиталистического общества не может найти своему открытию такого применения, которое не обернулось бы для кого-то трагедией. Полемизируя с Конан Дойлом, Беляев своей «Золотой горой» доказывал, что в стране победившего социализма подобное открытие может нести только благо, увеличит могущество человека, откроет перед ним новые возможности.

  Беляев воспользовался также идеей об «утилизации» атмосферного электричества, впервые выдвинутой еще в прошлом веке замечательным русским ученым и общественным деятелем, основателем Харьковского университета В. Н. Каразиным (1773—1842). К этой идее писатели-фантасты не раз обращались и после А. Беляева (например, С. Беляев в повести «Властелин молний»), однако и по сей день она остается фантастической, энергия «небесного электричества» не «впряжена» в работу на человека.

_ТВОРИМЫЕ ЛЕГЕНДЫ И АПОКРИФЫ

Впервые в четвертом номере журнала «Всемирный следопыт» за 1929 год.

_КОВЕР-САМОЛЕТ

Впервые рассказ опубликован в журнале «Знание — сила», 1936 — № 12.

_ЧЕРТОВА МЕЛЬНИЦА

Первая публикация рассказа — в журнале «Всемирный следопыт», 1929 — № 9.

_НАД БЕЗДНОЙ

Первоначально, под названием «Над черной бездной», рассказ был опубликован в журнале «Вокруг света» (1927 — № 2). Под названием «Над бездной» рассказ впервые вышел в авторском сборнике «Борьба в Эфире» (1928).

_ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ

Впервые рассказ появился в сборнике А. Беляева «Голова профессора Доуэля» (1926). Это первое появление профессора перед читателем.

_ГОСТЬ ИЗ КНИЖНОГО ШКАФА

Отрывок из рассказа, под названием «Мир в стеклянном шаре»,

появился в журнале «Всемирный следопыт» (1926 — № 9), полностью рассказ впервые опубликован в сборнике А. Беляева «Голова профессора Доуэля».

_АМБА

Рассказ впервые был напечатан в журнале «Всемирный следопыт», 1929 — № 10.

_ХОЙТИ-ТОЙТИ

Единственная повесть в цикле впервые была опубликована в первом и втором номерах журнала «Всемирный следопыт» за 1930 год.

_ВЕРХОМ НА ВЕТРЕ

Беляев — реалист и детский писатель современному читателю неизвестен. А между тем Александр Романович писал в 10— 30-е годы XX века не только научно-фантастические произведения, но и детективные истории, колониальные рассказы, памфлеты, сатиру, прозу и сказки для детей. Мы попытались восполнить пробел. Все произведения этого раздела никогда не переиздавались со времени их первых журнальных публикаций.

_БАБУШКА МОЙРА

Первое художественное произведение А. Р. Беляева. Длительное время в библиографиях писателя существовала неточность с указанием места публикации этой сказочной пьесы для детей. Указывалось, что пьеса напечатана в московском журнале «Проталинка». Как удалось недавно выяснить Анне Андриенко, истинное место публикации беляевского дебюта — приложение к «Проталинке» «Занавес поднят», 1913 — № 7. Составители выражают благодарность А. Андриенко за помощь в подготовке текста.

Нынешняя публикация — первая с 1913 года.

_ВОСХОЖДЕНИЕ НА ВЕЗУВИЙ

Начиная с 1906 года Беляев активно сотрудничал с газетой «Смоленский вестник», а в 1914–1915 годах даже возглавлял эту газету. Наряду с многочисленными театральными рецензиями (Беляев, как известно, был большим знатоком театра, а в молодости и сам выступал на сцене), в газете довольно регулярно появлялись путевые очерки (Александр Романович в молодости много путешествовал за границей), некоторые из которых можно смело рассматривать и как документальную прозу — настолько силен в них элемент беллетристики. Поэтому очерк «Восхождение на Везувий», впервые напечатанный в 181-м, 185-м и 189-м номерах «Смоленского вестника» за 1913 год, мы решили разместить именно в этом разделе настоящего тома. Многим из этих текстов еще предстоит возвращение к читателю. Очерк «Восхождение на Везувий» был недавно обнаружен собирательницей творчества А.Р. Беляева Анной Андриенко. Составители выражают благодарность А. Андриенко за предоставление текста.

_В КИРГИЗСКИХ СТЕПЯХ

Впервые детективный рассказ «В киргизских степях» был опубликован в журнале «Жизнь и техника связи», 1924 — № 3.

_ТРИ ПОРТРЕТА

В 1920-е годы А.Р. Беляев работал в Наркомпочтеле. Этот опыт нашел свое отражение не только в некоторых рассказах, но и в двух популяризаторских книжках — «Современная почта за границей» (1926) и «Спутник письмоносца» (1927). Рассказ «Три портрета» о дореволюционной почте России впервые был напечатан в одиннадцатом номере журнала «Жизнь и техника связи» за 1925 год.

_СТРАХ

Психологический «почтовый» детектив «Страх» впервые напечатан в журнале «Жизнь и техника связи», 1926 — № 11.

_СРЕДИ ОДИЧАВШИХ КОНЕЙ

Приключенческий рассказ. Первая публикация — в журнале «Всемирный следопыт», 1927 — № 12.

_ВЕРХОМ НА ВЕТРЕ

«Колониальный» рассказ. Впервые напечатан в московском журнале «Вокруг света» (1929 — № 23) за подписью А. Ром.

_ДОРОГОЙ ЧАНДАНА

«Колониальный» рассказ. Первая публикация — московский «Вокруг света» (1930 — № 24) за подписью Арбель.

_ВЕСЕЛЫЙ ТАИ

Впервые рассказ напечатан в журнале «Всемирный следопыт», 1931 — № 12.

_ОСВОБОЖДЕННЫЕ РАБЫ

Еще один «колониальный» рассказ. Первая публикация — в журнале «Природа и люди», 1931 — № 13–14.

_КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ

Впервые рассказ напечатан в журнале «Всемирный следопыт» (1931 — № 10).

_РАССКАЗЫ О ДЕДУШКЕ ДУРОВЕ

Серия этюдов о великом дрессировщике публиковалась с продолжением в журнале «Чиж» за 1933 год (№ 7, 9, 10–12).

_ИГРЫ У ЖИВОТНЫХ

Детский рассказ, примыкающий к циклу «Рассказы о дедушке Дурове». Впервые напечатан в шестом номере журнала «Чиж» за 1933 год.

_АРГОНАВТЫ ВСЕЛЕННОЙ

(Избранные статьи)

А. Р. Беляев всю жизнь активно работал в журналистике — по газетам и журналам рассыпаны десятки его статей на самые разнообразные темы, репортерских заметок, театральных и книжных рецензий, путевых очерков, научно-популярных статей и биографических этюдов о видных ученых. Важную роль в период становления советской научно-фантастической литературы сыграли критические статьи Беляева; в ряде публикаций писатель попытался сформулировать значение и художественные функции НФ в новом обществе; отстаивая тщательно искореняемую соцреалистической идеологией «литературу мечты», Беляев с грустью писал в знаменитой статье «Золушка»: «Судьба советской научной фантастики похожа на судьбу сказочной Золушки — у обеих двойная жизнь: блестящий выезд на бал и унылое существование нелюбимой падчерицы, сидящей в затрапезном платье в темном углу кухни». Одним из первых поднимал вопросы и иллюстрирования НФ произведений.

Разумеется, не имеет смысла помещать в Собрание сочинений «заметки по поводу» и репортажи. Мы решили ограничиться наиболее значимыми статьями и очерками Беляева, не утратившими своего значения и остающимися интересными современному читателю. За исключением одного очерка, все тексты этого раздела в книжном виде выходят впервые.

_ «ЗОЛУШКА»: О НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ В НАШЕЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Впервые — в «Литературной газете», 1938, от 15 мая.

_О МОИХ РАБОТАХ

Впервые статья опубликована в пятом номере журнала «Детская литература» за 1938 год.

_ИЛЛЮСТРАЦИЯ В НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ

Первая публикация — в журнале «Детская литература» (1939 — № 1).

_АРГОНАВТЫ ВСЕЛЕННОЙ

Впервые — в журнале «Детская литература», 1939 — № 5.

_О НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОМ РОМАНЕ

И КНИГЕ ГР. АДАМОВА «ПОБЕДИТЕЛИ НЕДР»

Впервые статья опубликована в журнале «Детская литература» (1938 — № 11).

_СОЗДАДИМ СОВЕТСКУЮ НАУЧНУЮ ФАНТАСТИКУ

Первый вариант статьи вышел в 1934 году в газете «Литературный Ленинград» от 14 августа. Позднее писатель доработал статью. Вариант, который мы размещаем в настоящем томе, впервые опубликован в журнале «Детская литература» (1938 — № 15–16).

_ГРАЖДАНИН ЭФИРНОГО ОСТРОВА

Жизни и трудам Константина Эдуардовича Циолковского А. Беляев посвятил целый ряд статей. Известно, что в конце 1930-х писатель работал и над биографической книгой о великом ученом (рукопись погибла во время войны). В настоящий том мы включили два беляевских очерка о Циолковском. «Гражданин Эфирного Острова» впервые появился в печати в журнале «Всемирный следопыт» (1930 — № 10–11). В 1962 году очерк перепечатал альманах «Искатель» (№ 5). Первое книжное издание — в сборнике «Звезда Кэц» (Пермь, 1987).

_КОНСТАНТИН ЭДУАРДОВИЧ ЦИОЛКОВСКИЙ

Впервые — в журнале «Вокруг света», 1935 — № 10.

_ОГНИ СОЦИАЛИЗМА, или ГОСПОДИН УЭЛЛС ВО МГЛЕ

1 августа 1934 года группа советских ученых и писателей встречалась с великим английским фантастом Гербертом Уэллсом. Подробнее об этой встрече см. в публикуемых в этом томе воспоминаниях Светланы Беляевой. Статья «Огни социализма…» появилась как полемика с Уэллсом за год до этой знаменательной встречи — в московском «Вокруг света» (1933 — № 13).

Содержание раздела составили научно-фантастические рассказы А.Р. Беляева. Некоторые из них хорошо известны читателю, но многие печатаются впервые с момента их первой публикации в 1920—1930-х гг.

ГОЛОВА ПРОФЕССОРА ДОУЭЛЯ

Первое научно-фантастическое произведение А. Р. Беляева. Впервые рассказ был опубликован в газете «Гудок» в 1924 году*, а в 1925 году перепечатан в журнале «Всемирный следопыт» и в «Рабочей газете». В 1937 году писатель переработал рассказ в одноименный роман, изменив не только имена некоторых героев, но и сюжетную линию. Нынешняя публикация рассказа — первая с 1925 года.**

* такой публикации не было

** с 1926 г. — не учтён сборник «Голова профессора Доуэля», ЗиФ (М) 1926 г.

БЕЛЫЙ ДИКАРЬ

Впервые рассказ был напечатан в седьмом номере за 1926 год журнала «Всемирный следопыт». В послевоенные годы регулярно включался в сборники и собрания сочинений писателя.

ИДЕОФОН

Первая публикация этого малоизвестного рассказа состоялась в журнале «Всемирный следопыт» (1926, № 6) за подписью А. Ром (один из псевдонимов А.Р. Беляева). «Идеофон» — не первый опыт писателя в детективном жанре, чуть ранее он уже опубликовал чисто детективные истории, основанные на реальных событиях, — «В киргизских степях» и «Страх». Однако «Идеофон», выстроенный по законам психологического «полицейского романа», впустил детектив в советскую научную фантастику, положив начало целому субжанру в нашей литературе — «фантастическому детективу». После 1926 года замечательный рассказ всего лишь единожды был перепечатан — в сборнике пермского книжного издательства «Вечный хлеб» (1990).

НИ ЖИЗНЬ, НИ СМЕРТЬ

Рассказ впервые опубликован в журнале «Всемирный следопыт», 1926 — №№ 5 и 6.

Впоследствии неоднократно переиздавался.

ОХОТА НА БОЛЬШУЮ МЕДВЕДИЦУ

Впервые опубликован в московском журнале «Вокруг света», 1927 — № 4. На долгие годы этот замечательный образец юмористической НФ был забыт. Лишь в 1966 году он был перепечатан в альманахе «Искатель» (№ 6) и снова оказался забыт. Новое возвращение рассказа к читателю произошло уже 1987 году — в сборнике «Звезда Кэц» пермского книжного издательства, в 1991 году перепечатан в хабаровском журнале «Мир чудес» (№ 5), с тех пор не переиздавался.

МЕРТВАЯ ГОЛОВА

Первая публикация — в пяти номерах с продолжением московского журнала «Вокруг света» за 1928 год (№№ 17–22).

СЕЗАМ, ОТКРОЙСЯ!!!

Впервые — в журнале «Всемирный следопыт», 1928 — № 4. Впоследствии неоднократно переиздавался. В начале 1980-х рассказ был экранизирован — короткометражный телефильм из телецикла «Этот фантастический мир».

ДЕРЖИ НА ЗАПАД!

Первая публикация — в журнале «Знание — сила», 1929 — № 11.

ИНСТИНКТ ПРЕДКОВ

Впервые — в журнале «На суше и на море», 1929 — №№ 1 и 2.

МЕРТВАЯ ЗОНА

Малоизвестный фантастико-приключенческий рассказ А. Р Беляева впервые был напечатан в ленинградском журнале «Вокруг света», 1929 — № 12. С тех пор никогда не переиздавался. Нынешняя публикация — первая с 1929 года.

В ТРУБЕ

Первая публикация — в ленинградском журнале «Вокруг света», 1929 — № 33. Впервые был переиздан лишь в 1984 году в журнале «Уральский следопыт» (№ 3). С тех пор не переиздавался.

ЛЕГКО ЛИ БЫТЬ РАКОМ?

Рассказ впервые был опубликован под псевдонимом А. Ром и с подзаголовком «Биологический рассказ-фантазия» в московским журнале «Вокруг света» (1929 — № 19). Первое книжное издание — в 8-томном собрании сочинений А. Беляева издательства «Молодая гвардия» (1963–1964).

ОТВОРОТНОЕ СРЕДСТВО

Практически неизвестный фантастико-юмористический рассказ был единожды опубликован — в ленинградском журнале «Вокруг света», 1929 — № 27. С тех пор никогда не переиздавался.

СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ

Впервые рассказ напечатан в №№ 1–7 ленинградского «Вокруг света» за 1929 год. Неоднократно переиздавался.

НЕТЛЕННЫЙ МИР

Малоизвестный рассказ А. Р. Беляева впервые напечатан в журнале «Знание — сила», 1930 — № 2. Первая и единственная до настоящего момента книжная публикация — в сборнике «Замок ведьм» (Пермь, 1992).

ВЦБИД

Еще один малоизвестный рассказ писателя. Впервые опубликован был в шестом и седьмом номерах журнала «Знание — сила» за 1930 год. Единственное переиздание — в сборнике «Замок ведьм» (Пермь, 1992).

ЗЕЛЕНАЯ СИМФОНИЯ

Александр Беляев одним из первых ввел в отечественную литературу жанр беллетризованного научно-фантастическо-го очерка, получившего большое распространение в 1950— 1960-х годах. Очерки-фантазии о Зеленом Городе (авторский подзаголовок) «Зеленая симфония» единственный раз были опубликованы (под псевдонимом А. Ром) в №№ 22–24 московского «Вокруг света» за 1930 год. С тех пор никогда не переиздавались.

ГОРОД ПОБЕДИТЕЛЯ

Еще одно неизвестное произведение фантаста, созданное на стыке художественной фантастики и очеркистики — «Город победителя», — впервые было напечатано в четвертом номере журнала «Всемирный следопыт» за 1930 год. Нынешняя публикация — первая с 1930 года.

ЗАОЧНЫЙ ИНЖЕНЕР

Малоизвестный рассказ А. Беляева. Публиковался всего лишь дважды — в журнале «Революция и природа» (1931 — № 2) и затем перепечатан в третьем номере журнала «Уральский следопыт» за 1984 год. В книге публикуется впервые.

ШТОРМ

Впервые этот малоизвестный рассказ был напечатан в журнале «Революция и природа», 1931 — №№ 4–5. Переиздавался лишь единожды — в сборнике «Замок ведьм» (Пермь, 1992).

НА ВОЗДУШНЫХ СТОЛБАХ

Единственная публикация рассказа — в журнале «Борьба миров», 1931 — № 1. В книге печатается впервые.

ВОЗДУШНЫЙ ЗМЕЙ

Впервые — в журнале «Знание — сила», 1931 — № 2. С тех пор никогда не переиздавался.

СИЛЬНЕЕ БОГА

Впервые рассказ был опубликован в журнале «Природа и люди» (1931 — № 10) под псевдонимом Арбель. Никогда больше не переиздавался.

ЧЕРТОВО БОЛОТО

Рассказ был опубликован единожды — в журнале «Знание — сила», 1931 — № 15.

РЕКОРДНЫЙ ПОЛЕТ

Единственная публикация этого полуфантастического памфлета состоялась в 10-м номере детского журнала «Еж» за 1933 год.

ВСТРЕЧА НОВОГО, 1954 ГОДА

Неизвестный рассказ-фантазия А.Р. Беляева был опубликован только один раз — в журнале «Еж», 1933 — № 12.

НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

Фантастические новеллы-загадки под общим названием «Необычайные происшествия» публиковались с продолжением в трех номерах детского журнала «Еж» (1933 — №№ 9 — 11) и никогда больше не переиздавались.

ПРОПАВШИЙ ОСТРОВ

Впервые рассказ напечатан в 12-м номере журнала «Юный пролетарий» за 1935 год. После этого публиковался еще трижды в периодике — в «Книжном обозрении» (1987 — № 2), «Твоя профессия» (1990 — № 3) и «Мир чудес» (1991 — № 5). В книжном издании печатается впервые.

СЛЕПОЙ ПОЛЕТ

Первая публикация рассказа состоялась в журнале «Уральский следопыт», 1935 — № 1. С тех пор часто включался в сборники и собрания сочинений писателя.

МИСТЕР СМЕХ

Впервые был напечатан в журнале «Вокруг света», 1937 — № 5. Первое книжное издание — в сборнике ранней советской НФ «Невидимый свет» (М.: Молодая гвардия, 1959).

НЕВИДИМЫЙ СВЕТ

Первая публикация — в январском номере журнала «Вокруг света» за 1938 год. В том же году рассказ был перепечатан журналом «Огонек» (№ 13). В книге впервые был напечатан в 1959 году в сборнике «Невидимый свет».

РОГАТЫЙ МАМОНТ

Практически неизвестный рассказ писателя, блестящий пример юмористической НФ, был опубликован всего один раз — в третьем номере журнала «Вокруг света» за 1938 год.

АНАТОМИЧЕСКИЙ ЖЕНИХ

Последний рассказ великого фантаста почти одновременно был опубликован в 1940 году в газетах «Ленинград» (№ 6)** и «Большевистское слово» (г. Пушкин, 12 февраля). После смерти писателя рассказ лишь дважды был переиздан — в альманахе «Искатель» (1961 — № 1) и в сборнике «Избранное» (Свердловск, 1984).

* О. Беляєв

Небесний гість

Составитель: Б.В. Ляпунов

Киев: Молодь, 1963 г.

Серия: Пригоди Подорожі Наукова фантастика

Тираж: 65000 экз. https://fantlab.ru/edition45628

в журнале "Ленинград" №6

ОСТРОВ ПОГИБШИХ КОРАБЛЕЙ

Первый роман А.Р. Беляева удачно стилизован под европейскую и американскую авантюрно-приключенческую прозу, которая в те годы во множестве переводилась на русский язык. Не случайно Беляев дал и подзаголовок «Фантастический кинорассказ» — все построение рассказа было очень кинематографичным, даже главы названы «картинами», а в редакционном предисловии сообщалось, что это вольный перевод американского фильма. Вместе с тем в нескончаемый поток захватывающих приключений Беляев ввел и много познавательного материала.

Первоначально «Остров погибших кораблей» был рассказом, который в 1926 году был опубликован с продолжением (№№ 3–6) в журнале «Всемирный следопыт». Спустя год Беляев переработал рассказ и написал к нему продолжение (герои возвращаются на Остров и спасают его население, а сам экзотический мирок погибает в пожаре), которое было опубликовано в шестом номере «Всемирного следопыта» за 1927 год. В том же году вышло первое отдельное издание романа в авторском сборнике «Остров погибших кораблей; Последний человек из Атлантиды» (издательство «Земля и Фабрика»), В 1929 году роман был переиздан и впоследствии неоднократно включался в собрания сочинений и сборники писателя.

В 1987 году на «Ленфильме» был снят двухсерийный телемюзикл по мотивам повести (режиссеры Е. Гинзбург и Р. Мамедов) — одна из самых неудачных экранизаций произведений фантаста.

* 1994 – Дожди в океане (Россия) – антиутопия по мотивам романа «Остров Погибших Кораблей»

ВЛАСТЕЛИН МИРА

Сокращенный вариант романа с авторским предисловием был опубликован в октябре-ноябре 1926 года в газете «Гудок». Полный текст вышел два года спустя отдельной книгой — в приложении к журналу «Вокруг света» (Л., 1928), а в 1929 году переиздан в издательстве «Красная газета». Начиная с 1958 года роман неоднократно переиздавался. Газетный вариант существенно отличался от книжного. В частности, в «гудковской» публикации Штирнер и Качинский с помощью мыслеизлучающего аппарата предотвращают войну, что обеспечило благоприятные условия для создания Всемирного СССР.

Фантастическая идея романа опирается на эксперименты Бергера, открывшего в 1920 году электрическую активность мозга. В качестве литературного источника некоторые критики (А. Балабуха, А. Бритиков) указывают роман Дж. Дюмурье «Трильби» (кстати, в молодости Беляев играл в пьесе по мотивам этой книги на сцене театра Смоленского Народного Дома), хотя, конечно, и сюжет, и главные герои сильно отличаются.

В романе практически все главные персонажи имеют реальных прототипов. Прообразом изобретателя Людвига Штирнера, открывшего научный способ подчинять себе волю других людей, послужил известный в 1920-х годах аферист Ширер, который якобы открыл «лучи смерти» и с их помощью мог взрывать мины, поджигать вещи и даже управлять механизмами. В образе дрессировщика Дугова, как нетрудно догадаться, «скрывался» легендарный создатель «Театра зверей» Владимир Леонидович Дуров, а прототипом инженера Качинского послужил Бернард Бернардович Кажинский, проводивший в 20-х опыты по изучению телепатии и написавший изрядно в то время нашумевшие работы «Передача мыслей. Факторы, создающие возможность возникновения в нервной системе электромагнитных колебаний, излучающихся наружу» (1923) и «Биологическая радиосвязь» (1926).*

НФ-идея «научного» управления людскими массами, едва ли не впервые прозвучавшая в литературе, была шокирующая по тем временам, но актуальна, как это ни печально, для дня сегодняшнего.

*фактически: Киев. 1962

ПОСЛЕДНИЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ АТЛАНТИДЫ

Впервые повесть была напечатана с продолжением в 5–9 номерах журнала «Всемирный следопыт» за 1925 год. Первое книжное издание — в авторском сборнике «Остров погибших кораблей; Последний человек из Атлантиды» (М.; Л.: ЗиФ, 1927). С тех пор повесть неоднократно переиздавалась.

Идея первой беляевской повести восходит к изданной на русском языке книге Роже Девиня «Исчезнувший материк Атлантида, шестая часть света», в которой французский автор, опираясь на труды Платона, делится своими гипотезами о гибели легендарного материка. В 1920-е годы был особенно велик интерес к Атлантиде. Доходило иногда до курьезов и абсурда, как, например, создание в Париже Общества по изучению и эксплуатации (финансовой) Атлантиды.

Написав повесть, в которой реконструируются последние дни могучего государства, погибшего в результате природного катаклизма, А.Р. Беляев стал одним из основоположников в отечественной литературе популярного ныне жанра «криптоистории».

О своей повести Беляев говорил: «Моя повесть об Атлантиде слишком научна для романа и слишком романтична для науки». Небольшая в общем-то повесть, помимо увлекательного сюжета, содержала и целый ряд удачных научных предвидений, сегодня ставших реальностью: подводные археологические экспедиции, подводное бурение, радиосвязь под водой, геологическая разведка морского дна, компактные подводные лодки (батискафы) для глубоководной разведки.

ЧЕЛОВЕК-АМФИБИЯ

Первая публикация — в московском журнале «Вокруг света» (в те годы выходило два одноименных издания — в Москве и в Ленинграде) за 1928 год (№№ 1—13) с великолепными иллюстрациями А. Шапира** и авторским послесловием. К моменту завершения публикации тираж «Вокруг света» увеличился с 200 000 до 250 000 экз. В том же году в издательстве «Земля и Фабрика» роман был издан отдельной книгой и почти сразу же переиздан (с послесловием В.В. Потемкина), там же — в «ЗиФ». В 1929 году в «ЗиФ» же вышло третье издание. При жизни писателя роман переиздавался еще дважды в «Детгизе» — в 1938 году с послесловием профессора А. Немилова и в 1941 году с предисловием В. Воеводина.*

Именно с переиздания «Детгизом» «Человека-амфибии» в 1946 году началось возвращение подзабытого к тому времени фантаста к читателю.

Журнальный и книжные варианты серьезно различались — как по качеству текста (вероятно, А. Беляев сдавал в журнал очередную главу сразу по ее написании), так и по отдельным эпизодам.

Для книжного издания Беляев серьезно переработал текст романа. В частности, был вымаран весь «классово-революционный момент» (в журнальной версии есть эпизоды о забастовках рабочих, разгоне бунтующих полицейским отрядом). Любопытно, что в журнальной версии третья часть «Человека-амфибии» начиналась с главы, описывающей активное участие Ихтиандра в революционном движении… в качестве диверсанта-подрывника. Мы считаем, что будет уместным и познавательным (не только для коллекционеров древностей) дать в данном томе отдельно текст этой главы.

В результате жесткой авторедакторский чистки «Человек-амфибия» стал художественной вершиной А. Р. Беляева, но не уберег его от яростных атак критиков. Беляева и его роман «Человек-амфибия» обвиняли практически во всех смертных грехах: в асоциальности, в антинаучности, в буржуазности, в подражательстве… С особой ретивостью набрасывались на писателя в «тюремные» 30-е. Рецензируя «Человека-амфибию», довольно известный в те годы критик Александр Ивич (псевдоним Игнатия Бернштейна) буквально уничтожал Беляева как писателя: «В этой научно-беспредметной повести нет ни социального, ни философского содержания. Роман оказывается ничем не загруженным, кроме серии средней занимательности несколько статичных приключений. <…> «Человек-амфибия» оказался развлекательным романом, книгой легкого чтения, не имеющей сколько-нибудь заметного литературного значения». Другой рецензент «Литературного обозрения» столь же невнятно клеймил фантаста: «В мире научной фантастики, оказывается, все возможно. И писатель может писать произведения, не имеющие ничего общего с его собственными установками» (1938. № 24).

На якобы научную несостоятельность «Человека-амфибии» в первую очередь и обрушивались критические замечания, что лишний раз подтверждало нежелание рецензентов понять специфику фантастического жанра. Нелестно отозвался о романе даже маститый литературовед В. Шкловский, который и сам в 20-е грешил фантастикой: «Странная амфибия, чисто фантастический роман, к которому пришиты жабры научного опровержения» (Дет. лит. 1938. № 20). Неодобрительно отзывались о романе даже коллеги-фантасты. Например, Абрам Палей: «В социальном же отношении идея романа реакционная, так как она пропагандирует ничем не оправданные хирургические эксперименты над людьми» (Лит. учеба. 1936. № 2).

Негативное отношение как к Беляеву, так и к главной его книге сохранялось достаточно долго — даже после смерти фантаста. Вот как, например, трактует роман критик О. Хузе: «…В фантастическом романе А. Беляев развивает реакционную идею отказа от борьбы угнетенных за свои права и предлагает им биологические приспособления, чтобы обосноваться для жизни в подводном мире» (Сб. «Вопросы детской литературы», 1953). Не менее «красочно» выглядит характеристика, посмертно выданная писателю во втором издании Большой советской энциклопедии (1950): «Автор многих живо и увлекательно написанных научно-фантастических рассказов и романов… Однако некоторые произведения Б. не свободны от штампов буржуазных фантастических романов, что приводило иногда писателя к отступлению от реализма (роман «Человек-амфибия»)».

Время, однако, расставило все на свои места. Любовь читателей оказалась куда сильнее идеологических установок.

Научно-фантастический роман «Человек-амфибия» возник не на пустом месте. В авторском послесловии к журнальной публикации Беляев прямо признавался, что в основе романа события действительные:

«Профессор Сальватор — не вымышленное лицо, так же как не вымышлен и его процесс. Этот процесс действительно происходил в Буэнос-Айресе в 1926 году и произвел в свое время не меньшую сенсацию в Южной и Северной Америке, чем так называемый «обезьяний процесс» в Дейтоне… В последнем процессе, как известно, обвиняемый — учитель Скопе — оказался на скамье подсудимых за преподавание в школе «крамольной» теории Дарвина. Сальватор же был приговорен верховным судом к долгосрочному тюремному заключению за святотатство, так как «не подобает человеку изменять то, что сотворено по образу и подобию божию». Таким образом, в основе обвинения Сальватора лежали те же религиозные мотивы, что и в «обезьяньем» процессе. Разница между этими процессами только в том, что Скопе преподавал теорию эволюции, а Сальватор как бы осуществлял эту теорию на практике, искусственно преобразовывая человеческое тело.

Большинство описанных в романе операций действительно были произведены Сальватором…»

Но есть у романа и литературный «прототип». Много раньше Ихтиандра «появился на свет»… Иктанер, персонаж романа «Иктанер и Моизета» забытого ныне французского беллетриста Жана де Ла Ира. Роман этот был переведен на русский язык еще в 1911 году. Научно-фантастическая идея действительно схожа с «Человеком-амфибией»: талантливый ученый Оксус пересаживает жабры акулы человеку. Но на этом общность двух романов исчерпывается. Попытки обвинить Беляева в плагиате — несостоятельны. Советским фантастом позаимствована научная идея (ну, и отчасти, как вы догадались, и имя героя), на основе которой было создано принципиально новое по художественному наполнению, по социальному и научному звучанию произведение. Как верно в свое время подметил известный критик-фантастиковед В.И. Бугров, Иктанер, который «оставался всего лишь случайным научным феноменом, жертвой поданного вне социальных связей преступного эксперимента, попросту бессилен соперничать с «Человеком-амфибией». Романом не только остросоциальным, но и по-жюльверновски провидческим».

В конечном счете, кто сегодня помнит о когда-то популярном сочинении француза де Лa Ира? Зато «Человек-амфибия» выдержал несколько изданий в той же Франции, где имя советского фантаста хорошо известно.

Необходимо сказать и о следующем немаловажном факте литературной истории. «Человек-амфибия» стал первым настоящим бестселлером в истории отечественного книгоиздания. Популярность у романа и в самом деле была феноменальной, о чем свидетельствует и стремительный рост тиража «Вокруг света» за период публикации «Человека-амфибии». Этот же журнал в 1930 году взялся провести первые маркетинговые исследования книжного рынка с целью выявить наиболее читаемые книги. Редакция опубликовала читательскую анкету, в которой просила назвать самые популярные произведения фантастического и приключенческого жанра, вышедшие на русском языке за последние пять лет. Почти уникальный случай — в читательских письмах была названа всего одна книга. Нетрудно догадаться какая — «Человек-амфибия».

На редкость удачной оказалась и киносудьба романа — одноименный фильм 1961 года стал своего рода рекордсменом отечественного кинопроката — 65,5 миллиона зрителей! В 2004 году кинематографисты попытались повторить успех классического фильма, сняв четырехсерийный телевизионный ремейк, но попытка оказалась неубедительной и провальной.

*в 1941-м издания не было, а с предисловием Воеводина было именно в 1946-м

** А. Шпира

БОРЬБА В ЭФИРЕ

В первоначальном варианте, как небольшая повесть «Радиополис» — в № 1–9 за 1927 год журнала «Жизнь и техника связи». Доработанный и расширенный вариант, уже как роман «Борьба в эфире», — в авторском сборнике «Борьба в эфире» (М.; JI.: Молодая гвардия, 1928).

Сразу после выхода роман был подвергнут суровой критике и по существу запрещен к переизданию, хотя по форме представлял вполне «традиционную» коммунистическую утопию. Но это не совсем так. Беляев (вольно или невольно) написал роман-буфф, пародию на штампы коммунистических утопий. Мир будущего «Борьбы в эфире» — это не только мир технических чудес, это мир, где существуют два враждебных друг другу социально-политических лагеря: Советская Европа и последний оплот загнивающего капитализма — Америка. Янки в изображении Беляева выглядят, мягко говоря, карикатурно: маленькие, заплывшие жиром, лысые и с большими головами. Однако и представители «коммунистического лагеря» обрисованы не лучше: хлипкие, лысые уродцы. Так что неудивительно, что роман оказался на долгие годы под «негласным» запретом, превратившись в библиографический раритет.

Зато особый интерес в годы «холодной войны» проявили к роману советского фантаста американские издатели. По некоторым сведениям, роман вышел на английском языке по рекомендации… спецслужб США! Еще бы, ведь в книге впервые была описана война с Америкой. А американский читатель должен знать, какие технологии может использовать «Империя Зла» в вероятной войне против «Свободного мира».

В 1967 году в 22-м номере журнала «Радио и телевидение» был опубликован маленький фрагмент из книги. Но в полном объеме роман «Борьба в эфире» вернулся к читателю лишь в перестроечные годы — в сборнике «Последний человек из Атлантиды» (1986). Позднее еще дважды выходил — в сборниках «Борьба в эфире» (Пермь, 1991) и «Небесный гость» (2001).

Роман смело можно назвать Каталогом научных и научно-фантастических идей. Достаточно упомянуть, что в «Борьбе в эфире» А. Р. Беляев одним из первых в мировой фантастической литературе описал андроида — синтез живого человека и машины. А по числу прозорливых научных предсказаний «Борьба в эфире» занимает первое место среди беляевских произведений: электронные музыкальные инструменты синтезаторы (электроорганы), мобильные радиотелефоны, видеотелефоны, воздушные аппараты с вертикальным взлетом, высотная обсерватория, радиочасы, передача факсимильных изображений по радио, ракетные стратосферные корабли, телевидение с центральной фильмотекой, гироскопическая стабилизация летательных аппаратов, видеокарта, радиокомпас, операция по устранению близорукости, пластическая хирургия, электромассажеры, средство для уничтожения волос, освещение бактериями, телеобщение, светомузыка, автоматизированные боевые машины, машины-мосты, производство искусственных драгоценных камней, звуковое оружие, атомная бомба, развитие атомной энергетики и т. д. и т. д.

ВЕЧНЫЙ ХЛЕБ

Впервые — в авторском сборнике «Борьба в эфире» (М.; JI.: Молодая гвардия, 1928) вместе с романом «Борьба в эфире», рассказами «Ни жизнь, ни смерть», «Над бездной» и очерком «Фантастика и наука». При жизни писателя больше не переиздавалась. Начиная с 1956 года часто включалась в сборники и собрания сочинений А. Р. Беляева.

В увлекательной, почти детективной форме в этой повести фантаст обращается к актуальной и для дня сегодняшнего теме поиска выхода из продовольственного кризиса. Кроме того, здесь впервые была «озвучена» мысль, с охотой позже подхваченная западными фантастами и, увы, тоже актуальная для современного мира: сколь опасно неконтролируемое использование искусственных микроорганизмов.

ЧЕЛОВЕК, ПОТЕРЯВШИЙ ЛИЦО

Впервые — в № 19–25 за 1929 год ленинградского журнала «Вокруг света». В 1958 году роман был включен в сборник «Остров Погибших кораблей» (М.: Детгиз). С тех пор публиковался неоднократно.

По собственному признанию писателя, идею романа ему подсказал некий эндокринолог, испанец по национальности. Однако имени своего случайного знакомого А. Беляев так и не назвал. Роман продолжает любимую тему фантаста — «преобразование человеческого тела» и, шире, биологической революции. Как и во многих других произведениях, в этом романе Беляев опирался на исследования современных ученых, в данном случае — физиологов. У одного из центральных персонажей романа — доктора Сорокина — был реальный прототип: это известный ученый-физиолог С.А. Воронов (1866–1951), получивший широкую известность благодаря своим опытам по омолаживанию.

В конце 1930-х годов Беляев вернулся к сюжету романа, написав его неявное продолжение (а по существу иной вариант развития событий) — «Человек, нашедший свое лицо» (1940). Так же к этой дилогии тематически (и, косвенно, сюжетно) примыкает рассказ «Мистер Смех» (1937).

ПРОДАВЕЦ ВОЗДУХА

Роман был написан в 1928 году, когда А. Р. Беляев с семьей недолгое время жил в Ленинграде. Впервые напечатан в № 4—13 за 1929 год московского журнала «Вокруг света». Первая книжная публикация — в составленном первым биографом А. Р. Беляева и «реаниматором» творческого наследия писателя Б. В. Ляпуновым двухтомнике «Избранные научно-фантастические произведения» (М.: Молодая гвардия, 1956). С тех пор роман неоднократно переиздавался. В 1967 году роман был экранизирован — одноименный двухсерийный телефильм, снятый Одесской киностудией (режиссер В. Рябцев) с Е. Жариковым, П. Кадочниковым, Г. Ниловым, Г. Стриженовым и В. Титовой в главных ролях.

По форме — это типичный для тех лет «шпионский» приключенческо-фантастический роман о заговоре мирового капитала против человечества. Однако, благодаря умело выстроенной интриге, динамичному сюжету и нетривиальным научным идеям, роман ничуть не утратил своей увлекательности и для сегодняшнего читателя.

ЗОЛОТАЯ ГОРА

Впервые — в № 2 за 1929 год журнала «Борьба миров». Первое переиздание повести состоялось лишь в 1962 году (в сборнике «Капитан звездолета» Калининградского книжного издательства). С тех пор повесть несколько раз выходила в сборниках писателя.

Не самая известная повесть писателя-фантаста. Между тем в ней едва ли не впервые поднята тема использования внутриатомной энергии. Также, отталкиваясь от идей выдающегося русского ученого, основателя Харьковского университета В. Н. Каразина (1773–1842), А. Беляев развил в повести еще одну интересную идею (на этот раз так и оставшуюся научно-фантастической) — «утилизация» атмосферного электричества.

Некоторые исследователи творчества А. Р. Беляева рассматривают (отчасти обоснованно) приключенческую НФ-повесть «Золотая гора» как своеобразную литературную полемику с романом английского писателя Артура Конан Дойла «Открытие Рафалза Хоу».

ПОДВОДНЫЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ

Впервые — в № 9—23 за 1930 год московского журнала «Вокруг света». В 1958 году роман был переиздан в сборнике «Остров Погибших кораблей» (М.: Детгиз). С тех пор роман неоднократно публиковался.

Роман был написан и опубликован в сложный период не только страны (начало сталинизма, закручивание гаек во всех сферах жизни), но и всей советской научной фантастики: в 1930 году фантастические произведения в «массовом порядке» стали исключать из планов издательств, журналы, ориентированные на фантастику и приключения, закрывались. Наступила «черная полоса» и в жизни, и в творчестве главного фантаста того времени А. Р. Беляева. Его практически перестали печатать. В «Подводных земледельцах» нет уже былой романтики приключений в экзотических странах. Но тем не менее здесь хватает романтики научного поиска — тема создания подводного совхоза для фантастики тех лет не была такой уж «скучной» и затертой. Хотя, конечно, в романе при желании можно усмотреть попытку писателя «соответствовать», откликнуться на советское «ноу-хау» — тотальную коллективизацию и создание колхозов. По существу, этот роман стал невольным родоначальником идеологически правильного направления советской НФ — так называемой «фантастики ближнего прицела», где во главу угла ставились не динамичный сюжет и яркость художественных образов, а научная (точнее даже инженерная) идея, осуществление которой возможно в самом ближайшем будущем (желательно в текущей пятилетке). И все-таки А. Р. Беляев был слишком яркой личностью с неуемной фантазией, поэтому даже такую, казалось бы, наивную и «неинтересную» тему, как выращивание овощей в подводном хозяйстве, он сумел облечь в увлекательную, «читабельную» форму. И мы смело можем утверждать: даже в условиях «литературной засухи» А. Р. Беляев написал классический научно-фантастический роман в традициях Жюля Верна.

* 1993 – Подводные путешественники (Падводныя вандроўнікі, Беларусь) — возможен перевод "подводные странники" (или "скитальцы") https://fantlab.ru/blogarticle65274

7ч., цветной, 2060 м ( вариант 2003 г. — 1954 м ), вып.14.03.1993 г.. Пр-во студии "Экофильм" Беларуского объединения молодых кинематографистов при участии к/с Беларусьфильм.

По повести "Подводные земледельцы" А. Беляева.

ПРЫЖОК В НИЧТО

Впервые издан в 1933 году в издательстве «Молодая гвардия». Предисловие к роману написал известный советский ученый, автор работ по межпланетным сообщениям, профессор Н.А. Рынин (1877–1942). В том же году в журнале «Юный пролетарий» (№ 8) опубликован фрагмент из романа под названием «Стормер-сити».

Роман вызвал большой интерес основателя космонавтики К.Э. Циолковского (1857–1935). Между писателем и ученым завязалась переписка. А.Р. Беляев серьезно переработал роман: по замечаниям К.Э. Циолковского были исправлены научные неточности, одновременно с этим автор убрал лишние популяризаторские длинноты и расширил приключенческую часть. Второе, переработанное, издание романа вышло в том же издательстве в 1935 году с предисловием К.Э. Циолковского и послесловием Н.А. Рынина. Новое издание Беляев снабдил посвящением великому калужскому мечтателю, на что сам Константин Эдуардович откликнулся следующим образом: «Что же касается до посвящения… мне, то я считаю это Вашей любезностью и честью для себя». Известно, что в конце 1930-х Александр Романович работал над книгой о жизни и работе К.Э. Циолковского, но, к сожалению, рукопись незаконченной книги погибла вместе с архивом Беляева в годы войны. Прототипом главного героя книги — изобретателя Лео Цандера стал другой известный советский ученый и изобретатель в области ракетной техники Фридрих Артурович Цандер (1887–1933).

В 1936 году вышло третье молодогвардейское издание, а в 1938 году роман был переиздан с послесловиями Н.А. Рынина и Я.И. Перельмана в хабаровском «Дальгизиздате». Причем оценки двух видных ученых и популяризаторов науки порой резко расходятся. Рынин, подлинный романтик межпланетных путешествий и горячий поклонник фантастики, составитель уникального каталога космической фантастики, пишет: «Из всех известных мне рассказов, оригинальных и переводных, на тему о межпланетных сообщениях роман А.Р. Беляева мне кажется наиболее содержательным и научным. Конечно, возможно лучшее, но, однако, пока его нет». Автор же второго послесловия, к слову тоже не чуждый сочинительству фантастических историй, резок и категоричен: «Никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы. Родина Циолковского вправе ожидать появления более высококачественных произведений научной фантастики, трактующих проблему межпланетных сообщений».

До 1959 года роман больше не переиздавался. В дальнейшем роман выдержал еще несколько переизданий.

Многие критики не без оснований склонны полагать, что литературным толчком для написания книги могла послужить пьеса «Мистерия-Буфф» (1918) В.В. Маяковского, где так же капиталисты, спасаясь от мировой революции, строят гигантский «ковчег» (правда, не космический, как у Беляева), на котором пытаются спастись семь пар представителей высшего общества и семь пар «нечистых», т. е. простолюдинов, необходимых для обслуживания «ковчега». Для истории же научно-фантастической литературы «Прыжок в ничто» интересен тем, что это одно из первых в мировой НФ обращений к ставшей популярной в послевоенной фантастике теме «космических ковчегов». Беляев очень удачно соединил в рамках одного романа социальный памфлет, космические приключения и научно-познавательный материал. Кроме того, роман, как и многие произведения Беляева, буквально напичкан не только научными прозрениями, но и социальными предвидениями — вплоть до почти точных дат: война между США и Японией в Тихом океане, ракетная бомбардировка городов Европы… Всего же в романе 78 научных идей и прогнозов, из которых 45 уже осуществились.

ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ

Не самый известный роман А. Р. Беляева. Впервые роман, был опубликован с продолжением в ленинградском журнале «Вокруг света». Первые главы появились в № 10 за 1934 год, а последние в № 6 за 1935 год. С тех пор роман переиздавался лишь два раза — в «Собрании сочинений в 8 томах» (Сост. Б.В. Ляпунов; М.: Мол. гвардия, 1963–1964) и в «Собрании сочинений в 9 томах» (Сост. В. Поситко; М.: Терра, 1993–1994). В основе романа, как и в «Прыжке в ничто» — дальнейшая популяризация идей К.Э. Циолковского, но в данном случае связанных уже не с межпланетными сообщениями, а с развитием цельнометаллических дирижаблей и безмоторных летающих аппаратов.

ЗЕМЛЯ ГОРИТ

Малоизвестная повесть А. Р. Беляева. Впервые — в ленинградском журнале «Вокруг света» за 1931 год (№ 30–36). С тех пор публиковалась всего один раз — в сборнике «Замок ведьм» (Пермь: Пермская книга, 1992).

Повесть написана в трудный период — как в жизни страны, так и в личной и творческой жизни самого писателя. В СССР полным ходом идут раскулачивание и коллективизация, журналы закрывают, фантастику и приключенческую литературу истребляют, а Беляева практически полностью перестают публиковать, критика свирепо набрасывается на Беляева, как центральную фигуру советской научной фантастики.

Возможно, повесть «Земля горит» была попыткой писателя хоть как-то вписаться в новую литературную действительность. Но даже в этом произведении, являющемся образцом так называемой фантастики «ближнего прицела» с вкраплениями приключенческой интриги, А.Р. Беляев остается вдохновенным романтиком научного поиска. Повесть содержит немало смелых по тем временам идей, многие из которых осуществились в реальности.

КОГДА ПОГАСНЕТ СВЕТ (киносценарий)

Этот научно-фантастический киносценарий написан А.Р. Беляевым во второй половине 1930-х годов (точную датировку установить не удалось) для Одесской киностудии, однако из-за начавшейся войны фильм так и не был снят. Впервые напечатан уже после смерти писателя — в журнале «Искусство кино» за 1960 год (№ 9—10). Это произошло благодаря усилиям видного историка отечественной фантастики Б.В. Ляпунова, много сделавшего для «реанимации» творческого наследия выдающегося фантаста в послевоенной литературе. В 1963 году текст включен в 8-томное Собрание сочинений (М.: Мол. гвардия, 1963–1964; сост. Б.В. Ляпунов); в 1994 году киносценарий вышел в «Собрании сочинений в 9 томах» (М.: Терра, 1993–1994; Сост. В. Поситко). С тех пор текст не переиздавался.

Сюжет и научно-фантастическая идея (создание искусственных радиоактивных элементов, с помощью которых можно победить усталость и старение) почти полностью совпадают с беляевским рассказом 1940 года «Анатомический жених».

ЧУДЕСНОЕ ОКО

Первая половина 1930-х для А.Р. Беляева было временем вынужденного простоя и безденежья. Рассказы и романы писателя перестали публиковать центральные издательства и журналы. В результате роман о развитии глубоководного телевидения и поисках легендарной Атлантиды «Чудесное око» впервые был издан 1935 году в киевском издательстве «Молодой большевик» на украинском языке. Рукопись романа не сохранилась, поэтому все последующие переиздания романа — перевод на русский язык с этого, украинского, издания.

ЗВЕЗДА КЭЦ

Первая публикация в журнале «Вокруг света», №№ 2-11 за 1936 год. Первое книжное издание вышло в 1940 году в «Детгизе». До 1956 года не переиздавался. С тех пор роман выходил неоднократно.

«Звезда КЭЦ» — первое в отечественной научной фантастике произведение, описывающее жизнь автономной научной станции на околоземной орбите. Как и в случае с «Прыжком в ничто», роман явился результатом увлечения Беляева идеями К.Э. Циолковского и его последователей. В переписке двух великих мечтателей фигурировало другое название книги — «Вторая Луна», но после смерти ученого Беляев переименовал роман и дал посвящение калужскому мечтателю. «КЭЦ» — так называется космическая станция. Как нетрудно догадаться, это инициалы Константина Эдуардовича Циолковского. Помимо увлекательного сюжета, роман изобилует несколькими десятками научно-фантастических идей и удивительно точными предвидениями.

ГОЛОВА ПРОФЕССОРА ДОУЭЛЯ

Наряду с «Человеком-амфибией» роман «Голова профессора Доуэля» — самое известное и популярное произведение А. Р. Беляева. Первоначально это был рассказ, первое научно-фантастическое произведение писателя, опубликованное изначально в газете «Гудок» за 1924 год*, а затем, почти одновременно, в 1925 году в московской «Рабочей газете» и в журнале «Всемирный следопыт». Подробнее об этой публикации будет сказано в шестом томе.

В дальнейшем Беляев серьезно переработал рассказ, изменив не только имена некоторых персонажей (в рассказе главную героиню звали мисс Адамс, в романе — Мари Лоран), но введя новых героев и новые сюжетные линии.

Первая публикация романа «Голова профессора Доуэля» состоялась в ленинградской газете «Смена» за февраль-март 1937 года, а затем, с великолепными иллюстрациями Г. Фитингофа, в журнале «Вокруг света», №№ 6 — 10 и 12 за тот же год. В 1938 году в издательстве «Советский писатель» увидело свет первое книжное издание романа. Начиная с 1956 года роман неоднократно переиздавался.

В 1984 году на «Ленфильме» роман был экранизирован — фильм Л. Менакера «Завещание профессора Доуэля» с И. Васильевым, В. Титовой и Н. Сайко в главных ролях стал одним из самых рейтинговых в советском прокате.

* такой публикации не было

НЕБЕСНЫЙ ГОСТЬ

Впервые опубликован в газете «Ленинские искры» за 1937 г. (17–27 декабря) и 1938 г. (1 января — 3 июля). При жизни Беляева роман больше не переиздавался. В послевоенное время роман был опубликован всего три раза — в ленинградском журнале «Искорка» в №№ 1–4 за 1986 год, в сборнике «Звезда КЭЦ» Пермского книжного издательства (1987) и в 2001 году в сборнике «Небесный гость» издательства «Центрполиграф».

«Небесный гость» — одно из лучших научно-фантастических произведений, появившихся в 1930-е гг. в советской литературе. И одно из самых неизвестных в творчестве А.Р. Беляева. Его герои, группа ученых, совершают одно из первых в отечественной фантастике путешествий на планету другой звезды. Роман во многом новаторский и провидческий. Так, впервые в истории мировой фантастики была задействована идея использования сближения двух звезд для перелета между ними (эту идею позже разрабатывали многие фантасты — И.А. Ефремов, Г. Альтов и др.). Воплощение в реальной жизни и в проектах ученых получили и другие беляевские идеи: использование атомной энергии и приливных сил для межпланетного перелета, использование парашюта для аэродинамического торможения при спуске в атмосфере другой планеты (успешно было осуществлено станциями «Венера» и «Марс»)… Но не только научными находками привлекателен роман. Немаловажно и то, что написан он живо, увлекательно, с юмором, что совсем уж не характерно для тяжеловесных науч-но-технических романов конца 1930-х.

ЛАБОРАТОРИЯ ДУБЛЬВЭ

В конце 30-х годов А.Р. Беляев решает попробовать силы в новом для себя жанре — литературной утопии. Утопия — самый коварный жанр литературы, удачных примеров за всю историю словесности единицы. Стремление авторов изобразить идеальный мир будущего и при этом удержаться в рамках художественной литературы, как правило, оканчивалось крахом. Беляев поставил своей задачей нарисовать не столько социальные преобразования коммунистического далека, сколько отразить свои мечты о преобразованиях в сфере научных достижений человечества (победа над старостью, увеличение работоспособности мозга, экологические преобразования на всей планете и т. д.). После публикации романа сам А.Р. Беляев признал, что утопия у него не получилась.

Впервые роман был опубликован в журнале «Вокруг света» за 1938 год (№ 7—12). В 1939 году роман решила перепечатать газета «Большевистское слово» (г. Пушкин Ленинградской области), с которой в те годы активно сотрудничал А.Р. Беляев, однако публикация не была завершена. Первое книжное издание пришлось уже на послевоенные годы — роман был включен в 8-томное собрание сочинений (М.: Молодая гвардия, 1963–1964). С тех пор «Лаборатория Дубльвэ» переиздавалась еще несколько раз.

ПОД НЕБОМ АРКТИКИ

Почти одновременно с «Лабраторией Дубльвэ» А.Р. Беляев пишет второй роман-утопию — «Под небом Арктики». Таким образом, эти два романа образуют своеобразную дилогию о преобразовании планеты в коммунистическом завтра.

Два фрагмента из романа — «Север завтра» и «Подземный город» — появились еще в 1937 году в журнале «Вокруг света» (№ 8 и № 9), «Подземный город» был опубликован под псевдонимом «А. Романович». Полная публикация романа состоялась в журнале «В бой за технику». Первые главы напечатаны в № 4, 7 и 9—12 за 1938 год, а окончание последовало в № 1–2 и 4 за 1939 год.

С тех пор роман-утопия «Под небом Арктики» никогда не переиздавался. Настоящая публикация — первое книжное издание забытого романа фантаста.

ЗАМОК ВЕДЬМ

Эта малоизвестная повесть была написана в преддверии Второй мировой войны, когда немцы уже захватили Судетскую область Чехословакии. В эти годы выходило множество заказных литературных поделок под условным грифом «оборонная фантастика» и повествующих о том, как мы в грядущей войне разгромим ненавистного врага — быстро, малой кровью и на его территории. Однако повесть А.Р. Беляева серьезно отличается от подобных фантазий. Эта яркая, динамичная научно-фантастическая история о том, как наука встала на служение военным амбициям, не утратила актуальности и сегодня.

Впервые повесть была опубликована в трех номерах (№ 5–7) журнала «Молодой колхозник» за 1939 год и на долгие годы была несправедливо забыта. Лишь в 1984 году на страницах журнала «Юный техник» (№ 1–3) состоялось возвращение «Замка ведьм» к читателю. В 1986 году повесть вошла в сборник А.Р. Беляева «Остров погибших кораблей» Красноярского книжного издательства. С тех пор была опубликована всего несколько раз.

ЧЕЛОВЕК, НАШЕДШИЙ СВОЕ ЛИЦО

После нескольких творчески неудачных произведений 30-х годов, к концу жизни и в самый трудный для советской научной фантастики период А. Р. Беляев создает два своих лучших романа из всего, что было им написано с 1933 года, — «Человек, нашедший свое лицо» и «Ариэль». «Человек, нашедший свое лицо» — одновременно удачная и серьезная переработка романа 1929 года «Человек, потерявший лицо» и его продолжение. Так или иначе, это совершенно самостоятельное произведение, связанное с первой книгой лишь общими героями и некоторыми сюжетными коллизиями. Впервые роман был издан в 1940 году в ленинградском отделении издательства «Советский писатель» и с тех пор неоднократно переиздавался.

АРИЭЛЬ

Последняя прижизненная книга А. Р. Беляева и последнее крупное произведение писателя. Наряду с «Человеком-амфибией» и «Головой профессора Доуэля» остается одним из самых популярных произведений великого фантаста. По свидетельству жены писателя, Маргариты Константиновны Беляевой, роман «Ариэль» писатель задумывал как своеобразную полемику с «Блистающим миром» Александра Грина, где также речь шла о человеке, способном летать без технических приспособлений (правда, в «Ариэле» под эту чудесную способность подведено «научное» обоснование). Несомненно, после «Человека-амфибии» это самое романтическое и эмоциональное произведение писателя. Остается удивляться, как в 1941 году (книга вышла в «Советском писателе») смогло появиться и, главное, быть опубликованным в одном из центральных издательств не просто произведение об экзотических приключениях, а произведение, чей герой стал столь ярким символом борьбы с любой формой насилия над человеком, над его личностью, символом свободы!

В послевоенные годы роман неоднократно переиздавался. Книга была дважды экранизирована, и, как, увы, в большинстве случаев с произведениями Беляева, малоудачно. Лента узбекских кинематографистов «Спутник планеты Уран» (1990) — вялая, псевдофилософская притча с пафосным, надуманным финалом: Ариэль, вернувшись в родной… Узбекистан (!), возглавляет первый советско-американский космический корабль. Немногим лучше и российская экранизация* под родным названием — «Ариэль» (1992). Авторы честно перенесли на экран сюжет романа, лишь слегка осовременив, но, увы, фильм, несмотря на участие в нем интересных актеров (А. Сухов, О. Кобо, А. Филозов), просто милая, «смотрибельная» сказка, но не более того.

*производство: Россия — Украина

Вселенная за околицей…

История русской фантастической литературы примечательна не только удивительными событиями, книгами и именами, но и обилием "белых пятен".

Споры о том, кому отдать титул первого научного фантаста России продолжаются до сих пор. Как это не удивительно, но претендентов на обладание короной Первого оказывается предостаточно. Удивительные имена встречаем в списках "соревнующихся": тут и М. Херасков, и В. Левшин, и М. Щербатов, и В.Одоевский. И все-таки первую главу гипотетической истории отечественной фантастической литературы справедливо будет открыть другим именем. И для этого нам потребуется отправиться в ХVIII век.

Эпоха расцвета литературной утопии. В это же время происходит рождение новой русской литературы, впервые выходит на литературные подмостки авторская проза, а фантастика, наконец, расстается со своим устно-рукописным детством. Примечательно, что в этот же период происходит процесс проникновения и закрепления на российской культурной почве литературной утопии. Однако легкомысленно было бы утверждать, что рождением самостийной утопии наша литература обязана исключительно влиянию европейской культуры. В той или иной форме утопические мотивы издревле бытовали в России: в сказочных и фольклорных сюжетах, апокрифах, житиях и прочих созданиях устного народного творчества. Другое дело, что до XVIII века утопия у нас отсутствовала как особый, самостоятельный вид художественного творчества, оторванный от синкретизма фольклорного мышления, как художественное создание конкретного автора. Все это в свою очередь послужило веским поводом к закладке в нашей литературе фундамента самоценной фантастики.

Об одном таком произведении, соединившем в себе черты двух новорожденных жанров, и пойдет речь в этом небольшом очерке.

Итак, год 1769-й от Рождества Христова. В Провинциальном Баранове (что в Смоленской губернии) вышла презабавнейшая книжечка анонимного автора. В ней были опубликованы две разножанровые повести: "Любовь Псиши и Купидона" и "Дворянин-философ, аллегория". Последняя из повестей изрядно озадачила читателей. Приглядимся к ней и мы.

…Некий "дворянин-философ, имея время и способность рассуждать, к чему разум человека возноситься может", скуки ради вознамерился создать в своем поместье модель Вселенной. В основу наш герой положил системы Птоломея, Тихо-Браге, Декарта, Коперника и… собственную (Земля то приближается, то удаляется от Солнца, от чего возникают ветры и происходит смена года). По началу, вроде бы, и нет ничего фантастического. Забава образованного, но скучающего помещика, да и только. Разметил на обширной территории селения и орбиты, разместил островки-"планеты", звезды и заселил вновь созданные миры обитателями-"планетянами". И получилась такая система: на Земле у него живут муравьи, на Сириусе — страусы, на Сатурне — лебеди и так далее. Однако постепенно мы узнаем, что все эти архитектурно-космические изыски — суть определенная Идея. Увидеть Вселенную как бы изнутри, постичь сложные законы Мироздания. Иначе говоря, герой повести создал модель квазиреальности — интерпретацию реальности объективной. И старания нашего зодчего были щедро вознаграждены. В один прекрасный день вся система дворянина-философа начинает действовать. В буквальном смысле придуманный мир материализовался и зажил собственной жизнью. И что же увидел наш герой, а вместе с ним и его гости-наблюдатели?

Обитатели Земли — муравьи — разделились на два класса: черных (господ) и серых (рабов). Как водится, черная раса держит серую в жестком подчинении: эксплуатирует, не дает духовно развиваться. В этом параллельном мире действует жестокий и бессмысленный закон Верховного Муравья. И с каждой страницей приходишь к убеждению: автор-то описал (пусть и пунктирно) тоталитарный режим в действии. Более чем за полтора столетия до Замятина, Хаксли и Оруэлла анонимный автор спроецировал образ Абсолютного Диктатора (он же впоследствии — Главноуправитель, Благодетель, Большой Брат), воплощенного в "закадровом" персонаже Верховного Муравья.

Вот вам образец литературной антиутопии. Возможно, одной из первых в мировой литературе. Здесь же мы встречаем и другие эмбрионы расхожих сегодня тем научной фантастики: параллельные миры, "рукотворное" создание как целой планетной системы (невольно вспоминается роман Р.Желязны "Остров мертвых"), так и самой реальности…

Но вернемся в придуманный дворянином мир. И что мы обнаруживаем? Первое в русской литературе космическое путешествие! Да к тому же совершенное негуманоидным представителем (муравьем) разумной братии. Разумеется, подобная трактовка в известной мере условна, ведь вся планетная система дворянина-философа зиждится на "плоскости земной". И все же, штрихи темы автор повести наметил.

Итак, взбунтовавшийся, а точнее — усомнившийся в справедливости действующих на его планете законов, серый муравей (в другой литературной реальности он станет Д-503, Дикарем или Уинстоном Смитом) отправляется в путешествие по иным космическим мирам, дабы найти ответы на свои вопросы. Стало быть, у инопланетян. Но мудрецы-страусы Сириуса, и сатуриане-лебеди, и красавцы-журавли с Юпитера лишь смеются над букашкой-муравьем (читай — над букашкой-человеком), хотя и обращаются с ним осторожно (чтобы не раздавить). Проблемы "далекой", крохотной Земли им чужды и неинтересны…

Не наброски ли это еще одной распространенной научно-фантастической темы: темы контакта с представителями иной, более высокой по техническому и социальному уровню цивилизации, проблемы антагонизма высших и низших рас в контексте космической истории человечества?

Впрочем, смысл повести гораздо глубже и значительнее: что есть человек в безбрежной Вселенной? Перл, центр мира, каковым себя мнит? Или все же жалкая, ничтожная пылинка в сложном механизме мироздания? Сам автор склоняется в пользу последнего. Красной линией сквозь повесть проходит мысль о множественности миров…

Таковы в общих чертах сюжетные коллизии произведения, которое с полным основанием можно назвать едва ли не первым образцом (по крайней мере в русской литературе) антиутопии и научной фантастики одновременно.

Однако самое время познакомится и с создателем "Дворянина-философа". А автор-то повести, хоть и не обозначивший свое имя на титуле книги, являл собой личность весьма и весьма примечательную и заметную во второй половине ХVIII века. Но, как это нередко случается, имя видного русского историка, прозаика, поэта и переводчика Федора Ивановича Дмитриева-Мамонова (1727–1805) сегодня практически забыто, как забыто и его главное произведение жизни — повесть "Дворянин-философ, аллегория". Однако не раз нам приходилось убеждаться, что память человеческая порой оказывается не только короткой, но иной раз и просто несправедливой.

"Он может писать и говорить на разных диалектах проворно, ясно и безогрешительно; в натуральной истории искусен, в нем можно найти хорошего математика и изрядного философа. География и историография у него всегда пред очами; ему и химические правилы не неизвестны; знает вкус и силу в живописи. Но при всех превосходнейших оных его знаниях в нем еще высокий дух поэзии обретает." — Такую характеристику писателю дал его современник, поэт В.И.Соловей.

Федор Иванович Дмитриев-Мамонов принадлежал, по видимому, к той категории людей, которых сегодня принято называть маргиналами, а в те времена крестили попросту чудаками или, еще хуже, сумасшедшими (так, кстати, и случилось с писателем). Происходил он из старинного рода князей Смоленских. С детства Федор Иванович особым прилежанием не отличался, однако питал сильнейший интерес к наукам — истории, астрономии, философии, литературе, да время от времени будоражил своими выходками московское и смоленское общество.

Получив начальное домашнее образование, он был отправлен продолжать обучение в Артиллерийскую школу, но сразу же "отлучился самовольно". А в 1756 г. вместе с Сумароковым, Щербатовым (тоже, кстати, оставившими след в истории русской утопии) и Болтиным вступил в одну из Масонских лож, чем едва не привел к краху свою карьеру. У масонов, впрочем, он долго не задержался.

И все-таки Дмитриев-Мамонов, около тридцати лет отдавший себя армии, дослужился-таки до чина бригадира и благополучно вышел в отставку в начале 70-х.

Еще будучи на воинской службе Дмитриев-Мамонов приступил к научной деятельности: собирал и тщательно систематизировал старинные рукописи, монеты, оружие, устроив впоследствии в своем московском доме целый музей, многое из изысканий легли в основу его научных публикаций.

Выйдя в отставку, Федор Иванович прославился, однако, скорее не научными и литературными опытами, а своим эксцентрическим поведением. Все-то ему хотелось делать поперек общественной морали, вопреки социальным установкам.

В письме к московскому генерал-губернатору М.Н.Волконскому Екатерина Вторая жаловалась, что "здесь многие рассказывают о нем такие дела, которые мало ему похвалы приносят". Еще бы, ни с того ни с сего распустить полторы тысячи крепостных! Не менее красноречивы воспоминания А.А.Куракиной: "Дом его против всего города, был больше всех иллюминован, где была собрана довольная часть народа, которому он из окошка сам бросал серебряные деньги, а на улице его два гайдука из мешков — медные, и они с хозяином всем кричали "Виват!".

Дошло до того, что жена Федора Ивановича добилась проведения расследования Юстиц-коллегией на предмет "психической ненормальности" супруга. И в результате этого расследования, приправленного немалой сумой взятки, наш эксцентричный философ был признан "человеком вне здравого рассудка"…

Творческая биография Дмитриева-Мамонова не столь увлекательна, но о некоторых моментах ее имеет смысл упомянуть. Как поэта его вряд ли назовешь блестящим. Но "пошалить", пооригинальничать Федор Иванович любил. Чего, например, стоит "Эпистола от генерала к его подчиненным", являющая собой… воинскую инструкцию, "пересказанную" шестистопным ямбом! Или такое любопытно произведение, одно название которого не требует каких-либо дальнейших комментариев: "Правила, по которым всякий офицер следуя военную службу с полным удовольствием продолжать может".

Выступал Дмитриев-Мамонов и как переводчик французских поэтов, щедро покровительствуя бедным литераторам.

Вернемся, однако, к главному произведению Дмитриева-Мамонова "Дворянин-философ, аллегория". Эксцентриком и чудаком он проявил себя и на писательской ниве. Повесть пользовалась настолько большим успехом, что писатель в 1796 г. решил переиздать ее отдельной книгой. На титуле Дмитриев-Мамонов, как бы насмехаясь над общественным мнением, поместил оттиск медали с собственным изображением и следующей надписью: "Осветил светом, разумом, честью и великолепием. Плоды уединенной жизни в Баранове. Создал новую обстоятельную систему сложения света в 1779 году в честь нашему веку, сим ученый свет одалживается ему".

Однако судьба этого, второго, издания повести печальна. Тогдашняя цензура еще в 1769 г. заприметила в произведении крамольные мысли. Это и понятно, ведь вымышленный мир Ф.И.Дмитриева-Мамонова с его "космическими" муравьями и страусами был едким, сатирическим портретом реального мира.

Весь тираж смоленского издания "Дворянина-философа" (1796) был немедленно изъят из продажи…

Увы, произведение это было изъято не только из продажи, но и из истории нашей литературы. История с пробелами — плохая история.

Истории о богатырях славенских

Жанр меча и магии, известный как «фэнтези», отечественные критики чаще всего называют литературой, рожденной ХХ веком. Связано это, в основном, с тем фактом, что мистическая и сказочно-фантастическая (демиургическая) фантастика о вторичных мирах в нашей словесности стала развиваться — старательно калькируя западные "первоисточники" — лишь в 90-е годы ХХ века.

Но появился-то жанр фэнтези в русской литературе много раньше — корни его теряются в далекой эпохе Просвещения. Назывался он только по-другому.

Вспомнить истоки отечественной фэнтези особенно поучительно и познавательно сегодня, в начале XXI века, когда книжный рынок атакован сериями типа "Загадочная Русь" или "Дороги богов", штампующие странную на вкус и цвет продукцию, гордо величающую самое себя "славяно-киевской фэнтези" — "восточный ответ Чемберлену". Авторы сиих сочинений весьма вольно и небрежно обращаются с историческими реалиями и славянской мифологией, зато неизменно претендуют на лавры пионеров славянской фэнтези.

Повторимся: XVIII век — в литературной истории эпоха особенная. Время становления авторской прозы и многих жанров. Знаменательно столетие и бурным ростом жанров массовой литературы: набрали силу авантюрный и любовный роман, а 1779 год ознаменовался появлением и первого российского детектива — безумно популярного романа Матвея Комарова под длинным названием "Обстоятельные и верные истории двух мошенников: первого российского славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика — Ваньки Каина со всеми его сысками, розысками, сумасбродную свадьбою, забавными разными его песнями, и портретом его. Второго французского мошенника Картуша и его сотоварищей".

Еще более плодотворно развивались жанры и направления фантастики — утопия и антиутопия (М.Херасков, Ф.Эмин, М.Щербатов, В.Левшин), научная фантастика ("Дворянин-философ" Ф.Дмитриева-Мамонова). Возникший в эти годы интерес к старине былинной, к славянской мифологии не мог не отразиться и в литературном процессе, что вылилось в появление жанра волшебно-авантюрного романа. Это уже в ХХ веке он стал называться на западный манер — "фэнтези".

Причем, речь идет именно о фэнтези — без каких бы то ни было натяжек, со всеми классическими признаками жанра. Моделирование вторичных миров в псевдоисторическом антураже, условная мистико-средневековая атрибутика, переработка канонической мифологической системы, мечи, магия, инфернальные силы Зла и цементирующий все это любовно-авантюрный сюжет-"бродилка" — все это с избытком присутствует в романах трех "китов" русской фэнтези, речь о которых ниже.

"Во времена древних наших князей, до времен еще великого Кия, на том месте, где ныне Санкт-Петербург, был великолепный, славный и многолюдный город именем Винета; в нем обитали славяне, храбрый и сильный народ. Государь сего города назывался Нравоблаг; он был храбрый полководец в свое время, ополчался противу Рима и Греции и покорял многие окрестные народы под свою область. Благоденствие и мудрые узаконения от времени до времени приводили владение его в цветущее состояние; счастие, разум и сила присвоили ему все по его желанию, и он утешался и был доволен, смотря на изобилие и спокойство своего государства, ибо тишина и благоденствие народа составляли все его благополучие".

Так начинается роман-пенталогия "Пересмешник, или Славенские сказки". Первые четыре части были изданы в 1766–1768 годах за подписью "Русак", и только при переиздании с включением 5-й части в 1789 году на титуле появилось подлинное имя автора — Михаил Чулков.

Писатель, исследователь мифологии, драматург и журналист Михаил Дмитриевич Чулков (1744–1792) вышел из самых "низов" (он родился в семье солдата), но после ошеломляющего успеха "Пересмешника" он совершил головокружительный взлет не только в литературе. Начав актером придворного театра, он за относительно короткий срок преодолел путь от камер-лакея до коллежского ассесора, попав даже в Дворянские книги Московской губернии.

"Пересмешник" представляет собой череду увлекательных историй, которые поочередно рассказывают друг другу двое молодых повес. Не случайно композиционно книга напоминает "Декамерон". Истории в книги самые разные — героико-приключенческие, где герои-славяне совершают подвиги не только в пределах славянских земель, но и по всей Европе, бытовые, изобилующие описаниями свадебных обрядов, гаданий, пословицами; есть даже сатирические истории. Впервые в русской литературе введя былинных персонажей, смело используя не только славянскую, но античную мифологию, то и дело их смешивая, Чулков создал свой вторичный мир, где реальные исторические события, названия племен соседствуют с вымышленными, где документальная дотошность к фактам переплетается с намеренными искажениями (*).

В предисловии к первому изданию, автор прямо признается: "В сей книге важности и нравоучения очень мало или совсем нет. Она неудобна, как мне кажется, исправить грубые нравы; опять же нет в ней и того, чем оные умножить; итак, оставив сие обое, будет она полезным препровождением скучного времени, ежели примут труд ее прочитать". И все-таки, новаторство "Пересмешника" очевидно — Чулков ввел в русскую литературу абсолютно новый жанр и новых героев. Чулков первым предпринял попытку систематизировать славянскую мифологию, упорядочить пантеон богов, приравняв его к античному. Кстати, писателю принадлежит не только первый русский роман-фэнтези, но и ряд книг, которые уверенно можно назвать учебниками для авторов, взявшихся творить "славянское фэнтези": "Краткий мифологический лексикон" (1767) и "Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и пр." (1786).

Друг и единомышленник Чулкова переводчик, поэт, писатель, автор знаменитой "Российской Эраты" Михаил Иванович Попов (1742 — приблизительно 1790) тоже вошел в историю как один из "создателей" и систематизаторов славянского пантеона богов. В 1768 году он издал "Краткое описание древнего словенского языческого баснословия". Однако в отличие от трудов Чулкова фактический материал Попов щедро приправил художественным вымыслом. Вероятно, сия книга — первый образец жанра научно-художественной прозы и в то же время — это одно из лучших описаний славянских языческих существ.

Материалы этой работы легли в основу волшебно-богатырского романа "Славенские древности, или Приключения славенских князей" (1770–1771), принесший Попову всероссийскую известность. Позже обновленная версия романа была переиздана под названием "Старинные диковинки, или Удивительные приключения славенских князей, содержащие историю храброго Светлосана; Вельдюзя, полотского князя; Прекрасной Милославы, славенской княжны; Видостана, индийского царя; Остана, древлянского князя; Липоксая, скифа; Руса, Бориполка, Левсила и страшного чародея Карачуна" (1784).

Если книга Чулкова — это все-таки роман в разрозненных историях, то "Старинные диковинки" — это уже классическая героико-приключенческая фэнтези-"бродилка" в европейском духе, но сделанная на славянском и псевдославянском материале. С первых же страниц на читателя обрушивается фейерверк сюжетных ходов с похищениями, погонями, сражениями, чародеями, кораблекрушениями и пиратами. Действие то и дело переносится в разные концы света, временные пласты, исторические и псевдоисторические реалии пересекаются.

Переводчик Попов прекрасно знал европейскую и восточную литературы, и в "Старинных диковинках" то и дело встречаются мотивы из рыцарских средневековых романов, из "Похождений Гаруна аль-Рашида" или из "Чудесных приключений мандарина Фум-Хоама".

Волшебства и магии в книге Попова хватает, чего стоит один чародей Карачун — воплощение вселенского зла. Да что там волшебники! В одном из эпизодов "Старинных диковинок" появляются даже… пришельцы из космоса! Вот это уж точно произошло впервые на страницах сказочно-фантастического произведения. Весь этот безумный коктейль, придуманный Поповым почти 300 лет назад, и сегодня читается куда увлекательнее большинства современных штампованных романов в жанре фэнтези.

Выпустив в 1780 году роман в историях "Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие оставшиеся через пересказывание в памяти приключения" Василий Алексеевич Левшин (1746–1826) довел до ума романно-эпическую форму нового жанра. Внимание Левшина сосредоточенно уже не столько на языческих временах, сколько на периоде правления Владимира Красное Солнышко. В сущности, "Русские сказки" — это обработка (так и хочется сказать: "новеллизация") русских былин в духе западноевропейских рыцарских романов. Приключений и волшебства в произведении Левшина тоже хватает, по популярности "Русские сказки" даже обогнали сочинения Чулкова и Попова, хотя и явно уступают "Старинным диковинкам" в отношение сюжетной закрученности. Историки литературы полагают, что именно Левшин ввел в пространство русской прозы таких былинных персонажей, как Тугарин Змеевич, Добрыня и Алеша Попович. Примечательны "Русские сказки" еще и тем, что именно в этом труде А.С.Пушкин почерпнул сюжет для своей бессмертной поэмы "Руслан и Людмила".

Романы трех основоположников российской фэнтези имели огромный успех, но после смерти их создателей книги оказались в 200-летнем забвении. Даже историки русской словесности брезговали даже упоминать эти образчики "низовой развлекательной культуры". Сегодня все три романа переизданы, и, уверен, для нынешних творцов славянской фэнтези было бы весьма поучительным заглянуть в "первоисточники" и многому поучиться у литературных пращуров. Сюжетов в волшебно-богатырских романах — несть числа, ни на один роман хватит.

ПРИМЕЧАНИЕ:

(*) Пример такого намеренного искажения виден уже в приведенном выше отрывке. Винета — древний славянский город, располагавшийся на острове Рюген, в устье Одры. Чулков перенес Винету в устье Невы.

Нарсим — первый русский космонавт

"Мещанина Никифора Никитина за крамольные речи о полете на Луну сослать в отдаленное поселение Байконур"

«Московские губернские ведомости» за 1848 г.

К XVIII веку Ближний Космос (во всяком случае, пространство между Землей и Луной) фантастами был порядком освоен. На трассе Земля-Луна туда-сюда сновал густой поток всевозможных "космолетов первого поколения" — летающие колесницы, махолеты, чудо-лебеди, которым не страшен космический холод, встречались даже опытные образцы многоступенчатых ракет. А лунную поверхность и вовсе вдоль и поперек истоптали "космопроходцы" Лукиана, Фрэнсиса Годвина, Сирано де Бержерака, Мурто Макдермота и многих других фантазеров. Иные провидцы осмеливались даже предположить наличие высокоразвитой жизни не только на Луне, но и за пределами Солнечной системы — в других звездных мирах (бесспорно, пальма первенства установления "первого контакта" с инозвездными обитателями принадлежит Вольтеру, автору "Микромегаса").

В России же первый космический старт непозволительно запаздывал. Не торопились русские фантасты покидать Землю, не интересовали их космические путешествия. Ведь даже рукотворная солнечная система с негуманоидными обитателями, созданная дворянином-философом была смоделирована все-таки на плоскости земной.

В космос фантастическая Россия шагнула лишь в самом конце XVIII века. Относительно даты первого в русской литературе космического путешествия и первого же контакта землянина с представителями иной планеты, у историков разногласий нет. Год 1784-й, журнал "Собеседник любителей российского слова" публикует с продолжением (в четырех выпусках) космическую утопию "Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве" очень популярного в те годы Василия Левшина.

Читатели, не искушенные в истории литературы, тем не менее, наверняка вспомнят строчки из пушкинского "Евгения Онегина": "Вы, школы Левшина птенцы". Это как раз о герое этих заметок. Славу Василий Алексеевич Левшин (1746–1826) снискал в первую очередь своей невообразимой плодовитостью и трудолюбием. И не только в литературном ремесле, в семейной жизни этот замечательный персонаж своей эпохи тоже преуспел — шутка ли шестнадцать отпрысков! Что же касается достижений литературных, то Василий Левшин по праву может считаться абсолютным рекордсменом эпохи — свыше 150 томов в самых разных жанрах вышло из под его пера! И это только изданные! Написано-то было гораздо больше. Василий Алексеевич отличался удивительной разносторонностью творческих интересов. Вот названия только некоторых из сочинений этого великообразованного дворянина: "Книга для охотников до звериной, птичьей и рыбной ловли", "Ручная книга сельского хозяйства всех состояний", "Словарь коммерческий, содержащий познание о товарах всех стран…" А кроме того, ему принадлежали историко-биографические труды, прославился он и как театральный переводчик (благодаря Левшину русским читателям и зрителям стали известны пьесы М.-Ж.Седана, К.Гольдони, Г.-Э.Лессинга и многих других), переводчик трехтомной "Библиотеки немецких романов".

В историю же русской художественной словесности Левшин вошел как идеолог концепции русского национального романа и основоположник в русской литературе исторической прозы. Но и в историю русской фантастики писатель вошел не только в качестве открывателя космической эры, но и как один из создателей жанра эпической фэнтези (или — романно-сказочного эпоса). Главный литературный труд В.А.Левшина — книга "Русские сказки" (1780–1783) — это не собрание сказок, а литературная интерпретация эпоса, серия самостоятельных повестей (позже их жанр литературоведы определили как "русская богатырская повесть"). Историки литературы полагают, что именно Левшин ввел в пространство русской прозы таких былинных персонажей, как Тугарин Змеевич, Добрыня и Алеша Попович.

Современники высоко ценили левшинскую эрудицию, его экономические и литературные познания, в советские же годы член Санкт-петербургского Вольного экономического общества и Итальянской Академии наук, писатель и энциклопедист В.А.Левшин с легкой руки В.Б.Шкловского заполучил репутацию "технического консультанта мелкопоместного дворянства" и "попутчика буржуазии"…

Космическая повесть "Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве" современниками была встречена без энтузиазма, и долгие годы этот первенец космической НФ пребывал в безвестности. Лишь спустя два века сокращенный вариант повести был опубликован в сборнике "Взгляд сквозь столетия" (1977).

Не все рассуждения писателя пришлись ко времени. Ну, например, вот такие: "Безумные смертные! — вопиет Нарсим. — Сколь мало понимаете вы благость создателя! Сии точки, ограниченные в слабых ваших взорах, суть солнцы или тверди, противу коих земля наша песчинка. Но вы мечтаете, что все сие создано для человека; какая гордость! Взгляните на сие расстояние, равняющееся вечности, и поймите, что не для вас испускают лучи свои миллионы солнц; есть несчетно земель, населенных тварями, противу коих вы можете почесться кротами и мошками. Не безумно ли чаять, чтоб всесовершенный разум наполнял небо точками, служащими только к забаве очей ваших? Какое унижение!..". Довольно прогрессивные речи для своего времени. Идея множественности разумных миров даже в просвещенном XVIII столетии все еще представлялась крамольной. Непонятными и далекими от реальности казались современникам и восторженные размышления Левшина о будущем покорении человечеством межпланетного пространства, и уж тем более "безумные" (но такие провидческие!) мечты о создании… космического флота: "С каким бы вожделением увидели мы отходящий от нас воздушный флот! Сей флот не был бы водимый златолюбием: только отличные умы возлетели б на нем для просвещения". Право же, стоило русским фантазерам подзадержаться на Земле, чтобы затем первыми узреть сквозь века идеи Циолковского!

Итак, "Нарсим, размышляя о свойстве воздуха, никак не сомневался, чтоб нельзя было изобрести удобной машины к плаванию по оному жидкому веществу…". Вскоре герой повести изобретает такой "космический экипаж". Что же представлял из себя первый на Русси межпланетный корабль? "С каждой стороны ящика расположил он по два крыла, привязав к ним проволоку и приведши оную к рукояти, чтоб можно было управлять четырью противу расположенными двух сторон крылами одною рукою; равномерно и прочих сторон крылья укрепил к особливой рукояти". Вот на таком "планетолете" и отправился левшинский герой в путешествие на Луну. Нужно отдать должное Левшину — вероятно, он осознавал все несовершенство подобной конструкции для столь опасного путешествия. А посему и выстроил забавную, даже курьезную, научно-фантастическую гипотезу, опровергающую его же рассуждения о безвоздушном космическом пространстве: "Посему Нарсим немалую имел причину опровергать мнение, столь твердо принятое о тончайшем воздухе, наполняющем пространство между всех висящих в воздухе тел. Понеже, когда б воздух окружал только одни земныя тела, а не занимал всего пространства неба, притягательная сила тел не имела бы ни от чего себе препятствия, и большее тело привлекло бы к себе малое: поелику эфир, быв без воздуха, тонкостию своею не мог бы воспящать сильному действию магнитной силы. Таковым образом увидели бы мы Луну, присоединенную к Земле, а оную взаимно к Марсу и так далее". Честное слово, трудно было отказать себе в удовольствии процитировать эту столь "замечательную" гипотезу, ведь она — одна из первых ступенек к научной фантастике будущих времен.

По прибытии на наш спутник, Нарсим с восторгом обнаруживает не просто разумных обитателей, но высокоорганизованное и высокоморальное патриархальное общество "лунатистов", которые, к тому же давно овладели способом межпланетных путешествий и вовсю странствуют по ближайшим планетам (судя по всему, они достигли существенных успехов — единственное, что Левшин сообщает о лунных "космолетах" — их можно сложить и убрать в карман. До такого, кажется, еще не один фантаст не додумался!). Есть у них и свой местный герой-"косморазведчик" Квалбоко, некогда улетевший в разведывательную экспедицию на Землю и, видимо, так долго отсутствовавший, что Нарсима аборигены приняли за своего "блудного" соплеменника. Лунные приключения героя выписаны вполне в традициях литературной утопии того времени: установив доброжелательный контакт с селенитами, "первый русский космонавт" путешествует по утопическому государству инопланетян, знакомится с тамошними нравами, достижениями в культуре и науке, ведет философские и научные споры, некоторые из которых до смешного наивны (например, о несостоятельности гипотезы о безвоздушном пространстве), но многие рассуждения выглядят для своего времени прогрессивно. Ближе к концу утопическое сочинение Левшина приобрело черты социальной фантастики — критика земного общества (читай — российского) помешала повести увидеть свет отдельным изданием.

Многие десятилетия повесть В.А.Левшина оставалась едва ли не единственным сочинением космической фантастики в русской литературе. Лишь во второй половине XIX века Космос "легализовался" в произведениях отечественных фантастов.

И еще. Почти полтора столетия спустя «лунная тема» всплыла в фантастике советской — в неожиданном, так скажем, ракурсе. Но об этом — чуть позднее.

О зеленых человечках и обитаемости Луны

Принято считать, что ироническое определение инопланетян “зеленые человечки” родилось в США в середине 1940-х годов одновременно с появлением другого “инопланетного” термина — “UFO” (НЛО). Но так ли это?

Откроем утопическую повесть князя В.Ф.Одоевского «4338-й год. Петербургские письма», впервые опубликованную в 1835 году. Как известно, произведение не было завершено, и последняя часть его публиковалась в виде разрозненных фрагментов. Немало интересного мы там найдем. Например, такую загадочную фразу: «Зеленые люди на аэростате спустились в Лондон». Что это за люди? Скорее всего просвещенный князь имел в виду все-таки прибытие пришельцев. Может, тех самых пресловутых марсиан, вторжение которых спустя 63 года описал Герберт Уэллс?

Во всяком случае, Владимир Федорович первым использовал образ «зеленых человечков».

В той же повести мы обнаружим еще один любопытный фрагмент, посвященный обитаемости космоса и его освоения: «Нашли способ сообщения с Луной; она необитаема и служит только источником снабжения Земли разными житейскими потребностями, чем отвращается гибель, грозящая земле по причине ее огромного народонаселения. Эти экспедиции чрезвычайно опасны… Путешественники берут с собой разные газы для составления воздуха, которого нет на Луне».

Если учесть, что даже в начале ХХ века фантасты все еще населяли Луну всевозможными обитателями, то нельзя отказать русскому князю в научной прозорливости. И уж точно, Одоевский первым из фантастов задумался о промышленном освоении спутника Земли.

"Сказка, спрыснутая мыслию…"

(У истоков историко-фэнтезийного романа)

Воображение его было самое необузданное, упрямое, смело скакавшее через всякие пропасти, которые других устрашили бы, но не было такой пропасти, которая устрашила бы почтеннейшего Александра Фомича.

Н.В. Берг

Если бы мы бережнее относились к родной истории (в том числе литературной), то, вероятно, гораздо реже использовали бы выражение "Россия впереди планеты всей" в ироническом контексте. Россия, если и не родина слонов, то уж литературных путешествий во времени — наверняка.

Случилось это знаменательное событие в 1836 году. Некий молдавский капитан де-почт, вознамерившись проверить семейную легенду о родстве с Александром Македонским и Наполеоном Бонапартом, отправился в седле волшебного гиппогрифа (эдакий биологический вариант "машины времени") в полное приключений и полезных познаний путешествие по эпохам. В странствиях по прошлым временам герой встречается с царем Филиппом Минтовичем, а затем находит в Афинах и молодого Александра. Ознакомившись с жизнью древних греков и убедившись, что "люди везде одинаковы", капитан де-почт возращается на гиппогрифе обратно в XIX век.

Это первое в мировой литературе путешествие во времени было совершено за полвека до уэллсовской "Машины времени" на страницах романа Александра Вельтмана "Александр Филиппович Македонский. Предки Калимероса" (1836). Романы и повести Александра Фомича Вельтмана (1800–1870) в первой половине XIX века пользовались феноменальной популярностью. В 1851 году Н.А.Некрасов включил имя писателя в число "лучших наших повествователей и романистов… о которых не может умолчать критик, заговорив о современной русской словесности". По мнению некоторых литературоведов, Вельтман в прозе сделал примерно то же самое, что Пушкин в поэзии. Его проза и в самом деле во многом была новаторской — это касается и подхода к языку, и относительно повествовательной техники. В частности, А.Вельтман предвосхитил ритмическую прозу Андрея Белого, а Ф.М.Достоевский, горячий поклонник вельтмановского таланта, почитал романиста своим литературным учителем.

Однако история обошлась с русским литератором несправедливо. После смерти писатель был практически забыт, только в 1970-е годы было кое-что переиздано из его книг. Но и сегодня творческое наследие писателя и ученого-историка остается недостаточно изученным. Историки фантастики и вовсе крайне неохотно упоминают это имя — вскользь, одной строкой. Трудно объяснить, чем вызвано такое пренебрежение. А ведь без имени Вельтмана, как без имени князя Одоевского, невозможно представить пантеон отцов-основателей отечественной фантастической литературы. Если Одоевский предтеча научно-прогностической ветви нашей фантастики, то Вельтман, бесспорно, заложил основы, как минимум, двух жанров — исторической фантастики и славяно-киевской фэнтези (впрочем, в случае Вельтмана уместно объединить два жанра в один — историко-фэнтезийный).

Выходец из семьи обрусевшего шведского беспоместного дворянина Александр Фомич Вельтман был одним из образованнейших людей своего времени, членом Общества любителей российской словесности, Общества истории и древностей российских, членом-корреспондентом Академии наук и Русского археологического общества. Свободно владел несколькими языками, получил прекрасное образование в Московском учебном заведении для конновожатых, готовившее топографов, военных инженеров, артиллеристов.

Пятнадцать лет писатель посвятил военно-межевой службе, много путешествовал, участвовал в русско-турецкой войне и вышел в отставку в чине полковника. Еще во время службы он получил известность как одаренный ученый-историк и археолог, автор многочисленных научных трудов, в том числе по русской истории и мифологии славянских народов и Скандинавии. Открытый Вельтманом "сравнительный метод в объяснении отдельных предметов" активно используется и в современной славистике. С 1852 года и до самой смерти писатель и ученый был директором Оружейной палаты в Москве.

Творческий путь Александр Фомич начинал как поэт. Многие помнят народную "Песню разбойников": "Что отуманилась, зоренька ясная, Пала на землю росой? Что ты задумалась, девушка красная, Очи блеснули слезой?…" Но не многие знают, что стихи эти написал А.Ф.Вельтман.

Однако подлинную известность писателю принесли романы. Как романист автор дебютировал в 30 лет, и шумный литературный успех выпал на долю его "Странника" (1830) практически тут же. Уже в дебютном произведении писатель проявил себя как несомненный новатор в повествовательной технике, соединив прозаический и стихотворный тексты. Да и сам жанр "Странника" — "путешествие по географической карте" — был в новинку для русской словесности, особенно если учесть, что сугубо реалистические картины автор щедро обогатил мифологическими и фантастическими описаниями. Реальное и вымышленное настолько тесно переплетены, что граница между ними становится неосязаема. На эту особенность вельтмановской прозы указывал Белинский, метко заметив, что романист "отличается удивительной способностью соединять между собой самые несоединимые идеи, сближать самые разнородные образы". Опираясь на фантастоведческую терминологию, жанр романа можно было бы определить и как "мифолого-этнографическая фантастика".

Еще ближе к фантастической традиции роман "Кощей Бессмертный" (1833), в котором писатель предложил свою концепцию исторического романа. Обратимся снова к В.Г.Белинскому, который, как известно, не слишком жаловал "различные фантазмы" в русской литературе, но, в то же время, с восторгом отзывался об исторической фантастике А.Вельтмана: "Талант Вельтмана самобытен и оригинален в высочайшей степени; он никому не подражает, и ему никто не может подражать. Он создал себе какой-то особенный, ни для кого не доступный мир… Более всего нам нравится его взгляд на древнюю Русь: этот взгляд — чисто сказочный и самый верный" (*).

Своему роману Вельтман дал подзаголовок "былина старого времени". Реальный исторический антураж в "Кощее" удивительным образом сплетается с преданиями, легендами, перетекающими одна в другую и приправленными сугубо фэнтезийными приключениями последнего богатыря из рода Пута-Заревых Ивы Олельковича. "Нелепости реального мира принимают в сознании героя Вельтмана форму сказочных ситуаций" (В.Кошелев, А.Чернов). Очевидное новаторство романа и в экспериментах с языком: Вельтман был первым из русских литераторов, кто осмелился в современный язык внедрить лексику и синтаксис русской древности.

В жанре историко-фэнтезийного романа написан и "Светославич, вражий питомец" (1835), где смещение реалистического и фантастического планов становится еще более выпуклым. Подобно "Кощею Бессмертному", в "Светославиче" наряду с реальными историческими персонажами — князьями Владимиром, Ярополком — фигурирует всевозможная нечисть: царь Омут, Бабушка-повитушка… Увлекательный авантюрный сюжет в книге поддерживается и "ситуацией двойников": противоборство князя Владимира и его двойника, выкормыша нечистой силы Светославича.

Обращение Вельтмана к древней истории определялось, вероятно, в первую очередь его научными пристрастиями. "Вельтман страстно был предан историческим разысканиям в самом темном периоде истории", — писал М.П.Погодин. Ну как здесь обойтись без сказки!

Роман "Лунатик" (1834) тоже построен на историческом материале, его действие отнесено к войне 1812 года. Герой, страдающий сомнабулизмом Аврелий Юрьегорский, в патриотическом порыве возвращается в захваченную французами Москву. Почти незаметно, очень тонко и гармонично Вельтман вводит в историческое повествование романтическую фантастику: болезнь Аврелия, оказывается, имеет и оборотную сторону — он обрел фантастические способности, позволившие ему совершать чудесные поступки… На совмещении исторического и сказочно-фантастического материала построена и историческая драма "Ратибор Холмоградский" (1841). А вот в "Генерале Каломеросе" (1840) мы имеем дело уже с элементами истории альтернативной. Ведь вельтмановский Наполеон — это не совсем реальное лицо, государственный деятель и полководец. В романе это никому неизвестный "генерал Каломерос", полюбивший русскую красавицу Клавдию и мечтающий о спокойной семейной жизни.

Однако взгляд Вельтмана-фантаста устремлялся не только в глубины прошлого, но и в неведомые дали будущего. Еще в 1833 году вышел его роман-утопия "MMMCDXLVIII год. Рукопись Мартына Задека". Впрочем, и здесь Вельтман проявил себя как "нарушитель канонов". Ведь литературная утопия XVII–XIX веков имела весьма сомнительное отношение к беллетристике. Большинство утопических книг того времени являли собой лишь слегка олитературенные авторские концепты. У Вельтмана — иное: лихой, авантюрный сюжет, который держит читателя в напряжении. Действие романа происходит в отдаленном будущем — в 3448 году. Мудрый правитель утопического государства Босфории, расположенного на Балканах, отправляется в экспедицию к Южному полюсу, а в это время власть захватывает его брат-близнец, морской разбойник Эол… Вельтман первым попытался соединить несовместимые жанры — утопию и приключенческий роман.

В конце 30 — начале 40-х годов писатель все больше сближался с реальностью, отступая к бытописательству.

Но не всегда ему удавалось удержаться на рельсах голого реализма, и тогда современность вдруг снова обрастала причудливыми "фантазмами", как в повести "Эротида" (1835), романах "Сердце и Думка" (1838), "Новый Емеля, или Превращения" (1845).

Однажды о А.Ф. Вельтмане другой писатель романтической эпохи А.Бестужев-Марлинский отозвался таким образом: "Вельтман, чародей Вельтман, который выкупал русскую старину в романтизме, доказал, до какой прелести может доцвесть русская сказка, спрыснутая мыслию…". Трудно найти более удачные слова для завершения этих беглых заметок об одном из основателей отечественной фантастики.

ПРИМЕЧАНИЕ:

(*) Если бы иные современные критики-фантастоведы взяли бы на себя труд проникнуть в историю русской литературы до 1991 года, они, вероятно, не торопились бы воздвигать М.Семенову или Ю.Никитина на пьедестал основоположников славянской фэнтези.

В начале был… топор

Фантасты, конечно, не провидцы, но случаи удачных прозрений на страницах фантастических книг нередки. Но так то — фантасты. Удивительные (лучше сказать, все-таки, курьезные) "научные" прогнозы, как оказывается, можно встретить и в произведениях, традиционно лежащих за пределами "фантастических интересов". Откроем, например, роман "Братья Карамазовы". Ну что здесь фантастического? — скажете вы. Ничего, — ответим мы, — кроме того, что здесь впервые в литературе упомянут (конечно, в аллегорической форме)… искусственный спутник Земли.

Не верите? Тогда перечитайте знаменитую сцену разговора Ивана Карамазова с чертом. Весьма занятные рассуждения мы там встретим: "Что станется в пространстве с топором?… Если куда попадет подальше, то примется, я думаю, летать вокруг Земли, сам не зная зачем, в виде спутника".

Что ж, Федор Михайлович, как известно, был не только великим писателем, но и ярким публицистом, эмоционально выступавшим в поддержку фантастического метода в русской литературе.

А что касается "настоящего" искусственного спутника Земли, то впервые он был описан в повести ныне практически забытого американского фантаста Эдварда Эверета Хэйла "Кирпичная луна" (1870).

Раздевающий взгляд

"И вдруг — словно по манию волшебного жезла — со всех голов и со всех лиц слетела тонкая шелуха кожи и мгновенно выступила наружу мертвенная белизна черепов, зарябили синеватым оловом обнаженные десны и скулы.

С ужасом глядел я, как двигались и шевелились эти десны и скулы, как поворачивались, лоснясь при свете ламп и свечей, эти шишковатые, костяные шары и как вертелись в них другие, меньшие шары — шары обессмысленных глаз".

Оговоримся сразу: это анатомическое описание позаимствовано не из романа ужасов. Что же такое случилось с героем? Почему вдруг он стал видеть внутренности людей? "Вероятно, речь идет о рентгеновском зрении", — догадается начитанный поклонник фантастики. И будет прав. Действительно, тема рентгеновского зрения давно волновала фантастов. Первым к этой проблеме обратился еще в 1920-е годы остроумный болгарский фантаст и сатирик Светослав Минков в блестящей новелле "Дама с рентгеновскими глазами". Дотошные книгочеи вспомнят тут же и рассказ советского фантаста Александра Беляева "Анатомический жених". Но, как оказывается, классики реалистической литературы и тут умудрились общеголять фантастов по крайней мере на полвека. Необычную, сюрреалистическую ситуацию, в которой оказался герой, вдруг увидевший анатомическое строение гостей одной вечеринки, описал еще в 1878 году… Иван Сергеевич Тургенев в коротеньком (всего 23 книжных строки) этюде под мрачным названием "Черепа" (именно оттуда и позаимствовали мы вышеприведенную цитату), вошедшем в состав цикла "Стихи в прозе". Много занятного обнаружит в этом традиционно считающемся далеком от фантастики цикле любитель путешествий по истории жанра. Есть здесь и классический хоррор ("Старуха"), и традиционная утопия ("Лазурное царство"), и космогоническая утопия ("Пир у Верховного Существа"), и даже утопия сатирическая ("Два четверостишия"); найдется здесь и удивительная история гибели мира ("Конец света"), и рассказы, раскрывающие популярную в НФ тему раздвоения личности ("Соперник", "Когда я один (Двойник)"), и уж совсем научно-фантастическая миниатюра о насекомых-мутантах ("Насекомое").

Впрочем, этими миниатюрами вклад великого писателя в становление русской фантастической прозы не ограничился. Поэтому придется классику отечественной словесности посвятить еще одну главу.

Эти странные, странные истории

Начнем с цитаты: "Может быть, только Тургенев так очаровал мир, как Верн…" [1]. Подобное сопоставление способно вызвать у образованного читателя если и не недоумение, то уж, по крайней мере, удивление. А особо консервативные и вовсе побагровеют от гнева (такую реакцию мне, кстати, не раз приходилось наблюдать).

Да и то правда: эти два имени, каждое из которых замечательно в отдельности, в контексте литературной истории несовместимы, полярно различны и по методу изображения действительности, да и — чего греха таить! — по степени писательского дарования. Но ведь и Ян Неруда, автор приведенной выше цитаты, так же ясно представлял это различие, и, тем не менее, поставил в один ряд классика русского реализма и классика научной фантастики. На самом деле — обоснованно, ведь степень популярности этих двух писателей была равнозначной, в 60-80-е гг. ХIХ века Тургенев и Верн — одни из самых популярнейших авторов Европы. Раз уж мы заговорили о Жюле Верне. Сам Иван Сергеевич, между прочим, более чем высоко ценил творчество французского фантаста, о чем свидетельствуют и слова Л.Н.Толстого (не менее ценившего романы Ж.Верна), услышанные в 1891 г. известным физиком А.В.Цандером в Ясной Поляне: "…Послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем (о Ж.Верне. — Е.Х.) Тургенев! Я прямо не помню, чтобы он кем-нибудь так восхищался, как Жюль Верном". В свою очередь и французский фантаст неизменно называл Тургенева в числе своих самых любимых авторов.

Что ж, уже по предыдущему этюду легко догадаться, что наш прославленный классик не только почитал сочинения фантаста Верна, но и в своем творчестве имел изрядное пристрастие к "фантазму", и даже оставил заметный след на скрижали российской фантастической прозы.

Удивительного в этом, разумеется, ничего нет, в истории мировой литературы достаточно примеров, когда писатели "реалистического цеха" проявляли себя незаурядными фантастами. Только в истории нашей словесности достаточно упомянуть такие имена, как Гоголь, Достоевский, Амфитеатров, Салтыков-Щедин, Булгаков, наконец. Удивительно другое: широкому кругу современных читателей Иван Сергеевич в большей степени известен как автор именно (а нередко приходится употреблять определение "только") реалистической прозы. Вероятно, причины недостаточного внимания к другой стороне писательского таланта кроются и в отрицательной критике фантастического в ХIХ веке (вспомните разносы "Неистового Виссариона" фантастической прозы В.Одоевского и Н.Гоголя), да и советская придворная критика и литературоведение не питали особых симпатий к фантастике как художественному методу. Впрочем, справедливости ради заметим, что классикам в данном случае повезло несравнимо больше, нежели их менее известным коллегам по перу.

Итак, как складывалась судьба фантастический историй автора «Отца и детей»?

* * *

Перечитывая (или открывая впервые) "таинственную прозу" И.С.Тургенева, перед нами открывается совершенно другой Тургенев — один из самых поэтичных и ярких фантастов дореволюционной России… Непривычно звучит? Увы, даже сегодня до конца не изжита закостенелая тенденция к отторжению русской дореволюционной фантастики из художественной родословной мировой фантастической и научно-фантастической прозы. Такое отношение порождено, по меткому замечанию Е.П.Брандиса, "школярским разграничением жанров". Видимо, не так легко оказалось преодолеть инертность устаревших, заведомо снобистских догм западных исследователей, упрекавших в…заимствовании и неоригинальности русских "фантастов" Гоголя, Одоевского, Тургенева и др. (особенно в этом преуспел Ч.Пэсседж, автор крайне претенциозной и легковесной книги "Русские гофманисты").

Впрочем, о заимствованиях и литературных ассоциациях мы еще поговорим.

Фантастику Тургенева литературоведы склонны называть "таинственной" прозой (под это же определение подпадают и многие произведениях русских романтиков, да и реалистов ХIХ века). Ближе всего эта литература — отталкиваясь от современных градаций жанров — к фэнтези, нежели к научной фантастике (далее — НФ). Читатель НФ не найдет в "таинственной" прозе ни головокружительных приключений на иных планетах, ни урбанистических полотен воображаемого будущего, ни даже привычных уже в то время историй о безумных ученых. Но вдоволь магии, мистики, выходцев из потусторонних миров. Это литература о приключениях Тайны, о загадках человеческой психики, природы, бытия вообще.

И.С.Тургенев, как и большинство прогрессивных писателей второй половины XIX века, проявлял известный интерес к достижениям науки. Научная мысль современности находила свое отражение и в творчестве. В отличие от сказочных законов, авторы "таинственной" прозы пытались дать рациональное объяснение тайнам и загадкам в своих произведениях. Поэтому фантазии Тургенева, говоря простым языком, это уже не сказка, но еще и не научная фантастика. Наука в этой литературе неизменно смещается на второй план, выдвигая на первый человеческую психологию, его реакцию на Чудесное. Поскольку человек и есть главная загадка, достойная всестороннего исследования.

Фантастическая сторона тургеневского таланта открылась читателям в 60-е гг. XIX в., но первые — пока еще неуверенные — попытки освоить секреты нового для него жанра Иван Сергеевич предпринял в 1842 г. Время особенное — расцвет романтизма в русской литературе, еще не смолкли фанфары "фантастических романтиков" князя Владимира Одоевского, Антония Погорельского, Александра Вельтмана… Но влиться по-настоящему в течение романтиков Тургенев так и не смог. Первый же рассказ — "Похождения подпоручика Бубнова" — написанный под явным влиянием гоголевской гротесковой фантастики типа "Носа" и "Заколдованного места", писатель не решился опубликовать. Быть может, Иван Сергеевич чувствовал "несамостоятельность" своего сочинения? Так или иначе, рассказ этот (названный писателем "романом") увидел свет, правда, уже после смерти автора, в 1916 году, как архивная публикация.

В том же 1842 году он начал работу над драмой "Искушение святого Антония", в которой опять же отдал дань чертовщине. В драме, построенной на историко-мифологическом материале, вовсю действуют "адские" персонажи: Сатана, чертенята и "любовница черта" Аннуциата. Однако работу над этим сочинением писатель бросил, едва дописав до половины… Можно предположить, что эти два произведения были случайным явлением в творчестве Тургенева, их даже не указывают в одном ряду с другими "таинственными" повестями писателя.

Впрочем, этот момент в творческой биографии писателя всего лишь предыстория. Если же мы поставим своей задачей написать историографию тургеневской фантастики и выявить в ней наиболее значимые вехи, то начать нам придется с письма писателя редактору "Современника" М.Н.Каткову, датированному ноябрем 1855 г.: "Любезный Катков, «…» Вы желаете знать заглавие моего рассказа, предназначенного в Ваш журнал, — вот оно: "Призраки"…" [2].

Однако работа над повестью "Фауст" (в которой тоже, кстати, присутствуют фантастические элементы), романом "Рудин" и бурная полемика вокруг "Отцов и детей" задержали появление рассказа на целых десять лет. "Призраки" были напечатаны только в 1864 году, и не в "Современнике", а в журнале братьев Достоевских "Эпоха".

Фантазия о фантастических полетах романтического героя по странам и эпохам в компании с таинственным существом (не то призраком, не то упырем) по имени Элис, была встречена читателями и критикой настороженно. Не только форма произведения, но и пессимистическая философия "Призраков", восходящая к учениям Экклезиаста и Шопенгауэра, вызвали хотя и немногочисленные, но по большей части недоуменные и даже негодующие отзывы. Встречались и настоятельные рекомендации не печатать рассказ.

Опасения Тургенева подтвердились: обращение писателя к фантастической тематике публика расценила как начало творческого кризиса. "Нет никакого сомнения, — сочувственно писал Тургеневу П.В.Анненков, — что в теперешнее время никто не даст себе труда уразуметь этого автобиографического очерка" [3].

"Призраки" создавались в сложное время: социальные и философские противоречия эпохи достигли своего накала, это угнетало писателя и заставляло искать выход в мире ирреального, в "альтернативной" реальности сновидений и небытия. И хотя сам Иван Сергеевич призывал не искать в "Призраках" "никаких аллегорий и скрытого значения, а просто видеть в ней ряд картин, связанных между собой довольно поверхностно", мастерски написанный рассказ ярко отразил настроение своего времени: действительность — как сон. Фантастика лишь усилила психологическое правдоподобие идеи "Призраков". Между прочим, историки научной фантастики умудрились-таки не заметить, что "Призраки" — это еще и одно из первых в мировой литературе произведений о путешествиях во времени.

Любопытно, что если большая часть читателей критиковала рассказ именно за его фантастичность и непонятность, то Ф.М.Достоевский, высоко оценивший произведение, упрекнул Тургенева в ином: "Если что в "Призраках" и можно было бы покритиковать, так это то, что они не совсем вполне фантастичны. Еще бы больше надо. Тогда бы смелости больше было бы" [4].

Сам Федор Михайлович был убежден в необходимости публикации фантастических произведений, поскольку фантастика — считал он — побуждает в "здоровой части общества" интерес к "поэтической правде". Этой мысли придерживался и Анненков, правда, предостерегая Тургенева от чрезмерной увлеченности введения в повествование необычного, необъяснимого: "Вы лучше моего знаете, что фантастическое никак не должно быть бессмысленным…" [5].

Предвидя негативную реакцию читающей публики, Тургенев, однако, не остановился на "Призраках". Вскоре появились и другие его фантастические повести: "Собака" (1866), "История лейтенанта Ергунова" (1868), "Странная история" (1870), "Сон" (1877), "Рассказ отца Алексея" (1877)… В этих произведениях писатель продолжил исследование тем, определяемых идеей о воздействии на человека таинственных сил, скрытых как внутри его, так и во вне, в природе: тайны законов наследственности, гипноз, загадки природы сна, таинственная власть умерших над чувствами и, особенно, над волей живых. Емкое и оригинальное определение дал тургеневской фантастике Ф.М.Достоевский: "Этюд мистического в человеке" [6].

Как и предполагал писатель, пресса обрушилась новым шквалом негодования. Больше всех досталось повестям "Собака" и "Сон". О первой из них С.А.Венгеров отозвался так: "Как сказка — она не интересна, как факт — невероятна…" [7].

Популярный "Будильник" поместил едкую эпиграмму П.И.Вейнберга, высмеивающую "мелкотемье" "Собаки". Рецензент "Биржевых ведомостей" назвал "Сон" и прочие фантастические повести Тургенева "чудовищной фантасмагорией", "творческим грехом", не заслуживающим никакой критики.

Споры продолжались и после смерти писателя. Удивительно, но даже В.Я.Брюсов, автор нескольких научно-фантастических повестей, активно пропагандировавший этот вид литературы, увидел в "таинственной" прозе Тургенева только "шаблонное" подражание Э.По.

Как будто сговорившись, критики не желали замечать того, что скрыто за фантастическими образами: Откровение Художника, мысли Человека, живущего проблемами мира реального, его болью и радостями, мечтами и чаяниями. Чудесное и ординарное, правда и вымысел переплелись, образовав единый организм. Так в повестях Тургенева. Но так и в самой жизни. Тургенев очень тонко, даже изящно сумел передать эту двойственность человеческой природы, сложную механику окружающей нас действительности… Много позже, уже после смерти писателя, литературоведы откроют глубину фантастического мира тургеневских повестей, напишут монографии, защитят диссертации…

А пока… без особого сожаления рецензент "Московских ведомостей" констатировал, что "фантастические повести его (Тургенева. — Е.Х.) не очень ценятся в русской литературе" (1877. № 47). Высказывание весьма примечательное в своем роде, поскольку "харктеризует" отношение критики ХIХ века не столько даже конкретно к фантастике И.С.Тургенева, сколько вообще к фантастической прозе того времени. Она существует, имеет определенный успех у читателей, даже именитые авторы нет-нет, да и сочиняют что-нибудь такое эдакое, но как литературный объект ее по-прежнему не замечают, в лучшем случае рассматривают в русле бульварного чтива.

Критикуя тургеневскую фантастику, писателя чаще всего упрекали в пристрастии к спиритизму и всякого рода мистике. И.С.Тургенева раздражали подобные истолкования его произведений. В 1870 году он писал М.В.Авдееву: "Что собственно МИСТИЧЕСКОГО в "Ергунове" я понять не могу — ибо хотел только представить НЕЗАМЕТНОСТЬ перехода из действительности в сон, что всякий на себе испытывал; «…» меня исключительно интересует одно: физиономия жизни и правдивая ее передача; а к мистицизму во всех ее формах я совершенно равнодушен…" [8]. Ну, тут Иван Сергеевич явно лукавил, — мистикой он и в самом деле увлекался, это заметно и во многих его рассказах, повестях ("Собака", "Конец света", "Старуха", "Клара Милич"). Но дело как раз не в этом, а в неубедительности критических выпадов. Ведь вся русская литература изначально содержит в себе некую религиозно-мистическую концепцию мировидения. Сама история наша, наше мироощущение пропитаны мистицизмом; отрицая его, мы неизбежно устремляемся в моменты безысходности под его манящие, таинственные покровы. Материалистическое и идеалистическое парадоксальным образом уживаются в русском человеке…

Имели место упреки и иного рода. С подачи критики, "таинственные" повести Тургенева обвиняли в "неоригинальности", едва ли не в эпигонстве, сопоставляя его прозу с рассказами Э.По. Известно, что Иван Сергеевич высоко ценил творчество американского романтика и испытывал некоторое влияние его рассказов. Однако, как отмечает известный литературовед Л.В.Пумпянский, методы ввода в повествовательную структуру "таинственного" сильно различаются у этих писателей, "Тургенев тщательно стушевывает таинственный характер явления, растворяет его в рассказе, обставляет рядом чужеродных элементов (например, комическо-бытовых), вообще пользуется целым аппаратом средств для сплава таинственной части рассказа с нейтральным материалом" [9]. Кроме того, частично используя приемы романтического повествования, Тургенев подчиняет их новым принципам: изображение загадок человеческой психики в соответствии с современными идеями позитивистского естествознания, и в то же время "с ясным пониманием недостаточности любых рациональных объяснений тайны" (В.М.Маркович) [10]. Именно такой метод и сближает "таинственную" прозу И.С.Тургенева со спецификой современной научной фантастики.

Нападки критиков с одной стороны и почти полное равнодушие читателей с другой, казалось, должны были остановить И.С.Тургенева от дальнейших "экспериментов" в "низком" жанре. Такова формальная логика. Но Логика Художника несоизмерима с логикой формальной. Она подчинена другим законам — законам поиска творческого абсолюта. Так что уже в марте 1881 года писатель просил М.М.Стасюлевича оставить "в апрельском номере "Вестника Европы" 20 страничек для некоторого фантастического рассказа…" [11]. Не рассчитывая на положительную читательскую оценку нового произведения, Иван Сергеевич предупредил редактора: "Наперед Вам говорю, что ругать его будут лихо…" [12]. И в том же году, правда, в ноябрьском, а не апрельском, номере "Вестника…" появилась новая фантастическая повесть Тургенева "Песнь торжествующей любви", которая и сегодня считается едва ли не лучшим произведением, созданным писателем в "таинственной прозе"…

Заранее настроившись на очередную порцию едких выпадов, Иван Сергеевич был немало удивлен: произведение более чем благосклонно было принято читателями, и даже критикой. Вокруг "Песни…" разгорелась полемика. Многих удивляла не только необычность формы (стилизация под новеллу эпохи Возрождения) и содержания, но и неожиданность введения в такой текст смелых научных идей: телекинез, гипноз и даже возможность зомбификации. Удивительно, с каким изяществом этот "научный" посыл вкраплен в романтическую историю о трагической любви.

Слияние художественных методов разных эпох, романтическая концепция мира и человека, приправленная философскими идеями Шопенгауэра (особенно его "философией любви"), позволили некоторым критикам отметить космополитический характер повести, а В.П.Буренина, восхищавшегося столь удачным совмещением в ней "самого глубоко реализма с самым странным фантастическим содержанием" [13], "Песнь…" вдохновила к манифестации идеи "чистого искусства".

Немногочисленные упреки в адрес повести сводились к отсутствию в ней привязки к актуальным темам современности. М.М.Антокольский, отвечая на подобные замечания, писал: "…Большое спасибо Тургеневу: он первый показал, что нам теперь лучше всего забыться, спать, бредить в фантастическом сне" [14].

Еще более благожелательно была встречена последняя повесть писателя "Клара Милич (После смерти)" (1883), в которой И.С.Тургенев обратился к теме "двоемирия" человеческого сознания, мистической взаимозависимости жизни и смерти, таинственной власти умерших над волей живых. Сюжет повести вдохновил в 1909 году композитора А.Д.Кастальского на создание одноименной оперы, имевшей большой успех в начале века.

Фантастика многогранна, и тургеневская фантастика — одна из великолепнейших ее граней. Перечитайте его "таинственную" прозу и, быть может, перед вами тоже откроются двери волшебства этого "властелина полуфантастического, ему одному доступного мира" (Д.С.Мережковский) [15].

ПРИМЕЧАНИЯ

[1]. Народни листы. Прага,1874. 15 окт.

[2]. Тургенев И.С. ПСС и писем. М.,1983. Т.9. С. 377–378.

[3]. ИРЛИ, ф. 7, № 8.

[4]. Достоевский Ф.М. Письма, Т. 1, с. 344.

[5]. ИРЛИ, ф. 7, хр. 8.

[6]. Лит. наследие. Т.83, с. 409.

[7]. Венгеров С.А. Русская литература в ее современных представителях.

СПб.,1875. Ч.2. С. 148.

[8]. Тургенев И.С. ПСС и писем. М.,1981. Т.8. С. 431.

[9]. Тургенев И.С. ПСС и писем. М.,1982. Т.10. С. 431.

[10].Русские писатели: Биогр. словарь. Ч.2. М.,1990. С. 325.

[11].Тургенев И.С. ПСС и писем. М.,1982, Т.10. С. 413.

[12]. Там же. С. 416.

[13].Там же. С. 417.

[14].Там же.

[15].Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной рус. литературы. СПб.,1893. С. 44–46.

Чужак в чужом времени

Когда речь заходит о Василии Петровиче Авенариусе (1839–1923), читатель в первую очередь вспоминает его как автора очень увлекательных биографических книг о классиках русской литературы ("Отроческие годы Пушкина", "Ученические годы Гоголя" и др.). Исследователи неоднократно отмечали, что именно Авенариус и "сформировал тот канон занимательного жизнеописания писателя-классика, который содействовал закреплению в историко-литературной традиции донаучных представлений о связях биографии с творчеством" (М.О.Чудакова).

Разумеется, творчество этого писателя гораздо шире и богаче. Это и антинигилистические романы "Современная идиллия" (1865), "Поветрие" (1867), и многочисленные сборники повестей и сказок для детей и юношества. Большой популярностью пользовалась его книга "Детские сказки" (1885). Любопытно, что, активно занимаясь литературной деятельностью, Авенариус более сорока лет совмещал поэзию творчества с прозой чиновничей службы.

Не обошел стороной писатель и научную фантастику. Его фантастическая проза (впрочем, представленная одной единственной повестью) стоит несколько особняком в творческом наследии, хотя этот "одноразовый" заход в пристанище научно-фантастической литературы нельзя назвать совсем уж случайным — до этого, как уже упоминалось, он написал значительное количество произведений сказочного плана ("Что комната говорит", "Сказка о пчеле мохнатке" и мн. др.). Их жанр можно было бы определить как научно-познавательные сказки: в доступной для юного читателя форме писатель стремился дать знание об окружающем мире. Иначе говоря, соблюден основной метод НФ литературы.

А тем единственным научно-фантастическим произведением В.П.Авенариуса стала повесть под названием "Необыкновенная история о воскресшем помпейце", в которой автор по-своему обыгрывает уже успевшую к тому времени стать расхожей фантастическую тему.

В двух словах сюжет повести сводится к следующему: во время раскопок Помпеи ученые обнаруживают чудом сохранившуюся мумию, которую впоследствии удается оживить. Однако радости воскресшему это не приносит. Древний помпеец много путешествует по современному итальянскому городу, пытается понять открывшийся ему "дивный новый мир"… Но результатом "вживания" человека прошлого в мир иной, духовно и интеллектуально отдаленный от него эпохи, оказывается — взаимное отторжение. Происходит противостояние двух эпох.

Используя увлекательность фантастического повествования, Авенариус создает сатирический портрет современного ему мира, в котором властвует меркантилизм, зависть, корысть и бездуховность. Не всегда и не во всем это проявляется явно, и все же это мир, в котором бесхитростный помпеец — бесконечно одинок. Просто потому, что он не принадлежит этому Времени-миру. Идею повести можно обозначить в трех словах, перефразировав название знаменитого романа американца Р.Хайнлайна — "Чужак в чужом времени"…

Повесть В.Авенариуса представляет интерес и для современного читателя — она действительно написана увлекательно. Любопытна она и в контексте литературной истории, ведь В.П.Авенариус одним из первых в отечественной фантастике затронул тему столкновения разных, антогонистичных друг другу, эпох, взаимопроникновения прошлого, настоящего и будущего. Уже в 1920-х годах советский фантаст Александр Беляев тоже обратился к этой теме, написав блестящий и один из лучших своих рассказов — "Белый дикарь".

"Необыкновенная история о воскресшем помпейце" впервые была издана в санкт-петербургской типографии С.Добродеева в 1889 году. Затем в 1903 году появилось второе издание и с тех пор, к сожалению, больше не привлекала внимания издателей, оказавшись на грустной полке забытых артефактов русской словесности.

Главнейший из всех вопросов…

Точно неизвестно, кому из фантастов первому пришла в голову безумная идея изложить реальные исторические события в сослагательном наклонении. Большинство исследователей НФ ищут истоки "альтернативной истории" в англо-американской литературе. Между тем, элементы жанра обнаруживаются уже в повести Осипа Сенковского "Ученое путешествие на Медвежий остров", появившейся еще в начале XIX века. Впрочем, в данном случае приходится говорить об "эмбриональном" состоянии популярного ныне направления.

Это может показаться странным, но фантасты вообще очень долго не рисковали ставить вопрос ребром: "А что было бы, если?…". Возможно, потому, что туманное Будущее привлекало сочинителей фантазий куда больше, чем не менее туманное Прошлое. Если же фантасты и отправляли своих героев по реке Времени "назад", то, грубо говоря, с крайне ограниченным кругом художественных задач: оправдать использование сочинителем машины времени или доказать, например, что пришельцы из космоса уже когда-то посещали нашу планету. В ранней фантастике Прошлое нередко оказывалось еще и одним из вариантов Утопии — пассеистической (т. е. устремленной не в будущее, а как раз наоборот); в устоях минувших веков некоторые утописты видели идеальное государство будущего.

Так или иначе, фантасты не стремились серьезно осмыслить (не говоря уже о том, чтобы переосмыслить) события давно минувших дней, дабы обнаружить там истоки актуальных проблем современности. Исторические реалии, хоть и приправленные художественным вымыслом, не подвергались серьезной "препарации".

Как было уже сказано, затруднительно в истории мировой фантастики отыскать пионера "альтернативной истории". Но вот с датой рождения жанра в российской литературе разногласий, вероятно, не будет. Это произошло в 1917 году, когда московский "Журнал приключений" опубликовал повесть Михаила Первухина "Вторая жизнь Наполеона". Что было бы, если бы Наполеону удалось сбежать с острова Святой Елены — места последней его ссылки? По сюжету, ему не только удается покинуть остров, но и существенно повлиять на дальнейшее развитие мировой истории, создав новую могущественную империю в Африке.

Вряд ли случайно "Вторая жизнь Наполеона" появилась на свет именно в 1917 году, когда заново переписывалась история отдельно взятой страны.

Имя писателя и журналиста Михаила Константиновича Первухина (1870–1928) после 1917 года было вычеркнуто из русской литературы. Сегодня оно известно разве что литературоведам и знатокам фантастики. А между тем, это был один из самых одаренных фантастов начала ХХ века, автор свыше 20 НФ-произведений.

М.Первухин родился в Харькове, здесь же закончил реальное училище и девять следующих лет отдал службе в Управлении Курско-Севастопольской железной дороги. Но в 1900 году из-за осложнений со здоровьем он был вынужден перебраться в Крым. Здесь и началась его литературная деятельность. Он организовал газету "Крымский курьер", которую возглавлял до 1906 года, и издал первый свой сборник рассказов "У самого берега Синего моря" (1900). В 1906 году он покидает России и в поисках лечения уезжает жить в Италию, однако не прекращая активного сотрудничества с российской прессой. В Италии он начинает писатель научно-фантастические рассказы и повести, которые с 1910 года регулярно появляются (часто под псевдонимами "М.Волохов", "К.Алазанцев", "М.Де-Мар") на страницах "Вокруг света", "На суше и на море", "Мир приключений", "Природа и люди" — основных изданий, публиковавших в те годы фантастическую и приключенческую прозу.

Тематика ранних рассказов и повестей Первухина вполне традиционна для фантастики той поры: лучи смерти, путешествие на автомобиле к Северному полюсу, загадочные обитатели морских глубин, необычные изобретения. И все-таки эти произведения резко выделялись на общем фантастическом фоне уже в силу литературной одаренности автора.

"Вторая жизнь Наполеона" по понятным причинам стала последней публикацией Михаила Первухина на Родине. Избранный писателем художественный метод анализа исторических событий (а на деле — анализ современности) противоречил учению марксизма-ленинизма. Но в 1924 году в Берлине вышла главная книга писателя — историко-фантастический роман "Пугачев-победитель". Обращение к одному из самых сложных периодов российской истории не было случайным. "Что было бы, если бы в свое время Пугачев победил? — написано в предисловии к первому изданию книги. — Этот вопрос не однажды приходил в голову нам, русским, судьбой обреченным увидеть нашу Россию побежденной вторым "университетским Пугачевым", который, кроме "свободы" и "власти бедных", этих старых испытанных средств затуманивать разум народный, принес с собой яд много сильней, — учение Карла Маркса, то зелье, каким, по счастью для тогдашней России, еще не располагал Емельян Пугачев".

Время неумолимо. В 1994 году, спустя 70 лет, усилиями уральского знатока и библиографа фантастики И.Г.Халымбаджи, "Пугачев-победитель" был переиздан. Книга не устарела — ни по языку, ни по тематике. Она и сегодня — образец качественной литературной фантастики. Но роман пионера "альтернативной истории", увы, оказался незамеченным даже вездесущими любителями фантастики. Неизвестные имена их не интересуют…

Первый андроид был… трактором

А вот история хоть и не фантастическая, но к литературным фантазиям имеющая прямое касательство.

Конечно, никто не станет оспаривать тот факт, что роботы, андроиды и прочие искусственные существа впервые появились в фантастических произведениях. Однако…

Оказывается, весьма познавательно покопаться не только в старых журналах и книгах, но и патентах. И тогда мы не без удивления обнаружим, что первый человекообразный робот был… трактором! В 1868 году американский инженер Дидерик Грасс сконструировал шагающего машину-человека. Это была двухколесная тележка, в оглобли которой впряжен человекообразный механизм с улыбчивым «лицом», в шляпе-цилиндре и дымящейся трубкой в «зубах». В его туловище был встроен котел, а ноги представляли собой стальные сочленения, приводимые в движение тягами от компактной паровой машины, укрепленной на спине «андроида».

Изобретение Грасса не оправдало себя и один из первых тракторов так и остался в единственном экземпляре.

Первая леди фантастики

«Во время первого взрыва «уравнительных» революций достигшая власти чернь удовлетворила свою вековую зависть и затаенную злобу… Но полное равенство — не что иное, как недостижимая утопия, которую никогда и никакая архиреволюция не осуществит… Не было дворянства, но были дворянские титулы… Вражда против Бога стала Лозунгом, Творцу объявили войну, оскверняли Его храмы, убивали служителей Его, и все это проделывалось под лукавым знаменем мнимой “свободы”».

Столь жуткие и прозорливые строки были написаны за семь лет до Октябрьского переворота, уложившего Россию с задранной юбкой на обе лопатки.

Написаны фантастом. В романе «Смерть планеты».

Автор приведенных строк, некогда популярная романистка В.И.Крыжановская-Рочестер, скончалась после революции на чужбине в полной нищете.

Этот этюд назван «Первая леди фантастики» не ради красного словца. Русская писательница и спиритуалист Вера Ивановна Крыжановская исторически действительно является первой женщиной-фантастом в мировой литературе, и уж точно первым профессиональным писателем-фантастом в России. Обращение к фантастике Мэри Шелли, создательницы знаменитого "Франкенштейна", фрагментарно, а общепризнанный "первый" отечественный профессионал НФ (под данным понятием мы подразумеваем писателя, чье творчество целиком или почти целиком располагается в русле научной фантастики) А.Р.Беляев дебютировал в жанре лишь спустя год после смерти Крыжановской.

Так что писательница по праву претендует на титул "Первой леди фантастики".

Впрочем, все не так просто. Больше семидесяти лет Вера Ивановна Крыжановская была закрыта для отечественного читателя. Если же в каких справочниках или статьях и упоминалось ее имя, то исключительно с оттенком негативного, как типичной представительницы буржуазных направлений литературы, чуждых советской идеологии. Да и при жизни — не смотря на феноменальную популярность ее книг — писательницу оценивали преимущественно в контексте бульварного чтива. Что вполне справедливо. И все-таки книги ее были по-своему замечательны. Во всяком случае, Вера Ивановна была отменной мастерицей по части сюжетоплетения.

Итак, кто она была, первая русская писательница-фантаст?

Происходила Вера Ивановна из старинного дворянского рода Тамбовской губернии, однако родилась в Варшаве 14 июля 1861 г., где отец ее — генерал-майор артиллерии Иван Антонович Крыжановский — командовал артиллерийской бригадой. Хорошее образование будущая писательница получила еще дома. Книги в семье Крыжановских были в почете. И с раннего детства Вера Ивановна увлеклась древней историей и оккультизмом. Она была очень болезненной девочкой и, по ее собственному признанию, искренне верила, что таинственные космические силы уберегут ее от зла и болезней.

В 1871 г. умер отец, и семья оказалась на грани бедности. С большим трудом удалось пристроить Веру в Петербургское Воспитательное общество благородных девиц. Уже в следующем году будущая писательница поступила в Санкт-петербургское училище св. Екатерины (Екатерининский институт), но слабое здоровье и финансовые проблемы помешали ей закончить полный курс — в 1877 г. она была уволена и закончила обучение дома.

С восемнадцати лет Вера Ивановна стала пробовать свои силы в литературе. В 1880 г. она уезжает во Францию, где небезуспешно выступает на сеансах в качестве медиума и… пишет, пишет, пишет. Многие современники отмечали удивительную при ее слабом здоровье работоспособность. В 1886 г. в Париже вышла и первая книга В.Крыжановской — историческая повесть "Episode de la vie de Tibere" (В русском переводе "Эпизод из жизни Тиберия",1906). Следует отметить, что Вера Ивановна, в совершенстве владея французским языком, все свои произведения писала исключительно на французском, и только потом они переводились на русский.

Уже в первом опубликованном произведении писательницы явно проскальзывают оккультные и фантастические мотивы. Некоторые биографы (в частности Всеволод Нымтак, Б.Влодарж) полагают, что значительную роль в творческой ориентации писательницы сыграл ее муж С.В.Семенов, камергер при Собственной Его Императорского Величества канцелярии и известный в свое время спирит, председатель Санкт-Петербургского "Кружка для исследования в области психизма". Но так ли это? Ведь Вера Ивановна, к моменту ее знакомства с С.В.Семеновым, была уже весьма авторитетным медиумом, ее спиритические сеансы посещал сам Цесаревич. Что же касается творческих ориентиров, то, несомненно, на Крыжановскую-писательницу большое влияние оказали оккультные доктрины Е.П.Блаватской, Папюса и Аллана Кардека, и, конечно же, европейская литературная фантастика.

В Париже В.Крыжановская создала целый ряд историко-оккультных романов: "Фараон Мернефта" (1888), Царица Хатасу" (1894), "Сим победиши" (1893), "Месть еврея" (1890) и др. Исторические произведения писательницы имели известный успех. И не только благодаря умело выстроенной сюжетной интриге. Критик В.П.Буренин, высоко оценив роман "Царица Хатасу", отмечал, что "мадам Крыжановская" знает быт древних египтян "может быть даже лучше, чем прославленный исторический романист Эберс" ("Новое время",1895, 13 янв.). Оценка критика и в самом деле не противоречит истине. В.Крыжановской удивительно точно удавалось передавать сам дух исторической эпохи, отображенной в романах, произведения насыщены множеством интересных деталей. За роман "Железный канцлер Древнего Египта" (1899) французская Академия Наук удостоила писательницу титула "Офицер Французской Академии", а в 1907 г. Российская Академия не менее высоко оценила роман "Светочи Чехии" (1903).

Однако чаще всего российская критика предпочитала игнорировать творчество писательницы. По-своему, впрочем, обратил внимание на писательницу А.М.Горький. В своей известной работе "Ванькина литература" (1899) он в пух и прах разнес прозу Крыжановской, отмечая, что писательница ориентируется на малокультурного обывателя, предпочитающего бульварные развлекалочки высокой литературе.

Параллельно с историческим циклом В.И.Крыжановская начала серию романов "чистой" фантастики — "оккультно-космологический цикл" (определение Крыжановской) «Маги».

Однако, прежде чем перейти к обзору фантастических произведений писательницы, несколько слов о мистике вообще и о возникновении псевдонима "Рочестер", поскольку имя это имеет самое непосредственное отношение к фантастическому. Уже на титулах ранних книг Веры Ивановны значился таинственный автор "Рочестер", чаще, правда, через дефис после настоящей фамилии автора.

"К этому периоду жизни [1890-е гг. — Е.Х.] относится событие огромной для нее важности, — вспоминает один из биографов писательницы Блажей Влодарж, — а именно: первая встреча с ее Учителем и невидимым покровителем И.В.Рочестером. Он полностью материализовался, воспользовавшись медиумическими способностями самой Веры Ивановны, и предложил ей всецело отдать свои силы на служение Добру. Предложил писать под его руководством «…» Но фактически Рочестер не псевдоним Веры Ивановны Крыжановской, а соавтор ее романов" (Б.Влодраж. Вера Ивановна Крыжановская-Рочестер // Аккультизм и йога. Вып. 25. Асунсион,1961, с.32).

Конечно, подобные пассажи с вызыванием духов умерших (граф Рочестер — английский поэт Дж. Уилмот (1647–1680), чей дух якобы и "диктовал" писательнице ее произведения) могут вызвать разве что усмешку. И все-таки, и все-таки… Вот документально подтвержденный факт: после вступления в медиумический контакт с Учителем, Вера Ивановна излечилась от тяжелой и в то время не поддающейся лечению болезни — хронического туберкулеза. Без врачебного вмешательства!

Я далек от сакральной мистики, поэтому не берусь трактовать это событие. И все-таки, внимательно вглядываясь в детали биографии писательницы, изучая «показания» современников, заметил: вся жизнь Веры Ивановны была окутана каким-то мистическим ореолом. Вот, к примеру, свидетельство В.В.Скрябина о том, как она писала свои оккультные романы: «Часто во время разговора она вдруг замолкала, слегка бледнела и проводя рукою по лицу, начинала повторять одну и ту же фразу: "Скорее карандаш и бумагу!" Обычно в это время Вера Ивановна сидела в кресле за маленьким столом, на котором почти всегда были положены карандаш и кипа бумаги. Голова ее слегка откидывалась назад, и полузакрытые глаза были направлены на одну определенную точку. И вдруг она начинала писать, не глядя на бумагу. Это было настоящее автоматическое письмо. «…» Это состояние транса продолжалось от 20 до 30 минут, после чего Вера Ивановна обычно впадала в обморочное состояние.«…» Каждый раз письменные передачи заканчивались одной и той же надписью: "Рочестер". По словам Веры Ивановны, это было имя (вернее — фамилия) Духа, который входил с нею в сношение» (В.В.Скрябин. Воспоминания).

Подобное же свидетельство мы находим и в "Литературных заметках" М.Спасовского: «Она всегда пишет на французском языке, в бессознательном состоянии… Написанное ею переводится на русский язык и тщательно редактируется иногда самим автором, иногда близким ею человеком» (М.Спасовский. Лит. заметки // "Вешние воды",1916, кн.7–8, с.145).

Основная тема фантастических романов В.И.Крыжановской-Рочестер — вселенская борьба божественных и сатанинских сил, взаимозависимость скрытых сил в человеке и космосе, тайны первородной материи… Тайны реинкарнации сознания и души раскрыты писательницей уже в исторической серии ("Царица Хатасу", например). Спиритуалистическая и научно-фантастическая линии закрепились в ранних романах "Заколдованный замок" (1898), "Два сфинкса" (1900), "Урна"(1900) и развернулись во всем диапазоне в самой популярной серии В.И.Крыжановской — пенталогии "Маги", в которую вошли романы "Жизненный эликсир" (1901), "Маги" (1902), "Гнев Божий" (1909), "Смерть планеты" (1911) и "Законодатели" (1916). В жанровом отношении этот цикл являет довольно странную смесь оккультно-эзотерической фантастики и космической оперы. Так что в известном смысле Крыжановскую можно назвать одной из родоначальниц космооперы в мировой НФ.

Бедному, умирающему от болезни врачу Ральфу Моргану таинственный посетитель предлагает… бессмертие. В обмен на искреннее служение божественным идеалам. Ему предстоит нести слово Божие в другие миры, отдать все силы для самосовершенствования и спасения рода человеческого от неминуемой гибели. Оказавшись в рядах братства бессмертных и пройдя "курс обучения", Ральф (теперь ему дано новое имя — Супрамати) становится полноправным членом братства — бессмертным магом. Ему предстоит пережить немало приключений, познать тайны Мироздания, совершить путешествия во времени и в космосе в качестве миссионера. И все равно Земля гибнет — обезумевшее человечество, погрязшее во грехе и неверии, "спровоцировало" глобальную экологическую катастрофу, приведшею к закономерному финалу — гибели планеты и человеческой цивилизации. Вера в последний раз столкнулась с неверием, и неверие одержало победу. Братство бессмертных покидают Землю на заблаговременно построенных космических кораблях.

Конечно, с высоты сегодняшнего дня многое в романах Крыжановской выглядит наивным. Но вместе с тем, пенталогия насыщена массой любопытных тем и идей. Во всяком случае, Крыжановская с ее «Магами» оказалась в ряду первенцев межзвездных путешествий и контактов. Ведь герои серии вовсю странствуют по временам, в параллельные и инозвездные миры. Впервые в мировой НФ здесь был описан метод телепортации. Встречаем в ее романах и другие «модные» мотивы: клонирование, обмен разумами (отрицательный персонаж, Профессора Шманов переносит сознание богатых стариков в тела мальчиков, которых он «фабрикует химическим способом»). Крыжановская-Рочестер первой же освоила и популярную в фантастике ХХ века тему прогрессорства. В заключительной книге цикла, "Законодатели" (1916), бессмертные маги покидают гибнущую Землю на космических кораблях и отправляются к Новой планете, где человечество едва вышло из первобытного состояния. Там-то земные цивилизаторы и создают новое общество, воспитывая аборигенов "по своему образу и подобию". Кстати, космические корабли, изображенные в романе привлекли внимание профессора Н.Рынина, автора капитальной "Энциклопедии межпланетных сообщений".

А четвертая книга сериала — "Смерть планеты" — это еще и эмоциональная антиутопия, роман-предупреждение, роман-катастрофа. Ей-Богу, мурашки бегут от одной только сцены, посвященной будущей судьбе московского Кремля: «Став национальной собственностью, он был распродан с аукциона, а некто Гольденблюм купил Большой Дворец и передал его в меблированный дом…». При нынешнем политическом беспределе эта жутка фантазия запросто может оказаться былью.

Это — антиутопия.

А вот — классический роман-катастрофа: «Надвигались полярные льды, так что север Швеции, Норвегии и России стал необитаем…» Пытаясь уберечься от нового ледникового периода, петербуржцы «целые кварталы покрыли гигантскими стеклянными куполами и отепляли электричеством». Однако судьба Петербурга, да и всей планеты уже предрешена: «И вот однажды ночью забушевала страшная буря. С грохотом точно пушечных выстрелов ломался лед, а яростный ветер гнал на город волны и глыбы льда. С ошеломляющей быстротой город был затоплен; но беда не была еще полна. В ту же ужасную ночь вулканический удар приподнял слегка дно Ладожского озера; вода вышла из берегов, а бурные пенистые волны, уничтожая все на своем пути, неслись, словно лавина, достигли Петербурга и наводнили его». Даже популярный в 1920-х Тудуз, решившись «заморозить Европу» (роман «Европа во льдах»), не был столь разрушителен в своей фантазии. Куда там! После испытания морозами, у Крыжановской началась финальная пытка огнем. Пронесся по планете сокрушительный ураган, а палящие лучи Солнца сжигали растительность и людей, потрескалась земля, высохли реки и озера, люди задыхались от нехватки кислорода…

Что и говорить: Армагеддон Крыжановская изобразила с размахом, не скупясь на шокирующие детали и фантазию.

…К космической фантастике относится и роман "На соседней планете" (1903). Это своеобразная космическая утопия об идеальном государстве на Марсе, куда случайно попадает главный герой-землянин. Впрочем, идеальное общество по Крыжановской оригинальным назвать нельзя: монархия, кастовое общество. Все это было еще у Левшина и Булгарина.

Теме "Идеальное государство" посвящен и роман "В ином мире" (1910). На этот раз писательница отправляет землян на Венеру.

В порядке отступления замечу любопытный факт: первые отечественные фантастические фильмы были сняты как раз по романам В.И.Крыжановской — "Кобра Капелла" и "Болотный цветок" (оба фильма — 1917 г.).

Творческое наследие Веры Ивановны Крыжановской-Рочестер не ограничивается только историческими и фантастическими произведениями. Писала она и сочинения из современной жизни, любовные романы, снискавшие большую популярность у определенной части публики: "Паутина" (1906), "Рай без Адама"(1917), "Рекенштейны" (1894), "Торжище брака" (1893) и др.

Следует сказать, что зачастую исследователи творчества Крыжановской (В частности доктор А.Асеев, Л.Соколова-Рындина и др.) предпочитали рассматривать Веру Ивановну как пишущего медиума, нежели как писателя.

"В романах Веры Ивановны меня интересовала и интересует не фабула, иногда занятная, но часто наивная, а тот глубокий эзотерический смысл, который всегда скрыт за фабулой." (Л.Соколова-Рындина. "В.И.Крыжановская-Рочестер" // Оккультизм и Йога).

Е.И.Рерих, в целом критично оценивая творчество писательницы, писала: "Ведь и книги Крыжановской сделали свое доброе дело. Наряду с немалой пошлостью, книги эти содержат истинные жемчужины. Несомненно она достойна уважения, ибо книги ее принесли свою пользу. Также несомненно, что ее серия "Маги" несравненно талантливее и богаче верными сведениями, нежели произведения многих позднейших романистов на оккультные темы" (Е.И.Рерих. Письма. Т.1, с.338).

Еще при жизни писательницы ее книги — особенно серия "Маги" — выдержали несколько переизданий, выходили они и после смерти Веры Ивановны — в Риге и Берлине, вплоть до середины 30-х годов.

Не приняв революцию, Вера Ивановна Крыжановская эмигрировала в Эстонию. Но здесь она уже почти не писала — средств на издание книг не хватало. Она зарабатывала на жизнь, работая на лесопильном заводе "Форест", что серьезно подорвало здоровье. Денег не хватало даже на нормальное питание. Вечерами подрабатывала… гадая на картах.

Скончалась писательница в полной нищете 29 декабря 1924 года в Таллине, "скончалась в маленькой, убогой комнатке, на старой железной кровати. Только двое присутствовали при последних ее минутах: дочь Тамара и верный друг их дома" (Вс. Нымтак. Воспоминания. Таллин,1935 г. Цит. по "Оккультизм и йога",1961, с. 44).

Похоронена писательница на таллинском Александро-Невском кладбище.

За 30 лет творческой работы В.И.Крыжановская-Рочестер создала более 80 романов и повестей (большей частью это была фантастическая проза), к сожалению, многие издания и публикации практически утеряны.