История советских журналов очень важна и скверно изучена. Громкие скандалы с погромами журналов «Звезда» и «Ленинград», конечно, общеизвестны. Поклонники отдельных жанров и авторов не успели забыть скандалы помельче, связанные с провинциальными либо специализированными журналами: досрочное прекращение публикации триллера «День Шакала» Фредерика Форсайта в алма-атинском «Просторе» (в тексте якобы усмотрели пошаговую инструкцию для подготовки покушения на первых лиц государства и лично товарища Брежнева) и фантастической эпопеи Артура Кларка «2010: Космическая одиссея-2» в «Технике — молодежи» (выяснилось, что все советские космонавты в тексте носят имена советских же диссидентов), а также изъятие из библиотек номеров улан-удэнского «Байкала» и иркутской «Ангары» (за публикацию «идейно порочных, аполитичных повестей» братьев Стругацких «Улитка на склоне» и «Сказка о Тройке»).

Но до сих пор ни в массовом сознании, ни в общедоступных исследованиях, кажется, не было цельной картины существования советских журналов как удивительного феномена, рожденного сшибкой трех разновеликих устремлений. Власти был нужен инструмент, способный продлить, расширить и углубить функцию газеты (которая не только коллективный пропагандист, агитатор и организатор, но и — главное — трансформатор реальности в единственно правильную картину). Читателю были нужны интересные развлечения и пища для ума, калорийная и разнообразная. А редакции было нужно удовлетворить две эти потребности — в меру собственных сил, возможностей и представлений о прекрасном.

Инструментарий, охватывавший практически все возрастные, социальные и профессиональные страты, был богат и обширен — от «Веселых картинок» до «Здоровья» и от «Работницы» с выкройками до «Кругозора» с грампластинками. Но и в богатейшем арсенале журнал «Вокруг света» оказался одним из ударнейших инструментов. Он сочетал два самых манких контентных направления, географическое и фантастико-приключенческое, он всегда был очень тиражным (под 3 млн экземпляров в лучшие годы) — и он, так получилось, накопил богатейшую историю, на которую можно было опираться и от которой можно было отталкиваться.

Книга Алексея Караваева препарирует и анализирует каждое из этих достоинств и массу других.

Караваев живет в Липецке, работает в книжном магазине и считается одним из столпов так называемого старого фэндома, с советских времен объединявшего продвинутых любителей фантастики. В 1990-е он вместе с приятелем Сергеем Соболевым издавал любительский журнал «Семечки», затем время от времени писал обзоры для сборников и фантастической периодики. На смену «Семечкам» пришло микроиздательство «Крот», которое с середины нулевых годов выпускало символическими тиражами, в основном от 20 до 50 экземпляров, работы по фантастиковедению (от сборника «Фантастика глазами биолога» маститой Марии Галиной до монографий с названиями вроде «Дискурсивно-нарративная организация романа А. Н. и Б. Н. Стругацких «Хромая судьба») и некоммерческую фантастику, отечественную и переводную, а последние годы печатает теми же тиражами, эксклюзивно и дорого, книжки непереведенных классиков. Кое-что потом переиздают мейджоры: в этом году, например, в «Эксмо» вышел полный перевод романа Альфреда Бестера «Моя цель — звезды» («Тигр! Тигр!»), впервые изданный именно «Кротом».

Фото: labirint.ru

Самым громким релизом «Крота» стало завершение проекта «Неизвестные Стругацкие»: издание десятитомника черновиков, дневников и писем знаменитых фантастов, заброшенное гигантом АСТ из-за коммерческой бесперспективности, было подхвачено Соболевым и волгоградским издательством «ПринТерра-Дизайн». Четыре последних тома вышли в Волгограде микротиражом (100 экземпляров против 3 тыс. АСТовских), при этом качество полиграфии выросло в разы, как, понятно, и цена каждого томика.

Та же «ПринТерра» издала и «Фантастическое путешествие „Вокруг Света”» — вторую часть затеянного Караваевым цикла визуальных очерков «Как издавали фантастику в СССР». И это была уже игра в другой лиге — в общем-то, никогда в России не существовавшей.

Караваев сперва просто копался в древних книжках и журналах, сканировал и выкладывал в форумах наиболее впечатляющие обложки. Потом начал выстраивать из них развернутые повествования, размаху и визуальной роскоши которых оказались тесны даже тематические сайты.

Печатная версия проекта стартовала три года назад — роскошным томищем «4 истории» (глянец, суперобложка, тканевый переплет, вес под полтора кило, тираж 1 тыс. экземпляров), 268 страниц которого вместили четыре богато иллюстрированных очерка: о легендарных сериях «Библиотека приключений и научной фантастики» и «Зарубежная фантастика» издательства «Мир», об истории публикации фантастики в журнале «Техника — молодежи» (включающей, понятно, скандал с именами диссидентов), и об эволюции советского научно-фантастического очерка.

Автор и издатель сразу заявили несколько принципов: упор на визуальную сторону (на картинки приходится, как правило, от половины до трех четвертей каждого разворота, часть разворотов занята иллюстрациями полностью); хронологический подход (каждый очерк рассказывает об истории серии или явления от первого выпуска к последнему); тотальность (автор разыскал, внимательно прочитал и изучил в деталях каждую книгу серии, рассказ журнала и очерк цикла — и каждый из этих кунштюков представлен как минимум сканом обложки или рисованной заставки, а зачастую и еще парой выразительных картинок); подчеркнуто служебный характер текста, вроде бы лишь поясняющего смысл и последовательность приведенных картинок, при этом жестко вписывающего маленькую историю отдельного рассказа или романа в большую историю — книгоиздания, литературы, идеологии, страны и мира.

Трудно вспомнить другой издательский проект такого размаха и такого уровня проработки. Трудно поверить, что довольно колоссальный труд выполнен, по сути, одним человеком в свободное от основной работы время, без грантов, краудфандинга и просто организационной поддержки. Еще труднее было поверить в то, что издание не окажется разовым релизом. Поверить пришлось и в это, и в то, что дорогие высококачественные проекты можно реализовывать в наше время, в провинции, на ограниченной ресурсной базе и вдолгую. Караваев и «ПринТерра» выступили маркетмейкерами, создав с нуля исследовательскую и рыночную нишу, которая в условиях торжества гик-культуры выглядит вполне перспективной.

Второй том, выдержанный в том же оформлении (388 страниц и вес под два кило), держится тех же принципов — только историчность в нем стала совсем вопиющей и местами пугающе актуальной. Книга рассказывает об истории журнала «Вокруг света» с 1860-го по 1991 год, а также о запущенном в 1961 году приложении «Искатель». Рассказывает так же красочно, кратко и емко: от двух до пяти картинок на разворот, абзац-другой на описание заметной повести или рассказа, каждая главка посвящена отдельной микроэпохе («Дыхание близкой войны», «Без фантастики» «Научно-художественный!»), знаковой публикации («Голова профессора Доуэля», «Пасынки Вселенной») или легендарному редактору («Сапарин», «Александр Полещук»). Караваев отыскал и прочитал каждый из тысяч номеров «Вокруг света» и «Искателя», отследил истоки и последствия многих публикаций и куда жестче, чем в первой книге, вписал журнальные события в контекст истории и политики.

В конце девятнадцатого века «Вокруг света» воспитывал грезящую африканскими и американскими приключениями армию чеховских Монтигомо Ястребиный коготь, в 1920-е и 1930-е — сперва а-эн-толстовских Гусевых, готовых разжигать революционный пожар в Африке, Америке и на безвоздушном Марсе, потом — бойцов и краскомов грядущей войны, а после войны реальной и страшной — волшебников мирного строительства и операторов атомного трактора, которого пока нет, но вроде бы вот-вот что-то такое придумается. С конца 1950-х журнал снова стал аналоговым девайсом, позволяющим переживать приключения в самых причудливых местах планеты, Вселенной и придуманных миров без помощи Юрия Сенкевича, игровых приставок и интернета.

«Фантастическое путешествие „Вокруг света”» дает богатый материал как для поучительных сопоставлений, так и для изысканий различной степени серьезности: материала там на десяток диссертаций и сотни гиковских лонгридов. Любопытно ведь, как идея рассказа Николая Баскакова «В погоню за световым лучом» (напечатан в журнале в 1935 году) отслеживать и записывать голоса умерших тысячу лет назад знаменитостей, отраженные другими планетами и звездами, дошла не только до Сергея Снегова, воплотившись в рассказе «Умершие живут» (1971 год), но и до Томаса Шерреда (повесть «Попытка», «E for Effort», 1947), а потом и Гарри Гаррисона («Фантастическая сага», «The Technicolor® Time Machine», 1967).

1/3

«Фантастическое путешествие „Вокруг света”», Алексей Караваев

Фото: ffan.ru

2/3

«Фантастическое путешествие „Вокруг света”», Алексей Караваев

Фото: ffan.ru

3/3

«Фантастическое путешествие „Вокруг света”», Алексей Караваев

Фото: ffan.ru

Или как рассказ Михаила Немченко «Летящие к братьям» (1960) про нашествие космических индейцев не только отозвался в повести «Миссионеры» Любови и Евгения Лукиных (1989), но и умудрился выйти в один год с «Крестовым походом в небеса» («The High Crusade») Пола Андерсона. Или как получилось, что основой для повести Леонида Платова «Предела нет!» (1970) о военном разведчике, ставшем жертвой испытаний психотропного оружия в нацистском концлагере, стал рассказ того же автора «Аромат резеды», опубликованный в 1939 году — задолго до войны и испытаний психотропного оружия на военнопленных.

Еще любопытней вписанность текстов и их носителей в эпоху. Книга толково объясняет, как политические и идеологические установки сказывались на количестве, качестве и стране происхождения фантастики, ее тематике, профессиональных и социальных особенностях героев и просто на допустимом накале интриги.

Караваев подробно описывает и богато цитирует отдельные номера журналов, окуная читателя в тогдашнюю актуальность, стилистику, графические традиции и оптическую среду.

Отдельная жемчужина очерков — краткий пересказ опубликованных фантастических повестей и рассказов второго ряда. Он позволяет вспомнить, сколь подчеркнуто серой и унылой была разрешенная фантастика начала 1950-х и конца 1970-х годов, подивиться тому, как быстро вспыхнуло и как ловко было утоптано многоцветие 1960-х, — а заодно обнаружить, что даже в недлинной советской истории этот оборот спирали был не первым.

«Вокруг света» закрывался трижды — в 1868, 1917 и 1941-м годах, соответственно, на 17, 10 и четыре года. Первая советская реинкарнация оказалась наиболее яркой и поучительной. Советский «Вокруг света» был как бы воссоздан одновременно в Москве и Ленинграде. Остро конкурировавшие друг с другом журналы мгновенно выросли количественно и качественно. Тираж ленинградского издания за 1927 год поднялся с 40 тыс. до 100 тыс., московского — с 40 тыс. до 200 тыс., оба журнала за несколько месяцев наладили поток крепких приключенческих и фантастических рассказов, сменивших лубочные очерки из колониальной жизни и дореволюционного прошлого, оба же привлекли к сотрудничеству Александра Беляева, задавшего беллетристике высокую планку. Известные по сей день тексты Караваев не пересказывает, но для Беляева сделано одно из немногих исключений. «Стояла томительно-душная январская ночь. Иссиня-темное небо было покрыто звездами. Они вздрагивали, как светящиеся капли росы, готовые сорваться с высоты небесного купола и упасть на свое отражение в черном зеркале океана» — это первые строки романа «Человек-амфибия», напечатанного в московском «Вокруг света» в 1928 году. Мы знаем несколько иное начало несколько иного романа — версии, насквозь переписанной Беляевым под требования новой эпохи и опубликованной десять лет спустя «Детиздатом»: «Наступила душная январская ночь аргентинского лета. Черное небо покрылось звездами. „Медуза” спокойно стояла на якоре».

Не столь известные авторы и сюжеты прошли еще более свирепую усушку и утруску. Они не дошли до нас и наших родителей ни в каком виде — хотя иногда кажется, что дошли до кого-то другого. Легко представить, например, что Джордж Лукас, придумывая «Звездные войны», вдохновлялся не только «Туманностью Андромеды» (блистательный герой которой Дар Ветер неизбежно стал черным-пречерным Дартом Вейдером) и старинной алтайской сказкой про хана Соло, но и фантастической микроэпопеей «Стальной замок» («Вокруг света», 1928 год, автор П.Н.Г. — настоящее имя неизвестно), в которой коммунистические авиаотряды при поддержке пролетарских повстанцев штурмуют заглавный замок, управляющий «Стеной смерти».

Это, кстати, было бы справедливо, учитывая, как интенсивно в те же годы в тех же советских журналах публиковались повести Конана Дойла и Уэллса — причем с изумительной проворностью. Первая часть «Маракотовой бездны», представленная английским подписчикам The Strand Magazine в конце сентября 1928 года, была доставлена подписчикам ленинградского «Вокруг света» — естественно, в русском переводе и с оригинальным английскими картинками — уже 15 октября.

Такой вольницы, впрочем, хватило всего на четыре года. В конце 1930 года конкурирующие журналы были формально объединены, а на самом деле закрыты, вместо них начал выходить объединенный журнал, объявивший главными темами рассказы о великой стройке, баррикадах на западноевропейских улицах и, конечно, о Зодчем социалистического общества. Авантюрная и фантастическая составляющая номеров скукожилась, потом обнулилась, потом вернулась в версии, не имеющей даже отдаленного отношения к литературе. И это касалось не только публикаций в «Вокруг света». Лишь двадцать лет спустя усилиями нескольких человек фантастика выдралась из экологической ниши листовки, зовущей молодежь в ФЗУ и втузы.

Дальше все, наверное, помнят: фантастику прореживали — подписка падала, возвращали — вырастала, подтягивали переводных мастеров — тиражи пробивали потолок, но тут выяснялось, что эти мастера — не чего надо мастера, и все начиналось сначала. Паллиативом становилась замена более-менее качественных текстов эрзацами. Книга Караваева позволяет вспомнить три такие волны. С конца 1920-х в фантастике воцарилась эпоха мнимых свершений: сюжетная развязка большинства повестей и рассказов строилась на том, как черные планы фашистов и империалистов напарываются на нашу советскую Кузькину мать в образе сенокосилок с вертикальным взлетом, лучей гуманной смерти и гречихи повышенной урожайности. С конца 1940-х правила фантастика ближнего прицела, более миролюбивая и исходившая из того, что кузькина мать еще только на подходе, но вот дождемся ее (достроим тоннель к полюсу или стратосфере, запустим подземный комбайн на энергии молний или научимся раскрашивать деревья изнутри) — и заживем.

В 1970-е эрзац-фантастика перешла в глухую оборону от чуждых кузькиных матерей: картонные герои в лучшем случае решали экологические и этические проблемы, навороченные алчными капиталистами или доморощенными волюнтаристами (в худшем случае герой обнаруживал, что является потомком атлантов, этрусков, инопланетян или всех сразу — на этом фантазия авторов иссякала, а рассказ завершался невыносимо поэтическим образом). Это были удивительные образцы литературы про героические приключения без приключений и героев. Одних читателей эрзацы отпугивали — от журнала, фантастики, жанровой прозы и чтения вообще, — другим сбивали нюх, и, что хуже, еще неизвестно.

Идеологический пресс ослабевал, а потом снова усиливался, журналу урезали полосность и отменяли подписку, редакция брала рекорды находчивости, дефицит хороших текстов сталкивался с дефицитом бумаги, творя чудеса мегапопулярности на почве бедности и провалов на пике формы. А потом что-то кончилось, что-то изменилось, а что-то просто выпало из сферы интереса.

«Вокруг света» выходит до сих пор, чувствует себя неплохо, фантастику давно не печатает. Ее печатает «Искатель», который с 1996 года является независимым изданием, оставаясь незамеченным большинством давних поклонников.

Книга Караваева завершается 1991 годом. Автор отметил, что в жизни журнала и альманаха было множество бурь и свершений, но пусть о них напишет кто-нибудь другой. Сам Алексей Караваев пишет третий том проекта, посвященный журналам «Всемирный следопыт» и «Уральский следопыт». Вроде бы все номера уже нашел и прочитал. Теперь дождемся.

Из двух писателей Адамовых на слуху более, как ни странно, сын — автор «Дела пестрых» и «Инспектора Лосева», — хотя при этом ни одной из его книг не удалось достичь славы отцовской «Тайны двух океанов». Так иногда бывает: книгу читали вроде бы все, фамилию автора твердо вспомнить не может никто (самый яркий пример — «Без семьи» Мало, про которую все думают, что это Гюго или Золя). Я вообще лет до двадцати полагал, что «Тайну» и «Пестрых» написал один человек.

Внелитературная биография Григория Адамова малоинтересна и обозначается пунктиром во всех справочниках не зря. Третьестепенный советский журналист, еврей, участник революции 1905 года, автор типовых очерков на тему социалистического строительства. При всей скудности советского газетно-журнального рынка его не печатали ни в «Правде», ни в «Известиях», ни в «Литературке» — корреспондентский билет у Адамова был от ведомственной газеты «За индустриализацию», а очерки он публиковал у Кольцова в «Наших достижениях». Ближе к концу жизни (Адамов не дожил и до шестидесяти, умер через месяц после Дня Победы) он решает заняться сочинением остросюжетных романов для юношества и неожиданно немало в этом преуспевает.

На рынке, куда вышел Адамов, было нетесно. Советская фантастика конца тридцатых годов зиждилась на трех столпах. Москвич Гребнев и киевлянин Владко удачно оттеняли действительно исполинскую фигуру ленинградца Беляева. Автор великой модернистской фантастики двадцатых (от «Острова погибших кораблей» до совсем уже гениального «Человека, потерявшего лицо» — в первой, разумеется, редакции), Беляев на склоне жизни, конечно, стал штамповать тексты попроще, но авторитет его был по-прежнему непререкаем. Все трое занимались так называемой фантастикой ближнего прицела (подразумевалось, что до описываемых чудес доживут как минимум юные читатели), все трое претендовали на титул «советского Жюля Верна». Хотя взаправду Беляев был, безусловно, нашим Гербертом Уэллсом.

Григорий Адамов

Фото: fb.ru

С Жюлем Верном как ориентиром дела обстояли непросто. В то время его начали активно (и хорошо) переводить, он снова, как и до революции, стал популярен — так что титул неофициального наследника значил многое. Широко известен рассказ Чуковского о работе Горького в издательстве «Всемирная литература» в начале двадцатых годов.

«Помню, один молодой литератор предложил издательству проект: обновить и переработать все главнейшие сочинения Жюля Верна. Он утверждал, что Жюль Верн уже устарел, что прославляемая им прогрессивная техника кажется нынешнему читателю чрезвычайно отсталой, и брался „осовременить” Жюля Верна.

Мы долго обсуждали предложение молодого писателя, его проект сначала понравился Горькому: Горький любил всякую литературную смелость, но потом, как бы возражая себе самому, Алексей Максимович сказал:

— Боюсь, что, если тронешь в Жюле Верне хоть ниточку, расползется вся ткань. У него, например, говорится: „Это было 20 мая 1864 года”. А если вы напишете: „Это было 20 мая 1920 года”, вам придется переиначивать каждое слово. Чуть вы перестроите машины, вам придется перекраивать костюмы, а заодно и географию, и историю, и нравы, и быт. Не лучше ли, в таком случае, написать новую книгу? Нет, я прихожу к убеждению, что переделывать Жюля Верна нельзя, я вообще против того, чтобы мы перерабатывали классиков».

Беляев, Владко и Гребнев очень старались следовать горьковским заветам, но по-настоящему стать советским Верном получилось только у Адамова — чуть ниже объясним почему.

***

Адамов написал всего три романа, причем третий окончить не успел. Первый же называется «Победители недр», он вышел в 1937 году и был разнесен критикой — в основном за вопиющее техническое неправдоподобие. Между тем это очень непросто придуманный и написанный текст — пусть история про вгрызающийся в толщу земной коры снаряд с исследователями, целью которых является строительство подземной электростанции, и впрямь выглядит переполненной допущениями. Главное в «Победителях» вовсе не это: Адамов с места в карьер обозначил принципиально отличный от коллег по гильдии путь. Он пишет фантастику не ближнего, а ближайшего, нулевого даже, прицела. Действие его романа происходит здесь и сейчас, в тридцать седьмом году (хоть это явно и не указано), тут нет никаких дредноутов красного Космофлота, Североамериканской Советской Республики и успешных опытов по воскрешению мертвых. Правда, в этом адамовском тридцать седьмом изобретен аппарат, способный передвигаться в базальте (ну и неизбежные «сверхлегкие сплавы, только недавно открытые советскими учеными»), ну да это частности. Автор описывает своих современников — и чем легче ему это делать, тем правдоподобнее эти герои выходят. И пубертатный пионер, почти всерьез влюбленный в молодую героиню-геолога, и она, почти отвечающая на его чувства, выглядят в фантастическом романе для юношества совершенно естественно, словно и не в СССР происходит дело.

1/2

Плакаты к фильму «Тайна двух океанов», 1956 год. Режиссер Константин Пипинашвили

2/2

Плакаты к фильму «Тайна двух океанов», 1956 год. Режиссер Константин Пипинашвили

Этот лежащий на поверхности, не оригинальный, но мало кому тогда приходивший в голову трюк — поместить фантастические реалии в обстоятельства современного автору Советского Союза (десятилетием раньше его проделал Толстой в «Гиперболоиде инженера Гарина») — в случае с «Победителями недр» не просто сработал, а фактически обеспечил книге долгую жизнь. Когда в середине пятидесятых Гребнев и Владко были вынуждены почти переписать заново свои главные хиты — «Арктанию» и «Аргонавты Вселенной» (публиковать их в первозданном виде более было невозможно ни по политическим, ни по научно-техническим соображениям), — «Победители недр» спокойно переиздавались: подземоход по-прежнему был вещью фантастической, а в описанном Адамовом мире не было ничего архаичного.

***

Вслед за «Путешествием к центру Земли» приходит черед «Двадцати тысяч лье под водой»: всего через год после «Победителей недр» выходит «Тайна двух океанов». У этой книги была счастливейшая судьба, ее удачно (хотя и не близко к тексту) экранизировали и продолжали (и продолжают) издавать. В общем, это единственный текст Адамова, который известен более-менее всем хотя бы по названию. Нетрудно заметить, что прием, примененный в «Победителях недр», работает и здесь: снова мы не в ближайшем даже будущем, а в совершеннейшем настоящем, а феноменальная подлодка «Пионер» — ну так вам раньше просто о ней ничего не рассказывали. Для уплотнения сходства вновь введен идеальный подросток, правда на этот раз без пубертата.

Собственно, на этом поиск доказательств претензий Адамова на звание единственного красного Жюля Верна можно благополучно завершить. Классик не писал о будущем, он посылал корабль к Луне в 1865 году и строил «Наутилус» в 1866-м. Мир, окружающий нас, гораздо менее тривиален, чем мы привыкли думать, — эта нехитрая мысль доминирует и у Верна, и у Адамова.

***

Юбилейный текст на этом можно было бы и закруглить, но как всегда автор управляет интерпретатором. У Адамова был и третий роман, «Изгнание владыки», он вышел уже после смерти писателя, в 1946 году. И вот тут начинается, пожалуй, самое интересное.

Во-первых, это сугубо вторичная книга с точки зрения сюжета. Адамов начал ее писать сразу после «Тайны двух океанов», на волне всеобщего интереса к папанинцам и теме освоения Крайнего Севера. Он, разумеется, не был одинок: Гребнев быстро написал «Арктанию», Беляев — «Под небом Арктики». Адамов не успел, началась война.

Во-вторых — и это гораздо важнее, — она вторична по отношению к жанру. В отличие от двух первых романов, «Изгнание владыки» — это именно фантастика ближнего прицела, дело происходит в «недалеком будущем», в эпоху Почти-Повсеместно-Победившего-Коммунизма.

И тем не менее «Изгнание владыки» — лучший роман Григория Адамова и одна из лучших фантастических книг в истории русской литературы.

Фабула, повторим, вторична и скучна. Дерзкий молодой ученый задумывает рассверлить дно Ледовитого океана в нескольких местах, дабы повысить его температуру и обеспечить в Арктике круглогодичную навигацию. Снедаемый ревностью друг-соперник идет на поклон к империалистам и устраивает саботажи и диверсии самого отчаянного толка. Дуэт чекистов-оперативников расстраивает планы второго и обеспечивает полный успех предприятию первого. Любознательный и самостоятельный пионер тоже имеется.

Но, честное слово, совсем не в фабуле дело. Адамов увлечен не сюжетом и даже не научно-популярной составляющей, которой в предыдущих книгах был даже некоторый переизбыток. Он с упоением погружается в бытописательство общества, в котором ему и его читателям уж точно никогда не жить. Он феноменально пунктуален в мелочах: как функционируют в коммунистическом СССР транспорт (сверхзвуковые поезда, самолеты, с которых пассажир может спрыгнуть с парашютом в нужной ему точке, рейсовые ледоколы, прокат автомобилей), связь (разумеется, персональные коммуникаторы Адамов предугадал — да и кто их не предугадал), коммунальное хозяйство. Что будущие советские граждане едят, во что одеваются, как ведут себя с иностранцами, какие поощрения и взыскания могут быть к ним применены — от густоты описываемого мира скоро начинает щипать в глазах. Явно фантастическое вводится очень дозированно — читатель «Изгнания владыки» слишком умен, чтобы поверить в немедленное завоевание Венеры, ему достаточно всего нескольких штрихов к окружающему миру, чтобы поверить, что так и будет выглядеть бесклассовое общество. Строго говоря, «Изгнание владыки» — один из двух лучших, наряду с «Полднем, XXII век», русских романов о коммунизме.

Здесь есть забавное — чекисты носят служебные значки по-бретшнейдеровски, за обшлагом рукава или за лацканом; есть вполне необъяснимое — Адамов умер, напомним, летом сорок пятого, роман вышел через год, в промежутке между этими событиями наркоматы в СССР переименовали в министерства, и именно министерства фигурируют в адамовском тексте. Несвободный от бездны недостатков эпохи и жанра, роман этот тем не менее безусловный мастрид. Как, впрочем, и весь Григорий Адамов.

https://gorky.media/context/krasnyj-zhyul...

А любопытные находки подчас поджидают нас даже там, где, казалось бы, давным-давно не осталось ни единого «белого пятнышка» — все исхожено, иссмотрено, исчитано, неоднократно переиздано. Но все ли?..

В творческом наследии «крупнейшего научного фантаста» (по выражению французского исследователя фантастики Жака Бержье) Александра Романовича Беляева (1884—1942) вроде и не скрывается никаких особых тайн. Его произведения давно и прочно заняли своё место в нашей литературе, а лучшие из них составили золотой фонд отечественной и мировой фантастики. Их помнят, читают и любят вот уже многие поколения; с завидной регулярностью переиздаются сборники лучших повестей писателя, а уж по числу выпущенных собраний сочинений Беляеву мог бы позавидовать любой из российских фантастов прошлого, да и настоящего: целых восемь за 1963—2010 годы! Наконец, о жизни и творчестве Александра Романовича написано бесконечное множество статей и две (всего две!) книги — тоненькая книжка Б.В. Ляпунова «Александр Беляев» (1967) и биография в серии «ЖЗЛ» (2013) от израильского литературоведа Зеева Бар-Селлы (В.П. Назарова).

Однако для нас творческое наследие популярнейшего фантаста до недавнего времени ограничивалось довольно скромным списком из неполных четырёх десятков произведений. Но достаточно просмотреть хотя бы относительно полную библиографию, чтобы обнаружить очевидное: далеко не всё созданное и опубликованное им дошло до современного читателя. Его творчество куда шире и многограннее: это и реалистическая проза, и детективные, и историко-приключенческие рассказы, очеркистика и литературная критика, наконец…

Почему же вышла такая «неловкость» с писателем, который никогда не был под запретом, чьи рукописи не запирались в спецхранах?

Дело в том, что многие повести и рассказы А. Беляева разбросаны по периодическим изданиям, включая газеты городские и районные. Кроме того, разыскания весьма затрудняет большое количество псевдонимов, которыми пользовался писатель: Арбель, Б.А., А. Ромс, Ром, Немо, А. Романович — это лишь некоторые из них. А сколько ещё нераскрытых? Думаю, историкам литературы и библиографам предстоит сделать ещё немало интересных открытий.

Только в 1980-е годы было обнаружено, что литературный дебют А.Р. Беляева состоялся все-таки не в 1924 году, как утверждает «официальная» версия (рассказ «В киргизских степях»), а одиннадцатью годами ранее — в 1913-м (речь идёт именно о литературном творчестве, как журналист Беляев активно публиковался с 1905 года). В то время молодой юрист и журналист Александр Беляев сотрудничал с московским детским журналом «Проталинка», и в седьмом за 1913 год выпуске журнального приложения «Занавес поднят» было опубликовано его первое литературное произведение — сказочная пьеса «Бабушка Мойра». Лишь спустя 97 лет оно вернулось к читателю, напечатанное в единственном на сегодняшний день Полном собрании сочинений Александра Беляева, которое составили и прокомментировали автор этих строк и Д.Н. Байкалов (М.: Эксмо, 2009—2010).

Творчество Александра Беляева, особенно 1930-х годов, очень неравнозначно, неровно. Это время в истории непростое для советской литературы вообще, а для фантастической — тем более: РАППовские швондеры и шариковы попросту её изничтожили, с корнем выдрали из круга чтения советского человека, подменив тяжеловесным антилитературным монстром под названием «фантастика ближнего прицела», что имел мало отношения к области художественной литературы и ещё меньше — к собственно фантастике. Беляева оттуда тоже стремились устранить — или, на худой конец, подогнать под общий знаменатель, заставить писать «правильно». Последнее почти удалось… До 1933 года у него не выходило ни одной новой книги, а то, что изредка публиковалось в журналах, лишь весьма отдаленно напоминало Беляева 1920-х. Из рассказов и повестей почти пропал увлекательный сюжет и напрочь исчезли люди. За примерами далеко ходить не нужно: достаточно пролистать вымученные повести 1930-х «Подводные земледельцы» и «Воздушный корабль». Отметины времени отчётливо проступают и в долго остававшихся неизвестными современному читателю рассказах «ВЦБИД» (1930), «Шторм» (1931), «Воздушный змей» (1931), повести «Земля горит» (1931), посвящённых «актуальным» темам того времени: управлению погодой, использованию энергии ветра для нужд сельского хозяйства и т.п.

Ещё меньше отношения к фантастике имеют рассказы «Солнечные лошади» (1931) — о добывании воды в пустыне и солнечных двигателях на основе идеи К.Э. Циолковского, «Чёртово болото» (1931) — о создании торфоразработок, фрагмент из «нового романа об электрофикации» «Пики» (1933) — о создании Единой Высоковольтной Сети страны. Хотя в последнем довольно удачно выписана жизнь провинциального городка. Следы этого «коллективизаторского», «близкоприцельного» периода заметны и в более позднем романе «Под небом Арктики» (1938—1939), также оставшемся лишь в журнальном варианте. Действие его происходит в будущем (естественно, это — будущее победившего коммунизма), когда человечество научилось управлять климатом и в Арктике создали подземный город-утопию — вечнозеленый курорт. Приключениям, впрочем, в этом искусственном раю тоже нашлось место. В противном случае роман грозил превратиться в научно-познавательный очерк.

Но даже эти произведения, столь нетипичные для лёгкого беляевского стиля, заметно выделялись на фоне безжизненно-блеклой научно-технической псевдофантастики 1930-х. В своих технических фантазиях писатель оставался убеждённым романтиком, и, уж конечно, в них больше искренности и полёта фантазии, чем в сочинениях апологетов «ближнего прицела» 1940—1950-х годов В. Немцова или В. Охотникова. Ну не смог Беляев вписаться в компанию шутов соцреализма! Попытался — и не смог.

Во второй половине 1930-х научной фантастике на короткое время всё-таки позволили «быть». Под неусыпным контролем и при условии соответствия «генеральной линии».

В 1937—1938 годах в газете «Ленинские искры» публикуется с продолжением небольшой роман А. Беляева «Небесный гость» — одно из лучших научно-фантастических произведений в советской литературе 1930-х. Его герои, группа учёных, совершают одно из первых в отечественной фантастике путешествий на планету другой звезды. Роман во многом новаторский и провидческий. Так, впервые в истории мировой фантастики в нём озвучена идея использования сближения двух звезд для перелёта между ними (эту идею позже разрабатывали, например, И.А. Ефремов и Г. Альтов и др.). Воплощение в реальной жизни и в проектах учёных получили и другие беляевские идеи: применение атомной энергии и приливных сил для межпланетного перелёта, аэродинамическое торможение при спуске в атмосфере другой планеты при помощи парашюта (успешно было осуществлено станциями «Венера» и «Марс»)…

Но не одними научными находками хорош роман. Немаловажно и то, что написан он живо, увлекательно, с юмором… И на долгие годы прочно забыт. Лишь спустя 50 лет произведение было переиздано в пермском сборнике А. Беляева «Звезда КЭЦ» (1987).

Немногим больше повезло раннему роману «Борьба в эфире», впервые опубликованному в одноимённом авторском сборнике 1928 года. Позднее его выпустили в сборниках «Последний человек из Атлантиды» (1986) и «Борьба в эфире» (Пермь, 1991), а также в одном из томов Полного собрания сочинений 2009—2010 годов.

Энциклопедии фантастики часто характеризуют этот текст как каталог научно-фантастических идей. Однако и ему дорога к читателю была на долгое время закрыта. Правда, по иным причинам. Беляев создал не просто утопию, а откровенную пародию на социалистические утопии. Даже её персонажи нарочито схематичны. Мир будущего в «Борьбе в эфире» — это не только мир технических чудес, это мир, где существуют два враждебных друг другу социально-политических лагеря: Советская Европа и последний оплот загнивающего капитализма — Америка. В сущности, Беляев написал роман-буфф, не одобренный, впрочем, действующей идеологией.

На страницах журналов и газет затерялись многие действительно интересные, оригинальные рассказы писателя, не включенные в авторские книги. Назовём некоторые из них: «Нетленный мир» (1930) в любимом Беляевым поджанре «фантастики парадоксов» (что было бы, если бы вдруг исчезли микробы?); фантастико-приключенческий рассказ «В трубе» (1929) — о человеке, ставшем жертвой аэродинамического эксперимента; яркий приключенческий памфлет «Пропавший остров» (1935), что перекликается с небезызвестным романом немецкого писателя Бернхгарда Келлермана «Туннель», — о борьбе сильных мира сего вокруг создания ледяной базы для трансконтинентальных воздушных сообщений. Стоит отметить и другой памфлет — полуфантастический рассказ «Рекордный полет» (1933). Что ещё? Научно-приключенческая фантастика — «Мертвая зона» (1929). Рассказы в юмористическом ключе «Охота на Большую Медведицу» (1927) и «Рогатый мамонт» (1938). Если первый из них восходит к традициям народного фольклора, жанра байки, то во втором писатель в иронической форме рассуждает о сотворении научной мифологии. Его действие разворачивается в 1988 году. Газетчики взахлёб говорят о новой палеонтологической сенсации: в Арктике обнаружен череп рогатого мамонта! На деле же удивительная находка оказывается всего-навсего черепом самой обыкновенной коровы.

Полузабыт оказался и последний прижизненно изданный рассказ А. Беляева «Анатомический жених» (1940). Это трагикомическая история о скромном клерке, который стал жертвой очередного научного эксперимента по воздействию на человека радиоактивных элементов. Благодаря опыту герой рассказа приобрёл поразительную работоспособность, не ощущал потребности в сне. Но результат оказался плачевным: клерк-«супермен» стал прозрачным и однажды, взглянув в зеркало, узрел… собственные внутренности.

Почти неизвестен нам и Беляев-реалист.

Начиная с 1906 года он активно сотрудничал с газетой «Смоленский вестник», а в 1914—1915 годах даже возглавлял её. Наряду с многочисленными театральными рецензиями в газете довольно регулярно появлялись путевые очерки (Александр Романович в молодости много путешествовал за границей); некоторые из них можно смело рассматривать и как документальную прозу — настолько силён там элемент беллетристики. Ярким образцом документальной путевой прозы является очерк «Восхождение на Везувий», впервые опубликованный в «Смоленском вестнике» в 1913 году. Лишь в 2000 годах текст этого раннего произведения был обнаружен собирательницей творчества А.Р. Беляева Анной Андриенко.

В 1925 году Александр Беляев, в то время сотрудник Наркомпочтеля, написал рассказ «Три портрета» о почте — дореволюционной и первых лет советской власти. Той же теме он посвятил и две нехудожественные книги — это популяризаторская «Современная почта за границей» (1926) и справочник «Спутник письмоносца» (1927).

Наркомпочтельский опыт писателя отразился и в его рассказе «В киргизских степях» (1924). Это психологически тонкая, почти детективная история о загадочном самоубийстве в Н-ском почтово-телеграфном отделении.

Имеется среди произведений Александра Беляева и «чистый» детектив, написанный с редким изяществом, психологической достоверностью, — рассказ «Страх» (1926) о почтовом работнике, который, испугавшись бандитов, случайно убивает милиционера.

Беляев стал и одним из пионеров жанра фантастического детектива. В 1926 году журнал «Всемирный следопыт» опубликовал его рассказ «Идеофон». Перед следователем стоит непростая задача: заставить преступника сознаться в покушении на премьер-министра. Но всё безуспешно. И тогда сыщик решает применить аппарат, считывающий человеческие мысли. «Беляев создаёт чрезвычайно интересную психологическую коллизию, — пишет в своём исследовании первый биограф писателя Б.В. Ляпунов. — Подозреваемый и верит и не верит в то, что его сокровенные мысли будут услышаны… И человек уже не может сдерживаться, он готов на всё что угодно, лишь бы прекратить эту пытку. Он подписывает себе смертный приговор» (Ляпунов Б. Александр Беляев. М., 1967. С. 34)… Изобретение оказалось блефом (а значит, и сам рассказ — лишь псевдофантастическим), а казнённый человек не был убийцей.

«Но разве суд может существовать без судебных ошибок?.. Главное было сделано: виновник найден, и Минети (следователя. — Е.Х.) ждало повышение. А каким путём это было достигнуто, не всё ли равно?»

Затерянными в периодике оказались и историко-приключенческие и «колонизаторские» рассказы Александра Беляева «Среди одичавших коней» (1927), «Верхом на Ветре» (1929), «Рами» (1930), «Весёлый Таи» (1931).

Самыми благодарными читателями Беляева всегда являлись подростки. И сам автор немало писал специально для детей. В 1930-е годы он активно сотрудничал с детскими журналами «Ёж» и «Чиж». Здесь были опубликованы его новеллы-загадки «Необычайные происшествия» (1933), в занимательной форме рассказывающие, к примеру, о последствиях потери силы тяжести; «Рассказы о дедушке Дурове» (1933), фантазия «Встреча Нового года» (1933), «Игры у животных» (1933)…

Александр Романович вообще очень дружил с детьми. В 1939 году он выступил с проектом создания в Пушкине под Ленинградом «Парка чудес» — этакого «прототипа» Диснейленда. Проект горячо поддержали многие деятели культуры и науки, но его воплощению помешала война.

Отношение писателя к детям ярко демонстрируют и воспоминания его дочери, Светланы Беляевой: «Перед войной, году в сороковом, к отцу приходили ученики из пушкинской саншколы. Они решили поставить спектакль по роману „Голова профессора Доуэля“ и хотели посоветоваться с отцом. Отец заинтересовался и попросил ребят показать ему несколько отрывков из спектакля. Игру их принял горячо, тут же подавая советы. Показывал, как надо сыграть тот или иной кусок» (Беляева С. Воспоминания об отце // Уральский следопыт. 1984. № 3).

Позволю себе привести ещё одну цитату: «Сделал как-то отец для младших ребят интересное лото. Рисовал сам. В собранном виде это был круг, на котором были нарисованы различные звери. Половина зверя на одной карточке, половина на другой. Но самое интересное было в том, что, если вы подставляли чужую половину, она легко совпадала с любой другой половинкой, отчего получались невиданные звери. Это было даже интереснее, чем собирать по правилам … Отец предложил своё лото для издания, но его почему-то не приняли, а через некоторое время появилось подобное лото в продаже, но было оно значительно хуже, так как половинки совпадали только по принадлежности» (Там же).

Во время войны в дом, где жил и умер писатель, попал снаряд. В руинах погиб и архив А.Р. Беляева, где за последние годы его жизни скопилось множество как законченных, так и незавершённых произведений. Известно, что перед самой войной Беляев работал над фантастико-приключенческим романом для детей «Пещера дракона» и поставил точку в пьесе «Алхимик». Была почти дописана книга о жизни К.Э. Циолковского. В 1935 году по ленинградскому радио прозвучала инсценировка рассказа «Дождевая тучка», текст которого так и не был найден. В 1936—1937 годах, по свидетельству директора ленинградского отделения издательства «Молодая гвардия» Г.И. Мишкевича, Александр Романович работал над вещью под условным названием «Тайга» — «о покорении с помощью автоматов-роботов таёжной глухомани и поисках таящихся там богатств. Роман не был закончен: видимо, сказалась болезнь». Из воспоминаний писательницы Л. Подосиновской узнаём, что весной 1941 года Беляев закончил рассказ «Роза улыбается» — грустную историю о девушке-«несмеяне», — а в письме от 15 июля 1941 года к Вс. Азарову он сообщал о только что завершённом фантастическом памфлете «Чёрная смерть» про попытку фашистских учёных развязать бактериологическую войну…

В этих заметках мы рассказали лишь о малой части неизвестных, забытых произведений Беляева. А ведь Александр Романович выступал не только как писатель, но и как яркий литературный критик, публицист, автор биографических очерков о деятелях науки прошлого и настоящего, переводчик произведений Жюля Верна…

Обидно, что наши издательств, зачастую неоправданно, «реанимируют» творчество западных поденщиков, позабытых даже на их собственной родине, но обходят стороной отечественную литературу. Воистину не исчезла актуальность пророческого замечания Николая Карамзина: «Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою; французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских».

Александр Беляев при всей противоречивости его творчества — часть литературной истории России, и произведения его — свидетельство времени.

В течение почти 20 лет, с начала 1990-х, автор этих строк безуспешно «проталкивал» издательствам идею подготовки Полного собрания сочинений советского фантаста. Осуществить её удалось лишь в 2009 году, совместными усилиями с моим коллегой по журналу «Если» (где я в то время работал), критиком Дмитрием Байкаловым: в шести объёмнейших томах серии «Отцы-основатели» издательства «Эксмо» мы собрали и откомментировали все обнаруженные художественные тексты выдающегося советского прозаика и частично его публицистику. Многие из произведений были напечатаны впервые с момента их изначальной публикации.

Радостно стирать «белые» пятна с литературной карты.

https://gazetargub.ru/?p=14582

Е. Харитонов прочёл статью на радио https://podcast.rgub.ru/?p=432

Однако творчество фантаста до сих пор ограничивалось для нас довольно скромным списком из неполных четырёх десятков произведений. Хотя достаточно просмотреть мало-мальски полную библиографию писателя, чтобы обнаружить очевидное: далеко не всё написанное и опубликованное Беляевым дошло до наших дней. Его творчество куда шире и многограннее: помимо фантастики, это реалистическая проза, детективные и историко-приключенческие рассказы, очерки и литературная критика, наконец… Почему же вышла такая оказия с автором, который никогда не был под запретом, чьи рукописи не запирались в спецхраны?

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна»

Беляев не всегда был сухим стариком в толстых очках. Вот, например, его фотосессия во времена игры в любительском театре

Дело в том, что многие повести и рассказы Беляева разбросаны по периодическим изданиям, включая городские и районные газеты. Кроме того, библиографические изыскания затрудняет большое количество псевдонимов, которыми пользовался писатель: Арбель, Б.А., А. Ромс, Ром, «Немо», А. Романович — это только некоторые из них. А сколько ещё нераскрытых?

Лишь в 1980-е было обнаружено, что литературный дебют Беляева, вопреки «официальной» версии, состоялся не в 1925-м, а десятью годами ранее. Молодой юрист и журналист Александр Беляев сотрудничал с московским детским журналом «Проталинка», где в седьмом номере за 1914 год было опубликовано его первое литературное произведение — сказочная пьеса «Бабушка Мойра», с тех пор так ни разу нигде и не переиздававшаяся.

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 1

Журнал «В бой за технику»: здесь увидел свет роман Александра Беляева «Под небом Арктики» — типичная «фантастика ближнего прицела». Роман был переиздан только в 2010 году в сборнике «Ариэль»

Беляев «закованный»

Наследие Александра Беляева очень неравноценно. Особенно это касается произведений, написанных в 1930-е годы, вообще непростые для советской литературы, а для фантастической тем более: её с корнем выдрали из круга чтения советского человека, подменив тяжеловесным монстром под названием «фантастика ближнего прицела», который имел мало отношения к художественной литературе.

Беляева тоже стремились подогнать под общий знаменатель, заставить писать правильно. И это почти удалось. До 1933 года у Александра Романовича не выходило ни одной новой книги, а то, что изредка публиковалось в журналах, напоминает Беляева 1920-х очень отдалённо: из рассказов и повестей почти исчез увлекательный сюжет и напрочь исчезли люди.

За примерами далеко ходить не нужно — вспомним вымученные повести «Подводные земледельцы» и «Воздушный корабль». Отметины времени отчётливо проступают и в неизвестных современному читателю рассказах «ВЦБИД» (1930), «Шторм» (1931), «Воздушный змей» (1931), повести «Земля горит» (1931), посвящённых «актуальным» темам того времени — управлению погодой, использованию энергии ветра для нужд сельского хозяйства…

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 3

Впервые роман «Подводные земледельцы» печатался в журнале «Вокруг света», с марта по сентябрь 1930 года

Ещё меньше отношения к фантастике имеют рассказы «Солнечные лошади» (1931) о добывании воды в пустыне, «Чёртово болото» (1931) — о торфоразработках, фрагмент из незаконченного романа «Пики» (1933) о формировании Единой Высоковольтной Сети страны. Хотя в последнем довольно удачно выписана жизнь провинциального городка — но и только.

Следы этого «близкоприцельного» периода заметны и в более позднем романе «Под небом Арктики» (1938–1939), который также остался лишь в журнальном варианте. Действие его происходит в будущем победившего коммунизма, когда человечество научилось управлять климатом и в Арктике создали подземный город-утопию — вечнозелёный курорт. Приключениям, впрочем, в этом искусственном раю тоже нашлось место — без них роман грозил превратиться в научно-познавательный очерк.

Но даже эти произведения, столь нетипичные для лёгкого (в хорошем смысле этого слова) беляевского стиля, заметно выделялись на фоне безжизненно-блёклой научно-технической псевдофантастики СССР 1930-х. Писатель оставался убеждённым романтиком даже в своих технических прогнозах, и уж конечно, в них больше искренности и полёта фантазии, чем в сочинениях апологетов «близкого прицела» Владимира Немцова или Вадима Охотникова. Не смог Беляев влиться в струю соцреализма. Попытался (заставили?) и — не смог.

Беляев потерявшийся

Впрочем, во второй половине 1930-х научной фантастике всё-таки позволили быть — под неусыпным контролем и в соответствии с генеральной линией. В 1937–1938 годах в газете «Ленинские искры» публикуется с продолжением небольшой роман Беляева «Небесный гость» — одно из лучших советских научно-фантастических произведений тех лет. Роман получился во многом новаторский и провидческий: его герои, группа учёных, совершают одно из первых в отечественной фантастике путешествий на планету другой звезды. Впервые в истории мировой фантастики была задействована идея использовать сближение двух звёзд для перелёта между ними (эту идею позже разрабатывали такие фантасты, как Иван Ефремов и Генрих Альтов).

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 5

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 6

После долгого забвения повесть «Небесный гость» переиздали в 1986 году — в детском журнале «Искорка»

Идеи из этой книги получили воплощение в научных проектах и реальной жизни: использование атомной энергии и приливных сил для межпланетного перелёта, применение парашюта для аэродинамического торможения при спуске в атмосфере другой планеты (на практике осуществлено станциями «Венера» и «Марс»)… Но не только научными находками привлекателен роман. Немаловажно и то, что написан он живо, увлекательно, с юмором… Несмотря на это, он на долгие годы был забыт — лишь спустя полвека его переиздали в пермском сборнике «Звезда КЭЦ» (1987).

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 7

Современные издания «Борьбы в эфире»

Немногим больше повезло раннему роману Беляева «Борьба в эфире» (1928), который был переиздан в сборниках «Последний человек из Атлантиды» (1986) и «Борьба в эфире» (1991). Энциклопедии фантастики часто характеризуют это произведение как каталог научно-фантастических идей. Однако и этому роману на долгие годы была закрыта дорога к читателю. В нём описана коммунистическая утопия, но доведённая почти до пародии.

Мир будущего в «Борьбе в эфире» — это не только мир технических чудес. Это мир, где существуют два враждебных друг другу социально-политических лагеря: Советская Европа и последний оплот загнивающего капитализма — Америка. Янки в изображении Беляева выглядят, мягко говоря, карикатурно: маленькие, заплывшие жиром, лысые и с большими головами. Но и представители «коммунистического лагеря» обрисованы не лучше: абсолютно одинаковые бритые налысо люди, которых трудно отличить даже по полу.

Неудивительно, что роман впервые был переиздан только в 1986-м. Зато в годы холодной войны к нему проявили особый интерес американские издатели. В 1965 году роман вышел на английском языке по рекомендации… спецслужб США! Ещё бы, ведь в книге впервые описана война с Америкой. А американский читатель должен знать, какие технологии может использовать Империя Зла против «свободного мира»…

На страницах малоизвестной советской периодики затерялись многие интересные, оригинальные рассказы Беляева, не входившие ни в собрания сочинений, ни в авторские сборники: парадоксальный «Нетленный мир» (1930) о том, что было бы, если бы вдруг исчезли микробы; фантастико-приключенческий рассказ «В трубе» (1929) о человеке, ставшем жертвой аэродинамического эксперимента; яркий приключенческий памфлет «Пропавший остров» (1935) о борьбе сильных мира сего вокруг создания ледяной базы для трансконтинентальных воздушных сообщений…

Стоит также отметить юмористические рассказы «Охота на Большую Медведицу» (1927) и «Рогатый мамонт» (1938). Первый из них восходит к традициям народного фольклора, байки, во втором писатель показывает сотворение «научной мифологии»: действие связано с газетной палеонтологической сенсацией. В Арктике обнаруживают останки рогатого мамонта, которые на деле оказываются черепом самой обыкновенной коровы…

Полузабытым оказался и последний прижизненный рассказ Александра Беляева «Анатомический жених» (1940) — трагикомическая история о скромном клерке, который подвергся эксперименту по воздействию на человека радиоактивных элементов. Благодаря этому герой приобрёл поразительную работоспособность и лишился потребности во сне. Но конечный результат оказался плачевным: клерк-«супермен» стал прозрачным и однажды, взглянув в зеркало, узрел… собственные внутренности.

Беляев загадочный

Малоизвестен нам Беляев-реалист. В 1925 году он, в то время сотрудник Наркомата почт и телеграфов, написал один из первых своих рассказов «Три портрета» — о почте и почтовой службе. Кстати, этой теме он посвятил и две нехудожественные книги — популяризаторскую «Современная почта за границей» (1926) и справочник «Спутник письмоносца» (1927). Этот же опыт отразился и в рассказе «В киргизских степях» (1924), тонкой, почти детективной истории о загадочном самоубийстве в Н-ском почтово-телеграфном отделении.

Есть у Беляева и «чистый» детектив, написанный с редким изяществом и психологической достоверностью — рассказ «Страх» (1926) о почтовом работнике, который, испугавшись бандитов, случайно убивает милиционера.

Беляев был одним из пионеров жанра фантастического детектива. В 1926 году журнал «Всемирный следопыт» опубликовал его рассказ «Идеофон». Перед героем рассказа, следователем, стоит непростая задача: заставить преступника сознаться в покушении на премьер-министра. Но всё безуспешно. И тогда сыщик решает применить аппарат, якобы считывающий человеческие мысли.

Беляев создаёт чрезвычайно интересную психологическую коллизию. Подозреваемый и верит и не верит в то, что его сокровенные мысли будут услышаны <…> . И человек уже не может сдерживаться, он готов на всё, что угодно, лишь бы прекратить эту пытку. Он подписывает себе смертный приговор…

Борис Ляпунов

Затерянными в периодике оказались и историко-приключенческий рассказ Беляева «Среди одичавших коней» (1927) о приключениях подпольщика, и «колонизаторские» рассказы «Верхом на Ветре» (1929), «Рами» (1930), «Весёлый Тан» (1931).

Беляев и дети

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 12

Журнал «Ёж», иллюстрация Б. Антоновского к рассказу-загадке Беляева о мире, где пропало притяжение (1933 год)

Самыми благодарными читателями Беляева всегда были подростки. И сам он немало писал для детей. В 1930-е он активно сотрудничал с детскими журналами «Ёж» и «Чиж», где были опубликованы его новеллы-загадки «Необычные происшествия» (1933), в занимательной форме рассказывающие, к примеру, что будет, если исчезнет сила тяжести; «Рассказы о дедушке Дурове» (1933), фантазия «Встреча Нового года» (1933)…

Александр Романович вообще был очень дружен с детьми. В 1939-м он выступил с проектом создания в Пушкине под Ленинградом «Парка чудес» — фактически прообраза «Диснейленда». Проект Беляева был горячо поддержан многими деятелями культуры и науки, но его воплощению помешали война и… бюрократия.

Перед войной, году в сороковом, к отцу приходили ученики из пушкинской саншколы. Они решили поставить спектакль по роману «Голова профессора Доуэля» и хотели посоветоваться с отцом. Отец заинтересовался и попросил ребят показать ему несколько отрывков из спектакля. Игру их принял горячо, тут же подавая советы. Показывал, как надо сыграть тот или иной кусок [когда-то Беляев выступал в Смоленском драмтеатре, и его актёрскими талантами восхищался сам Станиславский]…

Сделал как-то отец для младших ребят интересное лото. Рисовал сам. В собранном виде это был круг, на котором были нарисованы различные звери. Половина зверя на одной карточке, половина на другой. Но самое интересное было в том, что, если вы подставляли чужую половину, она легко совпадала с любой другой половинкой, отчего получались невиданные звери. Это было даже интереснее, чем собирать по правилам <…>. Отец предложил своё лото для издания, но его почему-то не приняли, а через некоторое время появилось подобное лото в продаже, но было оно значительно хуже, так как половинки совпадали только по принадлежности.

Светлана Беляева «Воспоминание об отце»

Беляев неизвестный

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 10

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 8

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 11

Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 9

Это самое полное (на сегодняшний день) собрание сочинений Александра Беляева. В его составлении и комментировании принимал непосредственное участие автор этой статьи Евгений Харитонов

…Во время войны в дом, где жил и умер писатель, попал снаряд. В руинах погиб и архив Беляева, в котором за последние годы его жизни скопилось много как законченных, так и незавершённых произведений.

Известно, что перед самой войной писатель работал над фантастико-приключенческим романом для детей «Пещера дракона», завершил пьесу «Алхимик», почти закончил книгу о жизни Константина Циолковского. В 1935 году по ленинградскому радио прозвучала инсценировка рассказа «Дождевая тучка», текст которого так и не был найден. А директор ленинградского отделения «Молодой гвардии» Григорий Мишкевич рассказывал, что Александр Беляев работал над романом под условным названием «Тайга» — «о покорении с помощью автоматов-роботов таёжной глухомани и поисках таящихся там богатств. Роман не был закончен: видимо, сказалась болезнь» (Б. Ляпунов).

Из воспоминаний писательницы Людмилы Подосиновской мы знаем, что весной 1941-го писатель закончил рассказ «Роза улыбается» — грустную историю о девушке-«несмеяне», а в письме от 15 июля 1941 года к поэту Всеволоду Азарову Беляев упоминал только что завершённый фантастический памфлет «Чёрная смерть» о попытке фашистских учёных развязать бактериологическую войну…

Десятки книг, сотни журнальных и газетных публикаций разных авторов канули в Лету, затерялись среди архивных полок. И только летописи кропотливых библиографов хранят о них память: они когда-то были, их когда-то читали. Будем объективны: многие из них забыты просто потому, что не достойны памяти. Но ведь есть и другие — выпавшие из литературной истории по случайности или по злонамеренности цензоров и властей…

Обидно, что наши издательства зачастую неоправданно реанимируют творчество западных подёнщиков, позабытых даже на родине, но обходят стороной отечественную литературу. Воистину, не исчезла актуальность прозорливого замечания Николая Карамзина: «Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою; французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских».

* * *

Александр Беляев при всей противоречивости его творчества — часть литературной истории России, произведения его — свидетельство времени.

Может, когда-нибудь мы сможем поставить на книжные полки действительно самое полное собрание сочинений Александра Романовича Беляева.

https://www.mirf.ru/book/aleksandr-belyae...

Ще одна версія — назва гори походить від якогось Бати (Баті).

Територія гори у XIX ст. належала Києво-Софійському митрополичому дому, який насадив тут розлогі вишневі сади. На мапах межі ХІХ-ХХ ст. цю місцевість так і підписано: «Дача скотного митрополичого двору». Ще одно назва — Паньківська дача — походить від прізвища власників цих земель у XVI ст. Паньковичів (Панькевичів). В останні роки XIX ст. церква продавала землю на горі під будівництво. Робітники-залізничники паровозного депо розплановували тут ділянки та забудовували гору будиночками. Так 1898 року виникло робітниче селище Батиєва гора. Вулиці, як було поширено в робітничих поселеннях, називали лініями. 1898 року з'явилися Перша, Друга й Третя лінії. Окремо на межі ХІХ-ХХ ст. на південній частині гори сформувалася вулиця Городня, яка сполучила Батиєву гору з Протасовим яром. Селище розпланували й забудували досить швидко, близько 1909 року виникло ще сім нових вулиць-ліній. 1909 року но Ботиєвій горі вже існували 254 забудовані садиби, населення становило близько б тис. осіб. Міська дума на засіданні 11 листопада цього ж року постановило включити Батиєву гору до меж міста. 2 червня 1910 року було ухвалено Найвище повеління про приєднання до Києва передмість. Батиєва гора разом із сусідніми місцевостями стала частиною Києва.

Розширення залізничного вузла та розбудова паровозного депо потребували покращення водопостачання. Тому 1905 року на Ботиєвій горі було виокремлено ділянку із земель Паньківської дачі для влаштування резервуарів, вода з яких мала б використовуватися для заправки паровозів. У 1911-1913 роках тут побудували два залізобетонних резервуари. Воду привозили з Десни й накачували в резервуари, а звідти вона вже надходила до паровозного депо під власним тиском. У серпні 1914 року петербурзька фірма «Железобетон» мала розпочати зведення поряд із резервуарами залізобетонної водогінної вежі місткістю 24 тис. відер. Вартість будівництва мала становити 45 тис. рублів. У вересні 1914 року було подано на розгляд проект башти, але через початок Першої світової війни її так і не побудували.

Біля резервуарів 1913 року спорудили цегляний будиночок для наглядача, який мав постійно стежити за рівнем води. Для контролю встановили спеціальний поплавок. Коли заповнювався перший резервуар, вода трубою надходила в другий. Коли ж повними ставали всі резервуари, наглядач телефонував до паровозного депо, аби звідти припинили подавати воду. Час від часу резервуари спорожнювали, щоб очистити дно від мулу. Працівники, котрі чистили їх, потрапляли досередини через люк угорі баку. Резервуари використовуволи до 1960-х, проте наглядом спостерігав за ними до 1976 року. Ще в 1980-х родина наглядачів, яка мешкала в будинку з 1944 року, замислила влаштувати в резервуарах храм — один із членів родини стов священником. Проте у 1990-х землю, де стоять резервуари, віддали під забудову тодішнім високопосадовцям. 1995 року було зареєстровано церковну громаду. Після багатьох років поневірянь 2003 року вдалося відкрити церкву в одному з двох резервуарів. Того ж року порядіІз будинком наглядача звели капличку. Храм було присвячено іконі Божої Матері Одигітрії. Верхівки обох резервуарів увінчано куполами з хрестами, хрест установлено й біля церкви. У церкві періодично правлять служби, вона поступово облаштовується. Коли землю остаточно передадуть церковній громаді, це дасть змогу освятити храм архиєрейським чином і зробити діяльність громади повноцінною.

У 1950-х но Батиєвій горі почали споруджувати багатоквартирні житлові будинки. На вулиці Городній звели гуртожитки заводу «Транссигнал» (двоповерховий будинок № 9) та фабрики «Роза» (чотириповерховий будинок № 38, 1951, триповерховий будинок № 40/8, 1953), житловий будинок № 11 (1958). Є декілька будинків 1950-х і на вулиці Докучаєвській — № 5 (1960), 11 (1958), 18 (1954), 18-А (1954). До забудови 1960—1970-х належать: п'ятиповерхівки на Городній, 7/11 (проект 1-438-6,1963), 32 (1966), 9-поверхівки но Городній, 13 (проект 96-К, 1979) і на Докучаєвській, 16 (1972).

У 1950-х на Батиєвій горі спорудили клуб локомотивного депо. 1972 року клуб було «перепрофільовано» на кінотеатр «Вогник». Його закрили ще наприкінці 1980-х. 1996 року ділянку, на якій стояв закинутий кінотеатр, відвели приватній структурі — формально для експлуатації будівлі. Проте 1997 року кінотеатр знесли, натомість звели будівлю невідомого призначення.

У 1958-1964 рокох на початку вулиці Волгоградської, навпроти школи N60, з'явився невеликий квартал, забудований здебільшого дев'ятьма цегляними 4-5-поверхівкоми. Першим, 1958 року, спорудили будинок на вулиці Волгоградській, 2 за проектом 1-443-3. Другим (і останнім) представником цього проекту є сусідній будинок № 2/4 1962 року. За проектом 1-438-6 звели будинки на вулиці Волгоградській, 4 (1962), 6 (1961), вулиці Івана Неходи, З (1962), 5 (1966), за проектом 1-438-5 — будинки на вулиці Івана Неходи, 7 (1963), 8 (1963), 10 (1964).

У 1963-1965 роках південніше селища Батиєва гора з'явився Золізничкий масив. Селище злилося із сусідніми місцевостями. До початку 2000-х Батиєва гора зберігала майже всю робітничу забудову початку XX ст. У 2000-х стару забудову частково замінили індивідуальними 2-3-поверховими котеджами, переважно на вулицях Дружній, Локомотивнійі і Привітній, проте частина старих будинків збереглася. Но на інших вулицях здебільшого залишилися садибні будівлі початку-середини XX ст. із вкрапленням пізнішої забудови.

О. Михайлик, С. Широчин. Невідомі периферії Києва. Солом’янський район