Конечно, в большинстве случаев в научно-фантастической прозе
советские писатели одновременно пропагандировали и определен-
НИКОЛАЕВ
5 7 0
ную идеологию, и научные знания, противопоставляя их религии и
незнанию, а потом и конкретные научные направления. В первых научно-фантастических произведениях А. Р. Беляева действие разворачивалось, как правило, за границей — это позволяло не просто показать значение научных знаний, но и подчеркнуть либо невозможность их развития в условиях капитализма
, либо опасность, которую
может нести наука, поставленная на службу мировому капиталу
В сборнике 1926 г. под одной обложкой были объединены рассказ
«Голова профессора Доуэля»®^ давший название книге, и повести
«Человек, который не спит» и «Гость из книжного шкапа». Читатели,
таким образом, получали возможность сравнить, как живут и работают ученые (выдуманные, разумеется) в СССР и за границей, и как
относятся к науке по обе стороны границы. О том, какую угрозу может нести научное открытие в мире капитала, писали в середине
1920-х годов многие; и А. Н. Толстой в «Гиперболоиде инженера Гарина» (первая редакция: 1925-1926), и тот же Беляев в романе «Властелин мира» (1926).
Одним из центральных конфликтов в романе А. Р. Беляева «Человек-амфибия» (печатался в журнале «Вокруг света» в 1928 г.) является столкновение науки и религии. Гениальный ученый и его воспитанник бросают вызов обществу, в котором властвуют церковь и
капитал. Они обречены на гибель в этом столкновении, но Ихтиандру удается бежать на некий остров, где хозяевами являются не промышленники, торговцы и епископы, а ученые. Писатель противопоставляет настоящих ученых и тех, кто «верит в чудеса больше, чем в
науку». Доктора Сальваторе индейцы тоже называют божеством, поскольку он спасает их и их детей от смерти и болезней. Но на самом
деле он не совершает никаких чудес. Доктор Сальваторе — ученыйхирург, разработавший уникальные методы лечения, а его открытия — вызов суеверию буржуазного общества, которое готово пойти
на все, чтобы изолировать или уничтожить непокорного ученого, а
его достижения использовать в своих целях.
В предисловиях и послесловиях к научно-фантастическим произведениям, написанных зачастую серьезными учеными, фантастическое в книгах сравнивалось с современными научными воззрениями,
давался подробный разбор использованных в тексте гипотез. В 1928 г.
в предисловии ко второму изданию романа А. Беляева «Человек-амфибия» В. В. Потемкин писал, что научно-фантастические произведения необходимо рассматривать с двух точек зрения: научно-популярной и литературно-художественной, что они лишь тогда представляют культурную ценность, когда «фантастика не превращается в
ЛИТЕРАТУРА КАК ПРОПАГАНДА
5 7 1
бесплодное фантазерство и когда их литературно-художественное качество сохраняется на определенном уровне, не спадая до пошлой
б у л ь в а р щ и н ы » ® ^ . Автор предисловия отмечал и художественные достоинства книги, которая «выгодно отличается тем, что приключенческий элемент ее выдержан на социальной основе и совершенно не
сбивается поэтому на пошлую бульварщину, столь распространенную
в западно-европейском авантюрном романе»®^. Потемкин отмечал,
что «основание» фантастики А. Беляева носит научный характер:
предметом ее является «пересадка органов и тканей тела и искусственное усиление их приспособляемости в профессионально-бытовом
направлении». «Более того, это основание с каждым днем расширяется, и фантастика мало-помалу превращается в действительность, —
подчеркивал Потемкин. — Фантастика А. Беляева целиком вырастает на почве научных проблем и завоеваний в области изучения переживания тканей и органов вне организма и их пересадки от одного
животного к другому. Как в естествознании, так и в медицине опыты
пересадки тканей и органов, так называемая трансплантация, а также
“оживление” их за последние два десятилетия получили мощный толчок к развитию изумительными и блестящими исследованиями Карреля, Кракова, Штейнаха, Воронова, Пршибама, их сотрудников и
учеников. Исследования упомянутых ученых возбудили всеобщий
интерес как своими успешными результатами, так и жизненной остротой данной научной темы и, конечно, должны были найти свое отражение в беллетристике того рода, к которому относится настоящий
роман»®^. О том, что ученые производили многочисленные и удачные
опыты «рассечения и сшивания различных частей животных», создавая новые, не встречающиеся в природе виды, подробно рассказывалось в послесловии:
В описании «сада чудес» фантастика проявилась скорее в
количестве, чем в качестве изображаемых «монстров». Элемент
чистой фантастики, — считая фантастикой то, чего еще нет в
настоящий момент, — введен автором лищь в отнощении центральной фигуры романа — «человека-амфибии» Ихтиандра.
Но и здесь фантастика не лишена известной научной основы
или, по крайней мере, переплетена с этой основой®^.
В послесловии отмечалось, что профессор Сальватор — не вымышленное лицо, что в 1926 г. в Буэнос-Айресе верховный суд приговорил профессора Сальватора к долгосрочному тюремному заключению за святотатство, так как «не подобает человеку изменять то, что
д. д. НИКОЛАЕВ
5 7 2
сотворено по образу и подобию Божию», и что большинство описанных в романе операций действительно были произведены Сальватором: «По его проекту мышцы у сгиба руки переходили в особые ремешки, благодаря которым рука могла поворачиваться на 180°. На
груди слева он проделывал полость для... бумаг, на правом бедре в коже прорезал карман и т.п., словом, он приспособлял организм (по его
словам) “к требованиям современной цивилизации”. Все эти опыты
он проделывал над детьми индейцев, которые боготворили его»®®.
О сочетании научного и художественного говорил и автор очерка
«Наука и фантастика», опубликованного в сборнике А. Р. Беляева
«Борьба в эфире». Он подчеркивал, что всякое научно-фантастическое
произведение держится на «двух крыльях — научности и фантастике».
Фантастическое понимается здесь как эквивалент художественного, —
и ни одной из двух составляющих не отдается приоритета: главная задача писателя видится в том, чтобы «дать равновесие этим крыльям».
В научно-фантастическом произведении писатель опирается на научные данные, «как бы строит “перспективные планы” на более или менее
отдаленное будущее технического и социального прогресса», но построение литературных художественных произведений «имеет свои законы, свои требования, ради которых иногда необходимо поступаться
научной точностью». «Все герои этого романа (в особенности, “американцы”) — большеголовые, безволосые, слабосильные люди, почти с
одинаковым у мужчин и женщин сложением тела, — отмечал автор
очерка. — Такое описание людей будущего вполне согласуется с научными данными»®^. А в открывающем книгу обращении «от редакции»
о художественных достоинствах произведений А. Беляева вообще ничего не говорилось, более того — утверждалось, что «автор не ставит себе специальных художественных задач», а «берет одно за другим современные достижения теоретической и практической науки и, “продолжая” их в будущее, вскрывает некоторые из содержащихся в них
возможностей»^®. Издательство стремилось обратить внимание читателей главным образом на научную составляющую. «Предлагаемый
сборник рассказов А. Беляева затрагивает в живой и занимательной
форме ряд проблем, позволяющих читателю, с одной стороны, свести
воедино известные ему, но разбросанные, случайно и бессистемно воспринятые факты современной научной действительности, с другой —
уловить в каждом из этих фактов ту «проекцию в будущее», которая
определяет их общественную ценность, — говорилось в редакционном
предисловии. — Если книга хоть сколько-нибудь захватила читателя,
после прочтения ее остается всегда маленькое чувство неудовлетворенности тем, что интересная книга окончилась, инстинктивное желаЛИТЕРАТУРА КАК ПРОПАГАНДА
5 7 3
ние найти «еще что-нибудь», что так или иначе продолжало бы нарисованные книгой образы. Этот психологический момент является
чрезвычайно удобным трамплином, помогающим заряженной активностью мысли читателя перескочить из мира художественных образов
в мир окружающей реальной действительности. <...> Исходя из этого,
мы даем в этой книге (то же будет сделано и в других книгах данной серии) заключительный научно-популярный очерк, сжато расшифровывающий научно-теоретическую и исследовательско-практическую основу содержащегося в книге материала, помогающий установить правильное отношение к содержанию и задачам книги, перекинуть
мостик от книги к жизни»®®.
«Основное требование, которое следует предъявлять к научной
фантастике, это — чтобы она была научной в подлинном смысле
(а Гончаров, например, повествует, как первобытные люди разговаривают с собаками и мастодонтами на их языках; Гирели вынимает
души из людей и т.д.; тот же Гончаров в “Психомашине” заставляет
машины двигаться психоэнергией и т.п.), чтобы она не засоряла мозги читателя безграмотными беспочвенными вымыслами. Научная
фантастика — это еще не значит безудержное выдумывание. Научная
фантастика — это известное усиление того, что еще только намечается в науке, это восстановление далекого прошлого человечества и окружающих нашу планету миров на основании имеющихся точных
данных» — заключал С. Динамов.
В 1930-е годы стремление акцентировать внимание на знании, положенном в основу творчества, делается еще более заметным. Популяризаторские задачи объявляются приоритетными в научной фантастике. Сюжет, характеры, система персонажей, даже проблематика
отставляются в сторону как нечто ненаучное и малосущественное.
В предисловии ко второму изданию романа В. А. Обручева «Плутония», вышедшему в 1931 г., подчеркивается, что «задача» книги —
«рассказать читателю о животном и растительном мире доисторических времен», обратить «сухую науку, которая имеет дело только с
разрозненными костями и странными отпечатками на камнях и носит трудное имя “палеонтология”, в увлекательный роман». Издательство обращает особое внимание на то, что в современной науке
гипотеза о существовании открытой полости внутри земного шара,
на которую опирается герой романа Труханов, не принята, и предлагает тем читателям, кто не интересуется прежними взглядами на
строение внутренности земли, «страницы, посвященные оправданию
этой гипотезы, занимающие, надо отметить, только одну главу книги,
<...> пропустить»
д. д. НИКОЛАЕВ
5 7 4
По мнению профессора Н. А. Рынина, автора научно-популярных книг о покорении стратосферы, межпланетных сообщениях и
т.п., роман А. Р. Беляева «Прыжок в ничто» является «как бы завершением работы романистов на тему космических полетов В послесловии к роману ученый отмечал, что трудно найти проблему, более поражающую «своей широтой, глубиной, интересом и грандиозностью», чем вопрос о межпланетных сообщениях, и трудно найти
науку, которая «не нашла бы себе применение при изучении этого
вопроса» Н. А. Рынин предлагал вниманию читателей краткий
очерк истории развития в науке идеи завоевания человеком космоса
и связанной с нею идеи межпланетного ракетного корабля, рассказывал об открытиях и изобретениях Рэнлея, Рута, Поллара и Дюдебу, И. В. Мещерского, К. Э. Циолковского, Эсно-Пельтри, Годдара,
Оберта, Вальера, Цандера и других ученых, комментировал показанные в романе технические достижения будущего: новое оригинальное приспособление, тормозящее пробег стратоплана при спуске на
Землю; ракетный двигатель, энергию для которого даст атом; «гидроамортизаторы» и специальные «эфиролазные» костюмы; космическую оранжерею и т.п. «Автор, тщательно изучив все доступные
ему сочинения по теории этого вопроса и обладая широким кругозором в различных вопросах науки и техники, предлагает читателю в
популярном и занимательном изложении идею возможного полета
человека в межпланетном пространстве при помощи ракетного двигателя. Он главным образом основывается на исследованиях К. Э. Циолковского, но, кроме того, использует и новейшие данные, приводимые и другими учеными, например, теорию относительности, условия равновесия в мировом пространстве и т.п., — писал Рынин. —
В своем романе автор, на фоне занимательных приключений и переживаний, дает много интересных и верных сведений о технике реактивных двигателей (их работе, возможности применения их в будущих межпланетных сообщениях) и сообщает попутно данные и по
другим наукам — астрономии, физике, механике, медицине и т.п.,
развивая у читателя научный кругозор и заставляя работать его фантазию и делать вместе с автором научно-технический прогноз открывающихся будущих возможностей в науке, технике и их применения»‘»1
Речь уже не идет о том, что научно-фантастическое произведение
должно доставлять эстетическое удовольствие: научность в ущерб
художественности допускается, художественность в ущерб научности -- нет. «В моем романе “Прыжок в ничто”, в первоначальной редакции, характеристике героев и реалистическому элементу в фанЛИТЕРАТУРА КАК ПРОПАГАНДА
5 7 5
тастике было отведено довольно много места, — писал А. Р. Беляев в
рецензии на книгу Владимира Владко “Аргонавты вселенной”. — Но
как только в романе появлялась живая сцена, выходящая как будто
за пределы “служебной” роли героев — объяснять науку и технику,
на полях рукописи уже красовалась надпись редактора: “К чему это?
Лучше бы описать атомный двигатель”». Персонажи «должны были
неукоснительно исполнять свои прямые служебные обязанности
руководителей и лекторов в мире науки и техники. Всякая личная
черта, всякий личный поступок казался ненужным и даже вредным,
как отвлекающий от основной задачи»*®^.
Для произведения по преимуществу популяризаторского несоответствие современным взглядам на затронутые научные проблемы
является «смертным» приговором. Авторы научно-фантастических
произведений становятся заложниками не только собственно науки,
но и идеологической политики в области науки. Любая гипотеза могла быть названа антинаучной, целые направления исследований объявлялись лженаукой. В 1938 г. в послесловии к новому изданию романа «Человек-амфибия» профессор А. Немилов не вспоминает о существовании трансплантации, не стремится, как делалось десятью
годами раньше, разъяснить читателям, что такое автопластика, гомопластика, гетеропластика. «Читая эту книгу, следует помнить еще о
том, что люди, добывающие естественные богатства, скрытые в недрах земли и глубинах моря, завоевывая природу, не стремятся приращивать себе ни крыльев птицы, ни жабер рыбы. Люди строят самолеты и на них поднимаются высоко в воздух. А чтобы спускаться и
изучать глубины моря, люди сооружают особые аппараты — подводные лодки, батисферы — и в них спускаются на большие глубины, —
указывает А. Немилов. — Не стремление превратить людей в земноводных существ, а усовершенствование техники глубоководных исследований поможет нам овладеть богатствами моря»'®®. Он ставит
под сомнение и возможность существования такого «чудесного научно-исследовательского института», какой был у Сальватора. «В капиталистических странах честным трудом нельзя заработать средств
не только на постройку института, но даже и на оборудование маленькой лаборатории. Бескорыстные и талантливые люди не наживают там капиталов, но ночуют подчас под арками или торгуют спичками и зубочистками, — писал А. Немилов. В буржуазных странах
имеются неплохие исследовательские институты, но все они созданы
ценою ограбления рабочих масс, построены на средства эксплуататоров и тунеядцев. В настоящее время в условиях погибающего капитализма эти институты хиреют и чахнут. Дворцы науки можно под. д. НИКОЛАЕВ
5 7 6
строить только у нас, где в корне уничтожена возможность эксплуатации человека человеком и где социалистическое государство предоставляет неограниченные средства на научные исследования. Ж иви Сальватор в нашей стране, он, конечно, не стал бы создавать земноводных обезьян и воспитывать Ихтиандра, а свои большие
способности и знания направил бы на то, что действительно нужно и
полезно для человечества»
е изд. С. 5.
Беляев А. Прыжок в ничто: Научно-фантастический роман. С, 239.
Там же. С. 235.
‘0^ Там же. С. 239, 241.
Беляев А. Рец. на «Аргонавты вселенной» / / Детская литература. 1939.
№ 5. С. 54.
д. д. НИКОЛАЕВ
5 9 2
Беляев А. Человек-амфибия: научно-фантастический роман / Послесловие проф. А. Немилова. М.; Л.: Издательство детской литературы ЦК
ВЛКСМ, 1938. С. 182.
'0^ Там же. С. 183.
*
Коллективный труд
Издательство: ИМЛИ РАН. Москва
Страницы: 608
ISBN: 978-5-9208-0349-8
Страна: Россия
Год: 2010
Обзор
Ответственный редактор
д.ф.н. О. А. Казнина.