| |
| Статья написана 25 августа 2011 г. 14:29 |
Листаю апрельский номер "Мира фантастики" с одноименной статьёй В.Владимирского о Борисе Штерне. И испытываю чувство, сходное с её названием. Ведь к заголовку материала подвёрстано не фото покойного Бориса Гедальевича, а портрет ныне здравствующего писателя Александра Силецкого:
Может быть, кто-то уже писал об этом, но я не видел. Тем более, что даже на сайте журнала всё по прежнему...
Кстати, в этом же номере опубликован предоставленный редакции "МФ" Святославом Логиновым ранее нигде не выходивший "Производственный рассказ №2" Бориса Штерна. В своё время Штерн не захотел его публиковать... Я, конечно, ничего не имею против публикации, но самую элементарную вычитку надо было сделать. А то начальник литейного цеха — то Яков Яковлевич, то — Лев Яковлевич. Да и другие ошибки и непонятки имеются. Штерну такое бы не понравилось...
А вот фото, сделанное мною в 1997 году на "Интерпрессконе".
Борис Штерн с Геннадием Прашкевичем:
См. обсуждение ситуации в ЖЖ:
http://lartis.livejournal.com/791116.html
|
| | |
| Статья написана 17 августа 2011 г. 15:37 |
Это обложка авторского сборника Г.Прашкевича, который вот-вот выйдет в издательстве "Шико".
Текст на задник я сам писал. :)
Крупнее — здесь.
Внутри:
Русский струльдбруг.
Нет плохих вестей из Сиккима.
Божественная комедия.
После бала.
Другая история Вселенной.
Заодно напоминаю, что голосовалка за Прашкевича ЗАРАБОТАЛА!
Заходите сюда:
http://top50.utrmedia.ru/
Выбираете категорию ИКУССТВО и жмёте под Прашкевичем.
Спасибо!
|
| | |
| Статья написана 11 августа 2011 г. 16:29 |
|
| | |
| Статья написана 10 августа 2011 г. 01:16 |
Геннадий Прашкевич:
"Корни предлагаемой читателям повести, несомненно, уходят в далекое детство автора, в те годы, когда впервые была прочитана и жадно перечитана «Аэлита» Алексея Толстого. Очарование живого, поющего, громыхающего электрическими молниями мира, в котором каждый ищет свою правду, свою любовь и одновременно ощущение какой-то ужасной недосказанности долго владело мною. «Я грамотный, автомобиль ничего себе знаю... – Такое запоминается сразу. – С восемнадцати лет войной занимаюсь – вот все мое и занятие... Четыре республики учредил, – и городов-то сейчас этих не запомню... Один раз собрал сотни три ребят, – отправились Индию освобождать... У Махно был два месяца, погулять захотелось… ну, с бандитами не ужился… Ушел в Красную Армию. Поляков гнал от Киева, – тут уж был в коннице Буденного: “Даешь Варшаву!” В последний раз ранен, когда брали Перекоп... Войны сейчас никакой нет, – не предвидится. Вы уж, пожалуйста, Мстислав Сергеевич, возьмите меня с собой. Я вам на Марсе пригожусь».
А инженер Лось? А любовь, разрывающая пространства?
Вот вернулись они с Марса – безнадежный романтик (из бывших) и неунывающий красный командир (теперь тоже из бывших). Любовь позади, борьба с олигархами Марса проиграна. Литературный критик тридцатых годов Георгий Горбачев гневно брызгал слюной: «Гусев – не пролетарий, не коммунист, он деклассированный империалистической и гражданской войнами крестьянин, бывший махновец, потом буденовец, типичнейший партизан, авантюрист, сочетающий революционный подъем с жаждою личного обогащения. Он загребает в свои руки, когда он еще или уже не в боевом экстазе, в первую голову золото и “камушки”... Гусев – националист и первая его мысль по приезде на Марс – присоединить Марс к РСФСР, чтобы утереть нос Англии и Америке... Гусев – типичный анархист: он бросает марсиан в прямой бой, не расспросив о силах врагов и друзей, об общей ситуации на Марсе... Не рабочий, не коммунист – взбунтовавшийся, деклассированный, жадный, мелкий собственник воплощает у Толстого русскую революцию...»
Много раз я пытался набросать на бумаге варианты возможного развития толстовской повести. И не одного меня мучила такая затея. По разным подсчетам, к сегодняшнему дню опубликовано в России не менее двенадцати попыток литературного продолжения знаменитой повести. Стоит ли браться еще раз? Кто знает? Но однажды я сказал себе: стоит! Очарование «Аэлиты» с годами ничуть не рассеивается, не пропадает, и осенью 2010 года на Тенерифе, где мы с женой вечерами обсуждали жизнь, которая кипела когда-то именно здесь, на обломках древней Атлантиды, я почувствовал: пора! И потянулся к бумаге. И результат этой работы перед вами. И если вы еще помните хотя бы в общих чертах удивительную, блистательную повесть Алексея Толстого, доброго вам чтения!"
Начало повести Г.Прашкевича "Закат Земли" читайте в сентябрьском "Полдне":
http://www.fantlab.ru/blogarticle15684
|
| | |
| Статья написана 20 июля 2011 г. 16:17 |
Фрагмент из "Книги о Прашкевиче". Ларионов-Прашкевич. Беседа седьмая
Учеба писателя предполагает какие-то особенные формы?
Покойный Сергей Александрович Снегов часто повторял мне: «Геночка, выпивайте чаще. Геночка, выпивайте с самыми разными людьми. Иначе, как вы поймете прихотливый ход их мыслей?»
И действительно. Я выпивал и пытался угадывать прихотливый ход мыслей.
Помню, в Переделкино в библиотеке Дома творчества писателей выступал поэт Август Муран – худой смуглый якут с длинными черными волосами. Он кусал ногти, трагически улыбался, невыразимо страдал. Простой якутский поэт по имени Август. Оригинально. Как болгарка, носящая имя Федя. «Я печатаюсь только во Франции, — сказал он, не отводя от нас раскосых глаз. – Меня не знают в Якутске, не знают в Москве, зато знают в Париже. Моя миссия: открыть людям глаза на открытый мною главный скрытый двигатель мирового искусства».
Понятно, по старинке я считал, что главным скрытым двигателем мирового искусства является основной инстинкт, но якут по имени Август открыл мне глаза. «Лепра! – объяснил он с придыханием. – Лепра – как дыхание смерти. Все человеческое искусство порождено лепрой. Проказа, как состояние духа, вот над чем следует думать. Истинный мир – это мир прокаженных. – Он поднял длинный палец. — А остальное человечество, все эти так называемые здоровые люди, пока избежавшие лепры – просто больные...».
Я был в восторге. Я многому научился у скромного якута по имени Август.
Правда, на мою просьбу прочесть стихи он скромно ответил: «Я прочитаю. Но по-французски».
«А почему не по-якутски?»
«Я диктую переводчикам с голоса».
Рядом в каморке старого корпуса переругивалась с такой же дряхлой подружкой почти столетняя Анастасия Ивановна Цветаева. Улица Петра Павленко упиралась в дом Бориса Пастернака. Бродил по дорожкам Лев Эммануилович Разгон. Круглые колени моей соседки безмолвно кричали об основном инстинкте. Но вот стоял красивый якут и говорил о лепре...
Это и есть писательская учеба.
|
|
|
облако тэгов
