У нашы дні, калі касмічныя прасторы перасталі быць для савецкага чалавека недасягальнымі, калі кавалачак металу, выплаўленага на савецкай зямлі, апынуўся ў выглядзе вымпела з літарамі «СССР» на нядаўна яшчэ далёкім Месяцы, намнога бліжэйшымі сталі для нас Сонца і іншыя целы сусвету. Тэма асваення, вывучэння космасу становіцца адной з галоўных тэм навукова-фантастычнай мастацкай літаратуры. Ёсць падставы спадзявацца, што гэтая тэма з'явіцца тым моцным штуршком, які ажывіць цудоўны літаратурны жанр, так незаслужана забыты многімі пісьменнікамі, што спрабавалі свае сілы ў ім. Менавіта з гэтай тэмай звязана, хоць і парознаму, большасць навукова-фантастычных твораў, якія паявіліся за апошнія пяць—шэсць год. Сярод іх — «Фантамабіль прафесара Цылякоўскага» Я. Маўра, «Туманнасць Андрамеды» I. Яфрэмава, «Шосты акіян» М. Гамолкі. Грунтуючыся на матэрыяле гэтых кніг, паспрабуем вызначыць тыя асноўныя патрабаванні, якія прад'яўляюцца да кожнага навукова-фантастычнага мастацкага твора.

Першым з гэтых патрабаванняў трэба назваць смеласць навуковай гіпотэзы, дзёрзкае прадбачанне, якое расхінае заслону будучыні. I. Яфрэмаў у рамане «Туманнасць Андрамеды» зрабіў цікавую спробу паказаць жыццё людзей камуністычнага грамадства праз сотні і сотні год, у эру, названую пісьменнікам «Эрай Вялікага Кальца», калі ўсе народы Зямлі, прайшоўшы праз стагоддзі барацьбы за новы свет, сталі «адзінай, дружнай і мудрай сям'ёй». Палёты на аддаленыя планеты і нават зоркі паказаны, як адзін з бакоў працоўнай дзейнасці людзей. Змяніўшы аблічча сваёй планеты, людзі думаюць аб перабудове іншых планет і нават цэлых планетных сістэм. Гэта сапраўды прыгожае і дзёрзкае імкненне.

У беларускай літаратуры пасляваенных год першы адгукнуўся на запатрабаванні часу Янка Маўр, які адчуў неабходнасць расказачь юным чытачам аб палётах на Месяц і на Марс, аб неабмежаваных магчымасцях чалавечага розуму і фантазіі. Герой яго навукова-фантастычнай аповесці прафесар Цылякоўскі вынайшоў і пабудаваў машыну — фантамабіль, якая рухаецца энергіяй фантазіі. Ўнукі прафесара Святлана і Светазар робяць на фантамабілі падарожжы над Зямлёй і ў космасе. Ідэя Цылякоўскага простая: фантазіраваць — значыць думаць, выпраменьваць энергію. Імпульсы мозгу можна ператвараць у іншыя віды энергіі, у прыватнасці, у механічную энергію, падобна да таго, як слабыя радыёхвалі можна ператвараць у гукі, у відочныя вобразы, выкарыстаць для кіравання механізмамі на адлегласці. Казачна? Так. Але не толькі казачна, a і смела, паэтычна. Фантамабіль уяўляецца зусім рэальнай машынай будучыні.

На наш погляд, Янка Маўр не зіусім даклална вызначыў жанр' свайго твора. Гэта не аповесць, а хутчэй навуковая казка, пра якую ён сам вуснамі прафесара Цылякоўскага гаворыць: «Навуковыя казкі адрозніваюцца ад народных тым, што ў народных непраўдападобнымі звычайна бываюць усе факты, а ў навуковай можа быць непраўдападобным які-небудзь адзін, асноўны».

Смеласць навукова-фантастычнага твора цесна звязана з эрудыцыяй пісьменніка. Чым глыбейшыя будуць яго веды ва ўсіх галінах навукі, тым больш надзённых навуковых, тэхнічных, псіхалагічных, сацыяльных праблем здолее закрануць ён у сваім творы. У гэтым можна пераканацца на прыкладах лепшых навукова-фантастычных кніг. У «Туманнасці Андрамеды» I. Яфрэмава аб'ектамі роздуму і фантазіі пісьменніка становяцца новыя навукі і новае мастацтва, якія ўзнікнуць пры камунізме, новыя ўзаемаадносіны людзей і новыя метады кіравання грамадствам. Можна спрачацца супраць гіпотэз пісьменніка, але нельга не прызнаць шырыню светаадчування і глыбіню яго навуковых ведаў.

Вядома, і ў «Туманнасці Андрамеды» ёсць свае недахопы. Так, напрыклад, не паказаны побыт чалавека камуністычнага грамадства, спрэчным з'яўляецца пытанне пра сям'ю, як яго тлумачыць Яфрэмаў, і г. д. Але гэта не змяншае шырыні карціны, намаляванай пісьменнікам, а толькі дае прастору для творчай спрэчкі.

Янка Маўр у сваёй аповесці закранае іншае кола пытанняў. Але фантазія абодвух пісьменнікаў сыходзіцца ў адным: Мвен Мае у I. Яфрэмава шукае магчымасці пераадолення прасторы шляхам стварэння нуль-прасторы, а ў Я. Маўра прафесар Цылякоўскі знаходзіць спосаб яе пераадолення шляхам стварэння звышхуткаснага рухавіка ў ідэале, які дазваляе дасягнуць хуткасці думкі, г. зн. такой хуткасці, якая ў непамерную колькасць разоў перавышае вядог мую чалавеку хуткасць святла. Зразумела, у кнігах няма тэхнічных падрабязнасцей. У Я. Маўра мы не знойдзем тлумачэння ўмоў руху фантамабіля і спосабу прыстасавання чалавечага арганізма да звышхуткасці; у I. Яфрэмава пасля гіганцкай катастрофы нейкім чынам застаюцца жывыя і Мвен Mac, і Рэн Боз. Але ніхто, вядома, не ўздумае дакараць аўтара за гэта. Важна, каб сама ідэя была народжана палымянай чалавечай марай.

У аповесці Я. Маўра ёсць цікавыя па сваёй смеласці думкі — як, напрыклад, ідэя аб «размоўных шапках» — апаратах, якія дазваляюць размаўляць з людзьмі любой мовы і разумець іх, або думка аб стварэнні асаблівага, звыштрывалага матэрыялу «фантазіту», «які мацней за ўсе металы на зямлі». Ужо сёння гэтая думка пераклікаецца з навейшымі дасягненнямі тэхнікі, якая знайшла спосаб здабываць чыста крышталічнае жалеза, лепшае па сваіх якасцях за ўсе сталі i сплавы.

Аднак не ўсе гіпотэзы ў аповесці пісьменніка арыгінальныя. Напрыклад, расказ аб прыродных умовах Месяца хоць і адпавядае навуковым поглядам, але не выклікае цікавасці, таму што шмат разоў гэтае пытанне асвятлялася ў літаратуры. I яшчэ — навука даўно ўзяла пад сумненне існаванне на Марсе «Каналаў Скіапарэлі», але довады супраць іх існавання, што прыводзяцца ў аповесці, не пераканальныя, бо нельга адмаўляць «каналы» толькі на той падставе, што іх не ўбачылі Святлана і Светазар.

У рамане М. Гамолкі «Шосты акіян» расказваецца аб стварэнні штучных спадарожнікаў і аб палёце на Месяц. Як бачым, бярэцца зусім блізкая, нават, можна сказаць, надзённая тэма. Ды і аўтар датуе падзеі рамана 196... годам. Але справа, безумоўна, не ў даце, а ў тым, што новае, «заўтрашняе» паўстае перад чытачом увачавідкі.

Блізкае «заўтрашняе» — гэта савецкія людзі на Месяцы. Геліа-ўстаноўкі з крышталічнага крэмнію, касмічныя касцюмы, фатонныя рухавікі, штучныя спадарожнікі — лабараторыі і ракетадромы — расказ аб усім гэтым мае пазнавальнае значэнне, хоць многае ў творы здаецца вельмі знаёмым. Гэта і зразумела — мы нямала чыталі ў газетах і часопісах пра ўсе апошнія тэорыі, здагадкі, пошукі. Праўда, ёсць у «Шостым акіяне» і цікавыя гіпотэзы, напрыклад, аб магчымасці адрыву Плутона ад сонечнай сістэмы, аб магчымасці ператварэння астэроіда Гермеса ў спадарожніка Зямлі шляхам змянення яго арбіты. Але першая з памянёных гіпотэз з сюжзтам рамана зусім не звязана, а другая — аб Гермесе — магла б вельмі ўзбагаціць кнігу, калі б яе развіць надежным чынам. На жаль, у творы яе засланілі малацікавыя паходжанні, звязаныя з прыгодамі шпіёна Назарава.

Прыходзіцца прызнаць, што смелай фантастыкі ў рамане «Шосты акіян» няма. У гэтым малады пісьменнік значна саступае Я. Маўру. Але ў творы ёсць пазнавальны матэрыял, разлічаны ў асноўным на пэўнага чытача — на дзяцей сярэдняга ўзросту. У болыпасці выпадкаў пісьменнік Імкнецца навукова абгрунтаваць свае гіпотэзы, хоць яму гэта не заўсёды ўдаецца. У якасці прыкладу можна прывесці ні на чым не заснаванае сцверджанне аб залежах урану на Месяцы. Гэтае меркаванне ўведзена толькі для ўскладнення сюжэта, на ім пабудавана прыгодніцкая лінія другой часткі рамана, дзе паказваецца пагоня амерыканскіх бізнесменаў за важнай энергетычнай сыравінай. I трэба адзначыць, што ўсе недарэчнасці адбываюцца якраз там, дзе пісьменнік малюе прыгоды сваіх герояў. Тут дзеля ўяўнай займальнасці іншы раз прыносіцца ў ахвяру не толькі навуковасць і праўда, але нават і простае праўдападабенства. Вось тут нельга не пагаварыць аб месцы і значэнні прыгод у навукова-фантастычным творы.

Прыгоды — гэта захапляючыя здарэнні, заўсёды нечаканыя, непрадбачаныя, поўныя небяспекі, рызыкі, радасцей адкрыцця новага. Без прыгод немагчыма навуновая фантастыка.

Але прыгоды бываюць розныя. У навукова-фантастычным творы галоўнае, калі не выключнае месца павінны займаць прыгоды не пабочныя, а звязаныя з навуковымі праблемамі, пастаўленымі ў кнізе. У гэтых адносінах цікава пабудавана прыгодніцкая лінія ў «Туманнасці Андрамеды». 3 вялікім напружаннем сочыць чытач, напрыклад, за барацьбой астранаўтаў з невядомай грознай і змрочнай прыродай «Шалезнай зоркі» і жудаснымі насельнікамі гэтай планеты, за грандыёзным, хоць і няўдалым доследам Мвена Маса, за даследаваннямі Веды ў пячоры.

У «Фантамабілі прафесара Цылякоўскага» іўсе прыгоды лагічныя, праўдзівыя, кожная мае пэўную мэту і характарызуе або герояў або цудоўную машыну. I ўсё ж іх можна падзяліць на дзве групы: на цікавыя, захапляючыя і нецікавыя, якія пакідаюць чытача раўнадушным. Цікавыя і захапляючыя заўсёды толькі прыгоды нечаканыя. Да такіх можна аднесці першы палёт Светазара і Святланы да зімоўшчыкаў з прэпаратам крыві для выратавання палярніка. Самыя ж лепшыя старонкі — гэта прыгоды дзяцей на Марсе. Пісьменнік расказвае аб прыродзе Марса ў адпаведнасці з тымі дадзенымі, якія мае сучасная навука аб прыродных умовах гэтай «няўтульнай планеты». Я. Маўр насяляе Марс насякомымі, птушкамі, рыбамі. Найбольш развітымі жывымі істотамі з'яўляюцца «яхі», якія валодаюць нават зачаткамі мовы. Не будзем спрачацца з аўтарам, хоць тут узнікае рад пытанняў: як маглі развіцца нават такія разумныя істоты ў суровых прыродных умовах, адкуль ім вядомы агонь і як яны яго страцілі, і, нарэшце, што ўяўляюць з сябе «яхі» — пачатак эвалюцыі гэтага тыпу нсывёл ці яе канец, выкліканы ахаладясэннем Марса і збядненнем яго прыроды. Але ва ўсякім выпадку, гіпотэза прыводзіцца новая, а таму і прыгоды займальныя і новыя. У іх выразна праяўляецца характар савецкіх дзяцей, асабліва Светазара, які не жадае бачыць «паноў» на Марсе і смела ўстанаўлівае справядлівы «грамадскі лад» сярод яхаў.

Мала цікавымі здаюцца прыгоды Светазара і Святланы ў Амерыцы, таму што тут пісьменнік не расказвае чытачу нічога новага. Пра становішча бедных фермераў, пра бяспраўе неграў можна прачытаць і ў газетах, ці варта для гэтага выкарыстоўваць фантамабіль?!

Апошнюю старонку аповесці Я. Маўра перагортваеш з пачуццём чакання: здаецца, самае цікавае яшчэ наперадзе, там, дзе ажыццёвіцца абяцанае аўтарам «падарожжа на такую планету, як наша Зямля». Чытач чакае працягу аповесці.

Ёсць цікавыя прыгоды і ў «Шостым акіяне» М. Гамолкі, асабліва такія, як знаходжанне Макса Вела за бортам касмічнай ракеты, апісанне магнітнай буры на сонцы ў час палёту ракеты «Вулкан» на Месяц і яе вынікаў для астранаўтаў. Але ёсць і такія, якія не звязаны з навукова-фантастычнай тканінай рамана і выглядаюць зусім лішнімі. Гэта, у першую чаргу, прыгоды амерыканскага вынаходніка Вілі Рэндала на караблі «Чорная страла». Сумленны інжынер абурыўся намерам капіталіста Уолтара выкарыстаць сканструяваную ім касмічную ракету для нападу і захопу штучнага спадарожніка «Малога Месяца» і вырашыў уцячы са Штатаў. Як бачым, у навуковую фантастыку тут уводзяцца грамадскія, палітычныя матывы, што зусім правамерна. Але самі прыгоды пазбаўлены арыгінальнасці і здаюцца безгустоўным пераказам знаёмага. Вілі грыміруецца пад кіраўніка завода і, абдурыўшы паліцэйскіх, забірае свой атамны пісталет. Міжволі прыгадваюцца старонкі з «Гіпербалоіда інжынера Гарына» А. Талстога, дзе адбывалася нешта вельмі падобнае.

Мала верагодным здаецца ўсё, што здарылася з Рэндалам на электраходзе. Зусім наіўнымі, архаічнымі атрыбутамі аванцюрнага твора з'яўляюцца гадзюка і страла, пры дапамозе якіх робіцца замай на Рэндала. Як тут не ўспомніць прыгоды Шзрлака Холмса, «Стракатую стужку» і іншае! Усё гэта нельга апраўдаць тым, што раман разлічаны на юнага чытача — менавіта ў дзяцей варта выхоўваць добры мастацкі густ і здаровую зацікаўленасць сапраўды разумнымі прыгодамі. Добрая навукова-прыгодніцкая аповесць не адрасуецца пэўнаму ўзросту. Кнігі Г. Уэлса, Ж. Верна, А. Бяляева, А. Талстога з аднолькавым захапленнем чытаюць дарослыя і дзеці. А ў рамане М. Гамолкі нават дзеці могуць заўважыць непраўдападобныя сітуацыі. Напрыклад, нельга ўявіць сабе, каб хлопчык Алег Дрозд змог кіраваць ракетай, каб ракета паляцела з... незачыненымі дзвярамі, або каб шпіён Баброў, без трэніроўкі, трапіўшы ў «Вулкан», паводзіў сябе таксама, як астатнія, умеў апранаць складаны касмічны касцюм і карыстацца ім.

Дарэчы, пра шпіёнаў. Навуковая фантастыка мае такія багатыя магчымасці зацікавіць чытача, што можа абысціся і без шпіёнскіх інтрыг. Апрача таго, пісьменнік павінен быць чулым да голасу часу. Зусім відавочна, што настае пара, калі для далейшага прагрэсу чалавецтва неабходна цеснае супрацоўніцтва вучоных усіх краін. Пра гэта нястомна клапоцяцца наша партыя, савецкі ўрад, на міралюбівае творчае супрацоўніцтва накіравана ўся палітыка нашай дзяржавы. Аб гэтым шмат разоў гаварыў Мікіта Сяргеевіч Хрушчоў.

Петров Эдуард

#606 позавчера в 23:45цитировать

продолжение:

Не злыя намеры, а мірнае супрацоўніцтва вучоных заслугоўвае заняць месца на старонках навукова-фантастычных кніг. Гэта неабходна і ў выхаваўчых мэтах. Празмернае захапленне «шпіёнскімі» кнігамі часам выклікае ў дзяцей няправільныя ўяўленні. Адна з высакародных мэт навукова-фантастычнай літаратуры—паказаць, што не шпіёны рухаюць навуку, а вучоныя, прывіць вучням павагу да вучобы, раскрьіць перад імі вялікае значэнне аб'яднаных намаганняў вучоных розных краін дзеля агульнай карысці ўсіх народаў. Яго яшчэ няма, гэтага ўсеагульнага супрацоўніцтва, але гэта такая важная справа, аб якой варта памарыць.

Навуковая фантастика — жанр мастацкай літаратуры. Таму і ў ім першаступеннае значэнне маюць жывыя чалавечыя характары. У кнізе, як і ў жыцці, галоўнае — чалавек. У навукова-фантастычных творах, якія малююць карціну далёкай будучыні, стварыць жывы мастацкі вобраз не так лёгка. Тут усё залежыць ад светапогляду мастака. Буржуазнаму пісьменніку, які назірае вакол сябе разлажэнне і ўпадак, будучыня ўяўляецца ў яшчэ болын змрочным святле. Так паяўляюцца ў творах галавастыя вырадкі з гіпертрафіраваным мозгам і атрафіраванай душой, накшталт герояў Г. Уэлса. Савецкі пісьменнік бачыць будучыню, асветленую сонцам камунізма, а людзей — дужымі, смелымі, справядлівымі, сумленнымі, гарманічна развітымі. Такімі намаляваў іх у сваім рамане I. Яфрэмаў.

Героі Яфрэмава — з'ява новая ў сучаснай літаратуры і амаль выключная, яшчэ ніхто не спрабаваў да яго зазіраць так далёка наперад.

У большасці ж навукова-фантастычных твораў апошняга часу дзейнічаюць, як правіла, нашы сучаснікі або людзі бліжэйшай будучыні. Але, захапіўшыся навуковай гіпотэзай, тэхнічнай праблемай або вынаходніцтвам, пісьменнікі часта зводзяць герояў да ўзроўню ўмоўных фігур, схем, якія пазбаўлены жывых чалавечых рысаў. Нават у такога вопытнага пісьменніка, як Я. Маўр у аповесці «Фантамабіль прафесара Цылякоўскага» з трох герояў — прафесара, Святланы і Светазара— найбольш жыва намаляваны толькі адзін — Све-тазар. Ён надзелены пэўным характарам: гэта хлопчык разумны, цікаўны, валодае ведамі, даступнымі для яго ўзросту, смелы і рашучы. 3 якім запалам ажыццяўляе ён на Марсе «сацыяльную рэвалюцыю» ў поўнай адпаведнасці з тымі поглядамі на свет і грамадства, якія выхаваны ў ім савецкім ладам! Ён адбірае ў марсіянскага царка «бао» яго магутную зброю — агонь і аддае яго «яхам». «Не паспел! зрабіцца людзьмі, а ўжо строіце з сябе нейкіх паноў»,— гнеўна ўшчувае ён «бао» і яго блізкіх. А сястру, якая дазволіла сабе насмешку па адрасу марсіян, Светазар строга дакарае: «Ты не маеш права здекавацца з якой бы там ні было асобы, хай сабе будзе яна падобнай і да мядзведзя».

Гуманнасць' Светазара праяўляецца і ў намаганнях «прыстасаваць да сумленнага жыцця» звергнутага «бао» і яго світу.

Пра Святлану амаль няма чаго сказаць, гэта дзяўчынка наогул самастойным характарам у аповесці не надзелена.

Прафесар Цылякоўскі вонкава апісаны падрабязна — гэта шаноўны васьмідзесяцігадовы стары, энергічны, добры, уважлівы. Сёетое гаворыцца аб яго біяграфіі, якая вельмі падобна (як і прозвішча) да біяграфіі вялікага вучонага, летуценніка і геніяльнага вынаходцы Канстанціна Эдуардавіча Цыялкоўскага. Пётр Трафімавіч Цылякоўскі — у мінулым настаўнік гімназіі, які траціў увесь свой заработан на навуковыя доследы; цяпер ён—прызнаны светам вучоны. Але ў кнізе яго роля абмяжоўваецца тым, што ён расказвае, рас-тлумачвае, г. зн. з'яўляецца своеасаблівым аўтарскім рупарам. Інакш кажучы, гэта службовая фігура, а не дзейная асоба.

А якімі паказаны людзі недалёкага заўтра ў рамане «Шосты акіян»? На жаль, і на іх вобразах адчуваецца выразны адбітак штампу. Акадэмік Дзянісаў, спакойны, упэўнены, смелы вучоны, якім і павінен быць начальнік экспедыцыі на Месяц. Алег — таксама смелы і таксама валявы. Зіна і Наташа — персанажы службовыя, уведзеныя для «ажыўлення» сюжэта.

У другой частцы рамана вялікую сімпатыю выклікае вобраз штурмана амерыканскай ракеты негра Роба Пітэрса — чалавека гордага, але справядлівага. Па сваёй дабраце ён выратоўвае на Месяцы ад смерці капітана ракеты, авантурыста Поля Арноля, але рашуча спыняе яго спробы ўстанавіць на Месяцы парадкі паўднёвых штатаў.

Паколькі ў рамане паказаны людзі хоць і недалёкай, але ўсё ж будучыні, не хацелася б бачыць ся-род іх ні бюракрата і самадура, якім паказаны дырэктар Астранамічнага інстытута Мельнік, што спадзяецца больш на «сувязі», чым на свой аўтарытэт вучонага, ні начальніка радыёлакацыйнага цэнтра жуліка Фёдарава. Іх, як вядомага ўсім Пабеданосікава, абавязкова адкіне прэч — і вельмі хутка — «машына часу».

Далёка не ўсе старонкі нашай навуковай фантастыкі «дацягваюць» да ўзроўню мастацкага твора. Пісьменнікі, якія працуюць у гэтым жанры, не абцяжарваюць сябе карпатлівай працай над стварэннем мастацкага характару, над стылем твора. Толькі гэтым можна вытлумачыць спрошчанасць у абмалёўцы характараў герояў, безгустоўнасць і схематызм у пабудове сюжэта.

Сучасны чытач, непасрэдны ўдзельнік многіх пераўтварэнняў, зразумела, чакае ад пісьменніка ўсхваляваных кніг, якія вучылі б яго марыць, абуджалі цікавасць і любоў да навукі,. пашыралі кругагляд і вабілі б наперад, у будучыню. А выхоўваць у чалавеку імкненне да цудоўнай будучыні, да камунізма, значыць, выхоўваць у ім палымянае жаданне справай наблізіць гэтую будучыню.

У навукова-фантастычных творах мы непазбежна сустракаемся і знаёмімся з новай тэхнікай. Трэба, каб яна паказвалася ў дзеянні, як магутны сродак у руках герояў, якія карыстаюцца ёю. А пералічэнні або нават апісанні «з боку» не абуджаюць нашага ўяўлення. Вельмі многа сухіх навуковых матэматычных, астранамічных выкладак мы знаходзім і ў рамане I. Яфрэмава.

Некалькі слоў аб форме. Нават на прыкладзе трох разгледжаных твораў можна бачыць, што навукова-фантастычны змест можа «ўкладвацца» ў разнастайныя формы. У Яфрэмава знаходзім лаканічнасць апавядання, сцісласць сюжэта, хуткую змену падзей. Героі яго твора немнагаслоўныя, яны блізкія да таго, каб разумець адзін аднаго без слоў, нібы чытаючы думкі.

Я. Маўр выбраў форму прывабнай казкі, якая так добра гарманіруе з яго юнымі героям! М. Гамолка палічыў за лепшае рамкі разгорнутага рамана. А колькі яшчэ ёсць іншых форм...

Чалавек накіраваўся ў сусветную прастору. Што цягне яго ў такую бязмежную далеч? «Чалавек адважыўся пакінуць Зямлю, акунуцца ў цемру, холад, вечнае аняменне. Навошта? Каб яшчэ мацней палюбіць сваю блакітную планету, прынесці ёй сапраўдны росквіт і шчасце». Так прачула і шчыра піша М. Гамолка, але тлумачэння радаснай перспектывы тут усё ж няма. Якім чынам пазнанне космасу паслужыць росквіту і шчасцю Зямлі? Мільгае ў кнігах думка аб запасах каштоўных каменняў і золата на іншых планетах. Але ці варта вазіць іх з далёкіх зор або нават з Месяца, ці не дарагавата гэта абыдзецца? Toe ж можна сказаць i аб залежах урану, які мае да таго ж цану толькі сёння, калі навука пакуль пасцігла сакрэт рашчаплення ядра нямногіх элементаў. Заўтра яна знойдзе шляхі здабываць гіганцкую энергію, рашчапіўшы ядро, скажам, азоту або крэмнію. Не, не па золата і дыяменты накіроўваецца ў космас чалавек. 3 незапамятных часоў ён насяляў Месяц і зоркі жывымі ісготамі, часцей за ўсё людзьмі, каб не быць адзінокім у сусвеце. У гэтым адвечным імкненні ў космас са спадзяваннем адкрыць у ім жыццё было стыхійнае праяўленне матэрыялістычнага тлумачэння свету, як адзінага цэлага з адзінымі законамі развіцця.

У «Туманнасці Андрамеды» вучоны Мвен Мае гарыць палымяным жаданнем знайсці спосаб пераадолення прасторы і часу, які дае магчымасць чалавеку Зямлі паціснуць руку насельніку якой-небудзь далёкай зоркі, што знаходзіцца ад нас на адлегласці мільёнаў светавых год. I хоць дослед яго заканчваецца катастрофай, чытач пераконаны, што навуковая ідэя, якая нарадзілася з жыццё-вай необходнасці, рана ці позна стане явай. Так і трэба марыць: з вялікай смеласцю і верай у здзяйсненне мары.

Якія ж тэмы з галіны навуковай фантастыкі чакаюць сёння свайго вырашэння? Умовы палёту ў міжзорную прастору дзякуючы дасягненням савецкай навукі цяпер не могуць служыць прадметам фантастыкі, — гэта ўжо рэальнасць. Затое пісьменнікам-фантастам прадастаўляецца права і магчымасць першымі зазірнудь у нязведаны свет. Яны могуць адкрыць перад намі свет нежывы або населены. I на зямлі мы бачым вялікую разнастайнасць форм жыцця, тым больш вялікая яна можа быць у маштабах неабсяжнага сусвету.

А колькі цікавых, хвалюючых нашу моладзь тэм хаваюць у сабе адкрыцці ў галіне выкарыстання тэрмаядзерных рэакцый, цяжкай вады, вытворчасць якой звязана з велізарнай рызыкай. Нямала казачных і сапраўды фантастычных матэрыялаў могуць даць пісьменнікам факты даследаванняў паверхні Месяца і Сонца, атрыманыя пры рабоце касмічных навуковых станцый.

Нарэшце, пісьменнік можа пазнаёміць нас з насельнікамі іншых планет не толькі накіроўваючы сыноў Зямлі ў вялікія падарожжы, але і прывёўшы да нас астранаўтаў з космасу. Для навуковай фантастыкі гэта зусім не навіна. Некалі Герберт Уэлс у сваім рамане паказаў жорсткіх і крыважэрных марсіян, якія з'явіліся на Зямлю, каб заняволіць яе. Такі напрамак думак быў натуральны для мастака, які жыў у эпоху панавання капіталізма з яго воўчымі законамі. Пры цяперашнім развіцці навукі і тэхнікі народам, а паступова і ўрадам капіталістычных краін становіцца ўсё больш зразумелай непазбежнасць і неабходнасць мірнага суіснавання і супрацоўніцтва. Таму ў нашы дні тэма ўзаемаадносін паміж светамі павінна атрымаць новае, гуманістычнае гучанне. Хочацца ўбачыць, пакуль хоць бы ў кнігах, невядомых яшчэ сяброў, асабліва тых, якія, магчыма, ужо жывуць у светлым будынку, які ўзводзіцца намі, — у камунізме. А што такія ёсць, мы не пярэчым, бо не лічым сябе «вянцом тварэння», якімі б вялікімі ні былі нашы дасягненні. Мы ж, матэрыялісты-дыялектыкі. не прызнаём ніякіх «вянцоў».

3 засмучэннем аглядаем мы бібліятэчную паліцу, дзе стаіць пакуль зусім маленькая сям'я навукова-фантастычных раманаў і аповесцей. 3 нецярпеннем чакаем новых, больш мастацка дасканалых і цікавейшых, смелых па ідэі навукова-фантастычных твораў, якія хацелася б прачытаць, не адрываючыся, а потым горача паспрачацца аб прачытаным і соладка памарыць.

"Маладосць" №5 1960 г.

«Борьба́ в эфи́ре» — утопический роман (повесть) Александра Беляева, первоначально опубликованный в 1927 году под названием «Радиополис» (журнал «Жизнь и техника связи» № 1—9). Одно из немногих произведений советской фантастики, сюжет которого включает войну США и СССР. Отдельное книжное издание вышло в 1928 году, переиздания последовали лишь после 1986 года.

По сообщениям французского инженера и писателя Жака Бержье, творчество фантастов зачастую представляло интерес для военно-промышленных и разведывательных кругов, хотя бы из соображений упреждения несвоевременного разглашения секретных идей. Немецкая разведка проявляла интерес к архиву Беляева, принимая во внимание его дружбу с К. Циолковским и работу над книгой об основоположнике ракетной техники. Также Бержье утверждал, что видел секретный циркуляр Госдепартамента, предписывающий раздобыть экземпляр библиографической редкости — романа «Борьба в эфире» — как единственного в советской фантастике описания войны с США. А. Лукашин считает, что романом заинтересовалось ЦРУ с целью понять, на каком уровне находятся советская наука и техника (Александр Беляев. Борьба в эфире. Пермь: Пермское кн. изд-во, 1991 г., с. 471-474)

Википедия.

*

В 1933 г. А.Беляев в романе «Прыжок в ничто» «разгласил» намерение гитлеровских ракетчиков бомбардировать радиоуправляемыми ракетами не только Лондон, но и Нью-Йорк. Через 10 лет в сейфе Вернера фон Брауна лежал совершенно секретный план ракетной бомбардировки Нью-Йорка.

В этой связи не покажется странным, что немецкая разведка тайно рылась в архиве А.Беляева[67] в оккупированном Пушкине, под Ленинградом. Особенно если учесть, что А.Беляев был в тесной дружбе с К.Циолковским, что последний после прихода Гитлера к власти прервал переписку с сотрудниками В. фон Брауна, которую они настойчиво поддерживали, и информация из Калуги прекратилась; что патриарх ракетного дела в предисловии ко второму изданию «Прыжка в ничто» высоко оценил научную сторону романа. Известный писатель и ученый Жак Бержье, участник Сопротивления, рассказывает, что гестапо конфисковало у него при аресте библиотеку научно-фантастической литературы. В ней, к слову сказать, было немало книг советских авторов.[68] Из книги Ж.Бержье «Секретные агенты против секретного оружия», а также из других источников известно, что американских разведчиков обязывают читать научную фантастику и она составляет значительную часть обширных книжных фондов ЦРУ. В руки Ж.Бержье попался циркуляр госдепартамента, предписывавший достать экземпляр книги А.Беляева «Борьба в эфире» (библиографическая редкость).[69]

67

О.Орлов — Биографический очерк об А.Беляеве. / А.Беляев — Собр. соч. в 8 тт., М.: Мол. гвардия, 1964. с.516.

68

Ж.Бержье — Советская НФ литература глазами француза, с.411.

69

Там же. с.412.

А. Бритиков. Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы). Книга вторая. Некоторые проблемы истории и теории жанра.

*

И тогда кончину писателя принялись обставлять подробностями:

«Рассказывают, будто немецкий майор, военный комендант Детского Села (то есть Пушкина. — З. Б.-С.), узнав, что в подведомственном ему городе скончался писатель, чьи произведения он знал и любил (многие беляевские книги были к тому времени переведены в Германии и пользовались там популярностью — в первую очередь роман „Властелин мира“ и Вагнеровский цикл), устроил ему похороны с оркестром и воинскими почестями. Впоследствии, когда немецкая оккупационная политика резко ужесточилась, майору, говорят, пришлось за это ответить — Бог весть, сколь серьезно».

З. Бар-Селла

*

Сразу после выхода роман был подвергнут суровой критике и по существу запрещен к переизданию, хотя по форме представлял вполне «традиционную» коммунистическую утопию. Но это не совсем так. Беляев (вольно или невольно) написал роман-буфф, пародию на штампы коммунистических утопий. Мир будущего «Борьбы в эфире» — это не только мир технических чудес, это мир, где существуют два враждебных друг другу социально-политических лагеря: Советская Европа и последний оплот загнивающего капитализма — Америка. Янки в изображении Беляева выглядят, мягко говоря, карикатурно: маленькие, заплывшие жиром, лысые и с большими головами. Однако и представители «коммунистического лагеря» обрисованы не лучше: хлипкие, лысые уродцы. Так что неудивительно, что роман оказался на долгие годы под «негласным» запретом, превратившись в библиографический раритет.

Зато особый интерес в годы «холодной войны» проявили к роману советского фантаста американские издатели. По некоторым сведениям, роман вышел на английском языке по рекомендации… спецслужб США! Еще бы, ведь в книге впервые была описана война СССР с Америкой. А американский читатель должен знать, какие технологии может использовать «Империя Зла» в вероятной войне против «Свободного мира».

В 1967 году в 22-м номере журнала «Радио и телевидение» был опубликован маленький фрагмент из книги. Но в полном объеме роман «Борьба в эфире» вернулся к читателю лишь в перестроечные годы — в сборнике «Последний человек из Атлантиды» (1986).

Роман смело можно назвать Каталогом научных и научно-фантастических идей. Достаточно упомянуть, что в «Борьбе в эфире» А. Р. Беляев одним из первых в мировой фантастической литературе описал андроида — синтез живого человека и машины. А по числу прозорливых научных предсказаний «Борьба в эфире» занимает первое место среди беляевских произведений: электронные музыкальные инструменты синтезаторы (электроорганы), мобильные радиотелефоны, видеотелефоны, воздушные аппараты с вертикальным взлетом, высотная обсерватория, радиочасы, передача факсимильных изображений по радио, ракетные стратосферные корабли, телевидение с центральной фильмотекой, гироскопическая стабилизация летательных аппаратов, видеокарта, радиокомпас, операция по устранению близорукости, пластическая хирургия, электромассажеры, средство для уничтожения волос, освещение бактериями, телеобщение, светомузыка, автоматизированные боевые машины, машины-мосты, производство искусственных драгоценных камней, звуковое оружие, атомная бомба, развитие атомной энергетики и т. д., и т. п.

Е. Харитонов. Комментарии к собранию сочинений А. Беляева. Том "Продавец воздуха". 2009. Серия «Отцы-основатели». Русское пространство. Александр Беляев. Эксмо. 2009 — 2010 гг.

*

Aleksandr Beliayev

The Struggle in Space: Red Dream: Soviet-American War

Борьба в космосе: Красная мечта: Советско-американская война

Язык издания: английский

Washington, District of Columbia: ArFor Publishers, 1965 г.

Серия: Arfor Classics in Astronautics

ISBN: не указан

Тип обложки: мягкая

Формат: другой

Страниц: 116

Описание:

Translated from the Russian and with an introd. by Albert Parry.

Инф. Андрея Малышкина Kons

7. Попытки получения гибридов человека и животных.

Г. Уэллс. "Остров доктора Моро" (1896)

К. Фезандие. "Тайна Сирены" (1925)

Б.Туров. "Остров гориллоидов" (1939)

Ф. Ильин. "Долина новой жизни" (1928, 1967)

https://www.altshuller.ru/rtv/sf-register...

На русском языке он был опубликован в журнале "Мир приключений" №5 за 1925 г. в переводе Л. Савельева

На основе его сюжета, А. Беляев написал некоторые сюжетные ходы "Человека-амфибии" и "Головы профессора Доуэля".

Доктор Хэкенсоу ставит опыты по сращиванию частей тела различных организмов. Однажды, находясь в цирке, он становится свидетелем несчастного случая с юной акробаткой Оллой и пытается помочь ей своими методами...

https://fantlab.ru/work463373

*

По-французски — «L'Homme Qui Peut Vivre dans l'Eau», а по-русски – «Человек-Рыба». Часть 1.

В 1909 году французский писатель Жан де ля Ир опубликовал свой роман «L'Homme Qui Peut Vivre dans l'Eau». Его главным героем является злой гений Фульбер, мечтающий о власти над миром.

Он пересаживает маленькому Гиктанеру жабры молодой акулы и с детства внушает ненависть ко всем людям. Роман начинается, что выросший Гиктанер запросто пускает ко дну целые эскадры, а его зловещий наставник предъявляет мировой общественности один ультиматум за другим.

В первом сентябрьском номере петербургской газеты «Земщина» в 1909 году начинает публиковаться анонимный перевод этого романа. Перевод немного сокращенный, и вдобавок мне пришлось, самую малость, изменить текст, чтобы не вызывать праведного гнева от деталей, ставших в наши дни несущественными.

Роман написан очень складно и легко читается, я кроме небольшой редактуры, привёл его к современным правилам орфографии русского языка.

К слову сказать именно публикация этого романа на русском языке, наряду с рассказом К. Фезандие «Тайна Сирены», стала толчком к написанию А. Беляевым своего «Человека-амфибии».

Коллега dimixin

https://dzen.ru/a/ZD0noJgliDYU4xE2

https://dzen.ru/a/ZD6LVpiDtg7PRKb3

Сам Беляев неоднократно утверждал, что замыслом своим он обязан заметке в «Известиях» — там рассказывалось о судебном процессе над аргентинским профессором, который хирургическим путем всячески совершенствовал человеческий организм. Только судили его не за бесчеловечные эксперименты, а за гордыню — вздумал, дескать, состязаться с самим Творцом .

Не прошло и четверти века, как Михаил Золотоносов отыскал концы: роман точно был, а вот книги не было. По-русски не было. Что ж было? А была публикация в газете «Земщина» — вообще без имени автора и под названием «Человек-рыба». Перевод с французского. А французский оригинал назывался «L’Homme que peul vivre dans l'eau» — «Человек, который мог жить под водой». Печатался роман в парижской газете «Матэн» — в 1909 году, с июля по сентябрь. И уже в сентябре появился в «Земщине». Правда, в сильно урезанном виде: «Матэн» уделила роману 62 «подвала», а «Земщина» — всего 13.

Автора же звали Жан де Лa Ир (впрочем, и это псевдоним — родители наградили его именем куда более звонким: Adolphe d'Espie de La Hire). Далее дадим слово Золотоносову:

«Во французском романе действует некий Фульбер, целью которого является достижение власти над миром ордена иезуитов. <…> Фульбер находит Оксуса, изобретателя и по совместительству хирурга, который пересаживает мальчику (его назвали Гиктанер) жабры молодой акулы, заменяющие одно легкое. Мальчик может находиться и в воде, и на воздухе. Действие, естественно, происходит на заброшенном острове… в Персидском заливе, где оборудовано комфортабельное логово Фульбера и спрятаны его сокровища.

После того как Гиктанер вырастает, злой Фульбер внушает ему ненависть к людям и обучает топить корабли и целые эскадры с помощью жутких торпед. Фульбер уничтожает военную силу человечества и захватывает ценности, которые находились на кораблях. Весь мир охватывает паника, Фульбер предъявляет человечеству ультиматумы, в Марселе собирается международный конгресс для поиска выходов. Благодаря связи с разветвленной организацией международных анархистов (их российскую ветвь возглавляет Ройтман) дестабилизация мирового порядка идет особенно интенсивно. Естественно, в дело замешивается девушка-красавица, которую зовут Моизетта. Гиктанер и Моизетта влюбляются друг в друга, благодаря Моизетте Гиктанер узнает о существовании Бога и осознает, что поступает дурно, уничтожая человечество, и вскоре перестает подчиняться Фульберу. Происходит множество событий, в результате которых Гиктанер даже стреляется, думая, что потерял Моизетту, но международные силы порядка доставляют его в Париж, где светила медицины удаляют у него акульи жабры и возрождают к жизни, и в итоге Гиктанер с Моизеттой женятся и поселяются на Таити. Happy end[262].

Русская переделка романа появилась… в „Земщине“ — антисемитской газете, осенью 1909 года больше всего озабоченной тем, чтобы на выборах в Государственную Думу не прошли кадеты во главе с Милюковым. Отсюда явный политический смысл, который был придан фантастическому сочинению: Фульбер стал евреем, а власть над миром, которой он добивается, это власть международного еврейства, желающего „поработить человеческую расу“. 60 еврейских эмиссаров в разных странах подчинены Фульберу и работают на него. За этим исключением все сюжетные линии в русской переделке сохранены. Оксус пересаживает Гиктанеру жабры акулы, Гиктанер вырастает и начинает топить суда… Действуют и анархисты, только Северак стал Севераном, Vampa — Вампирини, a Gavrilo — Гавриловым. Попутно даются картины преступной деятельности русских анархистов и тайные заседания „Союза всемирного владычества евреев“… В финале Гиктанера доставляют в Петербург, где светила медицины удаляют у него акульи жабры и возрождают к жизни, и в итоге Гиктанер с Моизеттой женятся и поселяются на Таити. Фульбер исчезает. Happy end»[263].

https://coollib.com/b/252498-zeev-bar-sel...

*

"Тайна Сирены" в переводе Л. Савельева

в 1940 г. — 57 глав с эпилогом.

в 1951(2) г. — 53 главы с эпилогом (сдавали в печать сразу после новогодних праздников, на передней обложке — 1951 г., на титуле — 1952 г.)

в 1953 г. — ровно 53 главы с эпилогом.

в 1955 г. — ровно 55 глав с эпилогом.

в 1958 г. — 64 главы с эпилогом.

В газетно-журнально-книжных изданиях 1938-1940 гг. Хоттабыч щеголял в новой пиджачной паре из белого полотна.

В изданиях 1952 — 1975 гг. в новой парусиновой пиджачной паре.

В 1938-1940 г. — в вычурных, богато расшитых золотом и серебром туфлях.

В 1953, 1955, 1956, 1958, 1959, 1961, 1972, 1975 гг. — в розовых туфлях с загнутыми носками.

Женя Богорад на Востоке.

Об этой же пресловутой Индии Волька вытянул экзаменационный билет.

1-я редакция 1940 г.: пребывание Жени в Индии обходится молчанием — чтобы не обострять "отношения с вице-королем Индии".

2-я редакция 1952 г и дополненная -1953 г..: описывается, как Женю продают в рабство в Индии (вариант 2-а).

В 1955 году, в период начинающейся дружбы СССР с Индией, автор переписывает эпизод, и Хоттабыч забрасывает Женю не в Индию, а в г. Мокка в Йемене, где его опять-таки продают в рабство на кофейную плантацию (вариант 2-б)

3-я редакция 1956 г.(?): "хинди, руси — бхай-бхай!" — никакого рабства, Женю с восторгом чествуют в индийских деревнях, носят на руках, вместе поют "Катюшу"

В одном варианте 3-й редакции — Женю забрасывают в выдуманный автором г. Сокка придуманного им же королевства Бенэм (ориентировочно, в районе Индии, т.к. упоминаются бамбуковая палка и рабовладелец). 55 глав с эпилогом говорят о принадлежности текста к одной из редакций 1955 г. Сама книга 1956 г. изд.

http://books.rusf.ru/unzip/add-on/xussr_l...

https://fantlab.ru/edition16844

1953 г.- Известна ли тебе, к примеру, история о трёх чёрных петухах багдадского цырюльника и его хромом сыне?

СХ был издан в среднеазиатских республиках СССР (что неудивительно), а также на русском в 1958 г. в Ташкенте (по моск. изд. 1955 г.) с русско — узбекским словарём, и даже в 1967 г. на языке народа "амхара", проживающего в Эфиопии:

В 1958 г., видимо после знакомства с Виктором Платоновичем Некрасовым, Л. Лагин, на дружеской ноге, вывел его как двоюродного дядю Вольки, знатного экскаваторщика. То же — в 1972 г.

В 1940 г., 1951 г., 1953 г. , 1955 г. главы "Волька Костыльков — племянник аллаха" нет в принципе, а в 1973 г.-опального уже В. Некрасова (в 1972 г. исключённого из КПСС) заменяет некто нейтральный — Василий Петрович Протасов. В 1975-м — Виктор Антонович Некрасов, который, видимо, на момент цензуры ещё находился в СССР, а был вынужден эмигрировать в конце 1974 г.)

Последнее прижизненное издание увидело свет в 1979 г. и в нём Василий Петрович Протасов.

В. Ольден. Затеи профессора Вагнера (перевод Н. Жаринцовой)

журнал «Родник», 1898 год, № 2, стб. 389-408

William Livingston Alden. The Professor’s Jump

(Published in The Idler, Vol. VIII, August 1895, pp 18-23)

"У меня творчество Александра Романовича Беляева оставило только хорошие впечатления. И профессор Вагнер не последний персонаж, к жизни и идеям которого автор подошел основательно. По этому к рассказам о плагиате у Беляева я отношусь скептически, особенно после того, как прочитал Де ля Ира. У нас мало говорят о Буратино или Изумрудном городе: все сходства видны не хуже, чем различия и это признано официально. В ответ на упоминание, что Истории о докторе Айболите вдохновлены историями о докторе Дулиттле — многие просто разведут руками. Но это детские книжки. А Беляев где-то что-то переписал, где-то взял «чужую» идею. Тем более, что «первоисточники» забыты и у некоторых такие открытия вызывают шок.

«Ковер-самолет» — это тоже переделка. История блошиного прыжка Вагнера повторяет рассказ Олдена (William L. Alden) «Прыжок профессора». И, возможно, сам рассказ Беляева основывается на нескольких рассказах о профессоре ван Вагнере (случай с ботинками может отсылать к «Прогулке по воздуху»). Довольно странно, что Беляев взял за основу небольшие юмористические рассказы конца XIX века. Наверное, чтобы никто не догадался. Но, на самом деле, здесь кроется завидная доля иронии. Тем более: зачем известному автору чуть ли не полностью копировать чужое произведение в 1936 году, если он по нему прошелся в 1929 («О блохах» говорит и о пружинах, и о прыгающих солдатах ван Вагнера). Дело в том, что истории Олдена — анекдот, а профессор ван Вагнер — взбалмошный старик, считающий любую, даже самую вздорную, идею вызовом современной науке. Он постоянно в синяках, а испытания его изобретений заканчиваются нагоняем от жены и дают повод зевакам обсудить возможную причину будущей смерти «естествоиспытателя». Олден намеренно делает ван Вагнера плохим примером. Вагнер Беляева — его полный антипод. Иван Степанович Вагнер живет в такой же отсталой стране, как и всякое американское предместье, но никакие домыслы ему не указ — с ними он борется. Пускай он так же взбалмошно ставит перед собой совершенно нелепые и откровенно никому не нужные задачи, но и они сами, и их решения становятся всё сложнее и сложнее. Потому, что именно так, незаметно для Нас, наступает Будущее. И еще через несколько лет профессор Вагнер покажет что-нибудь совершенно невообразимое. Рассказы о профессоре Вагнере перекликаются друг с другом, давая сложную картину восприятия научных идей: с точки зрения науки, наблюдателя и сплетней в газетах. И из всего этого рождается сложная и противоречивая фигура изобретателя, который делится своим знанием с читателем.

Анекдоты будут всегда. В них меняются только имена и названия. Я думаю, Александр Романович проделал большую работу, чтобы вывести своего персонажа на новый уровень и противопоставить его косности мышления толпы. Если же найдутся люди, считающие плагиатом все, — вплоть до наскальных рисунков, то можно сказать — что это бродячий сюжет. Такого в фантастической литературе, как ни странно, много."

Коллега Козлов

***

А. Беляев. Цикл "Изобретения профессора Вагнера"

+ Творимые легенды и апокрифы (1929)

-Ковёр-самолёт (1936)

-Чёртова мельница (1929)

-Над бездной [= Над чёрной бездной, Над бездной (Изобретения профессора Вагнера)] (1927)

-Человек, который не спит [= Человек, который не спит (Изобретения профессора Вагнера)] (1926)

-Гость из книжного шкафа [= Гость из книжного шкафа (Изобретения профессора Вагнера)] (1926)

-Амба [= Амба (Изобретения профессора Вагнера)] (1929)

-Хойти-Тойти [= Хойти-Тойти (Изобретения профессора Вагнера)] (1930)

https://fantlab.ru/work3075

***

Некоторые переводы из цикла "Ван Вагенер":

У. Олден. Затеи профессора Вагнера

Прыжок профессора (рассказ, перевод А. Танасейчука, иллюстрации А.С. Форреста), стр. 251-261

Победитель скачек (рассказ, перевод А. Танасейчука, иллюстрации Ф. Паркера), стр. 262-269

Прогулка по воздуху (рассказ, перевод А. Танасейчука, иллюстрации Д.Б. Уотерса), стр. 269-279

Их можно прочесть в сборнике https://fantlab.ru/edition269823

***

"Van Wagener"

Carter's Incandescent Cats (1894) [SF] by W. L. Alden also appeared as:

Variant: Incandescent Cats (1898)

A Tricycle Made for Two (1894) [SF] by W. L. Alden

Professor Van Wagener's Eye (1895) [SF] by W. L. Alden

The Fatal Fishing Line (1895) [SF] by W. L. Alden

The Explosive Dog (1895) [SF] by W. L. Alden

A Scientific Balloon (1896) [SF] by W. L. Alden

A Flying March (1896) [SF] by W. L. Alden

Van Wagener's Flying Cat (1896) [SF] by W. L. Alden also appeared as:

Variant: The Flying Cat (1898)

A Volcanic Valve (1897) [SF] by W. L. Alden also appeared as:

Variant: The Volcanic Valve (1897)

Van Wagener's Ways (1898) [C] by W. L. Alden

A Scientific Trap (1898) [SF] by W. L. Alden

The Professor's Jump (1898) [SF] by W. L. Alden

The Amphibious Torpedo (1898) [SF] by W. L. Alden

The Floating Magnet (1898) [SF] by W. L. Alden

Van Wagener's Clocks (1898) [SF] by W. L. Alden

"Wagnerium" (1906) [SF] by W. L. Alden

https://www.isfdb.org/cgi-bin/pe.cgi?25630

гугл — перевод

Ван Вагенер

«Кошки накаливания» Картера (1894) [SF] У. Л. Олдена также появлялись как:

Вариант: Кошки накаливания (1898 г.)

Трехколесный велосипед для двоих (1894) [SF] У. Л. Олдена

Глаз профессора Ван Вагенера (1895) [SF] У. Л. Олдена

Роковая леска (1895) [SF] У. Л. Олдена

Взрывная собака (1895) [SF] У. Л. Олдена

Научный воздушный шар (1896 г.) [SF] У. Л. Олдена

Летучий марш (1896) [SF] У. Л. Олдена

«Летающий кот» Ван Вагенера (1896) [SF] У. Л. Олдена также появился как:

Вариант: Летающий кот (1898 г.)

Вулканический клапан (1897 г.) [SF] У. Л. Олдена также появился как:

Вариант: Вулканический клапан (1897 г.)

Пути Ван Вагенера (1898) [C] У. Л. Олдена

Научная ловушка (1898) [SF] У. Л. Олдена

Прыжок профессора (1898) [SF] У. Л. Олдена

Торпеда-амфибия (1898 г.) [SF] У. Л. Олдена

Плавающий магнит (1898) [SF] У. Л. Олдена

Часы Ван Вагенера (1898 г.) [SF] У. Л. Олдена

"Вагнериум" (1906) [SF] У. Л. Олдена

***

Содержание цикла:

Carter's Incandescent Cats [= Incandescent Cats] (1894)

-

A Tricycle Made for Two (1894)

-

Professor Van Wagener's Eye [= Глаз профессора ван Вагенера] (1895)

-

The Fatal Fishing Line (1895)

-

The Explosive Dog (1895)

-

A Scientific Balloon (1896)

-

Прогулка по воздуху / A Flying March (1896)

-

Van Wagener's Flying Cat [= The Flying Cat; Летающий кот ван Вагенера] (1896)

-

The Volcanic Valve (1897)

-

A Scientific Trap (1898)

-

The Amphibious Torpedo (1898)

-

The Floating Magnet (1898)

-

Прыжок профессора / The Professor’s Jump (1895)

-

Van Wagener's Clocks (1898)

-

"Wagnerium" (1906)

-

Победитель скачек / The New Epsom Cup (1897) // Автор: Генри Мотли

https://fantlab.ru/work962134

***

У. Олден. Прыжок профессора

William Livingston Alden. The Professor’s Jump

Первая публикация: The Idler, Vol. VIII, August 1895, pp. 18-23.

***

Уильям Олден "Прыжок профессора" (публикация Mike66)

Полковникъ отложилъ газету въ сторону.

— Этотъ вопросъ „о силѣ прыжка у различныхъ животныхъ" напомнилъ мнѣ моего стараго пріятеля, профессора Вагнера, сказалъ онъ. — Потѣшный бьтлъ старикъ, хотя и ученый; и добрѣйшая душа... Хотите, разскажу, что онъ у насъ устраивалъ?

— Хотимъ, хотимъ! Раз-скажите! — закричали мы все.

— Хорошо. Дѣло было въ Берлинополльсѣ; городишко этотъ, какъ вы, можетъ-быть, слыхали, самое скромное, тихое и безобидное мѣстечко въ Соединенныхъ Штатахъ, и судьба поступила коварнѣйшимъ образомъ, забросивъ туда почтеннаго нѣмецкаго профессора. Онъ до такой степени увлекался наукой и всякими изобрѣтеніями, что ему не время и не мѣсто было находиться въ нашемъ богоспасаемомъ городишкѣ. Можетъ — быть, живи онъ въ будущемъ столетіи, въ какой-нибудь столицѣ, — его выдумки были бы признаны наукой, усовершенствованы и примѣнены на практикѣ; но никому изъ жителей Берлинополльса (начиная съ супруги самого профессора) не понять было хитроумныхъ затѣй, и даже меня, при всей симпатіи къ доброму старику, разбираетъ только смѣхъ, когда я вспомню объ его опытахъ.

Напримѣръ, хоть этотъ вопросъ о силѣ прыжка: батюшки свѣты, какая это была потѣха!..

Началось тоже по поводу газетной статьи. Захожу я къ профессору и застаю его въ волненіи: расхаживаетъ по своей мастерской громадными, грузными шагами, ерошитъ сѣдые волосы, сердито машетъ газетой и что-то бормочетъ. Замѣтилъ меня — поспѣшилъ навстрѣчу, протягиваетъ руки и говоритъ съ негодованіемъ:

— Вѣдь это возмутительно! Просто возмутительно!

— Что возмутительно, профессоръ? — спрашиваю.

— Да вотъ, прочтите! Тутъ высчитано, насколько далеко можетъ прыгать каждое животное, и оказывается, что хуже всѣхъ прыгаетъ человѣкъ, а лучше всѣхъ — блоха! Блоха, а?!... Вы только подумайте: человѣкъ, царь природы, можетъ перепрыгнуть разстояніе только въ три раза большее своего роста, а блоха, жалкое, глупое насѣкомое, свободно перепрыгиваетъ два фута, то-есть разстояніе въ 500 разъ большее ея собственной длины!.. Вѣдь это обидно, это оскорбительно!..

Очевидно, на профессора нашло крайне возбужденное настроеніе. Я уже зналъ, что послѣ этого обыкновенно создавался какой-нибудь удивительный планъ, основанный на электро-техникѣ, химіи, механикѣ и прочихъ мудреныхъ наукахъ. Глядя на разгорѣвшіяся щеки и блестящіе изъ-подъ косматыхъ сѣдыхъ бровей глаза моего пріятеля, я вспомнилъ о всѣхъ его прежнихъ изобрѣтеніяхъ, изъ которыхъ ни одно не удалось, какъ слѣдуетъ, и невольно улыбнулся:

— Что же, профессоръ, если ужъ это такъ обидно, то вамъ остается только выдумать способъ, посредствомъ котораго человѣкъ тоже могъ бы перепрыгивать разстояніе въ 500 разъ больше собственнаго роста.

— И выдумаю! И выдумаю! — загорячился старикъ. — Неужели человѣкъ не можетъ доказать жалкому насѣкомому свое превосходство? Неужели мы обязаны хладнокровно признавать надъ собой первенство такого неразвитого созданія, какъ блоха?.. Нѣтъ, нѣтъ! Тысячу разъ нѣтъ! Когда всѣ люди узнаютъ, какъ возмутительно перепутала природа свойства блохи и человѣка, то, навѣрное, скажутъ мнѣ спасибо за исправленіе подобной ошибки!.. He безпокойтесь, полковникъ: на этотъ разъ моя идея проста и удастся какъ нельзя лучше; даже мистриссъ Вагнеръ останется довольна.

Убѣждать, шутить, спорить — все было бы безполезно; послушавъ еще нѣсколько минутъ горячія разсужденія пріятеля, я распрощался.

Прошло почти два мѣсяца, въ продолженіе которыхъ я встрѣчалъ профессора только мелькомъ. Теперь онъ былъ чрезвычайно молчаливъ, сосредоточенъ и важенъ, какъ обыкновенно въ періоды созданія чего-нибудь небывалаго, и нисколько не измѣнялъ своего настроенія изъ-за пустяковъ, поражавшихъ каждаго, кто не зналъ о его послѣдней фантазіи: съ каждымъ выходомъ изъ дома на немъ оказывались новые синяки, шишки, ссадины, и за эти два мѣсяца онъ показалъ удивленнымъ жителямъ Берлинополльса, что человѣкъ можетъ хромать по крайней мѣрѣ десятью различными способами. Но профессоръ пользовался такимъ глубокимъ уваженіемъ согражданъ, что даже уличнымъ мальчишкамъ не приходило въ голову улыбаться, когда онъ показывался у своихъ оконъ съ цѣлой радугой синяковъ на лицѣ или отправлялся на прогулку самой невиданной походкой.

Я зналъ, что все это означаетъ, и искренно жалѣлъ старика, боясь, что онъ окончательно сломаетъ себѣ шею, не достигнувъ совершенствъ блохи.

Но прошло недѣль пять, и въ одно ясное майское утро профессоръ явился ко мнѣ въ блестящемъ видѣ: совершенно здоровый, очевидно, довольный собой и полный горделиваго достоинства.

— Вы помните, полковникъ, нашъ разговоръ относительно преимущества блохи передъ человѣкомъ? Ну, такъ знайте, что этого преимущества больше не существуетъ: съ помощью умницы-науки мнѣ удалось изобрѣсти способъ, посредствомъ котораго человѣкъ можетъ перепрыгнуть разстояніе въ 700 разъ длиннѣе его роста!

— Въ 700 разъ длиннѣе?... Это... это было бы ужасно любопытно увидѣть собственными глазами.

— Конечно, вы первый и увидите мое изобрѣтеніе: вы мой единственный другъ въ этомъ заглохшемъ мѣстечкѣ. Здѣсь люди прозябаютъ въ полномъ невѣдѣніи сокровищъ науки.

— Когда же и гдѣ вы покажете мнѣ первый опытъ?

— Выбирайте любое время; а мѣсто я приглядѣлъ уже самъ: ближайшее свободное пространство — это лугъ мистера Фадденса, на южномъ краю города.

— Отлично. Дѣйствительно, намъ не найти ближе места, гдѣ бы... вашъ ростъ... гдѣ бы вы могли такъ свободно прыгать... На лугу мистера Фадденса никто васъ не стѣснитъ и даже никто не увидитъ, кромѣ двухъ-трехъ коровъ А если попадутъ туда ненарокомъ городскія блохи, то, конечно, тутъ же перемрутъ отъ досады. Что же касается времени... да вотъ, сегодня послѣ завтрака мнѣ дѣлать рѣшительно нечего, а погода прекрасная. Отправимся, не теряя времени!.. Только не захватить ли намъ съ собой доктора на всякій случай?

— Полковникъ, вы прекрасный человѣкъ, но все еще не прониклись достаточной вѣрой въ науку. Поймите, что мое изобрѣтеніе построено на строгихъ научныхъ основаніяхъ, и докторъ намъ рѣшительно не нуженъ.

— Ну, какъ хотите.

Ровно въ два часа профессоръ зашелъ за мной. Приступая къ опыту, онъ былъ совершенно увѣренъ въ себѣ и спокоенъ. Подъ мышкой онъ держалъ большой свертокъ, а въ рукахъ удочку и весло. Когда я поинтересовался, зачѣмъ ему понадобились удочка и весло, старикъ отвѣчалъ:

— Для того, чтобы отвлечь отъ насъ вниманіе: если бы люди увидѣли, что мы отправляемся на пастбище съ цѣлью простой прогулки, они нашли бы это подозрительнымъ и могли бы увязаться за нами ради любопытства; а когда у насъ въ рукахъ рыболовныя принадлежности, — никому и въ умъ не придетъ заподозрить что-нибудь необыкновенное.

Это было совсѣмъ въ духѣ профессора. Ни на лугу мистера Фадденса и нигдѣ по близости не существовало ни рѣки, ни ручья, и никто изъ нашей публики не мечталъ объ удовольствіи рыбной ловли! Но ученые такой народъ, что стоитъ имъ отложить въ сторону бумагу, карандашъ и разные инструменты, и они моментально начинаютъ разсуждать какъ малые ребята.

Ужъ если чѣмъ-нибудь можно было поразить нашихъ тихихъ обывателей, такъ это удочкой и весломъ (и откуда онъ ихъ выкопалъ?..). Я думалъ, что за нами побѣгутъ всѣ прохожіе.

Къ счастью, на небольшомъ разстояніи, отделявшемь мой домикъ отъ полей, не встретилось никого, кроме дряхлой старушонки; но и та оглянулась на насъ съ большимъ недоумениемъ.

Выйдя за последній заборъ, отделявшій чей-то садъ отъ луговъ мистера Фадденса, профессоръ сложилъ въ тени свой свертокъ, весло и удочку и, передохнувъ, объяснилъ мне, въ чемъ состоитъ изобретеніе.

Действительно, идея была очень простая: онъ приделалъ къ четыремъ дощечкамъ четыре очень упругія и крепкия пружины, сложенныя широкими спиралями, въ четыре вершка діаметромъ; приделавъ ихъ къ ладонямъ рукъ и подошвамъ сапогъ, профессоръ долженъ былъ влезть на заборъ и оттуда прыгнуть внизъ на четвереньки: тогда пружины, сжавшись, съ силой раздадутся — и подкинуть его; опустившись на некоторомь разстояніи на землю, онъ, силою своей тяжести, опять надавить на пружины, и они снова подбросятъ его; потомъ опять, и опять, и такъ далее. Оставалось только следить самому за направленіемь гигантскихъ прыжковъ.

Все это старикъ объяснялъ мне, сидя на земле и прикрепляя къ рукамъ и ногамъ толстыя блестящія спирали. Я молча смотрель на него и не могъ себе представить, что это будетъ за картина, когда профессоръ пустится прыгать: онъ былъ далеко не маленькаго роста и ужъ никакъ не худенькій.

— Вы понимаете, прибавилъ онъ,— что для перваго опыта я разсчиталъ силу пружинъ не на все 700 саженъ, а только на пятьдесятъ; но ихъ можно сделать и на семьсотъ саженъ, и обещаю вамъ, полковникъ,что лишь только они будуть готовы, я предложу вамъ первому путешествовать этимъ простымъ и интереснымъ способомъ.

— Гмъ... Вы, право, очень любезны, профессоръ, только, говоря откровенно, меня не особенно привлекаешь превратиться въ четвероногое существо. Вы этого не находите несколько... страннымъ?

— Видите ли, другъ мой, я хотел удовольствоваться пружинами только для ногъ, но это оказалось невозможнымъ. Я делалъ опыты у себя во дворе разъ десять и каждый разъ сваливался съ высоты на спину или на лицо: невозможно удержаться въ воздухе прямо!.. Въ сущности, ведь, и блоха прыгаетъ тоже на четырехъ ногахъ, а законы равновесія одинаковы для всехь,— значить, и мы должны имъ подчиниться, темь более, что держаться въ воздухе въ позе блохи — совершенно легко.

„Поза блохи" мне все-таки показалась унизительнымъ условіем; однако, профессоръ зналъ законы науки лучше меня, и мы приступили къ делу.

Прежде всего нужно было помочь ему взобраться на заборъ. Несмотря на искреннія старанія, это оказалось несколько трудно: ступать онъ долженъ былъ какъ можно осторожнее, держаться руками не было возможности, и пружины, оттопыриваясь на свободе, цеплялись за каждый выступъ, за каждую щель. Обоимъ намъ пришлось порядочно попыхтеть, пока профессоръ устроился, наконецъ, на заборе во весь ростъ, держась за пригодившееся при этомъ весло. Потомъ онъ объявилъ, что все готово, велель мне отойти въ сторону и — прыгнулъ.

Лишь только его ноги коснулись земли (онъ не успель даже опуститься на четвереньки), какъ я увиделъ солиднаго профессора въ воздухѣ, футахъ въ двѣнадцати от земли, а въ слѣдующую секунду — опять на травѣ, въ двухъ шагахъ отъ того мѣста, с котораго онъ , взлетѣлъ; онъ ушелъ головою въ рыхлый бугоръ землі недавно нарытый кротомъ.

Когда я его извлекъ оттуда и профессоръ откашлялся, отчихался и выплюнулъ столько земли, сколько было возможно, — оказалось, что онъ ничуть не огорченъ: съ добродушнѣйшей улыбкой объяснилъ онъ мнѣ, что немножко ошибся и прыгнулъ „въ невѣрномъ направленіи", но попробуетъ снова, и теперъ я увижу какое это славное приспособленіе.

Я опять помогъ ему вскарабкаться на заборъ. На этотъ разъ профессору удалось прыгнуть на четвереньки „въ вѣрномъ направленіи", и онъ въ ту же секунду понесся вдаль, скользя надъ поверхностью земли въ видѣ огромнаго паука. На разстояніи добрыхъ сорока саженъ онъ снова оттолкнулся всѣми четырьмя лапами и понесся дальше.

Все это произошло очень быстро, и я еще не успѣлъ тронуться съ мѣста, какъ увидѣлъ, что мой ученый пріятель перевернулся неожиданно въ воздухѣ и грохнулся на спину. Вѣроятно, онъ опять сдѣлалъ неправильное движеніе, и такъ какъ у него на спинѣ пружинъ не было, то и продолжалъ лежать неподвижно, въ ожиданіи моей помощи.

Онъ не ушибся, но явно былъ раздосадованъ.

— Мнѣ кажется профессоръ... — началъ я.

— Мнѣ рѣшительно все равно, что вамъ кажется! — перебилъ онъ, вспыливъ. — Вы, полковникъ, наукой не занимаетесь и не имѣете понятія о трудностяхъ, которыя выпадаютъ на долю каждаго изобрѣтателя!.. Помогите мнѣ добраться до забора, — прибавилъ онъ, сразу успакоиваясь. —Я добьюсь своего. Надо только подтянуть пружины.

Ковыляя, онъ добрался съ моей помощью до прежняго места и опять сѣлъ на влажную весеннюю землю, поправляя что-то в своемъ приспособленіи.

На этотъ разъ, постаравшись, онъ прыгнулъ с забора подальше и — понесся!.. Я увидѣлъ, какъ, почтенный профессоръ, „правильно оттолкнувшись", подпрыгнулъ второй разъ, третій, четвертый, пятый, шестой, седьмой...

Лугъ былъ длиной саженъ до 300 и оканчивался на противоположной сторонѣ высокой каменной оградой, отдѣлявшей его отъ проѣзжей дороги. Пpoфeсcopъ несся прямо на нее.

Я побѣжалъ во весь духъ, но, конечно, не могъ соперничать въ скорости съ новымъ изобрѣтеніемъ. На бѣгу я замѣтилъ, что каждый слѣдующій, прыжокъ профессора выходитъ на двѣ, на три сажени короче предыдущаго, да такъ оно и должно было быть: иначе этим способомъ разрѣшился бы вопрость о вѣчномъ движеніи.

На лугу кое-гдѣ росли кусты, кое-гдѣ тянулись канавки, но профессоръ миновалъ все это благополучно.

„Но зачѣмъ же онъ несется на стѣну?" — въ ужасѣ думалъ я. — "Неужели нельзя упасть какъ-нибудь осторожно, на бокъ?.. Вѣроятно, онъ даже не замѣчает препятствія, стараясь держаться правильно!"..

Съ дороги, очевидно, замѣтили странную фигуру, несущуюся надъ землей, съ растопыренными руками и ногами, развѣвающимися сѣдыми волосами и хлопаюіцимй по вѣтру фалдами сюртука; на каменной оградѣ виднѣлось больше десятка человѣческихъ фигуръ, и между ними, къ моему ужасу, ярко выдѣлялась желтая шаль мистриссъ Вагнеръ... А она была строгая дама.

Чувствуя, что мнѣ тоже достанется, но покорясь судьбѣ, я бѣжалъ, не переводя духа... На излетѣ седьмого прыжка профессоръ ткнулся головой въ стѣну и свалился плашмя на траву.

Добѣжавъ, я ошупалъ его шею, спину, плечи, голову и убѣдился, что онъ не сломалъ себѣ ничего, хотя лежалъ въ глубокомъ обморокѣ; на лбу и на рукахъ красовались ссадины, а платье было все изорвано и испачкано сырою землей. Разстегнувъ бѣднягѣ вороть, я влилъ ему въ роть коньяку изъ фляжки, которую, къ счастью, захватил съ собой, и къ тому времени, какъ мистриссъ Вагнеръ решилась перелѣзть черезъ стѣну, ея супругъ сидѣлъ уже на травѣ, правда, въ жалкомъ видѣ, но въ полномъ сознаніи.

Ну, и попало же намъ обоимъ!.. Мы, конечно, не стали спорить съ женщиной, но когда случайно подъѣхала телѣга и зрители помогли мнѣ усадить въ нее профессора, кое-какъ перетащивъ его черезъ стѣну, то на прощанье я сказалъ мистриссъ Вагнеръ, что если она будетъ такъ сердиться, то, пожалуй, мужъ и въ самомъ дѣлѣ упрыгнетъ отъ нея за тридевять земель.

— Пусть попробуетъ! — кротко и рѣшительно отвѣтила строгая дама. Бѣдный профессоръ только опустилъ голову.

Онъ пролежалъ двѣ недѣли, и когда мы послѣ этого встрѣтились, то оказалось, что пружины исчезли невѣдомо куда. Но чудакъ не унывалъ: въ его умѣ зародились уже новые планы!..

Какъ ни скроменъ былъ нашъ Берлинополлисъ, но въ немъ, какъ въ настоящемъ американскомъ городкѣ, непремѣнно устраивались каждое лѣто скачки. И вотъ, профессору пришла охота примѣнить къ спорту „строго научную" идею.

Является онъ однажды къ Патерсону, содержавшему ломовыхъ лошадей для перевозки тяжестей, и говоритъ:

— Мистеръ Патерсонъ, мнѣ нуженъ здоровый ломовой конь съ болтающимися ногами. Я слышалъ, что у васъ лошади очень сильныя, такъ, можетъ-быть, среди нихъ найдется такая, какую мнѣ нужно.

— Сильную лошадь съ „болтающимися" ногами?.. переспросилъ Патерсонъ, который, конечно, узналъ всѣми уважаемаго профессора.

— Да.

— Я не совсѣмъ понимаю васъ, сэръ. Я не держу коней, у которыхъ отваливаются ноги.

— Вы меня не поняли: мнѣ нужно, чтобы ноги у лошади не совсѣмъ отваливались, но свободно двигались въ суставахъ.

— А вы позволите спросить, сэръ, для чего вамъ понадобилась такая лошадь?

— Нѣть! — съ достоинствомъ отвѣчалъ старикъ. —Теперь я не могу объяснить вамъ, въ чемъ дѣло, но даю слово, что въ моихъ намѣреніяхъ нѣтъ ничего противузаконнаго.

Патерсонъ замялся.

— Сэръ... вы не для опытовъ хотите купить лошадь?.. Можеть-быть, вы ее заживо измучите, чтобы научиться лѣчить людей съ болтающимися ногами?

— Нѣтъ, съ прежнимъ достоинствомъ отвѣчалъ профессоръ. — Могу прибавить одно: лошадь нужна мнѣ для спорта. И я могу дать за нее хорошую цѣну.

Патерсонъ только захлопалъ въ недоумѣніи глазами: ломовая лошадь съ болтающимися ногами для спорта?!.

Но предложенная цѣна была соблазнительна, и онъ повелъ покупателя въ конюшню.

Остановившись послѣ тщательнаго осмотра на одной изъ рослыхъ лошадей, профессоръ протянулъ Патерсону деньги и спросилъ:

— Теперь скажите мнѣ, какъ имя этой лошади?

Впослѣдствіи Патерсонъ разсказывалъ, что у его лошадей никогда не бывало никакихъ именъ, но при данныхъ обстоятельствахъ онъ не задумался и отвѣтилъ по вдохновенію:

— „Вѣрный Шагъ".

— Отлично.

И профессоръ удалился, очевидно, довольный своей покупкой. А Патерсонъ скоро забылъ среди работы о странномъ разговорѣ и никому о немъ не разсказалъ.

Но прошло около мѣсяца, и въ одно прекрасное іюльское утро жители Берлинополльса ахнули от удивленія: въ нашей газетѣ, въ спискѣ лошадей, записанныхъ на предстоящія скачки, была такая строка:

„Вѣрный Шагъ" (Владѣтель профессоръ Вагнеръ).

Всѣ поголовно знали профессора Вагнера, и публику поразило, что почтенный ученый вдругъ пожелалъ принять участіе въ такомъ пустячномъ для него дѣлѣ, какъ скачки. Тутъ Патерсонъ вспомнилъ обстоятельства продажи своей лошади, и разговоръ съ профессоромъ при покупкѣ лошади моментально облетѣлъ весь городъ. Любопытство было возбуждено еще больше. Черезъ два дня появился въ газетѣ портретъ "Вѣрнаго Шага" и его жизнеописаніе, a черезъ недѣлю новость долетѣла до Нью-Іорка, и даже тамъ публика заинтересовалась, ожидая какой-нибудь шутки. Между тѣмъ, обыватели Берлинополльса прекрасно знали, что профессоръ Вагнеръ никогда и ничего не дѣладъ ради шутки, — и разговорамъ не было конца. Возбужденіе публики еще болыие увеличилось, когда въ газетѣ объявили вѣсъ всѣхъ лошадей, назначенныхъ на Берлинополльскія скачки, и оказалось, что „Вѣрный Шагъ" чуть не вдвое тяжелѣе всѣхъ своихъ соперниковъ.

Тѣмъ не менѣе, за профессоромъ давно признавали талантъ изобрѣтателя, и многіе были увѣрены, что „Вѣрный Шагъ" какимъ-нибудь образомъ да возьметъ первый призъ! Нашлось даже не мало охотниковъ держать за него пари на большія деньги.

Какъ молнія пронеслась новость о докторѣ, котораго мистриссъ Вагнеръ выписала изъ Нью-Іорка съ просьбой изслѣдовать ея мужа, не сошелъ ли онъ съ ума; но докторъ нашелъ его вполнѣ здоровымъ. Поклонники профессора восторжествовали, и число державшихъ пари за его услѣхи еще больше увеличилось.

Я не заходилъ къ профессору все это время, не желая навязываться и зная, что это опять какая-нибудь диковинная фантазія, отъ которой его все равно не отговоришь.

Наступилъ наконецъ день, ожидавшійся всѣми съ такимъ трепетнымъ нетерпѣніемъ, и рано утромъ мнѣ принесли отъ профессора записку съ просьбой прійти къ нему сейчасъ же. Я отправился.

— Милый другъ, радушно встрѣтилъ меня старикъ, — вы мнѣ часто выражали сочувствіе, и я хотѣлъ бы оказать вамъ маленькую услугу: держите сегодня пари за мою лошадь, и навѣрное выиграете большія деньги.

Я молчалъ, не зная, что сказать. Видя мое сомнѣніе, профессоръ взялъ меня за руку и повелъ во дворъ. Отворивъ собственнымъ ключомъ маленькое чистое отдѣленіе сарая, онъ спросилъ:

— Видите это приспособленіе?

На опрятномъ столѣ лежалъ блестящій металлическій цилиндръ, съ какими-то придѣланными къ нему колесиками, гирьками и четырьмя складными тоже металлическими стержнями, къ концамъ которыхъ были придѣланы широкіе браслеты на стеганной подкладкѣ.

— Слушайте, полковникъ, объяснилъ мнѣ старикъ: — скорость лошади зависитъ отъ того, насколько быстро она можетъ перебирать ногами. Вотъ я и придумалъ машину, которая помогаетъ ей перебирать ногами съ очень большой скоростью.

— Гм... И дѣйствуетъ ваша машина?

— Дѣйствуетъ. Сначала лошадь падала съ непривычки, но потомъ приноровилась отличнѣйшимъ образомъ; и, кромѣ того, я усовершенствовалъ изобрѣтеніе, придѣлавъ къ машинѣ нѣсколько гирь и одѣвая на копыта лошади широкіе, устойчивые башмаки. Теперь она пробѣгаетъ милю въ 3/4 минуты.

— Что-о?

— Пробѣгаетъ милю въ 3/4 минуты, спокойно повторил профессоръ.— Спросите Джо, если не вѣрите.

Джо, мальчишка-конюхъ, вполнѣ подтвердилъ слова своего хозяина.

— Но вамъ этого не позволятъ, профессоръ! воскликнулъ я. — Вѣдь это все равно, что тащить лошадь на цѣпи за поѣздомъ!

— Вовсе не все равно: никто не будетъ ни тащить, ни толкать лошадь; если она сама не побѣжитъ, машина не станетъ работать; она только помогаетъ ей бѣжать. Вѣдь всѣ употребляютъ хлыстъ и шпоры, и это не считается незаконнымъ: такъ отчего же моя машина незаконна?..

Я не зналъ, что отвѣтить на это, и спросилъ:

— Кто же на ней поскачеть?

— Да вотъ, Джо. Онъ не важный ѣздокъ, но этого и не требуется: я его привяжу крѣпко, и онъ не свалится; а машиной управлять онъ умѣетъ. Я приготовилъ ему пеструю куртку, жокейскую шапку и хлыстъ, все, какъ полагается.

Я посмотрѣлъ на Джо. Онъ улыбался во весь ротъ, — очевидно, былъ доволенъ. Тѣмъ не менѣе, я порадовался въ душѣ, что не мнѣ придется скакать на „Вѣрномъ Шагѣ". Пожелавъ профессору всякаго успѣха, я распрощался и ушелъ, не решаясь, однако, держать пари ни за, ни противъ него.

Толпа на гипподромѣ собралась такая, какой никогда у насъ не бывало; зрители приехали чуть не изъ Нью-Іорка.

Всѣ ожидали, что скакать будетъ самъ профессоръ Вагнеръ, и разочаровались, увидя на выведенномъ ломовикѣ худого мальчишку въ полосатой курткѣ домашняго производства. Но видъ лошади вознаградилъ публику и вызвалъ взрывы самого искренняго хохота: на „Вѣрномъ Шагѣ" красовался полотняный чехолъ, оттопыривавшійся подъ брюхомъ; изъ него выглядывали только какіе-то стержни, протянутые къ толстымъ ногамъ коня, а на копытахъ надѣты были уморительные башмаки. Повидимому, лошадь нисколько не стѣснялась въ своемъ странномъ нарядѣ и не сконфузилась отъ восторженнаго пріема.

He обращая вниманія на остальныхъ наѣздниковъ, нервнымъ галопомъ подскакавшихъ къ назначенному мѣсту старта, Джо торжественно подъѣхалъ къ нему самымъ спокойнымъ шагомъ. Обыкновенно, большинство публики на скачкахъ толпится у флага, на томъ мѣстѣ, куда должны прискакать наѣздники; но на этотъ разъ почти всѣ зрители столпились возлѣ столба, отъ котораго должна была начаться скачка. Никто не могъ представить себѣ, какъ побѣжитъ за другими эта неуклюжая, точно пряничная лошадь!

Подали сигналъ, и всѣ притаили дыханіе... Звякнулъ короткій, жесткій звонокъ, и семеро лошадей тронулись съ мѣста.

Но прежде, чѣмъ публика успѣла опомниться, Джо на своемъ конѣ описалъ уже половину круга, и когда шестеро остальныхъ всадниковъ доскакали до трети дороги, онъ былъ уже на мѣстѣ. „Вѣрный Шагъ" благополучно остановился, чуть-чуть проскакавъ за столбъ съ развѣвающимся флагомъ.

He обращая вниманія на пораженныхъ изумленіемъ судей, сидѣвшихъ въ бесѣдкѣ, Джо, улыбаясь во весь ротъ, гордо повернулъ коня обратно въ конюшни, навстрѣчу показавшемуся оттуда профессору. Но черезъ минуту три виновника торжества были вплотную окружены толпой: одни, — выигравшіе пари, — апплодировали и кричали ура; тѣ, которые никакихъ пари не держали, — хохотали до слезъ, а проигравшіе кричали съ негодованіемъ, что это обманъ, надувательство, и просто неистовствовали отъ злобы. Послѣднихъ было довольно много, и они начали такъ грозно подступать къ профессору, что онъ, наконецъ, обратился къ нимъ со словами:

— Я принужденъ просить васъ быть повѣжливѣе, господа, a то могутъ выйти непріятности: я захватилъ съ собой новую разрывную бомбу.

Сердитая толпа моментально разсыпалась во всѣ стороны.

Но горячіе разговоры и споры продолжались дольше недѣли. Начали искать объясненій въ законахъ и правилахъ, у всѣхъ извѣстныхъ адвокатовъ, и въ концѣ-концовъ проигравшіе принуждены были отдать деньги всѣмъ, кто выигралъ: никто изъ адвокатовъ, нотаріусовъ и знатоковъ дѣла не могъ отвѣтить на простой вопросъ профессора:

— Чѣмъ приспособленіе хуже шпоръ и хлыста? Если позволяется даже причинять лошади боль, то отчего нельзя помочь ей перебирать ногами совсѣмъ безъ боли?

Такъ дѣло и кончилось. Но нашъ профессоръ былъ настолько миролюбивый человѣкъ, что ради общаго спокойствія уничтожилъ машину и обѣщалъ не объяснять никому, какъ она дѣлается, а „Вѣрнаго Шага" возвратилъ обратно Патерсону. Онъ выполнилъ свою идею, и больше ему ничего не было нужно.

Перев. съ англ. Н. Жаринцова.

*) Авторъ в этомъ юмористическомъ разсказѣ добродушно подсмѣивается надъ людьми, слишкомъ увлекающимися всякаго рода изобрѣтеніями. Конечно, и профессоръ Вагнеръ и всѣ его затѣи — просто выдумка, и всѣ эти разсказы — веселая сказка.

В. Ольден. Затеи профессора Вагнера (перевод Н. Жаринцовой)

Изъ разсказовъ В. Ольдена.

журнал «Родникъ», 1898 год, № 2, стб. 389-408

https://fantlab.ru/messages/423/4234/4234...

***

Как считает известный исследователь фантастики Алексей Караваев в своей книге "Назовём его "Всемирный следопыт" 2020 (с. 165), "журнал "Мир приключений" в те годы публиковал отдельные рассказы из обширного цикла Клемента Фезанди "Таинственные изобретения доктора Хэкенсоу", печатающегося в американском журнале "Science and Invention". Однако, наш Вагнер был куда более "живым" и куда менее дидактичным."

https://fantlab.ru/edition286903