Должен сказать, что витебчане тогда были заядлыми театралами и самыми активными из них оставались студенты художественного техникума. Из дружбы с актерами и режиссерами мы извлекали и совершенно практические уроки, о которых нам говорил наш педагог Минин. Он учил нас анализировать собственные впечатления. Ему принадлежала крылатая мысль: образованного человека от невежды отличает способность управлять чувствами. Образованный не поддается ложным порывам, не занимается самообманом, преодолевает соблазны.

— Это возможно лишь тогда, когда знаешь анатомию,— с 'улыбкой заключал он такие тирады.— Художник устойчив тогда, когда знает, как устроено тело живого организма... Устойчивость нам нужна! Человеку на земле отведен не столь долгий срок... Ну, побольше, чем собаке, чем лошади... Но — маловато! Вот он и призван за отведенные ему годы научиться разбираться в жизни и потом собирать свои впечатления. Пс-научному говоря, сочетать анализ с синтезом. Так вот, не стесняйся пользоваться и тем, и другим. Не все время анализируй да разлагай, а и составляй... Созидание — суть создания!

Этот разговор запал мне в память. Ефим Семенович, видимо, хотел втолковать учепику ясную мысль в ясном изложении. Тогда я был больше польщен вниманием старшего товарища, а ныне понимаю, что подобными наставлениями настоящий Учитель внушает ученикам свои заветные мысли. Мне, помню, нравилось такое простое представление об идеальном художнике — «Устойчивый»! Я и сам хотел быть таким.

Конечно, идеал складывался не только от воздействия на меня Е. Минина. Витебск тогда был богат на яркие художественные таланты. В спектр лучей, вносивший ясность в наши умы, особенно нужный и полезный мне личио, входили имена славные и авторитетные. Назову хотя бы Юрия Пэна, обласканпого некогда самим Ильей Ефимовичем Репиным. Художник-реалист по сути своего таланта и своего понимания искусства, он и в творчестве, н уроками в техникуме, и всем своим поведепием внушал нам мысль о благо-

60

родстве правды, запечатленной живописцем, о достоинстве реалиста.

Сейчас я хорошо понимаю, почему на склоне лет известный художник Марк Шагал часто думал о Витебске, вспоминал и Юрия Пэна. Возможно ли забыть или исключить из памяти этого патриота старого, почти сплошь деревянного Витебска! Без памяти был он влюблен в витебчан. Старожилы города, верно, помнят этого человека, ежедневно ходившего с этюдником на Витьбу. В поношенном капелюше и видавшем виды пиджаке, он подолгу стоял на высоком берегу Витьбы и писал чудо-окрестности, любовно запечатленные в его многочисленных этюдах.

— Ах! Если бы вы знали, какое это чудо — Витебск и все то, что его окружает!..— часто повторял Ю. М. Пэн.— Я же говорил Туржанскому, что когда бог сеял красоту, солидная часть ее зерен просыпалась на Витебщину. Это и река Лучеса под Витебском, и Двина с Витьбой, и все эти луга и холмы вокруг города, в котором и должны были бы жить художники да фантазеры... Любой здешний вид, написанный художником,— это сгусток красоты, к которой и прибавлять печего...

Счастлив и я тем, что мне разрешено было приходить в его мастерскую, увешанную и заставленную холстами, картинами, законченными рисунками так называемых типажей Витебска — ремесленников, огородников, сапожников, портных и двумя незабываемыми портретами известных в то время трубочистов с Могилевской улицы. Когда же я поинтересовался у Ю. М. Пэна, чем ему, художнику, интересен трубочист, мастер ответил: «Во-первых, он очень живописен и горд своей профессией, которая позволяет смотреть на все сверху и видеть нас всесторонне. Трубочисты шутят, что им надо иногда прочищать мозги и задымлеп-ные головы людям, чтобы не возникало внезапных пожаров...»

Юрий Моисеевич очень любил своих сограждан. Особенно красочно видел он красоту обнаженного человеческого тела. Каждый год он писал разнообразных натурщиков и натурщиц и восхищался: «Ах! Анатомия вроде одинаковая у всех, а какое разнообразие пластических характеров и пропорций! Особый нрав — в лицах, в настроениях, в мимическом выражении, в переживаниях...»

Ю. М. Пэн частенько поглаживал правой рукой свою левую руку (точнее кисть), в которой он держал тяжелую палитру, и которая давно напоминала ему о том, что устала и пора бы перенести палитру в правую руку. Но привычка долгих трудовых лет не признает изменений. Он все равно держит палитру левой рукой, приговаривая: «Все проходит, все проходит, и рука моя пройдет...»

Сегодня и мой возраст приближается к тому времени, когда и мне надо уговаривать свои руки работать. Тогда я об этом не предполагал.

— Старые мастера всех времен мечтали о прекрасном новом,— не раз повторял 10. М. Пэн.— Преодолеть вековую инертность...

Картины Юрия Пэна:

М. Фрадкин на фабрике «ЗИ». 30 июня 1972 г. Фото М. Шмерлинга

1933-1934 гг. Работал актером 3-го Белорусского государственного театра.

1934 г. Поступает на второй курс Ленинградского театрального училища. Начало композиторской деятельности.

Вначале мне давали героические роли, но на зачетных отрывках педагоги с трудом натягивали мне тройку. Тогда на меня махнули рукой и дали небольшой выход в характерной роли, за которую я неожиданно получил пять с плюсом. Оказалось, что я характерный артист. Мы сами оформляли все спектаюш, и однажды, когда мы ставили пьесу Светлова «Глубокая провинция», я сочинил к ней песню «На веселой планете замечательная жизнь». Я вернулся к ней в 1946 году, когда по просьбе ЦК ВЛКСМ должен был написать «Пионерский марш». Запев этой песни написал новый, а припев взял из песни к студенческому спектаклю. Институтские профессора обратили внимание на мои музыкальные способности и спецйа/іьно для меня пригласили известных музыкантов — замечательного музыковеда Л. А. Энтелиса и композитора А. П. Гладковского, от которых я получил первые профессиональные музыкальные навыки.

Марк Фрадкин

1936 г. Вместе с другими студийцами М. Фрадкин приезжает со своим спектаклем на гастроли в Витебск и Минск, сделав, по сути дела, творческий отчет.

6

   Артисты витебского ТРАМа: М. Фрадкин (первый справа), С. Козлов (стоит второй справа), Б. Левин (стоит первый слева).

Фото из архива семьи Козловых

1937 г., май. После окончания белорусской студии при Ленинградском театральном училище приехал в Минск для работы в детском театре (в будущем — ТЮЗе), где исполнял обязанности не только актера, но и режиссера и заведующего музыкальной частью. Вместе с ним в этом коллективе работали в будущем Народная артистка БССР 3. Броварская, заслуженный артист БССР Б. Левин, заслуженный деятель искусств В. Стельмах и др. Жена и друг Н. Островского по нашей просьбе прислала нам материалы, фото и письма Островского, которые очень помогли в работе над спектаклем. Роль Павки Корчагина исполнял Л. Фридман, Тони — 3. Броварская, Раи — Гальперина, Климки — В. Савицкий, Жухрая — я, инженера по узкоколейке

— М. Фрадкин, кстати, теперь известный советский композитор, мамы — М. Заборская.

   В. Стельмах (Тэатр і час. — Мн, 1973. — С. 72)

1937-1939 гг. Параллельно с работой в Минском детском театре учится у Н. Аладова в Белорусской консерватории.

1938 г. Создана песня «В дорогу» на слова К. Симонова.

1939 г. Призван на действительную службу в Красную Армию. Служил

    "То ли гроза, толи эхо прошедшей войны."

М. Фрадкин во время авторского концерта в Витебске.

20 октября 1972 г. Фото М. Шмерлинга

1972 г. На Международном песенном фестивале в польском городе Сопоте за песню «За того парня» М. Фрадкин удостоен главного приза — «Янтарного соловья», а лауреатом конкурса стал ее исполнитель Лев Лешенко.

... В свое время вокруг его песни «За того парня» разгорелись нешуточные страсти, когда Союз композиторов СССР отобрал ее для исполнения на Международном фестивале эстрадной песни в Сопоте. Фрадкин предполагал, что эту песню буду исполнять я. А фестивальная комиссия Министерства культуры решила направить туда другого вокалиста. Вот тут-то Марк Григорьевич и проявил свою недюжинную силу воли, категорически заявив, что, ежели с его песней не поедет Лещенко, с ней не поедет никто. Ослушаться его не посмели, в результате чего я и стал лауреатом фестиваля в Сопоте.

Лев Лещенко

(Апология памяти. — М., 2001. — С. 276)

30

М. Фрадкин в отделе искусства

областного краеведческого музея. 2 июля 1972 г. Фото М. Шмерлинга

1972 г. Московское издательство «Изобразительное искусство» выпустило два набора по 16 открыток «Песни комсомола» и «Песни Великой Отечественной войны» (художник Б. Рытман). Среди них было три открытки о песнях М. Фрадкина — «За фабричной заставой», «Песня о Днепре» и «Дорога на Берлин».

1973 г., 3 марта. В минской газете «Чырвоная змена» опубликован материал «Крылатый образ фильма» Н. Лагиной (дочери писателя Лазаря Лагина, тоже, кстати, уроженца Витебска) о творчестве М. Фрадкина.

Творчество заслуженного деятеля искусств РСФСР Марка Григорьевича Фрадкина, на мой взгляд, может быть очень характерным примером разумного, тонкого и серьезного подхода к песенному жанру в кинематографе. <... > Фильмы, к которым Марк Фрадкин писал музыку, — а их уже больше двадцати — отличаются очень важным качеством: все они высоко гражданственные и постоянно связаны с молодежной темой, темой становления советского общества. И это

не случайно. Отвечая на вопрос, какие фильмы наиболее близки ему, композитор говорит: «Мне хочется писать музыку для тех лент, где живут и активно действуют молодые люди, наши современники». <... > Характерно, что Марк Фрадкин в тесном контакте и взаимодействии с режиссером-постановщиком очень умело находит в фильме место песне. Часто она звучит в финале — подводя итог кинорассказу. Но впервые в нашем кино у Фрадкина песня звучит в качестве увертюры к фильму, на титрах, как бы сразу вводя зрителя в обстоятельства действия».

Н. Лагина

1973 г., июнь. Центральное телевидение СССР показало передачу, посвященную творчеству М. Фрадкина.

1973 г. Создана песня «Там, за облаками» на слова Р. Рождественского.

             В небе колышется дождь молодой,

             Ветры летят по равнинам бессонным...

              Знать бы, что меня ждет за далекой чертой.

              Шел я к высокому небу не зря,

             , Спал, укрываясь большими снегами.

               Но зато я узнал, что такое заря,

              Там, за облаками.

1973 г. Написана музыка к кинофильму «За облаками — небо».

1973 г. Издана долгоиграющая пластинка «Песни М. Фрадкина» («Течет Волга», «Там, за облаками», «А любовь всегда бывает первою», «Увезу тебя я в тундру», «За того парня», «Добрые приметы»).

1973 г. Создана песня «Отец и сын» на стихи Р. Рождественского.

Под впечатлением другого реального события написана песня

«Отец и сын». Случилось так, что юные польские следопыты нашли могилу отца нашего известного певца Муслима Магомаева, погибшего в годы Великой Отечественной войны в одном из польских городов. Они сообщили об этом Магомаеву, и певец, никогда не видевший своего отца, приехал на его могилу. Это событие послужило поводом для создания поэтом Р. Рождественским волнующих стихов, легших в основу новой баллады, исполненной сдержанности, благородства и глубины чувств.

А. Курцман

(Марк Фрадкин. — М., 1991. — С. 47)

1974 г., май. В Колонном зале Дома Союзов состоялся творческий концерт, посвященный 60-летию композитора.

32

М. Фрадкин (третий справа) и В. Короткевич (первый справа) в областном краеведческом музее. 2 июля 1972г. Фото М. Шмерлинга

Зал был переполнен. Люди стояли в проходах между рядами кресел. По мере того, как шел концерт, успех его все нарастал, и заключительная часть программы была встречена долгой и восторженной овацией.

Эдуард Колмановский

1974 г., первая половина года. Создана песня «Столица областная» на стихи Е. Долматовского.

Это произведение написано мною специально для юбилея Витебска, к 1000-летию родного города. Мой давнишний друг и соавтор Евгений Дошатовский написал текст. Мы очень хотели найти необходимые слова и мелодию, чтобы рассказать о городе на Западной Двине, о красоте этого места на земле...

Марк Фрадкин

              (Цемін А. Прэм'ера песні//ЛіМ. — 1974. — 27верасня) Говорят, что в наше время Города друг с другом схожи.

               Только в это я не верю,

33

В этом здании в политехническом техникуме в }928-1931 гг. учшся композитор Марк Фрадкин (1914-1990)

Фрадкин: «Течет Волга, а мне семнадцать лет». В его коллекции 190 песен композитора.

2010 г., 14 декабря. Витебский городской Совет депутатов принял решение: «Проектируемой улице №6 в микрорайоне «Билево-3» присвоить наименование в честь уроженца Витебска, советского композитора М.Г. Фрадкина «Улица Марка Фрадкина».

44

ПУБЛИКАЦИИ МАРКА ФРАДКИНА

И Лемешев пел на эстраде

При всем обилии имен и разнообразии точек зрения смысл всех высказываний о том, что есть легкая музыка, можно выразить несколькими словами: это обилие хорошей музыки в хорошем исполнении. Право, нехитро прийти к такому выводу и без столь длительного обсуждения!

У нас должна быть эстрадная — умная, веселая, печальная — песня. Нам нужна танцевальная музыка и песня, построенная на танцевальных ритмах. Нужна даже (о ужас!) ресторанная музыка. Вопрос не стоит — нужна или не нужна. Нужна! Так же как не идет речь о том, может ли быть даже самая «легкая» музыка низкой по своему вкусу. Не может! Пространно аргументировать эти положения — значит ломиться в открытую дверь. Повторение этих же истин, не содержащих практических советов и выводов, бесплодно, бесполезно.

В маленькой книжке на 10 страницах Маяковский сумел не только рассказать, «что такое плохо», но и (что главное) научить детей тому, «что такое хорошо»! А в высказываниях некоторых весьма уважаемых музыкантов отмечаются лишь отрицательные стороны в развитии современной легкой музыки. Я не могу принять такую оценку. Во-первых, сам я настроен не столь пессимистично, во-вторых, негативный подход не только не подсказывает путей решения проблемы, но и закрывает дальнейшие перспективы.

Конечно, дискуссия сыграла и свою положительную роль. Она обозначила проблему и степень заинтересованности в ней самых широких кругов любителей музыки.

По-моему, пришла пора нашим музыковедам чаще обращаться к легкой музыке, посвящать ей серьезные статьи, глубже разрабатывать теоретические проблемы жанра, изучать тенденции его развития. От констатации фактов и проблем в жанре легкой инструментальной музыки и песни необходимо обратиться к разработке конкретных мер помощи и контроля. Многим способным, тяготеющим к легкой музыке любителям нужнее всего помощь специалиста. Какими могут быть формы поддержания любителей? Как привлечь к этой ответственной, трудной, но (скажу по личному опыту) очень благодарной работе музыкантов-профессионалов? Я. например, участвовал в создании ансамбля «Самоцветы», помогал ему, как мог, найти свое направление. Сейчас оно определилось: это советская песня, а ее герой — современный молодой человек.

А. Подлипский.

***

Благодаря витебскому исследователю Сергею Мартиновичу нашлась довоенная статья витеблянина Марка Фрадкина ("Літаратура і мастацтва", 1938)

Viktar Siamaška

#JAZZБССР

"Interbellum: белліт і джаз"

Заключны фрагмэнт з майго дакладу на Міжнародным кангрэсе дасьледчыкаў Беларусі ў Гданьску. Гэта артыкул "Два джазы" ў газэце "Літаратура і мастацтва" (№49, 1938 г.) аўтарства таго самага Марка Фрадкіна, які неўзабаве стане папулярным савецкім кампазытарам-песеньнікам. Тут аўтар выступіў у ролі джазавага крытыка ды ацаніў ўзровень дзвьюх аркестраў з Расеі, што адначасова выступалі ў Менску: джаз ліліпутаў і джаз братоў Жукавых. На фота — Фрадкін з калегамі па беларускай студыі ў Ленінградзкай тэатральнай вучэльні (прысеў зь левага боку). Першыя 25 гадоў у біяграфіі віцябляніна Марка былі зьвязаныя зь Беларусьсю.

В альманахе, начиная со второго номера, был открыт отдел библио, графин, рецензировавший прежде всего книги начинающих авторов Из «молодняковцев» чаще других в нем печатались критики М. Гончару Ю. Гаврук, В. Прибытковский, поэты А. Вечер, А. Мордвилка, Т. Кляштор. ный, прозаики В. Коваль, М. Никонович и др.

Поддержав идею издания филиалом своего печатного органа, К. Кра. пива и Вл. Дубовка написали для первого номера несколько художествен, ных произведений. «Я дал и стихотворения, и рассказы «Веретена», и не. сколько зарисовок, — вспоминал позже Вл. Дубовка. — все под разными фа. милиями, чтобы было больше разнообразия. Одну зарисовку, как помнится, подписал был даже женской фамилией «Анна Оршица», ибо в последний момент увидели, что в журнале не было ни одной женщины».

Конечно, участие Вл. Дубовки в решении организационных вопросов, связанных с созданием Оршанского филиала «Молодняка» и его печатного органа, — явление в художественной культуре социально значимое. Но ведь еще более важным, более значимым, но уже для авторского становления начинающих авторов, являлось поэтическое творчество Вл. Дубовки.

И «до», и «молодняковский» период творчества нашего земляка (Вл. Дубовка родился в 1900 г. в д. Огородники Поставского района) характеризуется появлением целого ряда поэтических сборников («Стремнина» («Строма», 1923), «Тростник» («Трысцё», 1925), «Там, где кипарисы» («Там, дзе кіпарысы») (1925) и др.), выделяющихся и особенностями содержания, и его художественным выражением. (Заметим, что Я. Купала называл Вл. Дубовку одним из наиболее перспективных белорусских поэтов). Привлекательность стихов и поэм Вл. Дубовки для начинающих авторов заключалась, с одной стороны, в эмоциональной образности, возвышенной романтической символике, широкой метафоре-ассоциации, оригинальной рифме; с другой — в постановке актуальных общественных проблем, единении со «старонкай Купалы», искренности разговора с читателем, доверительном тоне, полемической обостренности и проникновении в духовный мир лирического героя.

Там, дзе нізка схіліліся хаты,

Ля ракі, дзе гамоніць аір!

Там, дзе ў пушчы на хвалях кудлатых

Мігацяць Беларусі страі!

77

I

3 громадою агністаю, раптам,

Я -туды накірую свой крок,

I да мэты жыццёвай патраплю!

-«На шчыце ці з шчытом» — вось зарок.

(«Прыпыніла свой голас жалейка»)

Спартанское «на щите или со щитом» убедительно свидетельствует, что Вл. Дубовка не считал себя борцом-о диночкой, а видел неотделимой Е частицей той новой мощной непобедимой советской армии труда и творчества, которая вышла на борьбу с миром отжившим, миром несправедливости и подавления Человека:

I прыйдуцъ повыя на свет наш пакаленні,

Якія будуцъ жыцъ у харастве камун.

Жыццё аддам я хараству тому,

Найдаражэшиаму дам летуценню.

Бо там, за горам/ гадоў, падзеі,

Якія ўзмоцніць праца нашых рук.

За іх -усе цяжары падыму,

За іх супраць розных ліхадзеяў.

(«Вядзі мяне, як вяло ты, сэрца»)

Правда, далеко не все написанное Вл. Дубовкой, стало духовным при-I обретением национальной художественной культуры — просчеты наблюда-I пись там, где поэт «злоупотреблял» узколичностными мотивами в постиже-I вии советской, белорусской действительности, своеобразно относился к ме-Всафорическим построениям. Вульгаризаторы от критики не могли (или не коте л и) понять, что именно лирическое начало позволило Вл. Дубовке пси-иологически глубоко постичь явления жизни, что его «пантеизм», его ин-Иимное, личностное, как и общественное, является общезначимым, общеин-Кересным.

Можно, конечно, упрекнуть поэта в возвеличивании субъективных переживаний, может быть даже перерастании символа в метафору в стихотворении «Осенью, говорят, все жалостные дни»:

1ду вось я, хоцъ вецер моцны дзьме,

Ігліняць пырскі дожджу у аблічча.

I гота ўсё ахутвае мяне...

Однако же дальше все личностное выливается в высокую гражданственность, демонстрацию любви к жизни и родной природе:

Мае сябры! 3 жыццём вітаю вас,

Вітаю з хараством зямелькі роднай.

Такі прыгожы пезвычайны час

Хеш гоніць смутак ваш і жаль нягодны.

Адкулъ да нас каснуўся гэты сум,

Адкуль хвароба панская ўзята?

Уславім найвяіікшую красу,

Якой жыццё аычыны ўсё пранята.

Постоянные нападки, упреки, обвинения привели к тому, что Вл. Ду. бовка в 1930 г. был выслан на 5 лет из Советской Белоруссии, а затем и в Советской России подвергался постоянным судебным преследованиям.

В итоге поэт более 30 лет жил за пределами родной Белоруссии. Но это наступит в 1930-е годы. А в середине и второй половине 20-х годов начинающие авторы с нетерпением ждали появления новых произведений Вл. Дубовки, находя в них ответы на понимание диалектики формы и содержания, истоков и реалий молодой белорусской литературы.

Ждали и читатели стихов и поэм жизнеутверждающих, наполненных : гражданским пафосом, искренностью чувства, гармонией личностного и обще- I ственного. Как, например, в привлекающих внимание строках из поэмы «Круги» (1927):

Сённяшняи бойкі не чулі вякі, гэтакай моцнай не зналі рукі.

Паводкай грознай праймли па зямлі, новы тастамент су свету далі...

Час даганяем ці шчасце свае?

Новую песню складаем-снуём...

Радасць мая — Рэвалюцыі час!

Я ж не магу ў готы час не сказацъ: шчасце мае ужо нават у тым, што я ўдзельнік вяіікіх часін.

Радасць і гора дзячіў папалам: радасць усю на змаганне аддам!

или поэтического сборника «Наля» (1927)

Цаля за цаляй і хвіля за хвіляй мы адыходзім, ткнёмся наперад.

Хто б ён ні быу, — а галоў нам не схіліць. Восъ ужо ў гэта — дык моща я веру!

78

Любы мой браце! — Не мы — дык другія, справа жывая не можа памерці.

Можам і не расцвёўшы загінуць, але не здрадзім ні думцы, ні сэрцу.

Примечательно то, что Вл. Дубовка внутренне понимал необратимость развития советского общества, а поэтому каждый последующий поэтический сборник доносил до читателя новые авторские подходы, новые результаты поисков, новые образы, рожденные ассоциативным мышлением поэта.

Если в домолодняковском сборнике стихов «Стремнина» («Строма», 1923) заметна определенная зависимость от традиции и купаловских мотивов и интонаций (искусственную прививку своих стихов купаловским ощущал и сам поэт), то в последующих книгах «Трысцё» (1925), «Сгесіо» (1926), «Наля» (1927) прослеживается совершенно откровенное и обостренное внимание поэта к обновленческим процессам («А такое ж навакол святло, хара-ство, от як быццам вясной. Моцным подыхам жыцця узварушана сёння зям-ля»), повышенный интерес к индивидуальному в человеке, показ этого индивидуального через сочетание общественно значимого и поэтически-интимного, лирического, эмоционального. Как, к примеру, в стихотворении «Зацветай, заря на небосклоне»:

А вось радасць, што цвіце над краем,

У юнацкіх сэрцах не замоўкне.

Яна з воч свіціцца светла-сініх,

Яна з воч свіціцца васільковых,

Іў вачах не згасне, не застыне,

Адгукнецца ў задушэўных словах.

И, конечно же, образцом для «молодняковцев» были стихи Вл. Дубовки, в которых осмысливались темы общественно-гражданской значимости, в пер-8 вую очередь, Родины, ее исторической судьбы, ее будущего. Особую окраску Л таким стихотворениям придавало оформление ее в мягкие лирические тона:

V Iрадасьць ад зор палілася на дол,

Праменьнем спавітая радасць.

3 над-хмарнага мора, з над-хмарных садоў

Някупленае — не прадасца...

1* * *

У песнях я-на Беларусь малюся,

Як моліцца ля возера трысцё.

Матулі спеў, шматмілая старонка,

Купалы край, край чарауніц, дзяўчат.

Начинающие авторы учились на первооткрытиях Вл. Дубовки в облаД ти творчества для детей и юношества, особенно в период его редакторстн! журнала «Звязда», а затем «Белорусский пионер». Особой популярность*! пользовались стихотворные сказки Вл. Дубовки «Музьпсант-волшебникЗ («Музыкант-чарадзейнік») и «Золотое дно» (Залатое дно»), лейтмотивом ко! торых выступало творческое сказочное понимание — узнать от солнца, где^ хранятся причины несправедливости в этом мире, как найти правду и силу! которые уничтожают угнетателей. Вот, оно, обращение к Солнцу:

Над намі скрозь князі, паны,

Для іх — закон, яны -улада.

Дакулъмуць панаваць яны?

Ты толькі дацъ і можаги раду.

Но вернемся в год 1925. Именно тогда Вл. Дубовкой было написан< поистине знаковое стихотворение «О Беларусь, шиповник алый» («О Беларусь, мая шыпшына») . Будет еще ни одно стихотворение патриотического звучания, но именно в стихотворении «О Беларусь...» наиболее глубоко проявилась диалектика революционного и национально-патриотического и лирического, граждански-значимого и личностно-эмоционального, поэтиче-ски-ассоциативного и конкретно-образного, «зовущая в коммуну света, чтоб радость всюду расцвела»:

О Беларусь, мая шытиына,

Зялёны ліст, чырвоны цвет!

У ветры дзікім не загінеш,

Чарнобылем не зарасцеги.

Пялёсткамі тваімі стану,

На дзіды сэрца накалю.

Тваіх вачэй, — пад колер сталі,

-Праменне яснае люблю.

Ніколі пройме з дзікім ветрам

Не развіваць дзявочых кос.

Імкнешся да Камуны Свету,

Каб радасць красавала скрозь.

В 1920-х гг. белорусский композитор М. Равенский па слова стихотворения «О Беларусь...» написал] вокальную четырехголосную фугу (музыкальное произведение, основанное на многоразовом имита-1 ционном проведении в разных голосах одной, реже двух и более тем по определенному тонально-1 гармоническому плану. — А.Р., Ю.Р.).

80 ~

Сплавляя воедино патриотизм и лирику, историю и веру в будущее, новаторский поиск и верность национальным литературным традициям, Вл. Дубов-ка ориентировал «молодняковцев» на умение донести до читателя собственное авторитетное понимание происходящих процессов, раскованность ассоциативного мышления, выработку собственного творческого стиля и высокую культуру поэтического слова. Может быть поэтому подготовленная Вл. Дубовкой в 1929 г. к печати поэма «Штурмуйте будущего аванпосты!» была напечатана лишь в 1965 г. Мужественный талант Вл. Дубовки находил дорогу к сердцу читателя, к голосу поэта прислушивались многие из начинающих поэтов, особенно беспокойные, ищущие, для которых искусство было прежде всего поиском. Для них Вл. Дубовка был и образцом, и кумиром.

Отметим и такой, на наш взгляд, весьма примечательный факт. Вл. Дубовка был одним из первых аналитиков формально-художественных исканий в молодняковской поэзии. Выступая на I Всебелорусском съезде «Молодняка» (ноябрь 1925 г.), он подчеркнул*: «Вольны верш — дольнік -паўзнікі чаргаваліся адзіп за адным, паступова змяняючыся, атрымліваючы, я б сказаў, беларускую афарбоўку. У гэты час пануючыя метры — вольны верш, паўзнікі на падставе (пераважна) анапестаў і невялікая частка класічных размераў. Гэтыя апошнія вар’іруюцца з дапамогаю іпастас (замена аднаго размеру другім), страфічнай пабудовы і пераносу частак сказа з аднаго радка ў другі». Говоря о привлекательности стиха, Вл. Дубовка отмечает: «Усе прыёмы мілагучнасці можна знайсці прыгожа перавітымі ў І маладнякоўскіх творах (анафара, эпіфара... і г.д.)». Достижением в творчестве молодняковцев, по Вл. Дубовке, был и отход начинающих поэтов от ^.глагольной рифмы и ориентация стиха на народное белорусское творчество, в котором есть «рыфмоўка на дысанансы, што ўведзена ў расійскай ® літаратуры сімвалістамі і пашырана імажыністамі». По мнению Вл. Дубовки, употребление неполной рифмы, разных созвучностей в виде ассонансов и аллитераций, безусловно, обогатило белорусскую литературу оригиналь-Жностью, свежестью и новой музыкальностью, более связанными со своей Я современностью, чем старые формы стихосложения.

Лучше других, на наш взгляд, о значении творчества Вл. Дубовки для ^•белорусской поэзии 20-х годов XX в. высказался Народный поэт Беларуси П. Глебка. По его мнению, Вл. Дубовка был «одним из самых заметных белорусских поэтов 20-х годов. Под его значительным влиянием входили в ли-*: тературу многие молодые поэты того времени, начиная от автора этих строк (П. Глебки. — А.Р., Ю.Р.) и включая такого самобытного и талантливого поэта, как Павлюк Трус».

Текст дается с сохранением особенностей авторского языка Вл. Дубовки (см.: «Савецкая Беларусь». -1925.-25 ноября).

155

Первое стихотворение напечатал в 1925 г. в журнале «Молодой па-1*арь» («Малады араты»). В 1932 г. издал сборник поэзии «Смелее, товарищ» К<Смялей, таварыш»).

Осенью 1931 г. поступил на учебу в Белорусский высший педагогиче-ЬиЙ институт в Минске, занятия в котором совмещал с работой в Белорус-ШсКОм телеграфном агентстве и газете «Рабселькор». В 1933-1934 гг. работал 1 в газете «Чырвоная змена», печатался в «Комсомольской правде», в 1936-^ 1941 гг. — разъездной корреспондент газеты «Звязда».

Активный участник Великой Отечественной войны. Демобилизовавшись из Советской Армии, работал в газетах «Звязда», «Літаратура і мастац-Етва», Союзе писателей БССР.

Умер и похоронен в Минске.

****

В своем полном объеме этот вывод будет не совсем точным. Имя Ю. Витьбича упоминалось тогда, гда речь шла о предательстве отдельных писателей, в годы Великой Отечественной войны сотруд-авпшх с оккупантами, а впоследствии эмигрировавших в США. Появились и публикации, в кото-Ю. Витьбичу отказывали в литературном мастерстве, по сути ставили крест на его творчестве «Не вам беларусамі звацца» // Литературная газета. — 1966. -22 октября

Особое место в художественной жизни Витебщины довоенных лет Принадлежит писателю Юрке Витьбичу ■(настоящее имя Георгий Щербаков) (1905—

1975), имя которого в 30-е годы часто встречается на страницах белорусских газет и (журналов рядом с именами П. Бровки,

|М. Лынькова, К. Чорного, А. Кулешова,

|Э. Самуйленка, других писателей и поэтов.

ЁОднако, вплоть до начала 90-х годов XX в.

|(о нем писали Б. Саченко, Л. Юревич,

ІГ. Стукалич, Л. Прончак) Юрка Витьбич в литературоведческих работах практически Все упоминался . А ведь он стоял у истоков Велорусской исторической прозы, придавал Вюлыное значение художественно-щраеведческой литературе и, как пишет ЬА. Мартинович, «во многом обгонял свое тремя, благодаря художественной интуиции Кыл способен смотреть далеко вперед»

ВМарціновіч А. Дзе ж ты, храм праўды? — ИМн., 1996.-С. 153).

Детские и отроческие годы Ю. Витьбич провел в семье родителей I в г. Велиже (в то время входил в состав Витебского повета Витебской гу-Кернии). Окончил педагогический техникум, служил в Красной Армии, ра-Котал на стройках и предприятиях Москвы. В начале 30-х годов вернулся

в Витебск. Активно сотрудничал с журналами «Узвышша» и «Полымя рэвалюцыі», принимал участие в работе литературного объединения «Уз-вьпнша», возглавлял витебскую, гомельскую, белостокскую экспедиции по учету и охране памятников истории и искусства, вместе с другими авторами работал над созданием истории витебских, гомельских, борисовских фабрик и заводов. В 1939 г. стал членом Союза Советских писателей Белоруссии (жена Ю. Витьбича Г. С тук ал и ч вспоминает, что любовь к истории будущему писателю привил ее отец Иван Кондратьевич Кондратьев, заведующий Велижским городским архивом).

Свой первый рассказ «Жаўнер Юрка Загар» Ю. Витьбич напечатал в двухнедельной странице «На Белоруссии», являющейся приложением к общероссийской газете «Гудок» (№ 57, 23 марта 1929 г.). Правда, сам писатель начало творческой деятельности связывает с публикацией рассказа «Млынарова рука» в 9-10 номерах журнала «Узвышша» за 1929 г. Мы же вспомнили «Жаўнера...» по следующей причине. Во-первых, в этом рассказе намечается та литературная стезя, которую выбирает для себя молодой автор и, во-вторых, становится заметной та языковая эквилибристика, которая впоследствии станет предметом острой литературной критики. (Кстати, в письме будущему поэту П. Глебке Витьбич признается: «Не ведаю, наколькі мая мова (і наогул — ці існуе яшчэ мова Віцьбіча?) вычурная, кніжная, некалькі архаічная, бо дрэннае веданне жывой мовы не дае мне крытэрыя ў гэтым стасунку» (Лісты Юркі Віцьбіча да Пятра Глебкі // Мала-досць. — 1998. -№ 3).

Тем не менее именно этим рассказом Ю. Витьбич открыл свой первый прозаический сборник «Смерть Ирмы Лайминг», изданный БелГизом в 1932 г. Думается, сделано это было вполне сознательно — в рассказах, включенных в сборник («Крик Габриэля Кавки», «Смерть Ирмы Лайминг», «Ветры западные»), Юрка Витьбич пошел по заявленному в первом рассказе творческому пути: попытался постичь сущность духовных и душевных изменений личности, попавшей под не совсем понятную идеологию нового общества. С одной стороны, это почти прочитанная по-своему теория Пролеткульта («...Сожжем Рафаэля!..») и подкрепленная личностными эмоциональными оценками автора («У бакавой галярэі зрывалі са сцен сямейныя партрэты рыцараў і пекных паненак у гарнітурах і зачосках сярэднявечнае Полыпчы, талачылі іх ботамі ў шкумаццё, рвалі шаўковыя крывавай чырванні брусельскія заслоны, разгарнулі сякерамі старыя сямейныя клявікорды і струны, што калісць нараджалі паланезы, у якіх дзіўна перапляталіся і журба па старой Польпгчы, і каханне да радзімага люду, рваліся і, аганзуючы, спявалі апошнюю лебядзіную песню старых клавікордаў»). Натурализм автора особенно заметен, если обратиться к описанию погромных действий одной из героинь — бабки Мальгретты: «Яна па-чала біць кійком па струхнелым генеральскім мундзіре, які рассыпаўся пы-

156

, і ордэны, падскокваючы, правальваліся праз рэбра ў пустую ^рожніцу».

Авторская позиция Ю. Витьбича зафиксированная в первом рассказе, будто невидимая ниточка, высвечивает жизненную позицию других геев первого сборника, особенно Ирмы Лайминг — не врага Советской Бело-уссии, но человека метущегося, думающего и в итоге ... ушедшего из жиз-

і со своими раздумьями и психологическими взрывами.

Он был активным литератором, думающим о развитии белорусской ху-жественной культуры, следил за достижениями коллег по перу, высказывал ои суждения и оценки современному ему литературному процессу. Вот, к имеру, несколько ссылок на переписку Ю. Витьбича с Петром Глебкой:

| — письмо от 14 апреля 1933 г.: «Анэгды прыехаў з Віцебску, дзе наёміўся асабова з Ушаковым, Люгоўскім і Жалезьняком... Надзвычай авыя і здольныя хлопцы, з якімі вырашыў 1001 пытанне...»;

— письмо от 25 августа 1933 г.: «Артыкул Бандарынай выклікае адзіны глаз — некаторая затрымка з менструацыяй шкодна адбілася на разум о -працы, і статая дзяўчына пачала з пяціпудовай грацыяй юрыць... нават з

'ытыкамі» ;

— письмо от 22 октября 1933 г Л «Хочацца пагаварыць з Вамі наконт екаторых віцеблян. Кагадзе чытаў у “ЛіМе” артьпсул Ушакова аб сутнасці належнай увагі з боку літкрытыкаў да маладых пісьменнікаў. Ар-“,ул добры І патрэбны, бо наш Аргкамітэт раскачваецца ў гэтым стасунку,

(выбачайце за вульгарнасць) у старога каня пэўная зброя. Найлепшым рыкладам неабходнасці большай чуласці да маладых і з’яўляецца сам аўтар ртыкулу. Неяк віцебскі кучар — Васілёнак адзначыў у “ЛіМе” як дасягненне (нават артыкул мае загаловак “нашы творчыя дасягненні”) тое, што Ушакоў ,выдае чацьверты зборнік сваіх твораў, з якіх тры прыпадае на апошні год”, разумела спрэчна такое ўзважванне творчых посьпехаў на пуды паперы, і осыць тут толькі прыгадаць словы М. Горкага наконт Бязыменскага — яны лып чым добра кваліфікуюць і гэтае “дасягненне”. Паэт ведае чыгунку, , магчыма з беларускіх пісьменнікаў ведае яе Шьшклер, але якой часамі ескаляровай атрымоўваецца яна ў яго, дзякуючы няўменьню яшчэ -розніваць адзначанае ад выпадковага — агулыпчына, павярхоўнасць. Анд-эй Ушакоў добра пачаў пісаць, а апошнім часам неяк спыніўся і не расьце,

о нельга ж лічьшь яшчэ за рост нават 24-ы зборнік твораў з супервоклад-ай. Яго абганяе Жалязьняк, які, на маю думку, самы моцны з віцебскіх ‘сьменнікаў. У яго адч>ъаецца і своеасаблівасць, чаго няма дагэтуль у ^Ушакова. Зайздрошчу ягонай мове, падыходу да тэмы. Спатыкаюцца часам

В письме от 28 сентября Ю. Витьбич сменит свою оценку и скажет, что она «нашла себя именно как по-са».

Приводится на языке оригинала.

157

добрыя рэчы ў Люгоўскага. Што датычыцца Мазуркевіча і Жыткевіча, ды**» наогул ня ведаю, што да іх датычыцца — толькі не літаратура»:

— письмо от 27 октября 1933 г.: «Тяжело сегодня Ходыке и Ковалю -креіше сочувствую им. Первый очень субъективен для объективных тем, ц здесь нет еще полного соответствия между субъектом и объектом. У другоі жизнь выбивает из-под ног всю его более раннюю, пронизанную господство^ земли над человеком тематику. Их своеобразие, их талант здесь против нихй И здесь же: «Интересуюсь, досылают ли что-нибудь витебские парни в журн* лы и судьба этих посланий. Спрашиваю в связи с их многочисленными за по-I следнее время статьями в газетах, касающихся работы филиала ССП». (ЛістіЯ Юркі Віцьбіча да Пятра Глебкі // Полымя. — 1998. — № 2. — С. 205).

В литературной жизни Витебщины 30-х годов XX в. Ю. Витьбич не 2 только автор с собственным прозаическо-лингвистическим выражением™ Это и человек, деятельность которого внутренне согласовывалась с общеЩ союзной и белорусской писательской организацией. В подтверждение — еще 1 одно обращение к письмам к П. Глебке. Первое датировано 15 апреля* 1934 г.: «Очень интересует съезд ССПБ. Почему-то не верю, чтобы меня ! приняли даже в кандидаты». На этом съезде его действительно не приняли Я СП. Это произойдет позже...

У нас мало говорят об этом. Но, может быть, именно Ю. Витьбич сыг-Я рал определенную роль в поддержке жизнетворческой деятельности витеб-тВ ского художника Юделя Пэна, влачившего в 30-е годы нищенское сущест-Щ вование.

В письме к П. Глебке, датированном 28 сентября 1933 г., он описывает это нищенство. Вот он, пример того, насколько можно быть внимательным к I человеческим невзгодам:

«Р.8. Прашу Вашай парады ў наступным. У Віцебску жыве народны» мастак Пэн. У дзеда няма асабовага жыцьця — дзесьці за машонкамза калбейніка з выразам абсалютнай прызначанасьці на твары прытуліўсяЯ спартанскі ложак. на падваконьні. побач з палітрай і крэйдай — 2 цыбуліны і С 200 гр. хлеба. 3 сьцен яго чатырох пакойчыкаў глядзіць уважліва на глядача Щ старое беларускае мястэчка — Віцебскі Пескавацік (мястэчка, якое трапіла ў | губернскі Віцебск), Янавічы, Веліж, Сураж, Парьгчы і г.д. А глядачоў гэтых, 1 з якіх дзед не бярэ ніякой платы і перад якімі кожную хвіліну ўдзень і амаль 1 што ўначы адчынены дзьверы, шмат — у пераважнасці моладзь. Магчыма, Я дзед любіць моладзь, таму што ў яго няма сям’і і ён самотны разам са сваімі ■ калбейнікамі, шайвецамі, бал-мылохэс, дробнымі гандлярамі, баггагуламі і 1 г.д. Стары Юлі Пэн даў такіх славутых мастакоў, як Сорын (сын Я калбейніка), які зусім нядаўна маляваў у Лёндане партрэт з Георга ангель-Я скага, як колішні сын жабрака з Лёзны, а цяпер сусветна вядомы Марк Ша-И гал, які нядаўна (я бачыў гэты ліст) пісаў:

158

первое, и второе письмо печатаются по тексту оригинала.

159

“Любы мой настаўнік!

Бярыце маю славутую парыскую майстэрню і аддайце мне мой вріцебск”.

Як Шульман, як Грынберг і др. Усё гэта дзеці местачковай бядноты, Іддя якой былі зачьшены дзьверы і дзяржаўных майстэрань, і прыватных Еіайстэрань Рэпіна, Айвазоўскага, Клевера (жыў у Віцебску) і інш. Нядаўна щ[эн атрымаў прапанову праехаць у Лёндан, раней — у Парыж, але ён ніколі : ЛЯ здолее спакінуць шайвецаў дзеля Георгаў ангельскіх і парыжскіх курв. ■Сёньня дзед літаральна галадуе (трэба адзначыць, што ён гэта дбайна, як Ьамсунаўскі гэрой, захоўвае, але дрэнна), ходзіць у абшарпаным паліто і ■нейкіх стопках. Ён як народны мастак атрымоўвае 250 руб. у месяц, і гэтага Ьосыць для абывацеля, а не для мастака, якога цікавіць пэўная літаратура, Ькому патрэбны натуршчьпсі, фарбы, палотны. Мне здаецца, што становішча ІПэна на-сёння пэўнае дыскрэдытаваньне сучаснасьці, і дайце параду, Ьав. Глебка, як узварухнуць афіцыйную мастацкую багну, як мабілізаваць | (праз друк гэта зрабіць нелъга) савецкую грамадзкую думку вакол гэтага пы-ітання. Магчыма, патрэбна ператварьщь яго квартьфу ў мастацкую галерэю з ріэўным % на карысць гаспадара, магчыма, патрэбна павялічыць пэнсію да 1600—700 руб., магчыма, патрэбны заказы ад дзяржаўных устаноў, я не ведаю, ■гэта. на маю думку, місія кампэтэнтнага таварыша, які мае выехаць з Менску ўВіцебск. Я толькі, акрамя жабрацкага становішча Юлія Пэна, ведаю, што на Кгэтым становішчы ворагі сёньняшняга будуюць (у чым у мяне быў вьшадак Шераканацца) надзвычай дрэнныя рэчы. Парайце, калі ласка, што зрабіць»*.

О том, что просьба Ю. Витьбича не осталась без внимания Петра Глеб-; ки свидетельствует письмо в его адрес, датированное 22 октября 1933 г.:

«Дарагі тав. Глебка!

Вельмі шкадую, што не давялося разам з вамі трапіць да Ю.М. Пэна, і шельмі рад, што Ваш артыкул і вашы захады перад СНК і ЦК прымацуюць кда дзеда належную ўвагу грамадзкасці і палепшаць яго становішча наогул».

Не все однако было радостным и беззаботным. На общем собрании Минской писательской организации 11 декабря 1933 г. с докладом «Классо-Іівая борьба на языковедческом фронте и реформа правописания белорусско-Гго языка» выступил известный «борец» за чистоту пролетарских идей |гД. Александрович. Вот его пассаж в сторону творчества Ю. Витьбича: | <<...сродкамі архаічнай, штучнай мовы, мовы, ад якой нясе пахам сярэдневя-»овых палацаў, працягваецца выразная дваранска-нацыяналістычная сут-Шасць... У яго аповесці “Лшоно Габоо Бійрушалайм”.., зробленай на Вфэйскім “матэрыяле”, асабліва выразна працягваюцца ад пачатку да канца, »ста, слова за словам, нацыяналістычныя сіянісцкія, клерьпсальна-Вістычныя ідэі. Слёзы па яўрэйскай “патрыярхальнай самабытнасці”

і беспрасветнасці разліты па ўсіх старонках аповесці...» (Цйт. До. Марціновіч А. Дзе ж ты, храм праўды? — Мн., 1996. — 168 с.).

Еще один критик М. Климкович обвиняет Ю. Витьбича в более «смертных» грехах. В статье «На страже большевистского интернациона. лизма» он сожалеет о том, что произведения писателя печатались в журнаде «Полымя рэвалюцыі» и что не была вскрыта «перекличка Витьбича с евре^. скими националистами»; в статье «Постановление XVII съезда ВКП(б) и задачи художественной литературы» утверждает, что «сам Витьбич выражает давление на литературный язык враждебных нам слоев классового общества, сам выражает нацдемовское влияние на интеллигенцию»; наконец, в От. четном докладе Оргкомитета Союза советских писателей БССР первому съезду писателей «Литература Советской Белоруссии за 15 лет» тот асе Климкович заявляет совершенно определенно: «Мы должны перед Витьби-чем поставить вопрос: или полное признание своих ошибок и полное разоружение, или Витьбич перестает быть советским писателем».

Пришлось Ю. Витьбичу перестраиваться — к рассказам-однодневкаш^ типа «Поэзия» («Полымя рэвалюцыі». — 1932. — № 3) добавляются «идеолоЯ* гически выдержанные» «Ціхая Руба», «Год», «Янак Гай», «Адносіс», «Курт Лебен аналізуе азот», «Эжэн Дэлякруа», в которых главенствуют надуман-]. ные производственные конфликты, разрешаемые по «классовой схеме», отсутствуют живые, полнокровные характеры. Произведения казенно-.! повседневного содержания составят вторую книгу Ю. Витьбича «Формула! • супраціўлення касцей» (Мн., 1937). Книга, как и следовало ожидать, получила положительную оценку, Ю. Витьбич был рекомендован в члены Союза советских писателей Белоруссии, а на заседании правления Союза писателей в феврале 1941 г. был назван в качестве примера для начинающих авторов. |

Неожиданные коррективы в жизнедеятельность Ю. Витьбича внесла Великая Отечественная война. Он оказался «по ту сторону» баррикад, согласившись из-за обеда в редакции работать сначала в витебской городской!-оккупационной газете, а затем в Минске, в литературно-художественно™ журнале «Узвышша» (из печати не вышло ни одного номера. — А.Р., Ю.Р.). 4

А затем — жизнь в Германии, эмиграция в США. Однако это находится]..; уже за рамками нашего временного исследования.

Завершим размышления о творчестве Ю. Витьбича суждениями символического смысла из рассказа «Мы дойдзем», написанного далеко от Родины: «I мы ідзём далей. Ідзём праз дзень, праз ноч. Ідзём і ўзімку і ўлеткуйі Ідзём і ў навальніцу і ў спякоту. Мы цягнем з сабой у сціплых хатыляэЯ няўтольны сум, што бялейшы ад Гімалаяў і глыбейшы за АтлантыкуЯ

I ніколі не можа таго стацца, каб мы не дайшлі нарэшце да свае непаўторяаШ любові, да сінявокай Беларусі. Занадта вялікае наша замілаванне ёю і занаДЯ та глыбокая варажнеча да яе ворагаў, каб гэта не здзейснілася. Але я бачу, # нечакана спазма сціснула вам горла і задрыжэлі вашы вусны. На нашых яа-.';

160

г

] беспрасветнасці разліты па ўсіх старонках аповесці...» (Цит. по: І^арціновіч А. Дзе ж ты, храм праўды? — Мн., 1996. — 168 с.).

Еще один критик М. Климкович обвиняет Ю. Витьбича в более «смертных» грехах. В статье «На страже большевистского интернационализма» он сожалеет о том, что произведения писателя печатались в журнале «Полымя рэвалюцыі» и что не была вскрыта «перекличка Витьбича с еврейскими националистами»; в статье «Постановление XVII съезда ВКП(б) и задачи художественной литературы» утверждает, что «сам Витьбич выражает давление на литературный язык враждебных нам слоев классового общества, сам выражает нацдемовское влияние на интеллигенцию»; наконец, в Отчетном докладе Оргкомитета Союза советских писателей БССР первому съезду писателей «Литература Советской Белоруссии за 15 лет» тот же Климкович заявляет совершенно определенно: «Мы должны перед Витьби-чем поставить вопрос: или полное признание своих ошибок и полное разоружение, или Витьбич перестает быть советским писателем».

Пришлось Ю. Витьбичу перестраиваться — к рассказам-однодневкам типа «Поэзия» («Полымя рэвалюцыі». — 1932. — № 3) добавляются «идеологически выдержанные» «Ціхая Руба», «Год», «Янак Гай», «Адносіс», «Курт Лебен аналізуе азот», «Эжэн Дэлякруа», в которых главенствуют надуманные производственные конфликты, разрешаемые по «классовой схеме», отсутствуют живые, полнокровные характеры. Произведения казенноповседневного содержания составят вторую книгу Ю. Витьбича «Формула супраціўлення касцей» (Мн., 1937). Книга, как и следовало ожидать, получила положительную оценку, Ю. Витьбич был рекомендован в члены Союза советских писателей Белоруссии, а на заседании правления Союза писателей в феврале 1941 г. был назван в качестве примера для начинающих авторов.

Неожиданные коррективы в жизнедеятельность Ю. Витьбича внесла Великая Отечественная война. Он оказался «по ту сторону» баррикад, согласившись из-за обеда в редакции работать сначала в витебской городской оккупационной газете, а затем в Минске, в литературно-художественном журнале «Узвышша» (из печати не вышло ни одного номера. — А.Р., Ю.Р.).

А затем — жизнь в Германии, эмиграция в США. Однако это находится уже за рамками нашего временного исследования.

Завершим размышления о творчестве Ю. Витьбича суждениями символического смысла из рассказа «Мы дойдзем», написанного далеко от Родины: «I мы ідзём далей. Ідзём праз дзень, праз ноч. Ідзём і ўзімку і ўлетку. Ідзём і ў навальніцу і ў спякоту. Мы цягнем з сабой у сціплых хатылях няўтольны сум, што бялейшы ад Гімалаяў і глыбейшы за Атлантыку.

ніколі не можа таго стацца, каб мы не дайшлі нарэшце да свае непаўторнае любові, да сінявокай Беларусі. Занадта вялікае наша замілаванне ёю і занад-та глыбокая варажнеча да яе ворагаў, каб гэта не здзейснілася. Але я бачу, як нечакана спазма сціснула вам горла і задрыжэлі вашы вусны. На нашых на-

161

гах кроў, і крывёю сцяк^юць нашы сэрцы. Дык дайце руку і пойдзем далейн Вунь-вунь бачьще там, далёка-далёка, дзе яснейшае неба, зноў сінеюць рэкі} чарнеюць лясы і ўздымаюцца ўзгоркі.

Мы дойдзем! Абавязкова дойдзем!

Пашчасціў нам Божа! Так станься!»

Дойти, к сожалению, до родной Ви-тебщины Юрке Витьбичу не пришлось.

В 1975 г. он умер и похоронен в американском городе Саут-Ривер.

И «Молодняк», и БелАПП активно работали над развитием иноязычной литературы (например, еврейской) . В конце 20-х -30-е годы XX в. среди литераторов становятся известны имена Ц. Долгопольского,

Гр. Релеса, И. Баса, М. Моделя, Г. Каменецкого и других авторов, пишущих на еврейском и белорусском языках.

Придя в литературу в дореволюционное время, добившись через экстернат учительного права, своей активной деятельностью заявляет о себе уроженец г. Городка Цодик Долгопольский (Цодик Львович Долгопольский — псевдоним Городокер)

(1879-1959). У автора так сложилась жизнь, что его просьбы об издании произведений на еврейском языке постоянно где-то «зависали». И только в начале 30-х годов (Ц. Долгопольский был активным сторонником БелАЛПа. — А.Р., Ю.Р.) из печати выходят его книги на еврейском языке: «У открытой калитки» («Каля адчыненай брамы», 1928),

«На советской земле» («На савецкай зямлі»,

1931), «Моим пером» («Маім пяром», 1932),

«Агитпоезд» («Агітцягнік», 1935), роман «Шелк» («Шоўк», 1933) и др.). Умер и похоронен в Санкт-Петербурге.

Зрелым автором в довоенной еврейской литературе Белоруссии выступает уроженец г. Городка Бэр Оршанский (1883-1945),

* Этому активно способствовало развитие любительского литературного творчества в середине и второй половине 20-х годов под руководством опытных еврейских литераторов.

162

чить обстоятельства создания «Энеиды наоборот» и «Тараса на Парнасе». ]3 многочисленных статьях и рецензиях показал наличие связей белорусской литературы с литературами русского, украинского и польского народов.

Неожиданным стало решение И. Басса (в то время он работал доцентом кафедры литературы и журналистики Минской высшей партийной школы. — А.Р., Ю.Р.) в конце 70-х годов эмигрировать за границу. О творческой деятельности И. Басса в эмиграции практически ничего не известно.

Почти забыто и в белорусской, и в еврейской литературе имя поэта Гирши Мордуховича Каменецкого (1893-1957), уроженца д. Чернявка Сенненского повета Могилевской области (ныне Сенненский район Витебской области). В довоенное время издал напечатанные на еврейском языке книгу поэзии «Простой дорогой» («Простай дарогай», 1933), «Стихотворения» («Вершы», 1938), в соавторстве — сборник стихов «Биробиджан» (1939). В 1940 г. в Минске вышла из печати книга Г. Каменецкого «Заказ на молодость» («Заказ на маладосць»).

Пример БелАППовских подходов к литературно-критической деятельности являет творчество уроженца д. Камень Лепельского повета Михаила Модели (Менделя Мовшевича Моделя) (1904-1980). Занимая в 30-е годы руководящие посты в учреждениях культуры и искусства Белоруссии (научный сотрудник Института литературы и искусства АН БССР, начальник территориального отдела Управления по делам искусств при Совете Министров БССР и т.д.), М. Модель в своих статьях и очерках, посвященных, главным образом, белорусскому и еврейскому театрам, придерживался апологетических, вульгарно-социологических взглядов. Драматургические произведения и спектакли по ним оценивал, в основном, с позиций «правильности раскрытия классовой ситуации драматических конфликтов». По форме выглядело для того времени привлекательно. (См., например, Модэль М. Тэ-атральнае мастацтва — на службу інтэрнацыянальнаму выхаванню // Мастац-тва і рэвалюцыя. — 1933. — № 1-2; Драматургію — на службу пралетарскаму інтэрнацыяналізму // Звязда. — 1933. — 18 крас.). А по сути — критика режиссуры, основ театра, игровой ситу ации на сцене и т.п.

Воинственно выступал против произведений белорусской тематики. Предвзятость и субъективность М. Моделя особенно заметны в его оценке пьес «Неистовая» («Апраметная») В. Шашалевича, «Кастусь Калиновский» Е. Мировича, «Скарина, сын из Полоцка» Е. Громыки и др. В послевоенные годы сам подвергался критическим нападкам в прессе, поэтому печатался редко. Умер и похоронен в Минске.

В противовес Бенде, Моделю, Бронштейну и др. позицию объективного критика занимал уроженец Витебска, выпускник Белорусского государственного университета им. В.И. Ленина Петро Хатулев (Петр Федорович Хатулев) (1912-1937). Незаконно репрессирован в ноябре 1936 г., расстрелян в 1937 г. Реабилитирован в 1966 г.

163

Следовало быть поистине мужественным человеком, чтобы в противоД вес таким «мэтрам» БелАППовства. как Бенде, Бронштейн, Лимановский ^ др., в статьях и рецензиях, посвященных анализу творчества А. Александров вича, П. Бровки, Э. Самуйленка, Ю. Таубина, Вл. Ходыки, В. Шаповалова гМ др., выступить против вульгаризаторского подхода к литературе, вживания,? втискивания в «архив революционной «востребованности» (кавычки наши. ^ А.Р., Ю.Р.) многопланового, богатого по содержанию и тематике творчества? белорусского народа.

Сегодня ясно, что его критика «рыцарей от критики», анализирующих каждую букву книжки с точки зрения «мировой революции», в которой нет места «голубым... васильковым глазам» Белоруссии с ее древностью и самобытностью культурного развития, была объективно-научной, но неожиданной, непривычной в те годы. И сразу же появились публикации, обвиняющие П. Ха-тулева в прославлении националистической «васильковой Белоруссии».

Подобные толкования подталкивати П. Хатулева к спасению в эстетическом направлении критики. Хотя и на этом пути он часто ошибался, давал повод к восприятию своей собственной личности как антипода литературного процесса К примеру, анализируя статью М. Пиотуховича посвященную творчеству М. Богдановича, запутался в оценках. Казалось бы, и лирика М. Богдановича, и разумные рассуждения М. Пиотуховича не давали поводов, чтобы разделить творчество М. Богдановича на: а) которое «следует использовать» в белорусской культуре; б) которое «повторяет «задние двери» («зады») белорусского буржуазного национализма, русского и западного символизма» (как говорится, смешат воедино «и блох, и свинок»).

Противоречивая жизнь 30-х годов XX в. (может быть это и можно понять) тем не менее сохранила для современника острую авторскую позицию А. Хатулева — быть объективным в оценке литературного творчества, видеть процесс в его историческом развитии, не искать врагов белорусского культурного развития ХПХ в.

Маленький пример из жизни конца 1920-х годов, имеющий, на наш взгляд, прямое отношение к Витебщине.

Один из героев гражданской войны (его именем названа улица в современном Витебске. — А.Р., Ю.Р.) Витовт Путна в изданной в Москве в 1927 г. книге «К Висле и обратно» приглашал историков, критиков, читателей к откровенному разговору о трагических событиях молодого советского государства: «Я не хотел историю делать прилизанной. Я стремился сделать свою книгу по содержанию и стилю непохожей на обычный тип наших исторических очерков, в которых все гладко, события планомерно развертываются и разумно одно из другого вытекают, и мы, главным образом, показываем себя героями и победителями... Моя работа не является произведением, которое успокаивает. Местами она, быть может, даже проникнута некоторой горечью, но она ближе к настоящей реальности, чем остальные,

164

которые от начала и до конца весьма и однозначно приятны». (Путна В. К Висле и обратно. — М., 1927).

Книга имела прямое отношение в Белоруссии и вызвала (несмотря на небольшой тираж) огромный читательский интерес своей правдивостью (которая в те годы еще была возможна. — А.Р., Ю.Р.). И с помощью критики могла бы помочь читателям в постижении подлинности исторических событий, понимании роли и жизни людей, в них участвующих, наконец, открытости авторов, издательств и публикуемых произведений.

Однако, все это осталось, как говорится, «за кадром». БелАППовский критик И. Барашка не просто не заметил широкого гражданского аспекта, эстетического и человековедческого начала, изложенных непрофессиональным В. Путной (а ведь огромное число страниц касалось белорусских территорий и читателям было бы интересно увидеть общественную, литературную, художественную оценку. — А.Р., Ю.Р.), но упрощенно отнес книгу к т.н. специальной военной литературе.

На любом отрезке человеческого развития индивидууму нужен был пример, показ утверждения позитивного начала в жизни через гуманизм и человеколюбие, видение и утверждение этого начала на примере живущих с ним членов сообщества.

Активные члены Витебского, Полоцкого и Оршанского филиалов «Молодняка», как нам думается, в большинстве своем справились с таким пониманием творчества весьма успешно.

И будет правильно, если в этом потоке среди первых вспомним по-ставчанина Вл. Дубовку. Его поэмы «Круги» («Кругі»), «И алых парусов взвивы...» («I пурпуровых ветразей узвівы...», 1929), «Штурмуйте будущего аванпосты» («Штурмуйце будучыні аванпосты...», 1930) — это не просто своеобразная стихотворная трилогия, это поэтическая диалектика взаимоотношений человека и общества, личного и общественно значимого, национального и интернационального. Поэт, в частности, не только восторженно славил революцию, но и по-философски рассуждал о времени и Человеке, о поиске путей к настоящему счастью, с полемической обостренностью писал о сложных общественно-социальных и человеческих противоречиях на этом пути, о содержании и форме нового искусства, его роли в организации социалистического общежития. Патриотическим звучанием пронизаны статьи Вл. Дубовки, напечатанные в конце 20-х годов в журнале «Узвышша» («О нашем литературном языке», «Проникновенность (мілагучнасць) белорусского языка», «Латинка или кириллица», «Проекты букв для «дз» и «дж» и др.) и посвященные чистоте звучания и печатания произведений на белорусском языке, освобождения его от надуманных, искусственных конструкций. Все вместе взятое как нельзя лучше характеризует личностно-значимое и творческое отношение Вл. Дубовки к классическим традициям белорусской литературы.

165

В упомянутой нами- в предыдущей главе поэме «Круги» стремление ^ Человека к счастливой жизни подается Вл. Дубовкой через использование сказочного сюжета об упорном и настойчивом искателе правды. Главный і герой поэмы «Любопытный» («Цікаўны») в своих неутомимых поисках ответов на волнующие его вопросы доходит до самого Солнца и от него узнает, что люди смогут жить счастливо лишь после уничтожения золотого дна в колодце (уничтожат власть денег. — А.Р., Ю.Р.). Сказочный сюжет, использование фольклорных аллегорий дополняются и наполняются авторскими отступлениями и комментариями, восславляющими красоту жизни, изменениями, происходящими в окружающей поэта действительности. Поэтические представления о счастливом будущем наполнены не абстрактным смыслом, а имеют совершенно конкретный характер, обозначенный очевидными примерами реальной жизни белорусов в середине 20-х годов XX в., сотворцом которой был и сам Вл. Дубовка:

Радасць мая, — Рэвалюцыі час!

Я ж не магу у гэты час не сказаць: шчасце мае ужо нават у тым, што я удзельнік вялікіх часін.

Радасць і гора дзяліў шпалам: радасць у сю на змаганне аддам!

Авторская позиция Вл. Дубовки предельно откровенно сформулирована в заключительных строках поэмы «Круги»:

Здзейсняцца ўсе нашы летуценні,

Знішчыць чалавек прыгоны ў свеце.

Ідучы па шчасце поколениям,

Вы кажыце ўсім:

—Дачей ідзіце!

Поэт остро ощущал противоречия развития, но он также понимал и то, что в этом часто противоречивом переплетении экономики и политики должно быть место для формирования новой художественной культуры, о путях развития которой даже в конце 20-х годов XX в. велись острые дискуссии.

Современница Вл. Дубовки советская писательница Мариэтта Шаги-нян в свое время по данной проблеме высказалась следующим образом: «Культура — это эстафета веков. Всякое творчество, а тем более творчество целого народа, это открытая, а не закрытая функция, она вбирает, всасывает, переваривает, усваивает, накладывает свою печать на результат или достижения самого широкого процесса поглощения и усвоения, — история учит нас, как замкнутые культуры погибали, перегорая в самих себя, а индивиду-

УО "ВГУ им. П.М. Машерова", 2009

Уже тогда он увлекся краеведением. Да так, что посвятил ему всю оставшуюся жизнь. И будь такое звание — «Заслуженный краевед республики» — Михаил Степанович первым бы в Витебске по праву его заслужил. И одним из первых в Белоруссии.

«Вместе с ребятами мы в школе создали историко-краеведческий музей, один из первых и довольно известных в республике, — писал М. С. Рывкин в воспоминаниях. — Мы ходили в походы, ездили на экскурсии, участвовали в туристических слетах и соревнованиях, занимая нередко первые места. Выезжал с учащимися в археологические экспедиции, проводимые старшим научным сотрудником Института археологии АН СССР Л. В. Алексеевым, на раскопки курганов на территории Витебской области (в частности, Друнка). Руководил городским объединением учителей истории. На протяжении ряда лет активно выступал на областных, республиканских и союзных чтениях и конференциях, печатался в сборниках конференций, издававшихся по прочитанным докладам. Избирался научным корреспондентом Научно-исследовательского института педагогики Министерства просвещения БССР по отделу истории и

6

обществоведения, дававшего право на дополнительный месячный отпуск для научной работы и право выезжать в Минск для работы над избранной научной темой».

Все, кто знал Михаила Степановича в эти годы, отлично понимал, что ему уже стали тесны рамки школьной педагогики и что пребывание в качестве школьного учителя — явление временное. Так оно и получилось. После одного из выступлений в Москве М. С. Рывки-ну предложили поступить в аспирантуру Научно-исследовательского института содержания и методов обучения Академии педагогических наук СССР, которую он успешно закончил год спустя (1968 год). Тогда и началась работа над диссертацией. Научным руководителем его был известый историк-методист П. С. Лейбенгруб.

А перед ней были подготовлены и изданы учебные пособия «Из опыта внеклассной краеведческой работы по истории» (М., 1961), «Эстэтычнае выхаванне вучняу у краязнаучай рабоце па псторьп» (Мн., 1963), «Методика обучения истории в средней школе» (М., 1965), «Скарыстанне краязнаучага матэрыялу на уроках псторьй» (Мн., 1967). Последнее из этих пособий — «Вывучэнне псторьй БССР у VI1-У111 класах» (Мн., 1968) — фактически легло в основу диссертации на звание кандидата педагогических наук. Ее тема — «Преподавание истории союзной республики в школьном курсе истории

СССР (на материале УИ-УШ классов школ Белорусской ССР)» -была достаточно актуальна для того времени. Диссертация успешно была защищена 8 января 1971 года в Москве. А свою главную работу в области педагогики- «Вывучэнне псторьп БССР у У11-УИ1 класах»- Михаил Степанович выпустил в минском издательстве «Народная асвета» вторым изданием в 1985 году.

С февраля 1971 года М. С. Рывкин перешел на работу в Витебский пединститут: сначала был старшим преподавателем, а с 1976 года — доцентом. Здесь его научная деятельность не прекращалась, но и велась, так сказать, на два фронта: и в области педагогики, и в краеведении. При том, что со зрением становилось все хуже и хуже. Постепенно приближающаяся слепота не помешала и активной общественной деятельности, которая в последние 30 лет его жизни была неотделима от научной.

Первым общественно значимым событием в его жизни стала деятельность в Белорусском добровольном обществе охраны памятников истории и культуры. К созданию этой организации Михаил Степанович имел прямое отношение. Достаточно сказать, что первый устав этой общественной республиканской организации он писал вместе с такими известными ученым и-археологам и, как Л. Поболь, П. Лысенко, Г. Штыхов [1]. И естественно, что деятельность областного и городского отделений организации тоже не обошлась без него. Когда в 1967 году в Витебске было создано городское отделение, Михаил Степанович стал его председателем, а в областном отделении -руководителем научно-методического совета. Несколько позже и в связи с деятельностью Общества охраны памятников истории и культуры появились некоторые публикации краеведа начала 1970-х годов. Областная газета «Вщебсю рабочы» 7 июля 1972 года опубликовала статью М. Рывкина «У истоков древнего Витебска». В ней автор рассказал о начале работы в Витебске очередной археологической экспедиции Института истории АН БССР, которой руководил старший научный сотрудник, кандидат исторических наук Г. Штыхов. Эти раскопки, как и предыдущие, проходили на территории так называемого Нижнего замка. Основной раскоп был сделан на площади около 300 квадратных метров, где толщина культурного слоя была не менее четырех метров. Хоть работы еще не были закончены, автор рассказал о наиболее интересных находках.

Своеобразным продолжением этой публикации стала статья «Улиц каменная книга» («Вщебсю рабочы», 13 июня 1973 года), в

8

которой речь шла о появлении в древнем Витебске первых улиц, проектных планах их развития, о застройке города и т. д. Если учесть, что к тому времени подобных статей почти не было, то станет понятным, какой интерес вызвала она в городе.

В это же время М. С. Рывкин поддерживал предложение минских архитекторов о полной реставрации одного из самых замечательных памятников архитектуры Витебска — городской ратуши. Построенная в 1775 году, она в 1911 году изменила свой внешний вид: над двухэтажным главным корпусом был надстроен третий этаж, закрыта нижняя часть башни. Минчане предлагали снять надстройку и вернуть к первоначальному виду верх башни и т. д. Это предложение было неоднозначно принято в городе. Были его сторонники, но значительное большинство (автор этих строк в том числе) выступили против изменения

9

торой прошли в Витебске. К юбилею города, с которым у нее было столько связано, Лидия Алексеевна решила сделать ему подарок: написать цикл новелл, связанных с его историей. Предполагалось, что городское руководство само «пробьет» издание этой книги в ка-ком-нибудь белорусском издательстве. В результате в план издательства «Беларусь» на 1974 год попала книга с тенденциозным и не соответствующим исторической правде названием «Витьбичи» [8]. Поскольку тему своей будущей книги Л. А. Обухова совершенно не знала (а в течение продолжительного времени кропотливо ее изучать тоже не государево дело), то она попросила, чтобы ей назначили помощника. Им вызвался быть Михаил Степанович. Он не только подсказывал ей сюжеты для новелл, но и подбирал необходимый исторический материал. Знаю об этом точно потому, что, прежде чем что-то советовать или подбирать своей подшефной, Михаил Степанович обязательно звонил мне (допускаю, что и не только мне!), спрашивал мое мнение. Сама же писательница несколько месяцев прожила в гостиничном номере санатория «Летцы», куда ее добровольный помощник ездил, как мне кажется, как на службу. В изданной

12

книге «Витьбичи» (Мн, 1974) помощь М. С. Рывкина, правда, отмечена. Сам же Михаил Степанович подготовил для книги часть научного комментария (другую часть — Л. В. Алексеев).

С тех пор дружбу с Л. А. Обуховой М. С. Рывкин никогда не прекращал. А когда же писательнице исполнилось 60 лет, он опубликовал в газете «Вщебсю рабочы» (17 августа 1982 года) интервью с ней «Родина моей души». В нем рассказ не только о творческом пути писательницы и ее ближайших планах, но и воспоминания о детстве, юности, прошедших в Витебске, отношении к этому городу, о котором красноречиво говорит название интервью. Перу М. С. Рывкина принадлежит и некролог о Л. А. Обуховой, умершей в конце апреля 1991 года. Неудивительно, что в личном архиве М. С. Рывкина сохранилось много писем этой писательницы. И, впрочем, не только ее. Полагаю, что и их следует опубликовать в отдельной книге.

Судьба, кстати, неоднократно сводила Михаила Степановича с известными людьми, учеными. Так, например, в 1982 году он встречался в Переделкино с Ираклием Луарсабовичем Андрониковым

13

Примечания.

1. Поболь Леонид Давыдович (р. 1924) — белорусский археолог. Доктор исторических наук (1978), профессор (1990). Закончил БГУ (1951). С 1958 г. — сотрудник Института истории АН БССР. С 1970 г. — заведующий сектором, с 1980 г. — заведующий отделом археологии, в 1986-1991 гг. — отделом археологии первобытного общества, с 1991 г. — ведущий научный сотрудник, с 1997 г. — хранитель фондов Музея истории Национальной АН Беларуси.

Лысенко Петр Федорович (р. 1931) — белорусский археолог. Доктор исторических наук (1988), профессор (1993). Закончил Минский пединститут (1953). С 1964 г. — в Институте истории Национальной Академии наук Беларуси (с 1988 г. — заведующий отделом средневековой археологии). Занимался исследованием курганов и древних городов (Брест, Туров, Пинск, Слуцк, Мозырь и др.). Создатель археологического музея «Берестье» в Бресте.

Штыхов Георгий Васильевич (р. 1924) — белорусский археолог. Доктор исторических наук (1983), профессор (1989). Закончил БГУ (1956). С 1962 г. — в Институте истории АН БССР. С 1981 г. — заведующий сектором, в 1988-2000 гг. — заведующий отделом археологии Национальной АН Беларуси. Лауреат Государственной премии Беларуси (1990).

2. Официальная причина — ветхость. Будто бы ветхие здания нельзя отремонтировать. Лучший пример тому — здание нынешнего управления культуры горисполкома на проспекте Фрунзе. Более ветхого здания, чем оно было до ремонта, трудно себе представить. После ремонта же — оно одно из украшений этого уголка Витебска. Причем теперь закон об охране памятников уже не нарушается: перед сносом очередной жертвы ее предварительно исключают из числа охраняемых государством памятников истории и культуры: угодливых перед начальством чиновников всегда хватало. Были они во времена М. С. Рывкина, есть они и сейчас.

У древних городов датировка основания условна и хотя ранее история Витебска отсчитывалась по дате первого летописного упоминания — 1021 годом, но по инициативе М. С. Рывкина учителя истории школы №3, в 1971 году Институт археологии АН СССР одобрил новую условную дату основания 974 год, согласно Витебской летописи.

Кроме того, в 1974 году Витебск готовился отметить тридцатилетие освобождение города от немецко—фашистских захватчиков.

Подготовка к празднованию

Подготовка к знаменательной дате велась несколько лет, каждый житель Витебска должен был безвозмездно отработать 100 часов[1].

К этой дате были сняты хроникально-документальные фильмы «Витебские узоры» и «Город моей судьбы» (о праздновании Тысячелетия), спецвыпуск киножурнала «Советская Белоруссия».

Вышли юбилейные издания: историко-экономический очерк «Витебск», исторические новеллы Л. Обуховой «Витьбичи», «Витебское подполье» Н И Пахомова, Н И Дорофеенко, Н В Дорофеенко (2-е издание); фотоальбомы, набор цветных открыток, буклеты, путеводители. На марках, конвертах, значках изображались трамвай, ратуша, памятник героям Отечественной войны 1812 года и другие знаковые объекты.

Театр имени Я. Коласа открыл сезон премьерой спектакля «Званы Віцебская»[2] по пьесе написанной В Короткевичем специально к этому юбилею.

Городу-юбиляру посвятили музыкальные произведения А Богатырёв («Торжественная увертюра»), М. Фрадкин («Столица областная»), С. Пожлаков, В. Сорокин, И. Дзержинский, Г. Юдин (песни).

Была организована выставка «Витебск в творчестве белорусских художников». Вышел спецномер газеты «Віцебскі рабочы», выпущена юбилейная медаль.

Приуроченные к празднованию объекты

К Тысячелетию был воздвигнут Мемориальный комплекс в честь советских воинов-освободителей, партизан и подпольщиков Витебщины — главное мемориальное сооружение города.

В 1973 году был сдан мост через Витьбу, связавший улицу Гуторовскую с проспектом Фрунзе. В честь Тысячелетия мост назвали «Юбилейный». В том же году была построена гостиница «Витебск».

К дате торжеств были проведены значительные работы по реконструкции и расширению площади Победы, улиц Ленина и Замковой, Московского проспекта.

Проспекту Кирова вернули историческое название Замковая улица, Театральная площадь была переименована в Площадь Тысячелетия. Всего к празднованию 1000-летия Витебска было переименовано 18 улиц и 2 площади, получили названия 7 мостов и 2 путепровода.

Был установлен электронный информатор «Вечерний Витебск».

Построенный в 1976 году пешеходный мост через Витьбу от улицы ЛенинаВ к Кстовской горе также получил название Моста Тысячелетия Витебска. Также с 1970—х годов на стадии проекта существует Парк Тысячелетия, расположенный около Телезавода.

Праздничные мероприятия

30 июня

30 июня состоялось торжественное открытие Мемориала на площади Победы. Первый секретарь обкома КПБ С. М. Шабашов факелом зажег Вечный огонь.

В день открытия мемориала 30 июня 1974 г.

30 июня 1974. Открытие Мемориала на площади Победы. Первый секретарь обкома КПБ С. М. Шабашов с факелом. Рядом генерал армии А. П. Белобородов. Во втором ряду Михельсон, за ним Бирюлин и Райцев

Первый сектетарь обкома КПБ С.М. Шабашов зажигает Вечный огонь. 30 июня 1974 г.

Комсомолец Леонид Воробьев несёт капсулу с письмом ветеранов войны к памятнику. 30 июня 1974 г.

30 — 31 августа

28 августа Указом Президиума Верховного Совета СССР город Витебск был награжден орденом Трудового Красного Знамени за большие успехи достигнутые труженниками города в хозяйственном, культурном строительстве и в связи с 1000-летием.

31 августа в театре им. Я. Коласа состоялось торжественное заседание Витебского горсовета, представителей партийных общественных организаций с участием гостей, на котором первый секретарь ЦК КПБ П. М. Машеров вручивл городу награду. В юбилейных торжествах приняли участие делегации Минска, областных центров БССР, Смоленска, Каунаса, городов УССР, Прибалтики, города-побратима Франкфурта-на-Одере (ГДР), советов ветеранов армий, частей и соединений, участвовавших в освобождении Витебска в годы Великой Отечественной войны. В адрес Витебского горкома КПБ и горисполкома получены приветствия от ЦК КПБ, Президиума Верховного Совета БССР, Совета Министров БССР, горкомов партии и горисполкомов Минска, Ленинграда, Запорожья, областных центров Белоруссии; военачальников А. М. Василевского, И. X. Баграмяна; В. Б. Терешковой, П. У. Бровки, А. В. Богатырёва, 3. И. Азгура.

Состоялись массовые шествия к памятникам и братским могилам советских воинов, партизан и подпольщиков, выступления самодеятельных и спортивно-художественных коллективов, марш парад духовых оркестров, театрализованные представления. Празднование завершилось фейерверком.

Празднование Тысячелетия заложило традицию отмечать в Витебске День города.

На площади Черняховского. Субботник, посвященный подготовке к 1000-летию города. 1974

Княгиня Ольга на праздновании Тысячелетия Витебска в 1974 году

Площадь Тысячелетия. 2013

Юбилейный мост в 2007 году

Мост 1000-летия Витебска. 2010

Парк Тысячелетия Витебска. 2010

Примечания

↑ Официально это был почин «ряда промышленных предприятий и учебных заведений»

↑ «Колокола Витебска»

Источники

Витебск: Энциклопедический справочник. / Гл. редактор И. П. Шамякин. — Мн.: БелСЭ им. П. Бровки, 1988. — 408 с. — 60 000 экз. — ISBN 5-85700-004-1

goo.gl/h9aQoC

Есть подписи к фото из личного архива Иосифа Наумчика, другога сакратара віцебскага гаркама КПБ.

Справа налева: Невядомы; Пятрусь Броўка;

пісьменніца Лідзія Абухава; старшыня аблвыканкама Пётр Яфімавіч Рубіс;

1 -ы нам. старшыні Савета міністраў БССР Уладзімір Фёдаравіч Міцкевіч;

2-і сакратар ЦК КПБ Аляксандр Нічыпаравіч Аксёнаў; 1 -ы сакратар віцебскага

гаркама КПБ Валянцін Васілевіч Міхельсон, 1-ы сакратар ЦК КПБ П. М. Машэраў;

старшыня віцебскага гарвыканкама Валянціна Паўлаўна Вараб'ёва;

Уладзімір Елісеевіч Лабанок; сакратар віцебскага абкама КПБ па сельскай гаспадарцы

Іван Арцёмавіч Шыбека; 1 -ы сакратар Кастрычніцкага райкама

Ганна Нічыпараўна Лявонава; кіраўнік прафсаюзаў Мінін; Сабельнікаў.

Другі рад: Ліўшыц, кіраўнік меліярацыі; генерал-палкоўнік, камандзір Беларускай

ваеннай акругі Міхаіл Мітрафанавіч Зайцаў; нам. старшыні гарвыканкама

Іван Пятровіч Алейнікаў; 1 -ы сакратар Сенненскага райкама КПБ Радзецкі;

1 -ы сакратар Бешанковіцкага райкама КПБ Таран; 1 -ы сакратар віцебскага абкама

КПБ Сяргей Міхайлавіч Шабашоў; у 3-м радзе 6—8-я — дэлегацыя

ад горада Франкфурт-на-Одэры; у 6-м радзе 6-ы справа — Генадзь Бураўкін