| |
| Статья написана 8 марта 2021 г. 12:48 |
Творческое наследие одного из основателей русской научной фантастики и «крупнейшего научного фантаста» (Жак Бержье) Александра Романовича Беляева (1884–1942) в восприятии читателя вплоть до 2000-х гг. ограничивалось «довольно скромным списком из неполных четырёх десятков произведений» [11, с. 68]. И это несмотря на несомненную популярность писателя и убедительное число переизданий сборников повестей, собраний сочинений (только за 1963–1996 гг. вышло семь собраний сочинений).
Внушительное количество статей, посвящённых жизни и творчеству А. Р. Беляева (А. Ф. Бритикова, С. Ларина, В. В. Орлова, Я. С. Рыкачева и др.), к сожалению, не отражало истинного диапазона творческих исканий писателя в области реалистической прозы, приключенческого и очеркового жанров, литературной критики. В ХХI веке предпринято несколько изданий собраний сочинений фантаста, которые в значительной степени восполняют существующие по сей день лакуны в творческом наследии А. Р. Беляева. Среди них: • Полное собрание сочинений: в 7 т. серии «Отцы-основатели: русское пространство» (М. : Эксмо, 2009–2010). Его составители Е. Харитонов и Д. Байкалов представили читателю воспоминания дочери писателя Светланы Александровны об отце и ранее неопубликованные произведения и очерки, которые предоставляют информацию о взглядах самого А. Р. Беляева на сущность фантастической литературы и её роль в современной ему России; Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 165 • Полное собрание сочинений: в 2 т. (М. : Престиж Бук : АрмадаАрбалет, 2010); • Собрание сочинений: в 8 т. (М. : Пальмира, 2017). На настоящий момент интерес к А. Р. Беляеву не только не утих, но многократно возрос, свидетельством чему стал длительный спор крупнейших издательств современности о праве на публикации произведений писателя: издательства «Терра» и издательской группы «АСТ» (включает издательства «АСТ-Москва» и «Астрель»), который вёлся на протяжении 2008–2011 гг.14 Казалось бы, целый век отделяет нас от произведений А. Р. Беляева, которые составили имя писателя-фантаста, но значение его творений попрежнему актуально, как актуальны сделанные им в 1920-е годы открытияпредвидения научно-технического прорыва в России, зачастую незаслуженно отвергнутые современниками как «научно несостоятельные». Жанр научной фантастики, с которым прежде всего связана литературная деятельность А. Р. Беляева, имеет длительный путь развития. В отечественной литературе ещё в середине 1820-х годов появляется жанр, который впоследствии получил название «фантастическая повесть». В конце 1820-х и в течение 1830-х годов авторы стали активно писать в «фантастическом духе». В это время появляются «Пёстрые сказки» В. Ф. Одоевского, «Вечер на Хопре» М. Н. Загоскина, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя и т. д. Спустя сто лет, в 1920–1930-е годы, в период научно-технического прогресса и промышленной революции, фантастику делят на развлекательную и научную. Последняя изначально связана с триумфальными достижениями науки и техники, соединение которых воедино предопределило всплеск научно-технической революции (НТР) в 14В 2008 г. издательство «Терра» заключило договор с наследницей А. Р. Беляева, дочерью Светланой Александровной, на публикацию его произведений. После чего «Терра» подала иск к издательствам «АСТ-Москва» и «Астрель», выпускавшим А. Р. Беляева после заключения «Террой» договора об авторских правах. Последовала череда судебных разбирательств с соответствующими решениями и постановлениями: Решение Арбитражного суда города Москвы от 27 июля 2010 года по делу № А40-99593/09-110-659; Постановление 9 ААС № 09АП-22940/2010 от 25 октября 2010 года по делу № А40- 99593/09-110-659; Постановление Федерального Арбитражного суда Московского округа № КГ-А40/675-11 от 05.03.2011 по делу № А40-99593/09-110-659. Между тем, по сообщению РИА Новости от 22 июля 2010 г., «кассационная инстанция Краснодарского краевого суда подтвердила, что все произведения фантаста Александра Беляева являются народным достоянием» [9]. Данное решение расценивалось юристом АСТ Сергеем Рыбаковым преюдицией, что означало возможность печати книг фантаста любым издательством. Однако дело отправилось на новое рассмотрение. Президиум Высшего Арбитражного суда РФ 4 октября 2011 г. постановил, что имущественные права А. Беляева подлежат охране по крайней мере до 1 января 2017 года. 5 октября 2011 г. «Право.Ru» сообщило решение ВАС: «Два года войны продлили срок защиты авторского права фантаста Беляева», и у «Терры» согласно договору, заключённому с наследницей фантаста, имеются исключительные права на его произведения [13]. Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 166 России ХХ века. Научно-техническая революция — как «преобразование производительных сил на основе превращения науки в ведущий фактор развития общественного производства» [5] — изменила вид общественного производства, характер и содержание труда, структуру производительных сил, изменила быт и психологию людей, взаимоотношения человека с природой, что привело к стремительному ускорению научно-технического прогресса. НТР поспособствовала выходу человека в космос, дала ему новый источник энергии, новые вещества, новые средства массовой коммуникации, информации и т. д. В целом, по утверждению Соломона Ароновича Хейнмана, НТР «властно вторгается во все области жизни нашего общества» [12, с. 2]. Центрообразующей категорией НТР, безусловно, явилась наука, которая не только изучает мир и его эволюцию, но и сама является продуктом эволюции. Вслед за природой и человеком наука составляет особый, «третий» мир — мир знаний и навыков (по К. Попперу) [8, с. 91]; наука сменила «мир идей» Платона. Современная философия отмечает два аспекта науки: наука — продукт, созданный человеком, как считает К. Ясперс [14]; наука — продукт бытия, открываемый через человека, по утверждению М. Хайдеггера [10]. Мнение М. Хайдеггера во многом напоминает представление А. Р. Беляева о феномене научной фантастики, изложенное автором в очерке «Создадим советскую научную фантастику: пробуждать интерес к научным и техническим проблемам» (1938): «Советская наука и техника — неисчерпаемый источник тем для научно-фантастических произведений. На этом пути писатель может явиться не только популяризатором новейших научных знаний, но и провозвестником дальнейшего прогресса, следопытом научного будущего. Писатель, работающий в области научной фантастики, должен быть сам так научно образован, чтобы он смог не только понять, над чем работает учёный, но и на этой основе суметь предвосхитить такие последствия и возможности, которые подчас неясны ещё и самому учёному. Вершиною достижения в этом смысле могло быть положение, когда писатель научно-фантастического произведения своей фантазией наталкивает учёного на новую плодотворную идею» [3, с. 425]. «Писатель, — продолжал А. Р. Беляев, — имеет полную возможность включиться в борьбу за передовую науку, в борьбу с научной замкнутостью, косностью, консерватизмом. <…> вести борьбу с научной косностью — одна из почётных задач советской научной фантастики» [Там же]. Однако же место научной фантастики в современной А. Р. Беляеву литературе, по признанию автора уже в его очерке с говорящим названием «Золушка: Научная фантастика в нашей литературе» (1938), более чем скромное: «Судьба советской научной фантастики похожа на судьбу Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 167 сказочной Золушки — у обеих двойная жизнь: блестящий выезд на бал и унылое существование нелюбимой падчерицы, сидящей в затрапезном платье в тёмном углу кухни» [3, с. 395]. Научно-фантастическая литература пользуется несомненным читательским спросом, однако «„рынок сбыта“ для научной фантастики крайне ограничен» [3, с. 396]: кроме журнала «Вокруг света», другие периодические издания не печатали подобные произведения, издательства отказывали или ограничивали тиражи и авторские гонорары; беспомощные в технических и естественнонаучных вопросах редакторы «старались превратить научную фантастику в сухую „занимательную“ технологию или электротехнику в диалогах, где герои „романа“ только и делали, что задавали вопросы и отвечали на них» [3, с. 396]. Для писателяфантаста возникали и проблемы творческого характера, поскольку «жанр этот очень трудоёмкий» и требует серьёзной научной подготовки [3, с. 397]. Научная фантастика появилась около 300 лет назад во времена великих достижений науки. С тех пор литераторы пытались художественными средствами осмыслить современный им мир и представить будущность, изменяемую благодаря развитию научной мысли. Будучи продуктом научнотехнического прогресса, вырастая на почве его открытий, научная фантастика, в свою очередь, оказывает влияние на ход научного прогресса. Более того, научная фантастика — это не только литература о научных открытиях или технологических революциях, она своего рода зеркало человеческой эволюции и пророчица грядущего. В целом научная фантастика побуждала к серьёзному изучению «невозможного». Учёные-футуристы и изобретатели вдохновлялись воображением авторов-фантастов и их предвкушением будущего. Многие учёные обратили внимание на науку благодаря фантастике. Современный человек также живёт в эпоху научнотехнических прорывов — эпоху, во многом предопределённую фантастическим провидением писателя Александра Беляева. На начало ХХ века научно-технические достижения получают яркий отклик в художественной литературе — в жанре научной фантастики. А. Ф. Бритиков заметил, что «фантасты начинают профессионально изучать науку, как социальный романист изучал общество» [4, с. 640]. Александр Беляев, в связи с проблемой создания научно-фантастической литературы, в статье «О научно-фантастическом романе и книге гр. Адамова „Победители недр“» (1938) указывал: «Научно-фантастическое произведение должно удовлетворять всем требованиям, которые предъявляются к художественной литературе. Но сверх этого на авторе научнофантастического произведения лежит дополнительная нагрузка: он должен Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 168 овладеть научным материалом и умело подать его. Научная фантастика — труднейший жанр» [3, с. 416]. Изучая и описывая науку и технику, фантасты тем самым выполняли популяризаторскую функцию, но освещали они не текущие научные достижения, а будущие [1, c. 35]. Первая из задач советской фантастики, убеждал А. Р. Беляев, — «популяризация научных и технических знаний. Но, вместе с тем, советская научная фантастика <…> неизбежно сталкивается с фантастикой социальной. <…> писатели, работающие в области советской научной фантастики, должны быть как бы инженерами душ в квадрате: своими произведениями они должны способствовать и росту нового социалистического сознания, и росту научных и технических знаний» [3, с. 417]. Научная фантастика, в свою очередь, популяризировалась, например, А. А. Богдановым (Малиновским)15, чьи романы «Красная Звезда» (1908) и «Инженер Мэнни» (1912) явились одним из толчков для создания научнофантастического романа А. Н. Толстого «Аэлита» (1922–1923). Методически и целеустремлённо изучал достижения науки и Александр Беляев. Ему, по мнению А. Ф. Бритикова, в его лучших романах «присуще драгоценное свойство фантаста: беря с самого переднего края науки перспективную гипотезу, доводить её в своём воображении до уровня, достижимого в отдалённом будущем <…>» [4, с. 651]. Более того, «художественные открытия фантастов не единожды оказываются пророческими и даже определяющими грядущие перспективные направления научной мысли, экспериментальных разработок» [1, c. 35–36]. Способность А. Р. Беляева к предвидению отмечает, в частности, Е. С. Манченко: «<…> в романах А. Беляева „Голова профессора Доуэля“ (1937) и „Человек-амфибия“ (1928) проводятся операции на человеке с целью улучшения его природы <…>. Роман «Голова профессора Доуэля» на несколько лет предвосхитил выдающиеся эксперименты С. Брюханенко, И. Петрова и многих других по пересадке органов и оживлению организма» [7, с. 163]. Попытаемся обозначить направления научных предвосхищений и открытий А. Р. Беляева: — области психологии, медицины (трансплантологии, в частности): анабиоз и его практическое применение; гипнотическое воздействие и 15А. А. Богданов (Малиновский) — идеолог Пролеткульта и учёный, предвосхитил некоторые положения кибернетики; писатель-фантаст, создал роман-утопию о Марсе «Красная Звезда» (1908), а позже — роман «Инженер Мэнни» (1912), который популяризировал научные идеи автора об «организационной» науке, изложенные позднее в труде «Тектология» (1913–1922). Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 169 внушаемость; стимуляция умственной деятельности; пересадка мозга, органов человека и животных; пластическая хирургия; хирургия глаза (операции на хрусталике); воздействие на эндокринную систему; проблемы генной инженерии (об этом романы «Человек-амфибия», «Голова профессора Доуэля», «Властелин мира», «Человек, потерявший лицо», «Ариэль»и др.); — программы освоения моря: подводные фермы и поселения, подводная съёмка и телевидение, ранцы-буксировщики для пловцов («Подводные земледельцы», «Чудесное око»); — программы освоения космоса: пилотируемые космические полёты, выход в открытый космос, полёт на Луну, орбитальные станции («Звезда КЭЦ», «Прыжок в ничто») и мн. др. Однако «научное знание в очищенном виде, изъятое из реалий бытования людей, как правило, бесполезно. Погружённое же в практический мир человеческого существования, получает существенную социальноэтическую нагрузку и трансформацию, поскольку сталкивается с человеческими слабостями, амбициями, желаниями. Возникают эффекты непредсказуемого развития событий, отклоняющихся от изначального замысла творца (Господа Бога, а потом уже и Человека). <…>В конце концов, выкристаллизовывается проблема ответственности учёного за свои открытия» [1, с. 36]. А. Ф. Бритиков считает, что «политические и психологические последствия открытия раскрываются через внутренний мир учёного, <…> через лабораторию, через психологию эксперимента и научного поиска» [4, с. 642]. Итак, дебютировал16 А. Р. Беляев как писатель-фантаст научнофантастическим рассказом «Голова профессора Доуэля», опубликованным в газете «Гудок» за 1924 г., а затем в 1925 г. в московской «Рабочей газете» и в журнале «Всемирный следопыт». В дальнейшем А. Р. Беляев переработал рассказ: изменил имена некоторых персонажей (в рассказе главная героиня — мисс Адамс, в романе — Мари Лоран), ввёл новых героев и новые сюжетные линии. В ленинградской газете «Смена» (февраль–март 1937 г.) впервые был опубликован роман «Голова профессора Доуэля». В журнале «Вокруг света» (№№ 6–10 и 12 1937 г.), роман опубликован с иллюстрациями Г. Фитингофа, В 1938 г. в издательстве «Советский писатель» вышло первое книжное издание романа. 16 По указанию Е. Харитонова, собственно «литературный дебют А. Р. Беляева <…> состоялся всё-таки не в 1925 г. („Голова профессора Доуэля“ — тогда ещё рассказ), а десятью годами раньше — в 1914 г.» [11, с. 68]. В московском детском журнале «Проталинка» в № 7 за 1914 г. опубликовано «его первое литературное произведение — сказочная пьеса „Бабушка Мойра“» [Там же]. Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 170 В очерке «О моих работах» (1939) А. Р. Беляев недвусмысленно указывал на провидческий характер рассказа и романа «Голова профессора Доуэля», написанных, «когда ещё не существовало опытов не только С. С. Брюхоненко, но и его предшественников, проложивших ему дорогу: проф. И. Петрова, Чечулина, Михайловского. <…> первые экспериментальные исследования по оживлению животных были произведены проф. И. Петровым в Ленинградском институте охраны труда в 1928 году. Работы же Брюхоненко относятся к ещё более позднему периоду. (См. статью проф. И. Петрова «Проблемы оживления», «Известия» от 10 мая 1937 г., № 109.) <…> Мой роман для того времени являлся научным предвидением» [3, с. 397]. Основа романа «Голова профессора Доуэля» — фантастическая история человека, потерявшего своё тело; метафорически выраженная задача — продлить творческий век разума. Роман далёк от пустого фантазирования. Это, с одной стороны, тщательно выверенное научное исследование, с другой — глубоко прочувствованный, прожитой, выстраданный опыт личной жизни, а потому в определённой степени автобиографическое произведение. А. Р. Беляев и сам подтверждал это в очерке «О моих работах»: «Болезнь17 уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, всё же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни „головы без тела“, которого я совершенно не чувствовал: полная анестезия. Вот когда я передумал и перечувствовал всё, что может испытать „голова без тела“» [3, с. 397]. Позже писатель ознакомился с научными экспериментами Броун-Секара (1817—1894) по оживлению головы собаки. Научная статья «к личным переживаниям „головы0147 прибавила научный материал» [3, с. 397], на котором вырос научно-фантастический роман. Роман Беляева не только популяризировал научные знания, но привлекал внимание к проблеме развития важнейших отраслей науки — стимулировал саму науку, в данном случае — полевую хирургию, на что указывали сотрудники Московского института переливания крови. Профессор Ленинградского медицинского института разбирал научные проблемы в лекционном курсе со студентами. «Привлечь внимание к большой проблеме, — констатировал писатель, — это важнее, чем сообщить ворох готовых научных сведений» [3, с. 399]. 17В 1915 г. А. Р. Беляев заболел костным туберкулезом позвонков, осложнившимся параличом ног. Шесть лет был прикован к постели, три из них пролежал в гипсовом корсете. На излечение приехал в Ялту. Болезнь отступила, и в 1922 году писатель возвращается к полноценной жизни, начинает работать. Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 171 В романе «Голова профессора Доуэля» ученик и последователь профессора Доуэля доктор Керн поддерживает мозговую деятельность и речевую способность своего учителя. Это выглядело как смелый, революционный с научной точки зрения, прорывной эксперимент учёного, продолжающего научные изыскания профессора и благородно отдавшего себя служению науки. Но за красивой ширмой высокого научного служения открывается трагедия нравственного разрушения личности: карьеризм и беспринципность Керна заставляет его бессовестно эксплуатировать открытие чужого разума, прикрываясь чудом воскресения человека: «Разве воскресение из мёртвых не было тысячелетней мечтой человечества?» [2, с. 34]. А. Р. Беляев проводит читателя по грани между жизнью и смертью, обыгрывая шаткое лавирование с разных сторон. Эта грань заметно проявляется во всём сюжете: Керн убивает живое тело Доуэля, но плодами его ума воскресает мёртвое. Керн — хороший хирург, но не гениальный: «Керн без Доуэля — всего лишь руки без головы» [6, с. 29].Он это понимал, поэтому взял то, чего ему не хватало — голову профессора. Мозг Доуэля был «аккумулятором творческих идей» [6, c. 30], идеи же были воплощены руками Керна. Профессор Доуэль страдал из-за отсутствия конечностей, его мозг сохранил память о теле и эти воспоминания мучили учёного. Он делился своими переживаниями с Лоран: «Странно, при жизни мне казалось, что я жил одной работой мысли. Я, право, как-то не замечал своего тела, весь погружённый в научные занятия. И только, потеряв тело, я почувствовал, чего я лишился. <…> Утратив тело, я утратил мир» [2, с. 62]. Утрата мира для него равнозначна смерти. Доуэль умер для себя, умер для мира. Его голый интеллект служил лишь утолению неуёмной жажды славы Керна, хотя по праву плоды научных достижений принадлежали профессору. Корысть Керна искажает истинную ценность научных знаний, которые должны служить во благо людей. И гениальное открытие профессора приносит страдания душам и телам несчастных жертв эгоистичного, равнодушного к судьбам людей Керна: «Вы вполне в моей власти. Я могу причинить вам самые ужасные пытки и останусь безнаказанным» [2, с. 171]. Так Беляев переносит проблемы научно-технического прогресса в сферу социально-нравственной ответственности людей за свои деяния и открытия. Устами несчастных пациентов Керна А. Беляев размышляет о глубинных вопросах человеческой психики и физиологии. Так, головы часто говорили о душе, и голова Брике считала, что они бессмертны: «Если бы душа умирала с телом, она не вернулась бы в голову» [2, с. 127]. Тома саркастично отвечал: «А где у вас душа сидела: в голове или теле? <…> Мы как машина. Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 172 Пустил пар — опять заработала. А разбилась в дребезги — никакой пар не поможет» [2, с. 128]. Так кто же они такие, головы без тел? Заключительные слова Тома в диалоге с Брике раскрывали ужасную правду. «По мнению Брике, они живые, по мнение Тома — мёртвые (машины)» [6, с. 30]. Научная фантастика А. Р. Беляева не просто вписывается в мир науки, не только следует за научными достижениями, но требует глубоких научнотехнических знаний, научно-экспериментальной смелости писателяфантаста, усидчивого и кропотливого труда по воплощению творческих замыслов и их внедрению в практическую жизнь человека. Также поднимает проблему достоверности научных данных, обрамлённых художественным вымыслом и предвидением фантаста грядущей будущности. Не случайно эпиграфом к очерку «Создадим советскую научную фантастику» А. Р. Беляев берёт слова К. Э. Циолковского: «Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка; за ними шествует научный расчёт, и уже, в конце концов, исполнение венчает мысль»[3, с. 423]. Таким образом, научная фантастика А. Р. Беляева — плод научнотехнической революции начала ХХ века в России, но она же и сильнейший стимул научно-технического прорыва грядущего. При этом определённый автобиографизм научно-фантастического романа «Голова профессора Доуэля» — свидетельство того, что научная фантастика — это не документальная фиксация научных данных и открытий, а это художественное творение, которое вбирает опыт, в том числе, и личной жизни автора. Однако автор додумывает вероятностное развитие событий на основе научноэкспериментальных данных. Прогрессивное же в научно-фантастической литературе художественное допущение, вымысел обязано наставить человека, научить его думать и жить по законам сердца и совести. Литература 1. Баранская, Е. М., Кукареко, Н. В. Научные знания и нравственный кодекс в жанре научной фантастики: Г. Уэллс и А. Р. Беляев // Учёные записки Крымского инженерно-педагогического университета. Серия: Филология. История. 2018. № 3—4. С. 34—38. 2. Беляев, А. Р. Голова профессора Доуэля. М. : ЗАО «Издательский Дом Мещерякова», 2019. 339 с. 3. Беляев, А. Р. Полное собрание сочинений: в 7 т. / Сост. Е. Харитонов и Д. Байкалов. М. : Эксмо, 2009—2010. Т. VII : Изобретения профессора Вагнера. 2010. 576 с. (Отцы-основатели: русское пространство). Гуманитарная парадигма www.humparadigma.ru № 2 (13), 2020 г. 173 4. Бритиков, А. Ф. Научная фантастика, социальный роман о будущем// История русского советского романа. Кн. 1. М.—Л. : Наука, 1965. С. 638—694. 5. Гвишиани, Д. М. Научно-техническая революция и общественный прогресс. М. , 1974. 16 с. [Электронный ресурс]. URL: https://www.booksite.ru/fulltext/1/001/00... 6. Иваньшина, Е. А. Жизнь или смерть? Фаустианские мотивы в творчестве А. Р. Беляева // Вестник удмуртского университета. 2016. № 3. С. 29—37. 7. Манченко, Е. С. К вопросу о традиции Г. Уэллса в прозе А. Беляева // Вестник Дагестанского государственного университета. 2012. № 3. С. 161—165. 8. Смирнов, О. В. Философия науки и техники. М. : Флинта, 2019. 294 с. 9. Суд признал «Человека-амфибию» народным достоянием [Электронный ресурс] // Lenta.ru. 22 июня 2010. URL: https://lenta.ru/news/2010/07/22/belyaev 10. Хайдеггер, М. Бытие и время. М. : Фолио, 2003. 227 с. 11. Харитонов, Е. Неизвестный Беляев // Детская литература. 2000. № 1. С. 68—69. 12. Хейнман, С. А. Научно-техническая революция сегодня и завтра. М. : Изд-во политической литературы, 1977. 328 с. 13. Шиняева, Н. Два года войны продлили срок защиты авторского права фантаста Беляева — решение ВАС [Электронный ресурс] // Pravo.ru. 5 октября 2011. URL: https://pravo.ru/news/view/61949 14. Ясперс, К. Современная техника [Электронный ресурс] /Пер. с нем. М. И. Левина // Новая технократическая волна на Западе: сб. статей / Сост. и вступ. ст. П. С. Гуревича. М. : Прогресс, 1986. С. 119—121. URL: https://gtmarket.ru/laboratory/expertize/... *Работа выполнена под руководством Елены Михайловны Баранской, доцента, кандидата филологических наук, доцента кафедры русской филологии ГБОУВО РК «Крымский инженерно-педагогический университет имени Февзи Якубова» (Симферополь). https://cyberleninka.ru/article/n/fantast...
|
| | |
| Статья написана 3 марта 2021 г. 21:43 |
В волгоградском издательстве «ПринТерра-Дизайн» вышла книга липецкого исследователя Алексея Караваева «Фантастическое путешествие „Вокруг света”»: с одной стороны, это заметный памятник литературно-познавательным журналам и классической фантастике, с другой — серьезная заявка на создание новой издательской ниши, посвященной изучению и закреплению важных уроков прошлого подчеркнуто современными методами. Журналы в советское время были могучим необозримым архипелагом, таким же как и фантастическая литература. Сейчас от обоих феноменов остались крохи да ножки, но старожилы-то помнят. Книга Алексея Караваева подтверждает, что скорее — совсем не помнят.
История советских журналов очень важна и скверно изучена. Громкие скандалы с погромами журналов «Звезда» и «Ленинград», конечно, общеизвестны. Поклонники отдельных жанров и авторов не успели забыть скандалы помельче, связанные с провинциальными либо специализированными журналами: досрочное прекращение публикации триллера «День Шакала» Фредерика Форсайта в алма-атинском «Просторе» (в тексте якобы усмотрели пошаговую инструкцию для подготовки покушения на первых лиц государства и лично товарища Брежнева) и фантастической эпопеи Артура Кларка «2010: Космическая одиссея-2» в «Технике — молодежи» (выяснилось, что все советские космонавты в тексте носят имена советских же диссидентов), а также изъятие из библиотек номеров улан-удэнского «Байкала» и иркутской «Ангары» (за публикацию «идейно порочных, аполитичных повестей» братьев Стругацких «Улитка на склоне» и «Сказка о Тройке»). Но до сих пор ни в массовом сознании, ни в общедоступных исследованиях, кажется, не было цельной картины существования советских журналов как удивительного феномена, рожденного сшибкой трех разновеликих устремлений. Власти был нужен инструмент, способный продлить, расширить и углубить функцию газеты (которая не только коллективный пропагандист, агитатор и организатор, но и — главное — трансформатор реальности в единственно правильную картину). Читателю были нужны интересные развлечения и пища для ума, калорийная и разнообразная. А редакции было нужно удовлетворить две эти потребности — в меру собственных сил, возможностей и представлений о прекрасном. Инструментарий, охватывавший практически все возрастные, социальные и профессиональные страты, был богат и обширен — от «Веселых картинок» до «Здоровья» и от «Работницы» с выкройками до «Кругозора» с грампластинками. Но и в богатейшем арсенале журнал «Вокруг света» оказался одним из ударнейших инструментов. Он сочетал два самых манких контентных направления, географическое и фантастико-приключенческое, он всегда был очень тиражным (под 3 млн экземпляров в лучшие годы) — и он, так получилось, накопил богатейшую историю, на которую можно было опираться и от которой можно было отталкиваться. Книга Алексея Караваева препарирует и анализирует каждое из этих достоинств и массу других. Караваев живет в Липецке, работает в книжном магазине и считается одним из столпов так называемого старого фэндома, с советских времен объединявшего продвинутых любителей фантастики. В 1990-е он вместе с приятелем Сергеем Соболевым издавал любительский журнал «Семечки», затем время от времени писал обзоры для сборников и фантастической периодики. На смену «Семечкам» пришло микроиздательство «Крот», которое с середины нулевых годов выпускало символическими тиражами, в основном от 20 до 50 экземпляров, работы по фантастиковедению (от сборника «Фантастика глазами биолога» маститой Марии Галиной до монографий с названиями вроде «Дискурсивно-нарративная организация романа А. Н. и Б. Н. Стругацких «Хромая судьба») и некоммерческую фантастику, отечественную и переводную, а последние годы печатает теми же тиражами, эксклюзивно и дорого, книжки непереведенных классиков. Кое-что потом переиздают мейджоры: в этом году, например, в «Эксмо» вышел полный перевод романа Альфреда Бестера «Моя цель — звезды» («Тигр! Тигр!»), впервые изданный именно «Кротом». Фото: labirint.ru Самым громким релизом «Крота» стало завершение проекта «Неизвестные Стругацкие»: издание десятитомника черновиков, дневников и писем знаменитых фантастов, заброшенное гигантом АСТ из-за коммерческой бесперспективности, было подхвачено Соболевым и волгоградским издательством «ПринТерра-Дизайн». Четыре последних тома вышли в Волгограде микротиражом (100 экземпляров против 3 тыс. АСТовских), при этом качество полиграфии выросло в разы, как, понятно, и цена каждого томика. Та же «ПринТерра» издала и «Фантастическое путешествие „Вокруг Света”» — вторую часть затеянного Караваевым цикла визуальных очерков «Как издавали фантастику в СССР». И это была уже игра в другой лиге — в общем-то, никогда в России не существовавшей. Караваев сперва просто копался в древних книжках и журналах, сканировал и выкладывал в форумах наиболее впечатляющие обложки. Потом начал выстраивать из них развернутые повествования, размаху и визуальной роскоши которых оказались тесны даже тематические сайты. Печатная версия проекта стартовала три года назад — роскошным томищем «4 истории» (глянец, суперобложка, тканевый переплет, вес под полтора кило, тираж 1 тыс. экземпляров), 268 страниц которого вместили четыре богато иллюстрированных очерка: о легендарных сериях «Библиотека приключений и научной фантастики» и «Зарубежная фантастика» издательства «Мир», об истории публикации фантастики в журнале «Техника — молодежи» (включающей, понятно, скандал с именами диссидентов), и об эволюции советского научно-фантастического очерка. Автор и издатель сразу заявили несколько принципов: упор на визуальную сторону (на картинки приходится, как правило, от половины до трех четвертей каждого разворота, часть разворотов занята иллюстрациями полностью); хронологический подход (каждый очерк рассказывает об истории серии или явления от первого выпуска к последнему); тотальность (автор разыскал, внимательно прочитал и изучил в деталях каждую книгу серии, рассказ журнала и очерк цикла — и каждый из этих кунштюков представлен как минимум сканом обложки или рисованной заставки, а зачастую и еще парой выразительных картинок); подчеркнуто служебный характер текста, вроде бы лишь поясняющего смысл и последовательность приведенных картинок, при этом жестко вписывающего маленькую историю отдельного рассказа или романа в большую историю — книгоиздания, литературы, идеологии, страны и мира. Трудно вспомнить другой издательский проект такого размаха и такого уровня проработки. Трудно поверить, что довольно колоссальный труд выполнен, по сути, одним человеком в свободное от основной работы время, без грантов, краудфандинга и просто организационной поддержки. Еще труднее было поверить в то, что издание не окажется разовым релизом. Поверить пришлось и в это, и в то, что дорогие высококачественные проекты можно реализовывать в наше время, в провинции, на ограниченной ресурсной базе и вдолгую. Караваев и «ПринТерра» выступили маркетмейкерами, создав с нуля исследовательскую и рыночную нишу, которая в условиях торжества гик-культуры выглядит вполне перспективной. Второй том, выдержанный в том же оформлении (388 страниц и вес под два кило), держится тех же принципов — только историчность в нем стала совсем вопиющей и местами пугающе актуальной. Книга рассказывает об истории журнала «Вокруг света» с 1860-го по 1991 год, а также о запущенном в 1961 году приложении «Искатель». Рассказывает так же красочно, кратко и емко: от двух до пяти картинок на разворот, абзац-другой на описание заметной повести или рассказа, каждая главка посвящена отдельной микроэпохе («Дыхание близкой войны», «Без фантастики» «Научно-художественный!»), знаковой публикации («Голова профессора Доуэля», «Пасынки Вселенной») или легендарному редактору («Сапарин», «Александр Полещук»). Караваев отыскал и прочитал каждый из тысяч номеров «Вокруг света» и «Искателя», отследил истоки и последствия многих публикаций и куда жестче, чем в первой книге, вписал журнальные события в контекст истории и политики. В конце девятнадцатого века «Вокруг света» воспитывал грезящую африканскими и американскими приключениями армию чеховских Монтигомо Ястребиный коготь, в 1920-е и 1930-е — сперва а-эн-толстовских Гусевых, готовых разжигать революционный пожар в Африке, Америке и на безвоздушном Марсе, потом — бойцов и краскомов грядущей войны, а после войны реальной и страшной — волшебников мирного строительства и операторов атомного трактора, которого пока нет, но вроде бы вот-вот что-то такое придумается. С конца 1950-х журнал снова стал аналоговым девайсом, позволяющим переживать приключения в самых причудливых местах планеты, Вселенной и придуманных миров без помощи Юрия Сенкевича, игровых приставок и интернета. «Фантастическое путешествие „Вокруг света”» дает богатый материал как для поучительных сопоставлений, так и для изысканий различной степени серьезности: материала там на десяток диссертаций и сотни гиковских лонгридов. Любопытно ведь, как идея рассказа Николая Баскакова «В погоню за световым лучом» (напечатан в журнале в 1935 году) отслеживать и записывать голоса умерших тысячу лет назад знаменитостей, отраженные другими планетами и звездами, дошла не только до Сергея Снегова, воплотившись в рассказе «Умершие живут» (1971 год), но и до Томаса Шерреда (повесть «Попытка», «E for Effort», 1947), а потом и Гарри Гаррисона («Фантастическая сага», «The Technicolor® Time Machine», 1967). 1/3 «Фантастическое путешествие „Вокруг света”», Алексей Караваев Фото: ffan.ru 2/3 «Фантастическое путешествие „Вокруг света”», Алексей Караваев Фото: ffan.ru 3/3 «Фантастическое путешествие „Вокруг света”», Алексей Караваев Фото: ffan.ru Или как рассказ Михаила Немченко «Летящие к братьям» (1960) про нашествие космических индейцев не только отозвался в повести «Миссионеры» Любови и Евгения Лукиных (1989), но и умудрился выйти в один год с «Крестовым походом в небеса» («The High Crusade») Пола Андерсона. Или как получилось, что основой для повести Леонида Платова «Предела нет!» (1970) о военном разведчике, ставшем жертвой испытаний психотропного оружия в нацистском концлагере, стал рассказ того же автора «Аромат резеды», опубликованный в 1939 году — задолго до войны и испытаний психотропного оружия на военнопленных. Еще любопытней вписанность текстов и их носителей в эпоху. Книга толково объясняет, как политические и идеологические установки сказывались на количестве, качестве и стране происхождения фантастики, ее тематике, профессиональных и социальных особенностях героев и просто на допустимом накале интриги. Караваев подробно описывает и богато цитирует отдельные номера журналов, окуная читателя в тогдашнюю актуальность, стилистику, графические традиции и оптическую среду. Отдельная жемчужина очерков — краткий пересказ опубликованных фантастических повестей и рассказов второго ряда. Он позволяет вспомнить, сколь подчеркнуто серой и унылой была разрешенная фантастика начала 1950-х и конца 1970-х годов, подивиться тому, как быстро вспыхнуло и как ловко было утоптано многоцветие 1960-х, — а заодно обнаружить, что даже в недлинной советской истории этот оборот спирали был не первым. «Вокруг света» закрывался трижды — в 1868, 1917 и 1941-м годах, соответственно, на 17, 10 и четыре года. Первая советская реинкарнация оказалась наиболее яркой и поучительной. Советский «Вокруг света» был как бы воссоздан одновременно в Москве и Ленинграде. Остро конкурировавшие друг с другом журналы мгновенно выросли количественно и качественно. Тираж ленинградского издания за 1927 год поднялся с 40 тыс. до 100 тыс., московского — с 40 тыс. до 200 тыс., оба журнала за несколько месяцев наладили поток крепких приключенческих и фантастических рассказов, сменивших лубочные очерки из колониальной жизни и дореволюционного прошлого, оба же привлекли к сотрудничеству Александра Беляева, задавшего беллетристике высокую планку. Известные по сей день тексты Караваев не пересказывает, но для Беляева сделано одно из немногих исключений. «Стояла томительно-душная январская ночь. Иссиня-темное небо было покрыто звездами. Они вздрагивали, как светящиеся капли росы, готовые сорваться с высоты небесного купола и упасть на свое отражение в черном зеркале океана» — это первые строки романа «Человек-амфибия», напечатанного в московском «Вокруг света» в 1928 году. Мы знаем несколько иное начало несколько иного романа — версии, насквозь переписанной Беляевым под требования новой эпохи и опубликованной десять лет спустя «Детиздатом»: «Наступила душная январская ночь аргентинского лета. Черное небо покрылось звездами. „Медуза” спокойно стояла на якоре». Не столь известные авторы и сюжеты прошли еще более свирепую усушку и утруску. Они не дошли до нас и наших родителей ни в каком виде — хотя иногда кажется, что дошли до кого-то другого. Легко представить, например, что Джордж Лукас, придумывая «Звездные войны», вдохновлялся не только «Туманностью Андромеды» (блистательный герой которой Дар Ветер неизбежно стал черным-пречерным Дартом Вейдером) и старинной алтайской сказкой про хана Соло, но и фантастической микроэпопеей «Стальной замок» («Вокруг света», 1928 год, автор П.Н.Г. — настоящее имя неизвестно), в которой коммунистические авиаотряды при поддержке пролетарских повстанцев штурмуют заглавный замок, управляющий «Стеной смерти». Это, кстати, было бы справедливо, учитывая, как интенсивно в те же годы в тех же советских журналах публиковались повести Конана Дойла и Уэллса — причем с изумительной проворностью. Первая часть «Маракотовой бездны», представленная английским подписчикам The Strand Magazine в конце сентября 1928 года, была доставлена подписчикам ленинградского «Вокруг света» — естественно, в русском переводе и с оригинальным английскими картинками — уже 15 октября. Такой вольницы, впрочем, хватило всего на четыре года. В конце 1930 года конкурирующие журналы были формально объединены, а на самом деле закрыты, вместо них начал выходить объединенный журнал, объявивший главными темами рассказы о великой стройке, баррикадах на западноевропейских улицах и, конечно, о Зодчем социалистического общества. Авантюрная и фантастическая составляющая номеров скукожилась, потом обнулилась, потом вернулась в версии, не имеющей даже отдаленного отношения к литературе. И это касалось не только публикаций в «Вокруг света». Лишь двадцать лет спустя усилиями нескольких человек фантастика выдралась из экологической ниши листовки, зовущей молодежь в ФЗУ и втузы. Дальше все, наверное, помнят: фантастику прореживали — подписка падала, возвращали — вырастала, подтягивали переводных мастеров — тиражи пробивали потолок, но тут выяснялось, что эти мастера — не чего надо мастера, и все начиналось сначала. Паллиативом становилась замена более-менее качественных текстов эрзацами. Книга Караваева позволяет вспомнить три такие волны. С конца 1920-х в фантастике воцарилась эпоха мнимых свершений: сюжетная развязка большинства повестей и рассказов строилась на том, как черные планы фашистов и империалистов напарываются на нашу советскую Кузькину мать в образе сенокосилок с вертикальным взлетом, лучей гуманной смерти и гречихи повышенной урожайности. С конца 1940-х правила фантастика ближнего прицела, более миролюбивая и исходившая из того, что кузькина мать еще только на подходе, но вот дождемся ее (достроим тоннель к полюсу или стратосфере, запустим подземный комбайн на энергии молний или научимся раскрашивать деревья изнутри) — и заживем. В 1970-е эрзац-фантастика перешла в глухую оборону от чуждых кузькиных матерей: картонные герои в лучшем случае решали экологические и этические проблемы, навороченные алчными капиталистами или доморощенными волюнтаристами (в худшем случае герой обнаруживал, что является потомком атлантов, этрусков, инопланетян или всех сразу — на этом фантазия авторов иссякала, а рассказ завершался невыносимо поэтическим образом). Это были удивительные образцы литературы про героические приключения без приключений и героев. Одних читателей эрзацы отпугивали — от журнала, фантастики, жанровой прозы и чтения вообще, — другим сбивали нюх, и, что хуже, еще неизвестно. Идеологический пресс ослабевал, а потом снова усиливался, журналу урезали полосность и отменяли подписку, редакция брала рекорды находчивости, дефицит хороших текстов сталкивался с дефицитом бумаги, творя чудеса мегапопулярности на почве бедности и провалов на пике формы. А потом что-то кончилось, что-то изменилось, а что-то просто выпало из сферы интереса. «Вокруг света» выходит до сих пор, чувствует себя неплохо, фантастику давно не печатает. Ее печатает «Искатель», который с 1996 года является независимым изданием, оставаясь незамеченным большинством давних поклонников. Книга Караваева завершается 1991 годом. Автор отметил, что в жизни журнала и альманаха было множество бурь и свершений, но пусть о них напишет кто-нибудь другой. Сам Алексей Караваев пишет третий том проекта, посвященный журналам «Всемирный следопыт» и «Уральский следопыт». Вроде бы все номера уже нашел и прочитал. Теперь дождемся.
|
| | |
| Статья написана 3 марта 2021 г. 21:37 |
80 лет назад был впервые опубликован роман Григория Адамова «Тайна двух океанов». «Горький» попросил журналиста Алексея Королева рассказать, как родился проект «советского Жюля Верна» и почему не стоит забывать романы Адамова.
Из двух писателей Адамовых на слуху более, как ни странно, сын — автор «Дела пестрых» и «Инспектора Лосева», — хотя при этом ни одной из его книг не удалось достичь славы отцовской «Тайны двух океанов». Так иногда бывает: книгу читали вроде бы все, фамилию автора твердо вспомнить не может никто (самый яркий пример — «Без семьи» Мало, про которую все думают, что это Гюго или Золя). Я вообще лет до двадцати полагал, что «Тайну» и «Пестрых» написал один человек. Внелитературная биография Григория Адамова малоинтересна и обозначается пунктиром во всех справочниках не зря. Третьестепенный советский журналист, еврей, участник революции 1905 года, автор типовых очерков на тему социалистического строительства. При всей скудности советского газетно-журнального рынка его не печатали ни в «Правде», ни в «Известиях», ни в «Литературке» — корреспондентский билет у Адамова был от ведомственной газеты «За индустриализацию», а очерки он публиковал у Кольцова в «Наших достижениях». Ближе к концу жизни (Адамов не дожил и до шестидесяти, умер через месяц после Дня Победы) он решает заняться сочинением остросюжетных романов для юношества и неожиданно немало в этом преуспевает. На рынке, куда вышел Адамов, было нетесно. Советская фантастика конца тридцатых годов зиждилась на трех столпах. Москвич Гребнев и киевлянин Владко удачно оттеняли действительно исполинскую фигуру ленинградца Беляева. Автор великой модернистской фантастики двадцатых (от «Острова погибших кораблей» до совсем уже гениального «Человека, потерявшего лицо» — в первой, разумеется, редакции), Беляев на склоне жизни, конечно, стал штамповать тексты попроще, но авторитет его был по-прежнему непререкаем. Все трое занимались так называемой фантастикой ближнего прицела (подразумевалось, что до описываемых чудес доживут как минимум юные читатели), все трое претендовали на титул «советского Жюля Верна». Хотя взаправду Беляев был, безусловно, нашим Гербертом Уэллсом. Григорий Адамов Фото: fb.ru С Жюлем Верном как ориентиром дела обстояли непросто. В то время его начали активно (и хорошо) переводить, он снова, как и до революции, стал популярен — так что титул неофициального наследника значил многое. Широко известен рассказ Чуковского о работе Горького в издательстве «Всемирная литература» в начале двадцатых годов. «Помню, один молодой литератор предложил издательству проект: обновить и переработать все главнейшие сочинения Жюля Верна. Он утверждал, что Жюль Верн уже устарел, что прославляемая им прогрессивная техника кажется нынешнему читателю чрезвычайно отсталой, и брался „осовременить” Жюля Верна. Мы долго обсуждали предложение молодого писателя, его проект сначала понравился Горькому: Горький любил всякую литературную смелость, но потом, как бы возражая себе самому, Алексей Максимович сказал: — Боюсь, что, если тронешь в Жюле Верне хоть ниточку, расползется вся ткань. У него, например, говорится: „Это было 20 мая 1864 года”. А если вы напишете: „Это было 20 мая 1920 года”, вам придется переиначивать каждое слово. Чуть вы перестроите машины, вам придется перекраивать костюмы, а заодно и географию, и историю, и нравы, и быт. Не лучше ли, в таком случае, написать новую книгу? Нет, я прихожу к убеждению, что переделывать Жюля Верна нельзя, я вообще против того, чтобы мы перерабатывали классиков». Беляев, Владко и Гребнев очень старались следовать горьковским заветам, но по-настоящему стать советским Верном получилось только у Адамова — чуть ниже объясним почему. *** Адамов написал всего три романа, причем третий окончить не успел. Первый же называется «Победители недр», он вышел в 1937 году и был разнесен критикой — в основном за вопиющее техническое неправдоподобие. Между тем это очень непросто придуманный и написанный текст — пусть история про вгрызающийся в толщу земной коры снаряд с исследователями, целью которых является строительство подземной электростанции, и впрямь выглядит переполненной допущениями. Главное в «Победителях» вовсе не это: Адамов с места в карьер обозначил принципиально отличный от коллег по гильдии путь. Он пишет фантастику не ближнего, а ближайшего, нулевого даже, прицела. Действие его романа происходит здесь и сейчас, в тридцать седьмом году (хоть это явно и не указано), тут нет никаких дредноутов красного Космофлота, Североамериканской Советской Республики и успешных опытов по воскрешению мертвых. Правда, в этом адамовском тридцать седьмом изобретен аппарат, способный передвигаться в базальте (ну и неизбежные «сверхлегкие сплавы, только недавно открытые советскими учеными»), ну да это частности. Автор описывает своих современников — и чем легче ему это делать, тем правдоподобнее эти герои выходят. И пубертатный пионер, почти всерьез влюбленный в молодую героиню-геолога, и она, почти отвечающая на его чувства, выглядят в фантастическом романе для юношества совершенно естественно, словно и не в СССР происходит дело. 1/2 Плакаты к фильму «Тайна двух океанов», 1956 год. Режиссер Константин Пипинашвили 2/2 Плакаты к фильму «Тайна двух океанов», 1956 год. Режиссер Константин Пипинашвили Этот лежащий на поверхности, не оригинальный, но мало кому тогда приходивший в голову трюк — поместить фантастические реалии в обстоятельства современного автору Советского Союза (десятилетием раньше его проделал Толстой в «Гиперболоиде инженера Гарина») — в случае с «Победителями недр» не просто сработал, а фактически обеспечил книге долгую жизнь. Когда в середине пятидесятых Гребнев и Владко были вынуждены почти переписать заново свои главные хиты — «Арктанию» и «Аргонавты Вселенной» (публиковать их в первозданном виде более было невозможно ни по политическим, ни по научно-техническим соображениям), — «Победители недр» спокойно переиздавались: подземоход по-прежнему был вещью фантастической, а в описанном Адамовом мире не было ничего архаичного. *** Вслед за «Путешествием к центру Земли» приходит черед «Двадцати тысяч лье под водой»: всего через год после «Победителей недр» выходит «Тайна двух океанов». У этой книги была счастливейшая судьба, ее удачно (хотя и не близко к тексту) экранизировали и продолжали (и продолжают) издавать. В общем, это единственный текст Адамова, который известен более-менее всем хотя бы по названию. Нетрудно заметить, что прием, примененный в «Победителях недр», работает и здесь: снова мы не в ближайшем даже будущем, а в совершеннейшем настоящем, а феноменальная подлодка «Пионер» — ну так вам раньше просто о ней ничего не рассказывали. Для уплотнения сходства вновь введен идеальный подросток, правда на этот раз без пубертата. Собственно, на этом поиск доказательств претензий Адамова на звание единственного красного Жюля Верна можно благополучно завершить. Классик не писал о будущем, он посылал корабль к Луне в 1865 году и строил «Наутилус» в 1866-м. Мир, окружающий нас, гораздо менее тривиален, чем мы привыкли думать, — эта нехитрая мысль доминирует и у Верна, и у Адамова. *** Юбилейный текст на этом можно было бы и закруглить, но как всегда автор управляет интерпретатором. У Адамова был и третий роман, «Изгнание владыки», он вышел уже после смерти писателя, в 1946 году. И вот тут начинается, пожалуй, самое интересное. Во-первых, это сугубо вторичная книга с точки зрения сюжета. Адамов начал ее писать сразу после «Тайны двух океанов», на волне всеобщего интереса к папанинцам и теме освоения Крайнего Севера. Он, разумеется, не был одинок: Гребнев быстро написал «Арктанию», Беляев — «Под небом Арктики». Адамов не успел, началась война. Во-вторых — и это гораздо важнее, — она вторична по отношению к жанру. В отличие от двух первых романов, «Изгнание владыки» — это именно фантастика ближнего прицела, дело происходит в «недалеком будущем», в эпоху Почти-Повсеместно-Победившего-Коммунизма. И тем не менее «Изгнание владыки» — лучший роман Григория Адамова и одна из лучших фантастических книг в истории русской литературы. Фабула, повторим, вторична и скучна. Дерзкий молодой ученый задумывает рассверлить дно Ледовитого океана в нескольких местах, дабы повысить его температуру и обеспечить в Арктике круглогодичную навигацию. Снедаемый ревностью друг-соперник идет на поклон к империалистам и устраивает саботажи и диверсии самого отчаянного толка. Дуэт чекистов-оперативников расстраивает планы второго и обеспечивает полный успех предприятию первого. Любознательный и самостоятельный пионер тоже имеется. Но, честное слово, совсем не в фабуле дело. Адамов увлечен не сюжетом и даже не научно-популярной составляющей, которой в предыдущих книгах был даже некоторый переизбыток. Он с упоением погружается в бытописательство общества, в котором ему и его читателям уж точно никогда не жить. Он феноменально пунктуален в мелочах: как функционируют в коммунистическом СССР транспорт (сверхзвуковые поезда, самолеты, с которых пассажир может спрыгнуть с парашютом в нужной ему точке, рейсовые ледоколы, прокат автомобилей), связь (разумеется, персональные коммуникаторы Адамов предугадал — да и кто их не предугадал), коммунальное хозяйство. Что будущие советские граждане едят, во что одеваются, как ведут себя с иностранцами, какие поощрения и взыскания могут быть к ним применены — от густоты описываемого мира скоро начинает щипать в глазах. Явно фантастическое вводится очень дозированно — читатель «Изгнания владыки» слишком умен, чтобы поверить в немедленное завоевание Венеры, ему достаточно всего нескольких штрихов к окружающему миру, чтобы поверить, что так и будет выглядеть бесклассовое общество. Строго говоря, «Изгнание владыки» — один из двух лучших, наряду с «Полднем, XXII век», русских романов о коммунизме. Здесь есть забавное — чекисты носят служебные значки по-бретшнейдеровски, за обшлагом рукава или за лацканом; есть вполне необъяснимое — Адамов умер, напомним, летом сорок пятого, роман вышел через год, в промежутке между этими событиями наркоматы в СССР переименовали в министерства, и именно министерства фигурируют в адамовском тексте. Несвободный от бездны недостатков эпохи и жанра, роман этот тем не менее безусловный мастрид. Как, впрочем, и весь Григорий Адамов. https://gorky.media/context/krasnyj-zhyul...
|
| | |
| Статья написана 2 марта 2021 г. 19:41 |
Десятки книг, сотни журнальных и газетных публикаций канули в Лету, затерялись среди архивных полок. И только летописи кропотливых библиографов хранят о них память: они когда-то были, их когда-то читали. Будем честны, многие из них забыты просто потому, что и не достойны памяти. Но ведь есть и другие — что выпали из литературной истории по случайности или по злонамеренности цензоров, властей… Да так и затерялись «среди этих строев» (Ю. Шевчук).
А любопытные находки подчас поджидают нас даже там, где, казалось бы, давным-давно не осталось ни единого «белого пятнышка» — все исхожено, иссмотрено, исчитано, неоднократно переиздано. Но все ли?.. В творческом наследии «крупнейшего научного фантаста» (по выражению французского исследователя фантастики Жака Бержье) Александра Романовича Беляева (1884—1942) вроде и не скрывается никаких особых тайн. Его произведения давно и прочно заняли своё место в нашей литературе, а лучшие из них составили золотой фонд отечественной и мировой фантастики. Их помнят, читают и любят вот уже многие поколения; с завидной регулярностью переиздаются сборники лучших повестей писателя, а уж по числу выпущенных собраний сочинений Беляеву мог бы позавидовать любой из российских фантастов прошлого, да и настоящего: целых восемь за 1963—2010 годы! Наконец, о жизни и творчестве Александра Романовича написано бесконечное множество статей и две (всего две!) книги — тоненькая книжка Б.В. Ляпунова «Александр Беляев» (1967) и биография в серии «ЖЗЛ» (2013) от израильского литературоведа Зеева Бар-Селлы (В.П. Назарова). Однако для нас творческое наследие популярнейшего фантаста до недавнего времени ограничивалось довольно скромным списком из неполных четырёх десятков произведений. Но достаточно просмотреть хотя бы относительно полную библиографию, чтобы обнаружить очевидное: далеко не всё созданное и опубликованное им дошло до современного читателя. Его творчество куда шире и многограннее: это и реалистическая проза, и детективные, и историко-приключенческие рассказы, очеркистика и литературная критика, наконец… Почему же вышла такая «неловкость» с писателем, который никогда не был под запретом, чьи рукописи не запирались в спецхранах? Дело в том, что многие повести и рассказы А. Беляева разбросаны по периодическим изданиям, включая газеты городские и районные. Кроме того, разыскания весьма затрудняет большое количество псевдонимов, которыми пользовался писатель: Арбель, Б.А., А. Ромс, Ром, Немо, А. Романович — это лишь некоторые из них. А сколько ещё нераскрытых? Думаю, историкам литературы и библиографам предстоит сделать ещё немало интересных открытий. Только в 1980-е годы было обнаружено, что литературный дебют А.Р. Беляева состоялся все-таки не в 1924 году, как утверждает «официальная» версия (рассказ «В киргизских степях»), а одиннадцатью годами ранее — в 1913-м (речь идёт именно о литературном творчестве, как журналист Беляев активно публиковался с 1905 года). В то время молодой юрист и журналист Александр Беляев сотрудничал с московским детским журналом «Проталинка», и в седьмом за 1913 год выпуске журнального приложения «Занавес поднят» было опубликовано его первое литературное произведение — сказочная пьеса «Бабушка Мойра». Лишь спустя 97 лет оно вернулось к читателю, напечатанное в единственном на сегодняшний день Полном собрании сочинений Александра Беляева, которое составили и прокомментировали автор этих строк и Д.Н. Байкалов (М.: Эксмо, 2009—2010). Творчество Александра Беляева, особенно 1930-х годов, очень неравнозначно, неровно. Это время в истории непростое для советской литературы вообще, а для фантастической — тем более: РАППовские швондеры и шариковы попросту её изничтожили, с корнем выдрали из круга чтения советского человека, подменив тяжеловесным антилитературным монстром под названием «фантастика ближнего прицела», что имел мало отношения к области художественной литературы и ещё меньше — к собственно фантастике. Беляева оттуда тоже стремились устранить — или, на худой конец, подогнать под общий знаменатель, заставить писать «правильно». Последнее почти удалось… До 1933 года у него не выходило ни одной новой книги, а то, что изредка публиковалось в журналах, лишь весьма отдаленно напоминало Беляева 1920-х. Из рассказов и повестей почти пропал увлекательный сюжет и напрочь исчезли люди. За примерами далеко ходить не нужно: достаточно пролистать вымученные повести 1930-х «Подводные земледельцы» и «Воздушный корабль». Отметины времени отчётливо проступают и в долго остававшихся неизвестными современному читателю рассказах «ВЦБИД» (1930), «Шторм» (1931), «Воздушный змей» (1931), повести «Земля горит» (1931), посвящённых «актуальным» темам того времени: управлению погодой, использованию энергии ветра для нужд сельского хозяйства и т.п. Ещё меньше отношения к фантастике имеют рассказы «Солнечные лошади» (1931) — о добывании воды в пустыне и солнечных двигателях на основе идеи К.Э. Циолковского, «Чёртово болото» (1931) — о создании торфоразработок, фрагмент из «нового романа об электрофикации» «Пики» (1933) — о создании Единой Высоковольтной Сети страны. Хотя в последнем довольно удачно выписана жизнь провинциального городка. Следы этого «коллективизаторского», «близкоприцельного» периода заметны и в более позднем романе «Под небом Арктики» (1938—1939), также оставшемся лишь в журнальном варианте. Действие его происходит в будущем (естественно, это — будущее победившего коммунизма), когда человечество научилось управлять климатом и в Арктике создали подземный город-утопию — вечнозеленый курорт. Приключениям, впрочем, в этом искусственном раю тоже нашлось место. В противном случае роман грозил превратиться в научно-познавательный очерк. Но даже эти произведения, столь нетипичные для лёгкого беляевского стиля, заметно выделялись на фоне безжизненно-блеклой научно-технической псевдофантастики 1930-х. В своих технических фантазиях писатель оставался убеждённым романтиком, и, уж конечно, в них больше искренности и полёта фантазии, чем в сочинениях апологетов «ближнего прицела» 1940—1950-х годов В. Немцова или В. Охотникова. Ну не смог Беляев вписаться в компанию шутов соцреализма! Попытался — и не смог. Во второй половине 1930-х научной фантастике на короткое время всё-таки позволили «быть». Под неусыпным контролем и при условии соответствия «генеральной линии». В 1937—1938 годах в газете «Ленинские искры» публикуется с продолжением небольшой роман А. Беляева «Небесный гость» — одно из лучших научно-фантастических произведений в советской литературе 1930-х. Его герои, группа учёных, совершают одно из первых в отечественной фантастике путешествий на планету другой звезды. Роман во многом новаторский и провидческий. Так, впервые в истории мировой фантастики в нём озвучена идея использования сближения двух звезд для перелёта между ними (эту идею позже разрабатывали, например, И.А. Ефремов и Г. Альтов и др.). Воплощение в реальной жизни и в проектах учёных получили и другие беляевские идеи: применение атомной энергии и приливных сил для межпланетного перелёта, аэродинамическое торможение при спуске в атмосфере другой планеты при помощи парашюта (успешно было осуществлено станциями «Венера» и «Марс»)… Но не одними научными находками хорош роман. Немаловажно и то, что написан он живо, увлекательно, с юмором… И на долгие годы прочно забыт. Лишь спустя 50 лет произведение было переиздано в пермском сборнике А. Беляева «Звезда КЭЦ» (1987). Немногим больше повезло раннему роману «Борьба в эфире», впервые опубликованному в одноимённом авторском сборнике 1928 года. Позднее его выпустили в сборниках «Последний человек из Атлантиды» (1986) и «Борьба в эфире» (Пермь, 1991), а также в одном из томов Полного собрания сочинений 2009—2010 годов. Энциклопедии фантастики часто характеризуют этот текст как каталог научно-фантастических идей. Однако и ему дорога к читателю была на долгое время закрыта. Правда, по иным причинам. Беляев создал не просто утопию, а откровенную пародию на социалистические утопии. Даже её персонажи нарочито схематичны. Мир будущего в «Борьбе в эфире» — это не только мир технических чудес, это мир, где существуют два враждебных друг другу социально-политических лагеря: Советская Европа и последний оплот загнивающего капитализма — Америка. В сущности, Беляев написал роман-буфф, не одобренный, впрочем, действующей идеологией. На страницах журналов и газет затерялись многие действительно интересные, оригинальные рассказы писателя, не включенные в авторские книги. Назовём некоторые из них: «Нетленный мир» (1930) в любимом Беляевым поджанре «фантастики парадоксов» (что было бы, если бы вдруг исчезли микробы?); фантастико-приключенческий рассказ «В трубе» (1929) — о человеке, ставшем жертвой аэродинамического эксперимента; яркий приключенческий памфлет «Пропавший остров» (1935), что перекликается с небезызвестным романом немецкого писателя Бернхгарда Келлермана «Туннель», — о борьбе сильных мира сего вокруг создания ледяной базы для трансконтинентальных воздушных сообщений. Стоит отметить и другой памфлет — полуфантастический рассказ «Рекордный полет» (1933). Что ещё? Научно-приключенческая фантастика — «Мертвая зона» (1929). Рассказы в юмористическом ключе «Охота на Большую Медведицу» (1927) и «Рогатый мамонт» (1938). Если первый из них восходит к традициям народного фольклора, жанра байки, то во втором писатель в иронической форме рассуждает о сотворении научной мифологии. Его действие разворачивается в 1988 году. Газетчики взахлёб говорят о новой палеонтологической сенсации: в Арктике обнаружен череп рогатого мамонта! На деле же удивительная находка оказывается всего-навсего черепом самой обыкновенной коровы. Полузабыт оказался и последний прижизненно изданный рассказ А. Беляева «Анатомический жених» (1940). Это трагикомическая история о скромном клерке, который стал жертвой очередного научного эксперимента по воздействию на человека радиоактивных элементов. Благодаря опыту герой рассказа приобрёл поразительную работоспособность, не ощущал потребности в сне. Но результат оказался плачевным: клерк-«супермен» стал прозрачным и однажды, взглянув в зеркало, узрел… собственные внутренности. Почти неизвестен нам и Беляев-реалист. Начиная с 1906 года он активно сотрудничал с газетой «Смоленский вестник», а в 1914—1915 годах даже возглавлял её. Наряду с многочисленными театральными рецензиями в газете довольно регулярно появлялись путевые очерки (Александр Романович в молодости много путешествовал за границей); некоторые из них можно смело рассматривать и как документальную прозу — настолько силён там элемент беллетристики. Ярким образцом документальной путевой прозы является очерк «Восхождение на Везувий», впервые опубликованный в «Смоленском вестнике» в 1913 году. Лишь в 2000 годах текст этого раннего произведения был обнаружен собирательницей творчества А.Р. Беляева Анной Андриенко. В 1925 году Александр Беляев, в то время сотрудник Наркомпочтеля, написал рассказ «Три портрета» о почте — дореволюционной и первых лет советской власти. Той же теме он посвятил и две нехудожественные книги — это популяризаторская «Современная почта за границей» (1926) и справочник «Спутник письмоносца» (1927). Наркомпочтельский опыт писателя отразился и в его рассказе «В киргизских степях» (1924). Это психологически тонкая, почти детективная история о загадочном самоубийстве в Н-ском почтово-телеграфном отделении. Имеется среди произведений Александра Беляева и «чистый» детектив, написанный с редким изяществом, психологической достоверностью, — рассказ «Страх» (1926) о почтовом работнике, который, испугавшись бандитов, случайно убивает милиционера. Беляев стал и одним из пионеров жанра фантастического детектива. В 1926 году журнал «Всемирный следопыт» опубликовал его рассказ «Идеофон». Перед следователем стоит непростая задача: заставить преступника сознаться в покушении на премьер-министра. Но всё безуспешно. И тогда сыщик решает применить аппарат, считывающий человеческие мысли. «Беляев создаёт чрезвычайно интересную психологическую коллизию, — пишет в своём исследовании первый биограф писателя Б.В. Ляпунов. — Подозреваемый и верит и не верит в то, что его сокровенные мысли будут услышаны… И человек уже не может сдерживаться, он готов на всё что угодно, лишь бы прекратить эту пытку. Он подписывает себе смертный приговор» (Ляпунов Б. Александр Беляев. М., 1967. С. 34)… Изобретение оказалось блефом (а значит, и сам рассказ — лишь псевдофантастическим), а казнённый человек не был убийцей. «Но разве суд может существовать без судебных ошибок?.. Главное было сделано: виновник найден, и Минети (следователя. — Е.Х.) ждало повышение. А каким путём это было достигнуто, не всё ли равно?» Затерянными в периодике оказались и историко-приключенческие и «колонизаторские» рассказы Александра Беляева «Среди одичавших коней» (1927), «Верхом на Ветре» (1929), «Рами» (1930), «Весёлый Таи» (1931). Самыми благодарными читателями Беляева всегда являлись подростки. И сам автор немало писал специально для детей. В 1930-е годы он активно сотрудничал с детскими журналами «Ёж» и «Чиж». Здесь были опубликованы его новеллы-загадки «Необычайные происшествия» (1933), в занимательной форме рассказывающие, к примеру, о последствиях потери силы тяжести; «Рассказы о дедушке Дурове» (1933), фантазия «Встреча Нового года» (1933), «Игры у животных» (1933)… Александр Романович вообще очень дружил с детьми. В 1939 году он выступил с проектом создания в Пушкине под Ленинградом «Парка чудес» — этакого «прототипа» Диснейленда. Проект горячо поддержали многие деятели культуры и науки, но его воплощению помешала война. Отношение писателя к детям ярко демонстрируют и воспоминания его дочери, Светланы Беляевой: «Перед войной, году в сороковом, к отцу приходили ученики из пушкинской саншколы. Они решили поставить спектакль по роману „Голова профессора Доуэля“ и хотели посоветоваться с отцом. Отец заинтересовался и попросил ребят показать ему несколько отрывков из спектакля. Игру их принял горячо, тут же подавая советы. Показывал, как надо сыграть тот или иной кусок» (Беляева С. Воспоминания об отце // Уральский следопыт. 1984. № 3). Позволю себе привести ещё одну цитату: «Сделал как-то отец для младших ребят интересное лото. Рисовал сам. В собранном виде это был круг, на котором были нарисованы различные звери. Половина зверя на одной карточке, половина на другой. Но самое интересное было в том, что, если вы подставляли чужую половину, она легко совпадала с любой другой половинкой, отчего получались невиданные звери. Это было даже интереснее, чем собирать по правилам … Отец предложил своё лото для издания, но его почему-то не приняли, а через некоторое время появилось подобное лото в продаже, но было оно значительно хуже, так как половинки совпадали только по принадлежности» (Там же). Во время войны в дом, где жил и умер писатель, попал снаряд. В руинах погиб и архив А.Р. Беляева, где за последние годы его жизни скопилось множество как законченных, так и незавершённых произведений. Известно, что перед самой войной Беляев работал над фантастико-приключенческим романом для детей «Пещера дракона» и поставил точку в пьесе «Алхимик». Была почти дописана книга о жизни К.Э. Циолковского. В 1935 году по ленинградскому радио прозвучала инсценировка рассказа «Дождевая тучка», текст которого так и не был найден. В 1936—1937 годах, по свидетельству директора ленинградского отделения издательства «Молодая гвардия» Г.И. Мишкевича, Александр Романович работал над вещью под условным названием «Тайга» — «о покорении с помощью автоматов-роботов таёжной глухомани и поисках таящихся там богатств. Роман не был закончен: видимо, сказалась болезнь». Из воспоминаний писательницы Л. Подосиновской узнаём, что весной 1941 года Беляев закончил рассказ «Роза улыбается» — грустную историю о девушке-«несмеяне», — а в письме от 15 июля 1941 года к Вс. Азарову он сообщал о только что завершённом фантастическом памфлете «Чёрная смерть» про попытку фашистских учёных развязать бактериологическую войну… В этих заметках мы рассказали лишь о малой части неизвестных, забытых произведений Беляева. А ведь Александр Романович выступал не только как писатель, но и как яркий литературный критик, публицист, автор биографических очерков о деятелях науки прошлого и настоящего, переводчик произведений Жюля Верна… Обидно, что наши издательств, зачастую неоправданно, «реанимируют» творчество западных поденщиков, позабытых даже на их собственной родине, но обходят стороной отечественную литературу. Воистину не исчезла актуальность пророческого замечания Николая Карамзина: «Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою; французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских». Александр Беляев при всей противоречивости его творчества — часть литературной истории России, и произведения его — свидетельство времени. В течение почти 20 лет, с начала 1990-х, автор этих строк безуспешно «проталкивал» издательствам идею подготовки Полного собрания сочинений советского фантаста. Осуществить её удалось лишь в 2009 году, совместными усилиями с моим коллегой по журналу «Если» (где я в то время работал), критиком Дмитрием Байкаловым: в шести объёмнейших томах серии «Отцы-основатели» издательства «Эксмо» мы собрали и откомментировали все обнаруженные художественные тексты выдающегося советского прозаика и частично его публицистику. Многие из произведений были напечатаны впервые с момента их изначальной публикации. Радостно стирать «белые» пятна с литературной карты. https://gazetargub.ru/?p=14582 Е. Харитонов прочёл статью на радио https://podcast.rgub.ru/?p=432
|
| | |
| Статья написана 2 марта 2021 г. 19:33 |
Что мы знаем про Беляева? О жизни и творчестве Александра Романовича написано бесконечное число статей, есть биографические книги Бориса Ляпунова (1967) и Зеева Бар-Селлы (2013). Что до творческого наследия Александра Романовича, то оно вроде бы и не содержит особых тайн.
Однако творчество фантаста до сих пор ограничивалось для нас довольно скромным списком из неполных четырёх десятков произведений. Хотя достаточно просмотреть мало-мальски полную библиографию писателя, чтобы обнаружить очевидное: далеко не всё написанное и опубликованное Беляевым дошло до наших дней. Его творчество куда шире и многограннее: помимо фантастики, это реалистическая проза, детективные и историко-приключенческие рассказы, очерки и литературная критика, наконец… Почему же вышла такая оказия с автором, который никогда не был под запретом, чьи рукописи не запирались в спецхраны? Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» Беляев не всегда был сухим стариком в толстых очках. Вот, например, его фотосессия во времена игры в любительском театре Дело в том, что многие повести и рассказы Беляева разбросаны по периодическим изданиям, включая городские и районные газеты. Кроме того, библиографические изыскания затрудняет большое количество псевдонимов, которыми пользовался писатель: Арбель, Б.А., А. Ромс, Ром, «Немо», А. Романович — это только некоторые из них. А сколько ещё нераскрытых? Лишь в 1980-е было обнаружено, что литературный дебют Беляева, вопреки «официальной» версии, состоялся не в 1925-м, а десятью годами ранее. Молодой юрист и журналист Александр Беляев сотрудничал с московским детским журналом «Проталинка», где в седьмом номере за 1914 год было опубликовано его первое литературное произведение — сказочная пьеса «Бабушка Мойра», с тех пор так ни разу нигде и не переиздававшаяся. Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 1 Журнал «В бой за технику»: здесь увидел свет роман Александра Беляева «Под небом Арктики» — типичная «фантастика ближнего прицела». Роман был переиздан только в 2010 году в сборнике «Ариэль» Беляев «закованный» Наследие Александра Беляева очень неравноценно. Особенно это касается произведений, написанных в 1930-е годы, вообще непростые для советской литературы, а для фантастической тем более: её с корнем выдрали из круга чтения советского человека, подменив тяжеловесным монстром под названием «фантастика ближнего прицела», который имел мало отношения к художественной литературе. Беляева тоже стремились подогнать под общий знаменатель, заставить писать правильно. И это почти удалось. До 1933 года у Александра Романовича не выходило ни одной новой книги, а то, что изредка публиковалось в журналах, напоминает Беляева 1920-х очень отдалённо: из рассказов и повестей почти исчез увлекательный сюжет и напрочь исчезли люди. За примерами далеко ходить не нужно — вспомним вымученные повести «Подводные земледельцы» и «Воздушный корабль». Отметины времени отчётливо проступают и в неизвестных современному читателю рассказах «ВЦБИД» (1930), «Шторм» (1931), «Воздушный змей» (1931), повести «Земля горит» (1931), посвящённых «актуальным» темам того времени — управлению погодой, использованию энергии ветра для нужд сельского хозяйства… Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 3 Впервые роман «Подводные земледельцы» печатался в журнале «Вокруг света», с марта по сентябрь 1930 года Ещё меньше отношения к фантастике имеют рассказы «Солнечные лошади» (1931) о добывании воды в пустыне, «Чёртово болото» (1931) — о торфоразработках, фрагмент из незаконченного романа «Пики» (1933) о формировании Единой Высоковольтной Сети страны. Хотя в последнем довольно удачно выписана жизнь провинциального городка — но и только. Следы этого «близкоприцельного» периода заметны и в более позднем романе «Под небом Арктики» (1938–1939), который также остался лишь в журнальном варианте. Действие его происходит в будущем победившего коммунизма, когда человечество научилось управлять климатом и в Арктике создали подземный город-утопию — вечнозелёный курорт. Приключениям, впрочем, в этом искусственном раю тоже нашлось место — без них роман грозил превратиться в научно-познавательный очерк. Но даже эти произведения, столь нетипичные для лёгкого (в хорошем смысле этого слова) беляевского стиля, заметно выделялись на фоне безжизненно-блёклой научно-технической псевдофантастики СССР 1930-х. Писатель оставался убеждённым романтиком даже в своих технических прогнозах, и уж конечно, в них больше искренности и полёта фантазии, чем в сочинениях апологетов «близкого прицела» Владимира Немцова или Вадима Охотникова. Не смог Беляев влиться в струю соцреализма. Попытался (заставили?) и — не смог. Беляев потерявшийся Впрочем, во второй половине 1930-х научной фантастике всё-таки позволили быть — под неусыпным контролем и в соответствии с генеральной линией. В 1937–1938 годах в газете «Ленинские искры» публикуется с продолжением небольшой роман Беляева «Небесный гость» — одно из лучших советских научно-фантастических произведений тех лет. Роман получился во многом новаторский и провидческий: его герои, группа учёных, совершают одно из первых в отечественной фантастике путешествий на планету другой звезды. Впервые в истории мировой фантастики была задействована идея использовать сближение двух звёзд для перелёта между ними (эту идею позже разрабатывали такие фантасты, как Иван Ефремов и Генрих Альтов). Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 5 Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 6 После долгого забвения повесть «Небесный гость» переиздали в 1986 году — в детском журнале «Искорка» Идеи из этой книги получили воплощение в научных проектах и реальной жизни: использование атомной энергии и приливных сил для межпланетного перелёта, применение парашюта для аэродинамического торможения при спуске в атмосфере другой планеты (на практике осуществлено станциями «Венера» и «Марс»)… Но не только научными находками привлекателен роман. Немаловажно и то, что написан он живо, увлекательно, с юмором… Несмотря на это, он на долгие годы был забыт — лишь спустя полвека его переиздали в пермском сборнике «Звезда КЭЦ» (1987). Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 7 Современные издания «Борьбы в эфире» Немногим больше повезло раннему роману Беляева «Борьба в эфире» (1928), который был переиздан в сборниках «Последний человек из Атлантиды» (1986) и «Борьба в эфире» (1991). Энциклопедии фантастики часто характеризуют это произведение как каталог научно-фантастических идей. Однако и этому роману на долгие годы была закрыта дорога к читателю. В нём описана коммунистическая утопия, но доведённая почти до пародии. Мир будущего в «Борьбе в эфире» — это не только мир технических чудес. Это мир, где существуют два враждебных друг другу социально-политических лагеря: Советская Европа и последний оплот загнивающего капитализма — Америка. Янки в изображении Беляева выглядят, мягко говоря, карикатурно: маленькие, заплывшие жиром, лысые и с большими головами. Но и представители «коммунистического лагеря» обрисованы не лучше: абсолютно одинаковые бритые налысо люди, которых трудно отличить даже по полу. Неудивительно, что роман впервые был переиздан только в 1986-м. Зато в годы холодной войны к нему проявили особый интерес американские издатели. В 1965 году роман вышел на английском языке по рекомендации… спецслужб США! Ещё бы, ведь в книге впервые описана война с Америкой. А американский читатель должен знать, какие технологии может использовать Империя Зла против «свободного мира»… На страницах малоизвестной советской периодики затерялись многие интересные, оригинальные рассказы Беляева, не входившие ни в собрания сочинений, ни в авторские сборники: парадоксальный «Нетленный мир» (1930) о том, что было бы, если бы вдруг исчезли микробы; фантастико-приключенческий рассказ «В трубе» (1929) о человеке, ставшем жертвой аэродинамического эксперимента; яркий приключенческий памфлет «Пропавший остров» (1935) о борьбе сильных мира сего вокруг создания ледяной базы для трансконтинентальных воздушных сообщений… Стоит также отметить юмористические рассказы «Охота на Большую Медведицу» (1927) и «Рогатый мамонт» (1938). Первый из них восходит к традициям народного фольклора, байки, во втором писатель показывает сотворение «научной мифологии»: действие связано с газетной палеонтологической сенсацией. В Арктике обнаруживают останки рогатого мамонта, которые на деле оказываются черепом самой обыкновенной коровы… Полузабытым оказался и последний прижизненный рассказ Александра Беляева «Анатомический жених» (1940) — трагикомическая история о скромном клерке, который подвергся эксперименту по воздействию на человека радиоактивных элементов. Благодаря этому герой приобрёл поразительную работоспособность и лишился потребности во сне. Но конечный результат оказался плачевным: клерк-«супермен» стал прозрачным и однажды, взглянув в зеркало, узрел… собственные внутренности. Беляев загадочный Малоизвестен нам Беляев-реалист. В 1925 году он, в то время сотрудник Наркомата почт и телеграфов, написал один из первых своих рассказов «Три портрета» — о почте и почтовой службе. Кстати, этой теме он посвятил и две нехудожественные книги — популяризаторскую «Современная почта за границей» (1926) и справочник «Спутник письмоносца» (1927). Этот же опыт отразился и в рассказе «В киргизских степях» (1924), тонкой, почти детективной истории о загадочном самоубийстве в Н-ском почтово-телеграфном отделении. Есть у Беляева и «чистый» детектив, написанный с редким изяществом и психологической достоверностью — рассказ «Страх» (1926) о почтовом работнике, который, испугавшись бандитов, случайно убивает милиционера. Беляев был одним из пионеров жанра фантастического детектива. В 1926 году журнал «Всемирный следопыт» опубликовал его рассказ «Идеофон». Перед героем рассказа, следователем, стоит непростая задача: заставить преступника сознаться в покушении на премьер-министра. Но всё безуспешно. И тогда сыщик решает применить аппарат, якобы считывающий человеческие мысли. Беляев создаёт чрезвычайно интересную психологическую коллизию. Подозреваемый и верит и не верит в то, что его сокровенные мысли будут услышаны <…> . И человек уже не может сдерживаться, он готов на всё, что угодно, лишь бы прекратить эту пытку. Он подписывает себе смертный приговор… Борис Ляпунов Затерянными в периодике оказались и историко-приключенческий рассказ Беляева «Среди одичавших коней» (1927) о приключениях подпольщика, и «колонизаторские» рассказы «Верхом на Ветре» (1929), «Рами» (1930), «Весёлый Тан» (1931). Беляев и дети Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 12 Журнал «Ёж», иллюстрация Б. Антоновского к рассказу-загадке Беляева о мире, где пропало притяжение (1933 год) Самыми благодарными читателями Беляева всегда были подростки. И сам он немало писал для детей. В 1930-е он активно сотрудничал с детскими журналами «Ёж» и «Чиж», где были опубликованы его новеллы-загадки «Необычные происшествия» (1933), в занимательной форме рассказывающие, к примеру, что будет, если исчезнет сила тяжести; «Рассказы о дедушке Дурове» (1933), фантазия «Встреча Нового года» (1933)… Александр Романович вообще был очень дружен с детьми. В 1939-м он выступил с проектом создания в Пушкине под Ленинградом «Парка чудес» — фактически прообраза «Диснейленда». Проект Беляева был горячо поддержан многими деятелями культуры и науки, но его воплощению помешали война и… бюрократия. Перед войной, году в сороковом, к отцу приходили ученики из пушкинской саншколы. Они решили поставить спектакль по роману «Голова профессора Доуэля» и хотели посоветоваться с отцом. Отец заинтересовался и попросил ребят показать ему несколько отрывков из спектакля. Игру их принял горячо, тут же подавая советы. Показывал, как надо сыграть тот или иной кусок [когда-то Беляев выступал в Смоленском драмтеатре, и его актёрскими талантами восхищался сам Станиславский]… Сделал как-то отец для младших ребят интересное лото. Рисовал сам. В собранном виде это был круг, на котором были нарисованы различные звери. Половина зверя на одной карточке, половина на другой. Но самое интересное было в том, что, если вы подставляли чужую половину, она легко совпадала с любой другой половинкой, отчего получались невиданные звери. Это было даже интереснее, чем собирать по правилам <…>. Отец предложил своё лото для издания, но его почему-то не приняли, а через некоторое время появилось подобное лото в продаже, но было оно значительно хуже, так как половинки совпадали только по принадлежности. Светлана Беляева «Воспоминание об отце» Беляев неизвестный Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 10 Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 8 Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 11 Александр Беляев: неизвестная сторона «русского Жюля Верна» 9 Это самое полное (на сегодняшний день) собрание сочинений Александра Беляева. В его составлении и комментировании принимал непосредственное участие автор этой статьи Евгений Харитонов …Во время войны в дом, где жил и умер писатель, попал снаряд. В руинах погиб и архив Беляева, в котором за последние годы его жизни скопилось много как законченных, так и незавершённых произведений. Известно, что перед самой войной писатель работал над фантастико-приключенческим романом для детей «Пещера дракона», завершил пьесу «Алхимик», почти закончил книгу о жизни Константина Циолковского. В 1935 году по ленинградскому радио прозвучала инсценировка рассказа «Дождевая тучка», текст которого так и не был найден. А директор ленинградского отделения «Молодой гвардии» Григорий Мишкевич рассказывал, что Александр Беляев работал над романом под условным названием «Тайга» — «о покорении с помощью автоматов-роботов таёжной глухомани и поисках таящихся там богатств. Роман не был закончен: видимо, сказалась болезнь» (Б. Ляпунов). Из воспоминаний писательницы Людмилы Подосиновской мы знаем, что весной 1941-го писатель закончил рассказ «Роза улыбается» — грустную историю о девушке-«несмеяне», а в письме от 15 июля 1941 года к поэту Всеволоду Азарову Беляев упоминал только что завершённый фантастический памфлет «Чёрная смерть» о попытке фашистских учёных развязать бактериологическую войну… Десятки книг, сотни журнальных и газетных публикаций разных авторов канули в Лету, затерялись среди архивных полок. И только летописи кропотливых библиографов хранят о них память: они когда-то были, их когда-то читали. Будем объективны: многие из них забыты просто потому, что не достойны памяти. Но ведь есть и другие — выпавшие из литературной истории по случайности или по злонамеренности цензоров и властей… Обидно, что наши издательства зачастую неоправданно реанимируют творчество западных подёнщиков, позабытых даже на родине, но обходят стороной отечественную литературу. Воистину, не исчезла актуальность прозорливого замечания Николая Карамзина: «Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою; французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских». * * * Александр Беляев при всей противоречивости его творчества — часть литературной истории России, произведения его — свидетельство времени. Может, когда-нибудь мы сможем поставить на книжные полки действительно самое полное собрание сочинений Александра Романовича Беляева. https://www.mirf.ru/book/aleksandr-belyae...
|
|
|
облако тэгов
