стр. 218. ИСТОРИЯ. БИБЛИОГРАФИЯ

Анна Андриенко:

НЕИЗВЕСТНЫЙ ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ.

В декабре 2013 года исполнилось 140 лет со дня рождения основоположника русского символизма, прозаика, драматурга, переводчика, литературоведа и историка Валерия Яковлевича Брюсова. Но до сих пор не все грани его творчества хорошо известны, есть существенные пробелы. Очень мало знаком читателям и людям театра Брюсов-драматург.

Чаще всего вспоминают ранние книги его стихов: «Tertia vigilia» («Третья стража», 1900), «Urbi et orbi» («Городу и миру», 1903), «Stephanos» («Венок», 1906), «Все напевы» (1909), романы «Огненный ангел» (1907 – 1908), «Алтарь победы» (1911 – 1912), литературоведческие работы о Ф. И. Тютчеве, А. С. Пушкине, Н. В. Гоголе.

Выходило два собрания сочинений: в 1913 – 1915 годах в издательстве «Сирин» 15-томное Полное собрание сочинений и переводов, а к 100-летию со дня рождения, в 1973 – 1975 годах — 7-томное собрание сочинений под общей редакцией П. Г. Антокольского.

Драматургия писателя тем не менее оставалась в тени. Из сорока семи его драматических произведений в стихах и прозе опубликовано меньше половины.

Несколько больше повезло его статьям о театре: «Ненужная правда» (1902), «Реализм и условность на сцене» (1907), лекция «Театр будущего» (1907), «“Жизнь человека” в Художественном театре» (1908), «“Гамлет” в Московском Художественном театре» (1912) были восприняты с живейшим интересом. В дореволюционном собрании сочинений должен был появиться том под названием «Звенья», состоящий из теоретических статей и статей о театре.

Профессионалы и публика ждали от Брюсова ярких, новых пьес, но появившиеся в печати драма «Земля (Сцены будущих времен)», 1904, психодрама «Путник» (1911), трагедия «Протесилай-умерший» (1913), как и поставленная на любительской сцене «Проза», не оправдали ожиданий.

Позже были опубликованы историческая сцена «Моление царя» (1916) и драматический этюд «Пифагорейцы» (1922). В 1986 году С. И. Гиндин опубликовал пьесы «Проза», «Дачные страсти», трагедию «Диктатор»1*. Но оценить истинный масштаб Брюсова-драматурга можно, только издав все написанные им пьесы и драматические отрывки, а также его переводы. Трудно представить, к примеру, чтобы на трагедию Брюсова «Протесилай-умерший» не повлиял его перевод пьесы Мольера «Амфитрион».

Он переводил и Оскара Уайльда, и Мориса Метерлинка («Пелеас и Мелисанда» в его переводе была поставлена в 1907 году Вс. Мейерхольдом). Когда, по словам Брюсова, «всякие издательские начинания (кроме политических памфлетов и газет) [выглядели] безумием», он активно занимался переводами античных и западноевропейских классиков — Вергилия, Данте, Гете, Шекспира, Байрона, а также своих современников — Эмиля Верхарна, Эдгара По, Поля Верлена, Стефана Малларме.

Предлагаем вниманию читателей публикацию пьес Валерия Брюсова, написанных им в разные периоды жизни: «Декаденты» («Конец столетия», 1893), «Выходцы из Аида» (1911) и «Пироэнт» (1915 – 1916).

Драма в 3-х действиях «Декаденты» («Конец столетия»), рисует картины жизни самого яркого представителя французского литературного импрессионизма и символизма поэта Поля Верлена.

Русский поэт-символист был не просто поклонником своего французского коллеги по поэтическому цеху. Брюсов являлся переводчиком и исследователем Верлена. Не закрывая глаза на серьезные противоречия натуры Верлена и периоды его творческих срывов, Брюсов давал ему очень высокую оценку как поэту, считая его одним из главных выразителей европейской культуры того времени. Он писал: «Поэзия Верлена это — памятник души современного западного человека, одаренной утонченной организацией, измученной постоянным мелким самоанализом и утомленной 219 пустым эгоизмом. Вместе с тем и биография Верлена заключает в себе почти все типические черты жизни подобного человека. Здесь и преднамеренное извращение чувств, и эпикуреистическая погоня за неведомыми ощущениями, жизнь без убеждений и религии, наконец, утомление таким безверием и поиски новой веры, столь обычные на Западе, и приводящие к наивному мистицизму Средних Веков или какому-нибудь обновленному буддизму, то есть к таким верованиям, которые могут оставаться внешними и не проникать в жизнь» (цит. по рукописи статьи В. Брюсова «Поль Верлен и его поэзия». Ф. 386, к. 47. Ед. хр. 10.)

В одном из первоначальных набросков пьесы в первом действии Брюсов выводит поэта под реальным псевдонимом Верлена — Поль Лелиан, а во втором действии Верлен предстает под своим именем. Во второй рукописи герой сначала выведен под фамилией Вандье, а после правки получает фамилию Ардье (знаменитый прототип был тогда еще жив).

В фонде Брюсова в отделе рукописей РГБ сохранились три черновые рукописи пьесы «Декаденты». Первая — дневниковый набросок 2-го и 3-го действий, датируемый 4 – 21 декабря 1893 года (РГБ, ф. 386.2.9). Вторая — черновик пьесы в 3-х действиях и 4-х сценах (рука В. Брюсова) с нескончаемыми вставками в тексте, исправлениями и дополнениями на отдельных листах (РГБ, ф. 386.28.6), что привело к появлению третьего, относительно белового списка, выполненного рукой жены писателя Иоанны Матвеевны Брюсовой, с присоединенными листами машинописи (РГБ, ф. 386.28.7). Правка была и там, но в гораздо меньшей степени. В рукописи пропущены 23 – 26-я страницы (первое и фрагмент второго явления второго действия), которые благодаря авторским пометкам удалось восстановить по черновику пьесы (РГБ, ф. 386.28.6, лл. 28 – 30, об.), с добавлением эпизода (РГБ, ф. 386.28.6, л. 56).

Между черновой рукописью Валерия Брюсова и беловой рукописью его жены есть серьезные разночтения. Я не ставила задачу определить, чем они обусловлены — поиском Валерием Яковлевичем наиболее точного варианта или редакторской работой Иоанны Матвеевны, и какой из этих вариантов лучше с литературной точки зрения. В подготовленном к изданию тексте в сносках приведены варианты эпизодов, так как зачастую образы в черновиках ярче белового варианта.

Влияние Поля Верлена на Брюсова было столь велико, что в роль Ардье Брюсов вводит свои переводы стихов Поля Верлена. (Стихи французских символистов Валерий Брюсов вводил не только в пьесу «Декаденты», но и в драматический отрывок «Звездный крест», где одна из героинь, Елена, вспоминая свое прошлое, читает несколько строк из стихотворения Альфреда де Мюссе.)

Как отмечала И. М. Брюсова в составленном ею в 20-е годы «Описании рукописей неизданных драматических произведений», стихотворение, звучащее в 4-м явлении 2-й сцены первого действия пьесы — «La Lune blanche» из книги Верлена «La bonne Chanson» («Луной прозрачной»), впервые опубликовано Брюсовым в 1894 году в первом выпуске сборника «Русские символисты». Позднее, в 1911 году, Брюсов создал второй перевод стихотворения и опубликовал его в сборнике переводов стихов Поля Верлена, вышедшем в издательстве «Скорпион».

В 1-м явлении второго действия, когда Ардье тайно пишет стихи, дан брюсовский перевод стихотворения Поля Верлена «Небо над городом плачет» из книги «Романсы без слов» (1894). Позднее в сборнике стихов Верлена в переводах Валерия Брюсова (М., «Скорпион», 1911) оно было опубликовано в несколько измененном варианте.

Во 2-м явлении третьего действия Рио произносит две строки: «За мрамором завес / Погребальные урны…», взятые из стихотворения «Золотистые феи в атласном саду…», написанного Брюсовым в подражание французскому поэту-символисту Стефану Малларме, стремившемуся к передаче сверхчувственного 220 в поэзии (он автор эклоги «Послеполуденный отдых фавна», которая в 1892 году вдохновила Клода Дебюсси на создание известной одноименной симфонической прелюдии).

Стихотворение «Золотистые феи в атласном саду…» впервые было напечатано под названием «Заключенные» в сборнике «Русские символисты» (Вып. 1., М., 1894). Позднее оно вошло в Полное собрание сочинений и переводов Валерия Брюсова (Т. 1., «Сирин», СПб., 1913), где названо «Самоуверенность».

И. М. Брюсова, ссылаясь на материалы неопубликованного дневника ранних лет, датирует начало написания пьесы «Декаденты» 17 октября 1893 года. Но в опубликованной части дневника В. Я. Брюсова (Брюсов В. Я. Дневники (1891 – 1910) М., М. и С. Сабашниковы, 1927) запись от 17 октября 1893 года отсутствует, нет упоминания и о замысле пьесы. Последняя дневниковая запись за 1893 год относится к 8 октября. Однако среди записей 1894 года мы читаем: «Февраля 22. Написал стихотворение “Стонут звуки”. Счастлив!»

Это стихотворение Ардье читает друзьям-поэтам во 2 явлении третьего действия пьесы «Декаденты», следовательно, можно полагать, что работа над пьесой шла и в начале 1894 года. Ставя пометку «Звуки стонут», он подразумевал, что Ардье читает друзьям-поэтам все стихотворение, а не только название, но в беловом списке И. М. Брюсовой текста данного стихотворения нет. Стихотворение «Стонут звуки» удалось найти в «Записной тетради № 7», ф. 386.2.10, лл. 99 – 100 (Брюсов В. Я. Дневники (1891 – 1910), М., М. и С. Сабашниковы, 1927. С. 16).

В 1894 году пьеса «Декаденты» была первый раз поставлена актерами-любителями на сцене московского «Немецкого клуба». Роль Ардье исполнял сам Валерий Брюсов. Благодаря проведенной работе после столетнего перерыва пьесу «Декаденты» («Конец столетия») можно при желании сыграть в театре в полном объеме.

«Выходцы из Аида» — шуточная сцена из жизни актеров. Место действия перенесено в Малую Азию II века до н. э., приморскую провинцию одного из эллинистических царств. Дабы избежать лишних аллюзий с современностью и несколько смягчить для зрителя тему «моды на самоубийства», эта шутка в одном действии и четырех картинах была подана Валерием Брюсовым как перевод с португальского. Естественно, образованные читатели того времени сознавали всю условность подобной подачи, понимая, что даже стилизация под сценку «из древней жизни» может не уберечь от сложностей с цензурой.

Для драматурга «Выходцы из Аида» не первый опыт стилизованной пьесы на мифологический сюжет. Не ставя перед собой цель воссоздать греческий образец, в 1911 – 1912 годах он написал лирическую трагедию в пяти сценах с хором «Протесилай-умерший» на сюжет не дошедшей до нас трагедии Еврипида, где использовался миф о Лаодамии, дав собственную «обработку мифа, какую он мог получить под пером какого-либо драматурга позднейшей эпохи Римской империи». В стилизации были сохранены как форма и обычный для античных трагедий стихотворный размер — ямбический триметр, так и (согласно обыкновениям античного театра) распределение ролей между тремя актерами.

Пьеса Валерия Брюсова «Пироэнт» (1915 – 1916), будь она опубликована при жизни автора, стала бы одной из первых ласточек классической научной фантастики начала ХХ столетия. Знаменитый поэт-символист Серебряного века на полстолетия опередил саму тематику большинства подобных романов.

Так сложилось, что в 1913 году Александр Беляев на грани журналистики и фантастики пишет «Прогулки на гидроаэроплане», в 1914 году Яков Перельман издает свою «Занимательную физику», выдержавшую множество изданий уже в советский период, а во время Первой мировой войны, в 1915 – 1916 годах «старший символист» Валерий Брюсов пишет пьесу о постройке космического корабля для полетов на Марс и Венеру. Знаменитая «Аэлита» Алексея Толстого будет написана позднее, в 1923 году.

В годы, когда создавалась пьеса, образ ученого-идеалиста, строящего корабль для пилотируемого полета в космос, еще не успел превратиться в литературный штамп. Пьеса может представлять интерес не только для театра, филологов и литературоведов, но и для любителей научной фантастики.

В Отделе рукописей РГБ хранятся четыре редакции пьесы «Пироэнт», которые существенно отличаются друг от друга, но для театра необходим наиболее сценичный вариант. В результате «Пироэнт» можно либо ставить как четырехактную пьесу, основываясь на тексте наиболее законченной четвертой редакции, либо, сделав собственную компиляцию из авторских редакций, поставить ее как пятиактную, «сыграв в четыре руки» с Валерием Брюсовым.

Мысль о возможной компиляции вполне оправданна. В Отделе рукописей РГБ сохранились «Материалы по подготовке посмертных изданий произведений В. Я. Брюсова», составленные членом «Кружка памяти Брюсова» А. А. Ильинским (Блюменау).

В 20-е годы И. М. Брюсова готовила материалы для так и не вышедшего посмертного сборника пьес мужа. В рукописном примечании 221 к пьесе «Пироэнт», найденном среди комментариев А. А. Ильинского (ф. 386.66.4., лл. 1, 1 об.), она писала: «Хотя имеются четыре текста и ряд вариантов к отдельным сценам, но, тем не менее, вещь не закончена и до конца не отделана. Мы приводим три первых действия и три первых сцены четвертого действия по четвертому, более отделанному тексту. Конец драмы, 4 – 6 сцены мы даем по третьему тексту. Причем мы изменили имена действующих лиц соответственно с приводимым нами текстом, так как в каждом тексте имена иные».

В первоначальном карандашном (черновом) наброске пьеса названа «Арго» («Драма из современной жизни в 5 д. и 6 картинах») с эпиграфом из Ницше. Первая редакция датируется 21 – 23 мая 1915 года. Но ввиду большого числа сокращений работа с текстом превращается в дешифровку. Вторая редакция — вариант 1-го и 2-го явлений первого действия, записанных под диктовку В. Я. Брюсова 26 июля 1915 года. Пьеса уже озаглавлена «Пироэнт». Третья редакция пьесы состоит из пяти действий. Часть сцен здесь намечена синопсисом, либо они даны в очень сокращенной форме, подразумевающей последующую проработку пьесы. Четвертая — наиболее полный текст пьесы «Пироэнт» — относится к 1916 году. Не сочтя работу завершенной, Валерий Брюсов не включил ее в 15-томное Полное собрание сочинений и переводов. Пьеса не шла на сцене, хотя в 1915 году предлагалась к постановке в Малом театре.

В четвертой редакции автор переименовывает героев, чтобы избежать ассоциаций с писательницей Анной Мар2*. В 1916 году вышел ее скандальный роман «Женщина на кресте», после чего она покончила жизнь самоубийством. Мара Владимировна в пьесе Брюсова стала Лидией Николаевной. Изменились имена и прочих персонажей. В частности, упомянутая во второй редакции мать Мары — Липецкая Дарья Никоновна — в четвертой превратилась во властную экономку Варвару Семеновну.

В центре пьесы весьма актуальный на сегодняшний день конфликт: Вячеслав Сергин отчаянно хочет построить корабль для полета в космос, ради чего готов идти на финансовые и человеческие жертвы. Соратнику изобретателя Дешину на самом деле не нужен успешный запуск корабля, а важна возможность наживаться, выгадывая на дороговизне изготовления его узлов, прикрываясь научными идеями, провалами экспериментов, бедностью изобретателя. Он готов искать все новых и новых меценатов для того, чтобы, как бы сказали сейчас, «разводить их на деньги». В случае краха он в любой момент готов сбежать. Даже страсть к Лидии Николаевне для него всего лишь способ шантажа и вымогательства.

Если допустить, что Вячеслав Сергин изобрел аппарат, который, по его мнению, действительно мог взлететь в космос, то хотелось бы понять, чьи разработки Валерий Брюсов взял за основу идей Сергина. Во 2-м явлении первого действия описан корабль, напоминающий гагаринскую «семерку», ракету, на которой был совершен первый в истории космический полет. Вот слова героя пьесы: «Когда все будет окончено… корабль останется подвешенным только к четырем стальным мачтам. Тогда мы, путешественники, входим в каюту, закрываем все отверстия и я даю ток. Следуют первые взрывы ракет, “Пироэнт” обрывает железные канаты как гнилую бечеву, и мы уносимся в мировое пространство…»

За исключением «стальных канатов» — обычное описание взлета космического корабля, только на 45 лет раньше, чем соратник Королева Бармин придумал стартовый стол для ракет, и на 14 лет раньше, чем К. Э. Циолковский написал книгу «Космические ракетные поезда».

Пьеса может быть представлена во вполне современной постановке, где патетика начала ХХ века уйдет на второй план. В финале, после самоубийства Лидии Николаевны, можно было бы добавить от театра ремарку: «Гаснет свет. В глубине сцены идут хроникальные кадры из будущего: взлет космического корабля».

У персонажа Валерия Брюсова есть существенное отличие от многих более поздних трактовок образа «чудака-изобретателя». Автор не иронизирует над героями, которые ради цели идут до конца. Он верит, что их дело может победить, пусть и не при жизни.

Строя конфликт пьесы «Пироэнт» вокруг трагедии изобретателя, Брюсов не только считал возможным изобретение и постройку космического корабля, но и просчитывал, как это изобретение изменит мир. Например, в более поздней фантастической трагедии Брюсова «Диктатор» (1921) из-за амбиций персонажей начинается война между Землей, Марсом и Венерой.

Мы публикуем текст пьесы «Пироэнт» по наиболее законченной четвертой редакции.

В оформлении статьи использован портрет В. Я. Брюсова

работы С. В. Малютина, 1913 г.

На мой взгляд — сайт Виталия Карацупы

http://archivsf.narod.ru/

На сайте представлены лучшие образцы украинской фантастики, а также фантастики других стран из украиноязычных журналов. Встречаются иллюстрации известных украинских художников. Много дореволюционной и довоенной фантастики. Практически "весь" Владимир Владко. "Весь" Олесь Бердник. Библиография и критические статьи. На форуме при сайте можно задать интересующие вопросы, обсудить произведения или биографии авторов.

http://argo-unf.at.ua/load/177-1-0-693

Многие из них уже использованы в фантастико- и литературоведческих книгах и журналах — ею самой, Евгением Харитоновым, Зеевом Бар-Селлой, Виталием Карацупой, мной...

Организатор форума — российская исследовательница фантастики Анна Андриенко ( Андрона )

http://www.litforum.ru/index.php?s=ac861f...

В літературі відомі численні випадки, коли письмен­ники — майстри пригодницького жанру звертались до історичних тем. Дехто з них користався оригінальним способом співставлення минулого з сучасним, переносячи людей сучасного в минуле. Це виглядало так, немовби уельсівська машина часу переносила героя не в майбутні, а в минулі часи. Марк Твен в романі «Янкі при дворі короля Артура» скористався для цього захоруванням героя після сильного удару по голові. Хаггард в романі «Копальні царя Соломона» приводить героїв у країну, що багато віків ізольована від іншого світу непрохідними безводними пустелями і високими горами.

Володимир Владко в романі «Нащадки скіфів» кори­стується способом дещо подібним до способу, якого вжив Генрі Райдер Хаггард. І там і тут герої шукають доро­гоцінності; хоча мета цих розшуків і різна, бо там герої — представники капіталістичного суспільства, а у Владка — радянські люди, але і там і тут одночасно з дорогоцін­ностями вони знаходять давні племена, які ведуть особ­ливе, цілком відокремлене від усього світу життя. Основна і головна відміна романа Владка від романа Хаггарда та, що Владко ставив своїм завданням, вико­ристовуючи захоплюючу, інтригуючу форму розповіді, показати читачеві життя таємничого народу скіфів, що жили колись на території України і зникли, не зали­шивши жодних писаних пам’яток про себе, а завданням Хаггарда було лише дати читабельний роман.

Для Владка ця спроба була оригінальна тим, що вперше він спробував свої сили в жанрі історичного ро­мана, принаймні в близькому до нього. Одночасно він скористався своїм попереднім досвідом в галузі науково — фантастичної і пригодницької літератури. Це допомогло йому створити інтригуючий сюжет, надати творові яскравофантастичного забарвлення, наситити його деякими елементами техніцизму і популярно розповісти про побут скіфів.

Коротко зміст романа такий. Наукова експедиція в складі вченого геолога, вченого археолога і двох сту­дентів у глухому, непромисловому кутку Донбасу розві­дує велику печеру, де мусять бути поклади золота. З цієї печери вони потрапляють у ще більшу. Це вже не печера, а цілий підземний світ, близький до того, який знайшли герої Жюля Верна в романі «Подорож до центра Землі». В цьому підземеллі зберігаються нащадки давніх скіфів. Досить велике плем’я, що непорушно зберегло увесь по­бут і звички своїх предків. Скіфи, брати Сколот і Дорбатай, з яких один ватажок племені, а другий головний віщун, в боротьбі між собою хотять скористатися геоло­гами. Син Сколота Гартак намагається одружитися з студенткою Лідою. Геологи вступають в боротьбу з ві­щуном, що хоче їх знищити, лякають скіфів своєю собакою, вибухами пістонів, цигарковим димом, пуска­ючи його ротом і носом, та кишеньковим електричним ліхтариком.

Тут знов-таки напрошується паралель з «Копальнями царя Соломона». У Хаггарда герої ведуть жорстоку бо­ротьбу з головною відьмою племені і для залякування ворогів користуються вставною челюстю одного з героїв, навіваючи жах на «дикунів», то виймаючи, то встав­ляючи челюсть.

Зрештою, геологи об’єднуються з рабами та бідними воїнами, що підіймають повстання проти віщунів та ба­гатіїв. В самому розпалі боротьби геологам вдається знов опинитися в тій печері, відкіля вони попали до скі­фів. їхня подорож закінчена. Вони ще знаходять поклади золота і щасливі повертаються додому.

Що це, сон? Ні. Якась хвороблива уява? Теж ні. Ав­тор закінчує так, ніби це цілковита реальність. Юний чи­тач, для якого призначена ця книга, заплющує очі, і уяв­ляє, що під Донбасом на незначній глибині простяглася колосальна печера, цілий підземний світ з лісами, де бро­дять дикі вепри, із степами, де пасуться табуни коней, течуть підземні ріки і, нарешті, живуть скіфські племена з рабами-греками. І той уявний світ, безперечно, зату­лить усі відомості про життя і побут стародавніх скіфів. Але, розплющивши очі, читач відчує абсолютну нереальність цього світу і не повірить так само у відомості про скіфів, що їх розповідає автор.

Застосування фантастичних прийомів і взагалі фан­тастики в творах, що мають на меті показати минуле яко­гось народу, вимагає виняткової обережності, вмілості і глибоких знань. Навряд чи виправдовує себе той прийом, якого в даному разі вжив В. Владко, співставляючи су­часних людей з людьми давнього минулого, щоб цим спо­собом познайомити нас з тим минулим. Чи не слід було йому зважити на досвід Роні, що в своїх романах «Вамірех, людина кам’яної доби», «По вогонь», «Чорна зем­ля» — творах по суті цілком фантастичних — зумів за­хоплююче розповісти про доісторичну людину, не викли­каючи у читача сумнівів.

Манера реального показу нереальних по суті речей не­гативно позначилася на змалюванні героїв романа. Най­виразнішим і до деякої міри провідним героєм романа є комсомолець Арон, закоханий у Ліду. Це людина експан­сивна, із значною долею хлоп’ячого в характері, що ро­бить його не цілком дорослим, трошки амбітна, трохи жартівлива і навіть з легесеньким відтінком в’їдливості. Хоча це не тип, навіть не герой з цілком накресленим ха­рактером, але все ж образ його занотовується в пам’яті читача з перших сторінок романа.

Так чи інакше уявляє читач Ліду, бо вона ж єдина ге­роїня романа, хоча на підставі відомостей, що подає про неї автор, дати характеристику цій студентці трудненько. В значно гіршому становищі перебувають двоє літніх вче­них-— геолог Іван Семенович і археолог Дмитро Борисо­вич. Обидва вони такі невиразні і такі схожі між собою, що лише дочитуючи роман, ледве-ледве починаєш їх роз­різняти. Авторові, що звик орудувати в своїх науково- фантастичних творах з героями-«масками», зрадив його досвід. Не можна було подавати двох представників близьких наук без якоїсь дуже виразної різниці між ними.

Значно слабше змалювавши характери своїх героїв — скіфів, автор все ж залишився у виграшному становищі завдяки екзотичності цих постатей, поклавши на кожного з них свою специфічну функцію. Дорбатай, Гартак і Сколот належать до негативних героїв, а Варкан і Роніс до позитивних. Хоча всі вони виглядають в кінці досить блі­до, але справжня невдача спіткала автора лише в опра­цюванні одного образу. Маємо на увазі ватажка скіфів

Сколота. Вчені, що потрапили в полон до скіфів, віддають йому перевагу перед Дорбатаєм і симпатизують Сколотові, хоча й ведуть розмови, що, мовляв, він такий самий експлуататор: і ворог трудящих скіфів, як і віщун. Але не видно справжніх причин боротьби між ватажком і віщу­ном, не показано ставлення ватажка до своїх підлеглих. Автор показує Сколота симпатичною людиною і водночас намагається розвінчати його. Але робить це не в дії, а в авторських сентенціях, що висловлюються через геологів, про несполучність ролі ватажка з роллю, так би мовити, порядної людини.

Мабуть, найбільш негативно позначилася на романі ота неправдива консервація цілого племені, що мусило в особливих умовах підземного світу непорушно збе­регти соціальний лад, економічні та громадські взаємовід­носини скіфського суспільства. Тут мимоволі напрошу­ється аналогія з відомим твором Конан Дойля «Маракотова безодня», твором найменш вдалим з усіх фантастич­них творів цього письменника. Там Конан Дойль заселяє глибини Атлантичного океану людьми, нащадками меш­канців легендарної Атлантиди. Мешканці глибин океану пристосувалися до надмірного зовнішнього тиску води, що дорівнюється кільком тисячам атмосфер, мають спеціаль­не. освітлення, живуть в старовинних палацах, охороня­ють мову і традиції своїх предків, лише змінили характер своєї виробничої техніки та режим свого харчування.

У Владка його нащадки скіфів не зазнали навіть і та­ких змін. Минули тисячоліття, і все залишилось так, як було. Саме це і створює гостре протиріччя з тією фан­тастичною формою консервації, до якої вдається автор, коли пише про таємниче велетенське підземелля, де мандрують нащадки скіфів. Чи не краще було шукати виходу з цього становища хоча б у сні або маренні?

Ніяк не можна відмовити авторові в надзвичайній смі­ливості фантазії, в творчому польоті цієї фантазії і тим досадніше, що іноді він застосовує способи, які дуже зни­жують цей творчий розмах і цю сміливість. Наприклад, зовсім невиправдано звучить врятування з допомогою кишенькового ліхтарика від загону скіфської кінноти, що женеться за втікачами. Автор надто звузив свої можли­вості, даючи змогу вченим розмовляти з скіфами лише з допомогою подвійного перекладу. З чотирьох членів ек­спедиції тільки археолог знає стародавню грецьку мову.

А серед скіфів теж лише одиниці володіють цією мовою.

Роман супроводить післямова професора Семенова — Зусера. Ця післямова викликає деякий подив. Виклавши із короткому нарисі історію скіфів, проф. Семенов-Зусер зауважує:

«...Я повинен відзначити, що деякі положення й факти автора іноді розбігаються зі встановленими наукою уяв­леннями про життя і побут скіфів». Очевидно, мова йде про кілька таких положень і фактів, але у післямові на­водиться лише один факт. Професор Семенов-Зусер зазна­чає, що у скіфів не могло бути рабів-греків. І далі вів пише: «Треба також відзначити кілька неточностей в ос­вітленні фізико-географічних даних та перебільшення окремих моментів з громадського і військового життя на­родів». Які ж саме неточності» у післямові нічого не ска­зано.

Треба думати, що коли ті положення, які розбігаються з історико-археологічними даними, і ті неточності автор виправив, то про це зовсім не треба згадувати. Коли ж вони залишилися, то саме завдання передмови — пояс­нити їх.

Який же загальний висновок хочеться зробити з усього сказаного?

Роман написано, надруковано, і читачі, безперечно, з великим інтересом читають його. Він свідчить про май­стерність автора володіти сюжетом, захоплююче будувати розповідь, але тверезий облік недоліків твору повинен підказати авторові, що творчий метод, яким він користався в цій новій для нього роботі, вимагає докорінного перегляду, бо кожен жанр має свої вимоги і на них треба зважати.

1. В. Владко. Нащадки скіфів. Роман. 308 стор. Дитвидав. ЦК ЛКСМУ.

Микола Трублаїні. "Літературний журнал" №10 / 1940.

Віднайшов © Вячеслав Настецкий, 2014