сабж

"Картонный домик" — совершенно потрясающий по исполнению и накалу рассказ. Посвящается всем, кого бросали "на разбеге" влюбленности, в первые недели-месяцы то есть, причем ничего не объясняя, как бы не считая себя связанными. Изумительно выписано соотношение "личного" и "общего" планов, с одной стороны, начало романа героев, с другой — их общий круг общения, разговоры, встречи, как все это переплетается. Только в плохих романах герои живут в вакууме, а в жизни-то так обычно и бывает: общая компания, все более ли менее на виду. И человек, которого внезапно бросили, который, по сути, не был еще даже "официально" несвободен (хотя сам себя таковым и считал) пытается, с одной стороны, это пережить, а с другой — уязвленное самолюбие заставляет "сохранять лицо" и делать вид при общих знакомых, что все это не важно, хотя на самом деле важно. И отдельно — проблема соперника, с которым не можешь соперничать, знает только тот, кто сам проходил.

"Нежный Иосиф" — какая-то странная, малопонятная повесть. За 150 страниц я, признаюсь, так и не разобралась, кто кому кем приходится и к чему были все эти интриги с какими-то бумагами. Манера называть персонажей то по имени-отчеству, то по произвищу раздражает, потому что и без того эту толпу всю не запомнить. Впрочем, религиозный экстаз невинной дружбы, к которому приходим в конце, кажется еще менее понятным. Единственное, что задело во всем тексте — самоубийство писателя Адвентова, та же авторская фигура, тот же расклад "соперника (точнее, соперницы), с которым не можешь сравниться", только в более трагическом варианте. Впрочем, и это все как-то смазанно и мельком. За что все любят эту неповоротливую тушу, барчука Иосифа, который даже по тексту оставляет впечатление доброго глупого теленка, никак не могу понять.

"Высокое искусство" — трагикомический рассказ из жизни современной Кузмину питерской литературной "тусовки". Очень точно и хорошо написанный и в целом скорее забавный, несмотря на финал. Кузмину очень хорошо удаются образы глупых и зловредных женщин, собственно, почти каждый женский персонаж у него — либо глупый, либо зловредный, либо и то, и другое вместе. Симпатичных женских образов я не видела (не считая какой-нибудь бесполой моли Сони из "Иосифа", например). Это малоудивительно, конечно, но все равно забавно. Так и здесь — отлично выведен образ девицы "с идеями", которая своими требованиями и выдумками довела мужа.

"Нечаянный провиант" — тоже трагикомическая история, из серии "случайно услышанного в дороге". Собственно, историю с таким сюжетом мог бы написать любой автор 19 — начала 20 века, она простая, изящная и вполне в духе "русских страшных историй". У Кузмина навреняка сказалась любовь к Лескову, потому что вообще-то это совсем не его жанр. Впрочем, удалось емуотлично, а личным кузминским вкладом было перенесение акцента с сюжетной составляющей на детали и психологию (что при таком сюжете непросто, но не буду спойлерить).

"Опасный страж". Поучительная история для юных девиц, или почему надо изо всех сил сопротивляться, когда маменька, якобы желая добра, пытается влезть в твои любовные дела. Прекрасно в деталях, довольно злобно и неприятно по существу, но в целом вполне достоверно выглядит. Опять же к вопросу о глупых и зловредных женщинах.

"Мечтатели". Собственно, это те же "Плавающие-путешествующие", только без "богемной" составляющей, а в остальном: та же драма людей, не знающих, куда себя деть от скуки. Воистину, скука смертный грех, учитывая, как они на пустом месте из-за нее рушат свои и чужие жизни. Повесть начинается с тобой, что женятся две милых молодых пары, и все-то у них хорошо: и любовь вроде бы есть, и отношения с родственниками отличные, и денег достаточно, чтобы никто толком не работал, кажется, живи и радуйся. Проблема лишь в том, что девочки и мальчики совершенно не представляют, что делать с этой новоявленной "взрослой" свободой и серьезной уже собственной жизнью. И, конечно, не могут получать удовольствие ни от своих счастливых отношений, ни от своего достатка — они ведь не приложили к этому ни малейших усилий, и воспринимают все for granted. До свадьбы все четверо мечтали, что вот там будет некая волшебная самостоятельная жизнь, а оказалось, что ничего такого особенно волшебного-то и не происходит, и спутник, которого они выбрали, уже через пару месяцев опротивел, и вообще "скучно, скучно". Этот бесконечный рефрен переростков-инфантилов, не знающих, чем себя занять, повторяется в повести очень частно и, собственно, служит причиной для всех драм. Желание хоть какой-нибудь интригой украсить свою спокойную устроенную жизнь заставляет их смотреть налево, а вовсе не искренние чувства к кому-то постороннему. Откровенно говоря, глядя на этих скучающих трутней, невольно благословляешь Октябрьскую революцию, которая если и не дала подобным людям некоторые ориентиры, то по крайней мере для многих закрыла вопрос, что бы такого еще выкинуть, лишь бы не скучать. Мне как записному трудоголику и любителю стабильности подобные скучающие люди одновременно непонятны и очень противны.

сабж

Кузмин всю жизнь вел дневники, с 1905, если не ошибаюсь, года, причем они изначально были не личные, а предназначались если не к публикации, то к публичному чтению. Дневник 1934 года — последний, чудом сохранившийся после ареста и расстрела Юркуна (которому достался весь архив Кузмина). Он написан за 2 года до смерти и начинается на высокой ноте — примерно тогда Кузмин как раз узнает, что неизлечимо болен, и врачи дают ему как раз два года (заметим, умер он в итоге не от того, чем болел).

Читать интересно и очень грустно, особенно в сравнении с более ранними работами Кузмина — может, мне, конечно, и чудится, но я вижу явные признаки старости, разложения, упадка. Не в интеллектуальной составляющей, тут как раз все прекрасно, и Кузмин в этот период еще вовсю переводил Шекспира для Academia. Скорее в содержательной: область интересов трагически сужается до собственного здоровья, присутствия нескольких близких людей, общения просто ради ощущения, что тебя не забыли.у Дневник очень богат описаниями различных встреч, вечеров, посиделок, и несмотря на общее ощущение автора "оставленности", складывается впечатление, что у них там натурально проходной двор был дома. Любителям эпохи имена много скажут и вообще этот дневник будет полезным подпорьем для истории культуры 30-х годов.

Впрочем, более интересная его часть — все-таки воспоминания о делах прошедших, в частности, длинная, из записи в запись идущая серия воспоминаний о "Башне" Вячеслава Иванова. Воспоминания начисто лишены того "возвышенного" флера, который подчас придается всей эпохе и ее представителям учителями литературы и сотрудниками музеев. Зато очень живо и отнюдь не беззлобно характеризуют множество интересных людей и совершенно уж безумные ситуации с ними (чего стоит только женитьба Иванова на собственной падчерице — после того, как тот же гомосексуалист Кузмин в ужасе отказался жениться на ней фиктивно, чтобы придать видимость приличия ее беременности от отчима, за что был вызван ее братом на дуэль (!). В общем, чтение дневника в этой части — вполне легальный способ удовлетворить свою страсть к сплетням))

Кроме этого, конечно, бывают и просто ужасно милые места, например, редкие, но меткие наблюдения за природой. И ужасно точные и едкие характеристики. Несмотря на отсутствие у меня особого интереса к описываемому периоду и упоминаемым людям (кроме самого автора), я все равно получила удовольствие, как от хорошей литературы.

сабж

"Крылья". Учитесь, фикрайтеры, как вместить столько эротизма в текст, в котором нет ни одного поцелуя, ни одной сколь-либо приближенной к реальной эротике сцены, зато в избытке скучных разговоров среднего петербургского семейства о том, где бы снять на лето дачу. И содомия как таковая упоминается лишь однажды, и то применительно к гомеровским героям. А все остальное — более, более чем невинно, обычные бытовые сцены, не без доли трагичности, но не играющей особой роли, правда.

"Крылья" очень импрессионистский текст. Сюжет не развивается последовательно и линейно, и каждый отдельный небольшой эпизод скорее запутывает, чем дает ключ к героям и их отношениям, не говоря уж о сюжете вообще, который сложно поймать за хвост. Но чем ближе к концу, тем яснее начинает складываться этот паззл, и появляется полнейшая ясность. Притом, что герои так ни разу и не называют вслух то, что между ними происходит или могло бы происходить. "Вы хотите, чтобы я вам сказал словами?" — очень значимая реплика, которая определяет, собственно, весь роман. Суть "Крыльев" в том, чего в них *словами* не сказано, но более чем очевидно.

Мы привыкли к довольно бесстыжему отображению "проблемы пола" во всех ее вариация в искусстве, и это не то что давно перестало шокировать, а стало наводить уже скуку — в конце концов, не так уж много вариантов раскрытия этой темы, каждый из них, от "они упали на тахту" до высокорейтинговых детализаций — были повторены тысячу раз. А в "Крыльях" в этом плане есть то же, что и в "Портрете художника в юности": у Джойса нет рисования, у Кузмина нет "рейтинга", но при этом текст томительно, просто пронизывающе эротический и совершенно не опошленный никакими деталями.

В самом начале я думала, что мне вместо красивой прозы подсунули какие-то "свинцовые мерзости" русского быта опять, но удивительным образом от смешения этой бытовой достоверности, скрытого эротизма и разговоров об искусстве в конце действительно возникает ощущение "крыльев".

Рассказы и повести Кузмина из "античного" мира очень хороши. В неопределенном времени и пространстве, скажем, Средиземноморья с героями происходят приключения, роднящие плутовской роман с античным романом, мастерски написанные. Причем самое лучшее, что у него есть — это не сюжет даже, а язык, не то чтобы простой, но очень легкий и при этом красочный, от его длинных периодов ничуть не устаешь.

Но самое изумительное — это "Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро". Это, конечно, не настоящая биография знаменитого мага и шарлатана и даже не беллетризированная — скорее, фантазия на тему, но фантазия настолько удачная и настолько мастерски выполненная, что гораздо лучше любой реальности. В начале Кузмин пишет, что ставил своей задачей восстановить, если выражаться с профессиональным перекосом юриста, не букву, а дух истории Калиостро — и ему это вполне удалось. Жаль, что остальные задуманные биографии в серии "Новый Плутарх" не осуществились.

"Плавающие-путешествующие" — забавная, хотя местами и довольно злобная пародия на петербургскую богему 1910-х годов, этакий полусвет, не слишком богатых, но все же ничем не занятых дворян, от скуки посещающих некий аналог "Бродячей собаки" и заводящих любовные истории, только чтобы убить время. Главный вывод, который я сделала из романа — что скучающая женщина это смерти подобно, потому что она способна превратить жизнь ближних и совсем даже посторонних в такой ад, который никаким фашистам и не снился. Не со зла причем, а просто чтобы развеяться. Все женские персонажи у Кузмина либо совсем никакие, без характера и поступков даже, либо, напротив, капризные истерички. Если в его окружении и правда были только такие, то, действительно, ничего, кроме гомосексуализма, не остается. Да и вообще удивительно, как такие мерзотные, в сущности, женщины могут кого-то привлекать — а между тем окружающие мужчины то и дело теряют от них голову и позволяют им раз за разом вытирать об себя ноги, и ничему-то их жизнь не учит. Можно было бы подумать, что это образ, созданный банальной ревностью к той, с которой не можешь соперничать, — но увы, такие женщины бывают, и часто.

Впрочем, в романе больше все же комического, а не трагического. К примеру, изумительная фигура восторженной нимфоманки Полины, которая воспринимает не только себя, но и всех окружающих через призму воображаемых любовных историй, чем регулярно ставит совершенно неизаинтересованных людей в смешное и неловкое положение.

"Вы должны обещать прийти ко мне. Я живу на Подъяческой. У меня есть красивые материи. Я буду декламировать "Александрийские песни" Кузмина, а ты будете танцевать или просто лежать в позе. Будет много, много цветов. Мы будем задыхаться от них. И наши друзья, только самые близкие друзья, порйдкт, как это прекрасно. К моих знакомых есть коврик из леопардовых шкур, я его достану и он будет служить мне костюмом. Представьте, — только леопардова шкура и больше ничего. Она будет держаться на гирлянде из роз".

Кроме дурацких любовных историй и недо-романов в тексте, по сути, ничего не происходит, но в данном случае важно не что, а как. Несмотря на общую антипатию к каждому персонажу в отдельности, я все же изрядно развлеклась.

Из коротких произведений лучшее, пожалуй, "Печка в бане" — пошловато, но очень смешно.

"Тихий страж" — роман довольно скучный, на мой вкус. 100 страниц ничего не происходит, какие-то вялые разборки между молодым человеком, его любовницей, ее бывшим мужем и прочими домашними. И только в конце неожиданно разворачивается драма чисто достоевского вида, с попыткой убийства, самопожертвованием, почти гибелью героя, в результате которой все остальные герои внезапно "осознают" буквально все — и отношения, формально оставшиеся почти теми же, неуловимо меняются. Впрочем, в отличие от Достоевского, у Кузмина хэппи энд исключительно семейного формата, с некоторым налетом романтизма. Концовка романа хороша, но начало и середина скучны.

Стихи Кузмина как-то прошли мимо меня, притом, что вообще я очень люблю поэтов Серебряного века и сам этот волшебный период. То есть о его существовании я, конечно, знала, но только в контексте общего фона и упоминаний в чужих воспоминаниях. В школе его, ясное дело, не проходили, не знаю, как сейчас. Зато у меня не было никакого предвзятого отношения, что очень удобно, и я сразу начала с самого полного сборника стихов Кузмина — издания "Новой библиотеки поэта".

Вначале мне как-то не пошло. Ранние стихи Кузмина очень гладкие: аккуратный размер, аккуратные рифмы, большая часть из них — совершенно необязательные, техического плана, только чтобы строфа сложилась. Легко читать и моментально забывается. Такие необязательные "альбомные" стишки. Но чем дальше, тем как-то лучше становилось. Притом, что значительная часть тома все равно эти гладкие стихи про несерьезную любовь, некоторые попадаются совершенно потрясающие. Не уча специально, я уже запомнила несколько наизусть. Еще пару опознала как знакомые с далекого детства, притом, что я все эти годы не имела ни малейшего представления об их авторе (про Гете — "... но все настоящее в немецкой жизни — лишь комментариум..." — почему-то я была уверена, что это принадлежит Айхенвальду, нет, оказалось, Кузмину).

Вот то, что мне больше всего понравилось:

"Проходит все, и чувствам нет возврата",

Мы согласились мирно и спокойно, —

С таким сужденьем все выходит стройно

И не страшна любовная утрата.

Зачем же я, когда Вас вижу снова,

Бледнею, холодею, заикаюсь,

Былым (иль не былым?) огнем терзаюсь

И нежные благодарю оковы?

Амур-охотник все стоит на страже,

Возвратный тиф — опаснее и злее.

Проходит все, моя любовь — не та же,

Моя любовь теперь еще сильнее".

***

"Я тихо от тебя иду,

А ты остался на балконе.

"Коль славен наш Господь в Сионе"

Трубят в Таврическом саду.

Я вижу бледную звезду

На теплом, светлом небосклоне,

И лучших слов я не найду,

Когда я от тебя иду,

Как "славен наш Господь в Сионе".

"Александрийские" его стихи, от которых все прутся, как-то прошли совершенно мимо меня и ничем, ничем не запомнились. Правда, я вообще не любитель верлибров и никогда их толком не понимала, только кое-что у Одена мне нравится, но и то единицы. Но вот это стихотворение Кузмина, пожалуй, самое потрясающее вообще, и что забавно, я даже не могу объяснить, чем оно так хорошо и лучше остальных прочих.

Римский отрывок

Осторожный по болоту дозор...

на мху черные копыт следы...

за далекой плотиной

конь ржет тонко и ретиво..

сладкой волной с противо-

положных гор

мешается с тиной

дух резеды.

Запах конской мочи...

(недавняя стоянка врагов).

Разлапая медведицы семерка

тускло мерцает долу.

Сонное копошенье полу-

голодных солдат. Мечи

блещут странно и зорко

у торфяных костров.

Завтра, наверно, бой...

Смутно ползет во сне:

стрелы отточены остро,

остра у конников пика.

Увижу ли, Ника-

мидия, тебя, город родной?

Выйдут ли мать и сестры

Навстречу ко мне

В дрему валюсь, словно песком засыпан в пустыне.

Небо не так синё, как глаза твои, Октавия, сини!

Притом, что все остальные его верлибры, которых чем дальше, тем больше, оставили меня также совершенно почти равнодушной. Хотя нет, вот разве еще одно, маленькое, но очень торжественное. Мне кажется, Кузмину очень хорошо удалось передать это дивное ощущение всемогущества, которое охватывает, когда ты понимаешь, что ты, действительно, любим предметом своих чувств))

"Довольно. Я любим. Стоит в зените

Юпитер неподвижный. В кабинет

Ко мне вошел советник тайный Гете,

Пожал мне руку и сказал: "Вас ждет

Эрцгерцог на бостон. Кольцо и якорь".

Закрыв окно, я потушил свечу".

Достоинство (небольшое такое;)) моего сборника — в него включен небольшой цикл эротических стихов, "Занавешенные картинки" причем прямо в репринтном виде, с ятями и оригинальными иллюстрациями, пошловатых и очень веселых.

У Кузмина бывают очень хорошие даже не целые стихи, а отдельные строфы. Собственно, это часто так бывает, особенно у много пищущих авторов.

"Воскресший дух неумертвим,

Соблаз напрасен.

Мой вождь прекрасен, как серафим,

И путь мой — ясен".

Еще чудесные стихи про Италию. Многие поэты пишут про далекие страны так, что сразу становится понятно, что они в них никогда не были и ничего не поняли. Кузмин был в Италии и все понял, от его стихов остается то же самое впечатление.

"Умбрия, матерь задумчивых далей,

Ангелы лучшей страны не видали".

Я почти полгода думала, что Равенна — это мое личное маленькое открытие, такой нетуристический город, в который никто не ездит, хотя он совсем рядом с классическим русским курортом Римини. Оказалось, общемировое, и "Меж сосен сонная Равенна" знают все приличные люди, кроме меня)

Интересный вопрос, сказывается ли как-то на любовной лирике Кузмина его гомосексуальность — я бы сказала, что делает лирику значительно менее "общим местом", чем она обычно бывает, менее скучной и шаблонной. Набивших оскомину идеальных романтических образов его нет, и значительное число стихов имеют вполне конкретных и отнюдь не идеальных адресатов, что делает их очень настоящими и человечными. Маленький стишок "Баржи затопили в Кронштадте..." — прекрасней всех блоковских прекрасных дам.

В общем, удивительное открытие прекрасного и умного автора. Пойду теперь читать его прозу.