Не совсем правильно под искусственным дождеванием разумеют только орошение полей водою, находящейся на поверхности земли (озера, реки) или в ее недрах (колодцы), при помощи различных систем передвижных труб. Это скорее обычная поливка, но приспособленная для орошения больших площадей.

Гораздо больший и научный и практический интерес представляет искусственное дождевание как способ искусственного осаждения облака или же даже искусственной „фабрикации" туч и дождя. Даже над очень засушливыми местами, напр., над нашей Голодной Степью (Средняя Азия)* нередко проходят облака и тучи, но они уплывают, не роняя на иссохшую землю ни единой капли дождя. А между тем. земля эта представляет собой плодороднейшую почву, покрытую мощным слоем леса. И если 1 бы можно было заставить облака проливаться дождем на засушливую степь, выпадало бы гораздо большее количество осадков. Опыты вызывания дождя из облаков производились неоднократно в разных странах* в Австралии, Франции, Алжире, Японии. Для этого обычно употреблялся наэлектризованный мелкий песок, который сбрасывался на облака с аэроплана или воздушного шара. Песок этот производил конденсацию (сгущение) водяных частиц, которые, превращаясь в крупные дождевые капли, и падали дождем.

Тех же результатов достигали опыты Бодуэна во Франции при помощи запуска воздушного змея.

Этот результат по мнению ученых, является следствием того, что верхняя и нижияя часть тучи заряжены противоположенными электричеством,и, Взаимодействие между этими элсктричест* вами уменьшает притяжение капли к земле и способствует удержанию капли н туче. В случае же разряда (змей с земли, заряженный песок) притяжение к земле получает перевес, и капли начинают падать в виде дождя.

Нельзя сказать,чтобы опыты искусственного осаждения облаков были слишком успешны. Этот способ не надежен, и хлопотлив. Главный же его недостаток в том, что мы можем произвести дождь трлько при наличии облаков на

асу и п. Не

вых местностях иногда месяцами. Немудрено, что мысль изобретателей направилась в иную сторону: нельзя ли придумать способ вызывать искусственно облака и из них уже дождь.

Идя по стопам прежних исследователей, ученые начали изучать электрические и электромагнитные процессы в нашей атмосфере, так как выяснялось все больше их влияние на погоду/

е пре

происхождении дождя. Было замечено, например, что при испарении воды в воздухе под действием энергии солнечных лучей возникает в атмосфере электричество, В атмосфере всегда имеется некоторая влажность, каждая мельчайшая частичка влаги заря лена электричеством. Но так как это электричество однородное, то мельчайшие частицы не притягиваются друг к другу и не образуют дождевых капель или даже видимого тумана, облака.

Каким же электричеством они заряжены? Известно, что поверхность земли имеет отрицательный ларяд, а верхние слои воздуха положительный, и заряд этот, чем выше слой воздуха!, тем сильнее. Слои воздуха, лежащие близко к земле, заряжены так же, как и земля, отрицательно. А средний слой воздуха, лежащий между отрицательно заряженными нижними и положительно зар жженными верхними слоями, находится как бы в нейтральном состоянии, является диэлектриком, своего рода прокладкой гигантского конденсатора, разделяющей его положительную и отрицательную пластинку. Чем толще эта прокладка, тем однороднее заряды водяных частиц в воздухе, тем яснее, засушливее погода. По вычислению некоторых ученых, в сухую погоду этот „изоляционный" слой достигает толщины в 3000 м и даже выше. Во время же бури и грозы он уменьшается до 150 — 600 м. Благодаря уменьшению прослойки, происходит смешение водяных частиц, заряженных различными электричества-ми. А так как тела, заряженные противоположно, притягиваются, то мельчайшие водяные частицы начинают быстро соединяться, появляется туман, облако, туча, формируются все более крупные капли, и начинает итти дождь.

Отсюда становится ясно, каким путем надо итти, чтобы сгустить всегда имеющуюся в атмосфере влагу в облако и вызвать дождь. Но как вызвать смешение верхнего электрического поля, заряженного положительно, с нижним— отрицательным? Послать при помощи огромной электрической машины в верхние слои воздуха отрицательный заряд— задача слишком трудная, дорогостоящая. А нельзя ли только „пробить" эту про:лойку, этот диэлектрик направленным пучком электрической энергии, сделать искусственное соединение хотя бы в одном месте верхнего и нижнего поля. По этому .проводнику* отрицательные и положительные заряды уже сами устремя+ся друг к другу, верхнее поле опустится, диэлектрик сделается тоньше, уже не в силах будет изолировать, и в результате начнется смешение заряженных различными зарядами частиц влаги—их притяжение, увеличение в объеме, образование тумана, облака и дождя.

Именно этим путем пошел американский изобретатель Хейт. Он устроил станцию искусственного дождевания на 40-метровоЙ заброшенной нефтяной вышке в Калифорнии. Станция представляет легкое здание на изоляторах. Внутри помещается двигатель и приводит в движение генератор, от которого получается ток. Ток этот пропускается через трансформаторы, и напряжение его доводится до миллиона вольт и вы-

ше. И вот агот-то сверхмощного выражения разряд и направляется веер* с электрода, имеющего форму правильного 12-г ранни ка. Разряды электризуют пространство вокруг аппарата- Через полтора-два часа работы станции над нею появляется туманность, образовывается круглое облако, и идет дождь.

Станциями подобного типа может быть покрыт весь СССР. И если мы окончательно овладеем техникой йскус-ствеиного дождевания» мы будем управлять погодой так, как управляем своими машинами.

Идею Хейта у нас пропагандирует инженер Б. Б. Кажииский (сам изобретатель). Наркомзем и Колхоз-центр заинтересовались этой идеей. Предполагается пригласить Хейта в СССР и отпустить средства на производство дальнейших опытов. Хейт изъявил свое согласие на постановку у нас опытов, так как в Америке он встретил те затруднения, которые описаны в рассказе. И если опыты увенчаются успехом, ВЦБИД—Всесоюзное Центральное Бюро Искусственного Дождевания—превратится из фантазии в действительность.

***

Об1яснейие н расснаау А. БЕЛЯЕВА „ВЦБИД“

ПАССКАЗ А. Беляева „ВЦБИД“ затрагивает вопрос большой практической важности — об искусственном дождевании. Известно, что даже в тех местах, где осадков обычно выпадает достаточное количество (500 мм в год), периодически бывают засухи, которые вызывают неурожай со всеми его губительными последствиями. Немудрено, что вопрос об искусственном дождевании и у нас и за границей привлекал к себе внимание и ученых, и государственных деятелей. Делались разнообразные попытки его разрешения.

Не совсем правильно под искусственным дождеванием разумеют только орошение полей водою, находящейся на поверхности земли (озера, реки) или в ее недрах (колодцы), при помощи различных систем передвижных труб. Это скорее обычная поливка,но приспособленная для орошения больших площадей.

Гораздо больший и научный и практический интерес представляет искусственное дождевание как способ искусственного осаждения облака или же даже искусственной „фабрикации^ туч и дождя. Даже над очень засушливыми местами, напр., над нашей Голодной Степью (Средняя Азия), нередко проходят облака и тучи, но они уплывают, не роняя на иссохшую землю ни единой капли дождя. А между тем, земля эта представляет собой плодороднейшую почву, покрытую мощным слоем леса. И если бы можно было заставить облака проливаться дождем на засушливую степь, выпадало бы гораздо большее количество осадков. Опыты вызывания дождя из облаков производились неоднократно в разных странах.* в Австралии, Франции, Алжире, Японии. Для этого обычно употреблялся наэлектризованный мелкий песок, который сбрасывался на облака с аэроплана или воздушного шара. Песок этот производил конденсацию (сгущение) водяных частиц, которые, превращаясь в крупные дождевые капли, и падали дождем.

Тех же результатов достигали опыты Бодуэна во Франции при помощи запуска воздушного змея.

Этот результат, по мнению ученых, является следствием того, что верхняя и нижняя часть тучи заряжены противоположенными электричествами. Взаимодействие между этими электричествами уменьшает притяжение капли к земле и способствует удержанию капли в туче. В случае же разряда (змей с земли, заряженный песок) притяжение к земле получает перевес, и капли начинают падать в виде дождя.

Нельзя сказать,чтобы опыты искусственного осаждения облаков были слишком успешны. Этот способ не надежен и хлопотлив. Главный же его недостаток в том, что мы можем произвести дождь только при наличии облаков на небе. А их-то и не бывает в засушливых местностях иногда месяцами. Немудрено, что мысль изобретателей направилась в иную сторону: нельзя ли придумать способ вызывать искусственно облака и из них уже дождь.

Идя по стопам прежних исследователей, ученые начали изучать электрические и электромагнитные процессы в нашей атмосфере, так как выяснялось все больше их влияние на погоду.

Уточнялось и наше представление о происхождении дождя. Было замечено, например, что при испарении воды в воздухе под действием энергии солнечных лучей возникает в атмосфере электричество. В атмосфере всегда имеется некоторая влажность, каждая мельчайшая частичка влаги заряжена электричеством. Но так как это электричество однородное, то мельчайшие частицы не притягиваются друг к другу и не образуют дождевых капель или даже видимого тумана, облака.

Каким же электричеством они заряжены? Известно, что поверхность земли имеет отрицательный заряд, а верхние слои воздуха положительный, и заряд этот, чем выше слой воздуха, тем сильнее. Слои воздуха, лежащие близко к земле, заряжены так же, как и земля, отрицательно. А средний слой воздуха, лежащий между отрицательно заряженными нижними и положительно зарлженными верхними слоями, находится как бы в нейтральном состоянии, является диэлектриком, своего рода прокладкой гигантского конденсатора, разделяющей его положительную и отрицательную пластинку. Чем толще эта прокладка, тем однороднее заряды водяных частиц в воздухе, тем яснее, засушливее погода. По вычислению некоторых ученых, в сухую погоду этот „изоляционный4* слой достигает толщины в 3000 м и даже выше. Во время же бури и грозы он уменьшается до 150 — 600 м. Благодаря уменьшению прослойки, происходит смешение водяных частиц, заряженных различными электричества-ми. А так как тела, заряженные противоположно, притягиваются, то мельчайшие водяные частицы начинают быстро соединяться, появляется туман, облако, туча, формируются все более крупные капли, и начинает итти дождь.

Отсюда становится ясно, каким путем надо итти, чтобы сгустить всегда имею* щуюся в атмосфере влагу в облако и вызвать дождь. Но как вызвать смешение верхнего электрического поля, заряженного положительно, с нижним— отрицательным? Послать при помощи огромной электрической машины в верхние слои воздуха отрицательный заряд— задача слишком трудная, дорогостоящая. А нельзя ли только„пробить* эту прослойку, этот диэлектрик направленным пучком электрической энергии,' сделать искусственное соединение хотя бы в одном месте верхнего и нижнего поля. По этому „проводнику" отрицательные и положительные заряды уже сами устремятся друг к другу, верхнее поле опустится, диэлектрик сделается тоньше, уже не в силах будет изолировать, и в результате начнется смешение заряженных различными зарядами частиц влаги—их притяжение, увеличение в объеме, образование тумана, облака и дождя.

Именно этим путем пошел американский изобретатель Хейт. Он устроил станцию искусственного дождевания на 40-метровой заброшенной нефтяной вышке в Калифорнии. Станция представляет легкое здание на изоляторах. Внутри помещается двигатель и приводит в движение генератор, от которого получается ток. Ток этот пропускается через трансформаторы, и напряжение его доводится до миллиона вольт и вы-

ше. И вот атбт-то сверхмощного напря* жения разряд и направляется вверх с электрода, имеющего форму правильного 12-гранника. Разряды электризуют пространство вокруг аппарата. Через полтора-два часа работы станции над нею появляется туманность, образовывается круглое облако, и идет дождь.

Станциями подобного типа может быть покрыт весь СССР. И если мы окончательно овладеем техникой искусственного дождевания, мы будем управлять погодой так, как управляем своими машинами.

Идею Хейта у нас пропагандирует инженер Б. Б. Кажинский (сам изобретатель). Наркомзем и Колхоз-центр заинтересовались этой идеей. Предполагается пригласить Хейта в СССР и отпустить средства на производство дальнейших опытов. Хейт изъявил свое согласие на постановку у нас опытов, так как в Америке он встретил те затруднения, которые описаны в рассказе. И если опыты увенчаются успехом, ВЦ6ИД—Всесоюзное Центральное Бюро Искусственного Дождевания—превратится из фантазии в действительность.

Знание – сила (Москва), 1930 №7 – с.2-5

окончание рассказа ВЦБИД

№ 7 (55) ИЮЛЬ

5

в два десятка квадратных метров величиною, нарисованная, повиди-мому, на матовом стекле. Смит с любопытством начал рассматривать эту карту. Она была в красках, и Смит сам скоро догадался, что они означали разного рода растительность, злаки, плантации и пр.

— Вот белые хлопковые поля, вот желтоватая рожь, пшеница, вот тучные травы для скота, мериносовых овец.

— Но почему некоторые места на карте, отмеченные номерами, изменяют цвет, то белея, то вдруг синея, и, наконец, вновь возвращаются к первоначальному цвету?—спросил Смит.

— Номера и небольшие точки около них—это все станции искусственного дождевания.

— Так много?—изумился Смит, .глядя на карту, всю испещренную точками с номерами.

— Более трех тысяч, — ответил Лэйт.-—На карте белеют те пункты, которые просят дождя. Когда аппарат приведен в действие, то пункт на карте синеет, — это значит там дождь идет. А когда дождь оканчивается, все приходит в норму. Вот тот человек, который в настоящее время делает дождь. Познакомьтесь! Инженер и мой друг Ножин, которому я так многим обязан.

Ножин был занят, он только кивнул головой и улыбнулся. Он '.идея перед небольшой картой СССР, неположенной на несколько на-юнной по направлению к нему ~кё. На этой карте на месте: ек имелись кнопки. Внизу карты д Ножиным шла беспрерывная на которой, в строго хроно-*ском порядке поступления, номера-заказы. Ножин смо-л за^аз, перекручивал кнопку 4а срок дождевания как объ-снил Лэйт> и нажимал ее. И где-го за тысяча и может быть даже десятки тыся ч километров начинал итти дождь.

_ Скоро это упростим.

Включение станций в дождевание будет производиться механически.

— Но почему не пускать станции в действие на месте?

— Потому, — ответил Лэйт, — что в таком случае могла бы получиться метеорологическая анархия. Здесь не Американские Штаты, где вся земля поделена и а пестрые клочки и где каждый собственник думает только о себе. Климат должен быть регулирован п общесоюзном масштабе. За этим следят наши метеорологические станции.

— Наши?!—удивился Смит и иронически заметил — я вижу, вы очень осоветизировались, мистер.

— А разве того, что вы видите, недостаточно для советизации?— спросил Лэйт, и вдруг вся горечь старой обиды поднялась в нем.— Что дала мне моя родина, кроме огорчения? Что могло там дать мое изобретение, кроме вреда! А здесь— смотрите. Вы видете эти огромные пространства на восток от Каспийского моря? Вы привыкли видеть их на карте однообразными желтыми пустынями, а теперь, смотрите, сколько здесь появилось животворящих точек и сколько поэтому выросло новых агроинду-стриальных городов! Но этого мало. Смотрите, и на севере, в Сиби-рй, площадь бесплодной тундры и тайги отодвинулась к Полярному морю. 'Почему? Потому, что мы смягчили сухой континентальный климат Сибири и Средней Азии, мы сделали его более влажным, полу-морским, приближающимся к кли-

Смит с любопытством начал рассма-тривать эту карту.

мату Украины. Этим самым мы изменили внешний вид земли, изменили растительность, расширили пределы культурного земледелия. Мы являемся до некоторой степени диктаторами климата, и если бы захотели, то могли бы, например, всю Индию залить ливнями и изменить климат всего земного шара. Мы производим теперь столько хлеба, что можем накормить им весь мир.

Идемте дальше. То, что входит в наше сознание через глаза, действует сильнее, чем то, что идет в мозг через уши. Я покажу вам комнату контроля.

Лэйт ввел Смита в темную комнату, усадил на кресло, сам подошел к стене, закрытой шторой, повозился, пошуршал чем-то, и вдруг Смит увидел, что штора открылась й появился экран, а на нем виднелось синее небо и поля еще зеленой пшеницы.

По середине поля стояла башня для искусственного дождевания. И Смит мог любоваться, как над нею образовалось облако и пошел дождь. Штора закрылась, открылась вновь, и Смит увидал рисовые поля, обильно поливаемые ливнем. Еще раз темнота, и перед ним река в лесу. Бушующий ливень поднял уровень реки, и по ней идут плоты.

— А за неделю перед этим по этой реке могла перейти курица,— пояснил Лэйт.

И вот еще один поворот волшебной рукоятки. Смит ничего не видит, кроме тумана. Но туман вдруг начинает расходиться. Вот видны ангары. Вот причальная башня дирижабля. С неба вдруг спускаются стальные птицы, а вдали виднеется подлетающая длинная сигара дирижабля.

Аппарат разогнал туман, и воздушные корабли уверенно спускаются на землю. Смит поражен. Даже восхищен. Но профессиональная выдержка и национальная гордость не позволяют ему высказать волнующие его чувства.

— Да, —- говорит он, поднимаясь,—вы добились больших успехов, мистер. И можно только пожалеть, что все, что я вижу, происходит не в Америке.

— Что-ж, дело поправимо,—ответил Лэйт.—Вводите у себя плановое хозяйство, уничтожьте частную собственность на землю, тогда и вы сможете применить мое изобретение на благо всем.

Так и передайте это моим почтенным согражданам: Гайднам, Фар-сонам, Ньютонам, Дойсам и прочей компании.

Посадка водорослей (но японской гравюре)

На севере и востоке береговая линия СССР тянется на десятки тысяч километров, и почти на всем этом про* тяжении океаны изобилуют морскими водорослями. Промышленное, экономическое и пищевое значение этих водо-рослей огромно.

Почти все прибрежные жители стран, рнеположенных у океанов, потребляют подводные растения в пишу или же пользуются ими для кормов. В Англии, Ирландии, Шотландии, Норвегии, Исландии, Голландии, Дании, Франции, Испании, Северной Америке, Южной Австралии и Аляске прибрежные жители питаются избранными сортами водорослей.

Но особое развитие как продукт питания морские водоросли получили в Кита& и Япония.

Морская капуста — здоровая и питательная пища, В морских водорослям тех сортов, которые употребляются в пищу, находится от 6 до 30 процентов белка, от 40 до 65 процентов углеводов и имеется даже некоторое количество жиров: 0,8—1,8 процента.

Обычно морские водоросли, идущие в пищу, сушатся и в законсервированном виде пересылаются на большие расстояния. Они с успехом могли бы попадать на наш внутренний рынок. Но этому препятствует широко распространенный и все еще не изжитый «гастрономический консерватизм* населении, предубеждение против всяких новых видов пищи. Вспомним, хотя бы, с каким трудом пробивал себе дорогу в Европе картофель. Дело доходило даже до «картофельных бунтов*, и тем не менее картофель не только победил, но и сделался почти повседневной пищей европейского населения.

Не меньшее значение имеют водоросли как кормовое средство, по крайней мере для приморских областей. В Норвегии овцы и козы с такой жадностью поедают водоросли «родименья», что исследователь Гунер даже назвал эту водоросль «овечьей*. .

Еще большее значение имеют морские водоросли как сырье для добывания высокоценных калиевых солей, Из золы водорослей Америка добывает калиевых солей на много миллионов дол ларов ежегодно. Из золы водорослей можно извлечь до 0.3 процента калиевой соли.

Не приходится говорить, какое колоссальное значение для земледелия Дальнего Востока и Сибири могло бы иметь широко поставленное производство калийных удобрений, получаемых из морских водорослей. Ведь наши дальневосточные берега могли бы доставить елее годно сотни миллионов тонн этого сырья!.,

Недостаточным вниманием пользуются морские водоросли и как предмет экспорта А между тем еще в 1885 году н один лишь Китай экспортировалось больше ста тысяч кило «морской капу сты»

Наконец надо упомянуть о значении водорослей для получения из них солей иода, брома и даже мышьяка.

По сравнительным анализам, нашим и японским, видно, что морские водоросли нашего Тихоокеанского побе-режья по химическому составу богаче, чем какие-либо другие, особенно в отношении солей п, в частности, иода. Между кем, добыча иода на Тихоокеанском побережье все еще находится в зачаточном состоянии. По сообщению газет, только на Мурмане началась заготовка иодоносных водорослей, и при ступлоно к постройке йодных заводов в Иоканге, Цып-Наволоке и на острове Кильдине. Заключен договор с рыбаками на заготовку в нынешнем году трех тысяч тонн.

Это мероприятие в будущем году поможет нам освободиться от ввоза иода из-за границы.

Добыча иода из водорослей Тихоокеанского побережья превратит СССР из импортера в экспортера как иода, так и калийных удобрений. Поэтому мысль заняться «подводным земледелием» далеко не так фантастична.

Подводное земледелие японцев — не выдумка фантаста-романиста. Оно действительно существует в Японии приблизительно в таком виде, как описано в романе.

Время возникновения этого оригинального подводного земледелия не установлено, но имеются определенные сведения, что в бухте Токио оно существует уже в течение нескольких сот лег. Сравнительно позже оно стало развиваться и вблизи города Хирошима, в японском Средиземном море. Для иллюстрации мы помещаем несколько оригинальных рисунков, характеризующих главнейшие моменты этой аквакультуры 1)•

Участки, удобные для подводного земледелия, пользующиеся большим спросом, находятся во владении государства и ежегодно сдаются с торгов. Из-за отсутствия определенной межи часто происходят споры между арендаторами соседних участков, нередко доходящие до настоящих «морских сра-

жений». Эти удобные для подводного земледелия участки, находящиеся у наших границ, издавна привлекали внимание японских «земледельцев»: Японцы и американцы еще в царское время браконьерствовали в ваших водах. Хищнические набеги японцев не прекращаются и в настоящее время. По сведениям Роста, полученным с Камчатки, в последнее время отдельные японские краболовные и рыболовные суда занимаются недозволенным хищническим ловом в советских территориальных водах и не подчиняются законным требованиям рыболовного надзора.

Остается только выяснить вопрос, возможно ли подводное земледелие в формах, намеченных в романе.

Построить подводное жилище при современном состоянии техники пс представляет особого труда. Техника водолазного дела в настоящее время стоит так высоко, что длительное пребывание на дне океана и погруженио на значительную глубину является вполне реальной возможностью.

Очевидным недостатком существующих водолазных костюмов является связанность и зависимость их от базы, в результате чего круг действия водолаза ограничен. Современные водолазные аппараты в большинстве случаев получают воздух, необходимый для дыхания водолаза, сверху, из резиновой трубки. На полное кислородное «самоснабжение» водолаз мог бы перейш лишь тем путем, который указан в романе, то-есть вырабатывая кислород в самом аппарате. Технически это возможно. К сожалению, мощный и в то же время миниатюрный аккумулятор, который действительно мог бы произвести перепорот во многих областях техники, еще не изобретен,

И уже совсем не фантастичен проект рационализации и механизации посадки и сбора водорослей.

Мы совершенно не приметили, не освоили те неисчерпаемые богатства, которые мы можем использовать без всякого труда

Мы уже взялись за эксплоатацию водорослей. Правда, до «подводного земледелия» отсюда еще далеко, но мысль о нем далеко не так фантастична...

1) Рисунки и некоторые данные взяты на статьи К. Н, Левицкого «Подводное земледелие», помещ. в № 6 В.З. за 1928 г.*

"Вокруг света". 1930. No 22/23. С. 359 [Б. п.]. (Москва, ЗиФ)

*Левицкий , К. Н. Подводное земледелие . ( Вестник Знания . No 6 , 1928. Ленинград . Стр . 326—330 . Сб рис . )

См, № 11 „Знание—Силе"

Исаак Ньютон (1643—1727) считал, что существует только одно, вполне определенное мировое время, равномерно протекающее, повсюду одинаковое. Час—везде час, будь то Земля, Луна, Меркурий или Юпитер. Час будет часом, если мы улетим куда-нибудь в отдаленнейшие уголки вселенной. '

Однако, этим старым понятиям был нанесен удар. Время оказалось на поверку величиной не неизменной, не постоянной, не абсолютной, а относительной^ то есть изменчивой, не постоянной. Люди уже сравнительно давно узнали, что когда в одном месте полдень, то в другом полночь и т. п. (см. статью в № 8 „Знание—Сила"—„Для кого день, а для кого ночь"). Но оказалось больше того: ученый Эйнштейн доказал, что час не всегда равен часу.

Мьг не будем углубляться в эти сложные вопросы, а посмотрим, влияет ли разность времени на самой Земле на жизнь людей. Возьмем два города: Томск и Москву. Когда в Томске полдень, в Москве будет только 8 ч. 50 м, утра. Что если бы человек мог одним прыжком перелететь из Москвы в Томск? Вместо 8 ч. 50 м. утра, он сразу увидал бы полуденное солнце над своей головой. Значит, в этот день он так и не пережил бы четырех часов десяти минут, т. е. разницу между московским и томским временем. Выходит, что он, как бы не живя четырех часов, на это количество времени „состарился". И обратно: человек, прыгнувший одним прыжком из Томска в полдень в Москву, попал бы туда в 8 ч. 50 м. утра и, следовательно, в Москве еще раз пережил бы все четыре часа и десять минут до полдня, которые он в этот день уже однажды пережил в Томске. Выходит, что в один день он прожил лишних 4 часа, т, е. как бы удлинил на 4 часа свою жизнь.

Что же, в самом деле, люди старятся или же „выгадывают" лишние часы жизни в зависимости от того, передвигаются ли они на восток или запад? Эту научную „загадку" и предлагает читателям автор рассказа „Держи на Запад". Причем он идет еще дальше и спрашивает: а что, если лететь на Запад со скоростью вращения Земли, не остановится ли тогда течение жизни? Наконец, если перейти эту'скорость, превысить ее, не пойдет ли время в обратном порядке?

Это, конечно, не может быть. Я если бы уж такое событие и произошло (время пошло „назад"), то и все события должны были бы пойти в обратном порядке, то есть и ракета „задним ходом" должна была бы вернуться обратно на Землю или замедлить ход.

Об этом можно только мечтать!

Но все ж таки, может быть, человек, прыгнувший из Томска в Москву, выгадывает четыре часа жизни и, скажем, умрет поэтому на четыре часа позже? Ведь, в самом деле, он будет на четыре часа „младше" своего календарного возраста! К сожалению, за успешность такого способа «омолаживания» или продления жизни мы не поручились бы. Представьте себе, что,, отработав в Томске от 8 до 12 дня самую тяжелую физич'ескую работу, вы моментально перелетели в Москву, где снова встретили 8 часов утра. Сможете ли вы взяться за такую же работу со свежими, неизрасходованными силами. Увы, „груз утомления" вы привезли с собой. И если в Москве в 8 ч. -50 м. утра вы перед „прыжком" плотно позавтракали, то по прибытии в Томск вам едва ли немедленно захочется есть лишь потому, что на том^ . ских часах уже полдень. Иначе говоря, физиологически вы остаетесь тем же, движетесь ли на восток или на запад, а выгадываете (или прогадываете) лишь в календарных сроках, если только это может принести вам выгоду, как жюльверновскому герою путешествия „Вокруг света в восемьдесят дней", который выиграл пари, получив неожиданно для себя один лишний день потому, что двигался на запад.

***

ДЕРЖИ НА ЗАПАД!

(Пояснения к рассказу А. Беляева „Держи на Запад")

ЛЕНИНГРАДЦЫ имеют обыкновение " * проверять часы по пушечному выстрелу Петропавловской крепости. Уче^ ные Пулковской обсерватории под Ленинградом следят за временем, сверяя его по солнцу. И как только настанет полдень („астрономический14), из Пулкова дается в ту же секунду по эле^ ктрическому проводу сигнал, а пушка Петропавловской крепости автоматически стреляет, и ленинградцы спешат проверить часы. Часы могут ошибаться, но солнце не ошибается. Астрономический час всегда равен себе, ни на секунду он не может быть больше или меньше. Время — величина постоянная. Так думали люди с тех пор, как научились точно измерять время, то есть уже много тысяч лет. Знаменитый английский математик и физик

См, № 11 ^Знание -~СиАай*

Исаак Ньютон (1643—1727) считал, что существует только одно, вполне определенное мировое время, равномерно протекающее, повсюду одинаковое. Час—везде час, будь то Земля, Луна, Меркурий или Юпитер. Час будет часом, если мы улетим куда-нибудь в отдаленнейшие уголки вселенной.

Однако, этим старым понятиям был нанесен удар. Время оказалось на поверку величиной не неизменной, не постоянной, не абсолютной, а относительной, то есть изменчивой, не постоянной. Люди уже сравнительно давно узнали, что когда в одном месте полдень, то в другом полночь и т. п. (см. статью в № 8 „Знание—Сила**—„Для кого день, а для кого ночь**). Но оказалось больше того: ученый Эйнштейн доказал, что час не всегда равен часу.

Мы не будем углубляться в эти сложные вопросы, а посмотрим, влияет ли разность времени на самой Земле на жизнь людей. Возьмем два города: Томск и Москву. Когда в Томске полдень, в Москве будет только 8 ч. 50 м. утра. Что если бы человек мог одним прыжком перелететь из Москвы в Томск? Вместо 8 ч. 50 м. утра, он сразу увидал бы полуденное солнце над своей головой. Значит, в этот день он так и не пережил бы четырех часов десяти минут, т. е. разницу между московским и томским временем. Выходит, что он, как бы не живя четырех часов, на это количество времени „состарился**. И обратно: человек, прыгнувший одним прыжком из Томска в полдень в Москву, попал бы туда в 8 ч. 50 м. утра и, следовательно, в Москве еще раз пережил бы все четыре часа и десять минут до полдня, которые он в этот день уже однажды пережил в Томске. Выходит, что в один день он прожил лишних 4 часа, т. е. как бы удлинил на 4 часа свою жизнь.

Что же, в самом деле, люди старятся или же „выгадывают** лишние часы жизни в зависимости от того, передвигаются ли они на восток или запад? Эту научную „загадку** и предлагает читателям автор рассказа „Держи на Запад**. Причем он идет еще дальше и спрашивает: а что, если лететь на Запад со скоростью вращения Земли, не остановится ли тогда течение жизни? Наконец, если перейти эту скорость, превысить ее, не пойдет ли время в обратном порядке?

Это, конечно, не может быть. Я если бы уж такое событие и произошло (время пошло „назад**), то и все события должны были бы пойти в обратном порядке, то есть и ракета „задним ходом** должна была бы вернуться обратно на Землю или замедлить ход.

Об этом можно только мечтать!

Но все ж таки, может быть, человек, прыгнувший из Томска в Москву, выгадывает четыре часа жизни и, скажем, умрет поэтому на четыре часа позже? Ведь, в самом деле, он будет на четыре часа „младше** своего календарного возраста! К сожалению, за успешность такого способа «омолаживания» или продления жизни мы не поручились бы. Представьте себе, что, отработав в Томске от 8 до 12 дня самую тяжелую физическую работу, вы моментально перелетели в Москву, где снова встретили 8 часов утра. Сможете ли вы взяться за такую же работу со свежими, неизрасходованными силами. Увы, „груз утомления** вы привезли с собой. И если в Москве в 8 ч. 50 м. утра вы перед „прыжком** плотно позавтракали, то по прибытии в Томск вам едва ли немедленно захочется есть лишь потому, что на томских часах уже полдень. Иначе говоря, физиологически вы остаетесь тем же, движетесь ли на восток или на запад, а выгадываете (или прогадываете) лишь в календарных сроках, если только это может принести вам выгоду, как жюльверновскому герою путешествия „Вокруг света в восемьдесят дней**, который выиграл пари, получив неожиданно для себя один лишний день потому, что двигался на запад.

Держи на Запад!: Фантастический рассказ / Рис. П. Староносова // Знание – сила (Москва), 1929, №11 – с.284-288

В первом отзыве мне показалось, что история встречи двух фантастов имела «политический оттенок». Мне захотелось проследить предисторию этой встречи. Выяснилось, что для Уэллса это был третий приезд в Россию: первый — в 1914 году, второй — в 1920, когда между 9 и 14 октября Ленин принял Уэлса, беседовал с ним, и пригласил приехать в СССР через 10 лет. Следствием этого посещения стала книга Герберта Уэллса «Россия во мгле», которая при появлении ее в СССР была очень внимательно прочитана Лениным. Название этой книги было перефразировано Беляевым.

Третий приезд состоялся в июле 1934 года. После встречи со Сталиным и Максимом Горьким, академиками И.П. Павловым и Л.А. Орбели, писателем А.Н. Толстым, Уэллс присутствовал на физкультурном параде на Красной площади в Москве.

А 1 августа 1934 года в гостинице «Астория» состоялась встреча, в которой учавствовали профессор Борис Петрович Вейнберг (он согласился быть переводчиком), Яков Исидорович Перельман, Александр Романович Беляев, Николай Алексеевич Рынин, директор издательства «Молодая гвардия» Матвей Юльевич Гальперин и Григорий Мишкевич, сохранивший стенограмму этой встречи.

Но тогда получается, что Уэллс, как фантаст, по силе мечты и возможности реализации соревновался не с Беляевым или Перельманом, а с Лениным.

Получается, что гонения на фантастику связаны с тем, что на определенном этапе фантастика по силе воздействия конкурировала с политикой и идеологией

Политическая часть встречи состояла приблизительно в следующем: в годы гражданской войны правительство СССР под руководством Ленина разработало план электрификации страны (ГОЭЛРО), для чего Комиссией под руководством Г.М Кржижановского был разработан план электрификации. В декабре 1920 г. план был одобрен VIII Всероссийским съездом Советов, и через год утвержден IX Всероссийским съездом Советов. За 10—15 лет намечалось построить 30 районных электрических станций (20 ТЭС и 10 ГЭС) общей мощностью 1,75 млн кВт. Намечалось построить Штеровскую, Каширскую, Горьковскую, Шатурскую и Челябинскую тепловые электростанции, а также ГЭС — Нижегородскую, Волховскую (1926), Днепровскую, две станции на реке Свирь и др.

План был перевыполнен к 1931. Выработка электроэнергии в 1932 году по сравнению с 1913 годом увеличилась не в 4,5 раза, как планировалось, а почти в 7 раз: с 2 до 13,5 млрд кВт·ч.

Приехавший в 1934 году в СССР Уэллс должен был увидеть успехи экономики Советского Союза.

Андрона, 14 февраля 2008 г.

https://fantlab.ru/work66247

А. Беляев. Огни социализма, или Господин Уэльс во мгле»

На берегах Вислы и Днепра, Дона и Чусовой еще не просохла кровь, пролитая в гражданской войне.

Истерзанная страна залечивала раны. По городам брались на учет фабрики, заводы, склады, квартиры. Местные газеты печатали в отделе местной хроники: «За первую половину ноября выявлено 15 фабрично-заводских предприятий и 250 складов и квартир». Петроград замерзал. Не хватало дров, угля, лопнули трубы отопления. «Чрезутоп» рассылал боевые приказы. Вагоны были переполнены квалифицированными рабочими, возвращавшимися с фронта и деревень к опустевшим фабрикам, замороженным котлам, чтобы оживить их к новой жизни. Петроград напоминал искалеченного инвалида войны.

Темным осенним вечером по Невскому проспекту осторожно пробирался, среди разношерстно одетой толпы, плотный человек в котелке, с коротко подстриженными усами. Когда на него падал тусклый свет керосиновой лампы из окна дома, прохожие с недоумением останавливались, чтобы посмотреть на этот призрак прошлого: он был в отличном демисезонном пальто заграничного покроя, на руках замшевые перчатки, ноги обуты в изящные ботинки. И какой независимый вид! Ну, конечно, это был иностранец!*

Он внимательно всматривался в лица прохожих. Прохожие появлялись из тумана и исчезали в тумане. Что за несчастный вид! Взъерошенные голодом и холодом, с поднятыми воротниками, надвинутыми на глаза шляпами, сутулые, они ползли, как последние осенние мухи. Правда, в толпе попадались и иные люди. Широким твердым шагом шли краснофлотцы, рабочие, моряки. но глаза иностранца не останавливались на них. Они были устроены так, что видели только обывателя. Иностранец не слыхал уличных разговоров, в которых можно было услышать радость нового пролетарского города. Он улавливал ухом только слова «неп, пайки», так уж было устроено его ухо.

Иностранец загляделся на старика с породистым лицом и военной выправкой, который, почти откинувшись назад, шествовал в латаной, грязной солдатской шинелишке, — «социальная мимикрия», — и едва не упал, поскользнувшись на выщербленной плите тротуара.

Нет, с него довольно этого зрелища! Иностранец подошел к краю тротуара и махнул рукой шоферу автомобиля, медленно следовавшего за ним.

«Дикие люди, дикая страна!» — подумал иностранец, захлопывая дверку и усаживаясь на мягкое сиденье. — «Дикая, несчастная страна!.."

Иностранец был знаменитым писателем. Он приехал в Россию, чтобы видеть самому, что здесь происходит. Это было очень смело с его стороны — ехать в страну большевиков, где «свирепствует чудовищная Чека». Друзья и родные отговаривали его от безумного намерения. Но он все же поехал.

Что притягивало его в Россию? Эксперимент! Великий эксперимент перестройки мира, старой цивилизации, культуры, создания нового общественного строя. Эта дерзкая попытка осуществить в жизнь то, что веками было предметом утопий. А разве утопии не были его коньком? Разве он в своих произведениях, которыми зачитывался весь мир, не рисовал картины будущего, картины мировых войн и революций, даже космическую борьбу миров, крушение старой цивилизации, зарождение новой, невиданный технический прогресс? Это была его мировая монополия. И вдруг эти люди — большевики — заявили о том, что именно они перестроят мир! Это задевало его, как профессионала, не могло не волновать.

Он считал себя не только провидцем будущего. Он хорошо знал историю. Он читал, что на смену одной эпохи приходит другая, на смену одной цивилизации — новая. И эта смена никогда не проходила без острой борьбы, крови, страданий. Люди старой эпохи ненавидели тех, кто пришел смести их с лица земли со всеми их старыми ценностями. И все же новое побеждало, капитализм тоже не вечен. Разве не он — провидец будущего — много раз сам писал об этом в своих романах и статьях? Он наметил контуры будущего общества, будущей цивилизации, где все так красиво, гармонично и прилично, и из романа в роман он доказывал, что для перехода к социализму не нужно идти путем революций, потому что капитализм, как разумный назидательный мир, эволюционно перерастет в социализм, А большевики-рабочие всегда казались ему силой не созидательной, а разрушительной.

Он слишком хорошо знал цену своей английской печати, чтобы верить тому, что в ней писалось о советской России. Он решил посмотреть лично. И он посмотрел.

Конечно, газеты писали много глупостей и вранья. Большевики не людоеды и не национализируют женщин. Но все же действительность оказалась более удручающей, чем он предполагал. Полузамерзшие, голодные, погруженные во мрак столицы — Москва, Петербург... Изрытые мостовые, ободранные, искалеченные дома с разбитыми стеклами... Что стало с блестящей Английской набережной, Морской, Невским проспектом?.. А люди? Тончайшая культурная прослойка уничтожена. Осталось сто пятьдесят миллионов дикарей, которых кремлевская кучка мечтает превратить в высокоцивилизованных людей нового мира!

О, этот кремлевский мечтатель! Великий иностранный писатель был у него. Слышал его речи об электрификации. Да, он увлекательно говорит. И когда его слушаешь, то почти веришь тому, что все это возможно. Но ведь это же не больше, как мечта! Разве можно думать об электрификации в равнинной стране с медленно текущими реками? Строить же расчеты на одном угле и нефти — еще большая фантастика. Это потребовало бы Монбланы угля и моря нефти.

И все же даже не в этом — не в энергетике главный вопрос. Довольно выйти из Кремля на улицы Москвы, пройтись по этим азиатским кривым переулкам, тупикам, тонущим в темноте, чтобы рассеялись последние следы личного обаяния кремлевского мечтателя. Он, представитель английской цивилизации, великий романист и фантаст, умеет ценить силу воображения и отдает должное кремлевскому прожектеру. Великолепные планы, широчайшие горизонты. Но ведь Москва-то во тьме! Петербург во тьме! Что же говорить обо всей остальной мужицкой России?.. И кто будет строить? Где взять специалистов, средства? Сколько десятков лет нужно для того, чтобы страна поднялась из той пропасти, в которую ввергнута после войны и революции?..

И, медленно двигаясь в своем автомобиле по разрытым мостовым Петрограда, эксперт по утопиям и специалист по социальным прогнозам сделал свое компетентное заключение:

«Нет, это не реально. Это — беспочвенная фантастика. Мечта. Это не заря, не утренний свет. Это ночь. Глубокая ночь. Мгла над всей страной. Россия во мгле... кстати, неплохое название для книги, которую я напишу по возвращении в Лондон! Россия во мгле, надо записать. Или, быть может, назвать так: «Электрофикция России»?.."

Знаменитый писатель, вероятно, был бы огорчен, если бы узнал, что не ему одному пришло в голову это ядовитое словечко.

Электрификация! Слово это уже ползло по Москве, перекочевало в Питер, расползлось по провинции.

Слово «электрификация» витало и по уголкам редакций. Литераторы, журналисты впадали в тихое недоумение. Надо писать об электрификации. Надо пропагандировать выработанный план. Но о чем именно писать? Как подойти к этому делу? С чего начать?.. Ну, конечно, с тезисов. Это легче всего! И они строчили тезисы, наводняли газетные листы длиннейшими и пустейшими рассуждениями о том, как подойти к выработке плана, тогда как этот план был уже выработан и оставалось только внимательно изучить его.

Старый инженер-электрик потирал руки в кругу своих коллег по профессии:

— Я, во всяком случае, приветствую электрификацию! В конце концов, не наша забота, что выйдет изо всей этой затеи, — электрификация или электрофикция. Наши акции, во всяком случае, поднимаются. Без нас, старых, опытных специалистов, не обойдешься. Кто будет проводить план электрификации, строить электростанции? Уж конечно не коммунисты, которые генератора от трансформатора не отличат. Мы будем строить! А отсюда, как говорится, все организационные выводы для нас!

А в Кремле нервно ходил по кабинету сам «кремлевский мечтатель», виновник всего этого брожения умов. На его письменном столе лежала стопочка бумаги. Время от времени он подходил к столу и заносил на бумагу несколько строк. У стола сидел седовласый автор плана ГОЭЛРО и внимательно слушал.

— Взгляните на статью Крицмана в «Экономической жизни». Пустейшее говорение. Литературщина. Возьмите тезисы Милютина. Вслушайтесь в речи «ответственных» товарищей. Скучнейшая схоластика, то литераторская, то бюрократическая. Пустейшее «производство тезисов» или высасывание из пальца лозунгов и проектов вместо внимательного и тщательного ознакомления с нашим собственным опытом...

Он подошел к столу, записал несколько строк и вновь зашагал из угла в угол.

— Непонимание дела получается чудовищное... Вот этот-то разброд мнений и опасен, ибо показывает неумение работать, господство интеллигентского и бюрократического самомнения над настоящим делом... самомнение невежества! Надо же научиться ценить науку, отвергать «коммунистическое чванство» дилетантов и бюрократов, надо же научиться работать систематично, используя свой же опыт, свою практику.

Он вновь быстро подошел к столу и записал последнюю фразу.

Так, развивая свои мысли вслух, он готовил статью «О едином хозяйственном плане».

— Электрофикция! — гневно произнес он и вдруг, сощурив свои глаза, в которых засверкали веселые огоньки насмешки, добавил:

— Вумники!

Если бы при таком разговоре, — а они повторялись нередко, — присутствовал знаменитый английский писатель! Он включил бы в свою книгу «Россия во мгле» целую главу — «Трагедия кремлевского мечтателя».

Так написал бы знаменитый писатель.

И он оказался бы в роли не только плохого провидца, но и плохого психолога: кремлевский мечтатель мог негодовать на тупость и косность. Мог выходить из себя, метать громы и молнии. Но он ни на минуту не сомневался в победе.

«Тем хуже для него!» — сказал бы знаменитый писатель.

— Приезжайте через десяток лет и посмотрите, что у нас будет! — сказал на прощанье кремлевский мечтатель знаменитому английскому писателю.

Но писатель не приехал. А жаль. Пока он писал свою книгу «Россия во мгле», пока книга издавалась, переводилась на европейские и восточные языки, пока смаковалась поклонниками читателями, «кремлевские мечты» превращались в действительность, план — фантастический план — ГОЭЛРО был выполнен.

«Взъерошенные» люди, вызывавшие у великого писателя одно презрительное сожаление, извлекали из недр земли лежавшие под спудом рудные сокровища и превращали их в машиностроительные заводы, в генераторы, трансформаторы, гигантские турбины. Они научились делать это — «дикие, некультурные» люди! Они рыскали всюду, от полярного круга до горячего песчаного Туркестана, и в этой «равнинной стране с вялым течением рек» нашли бурные, стремительные реки, водопады, низвергающиеся с четырехсотметровой высоты, и сковывали их цепями железа и бетона. План ГОЭЛРО превратился в генеральный план электрификации СССР.

Два миллиона киловатт ГОЭЛРО казались электрификцией. Но когда эти два миллиона потекли по проводам, завертели колеса машин, засветились огнями — первыми огнями среди вековой тьмы российских просторов, — уже никому не кажутся фикцией шестьдесят миллионов киловатт генерального плана.

Смешное стало страшным...

И уже не один великий писатель, не один государственный человек захотел посмотреть, что же делается в непонятной Советской стране...

Это было на исходе лета 1933 года.

Большой французский политический деятель**, — и тоже писатель, но не фантаст, — человек с зоркими глазами трезвого политика и дельца, сидел на веранде гостиницы на берегу Днепра, смотрел и думал.

Он бывал в России и знал ее историю. Он знал эти места, которые некогда были приютом дикой казачьей вольности. Он знал о днепровских порогах — этой «несправедливости природы», делавшей несудоходной прекрасную реку на самом ответственном участке. Он знал, как некогда гибли люди, прогоняя утлые «дубы» через бурливые, чертовские пороги.

И вот он словно по волшебству перенесен в иную страну, иной мир, иную эпоху человеческой истории... Нет, это не Россия, какою он знал ее, не старый, дикий, непокорный Днепр, который он видел еще несколько лет тому назад.

Пред ним лежала необозримая водяная поверхность, упиравшаяся в величавую плотину. Эта плотина!.. Мощная, спокойная, несокрушимая, как символ непреклонной воли ее строителей. Она убеждала без слов...

По каналу проходили караваны судов. На противоположном берегу ослепительно сверкали в лучах яркого солнца белые дома города-сада. А за ним, вокруг всей гидростанции, на многие километры тянулись фабрики и заводы Днепровского комбината...

Величавы голубые просторы Днепра, величава в своем красноречивом молчании плотина, величавы голубые небесные просторы с реющими вдали стальными птицами.

Эти просторы воды и воздуха смягчают шум земли. Спокойствие природы здесь находится в новом гармоническом сочетании с кипучей деятельностью человека. Движутся аэропланы в синеве, движутся караваны судов, движутся толпы людей, движутся через плотину и по улицам новых городов трамваи, шумят созданные людьми водопады...

Нет, шестьдесят миллионов — не фикция. Они создадут это!..

Знаменитый французский вспоминает, как после шумных цехов заводов и оживленных улиц он спустился в «святилище» электростанции, где было тихо, словно в подземелье пирамиды, — остановился перед пультами управления... Он и его спутник долго молчали, охваченные невольным волнением. Повернуть этот рычаг — и шестьсот тысяч киловатт потекут по проводам. Из седых волн Днепра выйдут двадцать пять миллионов «механических рабочих» на помощь живым советским рабочим. Если бы собрать такую армию, построив по десяти человек в ряд, то она растянулась бы на 2500 километров — от Днепра до Тюмени...

Быть может, эта «днепровская симфония» настроила его самого на мечтательный лад, но он увидел нечто большее, чем профессионал-провидец — знаменитый английский писатель.

Днепровская электрическая станция и весь узел вокруг нее — сейчас, пожалуй, самое интересное место не только в СССР, но и на всей земле: сидя на этой веранде гостиницы, «дышишь будущим»...

— А ведь Днепр-то синий! — внезапно прервал путешественник общее молчание. — А вы уверяли, что он черный и мутный, как Дунай! — обратился он к своему спутнику и, помолчав, продолжал в задумчивости:

— Масса воды, масса света, масса воздуха, масса зеленых насаждений, города-сады... Когда смотришь на все это, то кажется, что находишься в фантастическом уэллсовском городе будущего!..

— Вы слышите, знаменитый писатель, непревзойденный фантаст, пророк и провидец будущего, специалист по социальным утопиям?

Фантастический город построен! Приезжайте и посмотрите на него своими «ясновидящими» глазами! Сравните его с вашими городами во мгле!

Но напрасно знаменитый французский путешественник приписывает вам честь. Это не ваш, уэллсовский, город! Ваши утопические города останутся на страницах ваших увлекательных романов. Ваши «спящие» не «проснутся» никогда. Это город — «кремлевского мечтателя».

— Вы проиграли игру!

«Вокруг света», 1933, № 13

http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/v_s-l...

***

Пики: Из нового романа об электрификации СССР // Юный пролетарий (Ленинград), 1933, №11 – с.16-17

В 1933 году появилась и глава из романа об электрификации СССР. Она называлась "Пики".

Роман задумывался как фантастический -- действие в нем происходит в то время, когда уже создана Единая Высоковольтная Сеть страны. Герой, о котором идет речь в отрывке, -- главный диспетчер этой сети. Он командует нагрузкой и как бы видит у себя на пульте управления, что происходит с потоками энергии, куда и как она идет. Потребление энергии зависит от условий, в которых живет и трудится человек. Пики на графиках нагрузки -- это своеобразная летопись жизни.

Беляев словами своего героя рассказывает о том, какими были эти пики раньше, рассказывает образно, рисуя быт, экономику небольшого провинциального городка, который постепенно преображается. Показывает писатель разные эпохи -- вплоть до того времени, когда пики, моменты наивысшей нагрузки электростанций сгладились, когда стало возможным вести энергетическое хозяйство по единому продуманному плану. Этого нельзя достигнуть при капитализме -- заключает автор, сравнивая энергетику капитализма и социализма.

Борис Ляпунов «Александр Беляев Критико-биографический очерк» 1967

Еще задолго до назначенного часа, в холле гостиницы «Астория», около кадки с пальмой, начали собираться приглашенные— писатели, представители издательств, ученые-популяризаторы. Первым пришел профессор-геофизик Борис Петрович Вейнберг — невысокий, весьма подвижный, несмотря на полноту, человек, с лукавой усмешкой, таявшей в бороде. Сын знаменитого литературоведа-переводчика Гейне, Борис Петрович много и с пользой потрудился в области физики Земли и был неплохим популяризатором: его книга «Снег, иней, град, лед и ледники» выдержала несколько изданий. Борис Петрович хорошо владел английским языком и согласился быть толмачом на встрече с Гербертом Уэллсом.

Затем пришли Яков Исидорович Перельман, Николай Алексеевич Рынин и писатель Александр Романович Беляев — автор известных научно-фантастических романов. Неуемные поборники специфического жанра литературы — научной фантастики и популяризации собрались, чтобы побеседовать с одним из королей этого жанра.

Мы сидели за столом, обсуждая в оставшиеся четверть часа возможные детали встречи. Каждого занимала мысль о том, какое впечатление произвела на Герберта Уэллса наша страна. До приезда в Ленинград он уже успел побывать в Москве, на Днепрогэсе, видел нашу молодежь на физкультурном параде на Красной площади. Ведь это он, Уэллс, беседовал почти пятнадцать лет назад с Владимиром Ильичом Лениным, которого потом в своей книге «Россия во мгле» назвал «кремлевским мечтателем». Да, Уэллс в 1920 году не поверил в «Россию электрическую». Он полагал, что она навсегда останется такой же, какой была некогда при капитализме,— жалкой азиатской деревней, погруженной в спячку и мглу...

Но за годы, прошедшие со времени первого визита писателя, произошли громадные перемены. Выполнен с лихвой ленинский план электрификации страны... Горячий накал первых пятилеток... Магнитка... Кузбасс... Комсомольск-на-Амуре... Днепрогэс...

Какова теперь в представлении британского романиста советская страна?

По этому поводу в холле разгорелись жаркие споры.

— Бьюсь об заклад,—горячился Вейнберг,— что Уэллс находится в состоянии полной растерянности. Если он хорошенько смотрел, то должен будет отказаться от своих прежних мнений о России.

— Разумеется,— вставил реплику деликатный Перельман.— Уэллс как большой и настоящий художник не может равнодушно воспринимать перемены, которые бросаются всем в глаза.

— Эге, Яков Исидорович,— возразил Рынин.— Не забывайте, что Уэллс художник с капиталистическим, уточняю, с бри-танско — капиталистическим, мировоззрением. Он сын английского лавочника, торговавшего колониальными товарами. А такие люди не очень-то охотно расстаются со своими убеждениями.

— Мне хотелось бы добавить кое-что к сказанному,— включился в беседу Беляев.— За последние десятилетия научно-фантастическая литература за рубежом невероятно деградировала.

Убогость мысли, низкое профессиональное мастерство, трусость научных концепций — вот ее сегодняшнее лицо... Любопытно, что думает по этому поводу Уэллс.

Ведь он по-прежнему остается властителем дум в этой области.

— Одним словом,— заключил Вейн-берг,— Уэллсу предстоит жаркий разговор, если, конечно, он не увильнет от него по-британски...

Наша беседа была прервана приходом представителя ВОКСа — Андриевского.,

— Герберт Уэллс просит -к себе в номер,— сказал он.— Прошу не очень утомлять его расспросами, так как он устал после поездки в Колтуши к академику Павлову. — Андриевский сделал короткую паузу, а потом добавил: — Он чем-то, кажется, раздражен...

*— Ага! — усмехнулся в бороду Вейн-берг.— Он раздражен... Видно, Иван Петрович поговорил с англичанином по •душам!

В номере «люкс» навстречу нам поднялся высокий худощавый человек с седым коротким «бобриком» на голове и глубоко посаженными внимательными, но усталыми глазами. Борис Петрович представлял нас поочередно, и Уэллс крепко пожимал каждому руку, приговаривая по-русски:

— Очень, очень приятно!

Я оглядел номер. В глубине его на диване лежал, задрав ноги на спинку, рослый человек в золотых очках. Он читал какую-то книгу. Это был сын писателя. Своим не очень джентльменским поведением он выказывал полное пренебрежение к гостям: мол, не ко мне пришли... Он даже не поднялся, так все время

Г. Уэллс и его сын на прогулке в ЦПКиО в Москве 23 июля 1934 года.

и лежал на диване, пока мы беседовали с его отцом.

Уэллс пригласил нас к круглому столу, уста,вленному вазами с фруктами. При посредстве Бориса Петровича завязалась беседа. Ее тон, характер и направление лучше всего передать, если воспроизвести эту беседу примерно так, как она происходила, то есть «в лицах».

Уэллс: Я очень рад представившейся мне возможности встретиться со своими коллегами по профессии. Это, кстати сказать, одна из моих главных целей поездки в Советский Союз. После смерти Голсуорси я был избран президентом сообщества писателей «Пенклуб». В Москве я виделся с Максимом Горьким, с которым обсуждал вопрос о вступлении Союза советских писателей в «Пенклуб». Но Горький сказал, что это неприемлемо, так как «Пенклуб», не делая никаких политических различий, принял в число своих юридических членов корпорации писателей гитлеровской Германии и фашистской Италии. Я лично очень сожалею, что услышал из уст Горького отказ...

Вейнберг: Это произошло потому, что многие писатели Германии и Италии не хотят служить гуманизму, предпочитая поддерживать геополитические устремления своих фашистских диктаторов.

Уэллс: Писатель должен стараться по возможности быть вне политики. В противном случае его творчество может оказаться не свободным от влияния тенденции.

Беляев: Господин Уэллс, позвольте спросить вас, были ли вы свободны от влияния тенденции, когда писали свой, я сказал бы, зловещий роман «Джоан и Питер»? Я с содроганием прочитал* его в оригинале. Разве он не тенденциозен?

Уэллс: У нас разные подходы к оценке сюжета. Я исхожу из всечеловеческого добра. Вы видите во всем только классовую борьбу.

Перельман: Мне представляется, что ваш великолепный роман «Борьба миров» в подтексте имеет в виду тоже классовую борьбу?

Уэллс: Возможно, возможно... Простите, вь не тот ли самый мистер Перельман, который так своеобразно интерпретировал мои произведения? Я читал вашу «Удивительную физику» — так она именуется в английском переводе.

Перельман: Тот самый...

Уэллс (смеясь): И который разоблачил моего «Человека-невидимку», указав, что он должен быть слеп, как новорожденный щенок... И мистера Кэвора за изобретение вещества, якобы свободного от действия земного тяготения...

Перельман: Каюсь, было так... Но ведь от этого ваши романы хуже не стали.

Уэллс: А я, признаться, так тщательно старался скрыть эти уязвимые места своих романов от читателей. Как же вам удалось меня изобличить?

Перельман: Видите ли, моя специальность— физика. Кроме того, я еще и популяризатор...

Когда смех, вызванный этой мирной перепалкой, утих, я преподнес Герберту Уэллсу несколько десятков его книг, изданных в разное время в СССР после Октября. Вручая подарок, я добавил, что общий тираж его произведений, вышедших на русском языке, превышает несколько сот тысяч экземпляров.

Уэллс: Благодарю вас. Это гораздо больше, чем издано за то же время в Англии! Весьма приятный сюрприз.

Рынин: Вас охотно читают у нас, потому что любят и знают вас, как признанного мастера трудного жанра научной фантастики.

Беляев: Читают у нас книги и других писателей-фантастов. Читают ли у вас, в Англии, произведения советских писателей?

Уэллс: Я по нездоровью не могу следить за всем, что печатается в мире. Но я с удовольствием, господин Беляев, прочитал ваши чудесные романы «Голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия». О! Они весьма выгодно отличаются от западных книг. Я даже немного завидую их успеху.

Вейнберг: Чем именно отличаются, позвольте вас спросить? Мы будем вам весьма признательны, если вы хотя бы кратко охарактеризуете общее состояние научной фантастики на Западе. Ведь этот род литературы — один из самых массовых, а кроме того, он близок нам особенно.

Уэллс: Мой ответ на ваш вопрос, господин профессор, будет весьма краток. В современной научно-фантастической литературе на Западе невероятно много фантастики и столь же невероятно мало науки...

Вейнберг: Нас очень интересуют ваши личные творческие планы. Над чем вы работаете в настоящее время, над чем думаете?

Уэллс: Мне сейчас шестьдесят восемь лет... А это означает, что я должен думать над тем, зажгу ли я шестьдесят девятую свечу в своем именинном пироге... Поэтому меня, Герберта Уэллса, в последнее время все чаще интересует только Герберт Уэллс... И все же я продолжаю работать над книгой, в которой мне хочется отобразить некоторые черты нынешней смутной поры, чреватой военными потрясениями.

Беляев: Нас радует, что вы не останетесь в стороне от общей борьбы против военной угрозы. Правильно я вас понял?

Уэллс: Более или менее правильно.

Вейнберг: Мы надеемся, что вы окажетесь на той же стороне баррикады, на которой будем и мы в случае, если грянет новая война миров.

Уэллс: Господин профессор, боюсь, что из меня, вероятно, выйдет плохой баррикадный боец... Да и, кроме того, когда заговорят пушки, вряд ли смогут говорить перья...

Рынин: Не скажите, не скажите, мистер Уэллс. Иное перо сильнее пушек.

Уэллс не ответил на эту реплику. Он внимательно оглядел своих гостей и, помолчав, тихо произнес что-то по-английски. Мы вопросительно посмотрели на Бориса Петровича Вейнберга. Тот встал и сказал по-русски: «Уэллс благодарит за беседу и жалуется, что у него разболелась голова». Мы раскланялись и вышли.

  Автограф Уэллса, оставленный им в книге впечатлений ЦПКиО: «Когда я умру для капитализма и снова воскресну в советских небесах, то я хотел бы проснуться непосредственно в парке культуры и отдыха».

журнал «Уральский следопыт» 1962 г. №7