Роман повествует о древних временах. Столь древних, что реальность в них круто замешана с мифологией. Это мир человека, еще не вполне отделившегося от природы.
И повествование хорошо передает свойственное этому человеку мифологическое мышление. Роману присущи завораживающий язык, яркие образы, физически осязаемый мир. Это терпкое повествование с интересной историей и увлекательным сюжетом, которые затягивают и не отпускают.
Каждую осень старая шаманка Камка приходит в селение и собирает девочек-подростков в тот момент взросления, когда они «уже не ребенок, но еще не человек». Им предстоит стать шаманками. И одна из них станет великой правительницей – Великой Кадын.
Нетрудно догадаться, что именно героиня романа – девочка по имени Ал-Аштара («красный цветок» на языке аборигенов) — станет этой правительницей. Но сначала она должна пройти трудный путь становления.
Молодая писательница мастерски построила мир матриархата. И хотя это очень женский роман, но мужчинам он едва ли не более интересен, чем женщинам. Перед нами не просто захватывающая фэнтези, это еще и роман взросления, роман воспитания – духа, характера.
Это роман о власти, но еще и роман о любви. И в первую очередь это роман о Пути и о Предназначении. Именно так – с большой буквы. Потому что того требует жанр фэнтези. Пусть и такой нетрадиционной, не укладывающейся в стандарты, разрывающий их.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
Мощное в своем роде повествование на мифологическом материале — о деве-воине, деве-царе, которая достойнее и сильнее большинства мужчин. Дева-воин, женщина-воин — это современный тренд, даже масскультурный: «Убить Билла» или бертоновская Алиса, которая должна с мечом и в доспехах сразить Бармаглота. Да и в «Игре престолов»… Книга сюжетно увлекательная, но стилистически однообразная, даже утомительная. И, конечно, я, читая, помню, что читаю это после романов Александра Григоренко. Тем не менее внутри номинационного списка ставлю ее высоко.
Валерий Иванченко:
Роман рассказывает о некоем древнем кочевом народе, обосновавшемся в горной местности, где уже живут кое-какие автохтоны, стоят могилы древней зловещей Чуди (она там называется Чу), а по соседству бродят опасные степняки. Поскольку Кадын по-алтайски – Катунь, а герой, делающийся в финале новым царём, носит имя Алатай, можно решить, что речь идёт о предках современных алтайцев. В предисловии к журнальному варианту первой части, опубликованному в 2009 году, сказано, что роман написан под впечатлением от археологических исследований пазырыкской культуры, в частности захоронений в мерзлоте плато Укок (там была найдена небезызвестная «принцесса»). За последние двадцать лет алтайцы действительно сочинили себе легендарную историю, выводящую их род именно от пазырыкцев (что ни в культурном, ни в генетическом, ни в историко-археологическом плане оснований практически не имеет). Создаётся впечатление, что Ирина Богатырёва (подобно советским литераторам, что придумывали культуру отсталых народов ради лёгкого заработка) написала алтайским националистам их раннеисторический эпос (пользуйтесь на здоровье). Тем более, что идеология персонажей романа описана как набирающее на Алтае популярность тенгрианство (самодельная анимистическая парарелигия, смахивающая на писания Кастанеды и Елены Рерих). Но, судя по некоторым признакам, автор сознаёт, как в реальности обстоят и обстояли дела. Называть мир романа какой-то «реконструкцией» причин почти нет. Перед нами просто романтическая фантазия, навеянная впечатлениями от Горного Алтая и общения с местными энтузиастами.
Первые части романа написаны от первого лица и представляют собой автобиографию дочери кочевого царя. Ну как царя – просто старейшины в собрании старейшин разных родов. Текст стилизован под архаику: преимущественно при помощи сказовых оборотов и тяготения речи персонажей к манерам мастера Йоды. Горная принцесса вместе с несколькими другими достигшими нужной зрелости девушками проходит посвящение, а затем обучение у хранительницы местных традиций (она же знаток мира духов и мастер боевых искусств). Девицы живут в горах, занимаются физкультурой и учатся взаимодействовать с данными им в помощники личными духами. Наставница объявляет, что девушки должны стать воинами здешнего женского спецназа, а значит дать обет безбрачия Луноликой богине. Но это дело личного выбора, поэтому после окончания обучения их отпускают на три месяца в семьи, чтобы они решили – жить как все или навсегда отправиться в казарму женского батальона. Вообще, первые две трети романа ведущий конфликт его состоит в выборе между высоким долгом и привлекательными мужчинами. Но потом начинается война со степью, во многом вызванная неправильными решениями героини, всех её братьев на той войне убивают, а её саму назначают царём. И тут основным становится культурно-политический конфликт с мистической подоплёкой. По обычаем кочевников покойных принято сжигать, но некие инфернальные существа, подстрекаемые мёртвыми Чу, учат население бальзамировать своих умерших и помещать их вместе со скарбом в чудские курганы. В борьбе с древним злом царица должна принести себя в жертву и лечь в землю сама. Логики в этом немного, но автору как-то надо объяснить появление пазырыкских захоронений в придуманной ею страннейшей картине южно-сибирской древности.
Читать про все эти высосанные из пальцы перипетии скучно, в первую очередь, из-за неинтересного языка, ходульных характеров и непродуманных мотиваций. Для фэнтези здесь не хватает фантазии, для дамского романа – страстей, для боевика – кровищи. В итоге имеем бледное литературное упражнение с хромым сюжетом и плоской драматургией. Алтайским экскурсоводам, феминисткам и восторженным юношам роман может быть и понравится, другую аудиторию как-то трудно представить.
Но есть в «Кадын» одна без нажима поданная тема, которая, возможно, оправдывает всю затею. В какой-то момент выясняется, что древние Чу, представляющиеся персонажам несомненным злом, на самом деле стали духами местности, умеющими переформатировать любой поселившийся рядом народ под некий единый стандарт. Чудь, древнейшие рудокопы Алтая, металлурги бронзового века – это афанасьевская культура. Есть версии, что пазырыкцы как-то наследовали афанасьевцам, возможно, не генетически, но культурно. По версии, мелькнувшей в романе, носителем алтайской самобытности является сама местность. И если пазырыкцы были наследниками афанасьевцев, то тюрки, ставшие современными алтайцами, тоже могли принять эстафету от исчезнувших пазырыкцев. Мистически, разумеется. Это богатая тема. Ещё на пару томов может хватить.
Константин Мильчин:
Отрадный факт: все больше авторов пытается использовать региональный, в данном случае сибирский колорит. Чем активнее пойдет этот процесс — тем лучше для литературы. Печальный факт: даже у Александра Григоренко не всегда получается качественно работать с фольклорными историями. А у Ирины Богатыревой совсем не получается. Будем надеяться, что это только пока.
Валерия Пустовая:
Роман Ирины Богатырёвой «Кадын» – реконструкция мифа и быта древних племен Алтая. Ценная не сама по себе (от мифа и быта этих племен остались тщательно изученные автором фрагменты войлока и скандал вокруг найденной в полном облачении мумии «принцессы Укока», так что перед нами в чистом виде художественная гипотеза) – а перезагрузкой мышления: роман воссоздает мифологическое мироощущение, давно вытесненное, запертое в подсознание цивилизации. В этом – вывернутая, отзеркаленная актуальность романа.
Подключение к фольклорному и мифологическому миру в современной прозе работает как проявитель жизни. Это возможность для читателя оценить и осмыслить себя в мире твердых правил, глубоких связей, весомых слов, значимых решений. Мифологический мир проявляет юзера как человека, наполняет поток информации жизненными энергиями, раздвигает экран до мироздания. Это мир наших аватаров, щупающих ногами отзывчивую землю, это плотный мир, в котором еще не выедено пустот: с неба глядит «Бело-синий», и дым от костра полнится духами.
«Кадын» рассказывает историю царицы, возглавившей кочевой «люд Золотой реки» в пору, когда основы его жизни тоже принялись кочевать, пришли в движение. Роман начинается как песнь о золотом веке – но скоро выбивает древнюю почву из-под ног. Мы присутствуем при крушении мифа, и вместе с героиней начинаем понимать, что именно потеряли.
В романе «Кадын» мне нравится сплавление личной истории и всеобщей, девичьего взросления и народного выбора. Сплавление, оборачивающееся трагическим расхождением. Быть собой для Кадын – значит быть той, кто нужна люду, но что если народное благополучие требует слишком многого? В этом романе отчетливо понимаешь значение модной психологической схемы: про то, что за исполнение желания приходится платить, а за каждый выбор, даже если он вынужденный, – отвечать лично.
В романе интересна многослойность погружения в миф, свободное перетекание из сказки в более глубокую архаику. Скажем, когда чудесный мир недавно принявшей посвящение принцессы уже признан нами за реальность, мы вместе с ней отправляемся из этой реальности в сказку, в волшебный чертог дев-воинов. Один из наиболее значимых для меня эпизодов романа – сказка о том, как принцесса носила воду в колодец дев, закончившаяся ярким разоблачением и сказочного канона, и детских ожиданий героини.
Галина Юзефович:
Сравнивать разные тексты, написанные разными людьми в разное время, конечно, несправедливо, но не сравнить «Кадын» Ирины Богатыревой с «Мэбэтом» Александра Григоренко практически невозможно. И в этом сравнении «Кадын» катастрофически проигрывает. У обоих, вроде бы, сибирский колорит и утомительный, монотонно-сказовый нарратив, у обоих история про героя-одиночку… Но то, что у Григоренко в какой-то момент взмывает в стратосферу и оборачивается величественной общечеловеческой драмой, пронзительной и объемной, у Богатыревой остается маленькой, частной и, честно говоря, довольно плоской историей о нелегкой женской доле. Не то, чтобы прямо безнадежно, но все же не вполне понятно, зачем. Эпоса, на который явно делался замах, не получается, а эпические параферналии и побрякушки изрядно раздражают.
В свое время братья Стругацкие упорно отстаивали право писателя на «отказ от объяснений»: если драматургическая целостность текста от этого не страдает, не стоит подробно растолковывать, как именно человек из прошлого переместился в будущее или что случилось с Львом Абалкиным в Музее внеземных культур. Читатели соглашались с этим крайне неохотно, да и советская критика с подозрением поглядывала на подобные эксперименты, не вполне вписывающиеся в канон соцреалистической фантастики.
Прошли десятилетия, и на литературной сцене появился Сергей Носов, чья проза построена на «отказе от объяснений» чуть менее чем полностью. Особенно ярко эта тенденция проявилась в романе «Фигурные скобки», в 2015 году отмеченном премией «Национальный бестселлер». Действительно ли фокусники-нонстрейджеры, собравшиеся на учредительную конференцию, умеют творить чудеса, пожирать время и воскрешать усопших? Правда ли, что в тело одного из персонажей вселился таинственный чужак? Каким образом главный герой, математик Евгений Капитонов, безошибочно узнает двузначные числа, загаданные собеседником? Да кто ж его знает! Давать ответы на эти вопросы в задачи автора не входило: в этой книге его волновали совсем другие конфликты и иные драмы. На мой взгляд, роман «Фигурные скобки» стал блестящим примером того, насколько продуктивным может быть прием «отказ от объяснений» в умелых руках – и как много теряют наши сочинители «жанровой» прозы, почти позабывшие о его существовании.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
Может читаться как «реалистический» роман, поскольку всему происходящему можно найти рациональное объяснение. Но написан он так, что у нас остается сомнение: а может быть, действительно «что-то такое есть». Лауреат «Национального бестселлера» (2015). Как и роман Марии Галиной, его следовало бы поставить на одно из первых мест, но я этого не сделаю, и не потому что роман опубликован в редактируемом мной журнале, а потому что уже премированному роману это ничего не прибавит, а премии «Новые горизонты» повредит.
Валерий Иванченко:
Повесть об усталом мужчине, фокусниках и безумцах.
Преподаватель математики Капитонов едет из Москвы в Петербург, чтобы немного развеяться. У него бессонница, два дня не спал, да ещё поссорился с дочерью, вот и вспомнил о приглашении на конференцию престидижитаторов-любителей. Он где-то в компании показывал, как умеет отгадывать двузначные числа, а бывший там человек его запомнил и прислал приглашение. Капитонов – мужчина абсолютно нормальный, в здравом уме ни к каким фокусникам не поехал бы, но вдруг из-за своих обстоятельств решился. Он раньше жил в Питере, не был давно, хотелось посмотреть город зимой. За авантюру ему придётся поплатиться – уже в поезде он начинает погружаться в абсурд, дальше – больше. Череда дурацких происшествий, интриги среди участников конференции, старая подруга с записками съехавшего с ума мужа, под конец вообще покойник, которого следователи могут повесить на несчастного математика. Но заканчивается всё хорошо. Получена примирительная эсэмэска от дочки.
Полагаю, совсем не обязательно мне подробно рассказывать здесь про замечательную повесть Сергея Носова. В прошлом году она номинировалась на Нацбест, и на сайте той премии висит с десяток прекрасных рецензий, не оставивших без внимания ни единый её нюанс. В рамках «Новых горизонтов» стоит рассмотреть лишь один вопрос: имеют ли «Фигурные скобки» отношение к жанру фантастики. На мой взгляд совсем не имеют. Да, умеет Капитонов определять загаданные двузначные числа, да, получил эту способность после страшного происшествия, когда дочка чуть не погибла. Так что теперь повесть о телепатии что ли? Для сюжета это совершенно не важно, с тем же успехом он мог бы монетами манипулировать в свободное время. Повесть об усталом одиноком мужчине и обыденных нелепостях, о том, как легко можно себя потерять, и о том, что безумие близко, только дай слабину.
Конечно, сам Сергей Носов не против своей номинации на фантастический конкурс, но это так, смеха ради. Об этом в самой повести написано:
«— Как ты думаешь, могу ли я это сочинение отправить на конкурс научной фантастики?
— Думаю, на конкурс фантастики сочинения пишутся по-другому.»
Константин Мильчин:
Роман автора, который не умеет писать плохо, и который сочиняет с каждым разом все лучше и лучше, все изящнее и изящнее. У этой книги есть один недостаток – она уже получила «Национальный бестселлер».
Валерия Пустовая:
Этот роман меня скорее смущает, чем радует. Да, это профессионально сделанная вещь – она автоматически зачисляется в поле литературы, но что с ней делать дальше, как с ней жить, не понятно. Тройные скобки – и тройная какая-то условность: герой в герое, фокус в фокусе, новелла в романе. Для меня это не роман, а, потенциально, именно что новелла – романтическая, про тонкость грани между безумием и познанием истинной сути вещей. Какой-то Одоевский. Или оборотень «Черного монаха».
Неведомому Мухину здесь безусловно сопереживаешь сильнее, чем «питону» Капитонову. В обывателя веришь сильнее, чем в волшебника. Капитонов со съездом иллюзионистов оказывается слишком тяжелой рамкой для акварельного мухинского портрета.
Галина Юзефович:
Все, что пишет Сергей Носов, в общем, балансирует между «хорошо» и «блестяще», но, пожалуй, эта повесть располагается ближе к нижнему краю диапазона. История про фокусника (или волшебника?) и доверчивого обывателя какая-то слишком воздушная – разваливается на кусочки. Каждый отдельный фрагмент очарователен, а все вместе – избыточно нежная, аморфная, расползающаяся конструкция, оставляющая слишком много простора для интерпретаций и толкований.
Редко получается что-то перечитать, разве что по делу — спасибо "Азбуке" за то, что регулярно дает повод совместить приятное с полезным. Рецензия из онлайн-журнала "Питерbook" — не только о конкретном сборнике, но и о феномене Кира Булычева в целом.
Долгая счастливая жизнь
Кир Булычев. Похищение чародея: Повести, рассказы. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2016. — 1152 с. — (Мир фантастики). Тир. 4000. — ISBN 978-5-389-10560-7.
Как ни крути, Кир Булычев входит в тройку крупнейших советских фантастов — и не без оснований. Игорь Всеволодович Можейко из породы победителей, Фортуна всегда ему благоволила. Писателю везло и с публикациями, и с экранизациями, природа одарила его фантастической энергией и завидной трудоспособностью — вдобавок к таланту писать живо и увлекательно. А главное, его произведения, как и книги братьев Стругацких, пережили свою эпоху — такая удача выпала немногим советским фантастам. В шестидесятых-восьмидесятых Игорь Всеволодович играл по правилам: коллективные доносы не подписывал, но и в прямую конфронтацию с властью не вступал; время от времени сочинял фрондерские тексты (рассказы «О страхе», «Пора спать!», повесть «Осечка-67» и т.д.), но пристроить их в «тамиздат» и «самиздат» не пытался. Даже за «эстетические расхождения» с Софьей Власьевной его журили не слишком строго и от печатного станка ни разу не отлучали. В общем, порядочный человек, но никак не борец с системой, бунтарь и нонконформист, опередивший время. А вот поди ж ты: Север Гансовский и Дмитрий Биленкин, Владимир Савченко и Ольга Ларионова, Виктор Колупаев и Вадим Шефнер нашими издателями позабыты-позаброшены, а Булычева допечатывают и переиздают каждый год — значит, помнит его читатель, находит что-то созвучное в этих книгах.
Во внушительный тысячестраничный омнибус из серии «Мир фантастики» вошла большая часть взрослых внецикловых рассказов и повестей Булычева. То есть произведений, не связанных напрямую с Алисой Селезнёвой, доктором Павлышем, Андреем Брюсом и обитателями города Великий Гусляр. «Золотая классика» и не только, начиная с первого фантастического рассказа «Когда вымерли динозавры?» (1967) и заканчивая повестью «Ваня+Даша=любовь» (2001). Фантастика бытовая («Корона профессора Козарина») и фантастика сатирическая («Витийствующий дьявол»), о перемещениях во времени («Похищение чародея») и межзвездных путешествиях («Я вас первым обнаружил!..»), о параллельных вселенных и альтернативных мирах («Другая поляна», «Журавль в руках»). Герои Булычева посещают планету, обитатели которой могут в состоянии стресса превращаться в птицу или рыбу, ведут телефонный разговор из 1960-х со школьницей из блокадного Ленинграда, развивают идеальную координацию движений, посрамляют самого Сатану — в выборе тем Игорь Всеволодович никогда себя не ограничивал. Перечитывая эти рассказы и повести, не устаю удивляться, насколько современными выглядят тексты, написанные эпоху назад, в другой стране с другим бытом, темпом жизни, информационной насыщенностью среды. Игорь Всеволодович Можейко сумел уловить вневременное, универсальное, извините за выражение, общечеловеческое — и это подарило его текстам долгую счастливую жизнь.
Дело тут, разумеется, не в том, «о чем написано», а в том, «как написано». Не трудно догадаться, почему для многих читателей Кир Булычев навсегда остался детским и подростковым автором. Виновата не только Алиса Селезнёва, увековеченная гениальным Романом Качановым и блестящим Павлом Арсеновым — хотя без нее, конечно, не обошлось. Приглядитесь — Булычев пишет вызывающе просто: одно- и двусоставные предложения с редкими перебивками, минимум описаний, никаких длиннот. Часто невозможно догадаться не только где работают его персонажи, но и как они выглядят. На первый взгляд, герои Булычева скользят по поверхности, вне контекста и рефлексии, живут сиюминутными эмоциями и мимолетными ощущениями: вот дождь прошел, электричка просвистела, солнышко выглянуло, девушка улыбнулась... С такими персонажами очень удобно себя отождествлять — приметы советского времени, вся эта полузабытая архаика «времен развитого социализма», совершенно не бросается в глаза, особенно когда текст написан от первого лица. Свежескошенная трава одинаково пахла и в семидесятых, и в двухтысячных — будет, смею надеяться, так же пахнуть и в следующем столетии. О том, что на самом деле герои Булычева сложнее, глубже, интеллигентнее, чем кажутся в первый момент, свидетельствует их мягкая самоирония, неожиданно яркие и точные сравнения, напряженные диалоги: играя на контрапункте, автор создает ощущение недоговоренности, недосказанности почти в каждом рассказе, в каждой повести, даже не самой удачной. Хочется вникнуть, разобраться, объяснить самому себе, что же осталось за кадром — игра азартная и увлекательная, ничего не скажешь.
Только в одном эта идеально просчитанная простота сыграла против Булычева. Его книги до сих пор читают, мальчики и девочки по-прежнему влюбляются в его героев, у него есть поклонники, фанаты, вдумчивые исследователи — например, Михаил Манаков, участвовавший в составлении этого омнибуса и написавший предисловие. Но создать литературную школу, оставить после себя плеяду учеников и последователей Игорю Всеволодовичу не удалось. Мысль о том, что писать просто тоже надо учиться, в голове «молодого талантливого автора» не укладывается — а потом уже поздно менять коней на переправе. Остается читать и перечитывать, благо для этого нет нужды разыскивать старые томики Булычева у букинистов и заказывать втридорога на «Алибе»: издатели постарались.
Новости для петербуржцев. Завтра в Книжной лавке писателей на Невском, 66 состоится встреча с Вячеславом Рыбаковым и презентация его нового романа "На мохнатой спине". Вход свободный, встречу ведет Павел Крусанов.
Помните список финалистов премии "Новые горизонты"? Роман Евгения Прошкина"Драйвер Заката", номинированный Сергеем Шикаревым по электронной публикации? Ну вот, свершилось: на 1 декабря анонсирован выход книги "на бумаге" — правда, под новым названием "В режиме бога" и с вот такой обложкой:
Серия "Сверхновая фантастика" — та же, где выходила антиутопия-альтернативка Дмитрия Казакова "Черное знамя". Экспериментальная, нестандартная фантастика.
Отв. редактор: А.М. Махров
Худ. редактор: С.В. Курбатов
Тираж: 3000 экз.
ISBN: 978-5-906716-62-0
Аннотация:
Виктор Сигалов пишет морфоскрипты — интерактивные сны, заменившие людям игры, кино и книги. Как все авторы, он считает себя гением и втайне мечтает создать виртуальную реальность, равную реальному миру. Неожиданно Виктор получает новый заказ: корпорация, о которой он прежде не слышал, просит его протестировать сложный морфоскрипт. Изучив чужой сценарий, Сигалов обнаруживает, что неизвестный автор сумел воплотить его мечту – интерактивный сон показывает настоящую жизнь, опережающую реальный мир на несколько дней и предсказывает, что Земле грозит какая-то глобальная катастрофа. Чтобы предотвратить беду Виктору нужно разыскать настоящего автора. Но как это сделать, если в реальном мире он не существует?
облако тэгов
