"Петербургские сновидения в стихах и прозе" — странная вещь, без четкой структуры и какого-либо определенного — пусть не сюжета, но хотя бы логического развития некой темы. Скорее это нечто вроде отвлеченной болтовни фельетониста в приступе прокрастинации, который готов нести чушь на любую тему, лишь бы не работать. Темы известные и не неожиданные — с одной стороны, треп о коллегах по перу и работе вообще, с другой, любимые Достоевским "мальчики-попрошайки, шейка тоненькая и замотана каким-то тряпьем, голосочек нежненький, будто стеснительный", с третьей стороны, любимые Достоевским "жители углов", мелькает прообраз миллионера Корейкина, мелькают неизменные грязные кухни. По большому счету — поток сознания как есть, пусть и оформленный более ли менее с соблюдением правил пунктуации (в отличие от общепризнанных классиков этого жанра). Есть пара внезапных и очень точных характеристик, подмеченных деталей для отдельных персонажей, но в целом — просто треп ни о чем.

"Хозяйка" — очень странный для Достоевского текст. На самом деле, фабула довольно классичная для ФМ — некий одинокий, скромный, тихий вьюнош внезапно встречает на улице красивую молодую женщину в компании неприятного старика — и пропадает. Сказать, что он влюбился, было бы недооценить Достоевского — там такая буря эмоций в стакане, что назвать это просто любовью значило бы преуменшить. Правильнее будет, что и так не слишком уравновешенный человек слегка спятил, иначе объяснить его последующие поступки не получается. Как-то странно выходит, что в итоге он нанимает у этой странной парочки комнату — и начинается самое интересное. Представьте себе классические русские сказки, ну там, серый волк, темный лес, "ой ты гой еси, добрый молодец" — положенные на сюжеты Достоевского, которые сплошь состоят из того, кто на кого как посмотрел или не посмотрел. Девица, хозяйка, между делом рассказывает вьюношу "всю свою жизнь" именно в таком, очень сказочном стиле, и непонятно, то ли это было на самом деле, то ли это плод чьего-то больного воображения. Потому что по всему выходит натуральная мистика, и в придачу к сказкам является еще неясный злобный старик, которые просто олицетворяет собой мировое зло, при этом неизвестно, кем приходится девице. И весь странный кошмар продолжается некоторое время, пока не наступает эмоциональный (но не сюжетный) пик, а потом сходит на нет.

"Ползунков" — напротив, весьма типичная история "про чиновников", которые ходят "в должность" и носят шинели)) Из серии "кто кого переподличает". Сначала одни персонаж, который вроде бы и неплохой, но какой-то весь верткий и, что называется, без стержня, не сдержавшись, решает сделать ближнему гадость, чтобы получить выгоду. Потом раскаивается, как принято у ФМ, с обильными слезами и клятвами вечной любви, подпускает ближнего поближе и получает в ответ такую же гадость. Очень жизненно, что тут скажешь. При этом забавно, без тени трагедии, скорее дурацкая комедийная история.

"Мальчик у Христа на ёлке" — рассказик — просто квинтессенция Достоевского. Бедный замерзающий и умирающий от голода ребеночек из темного угла, который ходит по Невскому и с восторгом (даже без зависти) рассматривает красивые рождественские елки в витринах. Потом, разумеется, у Господа становится одним ангелочком больше. В целом очень характеризует мораль ФМ как она есть и взгляд на мир — судя по воспоминаниям, так и в жизни относился. Анна Григорьевна мягко троллила мужа за то, что когда и у них самих особо не было денег, ФМ подавал всем нищим, сама с детьми одевалась в тряпки и выходила на паперть.

А рассказ — очень мягкий и хороший, без "грязи" во всех проявлениях, которой обычно у ФМ предостаточно.

"Сон смешного человека" — морализаторская вещь формата чуть ли не Льюиса Стейплза. По уровню морализаторства, в смысле. С другой стороны, у ФМ идеи грехопадения и идеального общества до него гораздо органичнее воспринимаются, будучи дважды смягчены — с одной стороны, сном, а с другой, самой забавной персоной рассказчика. Впрочем, любое размышление о потерянном рае, как его ни смягчай, уже сто лет как набило оскомину. Поэтому хорошо все, что не входит в описание самого сна — самопрезентация "смешного человека", момент с мокрой девочкой. А вот то, как описывается "рай", все эти пять страниц деталей, читаются как "бла-бла", да и грехопадение по большому счету не лучше. Лучше б написал, чем там все с девочкой закончилось.

"Елка и свадьба" — слегка извращенская история про детишек, очень в духе Достоевского. Пожилой маститый господин встречает в гостях маленькую девочку, наследницу большого состояния, и тут же начинает к ней "примериваться", как бы потом заполучить ее в жены, а деньги — в карман. И есть в этих примерках что-то очень Свидригайловское, отдающее педофилией вовсе, а не жадностью. Оставляет такое масляное ощущение, и за всех участников немного стыдно — хотя ничего! не происходит из ряда вон.

"Честный вор" — очередная история ФМ про "убогеньких", не особо запоминающаяся. Но вообще подобных персонажей у ФМ, которые сначала делают нечто подлое и не особо выгодное, а потом страшно мучаются из-за этого совестью, пруд пруди. Это какое-то дивное извращение по этике, мне как логику совершенно недоступное. Если уж поступаешь некрасиво, решай заранее, делать или нет, чтобы потом не мучаться. А у ФМ сплошь и рядом человек с одной стороны слаб и подл, гаже просто некуда, а с другой — самый распоследний пьянчуга и нищий способен на духовные подвиги, до которых иным святым расти и расти. Совершенно безумные люди в безумном мире))

"Господин Прохарчин" — ах вот откуда растут ноги у подпольного миллионера Корейкина! И пусть Ильф и Петров не говорят, что они не читали ФМ — это оно! Умирает полунищий человек, квартиросъемщик, а под ним в матрасике потом находят золотые горы. И что самое удивительное — соотношение психологий персонажей. Герой, с одной стороны, вместо того, чтобы жить прилично, экономил на всем, унижался, и доэкономился. А вот остальные, вместо того, чтобы посочувствовать его смерти, таки не чужой человек, в душе возмущаются, что им ничего не перепадало, хотя теоретически могло.

"Два самоубийства" — не рассказ, а скорее, очень беллетристического плана о жизни и литературе. Точнее, о том, что жизнь всегда уделает литературу на раз, и писателям даже в голову не придет такое, что в жизни происходит сплошь и рядом. А если придет, то все читатели скажут, что это АУ и ООС нереалистично и противоречит логике повествования. В качестве примера приводятся те самые два формально похожие, но по обстоятельствам и ощущениям очень разные самоубийства молодых девушек из газетных новостей.

"Как опасно предаваться честолюбивым снам" — очень смешная пародия не могу даже сообразить, на что. Есть некая дурацкая история: в дом чиновника с женой, пока он спал, закрался вор и что-то спер, чиновник за ним погнался, но не поймал. Только ФМ с его своеобразным язвительным и наблюдательным чувством юмора может сделать на этом шикарный фарс в духе Мольера. Вдобавок рассказ периодически разбавлен стихами, в различных формах (изрядно напоминающих строфу "Руслана и Людмилы") описывающих сны и последующие злоключения героя, с изрядной долей пафоса и тропов. За счет противопоставления высокого штиля и ну очень прозаичной и комичной самой по себе тематики получается весьма забавно.

"Приговор" — серия очень этических рассуждений на тему "ах, зачем я на свет появился". Этика, прикрывающаяся маской логики, из-за которой все равно уши ФМ на полметра торчат) Чем-то неуловимо напоминает "Записки из подполья", хотя если там герой был отвратителен, то здесь скорее просто жалок. Логика, натурально, никуда не годится.

"Роман в девяти письмах" — довольно забавный, хоть и путанный, "анекдот" из помещичьей жизни. Кто кого одновременно перехитрит и обойдет в расшаркиваниях. Надо было внимательнее читать, как там зовут главных героев, а то я к середине их попутала, что несколько испортило эффект концовки.

"Чужая жена и муж под кроватью" — еще один житейский "анекдот", которые так любит живописать ФМ. Нагромождение бестолково мечущихся глуповатых и не особо привлекательных героев, волею дикого случая попадающих в странные ситуации. Начало, имхо, чрезмерно затянутое с этими бесконечными диалогами, а вот эпизод под кроватью и дальше дивен, определенно.

Забавно, вообще, талант ФМ проявляется, похоже, аккурат по выражению — в первый раз как трагедия, во второй как фарс. Потому что и в слезно-трагических, и в издевательски-комических вещах у него герои ведут себя в целом одинаково. Чрезмерно экзальтированно, подозрительно, много бегают и шумят, много мнутся и в целом совершенно неадекватны. Сдается мне, любую трагическую вещь ФМ вполне можно переписать в его же "комическом" стиле, и наоборот. Например, из "Преступления и наказания" вышел бы прекрасный трагифарс.

Усматриваю в этом отличную способность разбираться в человеческой психологии во всех ее проявлениях и смотреть на нее со всех точек зрения — и "жертвы", и "наблюдателя".

"Маленький герой" — очень эмоциональная вещь, по-достоевски эмоциональная, не говоря уж о том, что герой — одиннадцатилетний мальчик. Вообще мне очень интересно, что сказал бы доктор Фрейд о подобных историях у ФМ — об этом и о "Неточке Незвановой", например. 10-11-летние дети без памяти влюбляются в сверстников и взрослых, целуют им руки, бьются в истерике и периодически "делаются больны" на нервной почве. Сдается мне, вот где доктор порылся) Меня в этом плане всегда как-то очень смущал возраст, потому что 10 — это еще время, когда откровенно рано. В 13-14 уже можно понять, гормональные бури, нормальное развитие человека, в общем, я помню себя в 14 лет, но в 14 все подобные эмоции и интересы имеют уже более четкую сексуальную направленность, даже в подавленном и несознаваемом виде. А вот в 10 — не знаю, меня кроме игр и школы ничего не интересовало, кажется. А у ФМ с одной стороны герои ведут себя как подростки в период тягчайших гормональных бурь, помноженных на невроз, а с другой, им 10 лет, и это как-то обескураживает.

В рассказе маленький мальчик "влюблен" в некую прекрасную даму, ходит за ней хвостом и случайно становится свидетелем ее прощания с любовником. А потом оказывает ей втихомолку важную услугу, за что получает поцелуй. Если смотреть с позиции взрослого человека, совершенно банальная ситуация. Но повествование ведется от лица мальчика, и у него каждое мелкое событие — драма всей жизни.

Слегка ошарашила еще концовка, после того самого поцелуя. Да, я знаю, что я испорченная и достойна побивания камнями, и что человек, любящий ФМ, вообще не должен даже на секунду помыслить такое, но... "И вдруг грудь моя заколебалась, заныла, словно от чего-то пронзившего ее, и слезы, сладкие слезы брызнули из глаз моих. Я закрыл руками лицо и, весь трепеща, как былинка, невозбранно отдался первому сознанию и откровению сердца, первому, еще неясному прозрению природы моей... Первое детство мое кончилось с этим мгновением..." э-э, чему он там отдался? Каждый может понимать в меру своей испорченности, в общем.

"Двойник" Вполне себе представляю, что можно читать что-то до глубокой ночи, когда уже глаза закрываются, просто потому, что интересно узнать, чем там кончится. Но вот чтобы Достоевского :) А вышло именно так, и мне кажется, дело в том, что ФМ очень ловко всю повесть балансировал на грани реальности и нереальности происходящего. Не знаю, может, конечно, я одна купилась. Но все злобные проделки и мелкие пакости "двойника" нашего героя выглядели настолько натуральными, естественными и вообще достоевскими, что мне поначалу и в голову не приходило усомниться в его существовании. Хотя с точки зрения логики, конечно, надо бы.

Ситуация, в целом, проста. "Маленький человек", чиновник "самого среднего звена" после большого публичного конфуза внезапно встречает на улице полного своего двойника, как физически, так и по имени. Потом выясняется, что двойник служит в том же присутствии, что и он. А дальше начинают происходить странности — этот злобный двойник начинает по мелочи изводить и третировать героя, причем не лично, а через третьих лиц. Отбивает у него симпатии ценных для него людей, выставляет его на посмешище, обманывает по мелочи в деньгах (заставляя героя платить за съеденное им в ресторане) и тд. В общем, ведет себя совершенно невыносимо, а герой расхлебывает. В принципе, я могу много подобных ситуаций представить и даже вспомнить, где ничуть не двойники, а просто посторонние недоброжелатели вели себя с другими людьми совершенно так же — не вступая в открытые конфронтации, а гадя по мелочи. И каждая такая ситуация имеет невыносимый привкус унизительности — никто не умеет передать подобные ощущения, смесь стыда и замешательства, так, как ФМ. Вообще каждый раз, как его читаю, вспоминаю свой детский-подростковый возраст — вот тогда я эти события ощущала и воспринимала примерно так же остро как раз, а потом выросла, "заматерела" и перестала принимать все так близко к сердцу. Но воспоминания остались, и ФМ отлично давит на старые мозоли.

В целом повесть очень не то чтобы фрейдистская, а просто из серии психологических отклонений. Герой не в состоянии признать, что он сам по себе ничтожество, никто его не любит, потому что он того не заслуживает. Нет, что вы, я то хороший, а все негативное отношение ко мне — это происки "врагов". И тут же изобретается персонификация врага — некое зловредное второе я, которое под моей же личиной специально делает все мне во вред. А я не виноват! Все мои неудачи происходят исключительно из внешних источников, само собой. Вычитала в критике, что сам ФМ называл двойника, этого мелкого беса, своим "главным подпольным типом". Подумалось, что если хорошо покопаться, можно, наверное, найти следы подобного двойничества, того же героя, только вывернутого наизнанку, и в других романах ФМ (Мышкин и Рогожин, скажем, или Раскольников и Свидригайлов).

Сама идея воображаемого зловредного двойника, созданного психическим расстройством, очень страшная вообще. Говорят, что на некоторые реальные психические расстройства это очень похоже.

Меня не перестает удивлять, насколько герои Достоевского погружены в мир собственных внутренних переживаний. Складывается впечатление, что реальный мир для них если и существует, то очень-очень опосредованно — исключительно в качестве некоего поставщика оснований для переживаний. При этом герой ФМ устраивает бурную длительную истерику там, где нормальный человек просто хмыкнет, пожмет плечами и пойдет дальше.

В общем, я люблю ФМ больше всего за то, что он открывает некий загадочный мир, мне практически недоступый. Не то чтобы я ни хрена не чувствую, но чтобы вызвать у меня эмоциональные реакции такой силы, нужно нечто гораздо более действенное, чем все, что происходит в "Неточке". Да и на такую длительность переживаний я категорически не способна — под угрозой полноценного депрессивного расстройства, из которого можно будет выйти только медикаментозно. А герои ФМ постоянно, кажется, бьются в истерике на пустом месте — и ничего. Впрочем, не совсем ничего, конечно. По-моему, ни у какого другого автора так регулярно не слегают в постель на несколько недель/месяцев на почве нервного расстройства — причем не какие-нибудь пожилые люди, у которых сразу сердце, давление и прочие обычные физиологические причины, а вполне молодые и здоровые.

"Неточка Незванова", думаю, в плане соотношения эмоций/событий на единицу текста очень показательна, потому что эмоций там просто море, а событи особых практически и нет. Другое дело, что юная героиня, кажется, постоянно сама провоцирует окружающий мир на то, чтобы ей поставляли новую пищу для эмоций. Посудите сами, вот вы случайно нашли письмо, адресованное любовником вашей приемной матери и явно написанное несколько лет назад. Что сделает каждый нормальный порядочный человек? — Скажет себе, что это не его дело, положит письмо на место и забудет. Но нет, Неточке же все мало, она начинает носиться с этим письмом, как курица с яйцом, доводит всех в доме и в итоге провоцирует крупную разборку между своими приемными родителями — хотя основания для этой разборки, казалось бы, отпали несколько лет как. При этом она ни секунды не чувствует себя виноватой и вообще не задумывается о причинно-следственной связи между своими поступками и реакциями окружающих. Очень по-достоевски (в смысле, тимно). И так, в общем, происходит во всех частях повести. Поведение Неточки с Катей тоже весьма показательно. Нормальный ребенок, который настроен на "играть или не играть", просто не выдерживает обрушившегося на него напора эмоций — на пустом месте.

Сама того не осознавая, Неточка пытается в эмоциональном плане подчинить себе окружающих, сделать себя центром их мира. Со спокойным или равнодушным отношением к себе она смириться просто не в состоянии. Нет, как же, ее все должны любить, ведь у нее такое нежное отзывчивое сердечко и тд. В целом поведение Неточки очень напоминает отлично описанную undel технику бякинга. Вроде бы формально она "бедная сиротка" и жертва, а на деле принесла как минимум в одну семью кучу проблем. Вот вам и первая этика

В целом вся "Неточка" — это очень по-достоевский. Просто таки концентрированная достоевщина, бедняжечки, сиротки, истерики, безумные влюбленности, разоблачение всех тайн и христианское смирение.

ФМ не перестает меня восхищать :)

Какой-то нехарактерный роман для Достоевского. Все собирается, собирается, нагнетается на протяжении 800 страниц — а потом почти ничего. То, что выдается за карарсис, вершину текста, к чему все шло — совершенно меня не устраивает. Это никак не концовки "Бесов" или "Идиота" — и труба пониже, и дым пожиже. Мне, признаться, на финальной сцене было как-то даже слегка странно: что, и все из-за этого дурацкого письма? Полнейшая "Санта-Барбара". Вместо людей, которые бьются и запутываются в собственной морали и пороках — по сути две девицы, бьющиеся ради богатого наследства. И с этим компроментирующим письмом весь роман таскаются, как с писаной торбой, а в итоге оно и вовсе выходит никому не нужным.

Не знаю, может, изрядная часть разочарования может объясниться тем, что главный герой не то что несимпатичен, а вызывает у меня ярко выраженную антипатию. Не такую острую и впечатляющую, как герой "Записок из подполья", и не такую жалостливо-понимающую, как герой "Игрока". А антипатию именно того плана, какого вызывают главные герои современных фильмов про подростков-задротов. Кажется, его плохо пороли в детстве. Прочие персонажи поминутно говорят, что наш подросток (который в тексте мелькает как обладатель этого компроментирующего письма) умен, образован, благовоспитан и вообще выдающаяся личность. Но его внутренний взгляд, да и все поступки, очень уж похожи на Дика Окделла (вырастет-из-сына-свин). Та же смесь самоуверенности, оскорбленного благородства, непререкаемая вера в собственную непогрешимость, безответственность и исключительность и совершенно наплевательское отношение ко всем остальным. Как его терпят остальные люди — тоже не без греха, но хотя бы взрослые, состоявшиеся и с некоторыми достоинствами — непонятно. Мне правда очень интересно, что думал об этом характере сам ФМ — неужели он и вправду изображал нечто достойное? Не верю.

Вообще у меня ощущение, что если бы в тексте и во всей интриге не было бы этого "подростка", она была бы куда выше, куда острее и болезненнее. А его постоянное неуклюжее присутствие и глуповато-самоуверенный взгляд на все события как-то искажают картину, из-за чего и достойные люди, и негодяи предстают как в кривом зеркале.

Может быть, если бы не сальный взгляд подростка, местная роковая красавица, Катерина Николаевна, и смогла бы сравниться с Настасьей Филипповной. А местный же мятущийся герой Версилов — со Ставрогиным. Но увы, драма в "Подростке" так и не вышла за рамки семейной свары, пусть и громкой и продолжительной.

Еще замечание по стилистике — она оставляет впечатление очень "грязной". Вообще от текстов ФМ часто такое впечатление, потому что герои у него в основном говорят как угодно, только не гладким литературным слогом. Но в этом романе то ли действительно текст более неряшлив (это не упрек автору, просто замечание). То ли дело в том, что содержание занимало меня меньше обычного, поэтому я не глотала страницы, не обращая внимания на *как написано*, а запиналась о бесконечные "-с" в конце слова.

Кажется, я поняла, как можно объяснить словесную невнятицу Достоевского. Знаете, все эти ситуации, когда герои говорят или думаю "вслух" — и в отрыве от контекста кажется, что они несут полный бред. Как они коряво формулируют, какие дурацкие выражения выбирают. Вспомнить только "тварь я дрожащая или право имею" — глупо ведь звучит, согласитесь. А в "Подростке" этого еще больше, роман так и кишит словесной невнятицей. Все эти недоговоренные фразы, запинания, какие-то особенные словечки, к которым герои привязываются и повторяют их к месту и не к месту ("живая жизнь" и тл). Или вот в одном месте герой — молодой человек — радуется, что общается дружелюбно с некой девицей, говорит ей "как студент со студентом". И потом объясняет это своему отцу в тех же выражениях, и опять же радуется, "что тот понял про "студента".

Мне кажется, что вся эта невнятица обусловлена тем, что герои Достоевского постоянно испытывают слишком сложные и противоречивые эмоции. Такие, что банальные слова типа любовь, ненависть, дружелюбие и тд. к ним не подойдут. Такими расхожими понятиями Достоевский описывает разве что *действия* (например, посмотрел с ненавистью), а вот когда доходит до внутренних эмоций и мыслей героев, тут в дело идет совсем другой язык. С одной стороны, неожиданный, кажущийся неуместым и глупым (ну что такое "студент", а? — учащийся ВУЗа. отношения между студентами теорически могут быть какие угодно). Но все-таки за счет именно этих слов и формулировок Достоевскому удается донести до читателя эмоции очень сложные и небанальные, более того, показать конкретную эмоцию в конкретной ситуации. Ну что такое любовь — общее слово, она может быть настолько разная, что употребление этого слова очень мало что говорит читателю о конкретных отношениях двух людей. Поэтому Достоевский и не думает обходиться такими банальностями, а пытается описать совершенно особую ситуацию — как может. Отсюда и вся невнятица, паузы, неуместные словечки — четкое ощущение, что ему не хватает языка, и дело не в словарном запасе, а в том, что вообще никакого человеческого языка не хватает, чтобы настолько детально и четко передать сложные ощущения. И Достоевскому, пожалуй, все-таки удается это сделать, как никому другому — так что его нетривиальные языковые средства все-таки себя оправдывают.