1. В рубрике «Читатели и “Фантастыка”» -- 19-я «посадка» (Lądowanie XIX). Читатели обсуждают (в основном критически) постеры «Фантастыки».
Из далекого Капштадта прислал письмо Анджей Урбаньчик/Andrzej Urbańczyk – известный польский яхтсмен, журналист и писатель. Пишет, что вместе с другими журналами ему доставили и номер «Фантастыки», после чего он немедленно телеграфировал, чтобы ему обеспечили подписку на два адреса: американский (где он будет проездом) и польский, в Гданьске, где живет постоянно. Просит, чтобы его не забыли, когда в словаре польских фантастов дойдет очередь до буквы «U». Ведь, как-никак, среди 14-ти его книг (в основном о море и плаванье под парусами) ( O-о-х, ныне более 50 книг. W.) есть сборник фантастических рассказов, да и в периодике и по антологиям рассыпано больше десятка новелл.
Да и кроме того, как еще, кроме как фантастом, можно назвать странного парня, который делает кругосветку на девятиметровой яхте в компании с котом и с гитарой подмышкой? И живет уже явно в будущем, поскольку яхта, на которой он ходит по морю-океану, изготовлена из тефлона, несет парусное оснащение из дакрона, имеет спутниковый навигатор, оснащена энергетическими солнечными батареями, оборудована осмотическим опреснителем морской воды и радарным автопилотом, включаемым ночью…
2. Неутомимый Анджей Невядовский/Andrzei Niewiadowski в небольшой статье, предваряющей номер, пытается дать читателям «Фантастыки» хоть какое-то понятие о неведомом им звере, называемом «фэнтези». Трудная задача, поскольку такого понятия в польской литературной критике попросту не существует. Писал, правда, о фэнтези Станислав Лем, писали о ней (нем?) Марек Выдмух, Марек Згожельский, Мария Эдельсон, но все это были не более чем упоминания. В польском «Словаре литературных терминов» есть статьи «фантазия/fantazja» и «фантастика/fantastyka», термина «фэнтези/fantasy» -- нет. И пан Анджей пускается во все тяжкие, вводя дефиниции «литературной сказки/baśni literackiej» (вспомним том молодогвардейской «Библиотеки современной фантастики»), «heroic fantasy», «swords and sorcery», «science fantasy», «gothic fantasy» и даже «gothic high fantasy» и «gothic low fantasy». У читателя голова идет кругом, но основной цели автор все же добивается: страница переворачивается с надлежащим трепетом. A ну-ка, ну-ка -- что там?
3. А там замечательный рассказ замечательной американской писательницы Урсулы К. Ле Гуин/Ursula Kroeber Le Guin (имеющей польские корни – не забывает напомнить Невядовский), который в оригинале называется «The Rule of Names» (1964, Fantastic Stories of Imagination, арr.). Его перевел под адекватным названием «Reguła Nazwisk/Правило Имен» МАРЕК ДОСКОЧ/Marek Doskocz.
Не очень понятно, правда, зачем он это сделал, поскольку рассказ был опубликован в очень даже неплохом польском переводе четырьмя годами ранее – в авторском сборнике Урсулы Ле Гуин «Wszystkie strony świeta/Все стороны света» (1980) (переводчики З. УРЫНОВСКАЯ-ХАНАШ/Z. Urynowska-Hanasz и Л. ЕНЧМЫК/L. Jęczmyk). Писательницу и до этого знали в Польше – по нескольким рассказам, опубликованным в антологиях и периодике. Публикация в журнале сопровождается цветной иллюстрацией Г. БЕДНАЖ/G. Bednarz. На русском языке этот рассказ из цикла «Земноморье» был впервые опубликован в 1991 году под названием «Правило имен» в переводе А.Китаевой (или, возможно, первым в том же 1991 году вышел перевод И. Рабинович под названием «Укравший имя»). О писательнице (c польскими корнями – подыграю пану Анджею) можно почитать здесь
4. Рассказ американского писателя Роберта Говарда/Robert E. Howard, который в оригинале называется «The Shadow Kingdom» (1929, Weird Tales, aug.), перевел на польский язык под названием «Królestwo cieni/Королевство теней» ПЕТР В. ХОЛЕВА/Piotr W. Cholewa. Две цветные иллюстрации Г. БЕДНАЖ/G. Bedmarz. Это первая польская публикация произведений Р. Говарда. На русский язык этот рассказ -- пожалуй, лучший в цикле рассказов о короле Кулле, перевел в 1991 году под названием «Королевство теней» В. Карчевский. О писателе можно почитать здесь Карточка рассказа тут
5. Рассказ американского писателя Питера Бигла/Peter S. Beagle, который в оригинале называется «Come Lady Death» (1963, The Magazine of Fantasy and Science Fiction, аug. 1966), перевел на польский язык под названием «Śmierć na balu/Смерть на балу» МАРЕК ДОСКОЧ/Marek Doskocz. Две графические иллюстрации Е. ПОГВИЗД/J. Pogwizd. Это первая публикация произведений автора на польском языке. На русский язык этот уже классический рассказ перевела в 1971 году под названием «Милости просим, леди Смерть» Н. Евдокимова. Об авторе можно почитать здесь
Сентябрьский номер второго подписного года «Фантастыки» делает та же команда, которая делала предыдущий номер. Объем журнала, бумага, типография – все те же. Тираж – 140 тысяч экземпляров. На первой странице передней обложки использована репродукция работы БИЛЕВИЧА/Bilewicz, задняя обложка (работа РИШАРДА ВОЙТЫНЬСКОГО/Ryszard Wojtyński) одновременно служит обложкой повести Э. Маккефри, окончание которой публикуется в этом номере. Художественное оформление журнала МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО и АНДЖЕЯ БЖЕЗИЦКОГО. И это очередной монотематический номер «Фантастыки». Тема номера – фэнтези.
Вернувшись к повестям «Восьмой круг ада» и «Грань бессмертия», следует сказать, что они, хоть и позиционировались в СССР как антирелигиозные, таковыми на самом деле не были. Вот антиклерикализма в них действительно хватало.
А что касается веры… Борунь с 12-летнего возраста считал себя атеистом, но никогда не относился к рангу воинствующих в этом убеждении. И он никогда не отождествлял атеизма с марксизмом, как, впрочем, и католицизма с патриотизмом. А под конец жизни пришел к выводу, что Бог, однако, все-таки существует. Своеобразным результатом этих… ну, скажем так – духовных исканий явились две последние его книги: «В мире привидений и медиумов. Спор о духах/W świecie zjaw i mediów. Spór o duchy» (1996) и «На краю потустороннего мира. Споры о духах продолжаются/Na krawiędzi zaświtów. Spóry o duchy ciąg dalszy» (1999).
Их трудно назвать научно-популярными, уж больно неоднозначны в научной и прочей трактовке поднятые в них темы: жизнь после смерти, реинкарнация, добрые и злые духи (ангелы и черти), прогностика с использованием пророчеств, ясновидение и предсказание будущего, чудеса самоизлечения, признанные католической церковью чудеса. Он пытается разобраться во всем этом, опираясь на современные достижения психологии и психофизиологию. Предсказания и откровения анализируются им с учетом современной им общественно-политической обстановки. При этом он говорит о том, что некоторые хорошо документированные явления этого рода, вероятно никогда не найдут научного подтверждения, но не педалирует это как утверждение, а оснащает каждый раздел книги краткими комментариями, исходящими из уст исследователя-скептика, католического и протестантского теологов, буддиста и индуиста, оккультиста и спиритиста.
Мой очерк о Кшиштофе Боруне близится к концу, и прежде чем завершить его на грустной ноте, я хочу сказать, что вообще-то Боруню ничто человеческое было не чуждо. Он был женат и прожил в добром согласии с супругой, Марией Борунь (в девичестве Сташевской/Maria Staszewska) более полувека – до самой своей смерти. Вот они на фотографии -- не иначе доченька фотографировала.
А здесь он с дочерью.
Их дочь Катажина (ныне Борунь-Ягодзиньска/Katarzyna Boruń-Jagodzińska) (род. 1956), замечательная поэтесса, переводчица с чешского и словацкого, журналистка – родила Боруню внуков, с которыми он успел вдоволь повозиться. Она чтит память отца, и многие из представленных здесь фотодокументов происходят из ее домашнего архива. Вот еще одна фотография с Полкона – 2013, где она с книгами отца и их издателем.
По ее словам, Борунь любил и умел мастерить, во всяком случае, очень многое в их летнем домике в Залесье сделано его руками. Борунь любил рисовать и писать красками. Я в начале очерка показал его детские «творческие достижения», а ведь он занимался этим до конца своих дней, хотя нигде и не выставлялся.
Ну и, чтобы не быть голословным, вот его живописное полотно 1947 года, называется «Триумф войны».
Вот тщательно разработанный «Лучемет» (1961).
А это залихватская зарисовка, которая называется «Конец вселенной» (1990).
И еще одна – тех же лет.
Ну и еще одна, "Ангел-хранитель", не поддающаяся, увы, датировке.
Дочь вспоминает, что иногда, работая над книгой, он сначала зарисовывал то, что возникало в его воображении, а уж затем брался за словесное описание. А вообще он хорошо разбирался в изобразительном искусстве, а из художников выше всех остальных ставил сюрреалистов.
Был заядлым меломаном. Даже написал (вместе с Анджеем Тульчиньским/Andrzej Tulczyński) либретто «кибернетического мюзикла» «Изгнание из рая/Wygnanie z raju». Музыку написали Ежи Абратовский/Jerzy Abratowski и Кшиштоф Комеда/Krzysztof Komeda. Мюзикл был поставлен в Музыкальном театре города Гдыня в 1969 году, но вскоре сошел со сцены – не без натиска со стороны цензуры.
Борунь писал также сценарии радиоспектаклей и телеспектаклей(«Человек из мглы», «Алги», «Cogito, ergo sum», «Прежде чем умру/Zanim umrę»). Из них лишь «Алги» промелькнули как-то на экране.
Ну а здесь он с младшими коллегами по цеху: Висьневским-Снергом, Зайделем, Паровским.
Кшиштоф Борунь умер 22 мая 2000 года. «Поздно выявленный рак, излишнее доверие к медицине» -- по словам дочери. Да покоится он с миром. Пусть земля будет ему пухом. Хороший он был человек.
Стоит обратить внимание на еще один рассказ из сборника «Антимир/Antyświat» (1960) -- тот самый, который дал ему название. Встречаются журналист и астронавт, дружившие в студенческие годы. Астронавт только что вернулся из экспедиции к звездной системе Проциона. Один-одинешенек, остальные погибли. Что послужило причиной трагедии? Столкновение с антиматерией? Или что-то другое? А может, лучше и не спрашивать? Рассказ можно отнести в разряд «political fiction». Но вообще-то элементы этой самой «political fiction» можно найти во многих произведениях Кшиштофа Боруня. Политика была «коньком» Боруня, он мог говорить о ней часами напролет.
Вот этот вот интерес Боруня к политике и нашел выражение в самом большом его, двухтомном, романе «Маленькие зеленые человечки/Małe zielone ludziki» (1985), обложки кстати, делал Виктор Жвикевич. Герои этого романа живут в изрядно деградировавшем обществе, управляемом циничными манипуляторами. В последнем своем романе «Ясновидения инженера Шарека/Jasnowidzienia inżyniera Szarka» (1990) Борунь показал в кривом зеркале экономику эпохи Герека, ну и малость поиздевался над фанатами, слепо верящими в парапсихологию и НЛО.
Почему Борунь, хоть и планировал это, но так и не написал следующий фантастический роман? Переломным был 1989 год. В знак протеста против политики тогдашнего руководства Демократической партии он вышел из ее рядов. Борунь был сторонником Демократической унии и реформ Бальцеровича, он внимательно следил за новыми общественными явлениями и движениями, в том числе религиозными и парарелигиозными, проникновением в польское общество идей New Ege, развитием бионергетики и альтернативной медицины. Собирал материал для новой книги, но так и не успел приступить к ее написанию.
Ну и, подводя итог сказанному, давайте вспомним, с каким трудом добирались до читателей его фантастические произведения, последовавшие за «космической трилогией». Первый небольшой авторский сборник «фантастически-научных» рассказов «Антимир/Antyświat», в который вошли всего лишь четыре новеллы, печатавшиеся до того в периодике, вышел в свет в 1960 году. Второго сборника «Токката/Toccata» (1980) ему пришлось ждать ровно 20 лет. Третий, последний, авторский сборник «Человек из мглы/Człowiek z mgły» попал в руки читателей в 1986 году.
По одному рассказу было напечатано в антологиях «Семеро фантастических/Siedmu fantastycznych» (1975), «Машина воображения/Wehikuł wyobraźni» (1978), «Гость из глубин/Gość z glębin» (1979), «Другая грань жизни/Drugi próg życia» (1980), «Польская фантастическая новелла/Polska noweła fantastyczna» (т.6, 1986).
Повесть «Восьмой круг ада/Óśmy krąg piekieł», написанная в 1966 году, оказалась напечатанной лишь в 1978 году. Подобная судьба постигла и повесть «Грань бессмертия/Próg nieśmiertelnośći», написанную в 1967 году и опубликованную лишь в 1975 году.
В двух последних случаях автору и его издателям пришлось преодолевать сопротивление представителей католической церкви, недовольных тем, как показаны в этих книгах священнослужители. К слову сказать, обе эти книги гораздо раньше вышли в переводах на русский и украинский языки. «Грань бессмертия» вышла в составе одноименного авторского сборника в издательстве «Мир» в 1967 году, а на украинском языке – в 1973 году; повесть «Восьмой круг ада» вошла в состав 5-го тома знаменитой «БСФ» (1966) и в 1968 году была напечатана на украинском языке.
Возможно, в какой-то мере, счастливой судьбе этих изданий помогла личная дружба Боруня с некоторыми советскими писателями-фантастами. На фотоснимке ниже можно видеть Боруня в компании с А.Днепровым и А.Стругацким.
Некоторые из рассказов Боруня в переводе на русский язык публиковались также в антологиях «Случай Ковальского» (1968), «Современная зарубежная фантастика» (1964), «БСФ, т. 23» , «Симпозиум мыслелетчиков» (1974), а также в ряде периодических изданий.
Были переводы и на другие языки: чешский, словацкий, венгерский, болгарский, немецкий, японский.
По словам Анджея Майхшака/Andrzej Majchrzak, хорошо знавшего Кшиштофа Боруня (на его статье, опубликованной в наследнице «Фантастыки» -- журнале «Новая Фантастыка/Nowa Fantastyka» в 2000 году, в значительной мере опирается эта часть моих заметок), трилогия писалась следующим образом (о чем Майхшаку рассказывал сам Борунь): первый роман он и Трепка писали вместе. Затем Борунь переехал в Варшаву, а Трепка -- в небольшой город Висла/Wisła, что в Цешинском районе Шлëнского воеводства. Встречаясь, они разрабатывали подробный план дальнейшей работы, и затем каждый из них писал свою часть. Так, например, роман «Космические братья» состоит из двух частей. Первую, которая называется «Империя ума/Imperium mądrości», писал К. Борунь, а вторую – «Живой кремний/Żywy krzem» -- А. Трепка.
Внимательный читатель «Проксимы» заметит, что описание геологической структуры одной из планет этой системы, повторяет, в сущности, то, о чем говорит одна из гипотез, касающихся геологического строения Земли. И это, разумеется, не случайно. Борунь любил науку и активно участвовал в научной жизни страны. Он с 1950 года был членом Польского астрономического общества. Был сооснователем Польского астронавтического общества (1954). Ниже, на фотоснимке запечатлен первый состав правления этого общества.
Среди членов правления помимо Боруня (он крайний справа) легко узнать известного физика и популяризатора астрономии Ольгерда Волчека/Olgerd Wołczek (1922 – 1982, третий, считая слева), физико-химика Юзефа Хурвица/Józef Hurwic (род. 1911)(четвертый слева), астронома Яна Гадомского/Jan Gadomski (1889 – 1966)(пятый слева). Ну а одного из маячащих за их спинами только слепой не опознает.
Борунь был также сооснователем Польского кибернетического общества (1962), интересовался другими отраслями науки -- как естественными и техническими, так и гуманитарными. В свое время большим успехом пользовались его научно-популярные книги «Луна покорена/Księźyc zdobyty» (1956) и «Тайны искусственных животных/Tajemnice sztucznych zwierząt» (1961).
Он участвовал в создании книги «Кто, когда, почему в космосе/Kto, kiedy, dlaczego w kosmosie» (1967) и написал ряд статей для «Малого кибернетического словаря/Mały słownik cybernetyczny» (1973). Опубликовал несколько сотен статей из области социологии, психологии, астрономии и астронавтики. В 1982 – 1984 годах был внештатным главным редактором двумесячника «Астронавтика/Astronautyka» и ежеквартальника «Успехи астронавтики/Postępy astronautyki».
Именно астрономией и астронавтикой да еще кибернетикой он интересовался больше всего остального. Что касается кибернетики, искал возможности ее применения при изучении общественных систем. Подчеркивал, что с точки зрения кибернетики демократические системы оцениваются выше, чем тоталитарные. Мотив поиска оптимальной и стабильной общественной системы повторяется во многих произведениях Боруня.
В рассказе «Третья возможность/Trzecia możliwość» (1962), вошедшем во второй авторский сборник рассказов «Токката/Toccata» (1980), он описал общественную систему, в которой отдельные ее члены представляют собой нечто вроде клеток в биологическом организме. Разумом обладает общество как единый организм.
Точку над «i» он поставил в рассказе «Токката/Toccata» (1967), давшем сборнику название, описав, как на Земле функции супермозга взяли на себя автоматы. Он считал, что общество, понимаемое как сложная кибернетическая система, непрерывно меняется, а эти перемены ведут также к изменению моральных норм.
Борунь интересовался также цикличностью физических явлений и их влиянием на цикличность общественных явлений. Вслед за Чижевским искал корреляции между регулярным (в среднем каждые 12 лет) повышением солнечной активности и ростом социальных напряжений, а также кризисных явлений в экономике. Собирался даже написать книгу на эту тему, дав ей рабочее название «От астрономии до хронобиологии». Даже подписал договор с издательством «Iskry», но из-за августовских событий 1980 года изменил планы. Книгу эту он так и не написал, хотя материал для нее продолжал собирать.
Вообще-то не было такой отрасли науки, к которой он был бы совершенно равнодушен. Его привлекало все новое. Например, он интересовался теорией струн и концепцией Хокинга о множественности миров, соединенных туннелями, теорией детерминистского хаоса и геометрией фракталов. В разговоре с Майхшаком высказал удивление тому, что старая добрая научная фантастика уступает позиции фэнтези. В третьем своем сборнике рассказов «Человек из мглы/Człowiek z mgły» (1986) разместил свои размышления о научной фантастике и ее общественных функциях. Это короткие тексты (их четыре), написанные в форме диалога и предназначавшиеся первоначально для Польского радио, в одной из программ которого шел спор о фантастике.
Борунь в разговорах не уставал повторять, что наука не открывает абсолютных истин, не познает действительность во всей ее сложности, а лишь моделирует ее. Научные фантасты тоже должны создавать модели действительности, опираясь на современные научные знания, но при этом намного опережая ученых.
Борунь также занимался изучением того, чем большинство ученых пренебрегает – парапсихологии. Экспериментировал, в том числе ставил некоторые эксперименты на самом себе, анализируя так называемые «вещие сны». Встречался с несколькими ясновидящими (в том числе со знаменитым Климушкой). Написал на эту тему несколько книг. Первая из них носит название «Тайны парапсихологии/Tajemnice parapsychologii» и написана в соавторстве с гео- и биофизиком, а также известным специалистом в области радиоэлектроники профессором Стефаном Манчарским/Stefan Manczarski (1899 – 1979). Она вышла двумя изданиями – в 1973 и 1982 годах (второе издание расширено главой о так называемой «жизни после смерти»). Основной вывод авторов заключается в том, что парапсихология объективно существует и ее надо изучать и рационально объяснять.
Вторая книга «Оссовецкий – загадки ясновидения/Ossowiecki – zagadki jasnowidzenia» (1990) была написана им в соавторстве с дочерью Катажиной/Katarzyna Boruń-Jagodzińska. Это биография известного и даже знаменитого в междувоенный период польского ясновидящего Стефана Оссовецкого/Stefan Ossowiecki (1877 – 1944). Авторы описали жизненный путь Оссовецкого и задокументированные эксперименты, проведенные с его участием. При этом они старались отделить правду от легенды, показывая, что многие приписывавшиеся Оссовецкому деяния – не более чем чья-то выдумка. Во второй части этой книги Борунь описал наиболее интересные из своих экспериментов над людьми, проявлявшими парапсихологические способности.
В 1950-х годах парапсихология была запретной темой, и Борунь в ранних своих рассказах контрабандой протаскивал ее идеи. Весьма характерна в этом отношении новелла «Фабрика счастья/Fabryka szczęścia» (1958), опубликованная в первом авторском сборнике «Антимир и другие фантастически-научные рассказы/Antyśwat i inne opowiadania fantastyczno-naukowe» (1960). Титульная «фабрика счастья» -- это вообще-то матримониальное бюро, брачное агентство, в котором подбирают супружеские пары, исходя из взаимного соответствия излучаемых мозгами кандидатов биоволн. Таким образом популяризировалась гипотеза профессора Манчарского, согласно которой мозг является как излучателем, так и приемником электромагнитного волнового излучения. В новелле «фабриканты» вознамерились воссоединить распавшуюся супружескую пару. Это предприятие может им удаться лишь при условии полного изменения личностей экс-супругов. Весь их жизненный путь и опыт должен быть стерт и заменен другим. Но, может быть, после такой процедуры в памяти что-то останется?
И будут ли счастливы люди в этих своих новых ипостасях? И можно ли столь кардинально изменять личности? А что, собственно, представляет собой личность? Умирает ли она вместе с человеком? А может, удастся отделить ее от тела? И не станет ли извлеченный из черепа мозг, при условии соответствующего обеспечения его жизнедеятельности, новой формой существования человека? Может, избавившись от заботы о прочем теле, он достигнет новых высот в использовании своих творческих возможностей? Может, он сумеет лучше решать сложные научные проблемы?
Борунь в 1960-х годах написал повесть «Грань бессмертия/Próg nieśmiertelności», в которой попытался ответить на эти вопросы (была опубликована лишь в 1975 году). Он придумал нейродин – кремнийорганическую субстанцию, способную соединяться с человеческим мозгом, не препятствуя функционированию нервных клеток. Нейродин участвует в мыслительном процессе и осуществляет запись личности. Герой повести – писатель, тело которого мертво, а он, тем не менее, сочинят все новые и новые книги. И книги эти становятся лучше и лучше. Но кто автор этих книг? Борунь затронул много аспектов поставленной проблемы и указал на много возможных последствий эксперимента. Не пленили ли ученые душу, препятствуя ее полету к месту назначения – об этом дискутируют католические священники. И, возвращаясь на Землю – может ли считаться жена писателя его вдовой? И как быть с наследством?
Подобная проблема поднимается в рассказе «Cogito, ergo sum/Cogito, ergo sum», написанном в 1950-х годах, но опубликованном где-то тремя десятками лет позже в авторском сборнике рассказов «Токката/Toccata» (1980). Рассказ предназначался первоначально для постановки радиоспектакля, отсюда специфический стиль его написания – диалог, обозначение акустических эффектов. Герой рассказа – замороженный мозг ученого, единственная часть тела, не получившая повреждений в результате катастрофы, разразившейся в ходе эксперимента, который должен был дать ответ на вопрос: можно ли воспрепятствовать развязыванию атомной войны. Ученый знал, а его все еще живущий мозг знает ответ. Но поделится ли он этим своим знанием с пышущими здоровьем людьми?
Стоит приглядеться к еще одному рассказу из тома «Токката» -- «Фантом/Fantom», написанному также где-то в далеких 1950-х (или начале 1960-х). Его герой – генерал в отставке, выдающийся военный специалист, который после всеобщего разоружения не может найти себе места в новой жизни. В конце концов он становится главой фирмы, изготавливающей иллюзоры/złudniki – приспособления, материализующие мечты и желания. Благодаря иллюзорам, генерал может заново переживать свои военные приключения. Однако он так втягивается в эти приключения, что и сам уже не знает, что вокруг него реально, а что всего лишь фантом, продукт его воображения. Перечитывая нынче этот рассказ, трудно отделаться от мысли, что Борунь уже тогда знал о виртуальной реальности и компьютерных играх, несущих в себе подобные угрозы.
Будущее, считал Борунь, отнюдь не сулит людям рая, построенного на Земле. Примером может служить рассказ «Кошмар/Koszmar» (1958) из первого авторского сборника рассказов «Антимир/Antyświat» (1960).
Его герой увидел во сне будущее. В XXI веке человечество, отравленное сильной радиоактивностью, результатом многих взрывов атомных и водородных бомб, мутировало. Люди сходят с ума, здоровых среди них все меньше, близится глобальная катастрофа. Может, лучше не знать того, что принесет будущее? Может быть, тяжесть такого знания не под силу тащить отдельному человеку? Да и кто поверит его россказням? Проснувшись, герой рассказа избегает других людей, бежит от них: ему кажется, что они все – те самые сумасшедшие.
Герой рассказа «Человек из мглы/Człowiek z mgly» (1979), журналист Норберт, становится виновником дорожного происшествия – под колеса его автомобиля попадает некий старичок. Норберт везет беднягу в госпиталь, а тот рассказывает ему всякие истории – и все они о том, что случится в будущем. Почти весь текст складывается из реплик этих двух героев. Машина подъезжает к госпиталю, старичок бесследно исчезает, а врачебная помощь требуется уже не ему, а журналисту Норберту.
В общем, научную фантастику Кшиштофа Боруня можно воспринимать, как шокирующий прогноз, предостережение перед последствиями наших плохо продуманных начинаний, грозящими катастрофическим разрушением природной среды и прочими бедствиями, способными ввергнуть род человеческий в бездну. И, как таковая, она, вероятно, никогда не утратит актуальности…
облако тэгов
