Журнал издательства «Hachette» “Lectures pour tous”, издававшийся c 1898 года, напечатал много произведений таких авторов, как Октав Бельяр/Octave Béliard, Ж.-А. Рони-старший/ J.-H. Rosny Aîne, Морис Ренар/Maurice Renard.
На страницах этого журнала издательство объявило об учреждении премии имени Жюля Верна (Prix Jules Verne), которую первым в 1927 году получил Октав Бельяр/ Octave Béliard за роман «La petite fille de Michel Strogoff».
Другую премию, на получение которой могли претендовать авторы романов «научного и приключенческого характера», учредило в 1921 году издательство «Pierre Lafitte», которое с 1905 года издавало журнал «Je sais tout».
Привожу, так сказать -- попутно, несколько журнальных иллюстраций того времени. W.
Говоря о ранних этапах развития французской научной фантастики, следует подчеркнуть, что уже под конец XIX века в стране пользовались большой популярностью многочисленные журналы и издательские серии, печатавшие произведения многих авторов, «специализировавшихся» в творчестве такого рода. Родоначальником таких журналов был “Magasin d’Education et de Récréation”, издававшийся Пьером-Жюлем Этцелем/P.-J. Hetzel в 1864 – 1906 годах. В нем публиковались в основном произведения Жюля Верна и его «ученика» и последователя Андре Лори/Andre Laurie.
Особенно много научно-фантастических произведений напечатал “Journal des Voyages”(…), который издавался с 1877 года в пяти сменявших друг друга сериях на протяжении более 70 лет. (…)
Это были произведения Луи Буссенара/Louis Boussenard, Альбера Робиды/Albert Robida, Поля д’Ивуа/Paul d’Ivoi,
Морица Шампаня/Maurice Champagne, Рене Тевенена/René Thevénin, Mайора де Вaйи/Commandant de Wailly
и многих других писателей.
В свою очередь, в еженедельнике “La Science illustrée”, издававшемся с 1887 года, были опубликованы многочисленные произведения таких авторов, как Луи Буссенар/Louis Boussenard, Альбер Робида/Albert Robida, Дидье де Шузи/Dider de Chousy, прославившийся «изобретением» специализированных паровых роботов (роман «Ignis»).
Как известно, основной чертой классической «conte fantastique» является конфронтация – в рамках мира, представленного в произведении – литературной «копии» затекстовой действительности автора и читателя с совершенно чужим ей, как бы по определению невозможным, а поэтому пугающим, элементом «сверхъестественного» (ну, хотя бы тем же самым традиционным привидением или мертвецом, восстающим из гроба). Существенным композиционным мероприятием при этом становится создание атмосферы неуверенности в реальности случившегося или сомнения в том, что это нечто вообще произошло. У Ги де Мопассана/Gui de Maupassant в его новелле “Le Horla/Орля” -- в первой, короткой версии 1886 года, содержится изложение рассказа пациента лечебницы для психически больных людей. Поэтому возможно, что описанные им необычные события – не более чем порождение нездорового ума свихнувшегося человека. Однако курирующий героя рассказа врач начинает сомневаться в этом и даже высказывает предположение о том, что на Земле появилось некое новое существо, «преемник» человека (…)
Несколько отличающийся пример ослабления «достоверности» переживаний героя произведения и изложенной им информации из-за факта его душевной болезни можно найти в романе “La force ennemie/Вражеская сила”, за который ее автор Джон-Антуан Но (Эжен Леон Торке)/John-Anthoine Nau (Eugene Léon Torquetz) получил в 1903 году впервые присужденную премию имени братьев Гонкуров. Автор рассказывает историю о человеке, которого лечат в клинике для психически больных людей, где в него вселяется пришелец с другой планеты(…)
Близкое родство ранней SF-литературы с <чистой> фантастикой отчетливее всего выявляется в случае произведений, описываемых понятием «mervelleux scientifique/научно-чудесное». Это (…) тексты, в которых автор вместо типичного для фантастики элемента «сверхъестественности» или неуверенности в реальности происходящего использует необычные события или явления, которые все же можно объяснить, исходя из закономерностей материального мира (…)
Наиболее выдающимся представителем «mervelleux scientifique» к началу XX века стал Морис Ренар/Maurice Renard, который, впрочем, и сам использовал этот термин, посвятив литературе такого рода две статьи (…) Примером произведения, содержащего элемент неуверенности в том, что вообще произошло нечто невероятное, может служить “La grenouille/Лягушка”, где представленные события можно трактовать и как смерть женщины, пришедшей в отчаяние после кончины мужа, и как опыт «оживления» в преступных целях мертвого тела с помощью электрического тока. В свою очередь, в рассказе “Le brouillard du 26 octobre/Туманный день 26 октября” невероятное путешествие во времени его героев можно было бы счесть чем-то иллюзорным, если бы не пуля из их пистолета, найденная в черепе выкопанного археологами скелета питекантропа, и не зажатые в его пальцах обломки часов (…)
Морис Ренар также часто использует свойственную <чистой> фантастике атмосферу ужаса и элементы макабра, примером чего может служить хотя бы “M. d’Outremort/Мсье д’ Послесмерти” или роман “Le Docteur Lerne/Доктор Лерн”.
Имя Вилье де Лиль-Адана/Villers de l’Isle-Adam связывают с историей SF прежде всего из-за романа “L'Eve future/Ева будущего”, печатавшегося в 1887 – 1888 годах в журнале «La Vie moderne» (…) хотя он написал также несколько произведений, в которых иронически восхищался им же придуманными «великолепными изобретениями». Роман «Ева будущего» -- это интересный пример пограничной зоны между «mervelleux scientifique» и чистой фантастикой, в которой чистая фантастика в конце концов отвоевывает себе доминирующее положение.
Автор использует образ действительно жившего некогда человека, знаменитого ныне Томаса Альвы Эдисона, описывая его как доктора Фауста новой эпохи, утаивающего свои величайшие достижения. Его лаборатория – это вариант «пещеры чародея», перенесенной в эпоху научно-технического прогресса, который до самого конца остается непостижимым, несмотря на дающиеся пояснения. Такой элемент весьма типичен для ранней SF, в которой на выдуманные изобретения и открытия распространяется восхищение «чудесным» миром науки и техники.
Эдисон одерживает победу, конструируя великолепный механизм искусственной женщины, тем более совершенный, что не содержащий «уродующей ее души», и вместе с тем терпит поражение, поскольку оказывается обязанным реализации идеала таинственному существу неизвестного происхождения, которое вселяется в автомат и, собственно, становится этой самой «душой», выходящей за рамки Познания и Науки.
1. В рубрике «Читатели и “Фантастыка”» -- 44-я «посадка» (Lądowanie XLIV). Читатели вновь и вновь просят печатать больше fantasy, требуют отказа от «пожелтевших страниц» (лучше микрорассказам их отдайте) и, напротив, благодарят за эти самые страницы, за поэзию, монотематические номера, предлагают немедленно объявить конкурс на «шорты». «Побойтесь Бога, -- отвечает на последнее предложение редактор. – У нас вся редакция с трудом разгребает 2000 рассказов, присланных на объявленный конкурс, куда нам еще и “шорты”!» Здесь же небольшая черно-белая иллюстрация (почему-то в зеркальном отражении) ГЖЕГОЖА СТАНЬЧИКА/Grzegorż Stańczyk.
2. Статья «Konwencja i indywidualność/Традиция и индивидуальность» (с подзаголовком «Z dziejów francuskiej SF/Из истории французской НФ» -- это изрядный фрагмент доклада, прочитанного польской исследовательницей франкоязычной фантастики Барбарой Окульской/Barbara Okólska на симпозиуме «Дни фантастики» (Варшава, 14 – 17. 09. 1985). В свое время статья читалась как откровение, ныне мой восторг, быть может, несколько поувял, но тем не менее…
«Глядя на формирование и развитие научной фантастики в конце XIX и начале XX века в Европе, можно заметить, сколь поверхностным, а то и вовсе неправильным является встречающееся иногда мнение о том, что жанр научной фантастики создали американцы, введя в оборот как специализированные журналы, начиная с «Amazing Stories» (1926), так и сам термин «science fiction». Даже если согласиться с тем, что после Второй мировой войны SF была некоторым образом «импортирована» из США «на правах джинсов и кока-колы», как когда-то сказал об этом Станислав Лем, из этого вовсе не следует, что до Гернсбека ничего не было, равно как не следует, что и общепринятого ныне названия ранее не существовало. Безусловно, SF на первом этапе своего развития, протекавшем прежде всего в европейской литературе, не была той самой SF, зрелую форму которой мы можем видеть во второй половине XX века, но, вместе с тем, она была настолько ярким явлением, что дождалась как своих выдающихся представителей, так и целой массы «специализировавшихся» на ней авторов. На переломе XIX-XX веков в общественном литературном сознании сформировалось понятие о литературе, несущей в себе, с одной стороны, коренной элемент сенсации научно-технического характера, загадки, предположения или, наконец, научной популяризации, с другой – <элемент> путешествий и приключений, не стесненных барьерами актуальных возможностей человеческих начинаний.
Особенно отчетливо видно это во Франции, которая, впрочем, уже раньше занимала заметное место в литературной традиции, предшествовавшей формированию жанра SF. Возникновению этой традиции содействовали многие писатели XVII и XVIII веков, а в XIX веке она претерпела быструю эволюцию и обогатилась главными своими элементами. Например, тематика космического путешествия связалась с проблематикой научно-технического характера, а тематика внеземных существ обрела некоторую самостоятельность и перестала служить исключительно сатире или философской притче. В 1854 году вышел в свет роман “Star ou Psi de Cassiopée/Стар, или Пси Кассиопеи”Шарлеманя Дефонтене/Charlemagne Ischir Defontenay, который ныне считается первым в истории литературы произведением spice opera.
Неведомые дотоле регионы Земли стали объектом исследований и источником невероятных открытий, к которым, например, относится «затерянный мир», представленный в 1886 году Жорж Санд/George Sand в романе «Laura/Лаура».
«Антисипасьон» (дословно «предвосхищение, опережение»), т.е. перенесение действия произведения в будущее, снискало себе широкую популярность, а одним из излюбленных сюжетов таких произведений стала гибель человеческой цивилизации, что впервые показал Жан-Батист Кузен де Гренвиль/J.-B. Cousin de Grainville в романе “Le dernier homme/Последний человек” (1805).
Уже в первой половине XIX века появились такие произведения, как “Hurlubleu” (1833) Шарля Нодье/Charles Nodier, в котором люди будущего привычно пользуются повсеместно доступным анабиозом,
или роман “Le monde tel gu’il sera/Мир, каким он будет” (1846) Эмиля Сувестра/Emile Souvestre, который во многом перекликается с «Дивным новым миром» Олдоса Хаксли,
а в 1865 году вышел в свет роман “L’an 2865/Год 2865”Самюэля Берту/Samuel H. Berthold, <для которого это самое "антисипасьон" составляет ровно один век>. Обозначенная Луи-Себастьеном Мерсье/L.-S. Mercier (“L’an 2440/Год 2440”, 1771) связь «антисипасьон» с утопическими мотивами стала некоторым образом «конкурировать» с классической утопией, действие которой происходит в некой выдуманной стране. Появилась также особая форма утопии в виде иной версии исторических событий, являвшаяся как бы антитезой действительности. Ее название происходит от названия романа Шарля Ренувье/Charles Renouvier “Uchronie/Ухрония”, изданного в 1857 году, а первым произведением такого рода был роман Луи Жëффруа/Louis Geoffroy “Napoléon Apocryphe”, вышедший в свет в 1836 году.
Начиная с 1880-х годов, многие из писателей продолжают традицию «voyages extraordinares», в которой предложенная Жюлем Верном/Jules Verne особая модель играет тем более существенную роль, что этот автор первым стал систематически связывать фантастическую прозу с проблемами научно-технического характера, используя собственные тематические схемы и разные приемы передачи информации, касающейся различных областей знаний. Тем самым он создал образец, который быстро получил признание и стал источником вдохновения для других авторов (…) Наряду с наследниками и последователями Жюля Верна были также авторы, старавшиеся вывести новую, собственную формулу, опираясь на базу существующей традиции, или искавшие новые, оригинальные темы и сюжеты.
Были и такие авторы, которые обращались к жанру лишь время от времени, как, например, Ги де Мопассан/Guy de Maupassant или Жан-Мари Вилье де Лиль-Адан/J.-M. Villiers de l’Isle-Adam. Несмотря на то, что этих последних следовало бы назвать авторами прежде всего просто фантастики, они заслуживают пристального внимания, поскольку когда формировалась научная фантастика, все еще живыми были традиции фантастики в ее классической, чистой форме, заложенные во Франции выдающимися писателями эпохи романтизма, вдохновленными творчеством Э.Т.А. Гофмана, такими как Шарль Нодье/Charles Nodier (написавший также в 1830 году статью «Du fantastique en litérature»), Оноре Бальзак/Honoré Balzac, Теофиль Готье/Theophile Gautier, Проспер Мериме/Prosper Mérimée, Жерар де Нерваль/Gérard de Nerval. Дальнейшему развитию этих традиций способствовал перевод Бодлером/Baudelaire на французский язык произведений Э.А. По.
Десятый номер четвертого подписного года журнала «Fantastyka» делает та же команда, которая делала предыдущий номер. Адрес тот же, те же два телефонных номера. Объем журнала, бумага, типография – те же. Tираж журнала 150 тысяч экземпляров. В «Галерее» в этом номере представлен французский художник АЛЬБЕР РОБИДА/Albert Pobida (1848– 1926) -- иллюстрациями к его авторской книге «La Vie électrique/Электрическая жизнь» (поляки перевели чуточку по-другому: "Электрифицированная жизнь") (1891 – 1892) – на второй и четвертой страницах обложки, а также на журнальных стр. 5, 7, 10, 14, 17, 54. Автор первой страницы обложки – АНДЖЕЙ БЖЕЗИЦКИЙ/Andrzej Brzezicki.
Содержание номера следующее.
Czytelnicy i “Fantastyka”
Lądowanie XLIV 3
Pożólkłe kartki francuskiej fantastyki
Barbara Okólska Konwencja i indywidualność 4
Albert Robida Życie zelektrifikowane 8
Opowidania i nowele
Gaétan Brullote Wieczór towaryski 13
Karlheinz Steinmüller Audiencja 16
Walerij Pietków Zdarzenie bez konsekwencji 18
Powieść
Spider i Jeanne Robinson Gwiezdny taniec (1) 21
Komiks
Yans – więzień wieczności (3)
Z polskiej fantastyki
Jan Witold Suliga Dwudziesty pirewszy rodział księgi Fu 45
облако тэгов
