14. И в заключение пропущенный материал. Это интервью, которое Павла Секирова/Pavla Sekyrová взяла в марте 1989 года у Марека Орамуса/Marek Oramus. Это интервью было напечатано в новом чешском журнале – ежеквартальнике «Svĕt Fantastiky» весной 1990 года.
ТЕМНЫЕ ОЧКИ
(Ciemne okulary)
Павла Секирова: Я знаю, что вы в прошлом году впервые посетили Чехословакию. Отсюда вопрос: как по-вашему, здешние любители научной фантастики отличаются чем-то от польских?
Марек Орамус: В сентябре 1988 года меня пригласили в Прагу на MINICON, и я впервые смог увидеть чешских фэнов у них дома. Я поучаствовал в работе издательской биржи, побывал на художественной выставке, чуть нюхнул внутренней фэновской кухни… все это напомнило мне то, что происходило десяток лет назад в польском движении любителей фантастики, в деятельности которого я принимал участие с самого начала. На MINICON-е, а затем на BILCON-е я видел, что люди собираются вместе ради самой радости бытия в такой компании, ради того, чтобы поговорить о том, что их волнует. Как это обычно поначалу бывает, во всем этом полно энтузиазма и бескорыстия, уже давным-давно утраченных польским движением. У нас деятельность такого рода давно уже стала на профессиональные рельсы; люди, с которыми я начинал в Общепольском клубе любителей фантастики и научной фантастики (OKMFiSF), сегодня работают редакторами в издательствах, трудятся в журнале “Fantastyka”, занимаются литературной критикой или переводами.
Вероятно, нечто подобное будет и у вас, хотя лучше бы вам не идти вслед за нами по точно той же тропе. Мы, как движение, наделали много таких ошибок, которых можно было избежать. В середине и под конец 70-х годов в Польше еще плохо была подготовлена почва под фантастику. Заведовавшие культурой чиновники смотрели на нас как на чудаков, которые неведомо чего и невесть зачем хотят. Мы мешали им нежиться на пригретых чиновничьих местечках, и они отмахивались от нас как от назойливых мух.
Некоторые наши фэны жаждали поскорее построить личные карьеры на любви к фантастике, другие хотели непрерывно издавать – неважно что, лишь бы под маркой НФ. Это вело к воцарению хаоса на рынке и размыванию критериев, что в результате бумерангом ударило по авторам и читателям.
Ваша ситуация и легче, и труднее. Легче потому, что ваш читательский рынок здоровее, да и информирован он лучше – как-никак за эти годы НФ, считай, покорила нашу часть Европы. Сейчас у вас есть кино, видео… Вы быстрее дошли до собственного журнала, посвященного этому жанру литературы – у нас же этот путь был воистину хождением по мукам, я сам участвовал в по меньшей мере нескольких неудачных попытках основать журнал «Fantastyka». А труднее – потому что десять лет назад все мысли фэнов концентрировались на книге: романе, повести, рассказе, а теперь книга вынуждена соперничать с видеофильмом, фантастической игрой – и не всегда выходит победителем из такого столкновения.
Павла Секирова: К фантастике ныне относят считай все: романы о полетах на Марс, о привидениях, пугающих людей в старинном замке, о магических мечах и крылатых драконах. А как вы понимаете фантастику?
Марек Орамус: Если говорить о тематике, то фантастика действительно не знает границ. В этом ее сила, но и слабость тоже. В своих творческих поисках авторы произведений этого жанра используют ангелов, применяют черную и белую магию или сажают на Землю космические корабли с посланцами цивилизации разумных термосов. Отличительной чертой большинства научно-фантастических произведений является их низкая отдача: преумножением хитроумных на первый взгляд реквизитов многого не добьешься. Я стараюсь разглядеть фантастику в обычных предметах, людях или событиях, ведь достаточно чуточку изменить угол зрения, чтобы увидеть вокруг себя чудеса. Утверждают, что если бы физические постоянные были немного другими – на несколько процентов меньшими или большими – жизни никогда бы не возникло. Однако жизнь зародилась, и мы можем наслаждаться исключительным в известной нам Вселенной феноменом, можем им пользоваться, мы являемся его частью. Разве это не фантастика? Проблема лишь в том, что нужно эту чудесность, эту фантастичность изложить в форме романа, повести или рассказа.
Поэтому фантастика интересует меня скорее, как литературный метод. Поясню это на примере. Я живу в доме, окруженном садом; среди прочих моих домашних обязанностей числится и такая, как сбор ягод. И вот, допустим, на дворе у нас конец июля или начало августа и я аккурат сижу на дереве. В реалистической литературе это описали бы так: некий субъект сидит на черешне, обрывает трясущимися от страха руками ягоды и бросает их в корзинку. В соцреалистической литературе добавили бы: субъект этот -- член кооператива «Высокий урожай» и он перевыполняет дневной план сбора черешен на 20%.
Но я, как фантаст, смотрю на это иначе. Дерево высокое, во мне почти сотня килограммов веса, чуть отвлекся, оступился – шея сломана. И вот я, сидя на дереве, представляю его себе как существо, наделенное тонкой чувствительностью и разумом. А таких существ не губят, не ломают им ветки. Поэтому я стараюсь обходиться с деревом бережно. И далее я воображаю себе, что между нами протягивается некая нить симпатии, мы попросту начинаем любить друг друга – я и дерево. Кто собирал ягоды на дереве, тот знает, как легко там оступиться. Но дерево в таких случаях всегда на моей стороне, его тонкая ветка стойко держится под моей ступней, пока я ищу, куда ее поставить. И вот таким вот образом дерево «отплачивает» мне благодарностью, оно заботится обо мне, не дает случиться со мной чему-то плохому.
Которое из этих описаний ближе к истине? На первый взгляд – реалистическое, потому что ведь наука отказывает деревьям в способности мыслить. Но я предпочитаю фантастическое описание, которое показывает неизвестные аспекты хорошо, казалось бы, известного мира, оно интереснее в художественном отношении.
Павла Секирова: Но может ли фантастический жанр, который занимается такими вопросами и использует такие приемы, сказать что-либо существенное о животрепещущих проблемах нашего мира? Иными словами – можно ли назвать фантастику серьезной литературой?
Марек Орамус: Это зависит от того, как ее трактовать и чего от нее ожидать. Писатели – к счастью, не все – привыкли считать фантастику чем-то очень слабо связанным с действительностью, а читатели и вовсе ищут в ней низкие развлечения и возможности отвлечься от обыденной жизни. А тем временем посмотрите: не позднее чем через полвека перенаселенность превратится в ключевую проблему человечества. Но фантастика уже многие годы считает эту тему своей вотчиной. Еще до того, как кому-то пришла в голову мысль о том, что нужно беречь природные запасы, экологическая фантастика тщательно прорабатывала этот вопрос. Сейчас много говорят об опасностях, которые несет развитие генетической инженерии, но со времен «Острова доктора Моро» Герберта Уэллса фантастика попотчевала нас сотнями словесных картин на эту тему. Такие сопоставления можно делать бесконечно долго.
С другой стороны, мы находим в научной фантастике совершенно, казалось бы, лишенные здравого смысла вещи: например, о приземлении инопланетян в Нью-Йорке или о загробной жизни. Однако если инопланетяне однажды приземлятся где-нибудь на нашей Земле, что маловероятно, но не невозможно, то фантасты будут единственными людьми, которые избегут впадения в шоковое состояние. То же самое касается и загробной жизни: работы Реймонда Муди или Йена Уилсона порождают сомнение в правильности утверждения о том, что с физической смертью человека полностью прекращается его существование. Короче говоря, фантастика напоминает мне некую мутационную надстройку, которая в данных условиях кажется лишней, но при внезапном изменении условий гарантирует выживание мутантам и всему виду.
Отсюда следует вывод о том, что фантастика ищет решения фундаментальных проблем современного мира и в то же время пытается предупредить то, что может случиться. Как сказал один из классиков научной фантастики, Айзек Азимов, это литература перемен, именно перемены являются главной ее предпосылкой и темой. Если фантастика обладает высоким литературным и научным уровнем, она может послужить опорой для каждого трезвомыслящего и не ослепленного догмами человека.
Павла Секирова: В создаваемых вами мирах людям живется не больно-то весело…
Марек Орамус: Потому что ситуацию, в которой находится человечество, веселой не назовешь. Вот мы с вами тут беседуем, а тем временем где-нибудь в Центральной Африке погибают от рук браконьеров последние 300 черных носорогов. Под угрозой находится существование слонов, китов, тигров… Если подобное будет продолжаться, то наши внуки перестанут понимать те сказки, на которых мы воспитывались, потому что названия зверей превратятся для них в совершеннейшую абстракцию. Если человек не опомнится вовремя, то он останется в XXI веке на Земле в почти полном одиночестве – в компании лишь с собаками, крысами, тараканами, мухами да, может быть, еще воронами.
Я считаю, что что в настоящее время на нашей планете живет максимально возможное количество людей, превышение которого чревато бесповоротными экологическими изменениями. Первые симптомы таких изменений уже заметны. Озоновая дыра над Антарктикой расширилась уже до побережья Австралии, и там тут же возросло количество заболевших раком кожи, глазными болезнями и т.п. Мы наблюдаем первые признаки глобальных экологических изменений также и у нас, ведь чем еще можно объяснить климатическое потепление и отсутствие зим, как не следствием тепличного эффекта?
Экологическим изменениям будут сопутствовать социологические и политические перемены. Боюсь, что дело дойдет до новых региональных конфликтов, которые развернутся на более широкую шкалу, до индивидуальных и общественных трагедий. Попросту по мере увеличения численности населения при тех же или даже снизившихся планетарных ресурсах ухудшатся условия жизни. Обострится борьба за выживание, углубится неравенство между людьми, усилится организованная и прочая преступность. Развернется начавшаяся уже сегодня миграция людей с Юга в более богатые страны Севера – но в будущем мигрировать будут уже не отдельные люди, а целые их толпы. Это приведет к воздвижению иммиграционных барьеров, к приходу ко власти националистов вроде Ле Пена, только еще более радикальных. Проблемами такого рода занимается социальная фантастика, которую пытаюсь писать и я. И если я хочу, чтобы написанное мною не теряло связи с действительностью, мне нельзя быть равнодушным к угрожающему миру апокалипсису. Нужно делать все возможное для того, чтобы не допустить до катастрофы, и я так понимаю свою в этом роль: предупреждать, призывая людей опомниться, показывать далеко идущие последствия наших нынешних деяний.
Иногда читатели меня спрашивают: почему вы пишете о таких страшных вещах? Почему вы нас запугиваете? И я тогда им отвечаю, что лучше испугаться понарошку, чем на самом деле. Если жуткие картины будущего позволят не допустить такого развития событий, то я сочту такую сделку удачной.
Павла Секирова: А не лучше ли все же оставить людям некоторые надежды на будущее, придать им немного оптимизма?
Марек Орамус: Когда врач приходит к своему пациенту, больному раком, он может либо сказать ему правду о его физическом состоянии, либо ее утаить. Я противник этого второго метода. Мне кажется, что мы живем в эпохе, порождающей демонов, с которыми безуспешно будут сражаться наши далекие потомки. Оптимизму нет места, когда ты хочешь сказать, что существование жизни на третьей планете определенной звездной системы находится под угрозой. А так говорить надо, если ты хочешь показать, до чего может довести нынешняя наша близорукость. По-моему, оптимизм порождается беззаботностью и глупостью. В основании мыслей об улучшении мира всегда лежит неудовлетворенность тем, что есть, а в особенности тем, что в результате этого настоящего может быть – то есть пессимизм. В этом смысле пессимизм – воистину творческое начало. Кроме того, официальным оптимизмом уже столько раз злоупотребляли, что это понятие обрело оттенок уничижения. В Польше говорят: дешевый оптимизм. А о пессимизме люди высказываются с гораздо большим уважением.
Я не хочу этим сказать, что литература должна лишать людей надежды. Она должна давать ее людям, но не любой ценой и не без оснований.
Павла Секирова: А что вам в НФ удалось лучше всего?
Марек Орамус: Для первого моего романа «Сонные победители» я придумал говорящее пиво. Благодаря такому изобретению люди в пивной не чувствуют себя одинокими; тот, кому придет на это охота, может пофлиртовать с пивом или завязать с ним серьезный разговор на высоком интеллектуальном и профессиональном уровне. И, как мне кажется, читатели забыли, о чем шла речь в этом романе, оставив в памяти лишь вот эту деталь: говорящее пиво.
Павла Секирова: А что хуже или вовсе не удалось?
Марек Орамус: Все остальное.
Павла Секирова: Планы на будущее?
Марек Орамус: Ищу издателя для моего второго сборника критических материалов, посвященных обсуждению НФ, который называется «Мать паранойя». Этот сборник почти готов. Пишу также роман о мафии, овладевшей умением реинкарнировать. Рискованное задание: половина действия разворачивается на небесах. Когда-нибудь, в отдаленном будущем, я хотел бы составить «Путеводитель по польским пивоварням и пивным». Нужных для этого квалификаций у меня хватает.
5. В рубрике «Из польской фантастики» расположены два рассказа.
Рассказ «Cyngiel/Спусковой крючок» написала Катажина Моленда/Katarzyna Molenda. Рисунок МАРЕКА БЕЛЕЦКОГО/Marek Bielecki. Апокалиптическое видение мира, в котором расовая ненависть приводит к гибели человечества. Об авторе рассказа известно очень мало. Она из Лодзи, растила в ту пору 22-месячного ребенка. Ее дебютный рассказ «Sprawa honoru/Дело чести» был напечатан в журнале в 1988 году (№ 2) под псевдонимом Катажина Кулиговская/Katarzyna Kuligowska.
Рассказ «Rozkaz kochać!/Приказано любить!» написал Ярослав Гжендович/Jarosław Grzędowicz, к моменту публикации рассказа студент третьего курса Варшавского университета. Парень изучал в университете психологию, что замечается при чтении рассказа. Рисунки (2) ПЕТРА ЛУКАШЕВСКОГО/Piotr Łukaszewski. Позже рассказ вошел в состав антологии «Robimy rewolucje/Делаем революцию» (2000).
На русский язык рассказ не переводился. Его карточку можно найти тут А об авторе можно почитать здесь
6. В замечательном «Словаре польских авторов фантастики»Анджея Невядовского размещена персоналия Стефана Вейнфельда/Weinfeld Stefan (род. 1920) – инженера, публициста, автора НФ. В подрубрике «Пожелтевшие страницы» напечатан рассказ «Поворотная цапфа времени» («Zwrotnica czasu» (w:) Stefan Weinfeld “Władcy czasu”. KAW, Warszawa, 1979).
7. В рубрике «Критики о фантастике» напечатано небольшое эссе Зигмунта Язукевича/Zygmunt Jazukiewicz “Wyspy tajemnicze/Таинственные острова” – об «островной теме» в фантастике (Д. Дефо, Д. Свифт, Ж. Верн, У. Голдинг, С. Лем, Д. Баллард и др.).
9. В рубрике «Рецензии» raz (надо полагать, Rafał A. Ziemkiewicz) довольно-таки благосклонно взирает на дебютную книжку Марека Т. Дембовского «Год китайского лиса» (Marek T. Dębowski “Rok chińskiego lisa”. “Glob”, Szczecin, 1989); «это широкомасштабная космическая опера, написанная, правда суконным школьным языком»;
некто Predator досадливо морщится, перелистывая роман русской писательницы Юлии Ивановой «Последний эксперимент» (Julia Iwanowa “Ostatni eksperyment”. Tłumaczył Janusz Majewski. Seria “Z kosmonautem”. “Czytelnik”, Warszawa, 1989); «книга Ю.Ивановой свидетельствует аж о двух кризисах: в представлении у нас советской фантастики и в формировании известной издательской серии»; а Мацей Паровский внимательно разглядывает очень даже неплохой сборник рассказов Марека Орамуса «Кладбищенские гиены» (Marek Oramus “Hieny cmentarne”. Wydawnictwo “Sląsk”, Katowice, 1989).
10. В рубрике «Наука и НФ» размещена статья Мацея Иловецкого/Maciej Ilowiecki «Życie przez życiem/Жизнь до жизни» – о гипотезе реинкарнации.
11. В рубрике «Кино и фантастика» Дорота Малиновская/Dorota Malinowska в статье с броским названием «Otchlań nudy/Бездна скуки» рецензирует фильм режиссера Джеймса Камерона «Abyss/Бездна» (США, 1989).
12. В рубрике «Поэзия и фантастика» напечатаны несколько стихотворений Адама Холлянека из его новой книги.
13. В номере размещен небольшой («экспериментальный») комикс «Requiem/Реквием» сценариста Радослава Клечиньского/Radosław Kleczyński и художника АНДЖЕЯ ПЕНЕНЗЕКА/Andrzej Pieniązek.
1. В рубрикe «Читатели и “Фантастыка”» -- 86-я «посадка» (Lądowanie LXXXVI). Читатели вяло жалуются на качество бумаги, дороговизну не только журнала (а номер журнала стоит уже 1800 злотых), но и всего остального (буханка хлеба – 2600 злотых).
2. Рассказ американского писателя Боба Лемана/Bob Leman, который называется в оригинале «The Time of the Worm» (1988,"The Magazine of Fantasy and Science Fiction”; 2002, авт. сб. “Feesters in the Lake and Other Stories”), перевел на польский язык под названием «Czas robaka/Время червя» АРКАДИУШ НАКОНЕЧНИК/Arkadiusz Nakoniecznik. Иллюстрация ЯНУША ГУТКОВСКОГО/Janusz Gutkowski.
По словам Леха Енчмыка, текст можно было бы иллюстрировать картиной Эдварда Мунка «Крик». Рассказ – о том, о чем кричит человек на этой картине. Мрачная, мощная по cиле психологического воздействия и накрепко врезающаяся в память новелла. Как, впрочем, и две предыдущих (см. №№ 10/1988 и 5/1989 нашего журнала). Рассказ переводился на французский язык (1988, ”Fiction”, № 403). На русский язык его не переводили. Карточка непереведенного рассказа находится здесь Почитать об авторе можно лишь на дружественном сайте Архив фантастики
3. Рассказ украинской писательницы Людмилы Козинец, который в оригинале называется «Когти ангела» (1990, ант. “Феми-фан”) перевел на польский язык под адекватным названием «Pazury anioła/Когти ангела» СЛАВОМИР КЕНДЗЕРСКИЙ/Sławomir Kęndzierski. Рисунки (2) ЯЦЕКА ЯБЛОНЬСКОГО/Jacek Jabloński.
Карточка рассказа находится здесь А почитать о писательнице можно тут
4. Роман американского писателя Джина Вулфа/Gene Wolfe, который называется в оригинале «The Shadow of the Torturer» (1980), перевел на польский язык под адекватным названием «Cień kata/Тень палача» АРКАДИУШ НАКОНЕЧНИК/Arkadiusz Nakoniecznik. Иллюстрации ГЖЕГОЖА КОМОРОВСКОГО/Grzegorz Komorowski. В номере публикуется четвертая часть перевода.
На русский язык этот роман перевел под названием «Пыточных дел мастер» Д. СТАРКОВ в 2000 году. Почитать о писателе можно здесь Карточка романа находится тут
Экономический кризис в Польше углублялся. Рвались устоявшиеся хозяйственные связи, обострялись проблемы с нехваткой бумаги, печатью тиража… да и с распространением журнала тоже. Предыдущий номер был последним, который пришел автору этих строк по почтовой подписке. Хотя подписка была оформлена на год (или полгода? – уже не помню), ее прервали, деньги вернули. Кое-какие из последующих номеров журнала удалось позже добыть частным образом, но не все, далеко не все… А редакционный коллектив тем временем делал все возможное, чтобы выжить в тяжелых и все ухудшавшихся условиях. Этот номер был сдвоенным – № 4-5 (91-92), но без увеличения объема – все те же 64 страницы. Тираж журнала – 120 тысяч экземпляров. В «Галерее» в этом номере представлен своими работами художник МЕЛВИН ГРАНТ, специализировавшийся на оформлении обложек книг и игр. Иллюстрации его работ расположены на передней и задней обложках и на стр. 7, 10, 16, 18, 47, 50.
12. Стало быть, интересует «Зеленая волна»? Ладно, пусть будет «волна»…
Эту статью написал Вавжинец Савицкий/Wawrzyniec Sawicki -- переводчик с немецкого языка, тесно сотрудничавший с журналом «Fantastyka» в те годы. Статья называется:
ЗЕЛЕНАЯ ВОЛНА В ЗАПАДНОГЕРМАНСКОЙ НФ
(Zielona fala w zachodnoniemieckiej SF)
Авторам западногерманской научной фантастики ставили и ставят в упрек то, что они в своих произведениях слишком часто используют ту тематику, которую разрабатывают англоязычные писатели. Упрек этот распространяется также на художественное мастерство и на языковую сферу.
Нельзя сказать, что такой упрек не имеет оснований, следует, однако, уточнить, что вышеуказанное является не столько данью моде, сколько следствием из событий послевоенной истории Германии. В те времена на ее территории, контролировавшейся английскими и, в особенности, американскими войсками, широко распространялись произведения только американской НФ, к тому же невысокого литературного качества. Большей частью это были очень дешевые популярные брошюрные издания, предназначавшиеся прежде всего для солдат. Позже их стали переводить на немецкий язык. Поэтому появлявшиеся в 1950-х и 1960-х годах произведения НФ немецкоязычных писателей были волей-неволей сориентированы на творческие методы и тематику, использовавшиеся американскими писателями. Авторы этих произведений, как правило, оставались не известными широким массам читателей, тем более, что они часто пользовались псевдонимами, чтобы избежать той своеобразной атмосферы, которая обычно окутывает авторов развлекательной литературы, поскольку лишь такую категорию и следует использовать при описании тогдашнего западногерманского творчества в области научной фантастики.
Эта ситуация начала постепенно меняться лишь в начале 1970-х годов. Причиной этого был наряду с прочим переход (но, разумеется, переход не полный) от издания брошюр к изданию собственно книг. Возникли первые тематические серии, например в издательстве «Heyne», а писатели научной фантастики отказались от анонимности. (Для нас, вероятно, интересен тот факт, что именно в одном из западногерманских брошюрных издательств дебютировал в Западной Европе Станислав Лем. Как и другие «брошюрные» авторы, он, вероятно, канул бы в неизвестность, если бы один из издателей не решил включить его романы в составлявшуюся им книжную серию.) Также в те годы все громче начали заявлять о себе те писатели, которые серьезно относились к своему творчеству и не ориентировались только и исключительно на неразвитые вкусы читателей брошюрной продукции.
Уже тогда западногерманские авторы пытались выработать собственный стиль и касаться тех проблем, которые волновали общественность их страны. С этого времени западногерманская научная фантастика (исключая ответвления, опирающиеся на типично англоязычные модные тренды) стала отходить от апофеоза техники и двигаться в направлении социальной и политической фантастики. Как утверждал несколько лет тому назад известный критик и писатель этого жанра Рейнхард Кунис/Reinhard Cunis (так в тексте, правильно Рейнмар Кунис/Reinmar Cunis. W.), западногерманская литература НФ не сводится к творчеству о проблемах будущего и тех направлениях развития, которые, возможно, к ним приведут, это современная литература в полном значении этого слова, и в центре ее внимания находится прежде всего человек. В этой ситуации каждый из тех писателей, которые серьезно подходят к своему литературному творчеству, рано или поздно должен спросить себя, каковой ему видится действительность, что в ней реально, что важно.
Как и в первые послевоенные годы, в ФРГ снова все большую роль играет политика, а в особенности те ее течения, которые связаны с экологией и системными концепциями, представляемыми партией «зеленых». Писатели молодого поколения – это уже зрелые, с полностью сформировавшимся мировоззрением и большим жизненным опытом творцы. В большинство своем они родились в половине и под конец сороковых годов. По образованию они ученые, социологи, менеджеры промышленного производства и торговцы, и они прекрасно ориентируются в путанице современной общественной системы ФРГ и всех порождаемых ею сложностях. Это именно из этих обусловленностей хозяйственной и политической системы все отчетливее вырисовывается требование, которое сформулировал в своем заявлении, опубликованном в “Science Fiction Times”, один из представителей «Зеленой волны», писатель Харальд Пуш/Harald Pusch: западногерманским авторам научной фантастики следует серьезно заняться анализом и обсуждением изменения своего отношения к англо-американским образцам и моделям, с сохранением, разумеется, тех тенденций, которые они сочтут правильными.
Поэтому можно (по крайней мере частично) сравнивать их творчество с творчеством авторов «Новой волны», отмечая, например, сходство стиля произведений Карла Михаэля Армера/Karl Michael Armer и Балларда, только вот это подобие довольно-таки отчетливо определяется историей и современной действительностью ФРГ. В одном из последних своих рассказов, “It’s all over now, Baby Blue”, Карл Михаэль Армер показывает приближающуюся гибель европейской цивилизации. В ситуации развивающегося общественно-экономического кризиса его герои – члены молодежной банды панков – дают поглотит свою организацию вновь усиливающейся неофашистской партии. О чем-то подобном идет речь и в произведениях Гвидо Реймана/Guido Reimann и Герда Максимовича/Gerd Maksimovič (так в тексте, правильно Герд Максимович/Gerd Maximovič или даже – ныне – Герд Максимовиц/Gerd Maximovic. W.), которые с большим недоверием подходят к кажущемуся совершенству общественных систем, оборачивающихся в конце концов против человека, а также к так называемой объективной истине.
Оценивая творчество представителей «Зеленой волны», следует отметить, что их политическое послание не направлено против какой-то одной, конкретной общественно-политической системы, они комплексно критикуют способ конструкции существующих в мире общественных связей. Воленс-ноленс им, однако, приходится заниматься прежде всего угрозами, направленными на граждан их страны, а если шире – на обитателей Западной Европы, а поскольку найти выход из этой ситуации при неустанно продолжающейся американизации западного мира невероятно трудно, даже в литературной сфере, возникает вопрос: а так ли уж отличается гражданин западноевропейского государства, если вести речь о тревожащих его проблемах, от среднего американца или англичанина?
Пытаясь найти этот выход, большинство писателей «Зеленой волны» используют очень интересный конструктивный метод в своих произведениях. Действие их романов происходит главным образом в Западной Европе (или действие в ней завязывается), в наше время, развиваясь самое большее до начала 1990-х годов. То есть обстановка в них как нельзя более современная, как современен и язык, причиной чего является, наверное, тот факт, что многие из этих авторов были или продолжают быть журналистами. Около трех четвертей объема произведений лишены какой бы то ни было фантастичности и опираются на действительные события, а остальная часть подводит к нужному автору умозаключению путем введения в нее элементов, которые кажутся, правда, фантастическими, но, возможно, таковыми не являются.
Примерами конструкции такого рода могут служить романы Кристиана Шаде/Christian Schade (так в тексте, правильно Кристоф Шаде/Christof Schade. W.) “Der genetische Krieg/Генетическая война” и Петера Шмидта/Peter Schmidt “Das Princip von Hell und Dunkel/Принцип ада и тьмы”. В обоих случаях речь идет о генетических манипуляциях, производимых на растительном и человеческом материале.
В «Генетической войне» главным героем является молодой ученый, принимающий участие в реализации программы гуманитарной помощи развивающимся странам. Однажды его похищает в Непале националистическая организация, руководители которой сопротивляются тотальным культурным преобразованиям в их стране, последовательно проводимым учреждением, финансирующим гуманитарную программу. В результате оказания так называемой гуманитарной помощи постепенно ликвидируется возделывание традиционных сельскохозяйственных растений, тысячелетиями обеспечивавшее местному населению пропитание, форсированное внедрение программ развития ведет к уничтожению прежних общественных связей. В то же время, несмотря на все увеличивающийся объем помощи, в стране углубляется дефицит продовольствия. Руководители националистической организации подозревают во всем этом целенаправленную деятельность одного из американских химических концернов, глава которого хочет овладеть миром, используя новое средство нажима – продовольствие.
Оказывается, что с целью максимизации прибылей руководители концерна произвели, используя результаты ранее проведенных генетических исследований, семена сельскохозяйственных культур, чувствительные к определенным, конкретным болезням, заражение которыми можно предотвратить лишь с помощью химических средств, выпускаемых этим же концерном. Одновременно с выводом на рынок указанных семян террористические группы, подкупленные главой концерна, уничтожают все мировые банки семян. Планете угрожает голод.
В фантастической части этого произведения появляется часто используемый мотив сотворения нового человека, лишенного инстинкта самосохранения и агрессивности. Согласно замыслу главы концерна, это единственный путь к обеспечению мира на Земле и вечного счастья человечества. Этот мотив далеко не нов, он часто фигурирует в мировой научной фантастике, но здесь заставляет задуматься его чрезвычайное правдоподобие, особенно если вспомнить о недавно опубликованных результатах научных исследований или об уже проделанных медицинских экспериментах вроде частичной пересадки мозговых тканей, предпринятой мексиканскими врачами, или о прерванной, к счастью, попытке итальянского ученого сотворить с помощью генетической инженерии нового недочеловека, способного выполнять особенно тяжелую и оскорбительную для рода человеческого (по мнению этого ученого) работу.
Нечто подобное описывается и в романе Петера Шмидта. В результате тотального конфликта Земля оказывается почти полностью уничтоженной. Большинство людей погибло, однако не под взрывами атомных бомб, а в результате поражения неким таинственным вирусом. Через несколько лет на планете начинают появляться во все большем количестве так называемые «новые» люди, не только устойчивые к воздействию вируса, но и лишенные тех черт характера, которые, по мнению правящей планетой группы ученых (творцов этой новой расы), и привели к войне, то есть агрессивности и т.п. Дело доходит до столкновения немногочисленных уже «старых» людей с «новыми». Как и в большинстве произведений писателей «Зеленой волны», добром такое деяние не кончается. Именно пессимизм и неверие в возможность спасения человеческого рода и является одной из главных черт этого жанрового направления. Следует и их, и другие конструктивно-сюжетные элементы, характеризующие эту тенденцию, признать скорее отражением актуального состояния духа западногерманских писателей, чем попыткой предсказания или предостережения. Ибо писатели «Зеленой волны» исходят из той предпосылки, что опасности, проистекающие из развития насыщенного техникой мира и господствующих в нем общественных систем, не проявятся в будущем, но уже существуют в настоящем.
Судя по издательским итогам, то есть по снижающемуся количеству новых названий, ограничению издательских серий и упору на переиздания «бестселлеров», эта новая тенденция в литературе НФ в ФРГ вряд ли получит в ближайшем будущем широкое развитие. Авторы «Зеленой волны» стараются последовательно реализовать в литературной практике свое видение мира, что не всегда отвечает требованиям издательского рынка. Однако пропагандирование издателями произведений «Зеленой волны» следует счесть позитивной попыткой выхода из гетто, в котором до тех пор пребывала литература НФ, и обзаведения другим, новым читателем. Именно поэтому такую литературу нужно увидеть и правильно оценить, тем более, что и в других западноевропейских странах, в которых также действуют партии «зеленых», начинают появляться подобные по тематике и способу конструирования произведения, как это происходит, например, в последнее время во Франции.
облако тэгов
