6. На не задействованных под «Галерею» цветных страницах (стр. 57 – 63) напечатано (почему-то не учтенное в «Содержании») эссе Мацея Паровского/Maciej Parowski, которое называется «Gorliwy? Mądry?? Ofiarny???/Усердный? Умный?? Самоотверженный???», посвященное показу роботов в кино и НФ-литературе. Эссе богато иллюстрировано кадрами из фильмов и репродукциями работ известных художников (ПЕТРА ЛУКАШЕВСКОГО/Piotr Lukaszewski, ДЖИМА БАРНСА/Jim Burns, КРИСА МУРА/Chris Moore и др.). Ниже представлены начальные страницы эссе.
7. Издательство «Spotkania», прежде издававшее только документальную литературу, решило попытаться в сотрудничестве с Доротой Малиновской и Лехом Енчмыком (журнал “Nowa Fantastyka”) основать новую серию научной фантастики, которая получила неофициальное название «Lech Jęczmyk poleca/Лех Енчмык рекомендует». Предполагается включение в состав серии произведений таких известных зарубежных авторов, как О. С. Кард, Ф. Дик, Г. Гаррисон, Д. Вулф, T. Уайт. В номере напечатано интервью, которое взял у Малгожаты Шеляховской/Małgorzata Szelacowska, редактора издательства «Spotkania», представитель редакции журнала «Nowa Fantastyka»Марек Орамус/Marek Oramus. У нас еще будет возможность проследить за исполнением этих планов.
8. На стр. 67 напечатан некролог, подписанный Лехом Енчмыком. Публикация оснащена весьма не тривиальным названием: «Arkady Strugacki wyemigrował/Аркадий Стругацкий эмигрировал».
9. В рубрике «Рецензии» напечатаны два развернутых отзыва на роман американского писателя Уолтера Миллера-младшего «Кантата для Лейбовица» (также в русском переводе – «Страсти по Лейбовицу») (Walter M. Miller, Jr “Kantyczka dla Leibowitza”): Яцека Инглëта/Jacek Inglot и Мацея Паровского/Maciej Parowski. Здесь следует сказать, что польские читатели смогли ознакомиться с рассказом «Первая кантата», который был «литературным зародышем» романа, еще в 1988 году – он находился в составе замечательной антологии Джеймса Ганна «Droga do SF», опубликованной издательством “Alfa”. Расширенная версия замысла Миллера-младшего, по мнению рецензентов, исполняет самые смелые ожидания читателей.
«Я уже и не надеялся на то, -- пишет Инглëт, -- что когда-нибудь увижу столь прекрасно написанную книгу с такими выразительными героями, вырисованными с таким мастерством». И далее: «<После прочтения книги Миллера-младшего я осознал> в чем заключается фундаментальная проблема нашей цивилизации – ее развитие совершалось путем преодоления различных ограничений и табу, сформулированных и установленных в первую очередь как раз Церковью. Мчащийся без оглядки вперед так называемый “прогресс” всегда грыз эти накинутые на него удила. Некогда казалось, что вот перегрызет он эти удила – и перед человеком откроется рай земной. Миллер предостерегает: случись это, и мы окажемся в бездне хаоса и смерти». Паровский считает, что Миллер убедительно доказал, что существование священнослужителей, институализированной веры – не является недоразумением, искажением религии, поскольку нужно людям, нужно человечеству. «Человечество нуждается в проводниках и стражах, вот оно и делегирует их из своих рядов». И для памяти: издание этого романа Миллера-младшего в Польше представляет собой в некотором роде издательский казус: на рынке в 1991 году одновременно появились две разные версии – Издательского института “PAX” (Warszawa, przekład Adam Szymanowski, posłowie Witold Ostrowski) и издательства “CIA-Books” (Poznań, przekład Juliusz Garztecki, posłowie Radosław Kot) – под одной и той же обложкой работы ПИТЕРА ЭНДРЮ ДЖОНСА. В рецензии Паровского содержится весьма острая критика в отношении послесловия Радослава Кота.
В этой же рубрике Марек Орамус/Marek Oramus знакомит читателей с хорошим двухтомным изданием цикла английского писателя Клайва Стэплтона Льюиса «Нарния», в котором впервые сведены воедино все семь его частей, выходивших ранее отдельными книгами (C.S. Lewis: “Opowieści z Narni”. Tom 1: “Lew, Czarownica i stara szafa. Książe Kaspian. Podróż «Więdrowca do świtu»”. Tom 2: “Srebrne krzesło. Koń I jego chłopiec. Siostrzeniec Czarodzieja. Ostatnia bitwa”. Tłum Andrzej Polkowski. PAX, Warszawa, 1991).
Далее некто Predator увлеченно листает, находя много чего интересного, антологию рассказов китайских авторов «Дочь дракона» (“Córka smoka”. Chińskie opowiadania fantastyczne (VII-XVII w. n.e.). Tłum. Ewa Witecka. “Alfa”, Warszawa, 1990); в книге содержатся 25 рассказов 10-ти авторов VII – XVII веков нашей эры;
некто Sekator в заметке под названием «Удачный дебют» хвалит Мирославу Сендзиковскую, которая в своем дебютном авторском сборнике «Дом ведьмы с холма» (Mirosława Sędzikowska “Dom wiedźmy ze wzgórza”. “Przedświt”, 1991) «демонстрирует легкость пера, умение пользоваться жанровыми условностями, красочный и оригинальный язык»;
некто Kunktator с усмешкой поглядывает на стопку книг цикла «Стальная Крыса» американского писателя Гарри Гаррисона (Harry Harrison: “Stałowy Szczur”, “Zemsta Stałowego Szczura”, “Stałowy Szczur ocala świat”. Tłum. Jarosław Kotarski. Wydawnictwo Poznańskie, Poznań, 1990 – 1991), поскольку считает весь этот цикл халтурным;
а Ришард Краузе/Ryszard Krauze то ли хвалит, то ли ругает новый роман Анджея Земяньского «Врата страха» (Andrzej Ziemiański “Bramy strachu”. Wydawnictwo Donośląskiе, 1991). Понять рецензента очень трудно – возможно потому, что он, по его собственным словам, сочинял рецензию, ожидая трамвай, затем в трамвае, с которого сошел на 11-й по счету остановке, затем дома, за обедом, одновременно с этим слушая компакт. Но самое главное – у него жутко болел зуб, который сутки спустя пришлось-таки вырвать. И все это любопытный читатель узнает из заметки, состоящей из всего-то двух коротеньких абзацев. Так что хорошо, что рецензент нашел возможность хотя бы упомянуть о предмете разговора – ни на что другое места у него уже не оставалось.
10. В рубрике «НФ в мире» Иоанна Чаплиньская/Joanna Czaplińska кратко реферирует июньский, июльский и августовский 1991 года номера чешского НФ-журнала «Ikarie», а Лех Енчмык/Lech Jęczmyk знакомит читателей «NF» со своими заметками, сделанными в ходе просмотра октябрьского и ноябрьского 1991 года номеров журнала «Locus».
11. В журнале открыли новую рубрику «Lista bestsellerów/Список бестселлеров». Для ее заполнения собрали соответствующие сведения о книжных продажах в одном из варшавских книжных магазинов, в одном из книжных магазинов в воеводском (областном) городе, в книжном магазине, работающим в небольшом городке, а также у одного из варшавских киоскеров. По пять позиций самых-самых хорошо продающихся книг. Без особых сюрпризов: сплошь американцы (Ле Гуин, Саймак, Маккеффри, Нортон, Макинтейр, Азимов, Хайнлайн, Гаррисон, Дик, Желязны, Говард, некая Мартин-Бернс с романом-фэнтези, Берджес – у киоскера). И единственный раз – в областном (Ольштын) городе – роман польского автора Мирослава Яблоньского«Dubler/Дублер»: на 5-м месте.
12. В рамках рубрики «Наука и НФ» известный польский переводчик, философ и теолог Ежи Прокопюк/Jerzy Prokopiuk, продолжает рассматривать альтернативные миры. На этот раз его интересует альтернативная история человечества. После краткого обзора книг НФ, посвященных этой теме, Прокопюк весьма подробно пересказывает очень интересную книгу западногерманского историка Александера Демандта/Alexander Demandt «Ungeschehene Geschichte/Не случившаяся история» (1984, испр. 1986), в которой историк анализирует (подобно великому британскому историку Арнольду Тойнби) ключевые события мировой истории, используя вводную «что было бы, если бы…»
13. В рубрике «Среди фэнов» размещены два кратких отчета:
-- о чехословацком Парконе (Parcon’91) – юбилейном, кстати, поскольку X-м, состоявшемся в словацком городе Кошице 9-11 августа 1991 года;
-- и о праздновании в г. Катовице 27 сентября 1991 года 10-летнего юбилея одного из самых крепких и деятельных польских клубов любителей научной фантастики – Силезского (Шленского).
14. И, разумеется, в номере печатается следующий фрагмент комикса «Funky Koval III/Фанки Коваль -- III» (сценарий Мацея Паровского и Яцека Родека, художник БОГУСЛАВ ПОЛЬХ.
5. В рубрике «Из польской фантастики» напечатаны два текста.
Первый -- коротенький рассказ дебютанта Аркадиуша Кшиштофа Выжиковского/Arkadiusz Krzysztof Wyrzykowski, который называется «Drzewo Życia/Древо Жизни». Иллюстрация ПАВЛА МОЩИНЬСКОГО/Paweł Moszczyński. Древо Жизни родилось в ту же пору, когда на Земле зарождалась жизнь. Оно существует вне времени и пространства, но иногда делегирует часть себя своим Посланцам. И для этого есть причины…Об авторе известно мало, эта его публикация НФ, похоже, была не только первой, но и последней. Рукопись рассказа претерпела много редакционных правок, поэтому, вероятно, особому колориту (можно сказать даже шарму) – текст обязан совместной работе автора и редактора. Рассказ не учтен в картотеке ФАНТЛАБа, об его авторе сайт, понятное дело, ничего не знает.
Аркадиуш Кшиштоф Выжиковский/Arkadiusz Krzysztof Wyrzykowski (род. 28 апреля 1973) –автор НФ-рассказа. В момент его написания ему было 16 лет, и он учился в Машиностроительном техникуме в г. Dobre Miesto.
Второй – длинный рассказ (скорее даже короткая повесть) “Rex i wyścigi psów czterokołowych/Рекс и гонки четырехколесных собак”Кшиштофа Коханьского. Иллюстрации ЯРОСЛАВА МУСЯЛА/Jarosław Musiał. Рексом зовут собаку, мозг которой оснащен программируемым электронным устройством. Пес может разговаривать и выполнять не слишком сложную работу. Например, пасти стадо коров или составлять компанию больному ребенку. И не только это... В 2009 году этот замечательный рассказ с весьма не тривиальным окончанием был переиздан в составе авторского сборника «Zabójca czarownic/Истребитель ведьм».
Нам уже приходилось встречаться с произведениями писателя – его рассказы печатались в №№ 2/1983, 11/1984, 10/1985 журнала «Fantastyka» и № 2/1990 журнала “Nowa Fantastyka”. Однако ни биоблиографии К. Коханьского, ни карточки данной повести на ФАНТЛАБе пока нет. Кое-что о писателе можно почитать в этом блоге, если пройти по тэгу «Коханьский К.».
1. В своих письмах читатели журнала спорят о том, стоило ли пропагандировать в журнале жутковатое творчество художника ЛЕСА ЭДВАРДСА.
2. Новеллу американской писательницы Энн Маккефри/Anne Inez McCaffrey, которая в оригинале называется «The Ship Who Sang» (1969), перевел на польский язык под названием «Statek, którzy śpiewał/Корабль, который пел» АРКАДИУШ НАКОНЕЧНИК/Arkadiusz Nakoniecznik. Иллюстрации НАТАЛЬИ ВРУБЛЕВСКОЙ/Natalia Wróblewska и ЕВЫ ЛЯЩКОВСКОЙ/Ewa Laszczkowska. Это вторая после долгого перерыва (см. “Fantastyka” № 8-9/1984) публикация писательницы в нашем журнале.
На русский язык эту новеллу перевел под названием «Корабль, который пел» Т. НАУМЕНКО в 1993 году. Об авторе можно почитать здесь Карточка новеллы находится тут
3. Рассказ американского писателя Джона Морресси/John Morressy, который в оригинале называется «Nothing to Lose, Nothing to Kick» (1983, “The Magazin of Fantasy and Science Fiction”, Nov.), перевела на польский язык под названием «Nic do stracenia/Нечего терять» ДОРОТА МАЛИНОВСКАЯ/Dorota Malinowska. Иллюстрации ЭМИЛИИ СТЕПАНЯН/Emile Stepanian. Заключая договор с Дьяволом, человек всегда надеется на то, что он сумеет схитрить, отыскать брешь в договоре, которая позволит его душе улизнуть из дьявольских когтей…
И это уже третья публикация писателя в нашем журнале (предыдущие см. “Fantastyka” №№ 3/1989, 7/1989).
Этот рассказ на русский язык не переводился. Его карточка находится здесь
4. Роман американского писателя Алгиса Будриса/Algis Budrys, который в оригинале называется «Rogue Moon» (1960), перевел на польский язык под названием «Ten cholerny Księżyc/Эта чертова Луна» ЛЕХ ЕНЧМЫК/Lech Jęnczmyk. Иллюстрации КШИШТОФА ГАВРОНКЕВИЧА/Rrzysztof Gawronkiewicz. В номере публикуется третья, заключительная часть перевода романа.
На русский язык роман «Rogue Moon» (номинант, кстати, премии “Hugo”) перевел О. КОЛЕСНИКОВ в 2011 году. Карточка романа находится здесь. Биобиблиографии его автора на сайте ФАНТЛАБа нет, но о писателе можно почитать в этом блоге, если пройти по тэгу «Будрис А.».
Январский номер 1992 года (19-й «Новой Фантастыки» и 112-й, если считать ab ovo), делают те же (см. № 9/1991 журнала) люди. С некоторыми, однако, изменениями: в ранг постоянных сотрудников перешел бывший член редакционной коллегии, переводчик с английского и русского языков Славомир Кендзерский и этого ранга лишился Дарослав Ежи Торунь/Darosław Jerzy Toruń. Теперь в списке постоянных сотрудников перечислены Адам Холлянек/Adam Hollanek, Яцек Инглëт/Jacek Inglot, Славомир Кендзерский/Sławomir Kiędzierski, Аркадиуш Наконечник/Arkadiusz Nakoniecznik, Анджей Невядовский/Andrzej Niewiadowski, Яцек Родек/Jacek Rodek, а также Karburator, Kunktator, Negocjator, Predator, Sekator и Wibrator. Тираж – 100 тысяч экземпляров. В оформлении передней обложки использована работа испанского художника ВИСЕНТЕ СЕГРЕЛЛЕСА/Visente Segrelles. Внутренняя сторона передней обложки занята рекламой автомобильной фирмы «Nissan Poland LTD». В «Галерее» в этом номере гостит французский художник ЖАН ЖИРО/Jean Giraud, более известный как создатель комиксов (художник и сценарист) МËБИУС/Moebius. На страницах 17 -- 23 размещено иллюстрированное репродукциями некоторых работ художника интервью, которое взяли у МËБИУСА Дорота Малиновская и Мацей Паровский На стр. 24 напечатана подготовленная Мацеем Паровским краткая биография художника, сопровождаемая репродукцией еще одного из рисунков. На внутренней стороне задней обложки размещен фоторепортаж с празднования 10-летнего юбилея Силезского клуба любителей фантастики (ŚKF), подготовленный Мацеем Паровским. На внешней стороне задней обложки напечатана реклама готовящегося к изданию в издательстве “Phantom Press” шеститомного цикла «Дюна» Франка Херберта.
Содержание номера следующее.
Czytelnicy i “Fantastyka”
Listy 2
Opowiadania i nowele
Anne McCaffrey Statek, który śpiewał 3
John Morressey Nic do stracenia 13
Powieść
Algis Budrys Ten cholerny Księżyc (3) 27
Z polskiej fantastyki
Arkadiusz Krzysztof Wyrzykowski Drzewo Życia 41
Krzysztof Kochański Rex i wyścigi psów czterokołowych 43
14. Пропущенный материал – это эссе Мацея Паровского, которое называется:
ВЕДЬМАК ГЕРАЛЬТ КАК ПУТЕШЕСТВЕННИК ВО ВРЕМЕНИ
(Wiedźmin Geralt jako podróżnik w czasie) (стр. 66-67)
Для меня эта проблема началась с разговора с Богданом Польхом/Bogdan Polch, влюбленным в творчество Сапковского. Богдан, выговорив себе право на иллюстрирование его «Предела возможного», вдруг обнаружил, что не знает, как должен выглядеть Геральт.
У него белые (седые?) волосы, но он не старик, потому что мечом машет и в бою вертится так, что ой-ой-ой. В нем слишком много от мудреца, философа и моралиста, так что лицо-маска культуриста Конана-Шварценеггера ему не идет. Нарисованный в штанах – напоминает чиновника, без штанов – ну смех да и только. «Богусь, литература это именно то, что трудно нарисовать», -- поучающе изрек я, хоть и почувствовал, что потчую его слишком общей сентенцией.
Неурядицы с Геральтом похожи на те неурядицы, которых нам хватает с чандлеровским Марлоу. Этот второй, будучи частным детективом, вступает с грубыми полицейскими в спор относительно прозы Хемингуэя. Первый, при всем его чувстве собственного достоинства, таскается по смрадным кабакам и бродит по пыльным дорогам. Оба по воле авторов вброшены в красочные миры, оба являются условными образами, машинами для переживания приключений, преодоления зла и чтения мудрых моралей.
К сожалению, утверждать, что Геральт это porte parole автора, никак нельзя. Вдобавок к этому ведьмак – более загадочная личность, чем Сапковский. Мы знаем, что Геральта забрали из родительского дома, поскольку этого требовал Закон Внезапности (5). Мы можем подозревать, что он даже не знает, кто его мать, поскольку именно такое оскорбление бросает ему в лицо один из террористов, сообщников деклассированной княжны Ренфри (4). Там же о Геральте говорится как о «игре природы/wybryk natury». Геральт знает тайны магии, хотя Висенна и Фрегенал (2), Нивеллен (3), Стрегебор (4), Йеннифэр и Доррегарей (6) разбираются в ней лучше него, а Мышевур (5) – примерно так же, как он. Про некоторых из этих персонажей известно, что они долговечны и способны омолаживаться. Зато Геральт использует таинственные эликсиры, которые придают ему силу, увеличивают стойкость его организма и ускоряют ему реакцию; он со знанием дела спорит на тему мутантов (2, 4, 6) и на тему «наследования с перескоком/dziedziczenie z przeskokiem» (5). То есть его родословная весьма неясна, а знания чрезмерны – как на те времена.
Говардовский Конан был другим, но Сапковский, как мы знаем из интервью, данного им Земкевичу (“Fantastyka”, № 8/1988), «терпеть не может Говарда». Ведьмак, вопреки первому впечатлению, живет и действует в совсем другом мире, чем Конан. Каков же этот мир?
На этот счет бытует пара недоразумений. «Мне всегда не хватало фэнтези, которое я назвал бы “классическим” <…> …мы располагаем материалом, не худшим, чем кельтская или норманнская мифология» -- сказал Сапковский Земкевичу, поэтому поспешно считалось, что в Сапковском читатель дождался аниматора польских сказок.
А вот как бы не так! Польскими были Зморский и его Упырица (1). Затем очередь дошла до братьев Гримм (3, 4, 5), до аллюзии на андерсеновскую «Принцессу на горошине» и диснеевскую Белоснежку (4), до тонкого намека на Золушку (5). И лишь недавно (6) Сапковский вернулся к польскому (хоть и не в Польше придуманному – его можно отыскать уже в библейской Книге Пророка Даниила) змею-дракону. У Сапковского место храброго портняжки Скуба занял презренный сапожник Козоед, а целое ближе к «Охоте с фальконетом на дракона»Дино Буццати, чем к польской сказке.
В записках, прикладывавшихся к рукописям рассказов, Сапковский позиционировал себя в качестве того, кто изложит «правдивую версию событий» вместо канонических версий, исполненных идеализаций и извращений. Но он сам допускает значительные извращения. В его мире полным-полно плохо укладывающихся в русло сказочности анахронизмов, в том числе языковых: «koegzystencja/сосуществование», «broń konwencjonalna/обычное (в отличие от ядерного) вооружение». Хватает также сцен и проблем, которые ассоциируются скорее с современностью, чем с миром фэнтези. Или – внимание! – с нашим будущим.
Откуда в том мире столько мутантов, столько чужеродных существ – может быть, это наш мир, претерпевший нечто вроде атомного катаклизма или вторжения космитов? Откуда там знают, что мутанты не способны к размножению (6)? Как в том мире функционирует «teoria Eltibalda/теория Эльтибальда» (4), неужто в нем имеют понятие о науке? Откуда взялся весьма развитый у Стрегебора навык анатомирования трупов и даже вивисекции живых людей (4)? В том же рассказе говорится о Черном Солнце как о «самом что ни на есть обычном затмении/najzwyklejsze w świecie zaćmienie» (неужто там столь высоко развита астрономия, основанная на взглядах Коперника?); звучит понятие «artefakt/артефакт» (то есть искусственно изготовленная структура) когда речь заходит о чудесном зеркале злой королевы, покушающейся на жизнь Белоснежки, то есть Ренфри. Гномов в весьма современном стиле называют «гуманоидами/humanoidy», а о кикиморе известно, что она – «помесь паука с крокодилом/skrzyżowanie pająka z krokodylem». Может, приключения ведьмака развертываются в Африке? Или ведьмаку случалось бывать там и видеть крокодила?
Таких странных сигналов можно отыскать больше, хотя и не в одном каком-то месте. Их количество увеличивается с каждым очередным рассказом. В «Ведьмаке» (1) обращает на себя внимание решительный отказ Геральта от руки княжны, как награды; в мире классической сказки корона имела гораздо большую ценность, чем у Сапковского. В следующем рассказе (2), в котором повествование de facto не затрагивает Геральта, но и не вычленяется из цикла, заходит речь о «добром самаритянине/dobry Samaritanin» (до того и после того не произносится ни единого слова о христианстве), а существование тела Боболака/Bobolak основано на «повиновении отличным от человеческих законам/rządzą prawa całkiem rózne od ludskich». Кто же он, черт побери, этот самый Боболак – неужто пришелец из космоса?
В модифицированной легенде о драконе (6) чародейка Йеннифэр и волшебник Доррегарай, а также бард Лютик и ведьмак Геральт ведут споры, достойные современных этнографов и историков культуры, а кроме того, они столько знают о значении преданий и легенд в жизни человечества, что как будто читали Беттельхейма и Юнга. Вдобавок Доррегарай ведет себя как телесное воплощение современного «зеленого» и эколога – «все драконы хороши/wszystkie smoki są dobre» -- поэтому защищает чудовищ с таким же упорством, с каким мы защищали бы туров и ланей, если бы могли вернуться в прошлое.
Возвращение в прошлое – может быть, мы на правильном пути? Или, говоря другими словами – мир Сапковского это как бы-прошлое, переживаемое вновь, в мире, пережившем катастрофу, в котором человечество, начиная с начала, все же смутно помнит о прошлом опыте. И прошлых грехах! Мог ли терроризм, «тридамский ультиматум» (4), иметь место в феодальном мире чистого фэнтези, где жизнь плебса не ставилась ни во что?
Анджей Сапковский ведет с читателем более коварную и более хитроумную игру, чем это кажется на первый взгляд. «Я хочу писать хорошую развлекательную прозу – и только», -- когда Сапковский говорил это Земкевичу, он еще только вырабатывал свой метод и еще не знал своих возможностей. Он «разгонялся». И до чего же разогнался?
До очень интересного мира, герои которого ведут свой род из легенды, а скорее разных легенд, что некоторые из них вдобавок к этому – осознают. В новом рассказе Сапковского «Maladzi», который сейчас готовится к публикации в нашем журнале, второстепенные герои легенды о Тристане и Изольде знают, что должно случиться, и решают выступить против судьбы и вырвать у нее свою долю счастья. Сапковский пишет фэнтези, но это не классическое фэнтези: он тасует проблемы, условности и эпохи, играет с читателем, устраивая современный постмодернистский сеанс. Он знает, что все уже было, что мы уже все читали, поэтому предлагает нам старых героев в новых ситуациях, просвеченных рентгеном писательского и читательского знания. А также самосознания. И показывает их с точки зрения нынешнего сознания.
Например, насытить рассказ о драконе (6) таким отвращением к плебею-сапожнику-отравителю, как это сделано у Сапковского, лет сорок назад вообще было бы невозможно. И даже не из-за цензуры. Мир в те годы склонялся к левизне, Западная Европа даже, возможно, более Восточной, и миф марксова святого пролетария был тогда очень силен. Дух Времени определенно не благоприятствовал изменению морали старых сказок. Должно было пролететь несколько десятков лет с накоплением опыта реального социализма, чтобы сегодня можно было бы этот миф с презрением разрушить. И чтобы проявить свою тягу к аристократизму, если не к родовому, то уж точно – к духовному.
Сапковский разгонялся еще кой к чему. К забаве, все менее скрываемому юмору, даже к некоторой фривольности. И мне, пожалуй, известны причины такого расслабления.
Еще до того, до рассказа о драконе (6), в его произведениях пили, ели, а также удовлетворяли свои сексуальные потребности, но делали это весьма умеренно. И только осенью 1990 года, на олштынском Полконе, Сапковский, впервые оказавшийся среди писателей и фэнов НФ, увидел, как далеко в этом смысле сдвинут «предел возможного». Подозреваю, что именно благодаря этому жизненному опыту Сапковского мы находим в «Пределе возможного» разнузданный эротизм и пьянку в масштабах Гаргантюа с Пантагрюэлем. Опять же, не пообщайся Сапковский с писателями, он вряд ли вложил бы в уста Лютика такую хвастливую фразу: «Об этом была сложена баллада, но плохая, поскольку не моя». На Полконе Сапковский подружился среди прочих с Инглëтом, с Земкевичем, <познакомился> с десятками авторов одного рассказа. Впрочем, сами понимаете, безотчетно подсказать такое утверждение Сапковскому могли многие.
Все эти слагаемые повествования о Геральте и обеспечивают Сапковскому любовь и почитание десятков тысяч читателей во всем мире. Им, как автором, чаще всех остальных интересуются заграничные переводчики и редакторы; уже хотя бы из этого следует, что он пишет не локальное, а универсальное фэнтези. Однако фактом является и то, что его противники проявляют все большую активность, о чем свидетельствует пасквилянтское письмо Старого Провока (см. “Fantastyka” № 6/1991). Провока и ему подобных, как я понимаю, беспокоит стандартность того мира фэнтези, в котором живет и действует Геральт. Значительных модификаций этого мира, воистину революционных изменений, внесенных Сапковским в его конструкцию и представление, они не замечают или не хотят замечать.
Я решил помочь сторонникам Сапковского, хотя некоторые из них и без моей помощи неплохо справляются с защитой мастера (см. “Fantastyka” № 11/1991, письмо Perrij Tex: «Пан Провок спрашивает: откуда взялся Геральт? Так я ему отвечаю: из жизни. <…> Суммируя: это не Геральт бумажный, это скорее фон, на котором он движется, уже себя изжил»). Я согласен с паном Perrij Tex в том, что Геральт действительно взялся из жизни, но – позволю себе добавить – из нашей нынешней жизни. Вброшенный в модифицированный мир фэнтези ведьмак вносит в него наши проблемы и нашу точку зрения. Он ведет себя в этом мире, как путешественник во времени, и вторгается в действительность, деформированную не только в литературном смысле. Быть может, виновником этой деформации стал какой-то внешний катаклизм. Или, что также может быть, -- мир этот был деструктурирован, деформирован в результате действий подобных Геральту путешественников во времени. Таких как Доррегарай, Висенна, Йеннифэр, Стрегебор, Эльтибальд, Фрегенал. Все они немного напоминают мне дона Румату из «Трудно быть богом», и гигантов из «Без остановки», и двуцветных из «Сонных победителей». Некоторые из них пытаются исправить то, что натворили, другие – нет, и с такими Геральт борется. Не только с метафорически представляемым Злом, не только с живописными чудовищами. Также такую интерпретацию, мне кажется, можно прицепить к новеллкам Сапковского.
И лишь в одном Perrij Tex не прав. Геральт – конечно же, бумажный. В этом его краса и специфика. Он слишком безответственный – склеен из слишком многих мифов, слишком разных жизненных опытов и эмоций, слишком разнородных условностей и слишком глубоких знаний – чтобы быть героем, всю сложность личности которого можно было бы описать иначе, чем написанными на бумаге словами.
Ведьмак на кинопленке? Ведьмак в карандаше или туши? Предвижу большие трудности у тех, кто попытается это сделать. И, таким образом, мы с вами возвращаемся к началу: настоящая литература – это то, что трудно нарисовать и трудно экранизировать. (А о том, что приключения ведьмака можно представить еще и виде игры, Паровский тогда, похоже, даже не подозревал…W.)
Рассказы Сапковского в очередности их написания:
1. “Wiedzmin” – “Fantastyka”, # 12/1986.
2. “Droga, z której się nie wraca” – “Fantastyka”, # 8/1988.
облако тэгов
