Октябрьский номер 1991 года (16-й «Новой Фантастыки» и 109-й, если считать ab ovo), делают те же люди. Список постоянных сотрудников тоже не претерпел изменений. Тираж – 100 тысяч экземпляров. В оформлении передней обложки использована работа испанского художника ЛУИСА РОЙО/Luis Rojo. На внутренней стороне передней обложки представлена работа польского художника МИРОСЛАВА ГОЛЕНДЗИНОВСКОГО/Mirosław Golędzinowski. «Галерея» в этом номере отдана в распоряжение молодому аргентинскому художнику CИРУЭЛО КАБРАЛЮ/Ciruelo Cabral. Репродукции его работ, почерпнутые из первого альбома художника «Ciruelo», выпущенного в 1990 году издательством «Dragon’s World», расположены на страницах 17 -- 24. Внутренняя сторона задней обложки отдана под рекламу некоей «Windsurfing company», на внешней стороне задней обложки печатается та же реклама журналов, издающихся фирмой “Prószyński i S-ka”, которую уже можно было лицезреть на том же месте в предыдущем номере журнала.
Содержание номера следующее.
Czytelnicy i “Fantastyka”
Listy 2
Opowiadania i nowele
George R.R. Martin Mgły odpływają o świcie 3
Michael Swanwick Jest tu ktoś z Utah? 10
Z polskiej fantastyki
Andrzej Sapkowski Granica możliwości (2) 12
Powieść
Ondřej Neff Miesiąc mojego życia (3) 35
Bibliofil-Kinoman
Jacek InglotPożegnanie z kulturą 56
Film i fantastyka
Dorota MalinowskaPredator w asfaltowej dżungli 62
Maciej ParowskiArfa, Arka, Graal! 64
Krytyka
Andrzej StoffKlucz do polskiej fantastyki 65
Andrzej NiewiadowskiSłownik polskich autorów fantastyki 66
11. «Лемиана» этого номера журнала не исчерпывается вышеизложенными материалами. Далее в рубрике «Парад издателей» напечатано интервью, которое Ян Бида/Jan Bida взял у руководителя нового польского издательства, которое так и называлось – «Nowe Wydawnictwo Polskie», Войцеха Подоского/Wojciech Podoski (стр. 69). Интервью носит довольно-таки лихое название «30 сантиметров Лема/30 centymetrów Lema», почерпнутое из высказывания Подоского, который хотел бы к концу года видеть на книжной полке именно столько изданных его издательством книг Лема, если мерить их по корешкам. К сожалению, этим издательством была издана лишь одна книга Лема – «Рассказы о пилоте Пирксе/Opowiesci o piłocie Pirxie», и на этом дело заглохло.
В очень интересной статье «Pirx filozof/Пиркс – философ» (стр. 66-67) Кшиштоф Курчина/Krzysztof Kurczyna показывает Лема как «блестящего писателя, небанального философа и знатока проблем современной науки», а Ежи Яжембский/Jerzy Jarzębski в не менее интересной статье «Technologia i etyka – obustronne wyzwanie/Технология и этика – двусторонний вызов» (стр. 70-72) рассматривает отражение и связи указанных понятий в творчестве великого Мастера.
И последний «лемовский» материал – это рецензия Марека Орамуса на сборник эссе польского литературного критика Анджея Стоффа «Лем и другие. Очерки о польской научной фантастике» (Andrzej Stoff “Lem i inni. Szkice o polskiej science fiction”. Seria “Eseje-Szkice”. “Pomorze”, 1990. Naklad 2000 egz.) (стр. 74). В книге примерно половина объема посвящена обсуждению (по мнению Орамуса – весьма квалифицированному и проницательному) творчества Лема, но кроме того обсуждаются книги Грундковского, Зайделя, Внук-Липиньского, Фиалковского, Висьневского-Снерга – опять же весьма не банально. (Жаль, что мне в свое время эта книга так в руки и не далась… W.)
12. В рубрике «Читатели и “Fantastyka”» секретарь редакции Кшиштоф Шольгиня продолжает публиковать материалы читательского опроса – в этой подборке выдержек из писем речь идет о рассказах польских авторов (стр. 79-80).
13. И, разумеется, в номере печатается следующий фрагмент комикса «Funky Koval III/Фанки Коваль -- III» (сценарий Мацея Паровского и Яцека Родека, художник БОГУСЛАВ ПОЛЬХ) (стр. 75-78).
10. И еще один «лемовский» материал -- интервью, которое в августе 1989 года взял у Станислава Лема его чешский переводчик Павел Вейгель/Pavel Weigel (стр. 72-73). Это интервью было напечатано в журнале «Literarni revue» в мае 1990 года. На польский язык его перевела ИОАННА ЧАПЛИНЬСКАЯ. Название интервью принадлежит редакции журнала «Nowa Fantastyka».
ДРЕЙФ
(Дрейф)
Павел Вейгель: Как вы вообще начали писать научную фантастику?
Станислав Лем: Мне уже много раз приходилось отвечать на этот вопрос. После войны я занялся литературой и стал публиковаться в периодике. Однажды в Доме писателя в Закопане мне повстречался довольно высокий, сильный и очень умный мужчина. Во время прогулки я стал сетовать на то, что у нас не издаются никакие научно-фантастические романы. Он спросил: “А почему бы вам самому такой не написать?” У меня в то время были проблемы с размещением где-нибудь уже написанного романа, поэтому я ответил, что охотно напишу что-нибудь в этом роде, если со мной заключат договор. Этим и закончился наш разговор. А через пару дней из издательства «Czytelnik» пришло письмо с приглашением на беседу с директором издательства Ежи Паньским/Jerzy Pański. Вот так я издал «Астронавтов».
Павел Вейгель: В последние годы в мире много чего изменилось. Вы ведь знаток футурологии, так как по-вашему, эти перемены можно было предвидеть?
Станислав Лем: Я не считаю футурологию наукой. Если события сворачивают с набитой дороги, футурологи не в состоянии этого предвидеть. Возьмем хотя бы перемены последних лет в Советском Союзе и других странах. То же самое было и с топливным кризисом, который оказал решающее влияние на экономическую политику многих государств. В будущем важнейшее значение обретут такие факторы, которые люди сейчас просто не могут себе даже представить. Я старался указывать на это в своих книгах.
Павел Вейгель: А что бы думаете о научно-фантастической литературе?
Станислав Лем: Мне не нравится научная фантастика. Большинство печатной продукции, издающейся на Западе, но не только там, я считаю макулатурой. Многие книги вообще не должны издаваться, потому что они вытесняют хорошую литературу, которую позже трудно разыскать в этом паводке. Возьмем хотя бы наиболее часто встречающиеся темы – летающие тарелки, телепатия, призраки, магия и тому подобное. Когда я натыкаюсь на что-то такое, то попросту дальше не читаю. И вообще я считаю, что чем хуже книга, тем дороже она должна стоить, чтобы снизить количество задетых ею читателей. Государство должно ценой регулировать то, что лежит в его интересах. Однако нельзя отказываться и от определенным образом направленного меценатства. Это, разумеется, относится к литературе вообще, не только к научной фантастике.
Молодые польские авторы часто присылают мне свои книги, иногда с сопроводительными письмами, в которых пишут, что они меня победили. Я полагаю, что литература похожа на спорт. Тут тоже надо тренироваться. Если на олимпиаде никто не может побить рекорд без жесткой тренировки, то и тут, чтобы написать хорошую книгу, нужны определенное усилие и определенный опыт. Сам себя я считаю писателем-реалистом, а не фантастом. Проблемы в моих книгах совершенно реальные.
Павел Вейгель: Вы упомянули телепатию и подобные явления. Сейчас во всем мире переживает расцвет фэнтези.
Станислав Лем: Это, к сожалению, факт, но меня он никоим образом не заботит. Потому что в мире и без этого хватает много чего интересного. Я не верю в паранормальные явления и считаю, что писать о них – значит не только время терять, но и попросту вредить. В «Сумме технологии» у меня есть один пример. Если кто-то овладел телекинезом, пусть он качнет стрелкой гальванометра. Для этого требуется очень мало энергии. Если это ему не удастся, то заниматься телекинезом вообще не стоит.
Павел Вейгель: Хорошо, что вы вспомнили о «Сумме технологии», которую я лично считаю вашим высшим достижением. Спустя 25 лет после написания этой книги ее наконец-то смогут прочитать и чешские читатели.
Станислав Лем: Меня это очень радует. Я, когда ее писал, не предчувствовал, что из этого получится. Тогда футурология еще не была в моде, собственно, ее вообще не было. Первое издание вышло очень малым тиражом. Однако вскоре после этого книгу перевели в Югославии, ГДР, СССР и Венгрии, и сегодня оказывается, что она выдержала испытание временем. Многие вещи, совершенно фантастические в 1962 – 1963 годах, когда я ее писал, сегодня как нельзя более реальны.
Павел Вейгель: Недавно у нас вышел из печати роман «Мир на Земле», готовится к изданию «Фиаско». Что вы можете сказать об этих книгах?
Станислав Лем: Вы знаете, «Фиаско» -- это грустная книга. Возможно потому, что я писал ее после операции, в весьма подавленном настроении. Нечто подобное было и с «Миром на Земле». Это название иронично, потому что в повести речь идет вообще-то о вооружениях. В «Фиаско», впрочем, также, отличается лишь точка зрения. Я, когда писал эти книги, считал, что вооружения – это важнейшее на Земле явление и хотел понять, какие последствия может иметь перенесение вооружений в космос. Тогда это было вполне возможным, и даже теперь мы не можем с полной уверенностью утверждать, что такого не случится. Правда, уже начинают уничтожать ракеты определенных типов, но тут нужно представить себе, какими огромными были средства, затраченные на вооружения, и сколько денег все еще на них тратится.
В «Мире на Земле» я писал о вирусах, которые напали на компьютерные программы и их уничтожили. Мне, когда мной все это писалось, это казалось абсолютно фантастическим, однако прошло совсем немного времени и я прочитал о компьютерных вирусах, которые досаждают программистам. Даже в описанном разделении мозга на две половины не ничего ненаучного. Когда я был в западноберлинском институте, мне открыли доступ к медицинской литературе, где ученые описывали это как реальную возможность.
Павел Вейгель: В «Фиаско» появляется также один из самых популярных ваших героев – пилот Пиркс.
Станислав Лем: То, что происходит в книге с Пирксом, не было запланированным, продуманным заранее. Попросту я писал, а события развивались сами собой.
Павел Вейгель: Этими романами вы, после многих лет занятия эссеистикой, вернулись в беллетристику. Вас подвигли на это читатели или критики?
Станислав Лем: Я всегда писал только то, что мне интересно. Я не руководствуюсь взглядами критиков, и мне все равно, что писать – эссе или художественное произведение. Я стараюсь на письме выразить свой замысел и не придаю литературной форме особого значения. Впрочем, я пишу теперь мало, отказываюсь от написания предисловий или послесловий к своим книгам, хотя издатели часто меня об этом просят. Я уже даже с трудом успеваю авторизовать переводы, которые мне шлют отовсюду, особенно из СССР. Присылают мне, например, просьбы о разрешении на издание одной и той же книги в разных местах, а когда я сообщаю, что уже дал на это разрешение кому-то другому, отвечают, что это не важно. Если требуются пять миллионов экземпляров, ни одно издательство не в состоянии столько напечатать – не хватит бумаги.
Павел Вейгель: Вы имели возможность наблюдать за тем, как ныне в мире относятся к литературе. Не изменяется ли с развитием электроники функция книги?
Станислав Лем: На Западе роль книги снижается, ее вытесняет прежде всего видео. Издатели боятся издавать книги. В ФРГ это еще не так заметно, но, например, во Франции каждый писатель пытается реализовать свой замысел в кино или на телевидении, и лишь затем наступает очередь книжного издания. Литературе приходится вступать в эту конкурентную борьбу. Впрочем, видео также отбирает зрителей у кино. Кроме того, основное внимание уделяется коммерческой стороне, то есть хорошая литература находится в затруднительном положении. Положение автора трудное, нелегко также попасть на рынок. Автору остается разве что умереть, чтобы издатели им заинтересовались. Кроме всего прочего, они будут уверены, что он не станет защищаться и вмешиваться в их дела. Или автору нужно получить Нобелевскую премию, как, например, Чеславу Милошу. О нем тут же начали писать. Кроме того читательский рынок находится под влиянием феномена бестселлера. Бестселлеры – это книги, которые покупают, но никогда не читают. Каждый должен их иметь, чтобы не выделяться из общества.
Павел Вейгель: Я видел несколько фильмов и сценических постановок по вашим произведениям, иногда что-то появляется на радио или в другом месте.
Станислав Лем: Что касается фильмов, то должен сказать, что они, в большинстве своем, меня очень разочаровали. О прочем я вообще не знаю, хотя меня бы это заинтересовало. Если уж организаторы не хотят платить мне гонорар, так могли бы хотя бы прислать афишу, пластинку или что-то в этом роде. Пока что ничего такого не делается. Рецензий, и тех не присылают. Лишь время от времени случается услышать о чем-то таком, например в Италии хотят поставить «Солярис» как оперу. Также руководство BBC обратилось с предложением снять обо мне телевизионный фильм, но это пока только планируется. (Фильм был снят, мы писали об этом в № 1/1991. Прим. “NF”.) Мой австрийский издатель Франц Роттенштайнер создает в Вене музей моих книг. Я пошлю ему для этого музея чешское издание «Соляриса», которое вы мне привезли. Я люблю эту книгу больше всех остальных мною написанных.
Павел Вейгель: Вы помните, как ездили в Чехословакию?
Станислав Лем: Впервые я побывал там много лет назад, году этак в 1956-м, по приглашению Союза писателей. Жил в отеле «Аmbassador» на Вацлавской площади. Мне очень понравились Mala Strana и винный погреб «У Художников». А в Карловых Варах, помню, в отеле «Pupp» официанты так долго обходили нас стороной, что мы ушли, купили что-то из продуктов в магазине и съели их у себя в номере. В последние годы я ездил через Словакию, когда добирался из Вены до Кракова. Это просто жуть, как в некоторых долинах дымили фабричные трубы. Полагаю, что охрана естественной среды обитания – весьма существенная проблема, и не только у вас. Я видел в Берлине сателлитарные снимки, на которых полосы пыли тянулись от Центральной Европы аж до Скандинавии.
С чехами я виделся редко и должен сознаться, что чешского языка не знаю. Как-то на одной из международных конференций участвовавший в ней француз спросил меня, о чем говорят чехи. И я очень удивил его, когда сказал, что не понимаю – как же так, ведь и они, и мы славяне. Из чешских авторов очень люблю Карела Чапека, особенно его «Рассказы из разных карманов». Из современных писателей знаю Милана Кундеру, хотя мне не очень нравится то, как он пишет.
Павел Вейгель: Вы что-то сейчас пишете?
Станислав Лем: Последняя моя книга – «Фиаско». У меня отняли много времени беседы с польским критиком Бересем. Мы начали беседовать еще во время военного положения, а закончили уже после его отмены. Беседы печатались поначалу в ежемесячнике «Odra», а в 1987 году были опубликованы в виде книги. Я пока не начал писать никакой книги, пишу лишь статьи о том, что меня интересует. Например, недавно написал для журнала Академии наук СССР «Природа» статью о СПИДе. Я попытался выразить в ней свой взгляд на это очень важное явление. А что там будет дальше, увидим.
9. Следующий «лемовский» материал (стр. 68-69) – статья Марека Орамуса/Marek Oramus, которая называется:
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ СТАНИСЛАВА ЛЕМА
(Dzieła Stanisława Lema)
Издательство «Wydawnictwo Literackie» избрало темную ярусельскую ночь для того, чтобы приступить к публикации второго собрания сочинений Станислава Лема (первое, имевшее заглавие «Избранные сочинения» и издававшееся также “WL”, вышло в свет в 1965 – 1976 годах – в его состав вошли 20 томов, 23 наименования и 25 выпусков).
Уже наименование первого тома предвещало перемены: трехтомный «Czas nieutracony/Неутраченное время» был урезан до первого тома, то есть до «Szpital przeminienia/Больница преображения». Вместе с тем это была единственная нефантастическая позиция серии, если не считать теоретико-философских трактатов. Согласно уведомлению издателя, в состав нового собрания сочинений должны были войти произведения, отобранные и сгруппированные самим автором. Уже одно это – путем творения вокруг нее дневниково-эсхатологической оболочки – придавало серии специальное значение. Известно было также, что автор, брезгующий соцреалистическим характером романов «Astronauty/Астронавты» и «Obłok Magellana/Магелланово облако», решил изъять их из собрания сочинений. Впрочем, он уже издавна запрещал печатать оба этих романа за границей и переиздавать в родной стране, так что этот его шаг лишь продемонстрировал твердость занятой им позиции.
Облик серии
Серия открылась в 1982 году и к настоящему времени насчитывает 14 томов, 18 наименований и 16 выпусков. Поначалу выходили из печати 2-3 книги в год, затем скорость издания снизилась. Выпуски издавались в твердом переплете (за исключением подавляющей части тиража «Соляриса») разного цвета – со временем оказалось, что доминируют серый и коричневый, что придало книжной полке расхолаживающей монотонности. В верхней части обложки тискалось во всю ширь большими буквами LEM, ниже – название (названия). Для тиснения использовались черная, белая, серебристая (один раз) и золотистая (один раз) краски. Объем выпуска составлял от 8,5 («Kongres futurologiczny. Maska/Футурологический конгресс. Маска») до 32 (вторая часть тома «Fantastyka i futurologia/Фантастика и футурология») печатных листов текста. При использовании плохой, как правило, бумаги V класса (65 г) это приводило к эффекту слишком большой толщины по отношению к формату (114 х 187 мм). Станислав Лем с сарказмом называл выпуски «маленькими пузатыми книжечками».
В начале восьмидесятых годов запрограммированная таким образом серия обещала быть более или менее привлекательной. Пять первых выпусков вышли в зеленом, черном («Śledztwo. Katar/Расследование. Насморк»), коричневом, розовом и голубом цвете, затем впечатление разнородности цветовой линейки совершенно утратилось. Наиболее привлекательным для читателя был, наверное, этот самый авторский подбор произведений, но представляла интерес также возможность собрать произведения Лема в книгах одинакового формата при однородном их графическом оформлении. И вот такая возможность была издательством безжалостно разбазарена. В течение декады изменились законы книжного рынка, относительная привлекательность серии сошла на нет, а дальнейшая судьба предприятия оказалась стоящей под большим вопросом.
В нынешнем облике серии сомнения вызываются как раз подбором произведений. Если объединение в одном томе романов «Śledztwo/Расследование» и «Katar/Насморк» не вызывает возражений, поскольку эти произведения похожи, то объединение романа «Kongres futurologiczny/Футурологический конгресс» с новеллой «Maska/Маска» кажется недоразумением. «Kongres futurologiczny» ничего не потерял бы, если бы его издали как самостоятельную позицию, потому что у него во всем творчестве Лема нет эквивалента, а «Мaska» следовало бы отнести в «Opowiadania/Рассказы». Нельзя не признать резона в объединении сборников «Doskonała próżnia/Абсолютный вакуум» и «Wielkość urojona/Мнимая величина», но уже марьяж «Solaris/Солярис» с «“Niezwyciężony”/”Непобедимый”», хоть он и освящен традицией, должен был распасться или на самостоятельные выпуски либо с объединением «Solaris» и «Golem XIV/Голем XIV». Оба этих коротких романа говорят об одном и том же: неудачном контакте с негуманоидным разумом.
Здесь надо еще вспомнить об одной неприятности, вину за которую следует возложить на издательство «WL». Вышедший в 1986 году в свет выпуск «Solaris. “Niezwyciężony”» имел, правда, типичный для серии формат, но лишь небольшая часть тиража оказалась изданной в твердом переплете, а остальная часть – в мягкой и черной, как облака над краковским издательством, обложке. Этот совершенно недопустимый маневр «угробил» собирателям серию. И вместе с тем послужил отчетливым признаком кризиса и в издательстве «WL» и в серии.
Если уж мы заговорили о выпуске «Solaris. “Niezwyciężony”», то стоит обратить внимание на то, что в этом издании Лем вернул второму роману кавычки. Название романа вновь совпадает с названием космического корабля; ранее писатель придерживался более широкой интерпретации («Непобедимый» -- это попросту человек, способный одержать победу в любой ситуции). К сожалению, развитие мировых событий сильно подорвали веру Лема в человеческий гений, выражением чего и является это изменение.
Крах серии
Я намеренно не касался в предыдущем изложении тиражей, чтобы проследить на их примере развитие серии. «Собрание сочинений» стартовало в тот момент, когда книжный рынок в Польше все еще голодал. Поэтому «Szpital przeminenia» вышел тиражом 100 тысяч экземпляров, как и следовавший за ним том «Śledztwo. Katar», но уже «Dzienniki gwiazdowe/Звездные дневники» потеряли половину тиража – 50 тысяч экземпляров. «Pamiętnik znalieziony w wannie/Дневник, найденный в ванне» -- снова 100 тысяч (кстати, это был, вероятно, самый большой одноразовый тираж этого трудного романа), «Kongres futurologiczny. Maska» -- тоже 100 тысяч, но «Głos Pana/Глас Господа» уже лишь 75 тысяч. «Dialogi/Диалоги» -- 100 тысяч экземпляров (снова событие для такого рода книги), по 100 тысяч экземпляров также «Eden/Эдем» и «Powrót z gwiazd/Возвращение со звезд». Тиражом 70 тысяч экземпляров напечатан выпуск «Doskonała próżnia. Wielkość urojona», и вновь по 100 тысяч экземпляров «Opowieści o pilocie Pirxe/Рассказы о пилоте Пирксе» и «Solaris. “Niezwyciężony”». И на дворе 1986 год.
Я специально разместил здесь это нудноватое перечисление, чтобы подчеркнуть вывод: пора на завершение такого предприятия минула где-то на переломе 1986-1987 годов. Рынок изменялся, росли цены, страна вступала в последнюю фазу столкновения агонизировавшего коммунизма со стремившимся к самоопределению народом. Все это, конечно, отвлекало внимание от литературы. В том, что касается серии, неблагоприятная конъюнктура совпала с запланированным «WL» изданием двух (и каждая в двух выпусках) теоретических громадин: «Filozofia przypadku/Философия случая» и «Fantastyka i futurologia/Фантастика и футурология». Первая вышла в свет в 1988 году (то есть после двухлетнего отсутствия серии на рынке, чего не позволил бы себе ни один солидный себя издатель), вторая через год. Тиражами соответственно 15 и 10 тысяч экземпляров. И с тех пор серии нет на прилавках книжных магазинов. Спрашивается почему?
Так сложилось, что очередным томом должен был идти «Wysoki Zamek/Высокий Замок», обогащенный юношескими стихами. В издательстве «WL» уже долгое время господствовал кризис, проявлением которого являлись срыв планов выпуска книг и нараставшая убыточность. Около полутора лет тому назад Станиславу Лему сообщили, что эта его книжка набрана, но «WL» собирается уступить набор частному издателю. Однако цена предприятия была столь высока, что покупателя на него не нашлось. Сложилась ситуация, в которой издательство «WL» не могло ни само напечатать книгу, ни продать набор кому-то другому. Примерно в это же время книга выходила из печати в Великобритании.
Несколько месяцев тому назад Станиславу Лему сообщили, что под новым руководством издательство рассчиталось с долгом (?) и по-прежнему горит желанием издать «Wysoki Zamek», но тиражом лишь 5 тысяч экземпляров (в прежнем собрании сочинений – 40 тысяч экземпляров), потому что располагает лишь таким количеством заказов. Издательство претерпевало процедуру банкротства, поэтому и медлило с изданием книги, а теперь поставило ее в план издания на следующий год. Возможно на решение издательства о возобновлении издания собраний Лема повлиял тот факт, что в это междувременье две книги Писателя были изданы частными издательствами.
Таким образом, за минувшие десять лет «WL», считавшееся в свое время одним из ведущих польских издательств, не сумело справиться с изданием примерно 20 томов, большая часть которых сулила и продолжает сулить высокую доходность. Следует однако вспомнить, что среди прочего в изданных высокими тиражами томах собрания сочинений увидели свет новейшие произведения Лема (три романа и сборники текстов, предназначенных для «Библиотеки XXI века/Biblioteka XXI wieku»).
Будущее серии
Виды серии на будущее обусловлены ее прошлым. В 1988 году «Wydawnictwo Literackie» сыграло с Лемом злую шутку: в фирменном магазине издательства на Длинной улице (na Długiej) продавался том «Powrót z gwazd» со скидкой в 80%. Книга, оцененная в 250 злотых, стоила там тогда 50 злотых и доставалась покупателю «изукрашенной» безобразным переоценочным штампом. Это был исключительно хорошо изданный том, единственный во всей серии -- с золотистым тиснением, в остальных краковских книжных магазинах, не говоря уже об остальной Польше, его было днем с огнем не сыскать. Лем, который в то время регулярно ездил в Вену и готовился к переезду туда на постоянное место жительства, надо полагать, был шокирован таким отношением издательства к его творчеству. И на и без того уже натянутые отношения между издательством и его ведущим автором это, видимо, какое-то влияние оказало.
Так будет ли завершено «Собрание сочинений»? Станислав Лем смотрит на это со свойственным ему скептицизмом. Он считает, что книги, издаваемые в таком оформлении, на такой плохой бумаге, утратили всякую конкурентоспособность. Невзрачная обложка, малый формат – этого уже никто не купит. К тому же ему и не предлагают продолжить серию. «Напечатаем «Wysoki Zamek», а там видно будет», – говорят издатели нехотя.
Если бы все же кто-то взялся за лемовское «Собрание сочинений», что бы еще следовало бы издать? Из беллетристики остались «Cyberiada/Кибериада», «Golem XIV» и рассказы, вероятно в двух выпусках, к которым я присоединил бы «Człowiek z Marsa/Человек с Марса». Помимо «Высокого замка/Wysoki Zamek» остались также «Summa technologiae» и «Rozprawy i szkice/Статьи и очерки», наверное тоже в двух выпусках, потому что в этой области Лем продолжает творить. Следовало бы включить в серию романы восьмидесятых годов: «Wizja lokalna/Осмотр на месте», «Pokój na Ziemi/Мир на Земле» и «Fiasko/Фиаско». Завершал бы «Собрание сочинений», возможно, том «Biblioteka XXI wieku», если бы автор счел ее состав полным и окончательным.
Так или иначе, осталось издать 9 позиций (без “Wysoki Zamek”) в 10 или 11 томах, то есть отнюдь не мало. Сомневаюсь, что это по силам рахитичному издательству «WL». Изумительные беззаботность, неумелость и пренебрежительность, с которыми «WL» отнеслось к творчеству одного из величайших польских, а возможно и мировых, писателей, единственного в своем роде автора, вызывает вопрос: а стоит ли ему вообше доверять окончание издания «Собрания сочинений».
P. S. По моему мнению, Станиславу Лему нужно также снять запрет на издание «Астронавтов/Astronauty» и «Магелланова облака/Obłok Magellana». Оба этих романа подпорчены, правда, соцреализмом, но их нельзя попросту выбросить из творчества писателя. Они дают понятие о пройденном им творческом пути, условиях развития его таланта, да и назвать их лишенными всякой ценности тоже нельзя. Если из «Obłok Magellana» выбросить главу «Komuniści/Коммунисты» и слегка подретушировать описание пребывания астронавтов на мертвом американском космическом корабле, роман вполне прилично станет выглядеть (Примечание М. Орамуса).
P.P.S. Орамус словно в воду смотрел, предсказывая дальнейшую судьбу этого «Собрания сочинений». Оно так и не было завершено – даже «Высокий Замок» не был напечатан. К чести «WL» следует признать, что это издательство все же выпустило хорошо подготовленное и прекрасно напечатанное «Собрание сочинений» своего ведущего автора – но случилось это гораздо позже, в конце 1990-х годов… W.
8. Следующий «лемовский» материал (стр. 65) – это небольшое эссе Леха Енчмыка, которое называется
СУЩЕСТВУЕТЕ ЛИ ВЫ, МИСТЕР ЛЕМ?
(Czy pan istnieje, mister Lem?)
Philip K. Dick to the FBI, September 2, 1974
«I am enclosing the letterhead of Professor Darko Suvin, to go with information and enclosures which I have sent you previously. This is the first contact I have had with Professor Suvin. Listed with him are three Marxists whom I sent you information about before, based on personal dealings with them: Peter Fitting, Fredric Jameson, and Franz Rottensteiner who is Stanislaw Lem's official Western agent. The text of the letter indicates the extensive influence of this publication, SCIENCE-FICTION STUDIES.
What is involved here is not that these persons are Marxists per se or even that Fitting, Rottensteiner and Suvin are foreign-based but that all of them without exception represent dedicated outlets in a chain of command from Stanislaw Lem in Krakow, Poland, himself a total Party functionary (I know this from his published writing and personal letters to me and to other people). For an Iron Curtain Party group — Lem is probably a composite committee rather than an individual, since he writes in several styles and sometimes reads foreign, to him, languages and sometimes does not — to gain monopoly positions of power from which they can control opinion through criticism and pedagogic essays is a threat to our whole field of science fiction and its free exchange of views and ideas. Peter Fitting has in addition begun to review books for the magazines Locus and Galaxy. The Party operates (a U.S.] publishing house which does a great deal of Party-controlled science fiction. And in earlier material which I sent to you I indicated their evident penetration of the crucial publications of our professional organization SCIENCE FICTION WRITERS OF AMERICA.
Their main successes would appear to be in the fields of academic articles, book reviews and possibly through our organization the control in the future of the awarding of honors and titles. I think, though, at this time, that their campaign to establish Lem himself as a major novelist and critic is losing ground; it has begun to encounter serious opposition: Lem's creative abilities now appear to have been overrated and Lem's crude, insulting and downright ignorant attacks on American science fiction and American science fiction writers went too far too fast and alienated everyone but the Party faithful (I am one of those highly alienated).
It is a grim development for our field and its hopes to find much of our criticism and academic theses and publications completely controlled by a faceless group in Krakow, Poland. What can be done, though, I do not know».
Филип К. Дик в ФБР, 2 сентября 1974 года.
«Прилагаю письмо профессора Дарко Сувина как дополнение к информации и документам, посланным вам ранее. Это первый мой контакт с профессором Сувиным. Прилагаю также <имена> трех марксистов, о которых я сообщал вам ранее, основываясь на личных контактах с ними: Питер Фиттинг, Фредрик Джеймисон и Франц Роттенштайнер, который является официальным агентом Станислава Лема на Западе. Текст письма указывает на экстенсивное влияние этого журнала -- «SCIENCE-FICTION STUDIES».
Дело здесь не в том, что эти лица являются марксистами per se, или даже не в том, что Фиттинг, Роттенштайнер и Сувин -- иностранцы, а в том, что все они без исключения представляют собой преданных (outlets) в цепи распоряжений, поступающих от Станислава Лема из Кракова (Польша), который сам является ведущим партийным функционером (я знаю об этом из его опубликованных сочинений и личных писем ко мне и другим людям). Если эта партийная ячейка из-за железного занавеса -- Лем, вероятно, скорее целый комитет, чем конкретный человек, поскольку он пишет различными стилями и иногда демонстрирует знание иностранных языков, а иногда – нет – захватит монопольные властные позиции, с которых сможет контролировать общественное мнение посредством критических и педагогических публикаций, это станет угрозой всей сфере нашей научной фантастики и свободному обмену мнениями и идеями внутри нее. Питер Фиттинг вдобавок к этому начал готовить книжные обзоры для журналов «Locus» и «Galaxy». Эта партия управляет (в США) издательским домом, который публикует много контролируемой ею научной фантастики. В посланных вам ранее материалах я уже указывал на очевидное их проникновение в ключевые публикации нашей профессиональной организации, «Science Fiction Writers Of America».
Основного успеха им удалось достичь в области <публикации> научных статей, книжных рецензий и, возможно, через нашу организацию, в контроле над присуждением в будущем премий и почетных званий. Я думаю, однако, что сейчас их кампания по возведению Лема в ранг главного романиста и критика теряет под собою почву и начинает получать серьезный отпор: сегодня кажется, что творческие способности Лема были преувеличены; Лем в своих грубых, оскорбительных и совершенно невежественных нападках на американскую научную фантастику и на американских писателей научной фантастики зашел слишком далеко и оттолкнул от себя всех, кроме верных членов партии (я – один из тех, кого он оттолкнул в наибольшей степени).
Это ужасно для нашей сферы <деятельности> и для ее чаяний – обнаружить, что значительная часть нашей критики, диссертационных работ и научных публикаций полностью контролируется некоей анонимной группой из Кракова (Польша). Однако что с этим делать, я не знаю».
Дик послал по меньшей мере 21 такое письмо в лос-анджелесское отделение ФБР (столько их сохранилось). Станислав Лем предстает в них могущественным агентом КГБ, а может быть, лишь условным наименованием целой организации, действующей в таинственном Кракове. Когда французское телевидение пригласило Дика в Париж, чтобы взять у него там интервью, он тут же решил, что это очередная интрига Лема. «Я поеду в Париж, там меня похитят и отправят в Варшаву, а потом в Краков, а потом Бог знает куда», -- жаловался он ФБР.
Верил ли Дик в то, о чем он писал? Рэй Нельсон, друживший с ним на протяжении многих лет, утверждает, что Дик свято верил во все, что он писал. В романах – тоже. Основой для создания теории лемовско-краковского заговора послужило издание «Убика» в серии «Stanisław Lem poleca». Дик, живший в то время в крайней нужде, вообразил себе, что издание книги в Польше его обогатит, а когда пережил разочарование, решил, что Лем присвоил все его деньги.
Станислав Лем, отвечая на упреки Дика, написал, что не следует публиковать письма Дика, потому что ими должны интересоваться лишь психиатры.
Но все же связь между психикой писателя и его произведением стоит исследовать. Говоря о Дике, я неоднократно сравнивал его с Ван Гогом и Достоевским, как с людьми, которые бывали за гранью нашего мира, но сумели прислать оттуда странные, правда, но весьма дельные сообщения. У Дика этот переход за грань миров постоянно чувствуется.
Интуиция, советовавшая проводить сравнение этих трех очень разных творцов (все нормальные люди похожи друг на друга, а сходит с ума каждый по своему), неожиданно получила поддержку со стороны американских психиатров. Они утверждают, что открыли болезнь, которой дали название “temporal lobe epilepsy”. К ее симптомам относятся галлюцинации, религиозные мании и неудержимое стремление писать. Типичными представителями хворавших этой болезнью называют… Достоевского, Ван Гога и Льюиса Кэрролла. Дик к этим типичным симптомам добавил изрядную охапку своих, оригинальных. Помимо прочих его всю жизнь преследовала мысль о сестре-близняшке, которая умерла в возрасте шести недель. Дик представлял себе, как его сестра, брюнетка, растет вместе с ним, он вводил ее в свои романы, а теперь она лежит рядом с ним в одном гробу в Форт-Моргане, штат Колорадо.
Дик верил, что в 1974 году его, как и святого Павла, пронзил фиолетовый луч, который помимо прочего сообщил ему латинское название болезни сына. (Врачи и в самом деле скорректировали свой диагноз). Дик считал, что он является воплощением пророка Илии и что был физически перенесен в древний Рим. Он был уверен в том, что Гаррисон Форд, с которым он познакомился на съемках фильма “Бегущий по лезвию бритвы”, собирается его убить. В этой ситуации убеждение в том, что Лем – это условное наименование марксистской ячейки, намеревающейся захватить американский рынок НФ, следует признать одной из незначительных маний Дика. Жизнь этого человека представляла собой ад, а писательство было единственной терапией. И в том-то и заключается чудо литературы и искусства вообще, что из мучений художника рождается жемчужина, которой мы затем можем восхищаться.
P.S. Я позволил себе привести в этой сетевой публикации оригинальный вариант письма Дика и свой его перевод, в котором отчасти использованы некоторые удачные находки предшественников. Как и этим самым предшественникам (см., например, “Компьютерра”, № 15 от 17.04.2001), мне не слишком-то удался перевод одного маленького, но довольно-таки важного фрагмента письма. Хитрец Енчмык при переводе письма на польский язык попросту пересказал этот фрагмент своими словами. W.
облако тэгов
