Первоначально здесь должна была размещаться совершенно другая статья — рецензия на одно очень любопытное (и малоизвестное) высокое фэнтези. Но она нуждается в значительном редактировании, а пан вчера женил товарища, поэтому к столь сложной умственной работе не способен. Поскольку я привык делиться с городом и миром, особенно — тем, чего не жалко, то предлагаю и вам... ощутить легкую руку похмелья. Интеллектуального, разумеется. От двух затейливых и занимательных — я бы сказал, архизатейливых и архизанимательных! — интерпретаций одного с детства знакомого сюжета.
Разумеется, решать, что же это такое — синдром поиска глубинного смысла в его терминальной стадии или же срыв покровов, при котором знакомые и вроде бы очевидные вещи обретают второе, третье и тридевятое дно — решать исключительно вам.
Ярчайшим примером деятельности представителей эзотерических лож является сказка о деревянном мальчике Пиноккио, известная в России как "Приключения Буратино". Пиноккио — это кукла, марионетка, которая находится в плену иллюзий "тварного мира". Но получив Золотой ключик — золотые ключи от рая, хранимые апостолом Петром и сияющие на официальном гербе Ватикана — Пиноккио получает "пропуск на небеса", к обители высшего знания. Он становится человеком. В лице Пиноккио мы имеем аллюзию на грешного "профана", "мертвую натуру", которая из голема становится "человеком", то есть рождается в духе. Это пример язычника, принявшего Христа.
Ранее встречались и другие произведения, в которых авторы указывали на мессианскую роль Буратино. Так, в начале 2000-х годов Дмитрий Гайдук написал "Джатаку о деревянном бодхисатве", связав в ней образ Буратино не с образом Христа, но с образом Будды.
Что касается меня, то я всегда находил сказку о Буратино ироничной, но уж никак не злой, хотя бы потому, что всегда воспринимал ее как ремейк Евангелия, переложение Святого Писания на современный А. Толстому символьный язык и попытку изложить языком этого Нового Евангелия идею советского коммунизма. Скрестить христианство и марксизм, извините за каламбур! Сказка эта представляет собой парадоксальный шифр, и часть знаков этого шифра имеет явно библейское происхождение. Поэтому и шутка про Истинную Церковь Свидетелей Буратины для меня не содержала преувеличения, этого обязательного элемента шутки, а, следовательно, не казалась смешной. Для меня очевидной была связь деревянной куклы Буратино с образом христианского Спасителя. И я очень удивился, когда, начав изучать критические статьи, написанные по этой сказке, столкнулся с тем фактом, что ни один из критиков не упоминает о множестве религиозных смыслов, зашифрованных в этом произведении.
P.S. Нет ничего более худшего для организма, чем быть свидетелем при непьющем женихе.
1888 год. 12-летнего мальчика-сироту Уилла Генри берет к себе в услужение блестящий, хотя и очень замкнутый доктор Пеллинор Уортроп. Быстро выясняется, что у доктора редкая специальность. Он монстролог: изучает (а при необходимости и уничтожает) различных монстров, которые, оказывается, в изобилии водятся в Новой Англии. В чопорные викторианские времена человек такой профессии обречен на полуподпольное существование. Однако, когда городу начинает грозить опасность уничтожения, монстрологу и его ученику приходится выйти из тени — только им известно, от кого исходит угроза.
A tajemná je kletba předků, jméno rodu, starý řád
A všechno zahaleno je tajemstvím duše neví kam se dát
Дорогой друг, как ты знаешь, в нашем книжном обществе вновь разгорелась дискуссия вокруг эсквайра Рика Янси. Причиной сему послужил выход из типографии третьей части его сочинений под заголовком, сколь же звучным, сколь и будоражащим — "Кровавый остров". Не стану скрывать, оный заголовок, а более – оная дискуссия, всколыхнули во мне любопытство. До этого сочинений Янси я не читал, поэтому незамедлительно послал в "Black Books" и вскоре получил первый том – "Монстролога". С некоторыми заметками о нём я и предлагаю тебе ознакомиться сейчас.
Позволю себе начать с конца, поэтому primo – о сюжете. По прочтении "Монстролога" он кажется чрезмерно простым и безыскусным. Не вдаваясь в подробности, способные приоткрыть завесу тайны, если ты не успел ознакомиться, скажу лишь, что подобное впору не роману, а повести – причём короткой. До романных объемов опус доходит лишь благодаря вязкому, перегруженному языку написания – призванному, по всей видимости, послужить средством стилизации под готический роман, в последнее время пользующийся, если не популярности, то стабильным читательским спросом – точно. Но то, что у Бойна в "Здесь обитают призраки" выглядит легко и естественно, у Янси натужно и нарочито.
Secundo – о персонажах. Я затрудняюсь сказать, чего в них больше – характерности или карикатурности, поэтому склоняюсь и к тому, и к другому единовременно. Характерны собственно доктор Уортроп и его ассистент Уилл Генри; другие – констебль Морган, Джон Кернс, Малакки, et al. в большей степени напоминают олицетворенные функции, необходимые автору. Парадоксально, что показавшийся мне самым живым по исполнению герой очень быстро стан собственно живых покидает, становясь первой жертвой местных монстров.
И, наконец, tertio – о том, чем одних Янси приводит в восторг, а других отталкивает. Он крайне кровав, это, если угодно, его pelagus property – постоянно декларируемая кровавость и ультимативная жестокость по отношению ко всем персонажам, включая и малолетних. Автор много и часто пишет о вещах, леденящих сердце, а волосы заставляющих шевелиться. Так много и так часто, что вскорости описание очередных кровавых зверств перестают оказывать хоть сколько-то будоражащих эмоций. Увы, такова природа человеческая – даже немыслимая жестокость, даже самый жуткий кошмар из тех, что, казалось бы, лишают ночного сна и отдыха навсегда, повторяясь вновь и вновь, формируют не новые приступы страха, но только пресыщение. В любой какофонии ужасов, в любом дьявольском карнавале убийств и насилия необходима передышка, какой-то наполненный светом и спокойствием момент, когда герои, а вместе с ними и читатели смогут перевести дух – хотя бы для того, чтобы с новой силой кричать дальше.
Я мог бы посетовать ещё о многом, в частности – почему в книге, одним из главных героев которой является доктор монстрологии, до удивительного мало самой монстрологии, как науки. Но боюсь тогда бы у тебя, мой друг, сложилось мнение, что книга мне не понравилась, а это, на самоv деле, не так. Ты, наверное, запутаешься ещё больше, но и сказать, что она пришлась мне по душе, я тоже не могу! Я даже не могу определить, была ли она написана для юных читателей, как прежние труды Рика Янси (в пользу этого говорят первые две моих претензии), или автор решил обраться к аудитории более взрослой – не наработав, однако, с ней общего языка (на это косвенно указывает пункт третий). Но в одном я уверен и уверен точно – при всех своих недостатках "Монстролог" вполне заслуживает вотума доверия, и я уже послал к Бернарду, чтобы ознакомиться со следующими похождениями доктора Пеллинора Уортропа и его юного ассистента Уилла Генри. Так что ожидай вскоре нового моего письма, а с ним, по-видимому, и окончательного вердикта.
P.S. Буду рад получить от тебя весточку.
цитата
— Что ты так уставился на меня?
— Мистер Эразмус Грей… — начал я, но Доктор меня перебил.
— Мы — рабы, все мы — рабы, Уилл Генри, — сказал он, вынул книгу у меня из рук и положил сверху ближайшей стопки. — Некоторые из нас — рабы страха, другие — рабы разума, третьи — основного инстинкта. Но все — рабы, Уилл Генри, и все чему-то служим. Вопрос должен быть поставлен так: чему мы служим? Чему посвящаем себя? Выберешь ты служение правде или лжи, надежде или отчаянию, свету или тьме? Я выбираю служение свету, даже несмотря на то, что служба эта подчас проходит во мраке. Не отчаяние побудило меня нажать на курок, Уиллл Генри. Моею рукой двигало милосердие.
Собственно, прёт он давно, только смотреть его — извините за низкого пошиба каламбур! — совсем не прёт. Если только Мавроди приплатит, ну да не о том я, не о том... Я о том, что если уж мейджоры вместо ужасов на экране демонстрируют манную кашку, обитающую в головах режиссёров и сценаристов (последний нормальный фильм — 9 лет назад), то может энтузиасты спасут мир... то есть, отечественный хоррор? В таком случае есть у меня пара кандидатов.
История о силе сестринской любви. В маленьком городке лютует эпидемия смертоносной болезни. После смерти матери, заболевает младшая сестра Мирра. От лекарств нет толку, поэтому старшая — Айя вынуждена прибегнуть к мерам откровенно нетрадиционным. Ей придется погрузиться в воспаленное подсознание сестры и отыскать истинную причину болезни... Европейской фестивальной публикой фильм, говорят, был принят крайне тепло и даже стал лауреатом чего-то там где-то не здесь. Среди отзывов преобладали сравнения с Тарсемом Сингхом, а я вспомнил "Лабиринт фавна".
Российский зритель сможет приобщиться к творение режиссера Павла Хвалеева в декабре сего года.
Очередная попытка перенести жанр "found footage", явленный нам "Ведьмой из Блэр" на русскую почву. В глухую карельскую чащобы для спасения пропавшего отправляется отряд спасателей МЧС — а кого они там встретят, спасут или же не спасутся сами, об этом зрителям и поведают "найденные плёнки". Сюжет, вроде как, базируется на местном фольклоре, а к звуковому оформление приложил Радость Моя (хороший, годный witch house/darkwave) так что даже если всё будет плохо, с саундтреком будет хорошо.
Несмотря на лютый провал компании по сбору средств Иван Уркинеев обещает всё доснять, смонтировать и донести до зрителя к апрелю 2016.
...почитать/посмотреть. А то совсем заняться нечем с этим отпуском. Уже начал дачу благоустраивать от безысходности. Вишня кустом, вишня деревцем — бр-р-р! Заодно посмотрим, возможна ли здесь какая-нибудь активность.
На KATABASIA выложили обзорный лонгрид по творчеству, пожалуй, самого загадочного мистификатора последних лет и по совместительству — "последнего советского писателя" Ильи Масодова. Считаю материал интересным, а творчество Масодова — заслуживающим внимания, как минимум до первых позывов, поэтому предлагаю всем крепким нервами и желудком причаститься:
Даже среди наиболее недооцененных и недопонятых писателей Масодов занимает особое место. Одни считают его автором зомби-хорроров пионерской тематики, другие — помешанным маньяком, сублимирующим садистские и некрофильские желания в тексте, а третьи просто не способны объяснить остальным, что же так задело и захватило в его произведениях.
Многим происходящие в реальности Масодова явления кажутся «немотивированными» — как, например, часто упоминаемое убийство репетитором своего ученика в «Небесной Соли». Мол, у учительницы не было горячей воды дома, вот она и перерезала горло ученику, руки помыть. Масодов же. Поехавший.
Утверждающие подобное просто не читают Масодова, не погружаются в материал. Им чего-то не хватает, чтобы понять: глаза мальчика Пети, «зеркало» его души, и были для Лидии Михайловны тем небом, которое в них «отражалось».
P.S. Навеяно постом уважаемого olexisа про Петухова (рекомендую прочесть также)