Итак, на сайте sfsignal товарищи делятся своими рекомендациями о том, какие книги НФ должны быть у настоящего фэна, и, что характерно, преобладают имена американские и англоязычные, и например, отсутствует начисто Лем, не говоря уже о наших Братьях

Вот я, хохмы ради, и решил взяться нести просвещение отсталым турецким американским народам, в качестве основы возьму свои списки "внеклассного" чтения для студентов технического вуза 1-3 курса

Значит, первым делом, уберу не НФ и сокращу до 10 единиц (требование sfsignal), а затем попробую на ломаном английском в кратце описать, почему взяты именно эти вещи. Если у кого есть мысли по этому поводу и желание посочупоучаствовать — милости прошу — колонка большая.

Финальный список на 10 позиций:

цитата

1. Стругацкие — "Трудно быть Богом"

Главный персонаж книги — Румата — находится на далекой планете. Его миссия состоит в наблюдении за обществом, которое заметно отстает в развитии от его собственной цивилизации. Настолько отстает, что Румата в этом мире подобен Богу — всемогущ, неуязвим. Будучи Богом, он страшно одинок — ведь вокруг нет никого, равного ему, но главное — он бессилен остановить творящиеся вокруг ужасы, потому что не имеет права вмешиваться. Он очень похож на Бога, который вынужден, не вмешиваясь, наблюдать за человечеством на Земле.

2. Азимов — первая "Академия"

Сэлдон — великий ученый, который предсказал будущее человечества на многие годы вперед. Он создал Академию, которая выведет человечество из состояния упадка самым кратчайшим путем, предсказанным Сэлдоном. Поколение за поколением люди живут, подчиняясь воле давно мертвого человека, во вселенной, которую он для них создал.

3. Кларк — "Город и звезды"

Развитие человечества шло двумя путями, хотя те, кто жил в Городе, и те, кто жил вне его, не знали об этом. И оба пути развития привели человечество в тупик. Но даже этот тупик был когда-то предусмотрен творцами Диаспара и главный герой дает человечеству новую жизнь, но разум движется еще дальше и устремляется к Звездам, чтобы найти там иную жизнь, и в конце концов вернуться снова на Землю. Эта книга — Гимн разума, который познал ценность жизни, и в первую очередь — ценность собственной планеты.

4. Замятин "Мы"

Одна из самых первых антиутопий, написанная в 1920, задолго до великолепного романа Оруэлла, до произведений Хаксли и Брэдбери. В мире главного героя у людей нет имен — только номера. Все люди одинаковы. Главный герой, D503 — типичный представитель своего времени — человек-машина, лишенная эмоций. Он занят в постройке Интеграла — космического корабля, который очень скоро понесет идеальный общественный строй людей-номеров обитателям далеких звезд. Но человек-номер D503 знакомится со странной женщиной I-330, которая учит его быть непохожим на других, чувствовать. Но Мы против. Мы — общество безымянных, в безграничном вакууме которого растворяется и не может существовать никакое Я.

5. Оруэлл "1984"

Великолепное произведение. Общество потребления доведенное до абсурда, общество идеи в абсолютном воплощении, диктатура, беззащитность перед властью, промывка мозгов с целью сделать людей послушными и не задающими вопросов. Все, что касается взаимоотношений власти и личности есть в этом романе и показано с беспощадной честностью, вызывающей самый настоящий ужас.

6. Хайнлайн "Чужак в чужой стране"

Библия хиппи. Один человек — Майк, в котором соединяются черты запада (землян) и востока (марсиан), совершает паломничество через страну, полную обмана, мошенничества, манипуляций сознанием. Майк несет с собой Любовь, свободную от условностей, предрассудков, способную объединить людей, разрозненных повсеместной ложью. Каждому встречному он просто говорит: ты есть Бог.

7. Лем "Рассказы о пилоте Пирксе"

В этом сборнике коротких новелл Станислав Лем, автор всемирно известного "Соляриса", исследует ряд вопросов: возможности человека и человеческого разума, человек и его разум в экстремальных условиях, фактор человеческой ошибки в любом роде человеческой деятельности, искусственный разум, его точность и возможности, противостояние или объединение человеческого и искусственного разумов.

8. Лем "Непобедимый"

Станислав Лем — один из крупнейших фантастов и мыслителей 20 века. Роман "Непобедимый" рассказывает о столкновении человеческого разума с непостижимой в своей чуждости жизнью. Непобедимые человеческие машины оказываются уничтожены силой, которой дела нет до человечества, неожиданно оказавшегося на ее пути. Имеем ли мы право вмешиваться в жизнь миров с законами, отличными от наших? такой вопрос задают себе герои произведения и еще — что значит быть человеком: проявить упрямство и сражаться до самого конца, будучи непрошеными гостями в этом мире? сражаться, не имея ни малейшего шанса на победу? или убраться, вернуться в собственный мир, и бросить пропавших товарищей?

9. Стругацкие "Град обреченный"

Великий социальный эксперимент. Люди разных стран и мировоззрений собраны в специально созданном Наставниками городе. Получившееся общество примеряет то один, то другой социальный строй, но объединить всех этих разных людей оказывается невозможным и эксперимент выходит из-под контроля. Главный герой проходит сложный путь взросления, понимания, но главное — неизбежных перемен собственного Я.

10. Воннегут "Бойня Номер 5"

Задолго до "Истории твой жизни" Тэда Чана другой писатель уже придумал и показал человека, живущего с полным знанием о своем будущем и будущем всех людей. Этим писателем является Курт Воннегут, а этим произведением — роман "Бойня №5". Роман ставит целый ряд социальных и философских вопросов. В первую очередь это, конечно, место войны в жизни и истории человечества, в судьбах отдельных людей. Но войной сюжет романа не ограничивается — перемещение по времени, бессмертие, понимание своего места в этом мире, умение просто жить и в самых страшных условиях находить силы для этого.

Эссе

Бывает такое. Мольберт. Холст с чешуйчатой мозаикой пятен. Сколько чешуек — столько оттенков, и кто бы только мог подумать?! Художник, секунду назад созерцавший пестроту, снова отступает и смотрит уже издали, уже не на пятна, а на холст, на картину. Задумывается. Складка карандашной линией проступает на лбу. Художник мешает на палитре два цвета, не имеющие наименования ни в одном альбоме колеров, и получает новый оттенок, тоже безымянный, только одному художнику ведомый, одному ему различимый. Снова подступает к картине. Кладет мазок. Еще мазок. К тысячам разноцветных мазков еще два. Изменилось ли что на холсте? Можно ли заметить это изменение, когда к тысячам добавляются еще два? Всего два? Вряд ли. Однако же вновь отступает художник. Смотрит издалека. И наметанный глаз понимает, что хоть и не вспомнить уже, как выглядела картина без последних, и что вдруг с ними переменилось, но именно сейчас картина стала законченной... Нет, не законченной. Снова оттенок. Мазок. Снова взгляд издалека. Теперь все. А, может быть, и не все, но уже ближе, значительно ближе к тому, о чем можно уверенно сказать: я закончил...

Прослушал за неделю две книги Пелевина:

С творчеством Пелевина я был знаком, в основном, по его крупным вещам, среди которых очень высоко ценю "ЧиП", "ЖН", и примерно половину "Поколения П", потому что считаю концовку романа сумбурной и в некоторой степени "слитой". С малой Пелевинской формой я знаком только в лице "Затворника и Шестипалого", и долгое время я хотел взяться за детальные рассмотрение рассказов и повестей Пелевина. Именно с такими мыслями я приступал к аудиокнигам.

Однако, получилось так, что первым мне попался аудиовариант П5, и, не знаю отчего, я был в святой уверенности, что это роман, тем более, начало в нем (Зал поющих кариатид) такое основательное — спецслужбы, которые организуют под "рублевкой" некий тайный мир, и затем появление еще одного сюжетного пласта в виде реальности Богомола, — в общем, это было похоже на грандиозный замысел: как изменится общество после привнесения в него таких изменений по всем уровням.

Небольшое подозрение, что это не роман возникло у меня при переходе ко второй части "Кормление крокодила Хуфу". Но это меня не насторожило — потому что и ЖН по сути — это цикл рассказов. Да и связь с "Залом...", в принципе, просматривалась: главные персонажи — это удачливый российский бизнесмен со своими спутниками в европейской стране, опять же, где-то в контексте опять возникает "пиндостан", опять нарушение реальности. Но вот следующий рассказ "Некромент" мое подозрение подтвердил, потому что при событийном сходстве с "Залом..." здесь не оказалось никакого возвращения к событиям и персонажам, а структура изменилась неимоверно — превратившись в нарезку статей и заголовков, интервью и т.п.

В целом по сборнику могу поставить только 7.

По отдельным же рассказам — "Зал..." — 8, и очень жаль, что это не стало-таки оконченным романом.

"Кормление крокодила ..." чертовски напомнило некоторые эпизоды из "Жизни насекомых", но в целом не зацепило, нет ни социальной сатиры, ни сквозной идеи, соединившей бы пласт "новых русских" за "бугром", пласт древнего Египта и мага Хуфу. — 6,5 — 7

"Некромент" — оценка 7,5 — 8. Хорошая необычная структура. Образ шарика подвешенного за трос над землей, миф о крематории в доме главного "мента", ванна с форсунками, ирония над гейской тематикой, аллюзии на Жиля Де Рэ, сатира.

"Пространство Фридмана" — сама по себе вещь, наверное, показалась бы забавной, но в контексте не играет. Есть находки вроде "баблонавта" и привлекаемые в объяснения выдержки из теории черных дыр, но почему-то не зацепило. — 6

"Ассасин" — рассказ, который в контексте сборника имеет определенное значение, как бы откровенно подводит итог: многое, чему вы верите, — это запудривание ваших мозгов для чьей-то выгоды. И в эту мысль хорошо укладываются сюжеты всех прежних рассказов сборника. Эта тема еще может рассматриваться в контексте терактов, которые время от времени случаются в нашей стране, и совершаются вот такими "промытыми" исполнителями. С другой стороны — сам по себе рассказ мне скорее не понравился — ровный, прямой, какой-то не "пелевинский". Оценка 6,5 — 7. Согласен с прозвучавшим сравнением по стилистике с Олди.

Превосходно начитано/отыграно. Исполнение — 10!

----

Следом за П5 я взялся слушать более ранние вещи писателя в собственном исполнении. Читает автор, надо сказать, не бог весть как, По сравнению с прежней книгой — так вообще ужасно, но... какие вещи!

"Нижняя тундра" — китайский император отправляется в путь, чтобы найти духа Полярной Звезды для настройки музыки, которая спасет его империю от идущих войной варваров. Китайский император проваливается в совсем другую реальность — альтернативные советские времена, чукотка, время большого праздника, где его с его безумными идеями все принимают за захмелевшего чукчу, после чего он оказывается в Москве, городе, откуда еще никто не возвращался, в палате психбольницы. Шикарно, иронично, многослойно. — 9

"Зигмунд в кафе" — рассказ на одно прочтение, поскольку изюминкой является финал — кто такой Зигмунд и что это за коронная "ага". Зная развязку, читать уже будет неинтересно, поскольку связи между парочкой, детьми или хозяйкой кафе, за которыми все это время Зигмунд наблюдает — я не заметил, т.е. дополнительные сюжетные слои отсутствуют. Но все-таки — оценка 8. За финал.

"Бубен верхнего мира" — снова нарушение реальности, именно то, за что я так люблю произведения Пелевина.90-е годы. Две девушки вечером едут на электричке в Подмосковье, в затерянное где-то в лесу, огороженное колючей проволокой место. С ними едет непонятно вида и возраста женщина увешанная талисманами и всяческой магической мишурой. Подруги нашли новый бизнес — они оживляют погибших в войну или в результате несчастного случая иностранцев и женят их на клиентках — женщинах и девушках, которые хотели бы перебраться за границу. Так как оживленный мертвец иностранец, юридически жены этих "иностранцев" также получают гражданство, ну а дальше — дело техники. Тем более, что оживленный потом живет не более двух-трех лет. — Оценка 8.

"Онтология детства" — непонятный рассказ, этакая антиутопия без начала и конца. Действие рассказа — взросление ребенка, родившегося и всю свою жизнь живущего в тюрьме (что за тюрьма — не объясняется), где родители по утрам бранятся, где взрослые по вечерам бьют друг дружке морды, где за окнами раздается ритмичный бой машины, забивающей сваи, где пока ты ребенок — ты все равно способен ощущать то, что называется счастьем. Не знаю, не проникся, хотя написано хорошо — 7.

"Синий фонарь" — набор историй страшилок, которые рассказывают мальчики в пионерлагере перед сном. Антипод этого рассказа — повесть Успенского "Красная рука, черная простыня, зеленые пальцы". Я никогда не бывал в пионерлагерях — пожалуй, поэтому не испытывал никакой ностальгии. Ряд логических умозаключений о том, что "все мертвы" интересен сам по себе, но все равно — оценка 7.

----

С другой стороны, если сравнивать сборник 1, прекрасно начитанный, со вторым, начитанным так себе, создается устойчивое впечатление, что рассказы второго сборника — свежее, легче, гармоничнее, в них большая игра воображения, меньше законов-ограничителей и, пожалуй, внутренних самоповторов. Пожалуй, это убеждает меня, что знакомиться с творчеством Виктора Пелевина после "Чапаева..." для меня — не обязательно. Ну, разве что рекомендованный "ДПП(НН)". Зато всегда есть возможность перечитать старые любимые вещи.

Слушал аудио. Преотвратительное, надо сказать, исполнение. Читает барышня, местами делая такие паузы в середине предложений, будто силится прочитать. Возможно, поэтому роман не поразил меня, но то, что он оказался удивительным, неожиданным, странным — однозначно.

События развивались по нарастающей (твердая 9), будоража и окатывая очередной порцией жути примерно до встречи со Слявой, и примерно до этого момента оставалось еще неясно — к чему же ведет автор и вообще, о чем роман. Но дальше все несколько поуспокоилось, текст стал более ровным и менее неожиданным (потому скучным), почти до самого окончания мы будем видеть терзания Клементины, воспитывающей близнецов. Рождением близнецов роман начинается, завершением их судьбы он и заканчивается, поэтому тема ребенка является ключевой в романе (плюс условия жизни подмастерьев, кисть руки, перепачканная чернилами и тп) и для меня, пожалуй, самой неинтересной. Вообще же, полотно романа пронизано множеством символических деталей, прототипы которых легко обнаружить в окружающем мире — здесь и жестокость к детям, к старикам, и тема стыда, и тема диктата родителя, и религия, и тема человеческих комплексов. Недаром, главный герой — психиатр, который словно бы погружается в сон, развивающийся согласно канонам Фрейда, Юнга и еще бог знает кого. Пожалуй, роман заслуживает самого пристального внимания, но есть у меня ряд замечаний, из-за которых я не могу поставить высшие баллы:

— поступки героев алогичны: но эта алогичность подробно объясняется автором на странном наивном уровне, что слишком напоминает местами новичка-автора, который берется подробно описывать устройство гипердвигателя, и совершает при этом ошибки в описании механических или электрических принципов; насыщенный образами язык местами прорывается неудачными канцеляритами, нарушающими всякую гармонию текста; также из ниоткуда вдруг возникают забубенные философские монологи, вызывающие ассоциацию с «Остапа понесло..."; не разрешено коренное противоречие в поведении Клементины — в самом начале она хотела отдать ребенка в деревню подмастерьем, а начиная с половины книги носилась с близнецами как курица с яйцами;

— главный женский персонаж чересчур логичен: рассуждать, искать следствия и делать выводы — это прерогатива мужчин, Клементина же, выдумывая катастрофы для детей, проявляет излишнюю последовательность, логичность и доказательность, что снижает достоверность персонажа;

— смещены акценты повествования: жизнь деревни по окончании представляется фоном для основной драмы — детской, однако, этим недетским эпизодам (соития со служанкой, религиозные обряды, жестокость жителей, железная любовница кузнеца и любовные акты Клементины, психоанализ кота, превращение того в оболочку, прозрачность людей) уделено столько времени, что по окончании остается вопрос — а так ли уж это было нужно?

— замят центральный момент перерождения героя в Сляву: нам только сообщают, что прежний Слява умер, и герой вдруг начинает рассуждать, что теперь он должен занять место старика, хотя на протяжении уже долгого текста он проявлял все черты деревенских — бил подмастерьев и пр.; а угроза становления Слявой после первого диалога со стариком — ни разу в тексте не возникла, оттого это перерождение кажется понятным, но не подтверждается текстом и потому неестественно.

Хотя многие образы, введенные Вианом в романе, например, образ человека — Слявы, который за свое неравнодушие и стремление что-то изменить, вынужден поедать гнилость мира, и этим только приближается к Богу ("золоту"), благодати которого не имеет права вкусить, — потрясают и заслуживают высочайшего балла.

Оценка — между 7 и 8, с желанием когда-нибудь перечитать. В разные моменты возникали ассоциации с «Концом света» Мураками и фрейдистско-феминистскими аллегориями Анджелы Картер.