1. “Stac murem, nie dac sie ruszyć: Słów kilkoro w kwestji niemieckiej/Стать стеной, не дать себя сдвинуть. Несколько слов по немецкой проблеме” (2010);
2. “Ofiary. Opowiаdania historyczne z roku 1846/Жертвы. Исторические рассказы из 1846 года ” (1910, 1921);
3. “Gwiazdy Polski: Jan Dekart, Stanisław Małachowski/Польские звезды: Ян Декарт, Станислав Малаховский” (1910);
4. “Witoldowi synowie. Opowieść historyczna/Витольдовы сыновья. Исторический роман” (1911);
5. “Ze świata czarów/Из мира волшебства” (1911; переизд. “Świat czarów”);
6. “Kwiat paproci: Komedyjka w 2 aktach/Цветок папоротника: комедия в 2-х актах” (1911);
7. “Potomek hetmański. Opowieść historyczna/Потомок гетмана. Исторический роман” (1912);
8. “W obronie bogów/В защиту богов” (1912);
9. “Aż do zgonu/Аж до смерти” (1913);
10. “Przed wiekami/Предвечное” (1914);
11. “W roku Grunwaldu. Opowiadanie historyczne/В год Грюнвальда. Исторический рассказ” (1914);
В только что выложенном эссе Агнешки Хаски и Ежи Стаховича шла речь о романах Эдмунда Езерского и Януша Крука. А в иллюстративном материале проскочили фотографии, на которых роман «Электрические люди» приписан то Я. Круку, то Эдмунду Езерскому, а то и вовсе некоему Эдмунду Яну Крюгеру. Ошибочка вышла? Ан нет! Alles ist in Ordnung – дело в том, что Эдмунд Езерский, Януш Крук и Эдмунд Ян Крюгер – это один и тот же человек, точнее первые два — это литературные ипостаси третьего. Поговорим о нем подробнее…
ЭДМУНД КРЮГЕР
Эдмунд Крюгер/Edmund Jan Krüger (ноябрь 1881–11 июля 1935) польский журналист и прозаик, автор исторических, фантастических и реалистических повестей и романов, составитель сборников сказок и легенд, переводчик с английского и русского языков.
Родился в ноябре 1881 года в Варшаве в семье варшавского печатника Юзефа Крюгера и Людвики Крюгер (до замужества Езерской). После окончания гимназии работал помощником печатника. В возрасте 17 лет дебютировал в журнале “Bluszcz”, где публиковал новеллы и рассказы. В 1904 --1905 годах сотрудничал с газетами "Kurier Poranny" и "Przyjaciel Dzieci", позже работал конторщиком. С 1922 по 1935 год работал в отделе печати Варшавского правительственного комиссариата. Дружил с моряком и основателем Татранской горноспасательной службы Мариушем Заруским, художником ЮЗЕФОМ МЕХОФФЕРОМ и книжным иллюстратором ЭДМУНДОМ БАРТЛОМЕЙЧИКОМ.
Автор нескольких десятков исторических романов (в т.ч. «Przygody młodego ułana/Приключения молодого улана», 1911;
и современных романов военной тематики («W odmęcie wojny/В гуще войны», 1915; «Dla ciebie, Polska/Для тебя, Польша», 1922).
Писал под псевдонимами Эдмунд Езерский/Edmund Jezierski и Януш Крук/Janusz Kruk. Умер 11 июля 1935 года в Варшаве.
В межвоенный период Крюгер был одним из самых читаемых авторов книг для молодежи, особенно на научно-фантастические темы: «Władca przestworzy/Властелин просторов» (Wyd. М. Arct, 1912, приложение к журналу “Nowy Świat”, 1911; изд. 2 – в серии “Biblioteka Książek Błękitnych”, E. Wende, 1930);
«Zwyciężcy bieguna/Покорители полюса» (Wyd.M. Arct i “Nasz Świat”, приложение к журналу “Nasz Świat”, 1912);
«Cuda wyspy tajemniczej/Чудеса таинственного острова» (Wyd. М. Arct, “Nasz Świat” и приложение к журналу “Nasz Świat”, 1912; изд. 2 – M. Arct, 1913);
«Wyspa elektryczna/Электрический остров» (E. Wende, серия “Biblioteka Książek Błękitnych”, 1925);
Романы Эдмунда Крюгера (Езерского) отсылали к научно-популярной прозе Жюля Верна, творчеству Владислава Уминьского и Эразма Маевского. Они рассказывали о необычайных изобретениях и приключениях ученых, создавших эти изобретения – свидетельства владычества человека над миром и необузданной стихией природы. Специфика фантастических произведений Крюгера заключается в их типично польском характере, заметном как в творениях персонажей, так и в исторических реалиях. Гениальные изобретатели следуют идеальному, в чем-то рыцарскому, романтическому кодексу чести, жертвуя жизнями, чтобы защитить свою страну. Воспитательные предпосылки романов Крюгера (Езерского) не ограничиваются универсальными, популяризаторскими описаниями природы, достижений знаний и техники – они показывают эмоции персонажей, действующих в конкретных социально-политических условиях. «Чудодейственное изобретение» — символ могучей силы, результат знаний и изобретательности инженера, борющегося за независимость Польши, поднимающего страну из руин и пепла войны. Фигура инженера выполняет важные дидактические функции: он становится образцом героя будущего, идеалом для молодого поколения.
Эдмунд Крюгер также является автором нескольких антиутопий, где действие разворачивается в будущем, в которых он полемизирует с общественно-политическими программами того времени, представляя театрализованное и тенденциозно преувеличенное видение пролетарской революции. Полемикой против романа Бруно Ясеньского «Я жгу Париж» является роман «Palę Moskwę/Я жгу Москву» (Wyd. S. Cukrowski, 1930), в котором критикуются предпосылки коммунистической системы.
Аналогичная тема исследуется в антиутопиях «A gdy komunizm zapanuje. Powieść przyszłości/И когда коммунизм победит. Роман будущего» (Wyd. S. Cykrowski, 1927)
и «Wyspa Lenina/Остров Ленина» (Wyd. S. Cukrowski, 1931),
в которых описываются политические условия системы, фракционная борьба и психика людей, вовлеченных в нее. В следующих двух книгах: «Andrzej Żarycz. Powieść — niestety fantazja/Анджей Жарич. Роман – к сожалению, фантазия» (Wyd. S. Cukrowski, 1930)
и «Precz z kryzisem. Powieść – niestety utopia/Долой кризис. Роман — к сожалению, утопия» (Wyd. S. Cukrowski, 1934)
Крюгер подвергает сомнению сущность экономических, политических и экономических шагов Санации и предлагает реформу системы Второй Жечи Посполитой, основанную на предпосылках кооперативной системы. Утопии Эдмунда Крюгера – крайне редкая в Польше форма трактата, рекомендующего метод постепенного социального прогресса – и являются выражением несбывшихся мечтаний автора, сознававшего нереальность своих намерений (см. подзаголовки его последних романов).
Согласно подсчетам «Википедии», литературное наследие писателя составлено 80 романами, повестями и рассказами, 11 переводами с английского и русского языков, а также 16 книгами, в подготовке которых Крюгер участвовал в качестве составителя и редактора.
В Польской народной республике (ПНР) из-за антисоветской направленности некоторых произведений писателя его книги не переиздавались (цензурный запрет), в современной Польше некоторые из них (в том числе фантастические) доступны в электронном виде.
Примечание. При подготовке биобиблиографического очерка широко использовалась соответствующая справка, опубликованная Анджеем Невядовским/Andrzej Niewidowski в апрельском номере журнала “Fantastyka” за 1986 год.
12. Очередная статья Агнешки Хаски/Agnieszka Haska и Ежи Стаховича/Jerzy Stachowicz носит название:
КОЛОНИИ из ЧУЛАНА, или КАК МОГЛО БЫТЬ
(Kolonie z lamusa czyli jak być mogło)
Давайте представим себе, допустим, год 1976-й. Польша как раз в очередной раз увеличила экспорт каучука, становясь одним из ведущих мировых производителей натуральной резины. К сожалению, урожай бананов в этом сезоне оказался чрезвычайно скудным – вероятно дают о себе знать начавшиеся изменения климата. Амазонское воеводство едва справляется с наплывом туристов, а богатые поляки массово выезжают в свои африканские зимние усадьбы — спасаются от европейских морозов. У них хватает средств на это, потому что они, в конце концов, неплохо обогатились на добыче нефти и продаже айсбергов, что является нашей народной специализацией. Польша — последняя мощная колониальная держава. Такой она стала благодаря мудрой политике колонизации без завоеваний и с согласия местного населения, которому рыцарственные славяне, издавна славившиеся своей толерантностью, всегда предоставляли гражданство своей страны. Ну ладно-ладно, быть может с этой самой толерантностью небольшой перебор. В конце концов все помнят кровавые столкновения на фоне расовой нетерпимости в Радоме и колонизацию Мадагаскара.
Все это фрагменты очередного добытого из забвения романа Стефана Барщевского? Вовсе нет. Вопреки видимости, такие мечты лелеяли важные представители правящих элит Второй Жечи Посполитой. После обретения независимости появилось много проектов возрождения и дальнейшего развития страны. Наравне со Стеклянными домами, строительством порта в Гдыне и совершением цивилизационно-гигиенического прыжка в будущее благодаря туалетам-«славойкам» существовали также гораздо более смелые концепции, которые с нынешней точки зрения выглядят скорее фантастическими, чем реалистическими. Впрочем, их уже тогда не принимали всерьез, хотя всегда находился круг уважаемых граждан, веривших в совершение невозможного. В эпоху междувоенного двадцатилетия стандартной идеей такого типа была империалистическая экспансия Жечи Посполитой на землях и водах во имя строительства колониальной мощи, сравнимой с мощью Великобритании, Франции или хотя бы Бельгии.
Зачем наши земляки едут в неведомый африканский закуток?
Идея польского колониализма не с потолка свалилась – о заморской экспансии подумывали уже в XIX веке, усматривая в этом шанс для возрождения Жечи Посполитой.
Кроме восхищения персоной Мауриция Бенëвского и его приключениями на Мадагаскаре, черпали вдохновение также из образца Курляндии XVII века – ленного владения Польши до III разбора – чей герцог Якоб Кетлер/Jakub Kettler выказывал колониальные намерения, основав крепость Новая Курляндия на Тобаго и купив у португальцев небольшой остров Святого Андрея возле устья реки Гамбия в Африке.
Две сотни лет спустя путешественник Стефан Шольц-Рогозиньский/Stefan Szolz-Rogozinski, друг Болеслава Пруса, во время экспедиции на Черный континент купил у местного вождя землю на острове Мондоле/Mondoleh в Камеруне. Цена была относительно невысокой и составила 10 отрезов материи, 6 кремневых ружей, 3 ящика джина, 4 сундука, 1 черную тужурку, 1 цилиндр, 3 шляпы, 12 красных шапок, 60 баночек помады для волос, 12 браслетов и 4 бархатных платка. В 1883 году там заложили польскую станцию, откуда Шольц-Рогозиньский делал вылазки вглубь Камеруна.
Однако экспансия поляков на Черном континенте не задалась, потому что спустя год в Камерун нагрянули немцы и англичане, имевшие виды на эту частицу Африки и также перекупавшие вождей чем ни попадя. Рогозиньский, не имея особого выбора, предоставил колонию в распоряжение Великобритании, чтобы она не досталась германским захватчикам, но в 1985 году две империи договорились между собой и Камерун стал германской колонией. Сам Шольц-Рогозиньский, по тогдашним сообщениям, впал из-за этого в депрессию; он трагически погиб в 1896 году, попав под колеса парижского омнибуса.
Путешествия Шульц-Рогозинського по Африке отозвались громким эхом в Польском Королевстве и изрядно возбудили воображение современных им литераторов. Кроме Болеслава Пруса о них с энтузиазмом высказывался Хенрик Сенкевич, который на страницах журнала “Słowo” призывал соотечественников собирать деньги на финансирование экспедиции и заверял, что ради такой высокой цели сам будет экономить на сигарах.
Наше предприятие будет успешным; продажа товаров принесет нам прибыль
В междувоенном двадцатилетии к колониальным проблемам подходили методично и юридически обоснованно, создавая различные организации, такие как Польское эмигрантское товарищество (Polskie Towarzystwo Emigracyjne), Научно-исследовательский институт эмиграции и колонизации (Naukowy Instytut do Badań Emigracji I Kołonizfcji) и Союз пионеров-колонистов (Związek Pionerów Kolonialnych). Проблемами колониальной экспансии занималась также Морская и речная лига (Liga Morska I Rzeczna), которая призывала опровергнуть черную легенду «о нашей безбрежной народной лени». Однако доподлинная колониальная горячка охватила общество Второй Жечи Посполитой на грани двадцатых-тридцатых годов. Впрочем, не без причины – по Европе разнеслись слухи о планирующемся Лигой Народов новом разделе мандатов на бывшие немецкие колонии. Живописная картина экзотических земель, которые только того и ждут, чтобы над ними взяли шефство, распалила «самые горячие умы»; LMiR, преобразованная в 1930 году в Морскую и колониальную лигу (Liga Morska I Kolonialna) (кстати, величайшая организация того времени – перед самой войной в ней насчитывался почти миллион членов) постановила развернуть агитацию за признание Польше мандата на какую-либо территорию. Намеками указывалось на Камерун, аргументируя это тем, что поляки были там прежде немцев. Правда из раздела мандатов ничего не вышло – Лига Народов вообще не собиралось устраивать подобного рода ревизию – однако воображение потенциальных будущих колонистов ломало все преграды. Они видели в заморской политике шансы выхода на новые рынки сбыта, ликвидации безработицы, а также оказию для «искоренения польской вялости и перековки польской психики в огне конкурентных сражений с сильнейшими народами мира». Ежедневные газеты пестрели восторженными картинами польского империалистического могущества, ну а Морская и колониальная лига уверенно взялась за работу.
Раз уж не получилось с Камеруном, нужно было найти что-то другое. Еще в 1928 году поляки заинтересовались Анголой, в то время португальской колонией, планируя экономическое сотрудничество и поселение на тамошних землях. Годом позже из Польши выехали первые колонизаторы: газеты живописно описывали ожидающее их в Анголе благоденствие, в результате чего тут же появились жулики, которые выманили несколько десятков тысяч злотых у земляков, жаждавших плантаций и приключений. Ангольская авантюра достигла своего апогея в 1930 году, когда разнесся слух, что Польша хочет купить Анголу; короче говоря, португальцы рассвирепели и ввели эмиграционные ограничения для предполагаемых поселенцев. В 1935 году в Анголе пребывали только пять польских плантаторов, а один из пионеров, Михал Замойский, в своем письме, напечатанном в газете “Gazeta Polska”, откровенно писал, что быть колонизатором – это тяжелая работа, заняться которой он никому не советует.
Однако Морская и колонизационная лига не уставала в своих усилиях. Оказия для очередного завоевания Африки подвернулась в 1933 году, когда в Варшаву приехал неофициальный представитель правительства Либерии (стоявшей в ту пору на грани банкротства) с предложением о налаживании экономических связей. В результате подписанного вскоре после этого соглашения Либерия выделила полякам 50 плантаций под выращивание каучуконосов, а также шоколадных и кофейных деревьев. Колонисты вновь начали паковать чемоданы, и на завоевание Африки отправились корабли с цементом, солью, железом, одеялами, гвоздями и пятью сотнями ночных горшков (вроде бы с облупленной эмалью, что объясняли отсутствием спроса среди местного населения). Деятельность Морской и колонизационной лиги в Либерии не возбудила энтузиазма у других государств, особенно это касалось Соединенных Штатов, увеличивавших в этой стране свое влияние, в связи с чем в 1937 году соглашение между Морской и колониальной лигой и либерийским правительством было разорвано. Здесь нужно вспомнить, что вокруг этого как никак фантастического замысла поселения в Либерии появились еще более фантастические легенды – и до сих пор сторонники польского колониального могущества твердят, что в соглашении с Либерией содержалась тайная клаузула относительно рекрутинга 100 тысяч человек на случай военной угрозы Польше со стороны других европейских государств.
К более удачным поселенческим предприятиям Морской и колонизационной лиги можно отнести единственно основание поселка Морская Воля в Бразилии, хоть и в этом случае нельзя сказать об ошеломляющем успехе. Ни плантации в Мозамбике, ни отправка поселенцев в Перу удачными предприятиями назвать невозможно. И хотя Юзеф Бек заявил, что по его мнению «польские колонии начинаются в Рембертове», Министерство иностранных дел также имело свой колонизационный план: в 1937 году оно предприняло переговоры с Францией относительно передачи Польше Мадагаскара – туда собирались переселить польских граждан еврейской национальности (это тогда появился лозунг: «Евреев на Мадагаскар!»). Еще в марте 1939 года Министерство иностранных дел послало запрос в Лигу Народов относительно возможности закрепления за Польшей части Антарктиды: правда посылать туда поселенцев не собирались, но обладание хотя бы одним квадратным метром заморских колоний было вопросом престижа.
Немедленно активизировать систематическую пропаганду насчет колоний
Замыслы колонизации не отозвались громким эхом в польской фантастике той поры. Можно даже сказать, что никакого эхо вообще не было. Ибо единственные действительно достойные упоминания произведения были изданы еще до 1918 года. Самым ранним из таких произведений была “Zemsta/Месть”Болеслава Пруса 1908 года (мы писали об этом произведении в “Nowa Fantastyka” № 1/2006);
а в 1912 году вышли из печати “Ludzi elektryczne/Электрические люди”Я. Крука (J. Kruk). В этом втором тексте замысел поселения поляков в пустыне поддерживают уже французы, которые хотят явным образом избавиться от остатков Великой Эмиграции, «хотя виновником всего этого переворота является стоящий во главе Акционерного общества колонизации Сахары инженер Казимеж Халич, знаменитый своими исследованиями и изобретениями в области электричества, лауреат многих премий». Впрочем, именно изобретения Халича обеспечивают полякам успех в Африке и славу новому городу Электрополису.
Колонизационные мотивы появляются также в романе “Wyspa Lenina/Остров Ленина” (1931) Эдмунда Езерского (Edmund Jezierski), где 100 тысяч идейных коммунистов по предложению Лиги Народов высаживаются на остров в Тихом океане, чтобы там в тишине и покое построить себе лелеемую в мечтах утопию. План, однако, терпит крах, потому что коммунисты решают выдать на-гора 200 процентов нормы в борьбе за власть, а не в механических мастерских.
Несомненно, для писателей воображаемая картина колониальной Польши была чем-то более близким к действительности, чем к фантастике. В видениях будущего Польша иначе добивалась роли державы: вместо того, чтобы покорять дальние страны и в поте лица закладывать там плантации (и тут же возлегать на верандах с тропическим шлемом на голове), поляки с ходу становились предводителями объединенной Европы или даже мира, к чему их подвигала трагическая судьба их отчизны и великая любовь к свободе. На страницах фантастических романов Морская и колониальная лига проигрывала вместе с Лигой Народов.
В 1990 году дело дошло до уже издавна планировавшейся экранизации написанного в 1966 году рассказа “Мы вам все припомним”. Лента “Total Recall/Вспомнить все”, ибо это о ней идет речь, исполняла все требования, необходимые для того, чтобы фильм оказался замеченным широкой публикой.
Режиссер Пол Верховен дал о себе знать в 1987 году как создатель весьма приличного фильма “Robocop/Робот-полицейский”, а неуклонно возраставшая слава Арнольда Шварценеггера, сыгравшего главную роль, привлекала внимание зрителей, как суперновая звезда притягивает к себе чаши телескопов.
Скроенный по современным меркам «хита» (много действия, много взрывов, много мускулов, немного секса) фильм брал при этом из прозы Дика то, что в ней наименее существенное, делал упор на внешнюю эффектность, а не на скрытые глубже проблемы. Но даже в этой ситуации климат диковской паранойи весьма даже неплохо воспроизведен. И самое важное – появляющаяся в титрах фамилия автора начала постепенно проникать в сознание зрителей. Зерно было посеяно.
Но Голливуд все еще не доверял Дику.
Делая ставку на взрывы, а не на утонченность вопросов, производители кинофильмов очертили конвенцию, с которой около десятилетия пришлось сражаться творчеству Дика. Разумеется, все это хорошо смотрится, отвечает на запрос потребителя, но годится лишь на высокобюджетную стрелянину, а не на амбициозное кино в жанре научной фантастики. “Амбициозная научная фантастика” – кто, впрочем, слышал о таком оксюмороне? Вновь, как и в 50-60-х годах, Дика швыряли в ящик с табличкой «эффектная халтура». И вновь помощь пришла из-за границы.
Пожалуй быстрее – и лучше – всех киноадаптацию творчества Дика оценила … японская зрительская общественность. С тех пор, как в начале 80-х годов в Японию попал фильм «Бегущий по лезвию», многие молодые японцев попросту тронулись умом на пункте Дика. Книжные магазины быстро заполнились переизданиями его книг, а фильм стал предметом попкульта. Более того, молодые писатели из страны Цветущей Вишни возжелали не только читать Дика, но творить в таком же, как он (и Ридли Скотт) стиле.
Первым фильмом, который оказался снятым в футуристической душной атмосфере произведения Скотта, был “Akira/Акира” (комикс начали издавать в декабре 1982 года; фильм, более соответствующий настроению «Бегущего по лезвию» вышел на экраны в 1988 году) режиссера, нынешней легенды аниме и манги, Катсухиро Отомо.
Следом появился черпающий еще больше из видения Дика/Скотта фильм “Ghost in the Shell/Призрак в раковине” (1995, реж. Мамори Ошии), в котором весьма похожий на Декарда Бату сотрудничает с андроидом, "Маjor" Мотоко Кусанаги, для которой тело робота – лишь защитная скорлупа (титульная Shell – раковина, панцирь), в которой скрывается Призрак.
Эти два фильма способствовали взрыву популярности японский анимации, которая основывалась уже не только на событиях, происходящих на заливаемых дождем узких улочках Лос-Анджелеса. А затем… Но давайте не станем забегать вперед – очередного «затем» нужно было подождать еще несколько лет.
С другой стороны, Дика приголубила Европа. Уже ранее, еще при жизни, он был невероятно популярным писателем во Франции, где его почитали гораздо больше, чем в США. И вот теперь к его прозе начала приглядываться французская кинематография. Что интересно, когда в Соединенных Штатах экранизировали рисованную версию рассказа «Мы вам все припомним», европейское кино взялось за… единственный meinstream-овский роман, изданный при жизни автора.
Действие фильма «Исповедь недоумка» (“Confessions d’un Barjo”, 1992) французские кинематографисты перенесли из Америки 50-х годов в современную Францию, однако сюжетный скелет романа не претерпел изменений. Правда режиссер Жером Бойевен/Jerôme Boivin иначе расставил ударения и по-другому охарактеризовал героев, но как бы там ни было, “Исповедь недоумка” наконец-то оказалась замеченной.
Несколькими годами позже испанский режиссер Алехандро Аменабар «взял в оборот»… роман “Убик”, из которого он почерпнул не сколько сценографию, сколько саму идею многослойного распадающегося фантасмагорического мира.
Впрочем, сюжет фильма Аменабара можно проследить, посмотрев фильм “Vanilla Sky” (2001). Кэмерон Кроу взял из европейского фильма чуть ли все, почти в точности повторяя предыдущие съемки; он даже занял в съемках Пенелопу Крус, партнером которой в американской версии выступает Том Круз, а не замечательный актер Эдуардо Норьега, как это было в оригинале.
Американцы вернулись к Дику через несколько лет после выпуска фильма «Вспомнить все». Фильм “Screamers/Крикуны” 1995 года (реж. Кристиан Дюгей/Christian Duguay) был экранизацией рассказа Дика «Вторая модель», где речь шла об истребительной войне, в которой противниками людей стали не другие люди, а самоуправляемые и смертельно опасные (но внешне безобидные) роботы.
И здесь, как и в случае фильма «Вспомнить все», кинематографисты собирались использовать скорее внешнюю, сценографическую сторону рассказа. К счастью, получилось по-другому.
Фильм не нашел особо радушного приема у зрителей (слишком маленький для НФ бюджет), не слишком благосклонными были и отзывы о нем критиков. Что кажется несправедливым. История, построенная вокруг роли Питера Веллера (Мэрфи из “Робокопа”), прекрасно играющего брошенного командованием предводителя таких же, как он сам, смертников, «заточена», правда, на остросюжетное действие, но кроме этого в ней удалось протащить необычный, жесткий образ изувеченной войной планеты и настроение тотального окружения, в котором не известно, кому можно доверять. В подобной конвенции «низкобюджетной НФ» снял капитальный фильм “The Thing” (1982) также Джон Карпентер.
Без отзвука прошел также в целом удачный (хоть и неровный) сериал “Total Recall 2070/Вспомнить все 2070” (1999), который распространялся в Соединенных Штатах на видеокассетах и DVD под названием “Machine Dreams”.
Амбициозный (хотя сценарий не всегда поспевал за теми амбициями) канадский проект заимствовал из киношного первоисточника только название и имел больше общего с фильмом «Бегущий по лезвию», но несмотря на это (или, возможно, именно поэтому) продержался лишь один сезон показа.
Тем временем, однако, Дик начал входить в салоны.
«Особое мнение» — XXI век
Когда в 1999 году на экраны кинотеатров вышел фильм “Matrix/Матрица”, весь западный мир (по крайней мере младшая его часть) тронулся рассудком на почве новой стилистики, предложенной братьями Вачовскими.
Отшумели первые восторги, и мудрые критические головы принялись выискивать в этом визуально безупречном фильме очередные аналогии и сюжетные привязки. Среди более или менее надуманных интерпретаций трудно было упустить тот факт, что Вачовские вдохновлялись упоминавшейся выше японской аниме-кинематографией и, разумеется, фильмом «Бегущий по лезвию». Дик, спустя почти два десятка лет после смерти, вновь появился в поле зрения критиков и зрителей.
Поздние 90-е годы были тем временем, когда Запад переживал все большее увлечение культурами Дальнего Востока. В это же самое время на экраны западных кинотеатров триумфально вернулся фильм Ридли Скотта. Благодаря этому ныне уже не только любители фантастики, но и профессиональные знатоки кино не отказывают фильму «Бегущий по лезвию» заслуженного высокого места в истории НФ-фильмов и пантеоне мирового кино. Тем временем, извлекая выгоду из широкой огласки, о Дике вспомнили голливудские продюсеры.
Первым (в 2002 году) появился фильм “Impostor/Пришелец (Самозванец)” режиссера Гэри Флидера, поставленный по мотивам рассказа, опубликованного под этим же названием (“Impostor”, 1953) (и адаптированного уже ранее для британского телевидения самим Диком в 1962 году в качестве сценария для одного из фильмов телевизионного сериала “Out of This World/Не из этого мира”).
Фильм был отнюдь не столь плохим, как хотелось бы критикам (тому же Гэри Синису/Gary Sinis), хотя монтировали его слишком по-телевизионному и уделяли основное внимание сценографии, а не проблемным вопросам, поставленным Диком. Затем вышел в свет выдержанный в этой же конвенции фильм “Paycheck/Час расплаты” (2003) Джона Ву (по мотивам рассказа “Paycheck”, 1953).
Несколько ранее на экраны кинотеатров вышел также фильм «Minority Report/Особое мнение» (по мотивам рассказа “The Minority Report”, 1956) режиссера Стивена Спилберга. Вот этот вот фильм Спилберга 2002 года как раз можно назвать переломным.
«Особое мнение» имеет все признаки чистой суперпродукции с дорогими спецэффектами и голливудской звездой Томом Крузом в главной роли. Кроме того, уделяя основное внимание визуальной стороне экранизации, Спилберг не пренебрегал также сюжетом. Он умело его запутал и погрузил в атмосферу окружения, из которого трудно выйти. Особенно в мире, в котором противником героя выступают телепаты, с опережением следящие за каждым его шагом. И хотя окончание фильма намекает на будущее в более оптимистическом тоне, чем это делает Дик в своем рассказе, оказалось, что Дика можно экранизировать умно и тонко. Позже выяснилось также, что это можно делать – с таким же, если не большим даже, успехом — как бы в полном отрыве от красочной «картинки». Однако попытки такого предприятия пришлось ждать еще четыре года.
О Дике начали громко говорить. В 2002 году журнал “Esquire” счел его – в довольно-таки курьезном сопоставлении – одним из самых достойных людей, когда-либо живших на земном шаре. В 2005 году журнал “Time” включил роман “Убик” в сотню лучших американских романов, изданных после 1923 года. Признание салонной элиты и mainstream-ной критики, которой писатель ждал всю жизнь, стало наконец его уделом спустя двадцать с лишним лет после его смерти. В это время проза Дика вновь вышла на театральную сцену – в 2003 году в Нью-Йорке была поставлена пьеса Виктории Стюарт “80 Words: The Transmigration of Philip K. Dick/80 слов: Трансмиграция Филипа К. Дика” – о последних днях в жизни писателя. Впрочем, Диком вплотную занялись не только американские театры…
Поначалу в 2002 году, как бы прокладывая путь, гданьская Malarnia Teatru Wybrzeże поставила «Исповедь недоумка» в режиссуре Лукаша Барчика (“Patrzą na ciebie, Marysiu”). Спектакль прошел незамеченным. Затем за адаптацию Дика взялся enfant terrible польского театра – Ян Клята/Jan Klata. Его “Три стигмата Палмера Элдрича” поставил в 2006 году краковский Teatr Stary – и, как это характерно для Кляты, происходило это в атмосфере провокации. Однако если с художественной точки зрения спектакль оказался неудачным, важен сам факт показа Дика на сцене Старого театра.
В 2006 году точку над i поставил режиссер Рихард Линклейтер, который уже ранее примерился к легенде Филипа в документальном фильме “Walking Life” (2001).
Как показал его фильм “A Scanner Darkly/Помутнение” (в котором использовано ротоскопирование – прием, при котором каждый кадр прорисовывается художниками-аниматорами поверх реального), по прозе калифорнийского писателя можно поставить не только хороший НФ-фильм, но и также попросту хороший фильм, в котором редкие фантастические элементы помогают нести интеллектуальную тяжесть сути, ни на миг не превращая таковую тяжесть в невыносимый гнет.
Недавно на экраны кинотеатров вышел фильм “Next/Пророк” режиссера Ли Тамахори, поставленный по мотивам рассказа “Золотой человек” (“The Golden Man”, 1954) с Николасом Кейджем и Джулианой Мур в главных ролях.
Фильм пошел путем скорее «Самозванца» и «Часа расплаты», а не крутой дорожкой, проторенной «Особым мнением» и «Помутнением» (кстати, сценарий «Самозванца» написал Гэри Голдман, тот самый, от которого любители амбициозных адаптаций прозы Дика ждут обещанной в ближайшее время биографии писателя, в которой роль Филипа должен сыграть Пол Джаматти и где «рациональные» события переплетутся с «фантастическими» эпизодами из жизни Дика – такими как и действительное, и иллюзорное преследование его ФБР и ЛЕМ (отделом КГБ, целью которого якобы было нанесение вреда Дику), беседы с Богом во время очередных видений, убежденность в умении пользоваться несколькими мертвыми языками, опыт, полученный при выходах из тела, диагностика во время одного из видений врожденной болезни сына, которой не распознали врачи, но подтвердили эксперты после специального обследования… Да, биографии Филипа хватило бы на несколько крепких НФ-фильмов.
Как под конец жизни в фэндоме, так и сейчас среди литературоведов Дик начинает занимать надлежащее ему место. Все чаще он выходит также к массовому зрителю. Поначалу с пустяшными лентами класса B, затем — с более амбициозными произведениями. Спустя четверть века после смерти писателя его творческое наследие все еще вдохновляет на постановку фундаментальных вопросов и поиск личных на них ответов. Подобно тому, как это всю свою жизнь делал Филип К. Дик.
«Мои поиски удерживали меня дома. Я сидел в комнате перед телевизором. Сидел, ждал, смотрел, наблюдал. В соответствии с поручением, полученным в далеком, далеком прошлом. Я выполнял свое задание».
11. Написанная Михалом Цетнаровским/Michał Cetnarowski статья носит название:
ПОСМЕРТНАЯ ЖИЗНЬ ФИЛИПА Д.
(Pośmiertne życie Philipa D.)
«Вы помните фильм “Исповедь недоумка”? С Джеком Лемоном в роли Джека Айсидора? Поставленный по книге Дика?»
Майкл Бишоп“Филип К. Дик мертв, увы”.
Филип Киндред Дик умер 2 марта 1982 года в госпитале города Санта-Ана в Калифорнии. После нескольких инсультов его сердце не выдержало. Он похоронен рядом с сестрой-близняшкой, которая умерла в младенческом возрасте и которой ему очень не хватало. Не только «на той стороне» — но также тут, на Земле.
Филип К. Дик родился 16 декабря 1928 года в Чикаго и «всегда» пытался понемногу писать. После непродолжительного эпизода, когда Фил работал в магазине, где продавались радиоприемники, первые телевизоры, проигрыватели и граммофонные пластинки, он (будучи в возрасте около 24 лет) решил зарабатывать себе на жизнь писательством. В те времена такую возможность давало только написание НФ-текстов для бурно развивающихся и неплохо оплачивающих писательский труд журналов. Несмотря на головокружительную скорость, с которой Фил сочинял рассказы, ему вместе со второй женой, Клео Мини (а всего их было пять), частенько приходилось довольствоваться обедом, приготовленным из мяса, предназначенного на корм собакам, потому что ни на что другое денег у них не хватало. Поначалу Дик считал фантастику «эрзацем» — хотел с помощью этих литературных проб проложить себе дорогу в среду уважаемых писателей главного литературного течения. Это был настолько для него важно, что он до конца своих дней не отказался от этих амбиций и всю жизнь страдал от того, что его отвергло общество «серьезных» авторов и критиков. А иначе не могло и быть в случае человека, жизнь которого была НФ-драмой – Дик стал получать признание только после смерти.
«Скромная награда хрононавтам» — 80-е годы
Когда Филип К. Дик умирал в 1982 году, общелитературная слава только начинала стучать в его двери. Фильм «Blade Runner/Бегущий по лезвию», снимавшийся по мотивам романа «Снятся ли андроидам электрические овцы» (“Do Androids Dream of Electric Sheep”, 1968),
находился на этапе «постпродакшн» — следующим за этапом производства и заключительном перед реализацией произведения – и вот-вот должен был выйти на экраны кинотеатров. Кроме того Голливуд резервировал себе права на “Распалась связь времен” (“Time Out of Joint”, 1959) и “Три стигмата Палмера Элдрича” (“The Three Stigmata of Palmer Eldritch”, 1965).
Поговаривали также об экранизации рассказов “Мы вам все припомним” (“We Can Remember It for You Wholesale”, 1966) и “Вторая модель” (“Second Variety”, 1953). В 1975 году также далеко уже зашли работы над французской экранизацией романа “Убик” (“Ubik”, 1969) (реж. Jean-Pierre Gorin), сценарий которой написал сам писатель.
Его кончина за несколько месяцев до премьеры фильма положила конец этим планам.
Однако это не завершило странствий литературного наследства писателя, которое с тех пор, разными путями – совершенно так же, как в сюжете одной из его книг – начало просачиваться в сознание все большего количества потребителей. Здесь напрашивается интересная аналогия. Так же как тексты Дика поначалу не могли найти признания (даже в фэндоме слава «отца-основателя» созрела довольно поздно), так и посмертным судьбам его книг и их экранизаций пришлось долго ждать, пока на них обратят такое внимание, которого они заслуживают.
Фильм «Бегущий по лезвию» Ридли Скотта впервые появился на киноэкране 25 июня 1982 года, то есть считай четверть века тому назад.
Фильм обладал всеми атрибутами кассового хита. Режиссер был уже известен по фильму «Чужой», исполнитель главной роли Харрисон Форд, известный по фильмам «Звездные войны» и «В поисках утраченного ковчега», имел статус первосортной звезды. И… — ничего. Когда «Бегущий по лезвию» выходил на экраны, там царствовал фильм “E.T.” Спилберга – и это он бил все кассовые рекорды, что, как издавна повелось, является в Голливуде мерой успеха. Фильм Скотта для большинства зрителей был тяжелым, слишком трудным – несмотря на то, что отдельные линии сюжета подверглись сильному упрощению. Впрочем, Дику поначалу сценарий не понравился, и он одобрил только некую очередную его версию. В игру входило не только качество сценария, но также отсутствие доверия Дика к Голливуду и некоторым лицам, занятым работой над экранизацией. Тогда же появились сложности с правами к новому названию изданного в 1968 году романа «Снятся ли андроидам электрические овцы”. Продюсеры хотели, чтобы новая книга стала новеллизацией фильма (sic!), за что, правда, готовы были много заплатить, но такое решение сместило бы, вероятно, “Снятся ли андроидам…” на боковые рельсы. Дик в конце концов разрешил издать старую книгу под новым названием «Бегущий по лезвию» (“Blade Runner”, 1982), уступив кинематографистам один процент с доходов за возможность его использования.
Тем временем киношному «Бегущему по лезвию» не помогли даже две номинации на премию «Оскар» (за спецэффекты и сценографию). Картина, правда, не провалилась в показе, но произошло это главным образом благодаря зарубежным зрителям, у которых, без лишнего шума, он начал обретать все большую популярность, поначалу ограниченную кругом фэнов фантастики. Его пятиминутка была еще впереди.
Подобным образом выглядела ситуация на книжном рынке. Правда “Убик” и “Снятся ли андроидам…” обеспечили Дику с конца 60-х годов статус звезды среди фэнов, в связи с чем его гонорары многократно возросли, однако опубликованный в 1977 году и насыщенный автобиографическими мотивами роман “Помутнение” (“A Scanner Darkly”, 1977), а в особенности пронзительный “Валис” (“VALIS”, 1981) оказались «слишком безумными» (и мало фантастичными) для фэнов и не нашли у них уже такого солидарного признания.
Изданный после смерти писателя роман “Трансмиграция Тимоти Арчера” (“The Transmigration of Timothy Archer”, 1982) – несмотря на благоприятствующие с маркетинговой точки зрения условия (ведь известно, что лучше смерти автора накручивает конъюнктуру только какой-нибудь громкий, предпочтительно «розовый» скандал) – также не привлек внимания читателей. Заказанный издателем большой тираж долгие недели лежал на складе.
Однако несколько рыночных неудач не могли повлиять на славу среди фантастов и ауру необычайности, окружавшую писателя в последние годы его жизни. Похоже, что денежные хлопоты суждены были Дику как при жизни, так и после смерти.
Поначалу было исполнено величайшее из его мечтаний. Начиная с 1984 года и «Человека с одинаковыми зубами» (“The Man Whose Teeth Were All Exactly Alike”, 1984), в книжных магазинах начали появляться реалистические произведения Дика, которые он писал до того, как связался с фантастикой и из которых при его жизни была издана только “Исповедь недоумка” (“Confessions of a Crap Artist”, написан в 1959, издан в 1975 году).
И хотя, подобно «Трансмиграции…», эти книги не получили широкого признания, к середине 90-х годов оказались изданными почти все из около десятка mainstream-овых романов писателя (те, у которых сохранились машинописные копии).
Правда, все они демонстрируют средний уровень и в них напрасно было бы искать тот творческий (также с литературной стороны) проблеск гения, который, во всяком случае, если говорить о поднимавшейся тематике, показывал Дик в своих фантастических произведениях. Среди них наилучшим образом презентуется роман “Исповедь недоумка” (изданный первым), повествующий о супружеских проблемах Фэй и Чарльза Hum, видимых глазами alter ego Дика – Джека Айсидора, который, несмотря на свой пожилой возраст, коллекционирует дешевые pulp-журнальчики и не может найти своего места в жизни.
Тем не менее Дик начал – поначалу маргинально – существовать также в сознании критиков литературы главного течения, которые пока что могли его не замечать, однако не могли уже им демонстративно пренебрегать. Его поддержала завоевавшая уже определенную позицию в литературном мире Урсула Ле Гуин, учившаяся некогда в одном с Диком лицее (тогда они еще не были знакомы друг с другом), которая, одна из первых, стала обращать внимание на качество его творческих достижений. Еще раньше, по нашу сторону океана, талантливость Дика заметил Станислав Лем.
Хотя отклик критики и рынка был поначалу невелик, Дик не давал о себе забыть. Он, как один из немногих писателей, стал после смерти героем фантастических рассказов и романов. Из наиболее известных произведений можно назвать два. Автором первого из них был К.У. Джетер/K.W. Jeter, в Польше известный по очередным литературным разработкам тематики «Звездных войн», друг Дика, с которым он встречался в доме Тима Пауэрса в компании с несколькими другими особами, в том числе Джеймсом Блейлоком/James Blaylock. Долгие ночные телефонные разговоры, которые вели между собой Дик и Джетер, который в те времена работал ночным сторожем в молодежном клубе, общение с Диком в компании с другими фантастами, оказали на молодого писателя большое впечатление. Джетер выразил свое к этому отношение в 1985 году, написав роман “Стеклянный молот” (“The Glass Hammer”, 1985) в котором один из героев, упорно реконструирующий разбитый витраж, был данью памяти умершему другу.
Еще дальше зашел Майкл Бишоп/Michael Bishop. Зная Дика лишь по переписке и восхищаясь романами «Убик» и «Валис», он написал в 1978 году книгу, одним из героев которой был, разумеется, Фил. Впрочем, замечательный роман “Филип Дик мертв, увы” (“Philip K. Dick is Dead, Alas”, в переводе на польский “Tajemne wniebowstąpienie czyli Philip K. Dick niestety przestał żyć”, 1998) не только использует Дика в качестве одного из протагонистов. Весь сюжет, его повороты, стиль изложения и отдельные мотивы – это своеобразное обращение к умершему в возрасте 53 года писателю и почтительный перед мастером поклон.
Действие романа разворачивается в мире, в котором в 1982 году, в прологе романа, умирает Филип Дик – автор mainstream-овых романов (в т. ч. “Исповедь недоумка” и “Человек с одинаковыми зубами”), которые считаются классическими и обязательными для прочтения всеми уважающими себя интеллигентами. Кроме того, это также мир, в котором президентскую должность (уже четвертый срок подряд) занимает становящийся все более авторитарным правителем Ричард Никсон, победитель во Вьетнамской войне и ярый сторонник идеи завоевания космоса. Никсон является также противником Дика, чьи mainstream-овые романы не атакуют, правда, постепенно укрепляющуюся систему, однако… ее устои подрывают его «самиздатовские», сплошь зацензурированные фантастические произведения, среди которых находятся такие, например, как «Доктор в Высокой башне» (“The Doctor in High Dungeon”) и «Три дезидераты Кэлвина Декарда» (“The Three Desiderata of Calvin Deckard”)… Даже после смерти Дик оказывается вынужденным вступить в борьбу со злом, которое овладело миром и попытаться сдвинуть действительность на другую дорогу развития. Более безумную мешанину трудно отыскать и в лучших творениях Филипа Дика.
Творчеством Дика заинтересовался и художественный авангард. Первой была нью-йоркская экспериментальная театральная труппа “Mabou Mines”, известная использованием в своих инсценизациях новейших технологий, которая в 1985 году взялась за постановку спектакля по роману “Лейтесь мои слезы, сказал полицейский" (“Flow My Tears, the Policeman Said”, 1974). Подобным образом на театральную сцену попал роман “Свободное радио Альбемута” (“Radio Free Albemuth”, 1985), спектакль по которому несколько позже (в 1991 году) был поставлен в Лос-Анджелесе.
Но еще до этого о Дике вспомнила опера. Если Филип, известный своей любовью к серьезной музыке, наблюдал за этим с небес, его должно было порадовать то, что экспериментировавший с электронной музыкой композитор Тод Маховер/Tod Machover написал музыку и либретто (на французском языке) к спектаклю “Валис”, премьера которого состоялась в Париже, в центре Помпиду. Годом позже запись спектакля с переведенным на английский язык текстом можно было купить в музыкальных магазинах.
Однако сила воздействия таких предприятий была маргинальной – уж таковы времена, в которые мы живем, что «душами правит» не филармония, а кинотеатр.
облако тэгов
