11. В номере напечатано интервью, которое в незапамятные времена (когда точно – не известно) американские журналисты Милт Байскл (Milt Biskle) и Роберт Бентон (Robert Benton) взяли у американского писателя Филипа Дика (Philip K. Dick) для газеты “Washington Post”. Это интервью «нашел, перевел и обработал» (odnalazl, przetłumaczył I opracował) Михал Хернес (Michał Hernes).

Роберт Бентон: Говорят, что вы в своем творчестве вдохновляетесь неправдоподобными собственными приключениями. Это так?

Филип Дик: Забавно, что вы об этом спрашиваете. Помнится, как-то на отдыхе, сидя в кемпинге, я вдруг увидел, что по небу с необычайной скоростью движется некий ярко светящийся предмет. Этот предмет наверняка не был самолетом или какой-то другой известной мне машиной. Скорее это можно было бы счесть проекцией воображения. Мгновение спустя он исчез за горизонтом, гудя подобно большому шмелю. И если бы не бренчание стекол в кемпинговом прицепе, я бы решил, что пал жертвой миража. Бренчание стекол слышала также моя жена, у которой, так же, как и у меня, тут же разболелась голова.

Милт Байскл: Как по-вашему, откуда взялось такое недомогание?

Филип Дик: Жена вычитала в каком-то медицинском журнале, что головная боль и звон в ушах могут быть вызваны повышенным давлением в кровеносных сосудах, обусловленным воздействием высокочастотных акустических волн.

Роберт Бентон: То есть вы пытаетесь как-то рационально все это объяснить?

Филип Дик: Будь я попросту сумасшедшим, наверняка нашел бы какой-нибудь уникальный и оригинальный ответ. В то время я проходил терапевтическое лечение и попросил подвергнуть меня тесту Роршаха, чтобы определить, не развилась ли у меня шизофрения. Тест показал лишь легкий невроз.

Милт Байскл: Но вы верите в НЛО?

Филип Дик: Все мы смотрим вверх, в небо. Внимание людей занимает жизнь на других планетах. А ведь в любой момент земля может разверзнуться у нас под ногами, и тогда странные и загадочные существа вылезут оттуда и внезапно окажутся среди нас. Стоит над этим задуматься, и здесь, в Калифорнии, где нередко потрясывает, ситуация особенно напряженная. Каждый раз, когда случается землетрясение, я спрашиваю себя: разверзнется ли трещина, которая откроет нам подземный мир? Может, это вот сейчас и случится?

Роберт Бентон: Вы много об этом думаете?

Филип Дик: Иногда во время часового обеденного перерыва я обсуждал это с коллегами по работе. И обнаружил, что даже если кто-то из них и отдает себе отчет в существовании других разумных существ, помимо людей, их интересуют только НЛО и те существа, которых мы видим в небе, даже не осознавая этого. Это то, что я называю нетерпимостью или даже предрассудками, но даже сегодня требуется много времени, чтобы научные факты стали широко известными.

Милт Байскл: Почему вы так думаете?

Филип Дик: Среди большинства учёных изменения также происходят медленно, поэтому мы, подкованная в науке часть общественности, должны быть авангардом. Однако я заметил, что даже среди нас есть немало тех, кому все равно.

Роберт Бентон: Почему вы столь пессимистичны?

Филип Дик: Cтрадаю от последствий инбридинга, я слишком долго находился в кругу интеллектуалов с берегов Залива. Я думаю, как говорю: напыщенно и сплошными загадками. Я больше не человек, а прямо-таки самоуничижительный голос. Мусор на входе, мусор на выходе, как говорят компьютерщики.

Милт Байскл: Вы и правда думаете, что лучше уже не будет?

Филип Дик: Мой план на сегодня — шесть часов депрессии в сочетании с самообвинениями.

Роберт Бентон: : Паранойя...

Филип Дик: Паранойю всегда считали психическим заболеванием. Но это ведь не так! Никакого нарушения контакта с реальностью нет, наоборот, параноик непосредственно с нею связан. Он законченный эмпирик. С умом, не загроможденным этическими или морально-культурными неточностями. Параноик видит вещи такими, какие они есть на самом деле; он, по сути, единственный человек в здравом уме.

Милт Байскл: Расскажите, пожалуйста, что-нибудь о кризисе в вашем браке.

Филип Дик: Распад моего брака кажется ироничным: профессия моей жены (и она действительно хороша в этом) — консультирование по вопросам брака. Здесь, в Калифорнии, где у нее офис, она пользуется репутацией человека, спасшего бог знает сколько распадавшихся супружеств, и все же, по иронии судьбы, именно ее огромный талант и мастерство привели меня к тому, что я сижу в этой унылой квартире. Достигнув столь многого, она не могла не испытывать ко мне презрения, и это чувство с годами только крепло. Моя карьера – и мне приходится с этим смириться – далеко не так успешна, как ее.

Роберт Бентон: У нас складывается впечатление, что, помимо пессимизма, вы последовательно выступаете, в том числе, против потребительского образа жизни. Например, мы слышали, что вы яростный противник Кока-Колы.

Филип Дик: Кока-Кола — капиталистический монополист. Никто больше не производит колу, только они. То же самое происходит, когда вы кому-то звоните: денежки идут прямиком телекоммуникационной компании. Все они -- капиталистические монополисты. Знаете ли вы, что состав Кока-Колы – это тщательно охраняемая тайна, передаваемая из поколения в поколение на протяжении веков и известная лишь немногим членам одной семьи...

Милт Байскл: Хммм, мы понятия не имели.

Филип Дик: ...и когда умрет последний человек, знающий эту формулу наизусть, Кока-Колы больше не будет?

Роберт Бентон: Это было бы ужасно. Я не думаю, что мы cмогли бы жить без нее.

Филип Дик: Вот почему в каком-то сейфе спрятана письменная копия.

Милт Байскл: Удивительно. Что еще интересного вы нам расскажете?

Филип Дик: У меня под причалом — там, где я живу, обитает ручная крыса. Она умная, умеет играть на флейте. Я не обманываю вас, это правда. Я сделал ей маленькую деревянную флейту, и она играет на ней носом... это азиатская носовая флейта, такая же, какие используют в Индиях. Ну и, наверное, стоит сказать, что у меня была такая крыса, потому что несколько дней назад ее переехали. Я видел, как именно это произошло. Я не мог этого предотвратить или что-либо в этом роде.

Роберт Бентон: Мне как-то не хочется во все это верить.

Филип Дик: И кто действительно может сказать, что возможно, а что — нет? Мы не знаем, что возможно, а что невозможно. Не мы определяем границы возможностей, их устанавливает Бог. Во что человек верит и что знает, в конечном счете зависит от Бога. Вы не можете желать собственного согласия или отказа, это дар Божий, пример нашей зависимости от Него. Бог дарует нам мир и принуждает нас согласиться с этим миром, делая его для нас реальным миром – это один из примеров Его могущества.

Милт Байскл: Интересно.

Филип Дик: Кто-то указал Декарту, что злобный демон может заставить нас принять мир, которого не существует, он может дать нам имитацию как ложный образ мира. Если бы таковое случилось, мы бы не смогли этого распознать. Поэтому мы должны доверять Богу. Я верю, что Бог не обманул бы меня. Я верю, что Бог правилен, правдив и не способен лгать. Если бы я сказал, что услышал глас Божий прямо сейчас, что Он заговорил со мной — вы бы мне поверили?

Роберт Бентон, Милт Байскл: Нет.

Филип Дик: Мы называем тех людей, которые говорят нечто Богу, благочестивыми, а тех, которым что-то говорит Бог — сумасшедшими. Мы живем в век маловерия. Это не Бог умер, умерла наша вера.

Роберт Бентон: Нас удивляют такие признания, поскольку ваши взгляды на веру, видимо, все время меняются. Нам интересно, что бы мы услышали, если бы провели это интервью, скажем, год назад.

Филип Дик: Люди и мир токсичны друг для друга. Но Бог, истинный Бог, проникает и в то, и в другое — проникает в человека и проникает в мир, принеся успокоение.

Милт Байскл: Вы чувствовали себя спокойно? Я думаю, что теперь это уже не так.

Филип Дик: Этот Бог — Бог, который извне, встречает ожесточенное сопротивление. Многочисленная ложь, галлюцинации и безумие маскируются, принимая вид своих зеркальных противоположностей, и притворяются здоровыми. Однако со временем маски спадают, и безумие показывает свое истинное лицо. Вид не из приятных.

Роберт Бентон: Опишите, пожалуйста, подробнее.

Филип Дик: Есть два царства: верхнее и нижнее. Верхнее происходит из гипервселенной, это ян. Форма I у Парменида наделена сознанием и волей. Нижнее царство, или инь, форма II у Парменида, инстинктивно, движимо слепой силой, оно детерминировано и лишено разума, поскольку исходит из мертвого источника. В древности это называлось “астральным детерминизмом”. Мы заточены в нижнем царстве, но через таинства, с помощью плазматической силы, мы можем высвободиться из него. Пока астральный детерминизм работает, мы даже не осознаем этого, настолько мы ослеплены.

Милт Байскл: У нас сложилось впечатление, что вы перестали отвечать на наши вопросы, так что, наверное, пора закончить этот разговор.

Филип Дик: Империя вовсе не распалась.

Роберт Бентон: Насколько мы понимаем, речь идет об империи Coca-Cola. Действительно, вы правы. К счастью. Спасибо за то, что поговорили с нами.

Филип Дик: Нашим миром до сих пор тайно управляет скрытая раса потомков Эхнатона, и ее знания — это информация самого Макро-Разума…

Милт Байскл, Роберт Бентон: Спаси...

Филип Дик: Аполлоний Тианский, подписывавшийся как Гермес Трисмегист...

Милт Байскл: Да, мы догадываемся. И он, вероятно, скрывает секретный рецепт. Мы еще раз благодарим вас за это увлекательное интервью, но на этом все.

Стоит, вероятно, сказать, что ни одна из названных в предыдущем посте книг (первый том цикла Шклярского) НЕ описана в карточке ФАНТЛАБА на этот роман (см. ЗДЕСЬ) А вот переводы на русский язык в этой карточке, кажется, неплохо отражены. Однако давайте-ка мы пристальнее приглядимся к этой информации.

Итак, переводы романа на русский язык. Сейчас трудно уже сказать, почему так случилось, но переводами цикла Шклярского на язык великого соседа занялось само родное издательство “Śląsk”. В 1969 году роман “Tomek w krainie kangurów” был им издан под названием «Томек в стране кенгуру» в переводе ИРЕНЫ ШПАК (Irena S. Szpak), в твердом переплете с суперобложкой, с рисунками на обложке и суперобложке и внутренними иллюстрациями, конечно же, ЮЗЕФА МАРЕКА.

Книга была переиздана в 1973 и 1985 годах уже в мягкой обложке (и с рисунком Ю. МАРЕКА, фигурировавшим ранее на суперобложке, на ней — ну и его же рисунками, разумеется, внутри книги). Карточки этих изданий на нашем любимом ресурсе находятся ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ

Книги эти распространялись в Советском Союзе через магазины системы «Дружба» (литература социалистических стран), располагавшихся лишь в крупных (да и то далеко не во всех) городах.

Согласно ФАНТЛАБУ (см. ЗДЕСЬ) в 1992 году книга вновь была переиздана этим же издательством. Не-е, ребята, тут все не так. Книга лишь ссылается на копирайт издательства “Śląsk”, а на самом деле напечатана издательством «Китап» где-то в Украине («А.»? Тираж отпечатан в Симферополе). Текст, в ней, похоже, в переводе И. ШПАК, а вот рисунки отнюдь на Ю. МАРЕКА, а, возможно, В. ПЕТРЕНКО, указанного в качестве художественного оформителя.

Следующее издание – М.: Дом, 1992 (см. ЗДЕСЬ). Согласно карточке, в переводе И. ШПАК, с рисунком на обложке и внутренними иллюстрациями Г. ФИЛАТОВА. Не-е, ребята, обложка, может и в самом деле Г. ФИЛАТОВА, а вот внутренние иллюстрации -- все того же ЮЗЕФА МАРЕКА.

Шагаем дальше. Издание – Киев: Обериг (Оберiг), 1992 (см. ЗДЕСЬ. В переводе И. ШПАК, иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации О.А. ЯЦУН и В. ЯЦУН (не без влияния, впрочем, Ю. МАРЕКА). Тут, похоже, все так, возражений нет.

В этом же, 1992 году роман издало московское издательство «Терра». См. ЗДЕСЬ Переводчик не указан, иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации А. СУХАРУКОВА. Не-е, ребята, иллюстрация на обложке, может быть и правда А. СУХАРУКОВА, а вот с внутренними иллюстрациями, шалите, братья. Это, разумеется, все тот же Ю. МАРЕК.

Следующее издание – Вологда: Муза, 1994. См. ЗДЕСЬ Художник не указан, оформление издат. «Полиграфист». Художник, без сомнения все тот же: Ю. МАРЕК, да и перевод, похоже И. ШПАК.

Далее – 1-й том из четырехтомника «Альфред Шклярский. Сочинения в 4-х томах» — М.: Терра, 1995. В томе два романа «Томек в стране кенгуру» и «Приключение Томека на Черном континенте». См. ЗДЕСЬ Фраза из “Описания”: «Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации М.Ф. ПЕТРОВА» не более чем домыслы. Фактически верно, возможно, то, на что указывается в примечании – «Внешнее оформление М. ПЕТРОВА», да и то имеются большие сомнения: иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации безусловно принадлежат Ю. МАРЕКУ, характерная сеточка-«рамка» тоже изобретена отнюдь не М. ПЕТРОВЫМ, так где же здесь авторская работа?

Следующая – Минск: Амалфея, 1995. См. ЗДЕСЬ Перевод Е.К. ШПАК (на самом деле И. ШПАК). Здесь нужна дополнительная информация.

Еще одна минская книга – Минск: Современное слово, 1997. См. ЗДЕСЬ Переводчик и художник не указаны. Возможно художник Г.ФИЛАТОВ. Информации пока что недостаточно.

Неплохое издание – М.: Розовый жираф, 2010. См. ЗДЕСЬ Перевод И. ШПАК, внутренние иллюстрации И. КУПРИНА (черно-белые и полноцветные).

И, наконец, последнее издание – СПб: Азбука; М.: Азбука-Аттикус, 2022. См. ЗДЕСЬ Перевод Е. ШПАКА, иллюстрация на обложке В. ЕКЛЕРИСА, внутренние иллюстрации В. КАНИВЦА. Примечания и комментарии Ольги Куликовой, научная редакция Ирины Литвин.

Если бы меня кто-то спросил, а какие из этих книг мне лично нравятся, я ответил бы не задумываясь: первая и последняя. Эти книги, безусловно, стоит держать (причем обе) в личной библиотеке.

На этом, пожалуй, прекратим дозволенные речи, однако продолжение, вероятно, последует…

(ЗИМНЯК – окончание)

ГДЕ МОСТ НАД ПРОПАСТЬЮ?

Если предположить существование имманентной способности материи создавать живые формы, то теоретически мы должны наблюдать спонтанное образование олигонуклеотидов в теплых морских водах, а также находить фрагменты белков, которые являются «предварительным продуктом» на пути к жизни. Времени достаточно, и химия жизни работала бы до получения нужного результата, то есть до создания простейших белковых образований, способных к самовоспроизведению. В такой ситуации логично заключить, что во многих природных средах Земли должна существовать примитивная жизнь на различных стадиях развития. Однако ничего подобного не наблюдается. Наоборот, существует пропасть между живыми организмами и неживыми формами, нет промежуточных форм (вирусы имеют свою ДНК или РНК, они подвержены эволюции и размножению, поэтому я их отношу к живым организмам). Почему нет связей, соединяющих оба мира?

Часто повторяемая гипотеза состоит в том, что для создания высших органических соединений были необходимы особые условия, например метановая атмосфера и сильные грозовые разряды.

Достаточно суровые условия, благоприятствующие скорее диссоциации, чем синтезу соединений, более сложных, чем простые аминокислоты. Этого нельзя полностью игнорировать. Аминокислоты – и ничего больше – можно получить, подвергая смесь метана, аммиака и водяного пара электрическим разрядам (так называемый эксперимент Миллера-Юри).

Другие объяснения сводятся к утверждению, что мы неспособны делать правильные выводы из наблюдений. Можно предположить, что процесс создания первых элементов жизни продолжается и сегодня, но мы не замечаем эти системы и относим их к продуктам разложения. Ведь в окружающей среде очень много органики разной степени сложности, конечно уже (а может быть, еще?) неживой.

Другое дело, что такие промежуточные формы были бы вкусной закуской для организмов, стоящих выше в иерархии, например бактерий. А поскольку бактерий много и они повсюду, беззащитная первобытная жизнь будет быстро уничтожена. Вывод: даже если таковые первобытные организмы и возникают, то они малочисленны и не имеют большого шанса на выживание в среде уже развитой жизни.

Наконец, можно предположить, что сегодня этот процесс происходит лишь в определенных местах и при определенных условиях. Благоприятные условия возникают спорадически, и такой тип синтеза встречается крайне редко. Из-за химического сродства такие менее вероятные реакции протекут, если пройдет достаточно длительный период времени. В прошлом, когда не было конкуренции и опасности со стороны живых организмов, эксперимент мог длиться очень и очень долго. И, наверное, хватило всего лишь одного положительного результата, в результате которого была создана единственная самовоспроизводящаяся, развивающаяся система в глобальном масштабе. С нее-то все и началось.

ЖИЗНЬ ВНЕ ЗЕМЛИ

Если предположить, что «самозарождение» материи является присущей ей особенностью, проявляющейся, вероятно, редко и только при определенных условиях, то жизнь все равно должна зарождаться на тысячах или даже миллионах планет в районе Млечного Пути.

В космосе планеты не являются редкостью, и на многих из них наверняка можно найти условия, способствующие развитию белковой жизни (а именно такую жизнь мы рассматриваем в этой статье). Речь идет не обязательно о таких космических телах, где человек мог бы дышать полной грудью, любоваться цветами на лугу и наслаждаться свежим ветерком. Когда-то на Земле было намного теплее, а кислорода в атмосфере вообще не было, и несмотря на это бурно развивались бескислородные живые организмы. Сейчас экстремофильные организмы живут в геотермальных источниках при температуре, превышающей 100°C, неплохо себя чувствуют в 30%-ной соляной кислоте, а некоторые живут в километрах под землей, в мире вечной тьмы, высоких температур и огромного давления.

Томас Голд утверждает, что по крайней мере на десяти планетах Солнечной системы может существовать подземная биосфера, черпающая энергию из метана. Рассмотрим Марс, Европу, Ио, Ганимед, Титан и многие другие спутники газовых гигантов. Можно представить себе темные планеты с раскаленным ядром, удаляющиеся от звезд куда-то в открытый космос, где прекрасно развивается подземная, горячая биосфера.

Здесь следует вспомнить о метеорите с Марса, означенном как ALH84001, который был найден в Антарктиде в 1996 году. Его путешествие длиной в миллионы лет, вероятно, началось, когда большой болид врезался в поверхность Марса, выбрасывая часть марсианской горной породы в космос.

После детального изучения в камне были обнаружены мелкозернистый магнетит, сульфиды металлов, карбонаты, а также целые косяки микроскопических пальцевидных и овальных образований, напоминающих ископаемые останки земных микроорганизмов. Подобные химические среды сопутствуют местам обитания анаэробных организмов на Земле, поэтому многие из ученых высказали осторожный оптимизм, который лишь позднее, в отсутствие подтверждающих доказательств, уступил место скептицизму. Конечно, утверждения о марсианской жизни должны быть подтверждены, предпочтительно путем доставки дополнительных образцов непосредственно с Красной планеты в ходе пилотируемых миссий. Однако есть резонная надежда, что когда-то там была жизнь – и, возможно, она развивается сейчас, надежно спрятавшись под поверхностью планеты

ЖИЗНЬ И РАЗУМ

Возникает вопрос, всегда ли жизнь, если уж она стартовала в благоприятствующих ей условиях, увенчивается разумом? Ведь биосфера Земли кишит простыми микроорганизмами, а высокоразвитые млекопитающие соседствуют с архаичными бактериями Archaea и примитивными водорослями, такими как цианобактерии, населявшими анаэробную среду уже три с половиной миллиарда лет назад. Здесь стоит добавить, что термин «простые» не означает худшие – бактерии и цианобактерии более устойчивы и универсальны, чем млекопитающие, а потому де-факто лучше приспособлены к изменяющимся условиям окружающей среды. Разум не нужен для размножения, добывания пищи или борьбы за территорию, и хотя он, безусловно, может быть полезен, ни в коем случае не является необходимым. Если предположить, что на других планетах жизнь нашла себе места обитания глубоко под поверхностью Земли, то ее развитие скорее всего остановилось на уровне бактерий, как это произошло и в подземной биосфере Земли. Даже если бы в этой среде развились другие, более сложные фенотипические формы, возникновение технологической цивилизации, подобной нашей, было бы маловероятным.

Что ж, необходимо предположить, что в человеческом понимании понятие разума инопланетной жизни связано с существованием технологической цивилизации, потому что это единственная цивилизация, которую мы можем обнаружить и понять. Возможно, что, например, дельфины разумны, но мы не можем этого доказать, и даже если бы нам удалось построить устройства, способные переводить речь, у нас, вероятно,... не было бы общих тем для разговоров.

Если предположить универсальность жизни во Вселенной, то следует предположить, что в местах, где биосфера стабильна в долгосрочной перспективе, рано или поздно возникнет жизнь, которая на каком-то этапе обзаведется разумом, сравнимым с человеческим. Если предположить, что жизнь — это естественная и относительно распространенная форма материи, то нет никаких оснований считать высокоразвитый интеллект уникальной особенностью, тем более что вокруг нас мы видим виды животных с разным уровнем интеллекта, в зависимости от уровня развития. Конечно, первая стадия, то есть оживление материи, представляет собой процесс менее вероятный, чем последующее развитие разума у высших организмов.

МОЛЧАНИЕ КОСМОСА

Если они там есть, то почему их нельзя увидеть, почему к нам не прилетают исследовательские, торговые или военные экспедиции? Часто повторяется вопрос: почему нет контакта? Как считал Лем, мы должны наблюдать хоть какие-то признаки астроинженерной деятельности. А ничего нет, только молчащий космос.

Ура-оптимистические ожидания братьев по разуму ушли в прошлое. Воплощенный в программах SETI и CETI пессимистический взгляд на уникальность земной биосферы на фоне космической пустыни постепенно становится доминирующим. Другое популярное объяснение указывает на огромные расстояния, которые, согласно современному уровню знаний, в принципе непреодолимы для живых организмов и, конечно же, для человека без чудесных подпространственных двигателей. Инопланетная астроинженерная деятельность должна быть огромной по своим масштабам, чтобы ее заметили, и даже заметь мы таковую, скорее будет изобретена новая теория, объясняющая ее как природное явление, чем ученые признают, что его причина не является естественной (см. вышеупомянутый марсианский метеорит). Другая гипотеза касается сильно ограниченной средней продолжительности существования цивилизаций, сменяющих друг друга во временном континууме.

Большинство этих предположений пока еще не проверены, поэтому оценить их сложно. За исключением, конечно, того неоспоримого факта, что расстояния сейчас являются для людей непреодолимой преградой. Идея естественной смерти цивилизации интересна тем, что исходит из математической индукции. Поскольку все вокруг имеет конец, начиная от живых организмов, через геологические образования, планетные и звездные системы и даже черные дыры, которые со временем испарятся — так почему же с разумными расами должно быть иначе?

Я предполагаю, что цивилизации могут погибать или вступить в периоды отсутствия экспансии, но жизнь на самом низком уровне организации очень трудно уничтожить. Взрыв сверхновой в десяти световых годах от Земли мог бы уничтожить поверхностную биосферу, однако до бактерий Archaea, живущих под землей на глубине в несколько километров докатился бы всего лишь земной толчок.

Даже если бактерии повсеместно распространены в космосе, это очень сложно определить на расстоянии. Серьезные исследования Солнечной Системы в этом аспекте начнутся только после реализации пилотируемых полетов. Автоматические зонды в таких действиях потерпели неудачу по тем же причинам, по которым робот в большинстве случаев не может заменить человека.

ЗАЧЕМ ТЕБЕ РАЗУМ, ЧЕЛОВЕК?

Мы очень уверенно чувствуем себя на царском троне всего творения, на вершине эволюционной лестницы, в положении земного суперхищника. Нам кажется, что мы подчинили себе силы природы, хотя можно долго спорить, насколько это правильно. Мы гордимся своей культурой, прославляем успехи, неохотно вспоминаем о неудачах, но когда задается вопрос о смысле, беспомощно разводим руками. Оставив в стороне трансцендентный вопрос об общем смысле существования, мы можем, однако, на мгновение задуматься о смысле развития техногенной цивилизации.

Если мы посмотрим на биосферу, в котором живем – точнее, рядом с которым живем, ведь цивилизация открывает нам параллельный мир – мы заметим гармоничную целеустремленность. Напомню хрестоматийные примеры: у колибри есть клюв в форме трубки, через который птичка втягивает цветочный нектар, у орла есть когти, чтобы ловить добычу, а бактерии становятся устойчивыми к антибиотикам, но обратим на это внимание – только тогда, когда им это требуется, а затем снова обретают восприимчивость. А происходит это потому, что эволюция — слепа, правда, но удивительно эффективна. Результаты ее действия можно даже счесть преднамеренными, хотя с научной точки зрения они считаются результатом функционирования механизма отбора. Эволюция также невероятно чувствительна к энергии: любая избыточность быстро и эффективно устраняется, включая, например, защиту от микробов, когда она больше не нужна. Так почему эта деспотка терпит избыточный человеческий мозг и его производное — цивилизацию?

Эволюционные адаптации являются главным образом результатом безжалостной борьбы внутри биосферы, а борьба ведется за пищу, пространство и потомство. Те, кто указывает на увеличенные возможности людей в конкуренции за источники пищи, а также на технологически поддерживаемые методы территориальной экспансии, безусловно, правы. Оставим без внимания деторождение при дальнейших рассуждениях о разуме, поскольку высшие функции коры головного мозга оказывают на эту область деятельности довольно незначительное влияние.

Толерантность к эволюции — давайте останемся с этой персонификацией -- не будет по отношению к нам вечной или даже долговечной. Можно сказать, что сейчас идет эксперимент, и пора проверки и верификации полезности человеческих качеств рано или поздно придет. Наша цивилизация может быть уничтожена разными способами, например в результате столкновения Земли с астероидом, внезапного изменения климатических или сейсмических условий.

Многие низшие организмы переживут эти катастрофы, но не человек. Более того, человеческое племя становится более многочисленным, более расово однородным и высокомобильным, что само по себе является прелюдией к глобальной пандемии. Чтобы выжить в долгосрочной перспективе, мы должны рассредоточиться и либо стать независимыми от технологий, либо существенно их усовершенствовать.

Распространение жизни продолжается во всех существующих на Земле экологических нишах, таких как океанские впадины или ледяные щиты — бактерии существуют повсюду, даже в крайне недружелюбных биотопах. Однако ни один живой микроорганизм не может выйти за пределы земного шара и занять новые территории. Биосфера расположена на дне гравитационного колодца, стены которого настолько высоки и недоступны, что ничто не может подняться на них. Ничего, кроме вида с огромным мозгом, который создал технологическую цивилизацию.

Некогда жизнь вышла из теплых морей на сушу, где существовали условия, крайне неблагоприятные для морских обитателей: было сухо, жарко, еды было мало, а атмосфера была пронизана смертоносным ультрафиолетовым излучением. Затем жизнь поднялась в воздух. Я убежден в том, что следующим этапом будет космос, и первоначально те планеты и спутники Солнечной системы, где существуют соответствующие условия.

Но жизнь не выйдет из Земли сама по себе – ты, человек, должен ее вытащить. Колонизируя космос, ты добьешься цивилизационной дегломерации, а частью адаптации к новым условиям станут генетические модификации и изобретение технологий самовосстановления. Таким образом, возможно, ты продлишь существование своего вида. Но твоя миссия будет заключаться в другом: как трудолюбивая пчела переносит пыльцу между цветами, так и ты перенесешь семя жизни на Марс, в пояс астероидов, на Европу, Ганимед или Каллисто. А потом отправишь его на зондах дальше, в другие звездные системы.

Большая часть спор погибнет, возможно, поначалу погибнут все, но когда хотя бы одна бактерия где-то далеко от Земли сможет начать делиться, ты добьешься успеха. Успеха неосознанного, потому что ты даже не узнаешь, что только что выполнил свою миссию. И можешь уже уйти.

Приведенный выше текст является частью авторского сборника научно-популярных статей Анджея Зимняка под названием «Как не умрет человечество», который будет опубликован издательством «Солярис» в апреле. (Действительно вышел из печати в 2008 году. W.)

10. На стр. 4—6 журнала размещена написанная известным польским писателем-фантастом и ученым-химиком Анджеем Зимняком/Andrzej Zimniak статья, которая носит название:

Мы дышим, наблюдаем, говорим, думаем, общаемся – мы попросту живем, не осознавая до конца, в каких удивительных процессах участвует материя, из которой построены наши тела.

В нашей цивилизационной нише мы ежедневно сталкиваемся со взаимоотношениями, используем технологии или совершенствуем их, или направляем свое восприятие на квинтэссенцию обеих видов деятельности, то есть на культуру. Все меньше людей соприкасается с природой, а если и соприкасается, то скорее с позиции моды с культурным уклоном, формулируя такие впечатления: «Ах, какой прекрасный вид, какое пушистое животное, какая плохая погода, ну и странные же существа живут в этих морях!» Другими словами, мы существуем в искусственном мире многоэтажного творения, созданном цивилизацией и сознанием, сознательно дистанцирующимся от знаний о том, что находится у нас под кожей и как это функционирует. А также от созерцания невероятной ситуации, в которой несколько десятков килограммов углерода, водорода, азота, кислорода, фосфора и других элементов специфически соединились сначала на молекулярном, а затем и на макроскопическом уровне, чтобы, наконец, стать основой ососознания существования.

БОГ ИЛИ АТОМ – ВЕЧНЫЙ ВОПРОС

Бог требует веры, а не доказательств, поэтому дилемма мировоззрения выходит за рамки строгого рассуждения. То есть, по выбору автора, за рамками данной статьи. Если, однако, мы ограничимся лишь аспектами сотворения мира согласно взгляду, все чаще принимаемому богословами, разногласий не возникает. Ответ может быть таким: и Бог, и атом. Вначале Бог создал первичную материю, которая продолжает претерпевать изменения по строгим законам физики. Во избежание каких-либо недоразумений уточним, что в таком случае материя была создана по законам физики, именно так, а не иначе, с заложенными в ее структуру атрибутами существования и эволюции. Возможность эволюции как неорганического, так и позднейшего органического вещества была «запечатлена» в нем еще на заре существования, в нулевой точке. Так что может показаться, что если мы начнем наше путешествие с Большого взрыва, нам не нужно уже спрашивать о мировоззрении.

При таком предположении дальнейшие рассуждения позволят атеистам, агностикам и верующим идти рука об руку. Различие взглядов касается лишь особенностей явления сотворения материи – либо в акте творения, либо в самопроизвольном процессе. Вера в творение упрощает дело, потому что, в таком случае «дух с самого начала дремлет в каждом атоме водорода». На последующих этапах эволюции Вселенной водород трансформировался в гелий, создавались туманности и звезды. В звездах и их коронах создавались тяжелые элементы, которые затем разносились при взрывах сверхновых, а затем создавались органические соединения, которые при благоприятных условиях объединялись в более сложные гомеостазы, называемые живыми. Однако как выглядит проблема, если рассматривать модель самопроизвольного создания материи как альтернативу акту творения?

ЧТО БЫЛО ДО БОЛЬШОГО ВЗРЫВА?

Согласно современной теории, материя возникла в результате Большого Взрыва (БВ) примерно 15 миллиардов лет назад, а само это явление не поддается научному описанию и называется сингулярностью. Ученые могут приблизиться к нему со своим аппаратом приблизительного описания до момента, равного 10 -43 секунды от нулевого момента, и это описание становится несколько точнее по прошествии 10-11 секунды. Однако ну и что из того, что нам удалось перескочить через эти (сущий пустяк) 15 миллиардов лет и почти коснуться той точки, с которой все началось, если самое главное скрыто темной завесой невежества, а также беспомощности современной науки? Квантовая теория гравитации, которая была бы быть полезной, еще не разработана, а известно, что в науке один ответ порождает десять новых вопросов. Вероятно, ни один ответ не будет удовлетворительным, просто переведя неопределенность на более высокий уровень абстракции.

Есть попытки ответов, но я отношу их к научной философии, а не к науке. В науке гипотезы должны быть многократно проверяемыми, чего нельзя сказать о квантовом объяснении происхождения. Квантовая физика допускает возникновение отдельных элементарных частиц «из ничего», но никто никогда не наблюдал создания целых молекул, а тем более большой совокупности частиц. Элегантная гипотеза Хартли-Хокинга представляет другой, но столь же философский подход: в нулевой точке создаются не только пространство и материя, но и время, которого не существовало, поэтому вопрос «до» теряет всякий смысл.

Мне кажется, что можно рассмотреть и другую гипотезу, которая ставит под сомнение универсальность сегодняшней физики. В этом нет ничего удивительного, ведь «история науки — это кладбище заброшенных идей», как утверждал Лем. Предположим, что применимая в настоящее время физика работает только в известных нам приложениях, подобно тому, как законы Ньютона позволяют нам предсказывать орбиты планеты с определенной точностью, но в более точных расчетах необходимо учитывать релятивистские эффекты. Почему сегодняшней локальной физике приходится сразу иметь дело с сингулярностью Большого Взрыва, если мы согласны с тем, что неспособны интерпретировать явления, выходящие за рамки нашего опыта? Представим себе, что разумные медузы, живущие во глубине океанских вод и знающие только водный мир, захотели бы понять непостижимое явление замерзания и испарения, т. е. изменения фазы собственной среды. Они старательно пытаются экстраполировать известную им физику жидкостей и успешно применить к этим своеобразным случаям, но у них это не получается, поскольку кристаллическая решетка твердого тела качественно отличается от той сверхплотной жидкости, которую могут себе представить эти медузы. Свойства газа также отличаются от свойств несжимаемой жидкости. Точно так же мы не сможем экстраполировать, потому что ничего не знаем об том предполагаемом «суперкристалле», из которого в нулевой точке могли возникнуть протоны. Конечно, термин «суперкристалл» условен и означает неизвестное состояние материи до Большого Взрыва. Это рассуждение приводит к выводу, что пространство-время и материя могли существовать до Большого Взрыва. И тогда, будут ли они в этом случае вечными? Не нам об этом судить, тем более, что мы не можем много вложить в понятие вечности.

БОГ ИГРАЕТ В ДАРТС?

Забавны предположения некоторых учёных, закладывающих в качестве отправной точки иную массу протона или изменяющих заряд электрона, а затем кропотливо вычисляющих, насколько другой и враждебной по отношению ко всем существам стала бы Вселенная. Всякий раз, когда я читаю об этом, я представляю себе седобородого старика у машины, полной циферблатов, который наугад устанавливает какие-то значения, а затем тянет за рычаг, создавая еще один более или менее успешный мир.

Мы не имеем права делать подобные предположения. Да, частицы идеального газа движутся хаотично, и величины импульса и массы взаимно размыты, но нигде, ни на Луне, ни на Марсе, ни в Туманности Андромеды, мы не нашли полукилограммового протона или электрона с зарядом грозовой тучи. И ничего меньшего, чем то, что существует вокруг нас. Здесь нет произвольных параметров, а есть точно определенные величины, вытекающие из природы единственной известной Вселенной.

Если смешать несколько химических соединений, они вступят в реакцию определенным образом, каждый раз образуя в одних и тех же условиях

одну и ту же равновесную смесь. И хотя математически количество комбинаций соединений может быть гораздо большим, в эксперименте мы получим конкретные, наиболее устойчивые в данных условиях продукты. Этот результат иллюстрирует повторяемость и предсказуемость поведения материи. Почему так происходит?

Химическую молекулу можно представить себе как некое конкретное образование с несколькими твердыми ядрами, наделенными положительным зарядом и окруженными отрицательно заряженным электронным газом с плотностью, зависимой от места. При более строгом подходе к модели скажем, что концентрация электронного газа в конкретном месте пропорциональна плотности вероятности нахождения электрона в этом месте (уфф, ах уж эта квантовая механика). После смешивания молекул различных соединений ядра и электронные оболочки перестраиваются таким образом, что энергия новой системы оказывается наименьшей, а сумма энтропии новых соединений и окружения наибольшей. Поскольку такое состояние только одно, мы получаем заданную смесь продуктов. Представленная модель является упрощением, но она хорошо подходит для изложенных здесь соображений.

Итак, скажем так: Бог играет в дартс, но дротики движутся по определенным правилам.

ТВОРЧЕСТВО МАТЕРИИ?

Все еще немного упрощая, мы можем сказать, что строительными блоками материи являются протоны и электроны, а все элементы, то есть вся система Менделеева, состоят из этих основных строительных блоков. В свою очередь, элементы соединяются, образуя химические соединения, но не стохастически, а по правилам сродства – как я уже говорил выше, обычно образуя одни и те же соединения в определенных пропорциях и в одних и тех же условиях. Химические соединения обладают повторяемыми физическими и химическими свойствами, например капли воды кристаллизуются в симметричные снежинки, сохраняя идеальную и простую геометрию.

Двуокись углерода, вода и азот соединяются, образуя органические соединения в определенных реакциях. Содержалась ли информация обо всем этом в исходных протонах и электронах?

Похоже на что-то такое, хотя в настоящее время мы не можем обнаружить такую информацию, а тем более измерить и количественно оценить ее. Но материя с начала, с самого Большого Взрыва (а может, даже раньше, если существовала в другой форме) имеет особенности, позволяющие ей претерпевать циклы трансформации, приводящие в итоге к созданию огромного количества точно определенных химических соединений. В том числе нуклеиновых кислот и белков.

Давно известно, что если позволить стаду обезьян воспользоваться клавиатурой пишущей машинки, через какое-то время появится «Гамлет». Проблема в том, что это время должно быть достаточно продолжительным, намного более долгим, чем время существования Вселенной.

Это пример стохастического решения, применение которого в химических реакциях ограничено именно молекулярным сродством.

Так уж оно есть, что некоторые молекулы при определенных условиях реагируют охотнее других, упорядочивая атомы в выгодных конфигурациях. Аминокислоты могут образовываться и в неживой среде, а соединение в олигонуклеотидную цепь пуриновых оснований, сахаров и фосфатов является энергетически и энтропийно выгодным процессом.

Так почему же в природе не существует спиральных нитей ДНК, способных образовывать полипептиды? Конечно, это все равно будет эволюционно необработанной, неоживленной материей, но важный шаг в правильном направлении будет сделан.

(Окончание следует)

Итак, дело у нас дошло до романов (или повестей – тут уж у кого какие критерии) Альфреда Шклярского из цикла «Приключения Томека Вильмовского», самого популярного в творческом наследии писателя.

В поисках того самого пристенка, откуда можно танцевать, я наткнулся на очень интересную (по меньшей мере для меня самого) серию статей «Вильмовский годы спустя» (“Wilmowski po latach”), с которой можно познакомиться по такому вот адресу https://esensja.pl/ksiazka/publicystyka/?... В этих статьях (опять же скорее заметках) Войцех Голомбовский/Wojciech Goląbowski излагает свои читательские впечатления от этих книг. А это в данный момент самое то – можно сравнить читательские впечатления читателя-поляка с впечатлениями русскоязычного читателя, которых, в общем-то, на ФАНЛАБЕ хватает. Ну и чуточку их расширить или прокомментировать.

Напомню, что первый том серии носит название „Tomек w krainie kangurów/Томек в стране кенгуру” (1957). А посвященная ему заметка Голомбовского называется:

Завязка сюжета «Томека в стране кенгуру» (1957) – первого произведения из серии приключенческих романов о Томаше Вильмовском – стремительно разворачивается в школьной среде, чем напоминает книги Эдмунда Низюрского. Однако мы сразу же получаем информацию о месте и времени действия, исторической подоплеке и возрасте главного героя: это Варшава 1902 года, при русском (царском) правлении, где четырнадцатилетний белокурый мальчик учится в четвертом классе гимназии. Столь же гладко и быстро обрисована житейская ситуация Томека: он воспитывается своим дядей после того, как отец, преследовавшийся за антигосударственную (то есть против России) деятельность, бежал за границу, а мать через два года после этого события умерла. Он прилежный ученик, и только из-за унаследованной от отца неприязни к царизму не является лучшим учеником в классе.

Вскоре мы знакомимся с первым из группы других главных героев: путешественником Яном Смугой. Он отвозит мальчика к его отцу Анджею (в Триест, тогда входивший в состав Австро-Венгерской империи), а затем вся группа, в которую, помимо Томека, Смуги и его отца, входит также боцман Тадеуш Новицкий, варшавянин, который быстро подружился с Томеком, отплывает в Австралию, чтобы ловить для зоопарков кенгуру и других диких животных. С этого момента и начинается собственно приключенческая история.

А вместе с нею, к сожалению, и цепочка длинных, скучных фрагментов, которые выглядят так, будто их скопировали прямиком из энциклопедий и других научных книг: исторических, этнографических, географических и касающихся биологии, в основном зоологии. Томек предстает перед читателем как образованный, но в то же время открытый для дальнейшего обучения мальчик, а все взрослые персонажи — как ходячие сокровищницы скрупулезных знаний: то об истории и географии местности, в которой они аккурат сейчас находятся, то о тамошней флоре и фауне. Мальчик то и дело о чем-то спрашивает, поэтому утомительные в конечном счете описания составляют большую часть не только повествования, но и диалогов, становящихся по этой причине почти что монологами.

Томек оказывается не только умницей, но и отличным стрелком – за несколько недель, обучаясь стрельбе с нуля, он становится чуть ли не снайпером. Не раз и не два он проявляет взрослую храбрость и хитрость, становясь героем в полном смысле этого слова. К счастью, автор оставил ему несколько черт его возраста, таких как неопытность, когда он засыпает, не защищенный от палящего полуденного солнца, или юношеская склонность к непослушанию, которая приводит паренька к неприятностям. Без этого идеальность Томека, вероятно, стала бы невыносимой.

В конце романа Томек также встречает еще одну персону, которая будет играть важную роль в следующих томах — Салли Аллан, девушку с австралийской фермы — а также обретает верного друга по кличке Динго (помесь домашней собаки и дикой австралийской собаки динго, в честь которой он и назван).

Чтение скрашивает множество хороших иллюстраций, изображающих то персонажей в действии, то животных, на которых они охотятся. Также в книге находится карта этого самого маленького земного континента, на котором разворачивается действие, с отмеченными на ней наиболее важными для сюжета местами.

Помню, когда я был ребенком, «Томек в стране кенгуру» произвел на меня большое впечатление. Вся семья лихорадочно искала в книжных магазинах и на лотках, раскидывавшихся по случаю различных праздничных гуляний, очередные тома серии (в результате чего, среди прочего, мною был получен автограф Альфреда Шклярского с личным посвящением). Сегодня, перечитав роман, я вижу, что звезда его, кажется, померкла. Недостатки, о которых говорилось выше, стали еще более очевидными. Возможно, из-за обеспечения легкого доступа ко всяческой информации, возможно, благодаря телевидению Австралия перестала быть такой экзотической, а возможно, наконец, при сравнении с книгами, написанными сегодня, этот роман кажется не более чем средним?..

Рассказывают, что машинописный текст первого «Томека» Шклярский отдал своему начальнику для прочтения и, среди прочего, оценки возможности издания. Начальник, который никогда не опаздывал на редакционные совещания, на следующий день лишь в последнюю минуту вбежал весь встрепанный в кабинет, где его терпеливо дожидались сотрудники, окинул их ошалелым взглядом, остановил взгляд на Шклярском и возопил: «Пан Шклярский, что вы наделали! Посмотрите, как я выгляжу!». Оказалось, что он всю ночь читал рукопись романа и даже утром не смог от нее оторваться, пока не дочитал до конца…

И, тем не менее, когда первый «Томек» был в 1957 году издан, он не имел читательского успеха. Книга была напечатана тиражом 20 тысяч экземпляров. Министерство образования закупило 5, 5 тысяч экземпляров для публичных библиотек. Год спустя после начала продажи в магазинах все еще стояли на полках 5 тысяч экземпляров. Шклярский проанализировал рынок и пришел к выводу, что причина таких плохих продаж – в жутком графическом дизайне (обложки и иллюстрации рисовал МЕЧИСЛАВ СЕРВИН-ОРАЦКИЙ). Обложка выглядела так, словно на нее пролили фиолетово-синие чернила, на этом фоне едва виднелись бледно-желтые очертания Австралии и силуэт некоего анемичного паренька в бесформенных обносках и с деревянной винтовкой за спиной. Словом, сплошная убогость и никаких головокружительных приключений, все типично серое, столь характерное для 1950-х годов.

Однако Шклярский (и с его подачи редакция) нашли-таки палочку-выручалочку. Ею оказался молодой художник-график, живописец и скульптор ЮЗЕФ МАРЕК, который в 1952 году защитил дипломную работу в мастерской КСАВЕРИЯ ДУНИКОВСКОГО краковской Академии изящных искусств и в том же году занял должность эксперта-оценщика Министерства искусства и культуры, на которой и пребывал вплоть до 1989 года. В издательстве “Śląsk” он подрабатывал иллюстрированием печатавшихся там книг, почему и попался на глаза Шклярскому.

«Шклярский дал мне одну главу “Томека”. Я интуитивно чувствовал, чего хотел от меня автор. Ему нужны были такие иллюстрации, которые помогли бы ему продать книгу. У него уже нож был приставлен к горлу. Он написал хорошую книгу, а продавалась она плохо. Через несколько дней я принес Шклярскому несколько рисунков. И бомба рванула! Вот и все, я попал в цель – дал то, что было ему по вкусу. Позже Шклярский показал мне ящик стола, битком набитый рисунками, потому что он многих графиков просил нарисовать ему обложку. Но их работы ему не нравились».

Яблочко яблочком, но поначалу МАРЕК считал эту работу чуть ли не каторжной, поскольку думал, что его насильно приставили-привязали к писателю, не дав ему выбора. Позже он об этом уже не жалел, хотя изначально ему приходилось нелегко. «Недостатка в критиках моих иллюстраций не было, — вспоминал художник. – Я, например, рисовал лошадь, а меня обвиняли в том, что я не то что хорошего коня, даже последнюю клячу в жизни не видел.

Полагаю, некоторые люди завидовали Шклярскому, потому что тот делал великолепную карьеру. “Томеки” шли как вода, и пошли разговоры о том, что мы докопались до золотой жилы». И далее: «Шклярский был очень требовательным и уделял безумное внимание мелочам. Когда герой стрелял из нагана, то я не имел права нарисовать кольт. И мне приходилось перекапывать архивы, бродить по музеям, потому что наган должен был быть наганом, а варан – вараном. Мы часто встречались в доме писателя за чашечкой кофе. Иногда он еще не успевал написать главу до конца и рассказывал мне о том, что в ней происходит. И я делал иллюстрацию “втемную”, а Шклярский, держа ее перед глазами, дописывал текст. Иногда я говорил ему, как я представляю себе персонажей. Ян Смуга был великаном в представлении Шклярского, а мне он казался невысоким, но жилистым мужчиной с черной бородкой. Писатель посмотрел на рисунок и принял его без слова протеста. Однако повторю это: он всегда был очень требовательным. Случалось, я делал одну и ту же иллюстрацию много раз, и все равно ему что-то не нравилось.

Интересным опытом для меня стало изменение Томека с возрастом. Читатель знакомится с ним его детстве, затем Томек становится юношей и, наконец, мужчиной. Я должен был показать все эти трансформации в рисунках».

Это подтверждает поклонник и знаток творчества писателя Войцех Жукровский: «Шклярский сам выбирает иллюстратора, находит ему фотографии в атласах животных, заставляет его добросовестно копировать из этнографических таблиц оружие и экипировку, потому что австралийский утконос не смеет быть уткой на четырех ногах, а гвинейское духовое ружье с отравленными стрелами – отечественной свирелью. Это тяжело, приходится жертвовать искусством импрессионизма ради точности изображения».

Собственно, лед сломала вторая книга серии, проиллюстрированная ЮЗЕФОМ МАРЕКОМ, после чего издательство переиздало первую, проиллюстрированную им же. Ну а дальше понеслось: «Томек в стране кенгуру» был переиздан (указываю лишь те даты, о которых знаю): в 1966 (IV-е изд.), 1969, 1973, 1975, 1976, 1983, 1987, 1991, 1993, 1995, 1996, 1997, 1998, 1999, 2000, 2001, 2002, 2003, 2004, 2005, 2006, 2007, 2008, 2009, 2010, 2011, 2012, 2013, 2014, 2015, 2016 (2 изд.), 2017, 2018, 2021, 2022. Обложки твердые и мягкие, формат стандартный и карманный. Давайте посмотрим ну хотя бы издание 1976 года.

А вот карманное, в мягких обложках, VI издание (I массовое) 1973 года…

Ну и еще несколько: издание 1969 года

Издание 1987 года

Издание 1991 года

В новом веке «Томеков» издает издательства “Muza”.

Издание 2005 года (иллюстрации ВЕСЛАВА ЗЕМБЫ).

Давайте заглянем вот в это серийное издание 2016 года изд. “Olesiejuk” (по копирайту “Muza”) (внутренние иллюстрации МАЦЕЯ КРЫВИЦКОГО/Maciej Krywicki и ВЕСЛАВА ЗЕМБЫ/Wieslaw Zeba)

Еще пара изданий: 2017 (иллюстрации ГАБРИЭЛИ БЕСЛИ и ЗБИГНЕВА ТОМЕЦКОГО) и 2021 годов

Издания книги на русском языке – это отдельная песня, и мы, пожалуй, споем ее в другой раз…

(Продолжение следует)